Текст книги "Разрушенная гавань (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Коулс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Разбитая гавань
Кэтрин Коулc

Для всех, кто думает, что не заслуживает любви.

Спойлер: заслуживаете.

Просто впустите ее в свое сердце.

Саттон

Двумя годами ранее

– Если я буду есть все овощи, я стану достаточно большим, чтобы играть в хоккей? – пробормотал Лука, слова сливались в единый поток, пока сон не затянул его совсем.

Я усмехнулась, подправляя одеяло вокруг него.

– Думаю, это хорошее начало.

Последнее, о чем мне хотелось думать, – это как мой чувствительный пятилетний сын занимается таким жестким видом спорта, как хоккей. Или вообще каким-либо контактным. Я слишком хорошо знала, чем это может закончиться.

– Мы можем... пойти на каток... завтра? – спросил Лука, зевая на каждом слове.

– Посмотрим, – уклончиво ответила я. Внутри же сжалась, быстро прикидывая, хватит ли денег на вход, аренду коньков и перекус, который Лука неизбежно захочет. В ресторане, где я работала, чаевые были неплохими, но жизнь в Балтиморе стоила дорого. И я не могла выходить в вечерние смены – нельзя было рассчитывать, что Роман будет дома и присмотрит за Лукой.

В перерывах между завтраком и обедом я бродила по ближайшему парку и мечтала о месте, где воздух всегда чистый, а у Луки есть двор, где он может бегать. О месте, где безопасно.

Когда-то у нас это было. До того, как все пошло наперекосяк. Сейчас я изо всех сил старалась держаться на плаву.

– Мам? – голос Луки стал почти неразличимым.

– Да, малыш.

– Люблю тебя.

У меня сжалось сердце.

– Я люблю тебя сильнее, чем пчелы любят мед.

Лука ничего не ответил – сон все-таки победил. Каждый вечер у нас был один и тот же ритуал: книжка, а потом бесконечные вопросы, которые становились все тише и реже, пока не прекращались совсем.

Но даже когда я была до предела вымотана, я ловила каждую секунду этого времени. Потому что знала – они не вечны.

Я наклонилась над Лукой и провела пальцами по его светло-русым волосам – вылитый Роман. А вот глаза у него мои – редкий сине-зеленый оттенок, почти бирюзовый. Роман когда-то сказал, что именно они его сразили наповал.

Иногда мне хотелось, чтобы у меня были ничем не примечательные глаза. Тогда бы Роман прошел мимо. Но тогда у меня бы не было Луки. А он – подарок всей моей жизни.

Я медленно поднялась на ноги, затаив дыхание, вдруг он шевельнется. Но нет – его крошечная грудная клетка спокойно поднималась и опускалась, пока он не всхрапнул тихо и по-детски. Улыбка скользнула по моим губам.

Теперь можно было приступать к уборке. Только в такие моменты, когда Лука уже без сознания, мне удавалось пройтись с тряпкой и шваброй. В противном случае я таскалась за маленьким ураганом, который разбрасывал игрушки, книжки и пазлы. Или думал, что может кататься по только что вымытому полу, как по катку.

Я взяла тряпку, которая стояла у двери, и начала протирать крохотную комнату. Когда жизнь была хорошей, детская Луки была в четыре раза больше. До того как все рухнуло.

Но дело было не в размере комнаты. Я скучала по тому, какой у нас была семья. По тому, каким отцом был Роман. Он шутил, рассказывал сказки перед сном... До тех пор, пока не начал падать в пропасть опиоидов, из которой уже не выбрался.

Я посмотрела на левую руку, туда, где раньше было кольцо. Линия осталась. Может, она навсегда – след от того, что было утеряно. Или чего, возможно, никогда и не было.

Роман вроде бы теперь старался. Посещал программу, держался. Но слишком многое было разрушено, чтобы склеить обратно – по крайней мере, для меня. Но я все еще надеялась, что он сможет стать тем отцом, которого заслуживает Лука.

Я провела тряпкой по фигуркам супергероев и роботу. По футбольному мячу, который подарил Лука папа – до сих пор екало внутри, ведь именно спортивная травма в свое время затолкала Романа на темную дорожку. Затем я прошлась по фотографиям – старым, где мы втроем, и новым, где только я и Лука.

Остановилась у комода с кубиками, куда складывались все игрушки Луки. Закинула туда парочку валявшихся и нахмурилась, заметив шнур зарядки, свисающий с ящика. Наверное, выпал, когда Лука что-то доставал. Он закатит истерику, если завтра утром не найдет планшет – он всегда смотрит что-то в автобусе по пути в школу.

Открыла ящик – планшета нет. Черт.

Быстро выдвинула все ящики по очереди. Ничего. Он был не особенно дорогой, но мне пришлось копить на него неделями. Я бросилась к тумбочке у кровати – пусто.

Невесомое беспокойство пронеслось внутри, и я закрыла глаза. Это ощущение – слишком знакомое. Пропавшие ценные вещи. Обвинения Романа, что я небрежная и все теряю. Но это никогда не была моя вина. Он просто закладывал их ради дозы.

