Текст книги "Хрупкий побег (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Коулс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

2

Шеп

Господи, какая же она красивая. Стояла посреди кухни, пела так фальшиво, что уши вяли – но пела с такой свободой. Надо было задержаться в дверях подольше, чтобы насладиться этим зрелищем.

Потому что я никогда раньше не видел Тею такой раскованной. Обычно вокруг нее – словно крепость: десяток замков, тройные стены, колючая проволока поверху. Но за те месяцы, что я захаживал в пекарню, иногда удавалось поймать проблески настоящей Теи. Маленькие намеки, говорящие о женщине за этими стенами. И именно они заставляли меня хотеть подойти ближе.

Но сейчас, глядя на нее, я не мог не усмехнуться. Она хлопала ртом, глядя, как ярко-голубая глазурь стекает по моей груди. Когда ей все-таки удалось что-то сказать, это была ругань.

Я расхохотался еще громче, и она тут же сверкнула глазами.

– Это не смешно! – рявкнула она.

– Да брось, Колючка. Чуть-чуть смешно, – ухмыльнулся я.

Тея выпрямилась, словно в позвоночник вставили стальной прут:

– Колючка?

Я поднял бровь, потянувшись за полотенцем, чтобы вытереть липкую массу. Футболке пришел конец. Но оно того стоило – ради того, чтобы увидеть Тею в таком состоянии. Ее карие глаза сверкали так, что я с трудом сдерживал фантазии, в которых этот огонь разгорался бы в совсем других обстоятельствах.

– Колючка. По тебе видно – вся в шипах.

Она снова захлопала ртом:

– Это ты вломился в пекарню и напугал меня до смерти, а колючая здесь я?!

Я лишь усмехнулся. Разозленная Тея – куда интереснее, чем ее обычная замкнутость.

– Дверь была открыта.

Тея резко замолчала.

– Я решил, что вы открылись пораньше. Позвал, никто не ответил. Зато услышал душераздирающее пение – пришлось проверить.

Щеки Теи полыхнули, когда она поставила миску с глазурью на столешницу.

– Я думала, что одна.

– Я знаю, – мягко ответил я. Потому это и было таким подарком – видеть Тею настоящей.

Она обошла меня, стараясь держаться на приличном расстоянии:

– Сейчас принесу тебе футболку взамен.

– Не стоит…

– Стоит, – отрезала она, нагибаясь к стопке с фирменными футболками пекарни.

Я, конечно, отправлюсь в ад. Потому что, когда она наклонилась, а джинсы натянулись на ее округлых бедрах, я не мог отвести взгляд.

Она вытащила сиреневую футболку и протянула мне:

– Вот.

Размер подходил, но на груди красовался ярко-розовый кекс и надпись витиеватым шрифтом: Cupcake Cutie.

Ее губы дрогнули:

– Проблема?

Я встретил ее взгляд. Вызов понят. Схватив подол своей футболки, я стянул ее через голову и бросил в мусорку за стойкой:

– Настоящие мужчины носят сиреневое.

Глаза Теи скользнули с моего лица вниз по обнаженной груди. Я не пропустил, как расширились ее зрачки и как она нервно сглотнула.

Я протянул руку за новой футболкой:

– Увидела что-то, что понравилось?

Ее взгляд метнулся обратно к моему лицу:

– Просто удивляюсь, почему золотой мальчик города раздевается посреди рабочего дня.

Я пожал плечами, натягивая сиреневую футболку:

– У меня с наготой проблем нет. А у тебя?

Как только эти слова сорвались с языка, Тея напряглась, лицо побледнело.

Черт.

– Прости, – быстро сказал я. – Я придурок. Пытался пошутить…

Она покачала головой:

– Все нормально. Просто скажи, что будешь заказывать. За счет заведения.

Но я видел, что вовсе не нормально. В животе неприятно заныло. Я облажался. И меня это волновало куда больше, чем хотелось бы.

– Не нужно оплачивать мой завтрак, – тихо возразил я.

– Это мое решение, – парировала она, снова обходя меня с запасом. – Черный кофе?

– Да, – пробормотал я, обойдя прилавок, стараясь оставить ей достаточно пространства.

– Выпечку будешь?

