Текст книги "Хрупкий побег (ЛП)"
Автор книги: Кэтрин Коулс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Кэтрин Коулс
Хрупкий побег
Это для меня.
И для всех, кого когда-либо заставляли чувствовать себя ничтожеством.
Заглушите этот шум.
Вы прекрасны и удивительны такими, какие вы есть.
Пролог
Сколько способов можно придумать, чтобы убить кого-нибудь... в мыслях? За последние несколько месяцев мы с Никки стали настоящими мастерами в этом деле, придумывая такие изыски, что дух захватывало.
– Живьем закопать в муравейник с огненными муравьями, – сказала я, глубже устраиваясь в мягкие подушки дивана в ее маленькой квартирке.
Она фыркнула со своего места на полу, развалившись с бокалом вина, который едва держался у нее в руке.
– Слишком легко. Я за то, чтобы его сожрали пираньи, начиная с его члена.
Я прыснула со смеху и отпила из бокала.
– Может, он мог бы просто захлебнуться в своих собственных лживых словах, – пробормотала я.
Никки резко села, ее рыжие волосы взметнулись, а вино выплеснулось из бокала. Хорошо хоть белое – не оставит пятен. Несмотря на легкое опьянение, она сузила глаза, глядя на меня взглядом, который я уже знала: одновременно суровым и нежным. Она была той самой подругой, что всегда прикроет спину – одной из немногих, кого не обманул Брендан со своими сладкими речами.
– Тебе нужно кому-то все рассказать. Тому, кто может что-то с ним сделать. Или я сама его перееду своей машиной, – пробурчала Никки, ставя бокал на стол.
Я обхватила колени, пытаясь найти утешение в этом движении, словно могла бы сама себя обнять и согреть.
– И что я скажу? Что мне звонят с незнакомого номера и тяжело дышат в трубку?
– Сел, он тебя уволил. С работы, в которую ты столько сил вложила.
Это правда. Бакалавр в сфере бизнеса. Магистратура по некоммерческому управлению. Бесконечные часы неоплачиваемых стажировок и волонтерства. Все ради работы в моей мечте – проекте по ликвидации неграмотности. Но все рухнуло сегодня утром, когда меня уволили.
– Нет доказательств, – прошептала я. Но в груди разлилась боль. Я знала, что Никки права, хоть и не было ни единой улики. Руки Брендана тянулись далеко, его хватка душила.
Никки тяжело выдохнула:
– Ты же знаешь, что это он. Разбрасывается деньгами, дергает за ниточки.
Я закусила губу, чувствуя, как на меня наваливается давление, словно сам воздух пытался меня раздавить. Казалось, Брендан был везде. Я думала, что после расставания все закончится. Что я буду свободна. Но это было только начало.
– Может, это и есть конец, – наконец встретила ее взгляд. – Он выиграл. Думаю, этого он и хотел. Может, теперь я смогу двинуться дальше.
Вот только я не знала – куда. Лос-Анджелес больше не казался домом. Когда-то я любила здесь жить – живая музыка, музеи, рестораны с любой кухней мира. Мне нравилось растворяться в толпе, теряться среди яркой, разнообразной публики. А теперь казалось, что за мной следят все глаза вокруг.
– Может быть, – пробормотала Никки.
Я потянулась через стол и сжала ее руку:
– Спасибо, что ты у меня есть. Ты – лучшая подруга в мире.
Она нахмурилась:
– Хочу сначала ударить его промеж ног, а потом скормить пираньям.
Я прыснула со смеху:
– Дерзай.
Но смех быстро угас. Я рассказывала Никки лишь часть того, что происходило. Если бы она знала все, точно уже сидела бы за рулем с намерением устроить наезд. И именно это заставляло любить ее еще сильнее.
Я встала, взяла бокал и допила вино:
– Пора домой. Скоро кормить ужином Лося.
Никки покачала головой:
– Лучше корми этого зверя вовремя. А то отгрызет тебе палец во сне.
Я улыбнулась по-настоящему, направляясь с бокалом на кухню:
– Никогда бы не посмел.
