Текст книги "Дочери Рима"

Автор книги: Кейт Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Внутри шлема невозможно было дышать, и Диана его сняла, не заботясь о том, что по трибунам, на которых сидели болельщики других фракций, тотчас пробежал ропот. Ничего, пусть видят ее лицо и влажные от пота волосы. Она прижалась щекой к носу Зефира и поблагодарила за то, что он вел их всех за собой на последнем, победном отрезке. Она нашептывала ему на ухо ласковые слова, уверяя, что такой конь, как он, легко обгонит крылатых коней, что тащат за собой по небу солнечный диск. Затем Диана перешла к Эвру и смахнула с его глаз гриву. Для него у нее тоже нашлись ласковые слова, мол, он еще никогда не бежал столь уверенно. И наконец обхватила за мускулистую шею Борея и разрыдалась прямо на его взмыленном от быстрого бега плече.

– Благодари Фортуну, моя девочка, – услышала она рядом с собой чей-то сердитый голос, а когда подняла глаза, то увидела перед собой главу фракции. – Я уже на втором круге понял, что это ты. И только попробуй еще раз сделать то, что ты сделала сегодня. Я за себя не ручаюсь.

– Второго раза не будет, – Диана вытерла глаза и одарила его счастливой улыбкой.

– А теперь ты пойдешь и скажешь императору, что я не имею к этому обману никакого отношения.

– Хорошо, скажу.

Чьи-то руки оторвали ее от земли и понесли вверх по ступеням к императорской ложе. Диана на прощанье провела пальцами по носу Борея, и отдалась во власть толпы. Краем глаза она заметила Деррика. Тот стоял рядом со своей четверкой. Было видно, что он взбешен.

Ей едва хватило сил, чтобы подняться по ступенькам в ложу императора. Если бы не окровавленные ладони, она бы точно опустилась на четвереньки и вползла бы туда, как побитый пес. Диана успела бросить лишь один взгляд на императора в пурпурной тоге, лениво развалившегося в кресле с кубком вина в руке, когда лицо ей закрыл шелковый подол, а в нос ударил крепкий запах духов.

– Диана, ты идиотка.

– Юнона всемилостивая, что на тебя нашло…

– Мы поняли, что это ты, только когда гонки закончились. Знай мы это раньше, мы бы умерли от разрыва сердца…

Это были ее кузины. Лоллия схватила ее за руки. Марцелла взбила ей волосы. Корнелия обняла сзади. Диана пару мгновений стояла перед ним, а потом расхохоталась. Неожиданно они тоже рассмеялись вместе с ней, и до нее дошло, что вместе они не смеялись уже целую вечность. Они стояли, покачиваясь и заливаясь смехом, словно четыре гиены, и окружающие бросали на них неодобрительные взгляды. Наконец Диана вырвалась из их цепких рук.

– Цезарь, – произнесла она, обращаясь к Вителлию, однако стоило ей отвесить ему поклон, как ее охватил новый приступ хохота. – Это целиком и полностью моя затея, так что прошу тебя не возлагать вины на всю фракцию.

Вителлий в упор смотрел на нее. И если бы взглядом можно было убить, ей по идее полагалось свалиться замертво, прямо здесь, в императорской ложе. Впрочем, нет, патрицианку нельзя убить, тем более, в темном переулке. Патрицианка – это вам не бедный колесничий «белых», который дерзнул победить «синих».

– Красавица, – пророкотал императорский бас. – Или ты забыла, что я издал эдикт, запрещающий патрициям управлять колесницами?

– Я знаю, цезарь, – с достоинством ответила Диана, убирая с шеи влажные от пота волосы. – Но в твоем эдикте ни слова ни сказано о патрицианках.

– Клянусь Юпитером, это мой недосмотр! – Вителлий нехотя расплылся в улыбке и вручил Диане пальмовую ветвь победителя. – Обещай мне, что отныне ты не станешь мешать настоящим колесничим делать свое дело. И тогда я тебя прощу.