Я окинул взглядом витрину. Что-то сладкое сейчас есть совсем не хотелось. Но среди прочего я выбрал:

– Возьму круассан с ветчиной и сыром.

Тея кивнула, темные волосы скользнули по щеке. Она молчала. Я не стал давить – уже и так сказал лишнего.

Как раз в этот момент из глубины пекарни вышла Саттон, держа Луку за руку. Она улыбнулась мне, стряхивая муку с футболки:

– Доброе утро, Шеп.

– Доброе, – кивнул я, глянув на Луку. – Привет, приятель.

Он засиял, демонстрируя отсутствующий передний зуб:

– Мистер Шеп! Можно мне опять помогать строить?

Я усмехнулся:

– В любое время. На стройке всегда нужны хорошие ребята.

Лука расправил плечи:

– Мам, можно? Ну можно?

Саттон покачала головой:

– Сначала в лагерь.

– А после? Пожа-а-а-алуйста? – взмолился он.

– Может, позже на неделе. Ты ведь сегодня хотел на каток.

Лука выглядел, будто ему предстоит решить судьбу человечества.

– Стройка подождет, дружище. Никуда не денется, – заверил я его.

Лука тяжело вздохнул:

– Лед сегодня, стройка завтра.

Я протянул ему ладонь для пятюни:

– Отличный выбор, мой парень.

Саттон благодарно улыбнулась:

– Спасибо.

– Всегда рад, – ответил я.

Когда она торопливо направилась к двери, в поле зрения мелькнула знакомая фигура, и меня тут же кольнуло чувство вины. Я заставил себя улыбнуться:

– Привет, Мара. Как ты?

Она засияла так, что внутри у меня все сжалось сильнее:

– Все отлично. А ты?

– Неплохо. Пришел позавтракать, – ответил я, глянув в сторону Теи, пока доставал кошелек.

Она тут же отвела взгляд:

– Я же сказала, за счет заведения. Из-за всего… – Она сделала какой-то невообразимый жест рукой, отчего я чуть не рассмеялся. – Из-за этой… глазурной ситуации.

Мара переводила взгляд с Теи на меня:

– Глазурная ситуация?

– Небольшая утренняя неурядица, – пояснил я, вытаскивая две двадцатки и опуская их в банку для чаевых.

– Шеп… – укоризненно прошептала Тея.

Я опустил голову, чтобы встретиться с ней взглядом:

– Брать с меня деньги или нет – это твое решение. А вот сколько оставить на чай – мое. Прости за то, что вел себя как придурок.

Ее пухлые розовые губы плотно сжались, но потом снова разомкнулись:

– Все нормально.

Но это была неправда. Поведение Теи говорило совсем о другом. Так себя ведут те, кого уже ранили. И где-то глубоко во мне от этого начала закипать злость – странное, неуместное, но очень горячее чувство.

Я не знал Тею. Не по-настоящему. Захаживал в пекарню с самого ее открытия – сперва привлекла внешность. Но она так и не поделилась со мной ничем, что позволило бы узнать ее по-настоящему.

Я ловил лишь крошечные обрывки. Короткие моменты, когда ее защита ослабевала. Обычно – когда она дразнила Луку или смеялась с Саттон.

И даже от сестры, которая работала с Теей в питомнике, я узнал немногое. Все, что удалось вытянуть из Роудс – это то, что Тея явно от кого-то или от чего-то бежит. Но от кого?

– Шеп? – позвала Мара, возвращая меня к разговору.

Внутри тут же кольнуло чувство вины за то, что меня отвлекли от Теи. Я правда был ослом.

Мара неуверенно улыбнулась:

– Может, посидим вместе? Позавтракаем. У меня есть час до смены в хозяйственном.

Черт. Мы с Марой расстались несколько месяцев назад. Встречались всего около шести недель, пока я не понял, что между нами ничего серьезного не будет. Она была хорошим человеком, и оттого расставание далось тяжело. Сказать кому-то, что вы лучше как друзья – всегда сложно.

А теперь казалось, будто Мара пытается меня переубедить. Не навязчиво, но с постоянным давлением. Каждые пару недель она находила повод предложить встретиться. У меня уже заканчивались идеи для вежливых отказов.

Я прочистил горло:

– Встречаюсь с Энсоном на новом объекте.

