Текст книги "Дочери Рима"

Автор книги: Кейт Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Глава 5

Лоллия

Из всех свадеб Лоллии этой суждено было стать самой тихой.

Она не могла не вспомнить предыдущую. Тогда Корнелия произнесла свою обычную короткую, однако занудную речь о блаженстве брака, Диана без умолку тараторила о гонках колесниц, а Марцелла шепотом рассказывала последние сплетни о новом императоре. Возможно, это был не самый счастливый ее брак, но по крайней мере свадебный пир удался и был довольно шумным и веселым.

Эта свадьба была совсем не похожа на предыдущую.

– Фу, какое бесстыдство, – презрительно фыркнула Туллия, услышав о том, что Лоллия снова выходит замуж через десять дней после того, как овдовела. – Еще не успел остыть прах сенатора Виния!

Бесстыдство. Впервые Лоллия была согласна с Туллией. Это действительно было бесстыдство, хотя что еще ей оставалось делать.

– Моя дорогая девочка, – вздыхал ее дед всего через четыре дня после того, как Отон силой меча стал императором. – Мне бы не хотелось торопить тебя, но твой брак с Винием очень тесно связал тебя с родом Гальбы. Мы должны подумать о новом браке.

– Да. Но…

– В конце концов такой богатой наследнице, как ты, не позволят долго оставаться незамужней. Если я сейчас начну забрасывать сети, то, пожалуй, смогу выудить тебе самого лучшего мужа, который сможет защитить тебя. – С этими словами он погладил внучку по руке. – Я хочу, чтобы с моей бесценной жемчужиной ничего не случилось.

– Да. Но…

– Ты ведь не слишком сильно убиваешься по мужу? Я знаю, ты не слишком любила сенатора Виния.

– Да. Но…

Всякий раз, вспоминая о покойном муже, она испытывала неприятное ощущение в желудке. Да, Виний был старым занудой, и она всеми фибрами души ненавидела его… во всяком случае, он вечно ее раздражал… но все равно он не заслуживал того, чтобы его разорвали на куски разъяренные преторианцы. Да и с моей стороны было не очень красиво называть его в разговорах с моим знакомыми Стариканом, даже если это и соответствовало истине.

Дело в том, решила Лоллия, что она привыкла к разводам, но не привыкла к вдовству. Это совершенно разные вещи. Она испытывала чувство вины. Странно, к чему бы это? Винию нужны были лишь ее деньги, и он их получил. Никто не посмеет утверждать, что она обманула его. Возможно, именно этим объясняется ее истеричный смех, когда она, наконец придя домой, объявила домочадцам и рабам, что их хозяин мертв. Никто не произнес ни слова.

– Не стойте здесь, как овцы, – заявила Лоллия, все еще забрызганная кровью, причем неизвестно чьей – Пизона или центуриона Денса. Однако рабы продолжали испуганно смотреть на нее, действительно, как стадо глупых овец, и это сравнение неожиданно ей понравилось. – Овцы, – хихикнула она и после этого уже не смогла удержаться от смеха. Слуги все также испуганно таращились на нее, а она все смеялась и смеялась, не в силах признаться вслух, что причиной ее смеха был страх. Самый обыкновенный страх.

Я вдова. Неужели именно по этой причине накануне новой свадьбы ею владеют такие странные чувства? Корнелия тоже овдовела, но по крайней мере выглядит так, как и подобает выглядеть вдове: терзаемая горем, днями напролет лежит в убранной черной тканью постели с отсутствующим выражением лица. Лоллия посмотрела на себя в зеркало и увидела невесту в красной вуали: нарядную, накрашенную, безупречно красивую.

– Ты прекрасно выглядишь, – польстила ей Марцелла, когда служанка сняла вуаль, чтобы причесать хозяйку, однако ее голосу явно не хватила искренности. Сама Марцелла выглядела как обычно: в светло-зеленой столе с голыми руками, без украшений, невозмутимая, облитая светом скупого зимнего солнца, проникавшего в окно спальни. Единственное отличие – в последнее время она была подозрительно спокойна. Лоллия не стал нажимать на нее – с Марцеллой этого лучше не делать. Она усвоила этот урок еще в тот день, когда задала слишком много вопросов о том случае с Нероном. Когда же Марцелла бывала в соответствующем настроении, от ее острого язычка не было спасения. Он резал не хуже гладиаторского меча.