Никки с трудом поднялась на ноги:
– Продолжай себя в этом убеждать. Ты машину вызвала?
Я покачала головой:
– После первого бокала перешла на «Фреску».
Ее рот распахнулся:
– Ах ты ж, зараза! Я тут напилась, а ты весь вечер пьешь газировку?!
Я рассмеялась, обняв ее:
– Прости, солнышко.
Правда в том, что я уже давно не пью больше одного бокала. С тревожностью и так все на грани – мне нужно держать голову ясной.
Никки крепко меня обняла:
– Хочешь, я поеду с тобой? Переночую на диване.
Боже, какая же она потрясающая.
– Все будет хорошо. Я, скорее всего, просто засижусь за поиском вакансий в других фондах.
Но она не отпускала:
– Ты потрясающий человек. Не позволяй его дерьму заставить тебя думать иначе.
Глаза защипало, слезы рвались наружу. Я изо всех сил старалась их сдержать. Потому что иногда я сама начинала верить в то, каким меня описывал Брендан. Манипулятивной. Жестокой. Больной. Шлюхой.
Два года назад я бы рассмеялась, услышав, что могу так о себе подумать. Поразительно, как быстро все меняется. Как легко искривляется сознание. И как долго потом приходится расхлебывать последствия.
– Люблю тебя, Никс, – прошептала я.
– Я тебя тоже, – сказала она, наконец отпуская. – Напиши, когда доберешься домой. Или звони по дороге, если вдруг станет не по себе.
Глаза опять защипало. Никки уже не раз слушала мои панические звонки, когда я думала, что за мной кто-то идет, а оказывалось – просто прохожие. И ни разу не пожаловалась.
– Спасибо, – быстро чмокнув ее в щеку, я схватила сумочку.
Вышла из ее маленькой квартиры на окраине Сильверлейка и пошла по тротуару к машине. Было еще светло, но я все равно окидывала взглядом окружающих. Пара, целующаяся у кафе. Семья с двумя детьми, которые бегали вокруг родителей. Обычная картина.
Но нервозность не отпускала. Я ускорила шаг, направляясь к своему старенькому Subaru. Она повидала многое ещё до того, как я купила ее в колледже, и сейчас уже доживала свой век. О новой машине при отсутствии работы пока можно было не мечтать.
Открыв двери, я забралась внутрь и вздохнула, заметив на полу сумку с овощами – совсем забыла о ней. Надеюсь, с фермерскими покупками все будет в порядке.
Закрыв дверь, тут же ее заблокировала и поймала свой взгляд в зеркале заднего вида. Светлые волосы растрепаны, под зелеными глазами темные круги. Но я не отвела взгляда, даже когда глаза наполнились слезами.
– Ты хороший человек, – прошептала я. – Ты не такая, какой он тебя описывает.
Телефон пискнул. Я нащупала его в сумочке. Он снова пискнул, экран засветился. У меня в животе все оборвалось, когда на дисплее высветилось сообщение.
Неизвестный номер: Видела? 😉
На экране был скриншот статьи. Заголовок: Актер Брендан Босман жертвует миллион долларов Проекту по ликвидации неграмотности. У меня задрожали руки, пока я читала короткую заметку.
Господин Босман, наиболее известный своими ролями в кассовых романтических комедиях и супергеройских блокбастерах, был замечен во время экскурсии по офису некоммерческой организации в районе Уэст-Адамс в Лос-Анджелесе. «Чтение – это то, что всегда было моей страстью. Быть частью миссии Проекта по ликвидации неграмотности и помогать людям получать необходимые знания – большая честь для меня».
Слезы опять жгли глаза – смесь злости, страха и раздражения от той лжи, что лилась из его уст. Брендан считал чтением просмотр The Hollywood Reporter и проклятия в адрес тех, кто получал роли, на которые он сам претендовал. Я не смогла дочитать. Это было слишком.
Я отдала Проекту по ликвидации неграмотности все: бесконечные часы за гроши, поиски благотворителей, чтобы организация не ушла в минус, выполнение работы, которой не было в моей должностной инструкции. Все ради их миссии. Ради того, чтобы быть частью чего-то, что меняет жизни людей. А теперь все кончено. Потеряно.