Лицо Мары тут же потемнело, и в груди снова заныло от вины:

– Поняла. Может, в другой раз.

Я попытался скрыть свою неловкость:

– Хорошего дня.

Повернувшись к двери, я еще раз глянул через плечо:

– И держись пока подальше от голубой глазури, Колючка.

Тея тут же нахмурилась, но в глазах вспыхнул знакомый жар – куда приятнее страха, который я видел ранее.

Что-то внутри снова потянуло меня – узнать, что ее так напугало, и уничтожить это. Но я знал: это пустая трата сил. Я, скорее всего, подведу ее так же, как и все остальные.

3

Тея

Пекарня гудела, наполняясь утренней толпой. Обычно именно утренние и обеденные часы были моими любимыми – столько дел, что я полностью погружалась в поток: заказы, разнос еды. Не оставалось времени ни на что, кроме следующей задачи.

Но не сегодня.

Сегодня в голове крутился только Шепард Колсон. То, как его глаза озорно сверкали, когда он поддевал. Как утреннее солнце зацепилось за его волосы, высветив рыжеватые отблески среди темно-каштановых прядей. И как напряглись его мышцы, когда он снял испорченную футболку.

– Эй, Тея, прием! – донесся до меня игривый голос Саттон.

Я вздрогнула:

– Прости, что?

Она едва сдерживала улыбку:

– Уолтер передал заказ.

Повар, которому было уже далеко за семьдесят, помахал мне и подмигнул.

– Извини, – пробормотала я снова.

– Такое чувство, будто что-то тебя выбило из колеи, – пропела Саттон. – Или кто-то.

Мышцы непроизвольно напряглись – напряжение пронизало их, будто стальная проволока.

– Просто плохо спала, – буркнула я, хватая два блюда, которые приготовил Уолтер.

Я проскользнула мимо Саттон и подошла к столику, где сидела приезжая пара:

– Вот ваш заказ. Нужно что-то еще?

Женщина засияла:

– Все отлично. Очень аппетитно выглядит.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но получилось лишь наполовину:

– Если что – зовите.

Когда я вернулась за стойку, Саттон уже рассчиталась с покупателем и повернулась ко мне:

– Он тебе нравится.

Напряжение усилилось:

– Кто? – прикинулась я дурочкой, переключившись на витрину с выпечкой, начав тщательно поправлять ассортимент.

– Тея, – мягко сказала Саттон, облокотившись на стойку.

– Ммм? – я продолжала переставлять кексы так, что даже сержант-инструктор остался бы доволен.

Саттон молчала. Настоящий материнский прием – выждать, пока я сама не подниму глаза. Когда я все-таки посмотрела на нее, в ее взгляде была только мягкость и легкая тревога.

А это было хуже. Я не хотела, чтобы она копала глубже. Знала, что она уже видела больше, чем должна была. Так бывает, когда впускаешь людей хоть на шаг ближе. И она, и Роудс уже заметили трещины в моей маске.

– Он хороший человек, – тихо сказала Саттон. – Знаешь, он помог мне с ремонтом здесь. Просто так. Увидел, что мне тяжело одной.

Живот скрутило. Я этого не знала, но не удивилась. Роудс рассказывала немало историй о том, как ее брат всегда готов прийти на помощь тем, кто ему дорог. Но я не хотела этого знать. Не когда внутри уже гудел этот опасный, почти смертельный ток влечения. А значит – нужно держаться подальше.

– Я не собираюсь с кем-то встречаться, – сказала я. – Ни с Шепом, ни с кем бы то ни было.

Саттон вздохнула:

– Я понимаю. Правда. Я знаю, каково обжечься. После такого страшно даже подходить к плите.

– Это мягко сказано, – тихо отозвалась я. – Все хорошо, Саттон. Мне и так достаточно. После того, как Брендан разрушил почти все, я еще больше ценю то, что у меня осталось: Лось, мой дом, сад, дружба с тобой и Роудс. Мне не нужно большего.

Саттон плотно сжала губы, будто пыталась сдержать то, что очень хотела сказать. Но в итоге не выдержала:

– Я просто боюсь, что ты упустишь нечто прекрасное только из-за страха. Мужчины, как Шеп, – на вес золота.

Я изучала ее, пока внутри не вспыхнула ревнивая искорка:

– Он тебе нравится?