– Который из них взять? – беспечно спросила Лоллия, беря в руки два карандаша для подводки глаз. Марцелла безразлично покачала головой. К Лоллии тотчас подскочила служанка и принялась подкрашивать ей веки. Как прекрасно вновь оказаться в доме деда, вздохнула про себя Лоллия. Здесь так просторно, так много роскошно убранных комнат, здесь рабы, которых она помнит еще с детства, которые и теперь относятся к ней как к малому ребенку. Но все-таки что-то здесь изменилось. Чего-то явно было не так, вот только что? Ощущение это было сродни тому, как, заметив краем глаза какую-то тень, обернуться и ничего не увидеть. Возможно, виной всему настроение римских улиц, которые заполонил плебс, то ли радуясь блистательному будущему Отона, то ли стыдясь кровавого прошлого Гальбы. Лоллия никогда раньше не видела ничего подобного.

– Дядя Парис обещает вскоре подарить тебе бюст твоего нового мужа, – сообщила Марцелла, играя бисерной каймой подушки. – Сальвия Титиана.

– Его так зовут? – вздохнула Лоллия. – Я постоянно забываю его имя.

– Что ты о нем думаешь?

– По-моему он производит неплохое впечатление. – Она дважды встречалась с ним. Сальвий был высокий элегантный мужчина лет сорока, с сединой на висках и худым, но красивым лицом, как и у всех его братьев. – Правда, у него есть неприятная привычка хрустеть суставами пальцев.

– Брат императора может иметь любые недостатки, какие только захочет, – отозвалась Марцелла. – Я вижу, у твоего деда есть друзья на самых высоких государственных постах, коль он смог подыскать тебе в мужья брата самого Отона.

Новый муж Лоллии, Луций Сальвий Отон Титиан, узнав, что Лоллия свободна, в спешном порядке развелся с прежней женой. А также узнал, что у меня имеется неплохое приданое, подумала Лоллия. Вилла в Байе, вилла на Капри, еще одна вилла в Брундизии, две каменоломни в Карраре, где добывают мрамор, доходные дома на Авентинском холме, паи на доки в Остии, шесть торговых кораблей, поместья в Апулии, Пренесте, Тоскане, Таррацине и Мизенуме. Виноградники в Равенне и Помпеях, оливковые рощи в Греции, паи во фракциях беговых колесниц и гладиаторской школе на Марсовой улице. Доля в египетских кораблях, перевозящих зерно, рента за земли в Галлии, Испании, Германии и Сирии… Да, похоже, брат новоиспеченного императора не просто решил обзавестись новой женой. Он даже не посмотрел в сторону Лоллии, но так поступали практически все. Потому что взгляд им застилал незримый для окружающих блеск ее золота.

– Значит, теперь ты займешь место первой женщины Рима вместо Корнелии, – произнесла Марцелла, на этот раз более задушевно.

– И что из этого? – пожала плечами Лоллия.

– Ты никогда не задумывалась о том, что это значит? Власть, Лоллия. Всеобщее преклонение. Положение в обществе.

– Это означает, что мне придется быть хозяйкой всех этих бесконечных дворцовых пиров, вместо того, чтобы самой быть на них гостьей. Это лишние хлопоты.

– И мы знаем, что ты сделаешь все для того, чтобы избегать их, – шутливо закатила глаза Марцелла. – Ты и твои званые ужины!

Я больше не хочу идти ни на какой ужин, подумала Лоллия. Даже на собственный свадебный пир. Даже на этот свадебный пир, который обещал стать самым зрелищным, потому что она выходит замуж за брата самого императора. Почему же тогда мне все безразлично? – удивлялась Лоллия. И дело не в том, что она перестала ходить на званые ужины. Дело в другом. Почему это больше не приносит ей удовольствия? Наоборот, ей почему-то хочется, чтобы пиры поскорее заканчивались. Ей хочется вина. От всего сердца хочется, чтобы Корнелия произнесла занудную речь о том, что когда снимаешь красную вуаль невесты, мир предстает совсем другим. Но сегодня никакой речи не будет.