Слеза скатилась по щеке и впиталась в джинсы, оставляя темное пятно на ткани. Может, именно этого мне и не хватало – последней капли, чтобы решиться уехать из Лос-Анджелеса и начать все с чистого листа. Шанс на настоящую свободу.
Здесь у меня, кроме Никки, уже ничего не осталось. Все остальное он отбирал медленно и методично. Я проглотила подступившую ярость, схватила ключи с сиденья и вставила в замок зажигания. С третьей попытки двигатель завелся.
Еще одна поломка, которую я не могла себе позволить починить. Но я проигнорировала это и направилась домой. Даже в четыре часа дня пробки уже начинались, и дорога, которая обычно занимала десять минут, растянулась на двадцать. Подъехав к старенькому четырехквартирному дому, я почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом.
Оглядела улицу, как делала это уже на автомате. Ничего подозрительного: парочка выгуливала своего лохматого пса, девушка катала коляску, пара подростков наперегонки гнала свои прокачанные велосипеды. Все привычно.
Но я ощущала чей-то взгляд. Старая тревога закралась в грудь, а за ней пришло раздражение. Я не могла понять: это реальность или мои нервы сдают. Достала телефон и быстро набрала сообщение.
Я: Дома. Пойду кормить Лося и готовить ужин. Поешь что-нибудь, чтобы завтра не мучиться от похмелья.
Никки: Уже заказала пад тай и пад си ю. Нужно как-то впитать весь этот алкоголь.
Я попыталась улыбнуться, глуша двигатель, но уголки губ так и не поднялись. Взяла сумочку, сумку с фермерскими покупками и выбралась из машины. Засунув телефон в карман, еще раз окинула взглядом улицу и пошла к дому.
Каждое движение вокруг заставляло меня вздрагивать. Но я продолжала идти. Это был единственный способ – просто двигаться вперед. Если дам слабину, больше не встану.
Быстро пересекла потрескавшийся тротуар, поднялась по сколотым бетонным ступеням. Набрала код на домофоне, дождалась звукового сигнала и вошла. Захлопнула за собой дверь, убедившись, что она закрылась, и направилась к квартире 1B.
Открыла замок, потом защелку. Как только дверь распахнулась, послышался звуковой сигнал. В темной комнате меня встретило низкое мяуканье.
– Привет, Лось, – сказала я в темноту – шторы были плотно задернуты.
Когда я только нашла эту квартирку, меня покорили ее окна – так много дневного света. Теперь здесь царил только искусственный свет.
Я включила свет, и Лось тут же закружился вокруг моих ног. Заперев дверь на засов, я нагнулась и подняла его, едва сдержав стон от тяжести – все восемь килограммов его мейн-куна. Он замурлыкал, уткнувшись головой мне в подбородок.
Я прижала его к себе, позволяя этому звуку и мягкой шерсти немного меня успокоить:
– Как думаешь, пора уезжать из ЛА? Может, найдем дом с двориком. Я бы научила тебя гулять на поводке.
Мус протяжно мяукнул, будто сказал: «Ты что, совсем?»
Я рассмеялась:
– Ладно, с поводком пока повременим. А как насчет ужина?
Он снова мяукнул.
Я улыбнулась, опустив его на пол, не снимая сумку с плеча. Руки все еще слегка дрожали, когда я проходила по квартире, включая один свет за другим. Эта дрожь говорила правду – Брендан действительно победил.
Моя жизнь здесь закончилась. Оставался только один выход – уехать. И молиться, чтобы он не решил и дальше ломать мою жизнь где бы я ни оказалась.
Нащупала выключатель на кухне и включила свет. На столешнице царил бардак: из фруктовой миски выкатилась пара плодов, апельсин был исцарапан и прокусан.
– Опять в футбол играл? – бросила я взгляд на Лося.
Он усердно умывался, вылизывая лапку.
А потом я увидела истинную цель его возни – кормушка с камерой валялась на боку, явно побывав в эпицентре кошачьих атак. Я поставила ее обратно, собрала фрукты в миску.