Глаза Саттон округлились:

– Нет! Не так. Он просто друг. Но я видела, как он на тебя смотрит.

Я снова напряглась, и Саттон это заметила:

– Не так, чтобы пугаться. Скорее так, будто он готов отдать все, лишь бы ты просто посмотрела на него.

Я закусила щеку. Надо было дать ей хоть что-то, иначе она не отстанет. А мне хотелось, чтобы она отпустила тему.

– Я просто не могу, – посмотрела ей прямо в глаза. – Это не для меня.

Потому что даже если мужчина будет самым лучшим человеком на свете, мой мозг все равно будет искать подвох. Ждать, когда он изменится. Постоянно искать скрытый мотив за каждым добрым словом. И спрашивать себя, как он в итоге меня разрушит.

Это не было бы честно ни по отношению к нему, ни ко мне самой. Я не хотела снова через это проходить.

Лицо Саттон погрустнело, но она сжала мою руку:

– Хорошо. Но я всегда рядом. Если что – обращайся.

Я кивнула:

– Спасибо.

– Сможешь постоять за прилавком? Думаю, мой торт уже остыл, пора покрывать его глазурью.

– Конечно. – Меня тут же накрыло облегчение, смешанное с виной. Но мне нужно было время, чтобы снова собрать свои баррикады. Они становились опасно тонкими.

Саттон скрылась на кухне, и вскоре они с Уолтером запели в такт старой балладе Тима МакГроу. Я принялась вытирать стойку и витрину, сосредотачиваясь на каждом пятнышке, лишь бы не думать о том, как мне одиноко. Здесь, в Спэрроу-Фоллс, никто не знал, кто я на самом деле.

Раздались шаги. Я выпрямилась и бросила тряпку в раковину. Натянула улыбку, приветствуя постоянную клиентку:

– Доброе утро, Райна.

Она ответила той же робкой улыбкой, что и всегда, ее светло-каштановые волосы прикрывали лицо, словно служили ей щитом.

– Доброе.

– Маффин с нутеллой и чай Эрл Грей? – уточнила я.

Райна кивнула, и волосы чуть сдвинулись, открывая ореховые глаза. Макияж у нее был сдержанным, но безупречным. И все равно я заметила слабый синяк под слоем тонального крема – прямо на скуле.

В горле запекло. Это был не первый раз, когда я замечала что-то подобное: синяк на руке, выглядывающий из-под рукава, пятна на запястье, когда она протягивала деньги. Но на лице – впервые.

Райна протянула десятку:

– Сдачи не надо.

– Спасибо, – постаралась я сохранить ровный голос, пробивая заказ. В ушах зазвенело, мысли завертелись. Может, я и правда выдумываю лишнего… но что, если нет?

Я почти ничего не знала о Райне. Только то, что она примерно моего возраста, молчалива и каждый день заказывает одно и то же. Может, она ходит на кикбоксинг. Или получила удар мячом на тренировке по софтболу. А может… все куда мрачнее.

Мысли вихрем крутились в голове, пока я сжимала щипцы, перекладывая маффин в бумажный пакет. Приготовить чай заняло всего пару секунд. Повернувшись к ней, я натянула на лицо радушную улыбку:

– Вот, держите.

Райна ответила своей привычной осторожной улыбкой:

– Спасибо.

Я пыталась уловить что-то за ее словами – хоть какой-то немой крик о помощи. Но ничего не прочитала. Она взяла свой завтрак и направилась к выходу. Внешне – та же сдержанная, спокойная Райна, какой я видела ее каждое утро.

Но я знала, как это – рисовать для окружающих картинку, которая не имеет ничего общего с тем, что чувствуешь на самом деле. Я сама в этом преуспела настолько, что временами начинала верить своим собственным лживым фасадам. Пока все не рухнуло.

У Брендана не было кулаков. Его оружием были слова и манипуляции. Он не оставлял синяков. А шрамы, что он оставил, были невидимы глазу.

И именно поэтому я иногда начинала думать, что схожу с ума – так, как он всегда и твердил.

Это напоминание о том, почему мне стоит держаться подальше от Шепа Колсона. Или любого мужчины вроде него. Если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, так оно, скорее всего, и есть. А даже если и нет – я все равно буду слишком напугана, чтобы за это потянуться.