Я выпрямилась и мысленно велела себе не паниковать. Наверное, планшет просто затерялся под подушкой на диване или в моей сумке-тоуте, где я таскаю все необходимое на день. Я вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Я отдала Луке спальню, а себе устроила откидную кровать в общей зоне. Это было самым разумным решением. А значит, мои вещи и немногочисленные ценности хранились где придется – в шкафу в прихожей, в старом буфете, купленном на распродаже и отреставрированном мной, даже в кухонном шкафу.

Я быстро оглядела крошечную квартирку. Планшета нигде. Подушки на диване – пусто. И тут я увидела: один из ящиков в буфете приоткрыт.

На этот раз я почувствовала не тревогу, а тошноту. Настоящую, с подкатывающей к горлу желчью.

Я кинулась к буфету и выдвинула ящик. У меня не было дорогих украшений. Все, что когда-либо дарил Роман, давно было продано – им ради облегчения, мной ради выживания. Все, что оставалось – бижутерия для работы.

Единственное по-настоящему ценное – ожерелье моей бабушки. Без камней, но из настоящего золота. Медальон с изображением пчелки – символ слов, которые она всегда повторяла дедушке и мне: «Люблю тебя сильнее, чем пчелы любят мед». Внутри – фото бабушки с дедом перед его отправкой на Вторую мировую. Это фото – настоящая драгоценность. Там была запечатлена любовь. Та, о которой я мечтала, но так и не испытала.

Я потянулась к задней части ящика, нащупала коробочку и чуть глубже вдохнула. Открыла и мир рухнул.

Медальона внутри не было.

За весь день Роман провел у нас тридцать минут. Этого оказалось достаточно.

Я никогда не оставляла Луку с ним без присмотра. Проверяла зрачки, когда он приходил – раньше я бы и не подумала делать такое. Сегодня он выглядел нормально. Был рад видеть сына. Был вежлив со мной.

Но ожерелье пропало.

Я снова и снова прокручивала в голове тот визит. Угощение, которое я поставила перед ними, пока Лука болтал о школе и показывал Роману видео про хоккей на планшете. А потом позвонил мой менеджер из ресторана, и я вышла в комнату Луки буквально на пять минут, чтобы ответить.

Пять минут. Пять минут полной свободы для Романа в моей квартире.

Я была такой дурой. Если последние годы чему-то меня и научили, так это тому, что я не могу себе позволить никому доверять. Горячие слезы обожгли глаза, пальцы сжались на пустой коробочке. Видимо, этот урок я еще не до конца усвоила.

В дверь постучали. Я поспешно вытерла лицо. Это должна была быть Мэрил, мы собирались смотреть очередную подростковую драму про любовный треугольник: вампир, оборотень и наивная человеческая девушка. Но наивной оказалась я.

Я бросилась к двери, стараясь изобразить бодрое настроение – если Мэрил узнает, что Роман опять влез в мою жизнь, она устроит мне разнос. Я щелкнула замком, не заглянув в глазок, и распахнула дверь.

– Извини, я...

Слова замерли на полуслове, когда я увидела двух громил в дверном проеме. Живя в не самом благополучном районе, я давно научилась распознавать тех, кого стоит обходить стороной. Увидь я этих двоих на улице – сразу бы перешла на другую сторону.

Оба были массивными, с короткими шеями, мускулами, которые казались нарощенными и переходили прямо в плечи. Вся кожа покрыта татуировками – изображения, надписи на языке, которого я не знала.

– Роман дома? – спросил тот, что повыше. Акцент – восточноевропейский. Возможно, русский?

У меня подступило к горлу.

– Он здесь не живет. Никогда не жил.

Уголок его рта приподнялся.

– Не ври. Говорят, от этого морщины появляются. А ты такая красивая.

Желчь подступила к горлу, но я выпрямила спину, не давая ни намека на страх.

– Обратитесь в суд округа Балтимор. Мы в разводе уже больше года. Он живет в Пуласки.

У второго на мгновение в глазах вспыхнуло удивление, но он быстро скрыл его.

– Его оттуда выгнали три месяца назад. Сказал, что теперь живет здесь.

Выселили? В голове пронеслись все последние лжи, которые Роман плел за последний месяц.

– Насколько я знала, он жил там. У меня нет денег, чтобы покрывать его долги. Если бы он и правда был здесь, я бы сама выставила его за дверь. Он врет мне уже три года …

– У нас есть источник, который сказал, что он был здесь сегодня, – перебил меня тот, что повыше.

Я застыла. Черт. Кто бы они ни были, они явно не шутили, если следили за моей квартирой. Я молилась, чтобы кто-то из соседей вышел из квартиры. Лучше всего – тот парень с конца коридора, который увлекался смешанными единоборствами.

– Был. Примерно полчаса. Потом ушел, – сказала я, чувствуя, как начинают дрожать руки. – Его здесь нет. Я не знаю, куда он направился.

Глаза громилы сузились.

– Хорошо, что он нам здесь не нужен. Ты передашь ему предупреждение. А если не дойдет – мы доберемся до мальчишки.