– Обещаю, – расцвела улыбкой Диана. В следующее мгновение ноги под ней подкосились, и она рухнула бы на землю, не подхвати ее сзади под локти ее кузины.

– О боги, что у тебя с руками? – ужаснулась Корнелия. – На них живого места нет.

– Да, видела бы ты выражение лица Туллии, – добавила Марцелла. – Может, император тебя и простил. Но она – уж точно ни за что.

Впрочем, Диана их не слышала, тупо глядя на пальмовую ветвь в окровавленных руках. Обыкновенная пальмовая ветвь, слегка кудрявая по краям. К завтрашнему дню она увянет, станет сухой и ломкой. Ее трофей победительницы в первой и последней гонке.

– Ну-ну, красавица, – пророкотал Вителлий, отрывая от кресла дородные телеса. – Я бы не прочь наведаться в конюшни. Сколько можно дышать духами, пора подышать и ароматным сеном. Кстати, как зовут этих твоих четверых скакунов?

– Я назвала их в честь четырех ветров, Цезарь.

Тело ее болело, как после дыбы, однако Диана, не выпуская из рук пальмовую ветвь, последовала за императором. Деррик увязался за ней следом. Впрочем, опьяненная победой, Диана не стала возражать. Наоборот, она жестом пригласила всех в конюшни «красных», где конюхи устроили импровизированный праздник в честь ее победы. Когда император и его свита переступили порог конюшни, они в спешном порядке спрятали кувшины с вином, однако ничто не могло стереть с их лиц ликующие улыбки.

– Что ж, они и впрямь хороши, – произнес Вителлий, останавливаясь перед ее четверкой, с которой снимали последнюю упряжь. В гривах лошадей запутались розовые лепестки, однако счастливые конюхи не собирались их вычесывать. – От какого производителя?

– Из конюшен Ллина Карадока, – Диана наизусть отчеканила родословную каждого жеребца, после чего поднесла ведро с водой Эвру. Лошади уже успели остыть после гонки, и им можно было дать напиться. Эвр опустошил свое ведро в несколько жадных глотков. Диана со смехом налила еще одно и придвинула его к Ноту, который тотчас принялся утолять жажду.

– Они мне нравятся, – Вителлий провел рукой по холке Зефира. Все четверо ответили императору взаимностью, даже своенравный Борей, и тот нежно уткнулся носом в грубую императорскую ладонь. За спиной Вителлия его офицеры спорили и заключали пари. А вот сенаторы стояли тихо, старательно делая вид, что не имеют ничего против навоза, налипшего им на сандалии. – Хотел бы я посмотреть на них, когда ими будет управлять профессиональный возница. Нет, конечно, ты сегодня тоже показала себя молодцом, но, надеюсь, понимаешь, что сегодня тебе просто улыбнулась Фортуна.

– Понимаю, – с улыбкой ответила Диана.

– Отлично, – Вителлий повернулся к главе фракции «красных», который, сияя от радости, стоял с кубком вина в руке рядом с колесницей. – Распорядись, чтобы всех четверых перевели в конюшню «синих».

– Что? – не веря собственным ушам, обернулась Диана, которая, напоив Борея, взяла ведро из одной натруженной руки в другую.

– Жду не дождусь увидеть, какие чудеса они сотворят, когда ими будет управлять Деррик, – игриво заявил император и поддел подбородок Дианы, – поддел так резко, что у той едва не хрустнула шея. – Отличная гонка, моя девочка. Ну, кто бы мог подумать, что тебе хватит дерзости!

Вителлий усмехнулся, – как показалось Диане, не слишком доброй усмешкой, – и зашагал прочь. Его свита увязалась за ним следом. В конюшне же установилась гробовая тишина. Конюхи застыли на месте, не донеся до губ кувшины с вином. Глядя на главу фракции можно было подумать, что он обратился в камень. Деррик, с противной улыбочкой прислонился к стене, сложив на груди руки. Лишь ничего не подозревающая четверка продолжала шумно утолять жажду.