4

Шеп

Дом требовал капитальной перестройки. Но именно это вызывало тот самый фантомный прилив энергии, словно мурашки бежали под кожей. Пальцы чесались взять карандаш и начать набрасывать эскизы того, что могло бы здесь появиться.

В этом всегда и был кайф – превращать то, что другие считали мусором, в нечто ценное. Да, я обожал задействовать всевозможные технологии, чтобы воплотить задуманное, но начинал всегда по-старинке – с карандаша и бумаги. Что-то в этом шуршании грифеля по листу открывало во мне поток идей и возможностей. А здесь их было предостаточно.

Этот проект был масштабнее всего, что я делал для себя, раз в десять. И от этого адреналин только усиливался.

Я смотрел на огромный фермерский дом, которому наверняка было не меньше ста лет – примерно с тех пор, как начали заселять эту часть штата. Обшивка – выгоревшая до серого, когда-то, наверное, была белой. Крыша требовала полной замены. Но основа – крепкая.

Хотелось снести с полдюжины стен, врезать новые окна. Но все это со временем. И, конечно, с изрядной долей личного труда.

Зато владеть строительной компанией имело свои плюсы: скидки на материалы и доступ к рабочим.

Телефон пискнул. Я опустил взгляд и покачал головой. Мои братья и сестры – просто цирк на колесах. Неважно, что только двое из нас были связаны кровью, и что мы попадали в семью кто при рождении, а кто уже подростком – наши перепалки в чате были эпичны.

Общий чат из семи человек постоянно переименовывался – кто кого перещеголяет или потроллит. Сегодня он назывался: Групповое имя изменено на Ханс Броло.

Коуп: Проверка на выживших. Уже сорок восемь часов как никто из вас, ублюдков, не выходил на связь.

Сейчас Коуп снова был в Сиэтле – дорабатывал остаток сезона после окончания игр в НХЛ. Так что не удивительно, что он требовал отчетов. Тем более последние недели чат стал заметно тише – больше личных созвонов после того, как Роудс похитили, пытали и едва не убили человек, которого я сам нанял и долгое время считал другом и коллегой.

Старая знакомая боль подступила к горлу – как кислота, разъедающая грудную клетку и кости. Я не разглядел, чем на самом деле был Сайлас. И моя сестра чуть не поплатилась за это жизнью.

Кай: Чувак, может, пока завязывай с шутками про смерть, а?

Фэллон: Больше чуткости, Коупленд.

Кай: Оу. Если Фэл назвала тебя полным именем – ты в жопе. Беги и прячься.

Фэллон и Кай всегда держались друг за друга, как будто общались без слов. Когда Кай попал к нам в шестнадцать, он вообще ни с кем не хотел разговаривать. Но Фэл как-то сумела его достать из скорлупы.

В чат прилетела фотка – Роудс держала вилы, стоя перед горой навоза, а другая рука у нее была в гипсе.

Роудс: Сегодня ко мне лучше не лезть.

Кай: Да потому что ты стоишь в куче дерьма.

Роудс: Что работает – то работает.

Коуп: Прости, Ро. Я был тупым ублюдком.

Роудс: Думала, мы уже перестали со мной цацкаться. Я лучше с шутками.

Прошел почти месяц с того кошмара. И хоть она не хотела, чтобы мы волновались, я знал: шрамы остались – и не только на коже.

Я был благодарен, что она нашла утешение в моем лучшем друге Энсоне – фраза, которую я сам не верил, что говорю. Но как-то этот угрюмый парень оказался идеальной парой для моей солнечной сестры. И это работало.

Понимая, что Коуп и Ро будут еще долго обмениваться извинениями, я выбрал единственный отвлекающий ход – сфотографировал дом и отправил в чат.

Я: Дал задаток. Ну как вам?

Коуп: Думаю, твою задницу тут же заколдуют, как только ты войдешь.

Кай: Или зарубят топором. Дом выглядит так, будто там живет маньяк-лесоруб.

Дом стоял посреди абсолютной глуши. Больше пятисот акров земли: с одной стороны – национальный лес, с другой – ранчо на десять тысяч акров.

Но именно эта изоляция притягивала меня как никогда раньше. Мне нужно было место, где я мог бы просто быть. Без ожиданий. Без груза всех тех, кого я подвел в разные моменты жизни.