– Серьезно? Ветеринар сказал, что ты и так весишь больше нормы.
Казалось, Лось на меня свирепо уставился. Потом громко мяукнул.
– Не умничай. Будешь так себя вести – без лакомств после ужина.
Он фыркнул. Я едва удержалась от смеха. По крайней мере, у меня был Лось. Какими бы ни были трудности, он всегда умел меня развеселить.
Поставив сумку на столешницу, я занялась раскладыванием покупок, пытаясь уклоняться от его игривых лап. Пока я убирала овощи и фрукты, в голове уже рождался рецепт – одно из моих любимых развлечений: придумывать блюда из того, что удавалось найти на фермерском рынке.
Теперь, когда зарплаты больше не было, приходилось проявлять больше изобретательности, но именно в этом и заключалась вся прелесть игры. Начался сезон персиков, я схватила парочку. Еще удалось взять первые мини-помидоры сорта херилум. Немного бурраты, свежих трав, бальзамического уксуса – и все это идеально пойдет с хрустящим хлебом, который я купила у местного пекаря.
Живот заурчал, поддерживая мои планы. Я начала доставать продукты, как вдруг телефон в кармане затрясся. Раздалась какофония звуков – уведомления сыпались одно за другим: сообщения, письма, звонки. Все сразу.
Сигнализация издала предупреждающий писк – если ввести код не успею за две минуты, сработает тревога. В этот же момент стереосистема взревела какой-то рок-композицией, а телевизор включился на оглушительной громкости.
Лось недовольно заорал. Я бросилась к панели сигнализации, вбивая код, одновременно вытаскивая из кармана телефон, который продолжал вибрировать. Экран заполнила бесконечная череда уведомлений, они мелькали так быстро, что я не успевала сосредоточиться на каком-то одном. А звуки уведомлений продолжали сыпаться.
Я отключила звук телефона и открыла почту. На экране – 1653 новых письма. Сердце забилось быстрее. Утром было шесть непрочитанных. Всего шесть.
Попыталась пробежаться по темам писем, но новые сообщения прибавлялись так стремительно, что я едва успела зацепить пару заголовков: предупреждения о компрометации кредитной карты, реклама увеличения члена, средства для похудения. И порнография. Так много отвратительной порнографии, что желудок сводило.
Закрыв почту, я перешла к сообщениям. Их было уже не сосчитать. Одна из цепочек – от банка.
Вы подтверждаете эту покупку? 1309 долларов 13 центов – Sex Toys, Inc.
Вы подтверждаете эту покупку? 10237 долларов 53 цента – Hollywood Escorts.
Платеж за платежом – каждый хуже предыдущего. А потом кровь застыла в жилах.
Неизвестный номер: Это ты?
Никаких ссылок. Просто скриншот. С порносайта. Со мной.
Мое тело задрожало, в ушах звенело. Где-то на заднем плане мозга вспыхнула мысль, что сигнализация снова начала обратный отсчет, но я не могла пошевелиться. Только смотрела на снимок.
Это была я. Без сомнений. Яркий плед на кровати выдавал комнату. Я стояла посреди спальни, снимая майку и расстегивая джинсы, светлые волосы каскадом спадали на обнаженную спину.
Я переодевалась. Это был скриншот с видео. Пяти минут видео. Значит, там было и дальше.
Дыхание стало прерывистым, всхлипы прорывались сквозь рваные вдохи. Еще один скриншот. Я – лицом прямо в камеру. Зеленые глаза, не подозревающие, что их снимают. Я раздевалась. Голая. Вся – на всеобщее обозрение. В Интернете.
Этого не может быть.
Телефон продолжал заливаться уведомлениями. Письма, сообщения, звонки. Уведомления о мошенничестве. Предупреждения о низком балансе. Ссылки на новые порно-ролики со мной. И все это – под ревущую музыку и телевизор на заднем фоне.
Слезы хлынули, как кислота, обжигая щеки. И тут раздался голос. Знакомый голос.
– Помни, кто здесь главный, Селли.