– Как там Корнелия? – поинтересовалась Лоллия, когда служанки начали причесывать ее, как и положено в таких случаях, разделив волосы на лбу на шесть локонов. Скоро число этих локонов сравняется с числом ее мужей…

– Она переехала к нам и теперь живет вместе с Гаем, Туллией и со мной, – ответила Марцелла и подошла к окну. – Туллия считает, что вдове не пристало жить одной.

– Да кому какое дело до того, что думает Туллия?

– Так, как думает она, думает и Гай, а он имеет полное право заставить Корнелию вернуться домой. Ведь теперь, после гибели Пизона, он отвечает за нее. Кроме того, Корнелии просто негде жить. По распоряжению Отона дом Пизона и все его имущество конфисковано в пользу империи. – Марцелла пожала плечами. – Во всяком случае, у нее есть крыша над головой, и я живу рядом и могу за ней присматривать.

Впрочем, в душе Лоллия позволила себе усомниться в том, что Марцелла именно тот человек, который способен за кем-то присматривать.

– Она заговорила снова? Я имею в виду Корнелию. Я знаю, не стоит даже надеяться на то, что Туллия хотя бы на минуту закрывает рот.

– Да, пожалуй, не стоит. Корнелия сидит в своей комнате, уставившись на стену. Мы были вынуждены силой оторвать ее от тела Пизона, чтобы надлежащим образом предать его останки огню. Она все время повторяла, что не позволит сжечь его без головы. Но уже прошла целая неделя, а нам так и не удалось… – Марцелла не договорила фразу до конца.

– Я просила деда, чтобы он приказал рабам ее отыскать… Я имею в виду голову Пизона, – исправилась Лоллия. – Я пообещала заплатить за нее любую цену.

– И я тоже, – призналась Марцелла. – Как там этот центурион? Я забыла его имя.

– Друз Семпроний Денс. Врачи говорят, что он поправится. – Лоллия приказала отнести раненого центуриона в дом ее деда, и за ним день и ночь ухаживали лучшие лекари Рима. Тем самым сестры отдавали долг спасителю. И хотя центурион Денс не смог уберечь Пизона, зато спас их четверых. – Скажи, как поживает Диана? Она и до этого была почти безумна. А сейчас, наверно, и вообще стала сумасшедшей…

– Это ведомо одной лишь Фортуне, – ответила Марцелла, задумчиво проводя пальцем по маленькой статуэтке из слоновой кости, украшавшей собой изысканный столик из черного дерева. – Она по-прежнему надолго пропадает, и мы редко ее видим.

– Хорошо, что Отон хотя бы возобновил гонки колесниц. Это должно ее обрадовать, – произнесла Лоллия, держа голову ровно, чтобы служанки надели на нее свадебное покрывало. По всем правилам, чтобы брак был счастливым, волосы невесты следовало разделить на пробор кончиком копья, принадлежавшего мертвому гладиатору. Корнелия неизменно настаивала на этом ритуале. Лоллия, напротив, считала, что копье, равно как любой другой талисман, вряд ли способно помочь ей с удачным замужеством.

В зеркале за плечом Лоллии мелькнула какая-то темная фигура. Обернувшись, она увидела в дверях Корнелию – в черном траурном платье с голыми руками, волосы гладко зачесаны назад. По мнению Лоллии, кузина выглядела бы потрясающе красивой, не будь ее лицо похоже на застывшую маску.

– Поздравляю, – произнесла она. – Это просто великолепно, выйти замуж за брата императора. Кстати, это не он случайно приказал убить моего мужа?