– Стефан, – наконец подал голос глава фракции, подзывая к себе одной из конюхов. – Отведи лошадей в конюшню «синих».

– Нет! – Диана загородила спиной Борея. – Ты этого не сделаешь, я никому не позволю это сделать. Эти лошади наши!

– Такова воля императора. Он может делать все, что захочет, – глава фракции с перекошенным от гнева лицом двинулся на Диану. – Если же ты попробуешь мне помешать…

Впрочем, он не договорил. Известие уже достигло «синих», потому что в конюшню, сияя самодовольной улыбкой, вошел глава их фракции.

– Ну-ну, – прогудел он и потрепал по холке Борея.

Диана была готова убить главу «синих» на месте. Она уже было приготовилась наброситься на него, однако кто-то, – она так и не поняла, кто именно, – крепко схватил ее за локоть, удерживая на месте.

К «синим», к «синим», звенело у нее в голове.

Деррик посмотрел на пальмовую ветвь в ее руку и расхохотался.

К «синим».

На глазах у убитой горем Дианы на ее любимцев, одного за другим, надели «синие» шоры и вывели из конюшни.

Диана не помнила, как добралась до домика Ллина. То ли в наемном паланкине, то ли на телеге, то ли добежала бегом. Все что ей запомнилось, это, как дрожа всем телом и спотыкаясь на каждом шагу, она брела вверх по склону. Натруженные ладони болели, натертая поводьями талия горела огнем, ноги почти не слушались, отчего каждый шаг давался ей с великим трудом. Однако все, что она ощущала, это ледяной ужас, сковавший ее изнутри.

Когда она добралась до жилища Ллина, тот как раз выходил из конюшен, держа в руке порванную уздечку. Заметив Диану, он замер на месте.

– Госпожа? Что случилось?

Дрожа всем телом, Диана тоже остановилась. До нее только сейчас дошло, в руке она по-прежнему сжимает пальмовую ветвь победительницы.

– Госпожа? – Ллин сделал шаг ей навстречу, и тогда она бросилась к нему и прижалась лицом в его широкой груди.

– Мои лошади, – прошептала она, уткнувшись носом в его грубую тунику, и в следующий миг сковавший ее изнутри лед дал трещину. – У меня отняли моих лошадей.

– У меня отняли все, – ответил Ллин.

Он застыл неподвижно, словно каменный столб, и Диана горько разрыдалась на его груди.

Глава 18

Корнелия

– Это правда, что на последнем круге кони оторвались от земли и последний отрезок летели по воздуху?

– Нет, конечно, – улыбнулась Корнелия. – Вернее, не совсем так. Но мне понятно, откуда этот слух. Когда они пересекли финишную черту, то вырвались вперед остальных на четверть финального отрезка. Если не ошибаюсь, это новый рекорд для Большого цирка.

– Хотел бы я взглянуть на них своими глазами, – было видно, что Друз завидует ей, однако в следующее мгновение он посмотрел на голову Корнелии у себя на плече и улыбнулся. – А правда, что когда твоя кузина сошла с колесницы, она вся сверкала серебром?

– Сверкала серебром? Скажи, как это возможно…

– Потому что она получила благословение от самой Дианы-охотницы, – серьезным тоном пояснил Друз. – Об этом говорит весь форум.

– Юнона всемилостивая! Моя кузина ничем не сверкала. Скажу больше, на ее лице был такой густой слой пыли, что ее скорее можно было принять за нубийского раба. Ее волосы слиплись от пота, а сама она едва держалась на ногах. Правда, при этом она улыбалась как одержимая. – Корнелия задумчиво перевела взгляд на потолок. – Мне почему-то кажется, что семье придется расстаться с мечтой выдать ее замуж. Когда мужчины смотрят на Диану, они видят лишь ее внешнюю красоту. В то время как настоящая Диана – это грязный и потный возница, который, сияя безумной улыбкой, спускается с колесницы.