Кровь превратилась в лед. Я судорожно нащупывала хоть что-то, чем можно было бы защититься. Под руку попался каменный пресс-папье в виде цветка. Я вцепилась в него и медленно пошла на звук.
С каждым шагом сердце бешено колотилось. Но, войдя на кухню, я никого не увидела.
И тогда раздался смешок – низкий, хриплый, а индикатор камеры на кормушке Лося сменил синий цвет на красный – значит, шла запись.
– Ты хотела быть шлюхой, Селли. Я просто помог исполнить твою мечту.
Брендан.
Я метнулась к розетке, выдернула вилку и с размаху швырнула камеру об стену. Но уже было поздно. Я знала это.
Ведь если были снимки из спальни, значит, камеры стояли и в других местах. Они могли быть повсюду. Он мог смотреть на меня даже сейчас.
Мне нужно было бежать, срочно, но ноги не слушались.
Края обзора начали темнеть, пальцы покалывало. А потом меня накрыла тьма.
1
Тея
Два года спустя
Первые лучи солнца проникли сквозь окно моей кухни, а внизу раздалось почти лающее мяуканье.
Я бросила на Лося предостерегающий взгляд:
– Я иду так быстро, как могу.
Этого ему было недостаточно. Он с разбегу запрыгнул на столешницу – что, учитывая его почти девятикилограммовый вес, было настоящим подвигом. Подойдя, он тут же шлепнул меня лапой по руке.
Я сузила глаза:
– Серьезно?
Он просто облизал лапу и принялся умываться.
– Не думай, что я хоть на секунду купилась на это невинное выражение, – проворчала я, смешивая ему влажный корм с сухим. Закончив, я отнесла тарелку в уголок гостиной, где стояли коврик и кошачье дерево. Колокольчик на ошейнике звякнул, когда он поспешил за мной.
Я нагнулась и опустила миску. Лось тут же кинулся к еде, отмахнув мою руку своей пушистой лапищей – маленький прожорливый монстр. Но очаровательный монстр.
Выпрямившись, я краем глаза зацепила загончик, который приготовила для приемных котят, что должны были приехать через пару дней. Там уже стоял лоток, лежали теплые одеяльца и маленький домик для уединения. Уютный уголок. Сам процесс его создания успокаивал меня. Я обустраивала им дом, где будет тепло, безопасно и хорошо. Это дарило мне надежду.
Пусть мой собственный мир развалился на части, я могла собрать заново их маленький мир.
Я взглянула на Лося. Половина миски уже была пуста. Настоящий обжора. Я повернулась и пошла по скрипящему полу дальше по коридору.
Старый домик в горах Центрального Орегона пустовал много лет. Предыдущий владелец с возрастом распродал большую часть земли. После его смерти дом вместе с оставшимся участком отошел государству. Строение было в таком запустении, что никому не было до него дела. Кроме меня.
Я купила его за сущие копейки, хоть горячей воды тут хватало всего на четыре минуты, а пол в гостиной кренился вправо. Но главное – вокруг были либо государственные заповедные земли, либо пастбища, уходящие за горизонт. Единственными гостями теперь были коровы и лошади. Как раз так, как мне нравилось.
Небольшая бревенчатая хижина утопала в лесу, но часть высоких сосен вокруг дома вырубили, пропуская солнечный свет – его хватало для огорода и теплицы. А оставшиеся деревья создавали ощущение защищенности.
Этот дом был идеален. И все это стало возможным благодаря Никки. Она помогла оформить трастовый фонд для покупки участка. Каждый месяц я отправляла ей наличные, спрятанные на дне банки с выпечкой, а она платила за меня небольшую ипотеку. Никаких следов. Ничего, что Брендан мог бы отследить.
Потому что я практически исчезла.
Никакой электронной почты. Телефона. Интернета. Техники в принципе. Я закрыла все аккаунты, удалила все следы в сети, которые могла контролировать.
Но были те, которые я контролировать не могла. Фотографии и видео, снятые в самые уязвимые моменты, до сих пор плавали в интернете. И я ничего не могла с этим сделать.