Лоллия открыла было рот, не зная что сказать, но ее опередила Марцелла. Она подошла к облаченной в траур сестре и попыталась ее успокоить. Рабы тотчас испуганно переглянулись, однако, похоже, одного упрека для Корнелии оказалось достаточно. Она позволила Марцелле подвести ее к креслу возле окна и села, глядя вниз, на атрий. Лоллии же вспомнилось, как все они дружно хихикали в конце ее предыдущей свадьбы, когда она выходила замуж за Виния. На глаза тотчас набежали слезы, но она усилием воли заставила себя не расплакаться. Корнелия может рыдать и горевать, сколько ей вздумается, но кому-то другому все равно придется создать союз, который станет залогом безопасности их семьи. В моих жилах течет не только патрицианская кровь, но и кровь раба. Патриции несгибаемы, зато рабы хорошо умеют сносить удары судьбы. Дед Лоллии встретил их у дверей опочивальни, высокий и взволнованный. Лоллия обняла его и прижалась головой к его груди. Ее любви к нему хватит еще на сотню мужей.

– Моя Жемчужина, – ласково назвал он внучку ее детским прозвищем. Пусть кузины не понимают ее привязанности к деду, но она ни разу не возразила ни единым словом, когда он находил для нее очередного мужа. Им не понять, что это своего рода союз, который они с дедом заключили навеки против всех бед этого мира. Бывший раб, скопивший огромное состояние, имел немало врагов. Его деньги и имущество могли быть конфискованы в любой момент, не будь у него могущественных покровителей. Брак с братом императора надежно защит и деда, и ее, и маленькую Флавию. А ради них она готова на все.

Вскоре появились новые гости с традиционными поздравлениями. Впрочем, их лиц Лоллия особенно не различала. Она набросила на плечи свадебную накидку, и Тракс заколкой скрепил ее у нее на плече. У Лоллии не нашлось сил встретиться с ним взглядом. Он был так нежен с ней с того самого дня, как погиб Виний, когда она никак не могла унять истерический смех. Тогда Тракс взял ее на руки и, как ребенка, отнес в опочивальню. Уложив ее в постель, он даже не попытался овладеть ею. Он просто прижимал ее к себе до тех пор, пока не прекратился смех, на смену которому тотчас пришли слезы. И тогда он, нежно обняв, принялся укачивать ее, что-то негромко напевая, как будто это была малышка Флавия, а не ее мать.

– Откуда ты знаешь, Тракс, как нужно успокаивать людей? – спросила его Лоллия.

– Я так же напевал моей младшей сестренке, – неожиданно признался тот, – когда та была маленькой. Ей было всего четыре года, когда она попала на невольничий рынок. Но в ее глазах не было слез, потому что я заранее успокоил ее пением.

Интересно, подумала Лоллия, что случилось с его сестрой? И со всей его семьей? Тракс делил с ней постель, но она ничего не знала о нем, ведь он был обычным рабом. С какой стати ей что-то о нем знать?

– Не понимаю, как ты можешь оставаться таким спокойным, – произнесла Лоллия и отодвинулась, вытирая слезы со щек. – Миру приходит конец.

– Может быть, – отозвался Тракс и осторожно смахнул слезинки с ее глаз. – Тогда вместе с ним перестану существовать и я.

– И это тебя не страшит?

– Мой Господь умер. Но все закончилось хорошо. – Тракс с улыбкой прикоснулся к деревянному крестику у него на шее. Крестик имел какое-то отношение к его богу – плотнику или, если она правильно помнит, богу плотников. Лоллия точно не знала. – У тебя тоже все будет хорошо, госпожа.

Как он может говорить такое? Откуда ему это знать?

После этого разговора ей было трудно встретиться с ним взглядом. Каким-то уму непостижимым образом, глядя на него, она ощущала неловкость.

Когда Лоллия вышла в сад, император, его брат и свадебная процессия гостей уже ожидали ее. Они стояли, прекрасные как мраморные статуи, смеясь и непринужденно перебрасываясь шутками. Лоллии они почему-то напомнили красивый греческий фриз, но при этой мысли ее смятение лишь еще больше усилилось. Впервые в истории Рима император занял трон силой меча. Как же эти люди могут смеяться, будто ничего не произошло?

Возможно, так оно и есть. Ничего не произошло. Если они смеются, то почему не может смеяться она? Высокородная Корнелия Терция, известная как скандалистка Лоллия, которую не интересовало ничто другое, кроме пиров, и которая получала от этого немалое удовольствие.