– А правда, что она плюнула в лицо самому императору, после того как он приказал перевести ее лошадей к «синим»? Об этом тоже твердят на форуме.

– Нет, конечно, – вздохнула Корнелия. Она была свидетельницей тому, как последние несколько недель кузина умоляла императора вернуть ее скакунов в конюшню «красных». На гонках, на пирах, молила, не заботясь о том, что выставляет себя на посмешище в глазах недоброжелателей, однако Вителлий отказывался ее слушать. «Нечестных побед не бывает. Все победы честные, моя красавица, – отвечал он. – Ты победила в гонках? Победила. Так пусть твоя четверка ради разнообразия принесет славу “синим”. Впрочем, после того, что ты с ними сделала, они не смогут участвовать в забегах еще несколько недель».

– Честные победы? – возмущенно воскликнула Диана. – Где ты видел честные победы на гонках в наши дни?

– После тебя мои «синие» одержали победу двенадцать раз подряд, – улыбнулся Вителлий. Впрочем, улыбка получилась какая-то вымученная. Более того, Корнелии показалась, будто в глазах императора мелькнул страх. Ей тотчас вспомнились слова Марцеллы о том, что генералы Вителлия его предадут. Обычно Вителлий смеялся над этими слухами, однако в тот день Корнелия заметила в его взгляде нечто похожее на неуверенность. Покуда Вителлий сыт и пьян, а «синие» побеждают в гонках, в империи царит благоденствие, которое Веспасиан не осмелится нарушить. О боги, что за наивная фантазия! Даже проигрыш в гонках способен перевернуть все вверх дном. Корнелии почему стало жаль императора, почти так же жаль, как и свою младшую кузину. В эти дни Диану трудно было узнать, подавленная и несчастная, она даже выглядела старше своих лет.

– Корнелия, ты все знаешь про богов, – обратилась к ней со слезной просьбой Диана. – Какой из них меня выслушает, если я попрошу его вернуть мне моих гнедых? Я уже посетила с полдесятка предсказателей, но они все говорят то, что ты хочешь от них услышать. Даже астролог Домициана, и тот сказал, мол, не волнуйся дорогая, ты снова будешь править своей четверкой, и тебя ждет куда более богатый приз.

– Забудь про астролога, – сказала ей тогда Корнелия. – Лучше молись Диане-охотнице. У нее тоже есть лошади, белые как лунный свет, которые тянут по небу ее колесницу. И она их тоже любит, как и ты своих четверых. Кроме того, ты ведь тезка богини. И она наверняка тебя выслушает.

– Ты так думаешь? – мозолистой рукой Диана смахнула с глаз предательские слезы.

– Я это знаю.

– …в отместку? – раздался рядом с ней голос Друза, возвращая ее из задумчивости. Корнелия растерянно заморгала.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что к твоей юной кузине неплохо бы приставить телохранителей. Независимо от того, пользуется она благосклонностью императора или нет, когда она победила в гонках, немало темных личностей потеряли свои денежки. И я боюсь, что среди них найдется тот, кто задумает ей отомстить.

– Но ведь она героиня дня! – при мысли о сестре Корнелия невольно улыбнулась и прильнула щекой к груди Друза. – Молодые трибуны, что носятся сейчас по Марсову полю, ее боготворят. От женихов просто нет отбоя. Туллия не знает, что и думать. Она уже приготовилась закатить скандал, поскольку уже представила себе, как будет во весь голос кричать, что Диана запятнала позором всю нашу семью, как на пороге дома, с букетами в руках, возникла целая делегация женихов. Лучшие холостяки Рима. Стоило ей их увидеть, как у нее тотчас обвисли паруса. Она даже слегла, потому что это было выше ее сил.

– А ты? – усмехнулся Друз.

– Я тоже на денек слегла. Потому что у меня тоже не было сил, – с улыбкой ответила Корнелия, целуя Друза. – Или ты не заметил?