Горло сжалось, пока я с трудом глотала горечь. Я пробовала. Но на это потребовались бы тысячи долларов на адвокатов, которых у меня не было. Да и даже в этом случае не факт, что удалось бы убрать все. Потому что уроды из темных уголков сети живут ради таких шантажей.
Вместо этого я позволила Селене умереть. Она просто исчезла – как надпись на песке, смытая приливом. Теперь я – Тея. Мои светлые волосы стали темно-каштановыми, а светло-зеленые глаза – мутно-карими благодаря линзам. Никто бы меня не узнал – ни по тем ужасным фото, ни по кадрам папарацци, что когда-то снимали меня с Бренданом.
Я провела щеткой по темным волосам, проверяя корни. На выходных придется подкраситься. Запас краски у меня в кладовке был практически бесконечный. Умылась, нанесла крем и солнцезащитный. После смены в пекарне я отправлюсь на работу в питомник, а солнце тут жарит быстро – за час можно сгореть.
Проверив часы, я поспешила одеться – джинсы и футболка без новых дыр. Натянула ботинки и вернулась к Лосю:
– Будешь сегодня паинькой?
Он мяукнул с вершины своего дерева у окна.
– Кого я обманываю? Ты всегда замышляешь что-то эдакое. – Я быстро проверила замки на всех окнах, почесала Лося напоследок.
Он снова издал свое стрекочущее мяуканье, словно уговаривая меня остаться. Но он будет в порядке. У него было свое «кошачье ТВ» – огромное панорамное окно с видом на сад и лес.
Однажды я подарю ему еще лучший вид – огромное окно с панорамой на Касл-Рок или горный хребет на востоке. А может, и то, и другое.
Именно этот вид остановил меня во время бегства из Лос-Анджелеса в Орегон. Захватывающая красота, от которой перехватывало дыхание: золотые вершины Касл-Рок и пурпурно-снежные пики Монарх Маунтинс. Широта просторов заставляла мои проблемы казаться мелкими. А маленький городок Спэрроу-Фоллс, затерянный в этой необъятности, впервые за долгое время подарил мне чувство безопасности.
Я глубоко вдохнула, выходя на улицу. Хоть и был июнь, по утрам в горах все еще прохладно. Но колибри уже сновали у кормушек в моем саду. Я улыбнулась, наблюдая за их ловкими маневрами. Они были хрупкими, но по-своему настоящими воинами – ускользали от врагов снова и снова.
Отведя взгляд, я натянула толстовку и заперла дверь. Для кого-то мой замок показался бы чрезмерным. Это был не просто обычный дверной замок – он обошелся мне в 1600 долларов, на которые я долго откладывала. Но когда переживаешь то, что выпало на мою долю, пойдешь на все, чтобы никто не смог проникнуть в твой дом. Да хоть десяток таких замков.
Я понимала – это способ справляться. Маленькая иллюзия контроля в мире, где у меня отняли почти все. Но это помогало. Щелчок замка. Ключи всегда при мне. Никогда не оставляю их без присмотра, чтобы никто не смог снять копию.
Так же, как и сигнализация на каждом окне. Безо всяких электронных систем – только гремящие сирены, которые взвывали при малейшем открытии. Если проявить фантазию, можно создать вполне надежную систему без единой микросхемы. Я нашла в библиотеке книгу с идеями: датчики движения, зеркальные пленки на стеклах, через которые я вижу, а снаружи – никто, и даже сад, по которому сразу видно, если кто-то в нем побывал.
Неважно, что я не слышала о Брендане почти два года. Этот распорядок врос в меня. Он успокаивал. Даже больше, чем сами замки и сирены. Это как постучать по дереву на удачу. Сам ритуал защищал меня больше, чем техника.
Хотя первые месяцы в Спэрроу-Фоллс я прожила в постоянной настороженности, Брендан так меня и не нашёл. И с каждым прожитым днем в груди теплилась предательская надежда, что он и не найдет. Что забыл обо мне и живет своей жизнью.