Не приподнимая вуали, Лоллия, прежде чем выйти навстречу своей четвертой брачной церемонии, осушила кубок крепкого вина. Впрочем, чем этот четвертый раз отличается от предыдущих? Ничем. Тот же свадебный пирог; те же слова брачного обета Quando tu Gaius, ego Gaia! тот же поход к алтарю Юноны для жертвоприношения. Император Отон лишь ненадолго задержался в храме, чтобы, прежде чем уйти, благословить новобрачных. В этот день его ждали куда более важные дела. Сегодня в сенате должно состояться его утверждение императором Рима, и он не мог тратить свое бесценное время на брачные церемонии. Осушив еще один кубок вина, Лоллия заметила, что Корнелия проводила Отона полным ненависти взглядом.

Взяв за руку своего нового красавца мужа, Лоллия опустилась на колени перед статуей Юноны. Она попыталась молиться, но так и не смогла найти в себе подобающую событию искренность, какая требовалась для произнесения священных слов. Ее богиней была Венера, богиня красоты и любви, а не Юнона – богиня брака и семейного очага. Кроме того, Лоллия сомневалась, стоит ли ей доверять Юноне. Ведь она так никогда и не откликнулась на мольбы Корнелии.

Жрец уже подвел к алтарю белого быка для принесения жертвы, когда по толпе гостей неожиданно пробежал громкий шепот. Подняв голову, Лоллия увидела знакомую фигуру, решительно прокладывающую себе дорогу в толпе. Диана – в простом одеянии из грубой шерсти, никак не соответствующем семейному торжеству, в руках – что-то завернутое в кусок мешковины. С этим свертком она направилась прямиком к Корнелии.

– Я кое-что принесла, – сообщила она кузине. – Извини, что тебе пришлось ждать.

С этими словами она протянула Корнелии мешок. Лоллия обратила внимание, что он вымазан кровью. Не похоже, чтобы он был тяжел, однако Корнелия отказалась брать его в руки и в ужасе отшатнулась.

– Мне пришлось обойти весь город, – добавила Диана. – Я побывала, наверное, во всех преторианских казармах Рима, прежде чем нашла искомое. Но я нашла ее для тебя.

– О, великая Фортуна! – Марцелла отреагировала первой, еще до того, как заволновались жрец и новый муж Лоллии, причем от изумления у Сальвия вытянулось лицо. Лоллия поспешила успокоить и того, и другого. Корнелия же наконец отважилась заглянуть в мешок.

Смотрела она долго.

Затем перевела взгляд на Диану. Вид у той был смелый и решительный. И довольный.

В следующее мгновение Корнелия не выдержала. Ее лицо как будто рассыпалось на куски.

– Нет, – прошептала Лоллия. Толпа гостей заволновалась и по ней, словно по воде, пробежала рябь. В глазах присутствующих застыл ужас. Казалось, еще мгновение – и всех охватит панический страх, сродни тому, что владел ими во время событий недельной давности, когда по Риму прокатилась волна насилия и убийств. – Нет, – повторила она, когда ее муж также заглянул в мешок, который в следующий миг вывалился из дрожащих рук Корнелии. Сальвий с проклятием на устах отпрянул назад. Корнелия, рыдая, уткнулась в плечо Дианы.

– Нет, – повторила Лоллия, но было уже слишком поздно. Гальбу убили, и она больше никогда не сможет смеяться и посещать пиры.

Оглянувшись, Лоллия решила, что заметила это первой, даже прежде, чем Марцелла, от зоркого взгляда которой не ускользало ничего.

Она первой увидела, как Рим покачнулся, – верный знак того, что следующий год не принесет ничего хорошего. Чтобы удержаться на ногах, она вцепилась в самое себя, Корнелия Терция, известная как Лоллия, которой ничто не мешало быть хорошей матерью и доброй женой, которая могла бы обращаться с рабом в своей постели как с мужчиной, а не как с племенным жеребцом.

В следующий миг она почувствовала прикосновение чьей-то сильной и теплой руки. Тракс.

– Госпожа! – услышала она его шепот и крепко сжала его ладонь.

– Называй меня Лоллия.

Брачная церемония продолжилась, однако гости все до единого держались натянуто. Лоллия как во сне вытерпела обряд до конца.