На дворе уже стоял октябрь. Дни по-прежнему были теплыми, а вот ночи уже дышали прохладой. Обычно октябрь был для римлян временем праздников. Последние патриции возвращались в город со своих загородных дач, в предвкушении очередного сезона пиров и гладиаторских игр. Однако в этом году город был подозрительно тих. Фабий Валент наконец отбыл на север, чтобы принять командование армией. До его прибытия Алиен, как мог, противостоял мезийским легионам. Лоллия осталась дома одна, чему была несказанно рада. Заявив, что неважно себя чувствует, император удалился на небольшую виллу в окрестностях Рима. Хотя кто знает, может, он просто бежал от слухов, коими полнился город, что пресловутая битва на севере закончилась отнюдь не блистательной победой, а позорным поражением.

– Когда же мы наконец получим оттуда известия! – жаловалась Марцелла, которой не терпелось узнать, что же все-таки произошло. А вот Корнелии было все равно. Влюбленные – страшные себялюбцы, размышляла она. Весь Рим сгорает от нетерпения, желаяузнать, когда сюда нагрянут мезийские легионы, чтобы перерезать нас прямо в наших постелях, я же думаю лишь о том, как бы мне поскорее увидеться с Друзом. Она вот уже несколько недель подряд никем не замеченная по вечерам выскальзывала из дома. Ни одна душа еще не догадалась о том, что происходит. Ни одна душа ничего не заподозрила – ни Туллия, ни зоркая Марцелла, которая, что на нее совсем не похоже, в упор не замечала того, что Корнелия засыпает за обеденным столом.

– По крайней мере у нас вновь мирные, семейные ужины, – заметила однажды вечером Туллия. – Я уже устала от этих жутких придворных пиров с сотней перемен блюд.

– Туллия, ты помнишь, когда тебя в последний раз приглашали на придворный пир? – с невинным видом поинтересовалась Корнелия. – Месяц назад? Вителлий терпеть не может зануд.

Туллия презрительно фыркнула.

– Я проживу и без его приглашений. Если я больше никогда в жизни не увижу на своей тарелке печень щуки, ухо слона или мозги павлина, то ничего не…

– Верно, – поспешила поддакнуть Корнелия, делая глоток вина, и заставила себя поднять сонные веки. Накануне к себе в постель она вернулась лишь на рассвете. Рядом с ней Марцелла нервно отщипывала виноград.

– Прекрасная рыба, – предложил Гай. – Отменный вкус, моя дорогая.

– Да-да, из нашего пруда в Таррацине, – чтобы лучше распробовать, Туллия ела рыбу маленькими кусочками. – Я распорядилась ее засолить и прислать сюда. Жаль, что в этом году мы так и не съездили в Таррацину. Павлин, не ковыряйся в тарелке! Лишь одной Фортуне известно, в каком состоянии сейчас дом. Управляющий сообщил мне, что в бане сломался гипокауст. Насколько я понимаю, отремонтируют его не раньше весны. Строителям доверия нет, их нельзя оставлять без присмотра. С другой стороны, я не могу уехать отсюда, чтобы следить за тем, как там идут дела…

– А может, туда стоит поехать мне? – Корнелия оторвала взгляд от тарелки и с невинным видом посмотрела на Туллию. – Здесь меня ничего не держит. Так что могла бы на время уехать в Таррацину, чтобы проследить за строителями.

– Уехать одна?

– Но ведь там есть управляющий, он наверняка возьмет на себя заботу обо мне, – Корнелия пожала плечами, однако ладони предательски вспотели. – К тому же там мне вряд ли придется принимать гостей. Я лишь прослежу за тем, чтобы строители восстановили баню и через неделю-другую вернусь. Я бы не советовала оставлять баню на зиму без ремонта – трубы могут замерзнуть, и тогда ремонт обойдется гораздо дороже.

Туллия подозрительно посмотрела на нее. Корнелия поспешила опустить глаза. Пальцы нервно теребили кисточку на подушке.

