Текст книги "Дочери Рима"
Автор книги: Кейт Куинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)
– Нерон опустошил казну. Мы должны радоваться, что нашелся тот, кто пытается заново ее наполнить.
– Ну, это не добавляет ему народной любви. Впрочем, лично тебе это только на пользу. Когда Гальба умрет, а в его возрасте люди недолго живут, народ будет восславлять Пизона как бога.
– Марцелла, умоляю тебя, тише!
– Но это же правда, Корнелия! А я всегда говорю правду, во всяком случае, моей сестре. – Марцелла подняла кубок. – Или лучше сказать, моей будущей императрице?
– Не говори так. – Императрица… Корнелия решительно изгнала из головы все мысли об этом.
Ответом ей стала понимающая улыбка Марцеллы. Увы, ей ни за что не обмануть младшую сестру. Неудивительно, что люди почти всегда считали, что Марцелла старшая из них двоих: на пол-ладони выше ростом, стройная и величественная, как храмовая колонна. Или статуя, высеченная из голубого льда умелым скульптором: гордая голова, увенчанная короной каштановых волос, правильные черты, спокойный, уверенный взгляд. Она выглядит даже более величественно, чем я. О, боги, почему вы не даровали мне такой нос, как у нее?
– Тебе следует поговорить с Цизонием Фругом, Марцелла. Он прекрасно отзывался о твоем муже. Если я не ошибаюсь, они были трибунами в Совете двенадцати. Думаю, он мог бы сделать что-нибудь для Луция, чтобы тот продвинулся на поприще служения Риму.
– Луций сам способен позаботиться о своем будущем, – пожала плечами Марцелла. – Мне доставляет куда большее удовольствие наблюдать за тем, как ты пытаешься очаровать присутствующих.
– Но Луций такой милый! И мне не понятно, почему ты всегда так холодна с ним. Я не слышала от тебя ни одного доброго слова в его адрес!
– Видишь ли, это я замужем за ним, а не ты. – Взгляд Марцеллы скользнул за плечо Корнелии. – О, великая Фортуна! Неужели эта ужасная Туллия направляется прямо к нам? Скорее спрячь меня!
– Ты всегда так! – рассердилась Корнелия. – Нисколько не изменилась с детских лет. Сама исчезаешь, а меня оставляешь расхлебывать неприятности. Туллия, как я рада видеть тебя!
Наконец солнце село, вино в кубках иссякло, и вскоре гости стали потихоньку выходить за ворота, чтобы принять участие в заключительной свадебной церемонии. Корнелия взяла мужа за руку и потащила к выходу, чтобы тоже присоединиться к ней. Процессию возглавили Лоллия и сенатор Виний. Рабы бросились вперед, чтобы во имя будущего процветания и достатка осыпать новобрачных грецкими орехами – знаком плодородия – и монетами. Когда муж перенес Лоллию через порог нового дома и опустился на колени, чтобы в первый раз зажечь огонь в очаге, Корнелия вместе с остальными разразилась рукоплесканиями. Ликующие юные девушки выстроились в очередь за свадебным факелом. Лоллия нарочно бросила его Диане. Та смерила ее недовольным взглядом.
– …должны пойти со мной, – простонала Лоллия, обращаясь к Марцелле и Диане, когда к ним подошла Корнелия. Наконец гости, в очередной раз поздравив новобрачных, потянулись длинной вереницей из дома сенатора Виния на улицу. – Уверена, там будет так же весело, как в Гадесе… Корнелия, Виний вздумал затащить меня во дворец, на обед к этому старому брюзге Гальбе. Обещай мне, что ты тоже туда придешь и будешь недовольно смотреть на то, что мы пьем слишком много вина…
– Конечно, приду, – с улыбкой пообещала Корнелия. – Мы с Пизоном уже получили приглашение. Я, пожалуй, надену синее…
– Только не синее! – выпалила Диана. – Ненавижу синий цвет. Но если мы пойдем туда все вчетвером, нам стоит надеть платья одинакового цвета.
– Почему? – Марцелла и Корнелия встретились глазами над головой Дианы и обменялись понимающими взглядами. Впрочем, сама Диана этого даже не заметила.
– Потому что мы совсем как упряжка колесницы, – объяснила Диана. – Корнелия – коренная. Она медлительная, но на поворотах несокрушима, как скала. Марцелла – пристяжная. Затем Лоллия, она быстрая, но безумная. С другой стороны – я. Самая быстрая, самая стремительная из всех.