Ее любимая дикарка кузина принесла на бракосочетание мертвую голову.

Этим все сказано.

Часть II
ОТОН

Январь – апрель 69 года нашей эры

Двумя деяниями, одним крайне отвратительным и одним героическим, он снискал себе как славу, так и бесчестье в глазах потомства.

Глава 6

Марцелла

– Зачем я снова это для тебя делаю? – прошептала Лоллия.

– Потому что Гай ни за что не оставит меня в покое, – шепотом ответила Марцелла. – Это означает, что Туллия, эта мегера, тоже не даст мне жизни.

В передней части комнаты мужчина в накрахмаленной щегольской тоге что-то декламировал по-гречески.

Послушать оратора пришло не так уж и мало желающих, отметила про себя Марцелла. Длинный зал был до отказа уставлен рядами стульев, и все до единого были заняты восторженными слушателями. Или по крайней мере восторг слушатели проявляли в самом начале. Теперь же многие позевывали и беспокойно ерзали на стульях.

– О чем он сейчас говорит? – вздохнула Лоллия. – Кстати, как его зовут?

– Квинт Нумерий, и это его последний труд. – Марцелла заглянула в записи на табличке. – «Административные вопросы Цизальпинской Галлии во время консульства Корнелия Малугиненсия».

– Восхитительно! – снова вздохнула Лоллия.

– За тобой долг, Лоллия! Я ведь слушала тебя, когда ты без умолку трещала о твоем племенном жеребце…

Взгляд Лоллии переместился на огромного светловолосого галла. Стоя рядом с ней, он нежно обмахивал ее веером.

– Не называй его так!

Квинт Нумерий завершил последнюю цитату и поклонился. Зрители из вежливости наградили его жиденькими хлопками.

– Короткий перерыв, – объявил выступающий, и тишина сменилась гулом голосов.

– Хвала богам! – простонала Лоллия и оглядела толпу гостей: сенаторы, ученые, историки. – Кроме нас с тобой, здесь нет больше никого моложе шестидесяти лет!

– Пожалуй, это не твой вечер, – согласилась Марцелла. Разумеется, как могут сравниться исторические чтения с блистательными зваными ужинами, которые император Отон каждый вечер устраивал у себя во дворце! Зала, в которой находились сейчас сестры, была ничем не украшена, разговоры звучали трезво и перемежались цитатами на греческом языке. Кроме того, здесь было больше тог и лысин, чем шелковых платьев и нарумяненных лиц. – Не зевай! Не делай этого хотя бы так открыто!

– Тебе следовало взять с собой Корнелию. Вот уж кто никогда не зевает на публике.

– Она по-прежнему не выходит из спальни. Приставила к дверям вазы, на тот случай, если кто-нибудь попытается к ней войти.

Марцелла не знала, что делать с сестрой, но, похоже, тут любые усилия бессильны до тех пор, пока Корнелия сама не откроет дверь.

– Как мне хотелось бы, чтобы она пустила меня к себе, – вздохнула Лоллия.

– Сомневаюсь, что такое возможно. Она не желает даже произносить твое имя, особенно после того, как ты вышла замуж за брата Отона.

– О, боги! Да я его почти не вижу! Он, конечно, красив, но эта его привычка постоянно хрустеть пальцами…

– Дело не в нем. Теперь ты первая женщина Рима, поскольку у Отона нет жены или сестер. По мнению Корнелии, ты заняла ее место.

– Начнем с того, что я к этому не слишком стремилась. И вообще все не так блистательно, как может показаться на первый взгляд. Сказать по правде, я вообще не нужна Отону в качестве хозяйки на званых ужинах. Он сам прекрасно умеет развлечь гостей, я лишь отплачиваю счета. Вот что такое быть первой женщиной Рима. – Лоллия покачала головой, отчасти устало, отчасти раздраженно. – Даже будь все по-другому, Марцелла, я не такая, как ты или Корнелия. Я не стремлюсь быть важной персоной. Я хочу лишь иметь много красивых платьев и проводить вечера в обществе приятных мне людей, которые смеются и шутят. Мне нужен красивый мужчина, к которому я хотела бы возвращаться домой. Разве императрица может когда-нибудь получить все это? – Лоллия снова покачала головой. – Не думаю.