– Туллия, пусть она едет, если хочет, – подала голос Марцелла. – Ты ведь постоянно жалуешься, что мы двое вечно вертимся у тебя под ногами.

– Разумеется, я никуда не поеду, если Туллия считает это неприличным, – поспешила добавить Корнелия. – Вдова в моем положении… В конце концов ты могла бы попросить Лоллию съездить туда. У ее деда в Таррацине есть дом, и она могла бы поручить управляющему проследить за тем, как работают строители. Думаю, она с радостью оказала бы тебе такую услугу.

– Только не Лоллия! Вот уж кого я ни о чем не стану просить, так это ее! – ощетинилась Туллия. – Ты можешь уехать туда хоть завтра. Павлин, если ты не прекратишь выстраивать на своей тарелке легионы…

В ту ночь Корнелия прилетела в душную каморку Друза словно на крыльях и с порога осыпала его поцелуями.

– Ты не мог бы уехать на несколько дней?

– Что? – он со смехом подхватил ее на руки.

– Мы уезжаем в деревню!

Найди предлог уехать из города, посоветовала ей Лоллия, и вдоволь насладитесь друг другом. И вот теперь впервые в жизни она прислушалась к совету кузины.

Те несколько дней, что предшествовали отъезду, ей владело удивительное спокойствие. Корнелия с головой ушла в подготовку к путешествию – деловито собирала вещи, занималась их погрузкой на повозку. Однако стоило ей захлопнуть сундук, как Марцелла смерила ее подозрительным взглядом.

– Корнелия, – задумчиво поинтересовалась она. – У тебя есть какой-то секрет?

– Нет, конечно, – поспешно ответила Корнелия. Иногда она задавалась вопросом, почему поделилась своей тайной с Лоллией, а не с Марцеллой. В конце концов Марцелла ее родная сестра и, что важно, умеет держать рот на замке. Впрочем, Марцелла и так все знала. И тем не менее тогда она предпочла излить душу Лоллии и делать это снова не собиралась. Марцелла не единственная, кто мог бы начать ставить ей палки в колеса. – Я не верю ни в какие секреты и у меня их нет. А у тебя?

– Сколько угодно! – Марцелла вытянула над головой бледную руку. – Именно поэтому я тотчас узнаю и чужие.

– Не смеши меня, – отмахнулась от нее Корнелия и вскарабкалась на повозку, которая должна была доставить ее в Таррацину. Друз обещал приехать на следующий день вместе с погонщиком мулов. Таррацина, прекрасная Таррацина, где на вершине утеса ее ждала беломраморная вилла.

– Госпожа, – поклонился управляющий, когда она прибыла туда. – Как и велела высокородная Туллия, я приготовил дом к твоему приезду. Рабы готовы…

– О, прошу, никаких рабов. Я позабочусь обо всем сама.

– Но, госпожа…

– Спасибо, ты свободен.

Корнелия сбросила с ног сандалии и отправилась бросить по пустынной вилле. Подарок от деда Лоллии Гаю, когда тот стал сенатором, прекрасная, как и все его дома, вилла была и впрямь хороша. Каждую нишу украшало произведение искусства – из мрамора, слоновой кости, серебра. Каждый изразец, каждая колонна, каждый предмет мебели – все это было выбрано для того, чтобы радовать глаз, а отнюдь не служить.

И почему я раньше считала, будто у деда Лоллии дурной вкус? Будь он хоть трижды рабом, в его пальцах гораздо больше чувства прекрасного, нежели у Туллии во всем ее патрицианском теле.

Когда на следующий день к ней приехал Друз, он был сражен наповал.

– Ты уверена, что это то самое место?

Изумленным взглядом он обвел просторный атрий с рядами мраморных колонн, однако Корнелия схватила его за руку и потащила дальше, внутрь дома.

– Честное слово, запятнавший себя позором бывший легионер не имеет права входить в такой дом. Запятнавший себя позором и грязью бывший легионер, – выразительно добавил он, глядя на свой пропыленный плащ.