Сунув ключи в передний карман, я взяла шлем. Я обожала те месяцы, когда можно было ездить в город на велосипеде. Пусть дорога занимала больше получаса, зато экономия на бензине и – своего рода медитация. А уж с таким видом вокруг и подавно.
Сегодняшнее утро не стало исключением. Я оттолкнулась и покатила по гравийной дороге, ведущей к двухполосному шоссе в город. Прохладный утренний воздух обжигал щеки, но это только напоминало мне, что я жива. Я не позволяла себе забывать об этом.
Когда лес остался позади, и я въехала на пастбища, одна из коров приветственно протянула протяжное «Мууу».
– Доброе утро, Бесси! – откликнулась я. Не имела понятия, была ли это та же корова, что и вчера. Все они выглядели одинаково. Но все равно чертовски милые.
Повернув на восток в сторону города, я впервые за утро увидела завораживающие горы – солнце только-только поднялось над их вершинами. Первые лучи окрасили леса и поля в невероятную палитру красок – такое в Лос-Анджелесе мне и не снилось. И в этом тоже был дар судьбы. Путь, о котором я никогда бы не подумала, но за который была безмерно благодарна.
Колесо наехало на ребристую полосу, велосипед тряхнуло. Я выругалась и выровняла его. Не стоит позволять благодарности отправить меня на тот свет.
Остаток пути я ехала внимательнее. Вскоре показались окраины города. Спэрроу-Фоллс был словно кадр из фильма – тот самый уютный городок, о существовании которых думаешь: «Ну нет, такие только в кино бывают». Многие кирпичные здания на главной улице стояли еще с начала прошлого века, но их тщательно восстановили. А новые постройки проверялись особенно строго, чтобы не нарушить общий стиль.
Горожане гордились своим городом. Это чувствовалось во всем: в идеальных клумбах на каждом углу Каскад-авеню, в чистоте улиц – здесь редко можно было найти хоть клочок мусора. Но главное – в атмосфере. Она сперва меня пугала.
В Лос-Анджелесе люди, в основном, не вмешивались в чужие дела. А здесь каждый встречный здоровался – кивком или словами. Могли подержать дверь, помочь, если у тебя заняты руки.
Эти маленькие проявления доброты мешали оставаться в тени. Балансировать между осторожностью и вежливостью порой было непросто. Но внутри теплилась надежда, что здесь, наконец, я смогу просто жить.
Я остановила велосипед у витрины с огромными окнами и бирюзовой вывеской The Mix Up. Буквы на ней были нарочито неидеальными, как и владелица заведения. Но взбалмошность Саттон лишь подчеркивала ее доброту, делая ее невероятно обаятельной.
Пристегнув велосипед к фонарному столбу, я подошла к двери пекарни и ввела код на электронном замке. Он зажужжал, потом щелкнул. Я открыла дверь, и над головой зазвенел колокольчик. Из кухни доносились аккорды кантри, в помещении было приятно тепло.
– Доброе утро! – позвала я.
Через секунду в дверном проеме кухни появилась Саттон. Ее светлые волосы были собраны в небрежный пучок, который держался на воткнутом в него ножике для масла. Щека и волосы были припорошены мукой, а под глазами залегли темные круги.
Я не представляла, как Саттон умудряется вставать между тремя и четырьмя утра, чтобы все подготовить. А ведь у нее еще бизнес и семилетний сын. Настоящая супергероиня.
– Доброе утро, Тея. Как там на улице?
– День будет шикарным.
– Надеюсь, туристы раскошелятся, – улыбнулась она. – Хлеб, сконы, маффины и круассаны уже готовы. Сладкие и несладкие датские булочки остывают. Сейчас занимаюсь кексами.
Я нахмурилась:
– Сколько уже чашек кофе?
Губы Саттон дернулись:
– Пару.
– Мааам? – раздался сонный голос с лестницы, ведущей в маленькую квартирку над пекарней.
– Я здесь, малыш, – отозвалась она, направляясь к сыну.
Он появился через секунду в пижаме с разноцветными хоккейными клюшками и шайбами. Волосы у него были темнее, чем у мамы, но глаза – такие же ярко-бирюзовые.