– Почему же я медлительная? – удивилась Корнелия, и сестры рассмеялись. Виний нахмурился.
– Пойдемте, мои дорогие, – произнесла Лоллия и, перехватив взгляд мужа, простонала: – Бедная я, потому что худший день моей жизни уже настал.
– Не надо грубить, – пожурила ее Корнелия.
– Он него пахнет прокисшим молоком, – сообщила Марцелла. – Его вряд ли хватит надолго.
– Он за кого, за «красных»? – поинтересовалась Диана.
Стоя у двери дома, Лоллия, на прощание поцеловала сестер. Корнелия взяла мужа за руку и, когда обернулась, чтобы помахать на прощание сестре и кузине, увидела, что Диана в сердцах швырнула свадебный факел в канаву.
– Очень хорошая свадьба, – похвалил Пизон и поднял руку. Заметив его жест, рабы тотчас поспешили к нему, неся паланкин. – Надеюсь, что муж, пребывающий в зрелом возрасте, образумит Лоллию.
– Сомневаюсь, что он сможет долго учить ее уму-разуму.
Наконец к ним приблизился паланкин. Корнелия приняла протянутую руку мужа и, забравшись в носилки, задернула розовые шелковые занавески, чтобы внутрь не проникал желтый свет уличных факелов.
– Как только сенатор Виний попадет в опалу, дед Лоллии в ту же минуту заставит ее развестись и выдаст замуж за кого-то другого.
Пизон дал носильщикам знак трогать, и носилки, покачиваясь на плечах шестерых галлов, двинулся вперед, в ночь. Занавески трепетали на ветру, и на орлиный нос и волевой подбородок любимого мужа упала полоска света от уличных факелов. Корнелия улыбнулась. Пизон улыбнулся в ответ и пересел с одной стороны носилок на другую, чтобы взять ее за руку. Носильщики тотчас почувствовали, как сместился вес, и приподняли один угол паланкина чуть выше, чтобы было удобнее нести юную матрону и ее супруга.
– Я сегодня ходила в храм Юноны, – призналась Корнелия.
– Правда? – удивился Пизон.
Неужели он напрягся или ей только показалось?
– Да. Я пожертвовала свинью. Думаю, это лучше, чем жертвовать гуся.
– Тебе виднее, дорогая. – За восемь лет брака он ни единым словом не упрекнул ее за то, что она так и не смогла подарить ему сына или дочь.
Иногда мне хочется, чтобы он это сделал, подумала Корнелия, а вслух произнесла:
– Свадебный факел поймала Диана. Значит, она следующей выйдет замуж.
– Чтобы заставить ее надеть красную фату, придется приложить немало усилий, – улыбнулся Пизон. – Лоллия успеет обзавестись четвертым мужем, прежде чем Диану заставят выйти замуж в первый раз.
– Для Лоллии мужья подобны новым платьям. – Неожиданно носильщики остановились. Пизон слез на землю первым. Увидев мерцающий огонь факелов перед воротами их дома, Корнелия подобрала подол платья, чтобы последовать за ним. – Она каждый сезон приобретает себе новое, а старое выбрасывает.
– Она одна из новых жен. – Пизон подал Корнелии руку, помогая выйти из паланкина. – Жен старого республиканского образца уже почти не осталось, моя дорогая, – с улыбкой добавил он.
Они вместе зашагали через двор, и Корнелия крепче сжала руку мужа. В большинстве домов рабы уже давно бы дремали, прислонившись к стене, но только не рабы Корнелии. Несмотря на поздний час все как одни бодрствовали, дожидаясь возвращения хозяев. Как и положено, они тотчас приняли у них плащи и поднесли кубки с подогретым вином. Настенные светильники отбрасывали блики на длинный ряд бюстов, изображавших предков хозяев дома. Каждый такой бюст занимал отдельную нишу. Вдоль одной стены выстроились бюсты предков Пизона – его родословная уходила в глубь истории, к Великому Помпею и Марку Крассу. Изваяния предков Корнелии занимали ниши противоположной стены. Род Корнелиев вел начало от этрусков. Самым последним бюстом в ряду был бюст самого Пизона, высеченный отцом Дианы, – тот увлекался изготовлением изваяний, и мраморный портрет Пизона был его свадебным подарком. Он сделал губы чересчур тонкими, как будто Пизон недовольно их поджал, подумала Корнелия.
– Лоллия – воплощение жены нового типа, – повторил Пизон, обнимая супругу за талию, как только рабы покинули опочивальню. – Я же счастлив тем, что у меня есть моя верная Корнелия.