– Если ты сейчас не отнесешь меня в постель, я позову рабов и велю выбросить тебя на улицу, – пригрозила ему Корнелия и потянула в опочивальню. – Причем прямо сейчас.

– А нам никто не помешает? – Друг сбросил с себя пыльный плащ и еще раз обвел глазами пустую виллу.

– Здесь нет никого, кроме нас двоих.

Корнелия отдернула от окон тонкие белые занавески и довольная покружилась на месте.

– Свою служанку я оставила дома, отослала прочь рабов и избавилась от управляющего. Так что целых десять дней этот дом в нашем полном распоряжении.

День заднем в белой постели, что благоухала сиренью, в комнате, из окон которой в обрамлении белых занавесок открывается вид на бескрайнюю синь моря. Казалось, они парили в облаках посреди небесной лазури. День за днем вкусный домашний завтрак на круглой мраморной террасе. По крайней мере в мечтах Корнелии, пока та пыталась замесить хлеб, но тесто почему-то упрямо отказывалось подниматься.

– Ничего не понимаю, – сокрушенно пожаловалась она, глядя на липкий кусок теста на мраморном столе кухни. – Дома я каждый день слежу за тем, как служанки пекут хлеб! Весь Рим знает, какой у меня вкусный хлеб!

– Эх! – Друз задумчиво потер подбородок. – Ты сама его печешь или просто смотришь за тем, как его пекут другие?

– Ну, всю работу, конечно, делают рабы – месят тесто, раскатывают его. Но ведь я знаю, как это делается! – Корнелия задумчиво ощупала липкий комок перед ней. – Интересно, насколько оно должно быть твердым?

В общем, тесто у нее так и не поднялось, а рыба, которую она купила им на обед, плохо чистилась.

– Я же умею готовить, – произнесла она с решительным видом. Друз только улыбнулся, глядя на бесформенную массу, которая еще утром была лососем. – Весь Рим знает, что я умею вкусно накормить гостей! Мой муж всегда хвалил мои соусы!

– Моя дорогая! – Друз поцеловал ее в лоб. – Я уверен, что во всем остальном ты само совершенство. Но возле очага от тебя никакого толка.

После этого он каждое утро, надев тунику и сандалии, отправлялся к уличным торговцам за хлебом и колбасой, свежими фруктами и рыбой. Каждый день они ели, сидя на белой мраморной террасе, наблюдая, как внизу под ними, блестя на солнце влажными веслами, заходят в гавань корабли.

– Что это? – спросил Друз, заметив в руках у Корнелии длинный свиток.

– Список дел, которые поручила мне Туллия, – ответила та. – Сначала речь шла лишь о ремонте бани. Но потом она решила поручить мне еще кое-какие мелкие дела, – с этими словами Корнелия извлекла второй свиток.

– Если хочешь, я мог бы тебе помочь…

– Нет, не надо, – с этими словами она выбросила оба свитка в море. Баню так и не починили. Каждое утро они с Друзом купались в нежных морских волнах – у подножья скалы имелась узкая полоска пляжа, где они были надежно скрыты от посторонних глаз. Чуть позже, глядя на себя в зеркало, Корнелия пришла в ужас.

– О боги, если раньше у меня был просто курносый нос, то теперь он еще и в веснушках!

Друз взял на себя сад на вершине утеса и так вошел во вкус садоводства, что принялся за его перепланировку.

– Почему у тебя здесь одни лишь цветы? – высказал он свое несогласие. – Почему бы не посадить что-нибудь полезное, например, виноград или несколько ореховых деревьев?

– Цветы тоже небесполезные, – парировала Корнелия. – Ими можно любоваться. – Облаченная в тунику Друза, Корнелия с распущенными волосами сидела, скрестив ноги, на мраморной скамье и ела грушу. – Разве красота бесполезна?

– Думаю, зря на такой высоте высадили лилии, – высказал свое мнение Друз. – Почва для них здесь слишком песчаная.