Заметив маму, он тут же бросился к ней. Саттон поймала его с легким «ух», прижала и стала гладить по спине:
– Хорошо спал?
– Угу… – пробурчал он.
Саттон укачивала его легко и естественно – как будто это было в ее крови.
– До сих пор наполовину спит, – усмехнулась она.
Я улыбнулась:
– Просыпаться – тяжело. – Обогнув их, я пощекотала мальчику бочок. – Доброе утро, Лука.
– Привет, Ти-Ти, – прошептал он.
Саттон рассмеялась:
– Пойду соберу его в лагерь. Справишься с открытием?
Я кивнула:
– Сейчас поставлю кофе и переключусь на кексы.
– Спасительница. Я как раз на монстриках из печенья остановилась.
– Я хо' печенье, – пробурчал Лука, уткнувшись в маму.
Я рассмеялась:
– Постараюсь успеть украсить одно, чтобы ты взял его на обед.
Лука приподнял голову, его бирюзовые глаза встретились с моими. Он сонно улыбнулся:
– Ты лучшая, Ти-Ти.
Сердце сжалось. Господи, какой же он милый.
– Это ты лучший.
Саттон благодарно улыбнулась и поднялась по лестнице. Лука уже был тяжеловат для ношения на руках, но меня это не удивляло – она одна из сильнейших людей, кого я знала.
Я прошлась по залу. За этот год Саттон невероятно преобразила это место. Стены сияли белизной, высокие темные балки уходили вверх, а старинные люстры создавали уютный свет. Бирюзовые банкетки вдоль стен добавляли озорную нотку.
Но главной звездой были, конечно, ее кулинарные шедевры. Особенно кексы – настоящие произведения искусства. Бабочки, радуги, принцессы, тематические украшения к каждому празднику. Даже ко Дню деревьев.
Я запустила кофеварки – обычную и без кофеина – напевая в такт кантри, что лилось из колонок. Никогда раньше я не любила кантри, но работа здесь изменила вкусы. Вернее, я просто раньше с ним почти не сталкивалась – в Лос-Анджелесе кантри не в моде, а в долине, где я выросла, его тоже особо не слушали.
Со временем я начала наслаждаться историями в песнях и звучанием гитары. Напевая, я взглянула на часы – оставалось еще пятнадцать минут до открытия.
Я перешла на кухню – здесь музыка звучала громче – надела фартук, вымыла руки и взяла краситель, чтобы превратить белую глазурь в голубую. Заиграла новая песня.
Я улыбнулась, помешивая большую миску, вплетая в крем синий цвет и одновременно фальшиво подпевала строчкам о том, как поцеловать кого-то нового и больше не думать о бывшем. Боже, как же я мечтала о такой свободе. Вспомнить, как это – когда от поцелуя в животе порхают бабочки, а в груди трепещет надежда на нечто новое.
– Звучит так, будто замученных котов заставили брать высокие ноты, – раздался низкий голос с явной насмешкой.
От неожиданности я резко обернулась. Глубина тембра, хрипотца в его голосе, само его присутствие – все это накрыло меня, заставив развернуться молниеносно. Только вот в руках у меня все еще была миска с ярко-голубой глазурью. Я остановилась, а вот глазурь – нет.
Содержимое миски вылетело наружу и смачно впечаталось в грудь мужчины, стоявшего напротив. Именно в грудь, потому что, несмотря на мой вполне приличный рост, он возвышался надо мной минимум на добрых 190–193 сантиметра. Белая футболка натянулась на его широкую, жилистую грудь – теперь украшенную голубой глазурью.
У меня отвисла челюсть, а взгляд пополз вверх… вверх… еще выше – пока не встретился с уже знакомыми янтарными глазами. От неожиданности я резко втянула воздух. В этих глазах искрилось веселье, но вместе с тем в них таилось что-то острее, чем у других.
Они заставили мой живот скрутиться узлом, сердце – забиться быстрее. В голове замигал гигантский красный сигнал: ОПАСНОСТЬ. Оставалось сказать только одно:
– Ох, дерьмо.