Я не дурак. Я знал, что этот груз тащил с самого рождения. Но что еще ожидать от младенца, которого бросили через пару недель после рождения? Подкинули в бокс для младенцев при пожарной станции в соседнем городе. Без записок. Без имени. Без прошлого.

Мне невероятно повезло, что семья Колсон меня усыновила. Они были моей единственной семьей. Но я не мог не задумываться: что заставило кого-то оставить меня в том ящике? Что во мне было такого, что меня было так легко бросить?

Телефон снова пискнул, выдернув из этой спирали мыслей.

Коуп: Ну вот, теперь уже ты шутишь про смерть.

Я вздохнул и отключил звук в чате. Трейс и Арден уже давно так поступили. Сообщений от них в группе было все меньше. Арден в основном язвила о том, что у нас, видимо, нет жизни. А Трейс – шериф округа до мозга костей – вмешивался только, чтобы навести порядок.

Но я не винил их. Коуп и Кай могли крутиться в одном и том же кругу часами. А у меня сейчас были дела поважнее. Взглянув на дом в последний раз, я направился к пикапу. Щелкнув брелком, сел в кабину и завел двигатель.

Часы показывали три тридцать. Времени хватало, чтобы заехать в питомник перед тем, как нырнуть в план реконструкции дома. Бросив телефон в подстаканник, я выехал.

Минут через пятнадцать показалась деревянная вывеска Bloom & Berry. Это место было моей главной точкой по ландшафтному обеспечению, а еще – рабочим домом моей неофициальной консультантки. Я припарковался на краю гравийной стоянки и пошел искать Роудс.

Фотка, что она прислала в чате, дала мне подсказку. Я обошел теплицы, прошел через центральный дворик с крошечным кафе. И только когда в воздухе почувствовался легкий запах навоза, я понял, где она.

Роудс собрала свои темные волосы в хвост, который торчал из отверстия в бейсболке. С каждым вонзанием вил в огромную кучу компоста и навоза ее хвостик покачивался. Я поморщился, глядя, как она одной рукой переворачивает эту жижу.

– Тебе вообще стоит этим заниматься? – спросил я, поправляя козырек кепки, чтобы защититься от солнца.

Роудс выпрямилась, обернулась и облокотилась на вилы:

– Я знаю, что ты следишь за мной через Энсона, а значит, ты в курсе, что доктор Эйвери разрешил физическую нагрузку. Этот гипс меня не остановит. – Она махнула рукой с гипсом, подтверждая сказанное.

– Может, стоит чуть полегче, все-таки первая полноценная рабочая неделя.

В глазах Роудс мелькнуло раздражение:

– Я задницей приросла к кассе за последние дни. Мне нужен свежий воздух и ощущение, что я опять что-то делаю.

Я вздохнул:

– Прости, Ро-Ро.

– Только не ты, – простонала она.

Я усмехнулся:

– Что могу сказать – Коуп на меня влияет.

– Ему бы хобби завести, – пробурчала она. – Кроме как следить за мной.

– А профессиональный хоккеист за баснословные деньги – это не хобби?

– Видимо, нет. – Она наклонила голову, разглядывая меня внимательнее. – Уже новый дом?

Я попытался не выдать своего напряжения, но тело предательски дернулось:

– Дом на Джунипер-Лейн готов. Пришло время двигаться дальше.

Роудс покачала головой:

– Ты когда-нибудь вообще собираешься пожить в каком-нибудь из домов, которые так кропотливо переделываешь?

Нет. Дольше двух месяцев после завершения проекта я нигде не задерживался. Все становилось слишком стерильным, идеальным. Мне нужна была суета, хаос, возможность что-то чинить, строить, создавать заново.

– Разве преступление – любить свою работу? – спросил я, не сумев скрыть легкую оборонительную нотку.

Роудс немного помолчала, пристально глядя в меня:

– Конечно, нет. Но я все-таки иногда задумываюсь – от чего ты бежишь?

– Может, я ни от чего не бегу. Может, я бегу к чему-то, – пожал я плечами. Я всегда так себе объяснял: я гонюсь за этим кайфом созидания. За восстановлением.