– Ты кто? Мой садовник? – пошутила над ним Корнелия.

– У моего деда был виноградник. Сказать по правде, я бы не отказался иметь свой, – Друз огляделся по сторонам, как будто видел перед собой ровные ряды виноградных лоз. – Я бы производил собственное вино, ухаживал за лозами, смотрел, как женщины забираются с ногами в бочки, чтобы давить виноград.

– Да, а по винограднику с гиканьем носятся дети, – добавила Корнелия. Их несложно было себе представить, этих чумазых ребятишек, девчонок и сорванцов, которые швыряются друг в дружку виноградинами… Почему-то при этой мысли ей стало грустно, и она отложила грушу в сторону.

– Корнелия! – Друз взял ее за руку и верхом уселся на мраморную скамью. – Что с тобой?

– Нет-нет, все в порядке, – поспешила она заверить его, отводя взгляд. – Просто мне раньше казалось, что у меня когда-нибудь появятся дети, и они будут с гиканьем бегать по всему дому. Но, с другой стороны, я была уверена, что стану императрицей, и чем это все обернулось?

По лицу Друза было видно, что он хочет что-то сказать, однако он лишь наклонился к ней и нежно обнял. Корнелия с грустью посмотрела из-за его плеча на лазурное море, что плескалось внизу под утесом, и поморгала, чтобы стряхнуть с ресниц слезы.

Десять дней растянулись в две недели, в течение которых она посылала Туллии послания, полные жалоб на ленивых строителей и некачественные изразцы. Две недели солнца, моря и любви. А тем временем октябрь подошел к концу, а с ним и их с Друзом идиллия.

Первым известие услышал Друз от торговца фруктами, когда, как обычно по утру, отправился покупать еду к завтраку. Цецина Алиен оказался предателем и перешел на сторону Веспасиана. После десятичасового сражения от его собственных легионов почти ничего не осталось. Кремона подверглась грабежам и разрушению, и теперь легионы Веспасиана победным маршем движутся на Рим.

– Интересно, какие войска Вителлий сможет выставить для обороны города? – задалась вопросом Корнелия, поеживаясь от прохладного ветерка на террасе. – Моей сестре наверняка это известно.

Друз взял ее руку в свою.

– Нам больше нельзя здесь оставаться. Место отдаленное, никем не охраняемое. Если армия придет в Таррацину…

– Верно, – Корнелия заставила себя улыбнуться. – В любом случае моя семья ждет меня назад. С другой стороны, возможно, они тоже не слишком долго задержатся в городе.

– Что было бы мудро с их стороны, – Друз попытался придать голосу веселость. – Уезжайте из Рима всей семьей, причем куда-нибудь подальше. Кстати, куда бы вы поехали?

– Наверно, в Брундизий. Там у нас небольшая вилла. И это далеко от всяких сражений.

– Брундизий, – задумчиво повторил Друз. – Это действительно далеко.

Несколько сот миль к югу.

Они стояли на полукруглой мраморной террасе. Тени постепенно удлинялись, море внизу из лазурного становилось темно-синим, небо над головой приобретало фиолетовый оттенок. На подносе остывал ужин. Корнелии вспомнилась вторая часть слов, сказанных Лоллией, когда та призывала ее уехать на время из города, и у нее защемило сердце.

Зато потом тебе будет, что вспомнить, когда весь мир полетит в тартарары.

А что, он полетит в тартарары? – удивилась тогда Корнелия. Дорогая моя, он только это и делает.

Лоллия знала, что говорила. Ведь у нее уже бывали любовники. Она умела красиво расстаться с бывшим возлюбленным, знала, как оборвать связь с юмором, состраданием, без унизительных сцен и слез. Корнелии же оставалось лишь одно – еще крепче прижиматься ночью к Друзу, как будто это могло спасти ее от неминуемого расставания.

– Еще не время, – твердила она себе на следующее утро, садясь в паланкин, чтобы отправиться в Рим. Друз должен был проделать обратный путь один. – Еще не время.