Марцелла окинула свою собеседницу пристальным взглядом. В последнее время буквально все в их семье пребывают в подавленном настроении. Со дня своей последней свадьбы ее кузина как-то подозрительно притихла.

– Послушай, Лоллия!..

– Я так и думал, что ты придешь сюда, – прервал их разговор чей-то басистый голос. Марцелла повернулась, не вставая со стула, и увидела коренастого юношу лет восемнадцати, который не сводил с нее взгляда. Его лицо показалось ей смутно знакомым.

– Я спрашивал о тебе, и мне сказали, что ты любительница истории и публичных чтений, что-то в этом роде. Вот я и пришел сюда, чтобы увидеть тебя.

Перед ней стоял младший сын губернатора Иудеи. Марцелла вспомнила, что уже встречала его в ту ночь, когда Пизона объявили наследником императора. Неуклюжий, черноглазый, восемнадцатилетний Тит Флавий Домициан.

– Как это мило с твоей стороны.

– Я тоже люблю историю, – с жаром продолжил юноша. – Я приду к тебе в гости, и мы сможем с тобой поговорить.

Сцепив за спиной руки, он не сводил с нее взгляда. Как ребенок, поедающий взглядом игрушку, которую он хочет забрать домой.

– Да, зайди как-нибудь на днях, – пробормотала Марцелла. – Извини, но сейчас я должна поприветствовать Марка Норбана. Надеюсь, я еще увижу тебя здесь.

Встав, она обошла Домициана и быстро пересекла комнату к первому же знакомому, которого заметила.

– Госпожа Марцелла, – произнес Марк Норбан, склоняя в приветствии темноволосую голову. – Я конечно же рад тебя видеть.

– А я тебя, – улыбнулась Марцелла, протягивая руку для поцелуя. Домициан не сводил с нее недовольного взгляда. Лоллия о чем-то разговаривала со своим великаном галлом. Взяв Марка за руку, Марцелла отвела его в сторону.

– Я бы с удовольствием послушала твои работы, Марк. До меня дошли слухи о твоем новом трактате. Говорят, ты посвятил его реорганизации культов в годы правления Августа.

– К сожалению, он далек от завершения. Увы, у меня не было времени для работы над ним по причине недавних… волнений.

– Волнений? – рассмеялась Марцелла. – Как это мудро и тактично сказано. Да, верно, наблюдать из гущи толпы за тем, как Рим убивает своего императора – думаю, при этом трудно оставаться спокойным.

– Ну, сейчас все хотя бы немного улеглось, – отозвался Марк и указал на присутствующих в белых тогах, спешивших вновь занять свои места. – Город, в котором ученые могут встречаться, чтобы в спокойной обстановке обсуждать прошлое… я бы сказал, это хороший признак.

– Посиди рядом со мной вторую половину чтений, – неожиданно предложила Марцелла.

– С удовольствием, – улыбнулся Марк.

Домициан нахмурился, явно недовольный тем, что спокойная властность Марка оттеснила его на второй план. Хозяин вечера снова встал, и чтения продолжились, перемежаемые цитатами из Сенеки. Лоллия от скуки беспокойно заерзала на месте.

Диаграммы. Жесты. Новые цитаты.

– Говорят, во сне пишется гораздо лучше, – шепнула Марцелла Марку. Тот подавил смех, но ничего не сказал. Марцелла тоже улыбнулась, однако почувствовала легкое раздражение. Во сне я тоже могла бы написать лучше, подумала она, когда оратор пробубнил новые цитаты из Сенеки. Как оригинально! Но Квинтий Нумерий относится к числу тех, чьи работы желает слушать публика. Кроме того, он издатель. А кто придет послушать мои исторические хроники?

Ну, может быть, Марк. Она как-то раз показала ему отрывок из своего исследования об императоре Августе, его венценосном деде, и Марк похвалил ее.

– Стиль немного цветист, – рассудительно сказал он, как будто разговаривал с коллегой сенатором, – однако твой труд отличается тщательностью.