– Может быть, – пробормотала Роудс, прислоняя вилы к тачке. – Как ты вообще держишься после всего?

Под «всем» она имела в виду вчерашний выпуск Dateline, где целый выпуск посвятили расследованию по делу Сайласа Арнетта и его многолетнему кошмару. Меня замутило:

– Разве это не мне тебя надо об этом спрашивать?

Роудс пожала плечами:

– Можно и друг друга. Мы оба прошли через дерьмо и волнуемся друг за друга.

Я не прошел ни через что. По сравнению с Роудс – ничто. Я не заслуживал ее заботы. А она – заслуживала. Потерять всю семью в тринадцать, а потом, спустя годы, снова оказаться лицом к лицу с тем, кто хотел добить – и все это из-за того, что он пришел через меня…

– Я в порядке. А ты? – на самом деле только это я и хотел узнать. Нет – мне это было необходимо. Может, если я буду уверен, что с ней действительно все хорошо, то смогу отпустить часть вины, что разъедала меня изнутри.

– Если бы я поверила в твое «в порядке», то и сама бы была в норме. Но так как не верю – я злюсь.

Я невольно рассмеялся, обнял ее и потрепал по голове через кепку.

Роудс вывернулась, стукнула меня свободной рукой:

– Перестань!

Она развернулась и больно ущипнула меня в бок:

– Ай, Ро! – зашипел я, отпуская ее и потирая место укуса.

Тут она внимательно меня разглядела:

– Что ты надел?

Я опустил глаза – только теперь вспомнил, что на мне все еще сиреневая футболка Cupcake Cutie с кексом. Команда весь день не давала мне спуску.

– Небольшой инцидент в пекарне.

Роудс вскинула бровь:

– Инцидент, говоришь?

– Просто маленькая авария.

– Тея облила тебя кофе?

Я нахмурился:

– Ты как будто гордилась бы ей, если бы так и было.

В уголке ее губ дернулась улыбка:

– Мне нравится, что она держит тебя в тонусе. Ты слишком привык, что женщины сами к тебе липнут.

Я нахмурился еще сильнее:

– Никто ко мне не липнет.

Роудс фыркнула:

– Ты у нас золотой мальчик. Они на тебя вешаются. Тебе нужна та, которая не будет у тебя в руках, как пластилин.

Я себя золотым не чувствовал. Особенно в последние месяцы.

– Черт, – сказала Роудс, глянув на часы. – Я совсем забыла забрать новых котят для Теи.

– Для Теи? – переспросил я, сам не заметив, как в голосе прозвучал слишком живой интерес.

Роудс кивнула:

– Она теперь официально в списке приемных семей у Nancy's Wags & Whiskers.

Роудс и наша бабушка Лолли уже давно работали с этим приютом, но я не знал, что туда подключилась и Тея. Хотя меня это не удивило. И прежде чем я успел заткнуться, сам выдал:

– Я могу их отвезти.

На лице Роудс расползлась понимающая улыбка, но подкалывать она меня не стала:

– Уверен?

– Я закончил на сегодня.

– Ладно. Сейчас пришлю тебе адрес Теи. Нэнси ты и так знаешь.

Я уже не раз помогал приюту – в основном развозил пожертвования: еду, игрушки, одеяла от Лолли. Она умела уговорить даже самых жадных бизнесменов раскошелиться на благое дело.

– Договорились, – кивнул я.

Роудс замолчала на мгновение, будто что-то обдумывая. Потом произнесла:

– Ты правда хороший брат. Знаешь это?

Ее слова резанули, будто каждый слог – это острое лезвие, впивающееся под кожу.

– Ро…

– Серьезно. В том, что случилось, не больше твоей вины, чем моей или Энсона.

Жжение в груди вернулось – сильнее, глубже.

– Я должен был это заметить.

– Никто не заметил. Но если ты продолжишь таскать эту вину, которая тебе не принадлежит, она тебя утопит.

Я слышал страх в ее голосе. И от этого становилось только хуже. Поэтому я сделал единственное, что мог – обнял ее.

– Люблю тебя, Ро-Ро. Даже несмотря на то, что сейчас ты воняешь как конский навоз.

Она рассмеялась – как я и надеялся. Этот ее смех, сам факт, что она жива и дышит, что Сайлас не одержал победу – пока этого должно было хватить.