Корнелия ответила ему слабой улыбкой. Да, Лоллия непостоянная жена, тщеславная, ветреная и легкомысленная. Зато боги наградили ее ребенком. У нее есть трехлетняя дочь, Флавия Домицилла, хорошенькая, как солнечный лучик. Вот и сегодня во время свадебного пира Корнелия на руках отнесла Флавию в расположенную наверху опочивальню, потому что в самый разгар веселья малышка неожиданно уснула. Отцом Флавии был первый муж Лоллии, прославленный полководец Тит Флавий. Впрочем, он был слишком занят положением дел в своих легионах, чтобы уделять время маленькой дочери. Неудивительно, что как только брак Флавия и Лоллии распался, девочка осталась с матерью.
А ведь она даже не хотела, чтобы Флавия появилась на свет.
– Я же была так осторожна! – пожаловалась Лоллия, когда выяснилось, что она беременна. – И как только такое могло случиться? Да и кто знает, от кого этот ребенок, от Тита или от кого-то еще? Будем надеяться, он будет похож на моего законного мужа.
Корнелии и тогда стоило немалых усилий, чтобы сдержаться и не отпустить по этому поводу колкость.
Еще одной Корнелии в их роду однажды пришлось отвечать на вопрос, почему она не носит драгоценностей. Та Корнелия прижала к себе детей и сказала, что они и есть ее драгоценности.
Я ведь тоже вполне скромна в том, что касается украшений. Корнелия сняла ожерелье и принялась раздеваться. Так почему же у меня нет сыновей?
Марцелла
Императора Гальбу боги наградили резким, лающим голосом, который больше подходил для команд на военном плацу, чем для утонченных бесед за пиршественным столом. Принцепс говорил короткими, отрывистыми фразами, и, когда в полночь Марцелла спустилась с носилок, она уже точно знала, какими словами опишет нового императора Рима.
– Марцелла, так негоже вести себя на пирах, тем более в императорском дворце! – отчитала ее Туллия, когда они вошли в дом. – Нельзя сидеть, постоянно мечтая о чем-то своем, и не слушать гостей. Жене сенатора Лентулла пришлось трижды обратиться к тебе, прежде чем ты соизволила обратить на нее внимание…
– А ведь сенатор Лентулл – нужный для меня человек, – вмешался в разговор брат Марцеллы Гай. – Он поддержал мое предложение о строительстве акведука.
– … и, кроме того, у тебя долг перед семьей. Не забывай об этом, когда ты находишься на таких приемах, – добавила Туллия и, сбросив паллу в руки рабыне, приказала зажечь в доме светильники. Затем недовольно посмотрела на Гая, потребовавшего принести ему вина, после чего продолжила изливать поток жалоб: – На таких приемах бывает много важных людей, которые могут помочь твоему брату продвинуться по службе, и ты просто обязана этому способствовать, – Гай, умоляю тебя, не надо больше вина! – каждой такой возможности. Не говоря уже о твоем собственном муже. Пусть он сейчас находится в Иудее, но ты все равно могла бы ему посодействовать! Может, даже устроить званый ужин от его имени. Дед Лоллии постоянно устраивает за свой счет приемы от имени Пизона в знак благодарности за небольшой пересмотр сенатских законов о торговле…
– И потому вы все смотрите на него свысока, – отозвалась Марцелла. – Как это благородно с вашей стороны!
– Прекратите… – начал было Гай. Увы, закончить фразу ему не удалось. После того как он женился на Туллии, та постоянно обрывала его, не давая раскрыть рта.
– Не задирайся, Марцелла, – в голосе Туллии слышалась неприязнь. Ее сандалии звонко цокали по мозаичным плиткам пола. – Интересы семьи для меня важнее всего.
– Между прочим, ты член нашей семьи еще меньше года, – заметила Марцелла. Туллия была замужем за Гаем всего десять месяцев, но всем в доме казалось, будто прошло целых десять лет…
– Да я за десять минут делаю для рода Корнелиев больше, чем ты за всю свою жизнь! – вспылила Туллия.
– Например, доводишь до самоубийства? Что ж, ты на правильном пути. – С этими словами Марцелла ушла прочь, прежде чем гадюка-золовка успела что-то ей ответить.