Марцелла тогда зарделась от похвалы.

Она украдкой покосилась на Марка – тот зевал, не открывая рта. Он однажды признался ей, что это бесценный талант для любого сенатора. Марк Норбан не был красив в истинном смысле этого слова, но его лицо отличали выразительные и благородные черты, отчего оно казалось высеченным из мрамора. Интересно, восхищается ли он мной? Будь это не так, разве стал бы юный Домициан бросать на него такие колючие взгляды со своего места позади них? Марцелла была уверена, что вполне могла бы завести с сенатором роман, и Гай с Туллией так ни о чем не узнали бы – более глупые женщины, чем она, делали это сплошь и рядом. Достаточно посмотреть на Лоллию, которая склонила кудрявую голову к руке своего галла.

И все же Марцелла была не готова к любовной интрижке. Правда, в самом начале ее брака она пару раз позволила себе небольшие шалости, но тому было оправдание. Луций большую часть времени отсутствовал и даже когда возвращался домой, не проявлял к ней особого интереса в постели. Но самая красивая в Риме грудь не могла не найти поклонников, даже если среди них не было ее мужа – в одном случае это оказался широкоплечий трибун, в другом – эдил, обладавший талантом сочинять эпиграммы. Но трибун не мог предложить ей ничего, кроме своих широких плеч, а эдил, как выяснилось, платил какому-то поэту за сочинение эпиграмм. Да и ей самой представлялось непорядочным тайком уходить из дома, чтобы урывками встречаться с любовником в какой-нибудь грязной таверне. Скучающие жены, которых тешили любовники всякий раз, когда мужья уезжали из города, – разве есть что-то более банальное? Не лучше ли посвятить себя книгам и сочинительству, решила Марцелла, чем превращаться во всеобщее посмешище.

Только теперь и книги, и сочинительство начинают вызывать уныние.

Последнюю цитату на греческом языке внезапно прервал гул голосов, и Марцелла повернула голову в сторону дверей. В залу устремилась толпа опоздавших. Это была куда более блестящая публика, нежели та, что уже собралась на чтения. Накрашенные женщины с завитыми волосами, холеные мужчины в щегольских тогах, украшенных причудливой вышивкой, и с золотыми цепями, томная актриса из театра Марцелла, несколько прославленных колесничих и наконец тот, кто затмевал всех прочих своим величием.

– Прошу прощения за опоздание, – беззаботно извинился Отон. – Я никак не мог пропустить представление столь важного исторического труда. Цизальпинская Галлия, какая прелесть!

По залу прошелестел шепот, и рабы со всех ног бросились за новыми стульями. Марцелла проследила взглядом за Отоном, который уверенно прошел на середину залы. Со дня восшествия на трон она впервые видела его так близко. В нем все ослепляло окружающих: улыбка, черные вьющиеся волосы, богато расшитая золотом одежда из тончайшей белой ткани. Отон излучал обаяние, намеренно и продуманно пробуждая у присутствующих сравнения со своей полной противоположностью и предшественником – старым и угрюмым Гальбой. Неудивительно, что когда он проходил через толпу, его неизменно сопровождал благоговейный шепот. Римляне радостно приветствовали нового императора повсюду, где бы он ни появился.

– С каких пор Отон стал интересоваться чтениями научных трактатов? – шепотом спросила Марцелла у Марка.

– Почему ты думаешь, что он ими интересуется? – шепотом задал Марк встречный вопрос.

– Моя дорогая новоявленная сестра! – Отон поднял застывшую в почтительном поклоне Лоллию и поцеловал ее в щеку. – Мне кажется, ты всегда была членом нашей семьи. И сенатор Норбан здесь! Разве не был твой отец плодом опрометчивого поступка Августа? Мы в самое ближайшее время поговорим с тобой на эту тему. – Еще одна улыбка, такая же ослепительная, как и обычно, однако она почему-то заставила Марка Норбана поспешно раскланяться и уйти. Марцелла также успела заметить, что во взгляде юного Домициана вновь промелькнула ревность. Ее юный обожатель явно был не в восторге оттого, что Отон повернулся и поцеловал ей руку. – Ты прелестна как всегда, моя дорогая.