Родовое гнездо Корнелиев. Сумрачный, величественный дом. Заметно подновленный за последние несколько лет благодаря деньгам деда Лоллии. Хотя большинство членов семьи старательно этого не замечает, вернее, делает вид, что не замечает. Прекрасный дом. В каждой вазе, в каждом узоре стен таится история великих лет и судьбы многочисленных представителей древнего рода, которые безмятежно ходили по этим залам. Правда, Туллия умудрилась загубить сады, насажав на каждом шагу жесткие заросли пронзительно яркого дельфиниума. По ее же настоянию повсюду расставили безвкусные статуи нимф. Однако даже эти новомодные штучки были бессильны испортить очарования старого дома.
Но это не мой дом. Во всяком случае, больше не мой. Будь то замужем или в девичестве, Марцелла никогда не имела своего собственного дома.
– Я редко бываю в Риме больше четырех месяцев в году, – сказал, пожав плечами, ее муж, Луций Элий Ламия сразу после их свадьбы. – Зачем мне попусту тратиться на свой дом? Мы на время останемся жить в доме твоей семьи, пока я не получу в Риме достойный пост. – Однако за четыре года брака пост для Луция почему-то так и не появился, и Марцелла никогда не покидала родительский дом, в котором родилась и выросла.
Это не слишком тяготило ее в те дни, когда был еще жив ее отец. Корнелий Корбулон пребывал в далекой Галлии, вечно в разъездах, вечно озабоченный состоянием своего легиона, чтобы интересоваться жизнью дочери. Гай же был постоянно занят тем, что пытался быть достойным отца. Так что Марцелла взяла на себя обязанности хозяйки дома и быстро приучила рабов и домочадцев к своим требованиям. Однако Нерон вскоре избавился от их отца. Удача упорхнула в окно, и на какое-то время их уделом стало безденежье. Так было до тех пор, пока главой семьи не стал Гай, взяв в жены Туллию, женщину из прославленного и богатого рода, и главное, с широкими связями. А после этого…
– Марцелла должна вести себя надлежащим образом, поскольку живет под нашей крышей, – поспешила объявить новая жена Гая своим неприятным, пронзительным голосом, похожим на грохот повозки по мощенной булыжником мостовой. – Молодая жена, муж которой подолгу живет вдали от нее, – она, как бочка с медом, манит к себе мотов и распутников. А после того случая с императором Нероном несколько месяцев тому назад…
– Туллия… – Гай украдкой покосился на сестру. – Пожалуй, нам не следует…
– Гай, еще как следует! Это твой долг, охранять репутацию сестры, а долг Марцеллы – безропотно подчиняться тебе.
– Я замужняя женщина, – запротестовала Марцелла. – Мой единственный долг – подчиняться мужу.
– Которого здесь нет. Кто же еще может занять его место, как не твой брат?
Абсолютно никто. В этом и заключалась вся прелесть: пока Луций находился вдали от дома, а отец участвовал в нескончаемых военных походах, Марцелла была предоставлена самой себе. А значит, рядом с ней не было никого, кто стал бы возражать против того, что она часами просиживает за столом, читая или что-то сочиняя сама. Ей удавалось на несколько месяцев кряду забыть о том, что у нее вообще есть муж и отец… Но от Туллии никуда не деться. Вот и сейчас жена Гая впилась в нее кровожадным взглядом хищницы.
– Луций Элий Ламия вверил нам заботу о тебе. Ты в моем доме, и когда ты ешь мою пищу, то должна следовать моим правилам!
– В твоем доме? – парировала Марцелла. – Вообще-то здесь хозяин Гай, а не ты.
– А если хозяин и его жена говорят с одного голоса?
– Я вообще не слышу голоса Гая после того, как он женился на тебе, Туллия. Неужели у него еще остался язык?
Выскажи ей свое недовольство Гай, то у Марцеллы нашлось бы, что ответить ему. Она быстро победила бы его своими спокойными доводами. Неважно, глава семьи или нет, обладает законными правами или нет, ему все равно далеко до меня. Но если Гай был шелковой рукавицей, то Туллия определенно была железным кулаком, на который та была натянута, и вместе взятые они имели на своей стороне законы Рима. Деньги, долг, традиция, – этим тройным захватом они загнали Марцеллу в угол.
– Как только Луций вернется из Иудеи, я заставлю его обзавестись собственным домом, – сообщила она Корнелии на прошлой неделе. – Хотя он и не слушает меня, на этот раз я непременно добьюсь своего. Этот скупердяй обязан мне!
– Не стоит так говорить о муже.
– Это почему же? Он не заслуживает добрых слов. К сожалению, нам не всем посчастливилось полюбить тех мужчин, которых отец выбрал нам в мужья.
– Взлелеять любовь – нелегкое дело, – ответила ей сестра. – Честно тебе признаюсь, я никогда не видела, чтобы ты пыталась хотя бы что-то для этого сделать. Если бы ты старалась помочь Луцию продвинуться по службе, внимательно выслушивала его, подарила бы ему ребенка или даже двух…
– Это ты хочешь иметь детей, а не я. Я лучше заболею оспой, чем забеременею.
После этого их разговора Корнелия больше не возвращалась к этой теме, так же, как и Марцелла. Она могла позволить себе посмеиваться над ямочками на щеках сестры, над ее нудными нотациями, над высокопарным тоном, каким та говорила в минуты гнева, но никогда больше не заводила разговора о детях. Каждый раз, когда Корнелия навещала Лоллию, ее взгляды все чаще привлекала малышка Флавия. Нет, дети – это не для меня, подумала Марцелла. Но я пообещаю Луцию, что готова родить ребенка, если только он подарит мне собственный дом.
А пока до его возвращения в Рим у нее будет лишь ее таблинум: письменный стол – весь в царапинах, уставленный бесчисленными чернильницами, перья да полки со свитками и бюстом Клио, музы истории. Отец Дианы, этот странный патриций-скульптор, подарил его ей на девятнадцатилетие. Любимый таблинум. Возможно, он невелик и густо покрыт пылью, но все равно, он принадлежит только ей.
Марцелла решительно выбросила из головы придирки Туллии и, пододвинув стул ближе, потянулась за восковой табличкой. Мраморная Клио у нее над головой безмятежно устремила в пространство взгляд безжизненных глаз. Рука Марцеллы начертала новый заголовок: Сервий Сульпиций Гальба, шестой император Рима. Человек благородного происхождения и долгой службы. Высокий лоб, указывающий на ум, гордая осанка, свидетельствующая о самодисциплине. Решительный взгляд – это хорошо. Рим любит решительных императоров. Плотно поджатые губы – признак скупости, это не так хорошо. Император может быть жестоким или даже безумным, но обязательно должен быть щедрым. До Марцеллы доходили слухи о том, что Гальба отказался даже платить своим преторианцам положенное вознаграждение.
– Наверно, он прав, – одобрительно высказалась Корнелия, когда услышала об этом. – Гальба стремится укрепить дисциплину в легионах. И потому более жестко требует выполнения воинского долга.
– О, это достойно восхищения! – с издевкой в голосе согласилась Марцелла. – Легионы ведь любят, когда с них дерут три шкуры.
Преторианцы, которых я видела на свадьбе, те самые, что сопровождали Гальбу, выглядели довольно угрюмо.
Марцелла задумалась над тем, стоит ли ей перечислять достижения императора Гальбы в строгом порядке. Хотя, какой смысл писать о прошлом императора? Его всего лишь несколько месяцев назад объявили живым богом, а, как известно, первое, что делают императоры после восшествия на трон, это заново переписывают свое прошлое.
Марцелла отложила стило и посмотрела на полку, на которой выстроился ряд аккуратных свитков. Возможно, женщина и не в силах влиять на ход истории, но вполне способна наблюдать за ним, осмысливать его и записывать. Марцелла уже написала историю предыдущих римских императоров – от Божественного Августа до безумца Нерона. Какой упадок! Гальба вряд ли окажется лучше Нерона. Рукописная история Нерона была самым свежим ее сочинением. Свиток с ней лишь недавно поставлен на полку и даже не дописан до конца. Сегодня утром Марцелла, ощущая приятную бесстрастность, описала смерть Нерона. В конце концов историк не должен окрашивать личным отношением к происходящему то, что описывает. Корнелия Секунда, известная как Марцелла, с удовольствием мысленно представила себя: глубоко безучастная и бесстрастная наблюдательница истории.
Впрочем, бесстрастно относиться к Нерону было… нелегко.
– Тот случай во дворце, – обратилась Туллия к Марцелле вскоре после того, что произошло. – Это наверняка было ужасно, моя дорогая. Расскажи мне, прошу тебя.
– Нужно ли?
– Всем нам иногда требуется внимательное ухо.
– Разве?
– Марцелла! – оборвала ее Туллия, оставив напускную наивность. – Не задирайся!
– Почему бы нет? – улыбнулась Марцелла. – Ты ведь тоже постоянно грубишь мне.
– Я не…
– Хочешь знать все подробности об императоре Нероне, Туллия? Как у него пахло изо рта? Какой помадой он намазывал волосы?
– Просто я…
– Я уверена, что ты жаждешь услышать всевозможные сальные подробности, но я не собираюсь тебе ничего рассказывать.
Оскорбленная в лучших чувствах, Туллия удалилась, чтобы нажаловаться на нее мужу.
– Гай, ты не поверишь, но твоя сестра так со мной разговаривала!
Действительно, какой смысл сейчас размышлять о Нероне? Теперь у нас есть Гальба. У старика нет своих детей и, похоже, он объявит своим преемником на императорском троне мужа Корнелии Пизона. Марцелла улыбнулась, вспомнив, как ее сестра с царственным видом шагала сквозь толпу гостей на свадьбе у Лоллии. Своей гордой осанкой она затмевала даже собственного супруга. По сравнению с ней, державший ее за руку Пизон казался жалким и невзрачным. Случись ему стать императором, мы впервые получим на троне жуткого зануду.
– Марцелла! – Капризный голос брата вернул ее из мира грез в реальный мир. – Рабы из рук вон плохо почистили мозаичную плитку. Ты их выбранила за это?
– Это больше не моя забота, Гай. – Марцелла даже не подняла глаз на брата, когда тот, пригнувшись, чтобы не задеть дверной косяк, вошел к ней в таблинум.
– Да, но Туллия прикажет их за это выпороть. Они же это сделали не нарочно. Так что поговори лучше с ними сама.
– Ну, хорошо. Хотя ты сам знаешь, что если Туллия узнает об этом, то закатит за обеденным столом сцену и обвинит меня в том, что я занимаю ее место. Как будто мне есть дело до этих жутких ваз и чистых полов, подумала Марцелла. – Ты мог бы найти себе жену и получше, Гай.
– Ничего подобного, – отрезал Гай. – Отец сам выбрал ее для меня, еще когда был жив.
– И, разумеется, его выбор был безупречным? – не удержалась и подпустила очередную шпильку Марцелла. Корнелия и Гай несомненно были готовы помнить отца именно таким. В их глазах он был пределом совершенства.
– Наш отец был великим человеком!
– Но разве его величие принесло счастье хотя бы кому-то из нас? – съязвила Марцелла. – Лично я придерживаюсь того мнения, что достоинства великих людей всегда сильно переоценивают.
Гай неловко потоптался на месте.
– Главная обязанность римлянина не счастье, а долг. Вот именно, долг.
– Марциал выразился бы гораздо точнее. Тебе же никогда не давалось написание эпиграмм, Гай. – По правде говоря, как и многое другое. Марцелла посмотрела на брата. Рослый, красивый, высокий лоб, прямой нос, но черты лица невыразительные, такие быстро забываются, не успев врезаться в память. Он даже не пытался сравняться с заслугами отца, и сейчас сенат, похоже, не в восторге от Гая.
– Может, ты напишешь для меня несколько эпиграмм? – попросил сестру Гай. – Я мог бы прочитать их на званых приемах и, глядишь, прослыл бы более умным.
– Только если ты будешь рассказывать мне все сплетни, которые ходят в сенате, – смягчилась Марцелла. – Ты же знаешь, как я обожаю всякие новости.
– Вот тебе очередная новость. – Гай поднял жидкие брови. Туллия требовала от него регулярно их выщипывать – иначе, по ее словам, они будут похожи на мохнатых гусениц. – Ходят упорные слухи о том, будто губернатор Вителлий собирается поднять мятеж в Нижней Германии. Поговаривают, будто он намерен провозгласить себя императором.
– Вителлий? – Марцелла недоверчиво покачала головой. – Он же обжора и пьяница. Я как-то раз видела его на пиру, устроенном одной из фракций. Так вот, спустя час он уже не держался на ногах.
– Так говорят. Но не это главное. Все знают, что Гальба сделает Пизона своим наследником, – сказал Гай, и его лицо просветлело. – Согласись, это будет большая удача для нашей семьи. Что, если…
Брат продолжал что-то говорить, но Марцелла его не слушала. Взгляд ее был устремлен на табличку, на которой она только сделала записи о Гальбе. Ничего ценного написать она еще не успела и потому поспешила стереть написанное. Лучше подождать день или месяц, когда она узнает больше о характере Гальбы. Кроме того, пребывание у власти сильно меняет людей.
Кто знает, каким еще проявит себя император Гальба?