Я среагировала быстрее, чем когда-либо в жизни, бросившись закрыть дверь. Но не успела. Его ботинок остановил створку, и он толкнул меня с силой внутрь квартиры. Я открыла рот, чтобы закричать, но удар в висок ослепил меня звездами.

Я не успела прийти в себя, как кулак ударил в ребра, вышибая воздух из легких. Но мне было плевать на боль. Вся я была мыслью о Луке, который спал в двадцати шагах. Никто, кроме меня, не защитит его. Я – его единственный щит.

Я ударила ладонью в лицо нападавшего, и тот заорал, когда из носа пошла кровь. Второй рассмеялся, сказал что-то на своем языке и тут же ударил меня в скулу.

Боль пронзила лицо, как огнем, но я все равно попыталась ударить и его. Не хватило сил. Первый плюнул на пол и пнул меня так, что я рухнула.

Они не остановились. Удар за ударом. Мир начинал темнеть, все расплывалось. И в этом мраке на моих губах оставалось только одно имя:

– Лука...

1

Саттон

Два года спустя

– Все взяла? Обещаешь? Моя клюшка, защита, шлем, коньки, и еще...

– Малыш, – перебила Тея с веселой ноткой в голосе. – Я видела, как твоя мама трижды проверила список. У тебя все с собой.

Я благодарно улыбнулась ей, хотя улыбка, наверное, вышла усталой. Я была на ногах с трех утра: испекла все для The Mix Up, как обычно, плюс три десятка капкейков к дню рождения на шестнадцать лет. Глаза жгло, и единственное, что держало меня на плаву, – это самая крепкая из всех наших сортов кофе.

Но оно того стоило. Потому что я жила своей мечтой. Пекарня, своя собственная. А над ней – квартира, и это позволяло мне спокойно работать с раннего утра, оставляя включенную радионяню, чтобы услышать, как проснется Лука. Я не могла сказать, что благодарна за то, что со мной произошло, но компенсация, которую я получила после нападения, позволила мне переехать через всю страну и открыть The Mix Up.

Лука наклонил голову на бок – как он всегда это делал, глядя на мою напарницу и лучшую подругу.

– Ты уверена, Ти-Ти?

Она изобразила строгий взгляд:

– Ну я бы стала тебя обманывать?

Он расплылся в улыбке:

– Ты спрятала в ланчбокс капкейк с печенькой?

Тея протянула кулак. Лука еще шире улыбнулся и чиркнул кулачком о ее.

– Ты лучшая!

Я закинула на плечо огромную сумку с хоккейной экипировкой – вещами, на которые копила месяцами, даже несмотря на то, что почти все было куплено с рук.

– А я тогда кто? Паштет из печени?

Лука сморщился:

– Фу, мам.

Он перестал называть меня «мамочкой» больше года назад, и я до сих пор скучала по этому.

– Поехали, звезда ледовой арены. А то опоздаем.

Он сорвался с места и побежал к заднему коридору.

Тея сжала мне руку:

– Ты в порядке?

– Это я у тебя должна спросить, – парировала я. Несколько недель назад с ней произошло ужасное, и она чуть не потеряла все. Но я совсем не удивилась, что она уже снова вышла на работу, несмотря на мои и Шепа – ее парня – протесты.

Тея закатила глаза:

– Врачи разрешили мне работать уже две недели назад. Я сделала Шепу одолжение и подождала еще неделю. Но ты же знаешь, я сходила с ума дома.

Я обняла ее на секунду:

– Понимаю. Просто знай: мы все будем за тебя переживать еще долго.

Она обняла меня в ответ крепко:

– Мне так с вами повезло.

– Еще бы, – хмыкнула я и отпустила ее.

– Мааааам! – позвал Лука от задней двери.

Тея рассмеялась:

– Беги, а то мистер Уэйн Гретцки сейчас угонит твою машину и сам поедет на каток.

Я покачала головой, но знала – она может быть права.

– Звони, если у вас с Уолтером будут проблемы.

– Все под контролем, босс, – крикнула она мне вслед, пока я шла по коридору.

Лука подпрыгивал на месте от нетерпения, едва сдерживаясь, чтобы не нарушить правило: не выходить на парковку без меня.

– Ну что ж, – сказала я, и он распахнул дверь, впуская лучи утреннего солнца.

Я глубоко вдохнула, позволяя свежему горному воздуху наполнить легкие. Переезд в Спэрроу-Фоллс был еще одной сбывшейся мечтой. Маленький городок в горах Центрального Орегона – с воздухом, что звенит от чистоты. Здесь соседи помогали друг другу. И я чувствовала себя... в безопасности.

Телефон завибрировал, будто проверяя это чувство.

Я зажмурилась и наощупь достала его из кармана, молясь, чтобы это был не Роман. Облегчение пронеслось по телу, когда я увидела знакомое имя.

Роудс: Семейный ужин в воскресенье. Вы придете? Скажи, что придете. Мне нужно пообниматься с моим любимым мальчиком.

Я улыбнулась экрану. Сестра Шепа, Роудс, всеми силами старалась втянуть меня в семью Колсонов – родных, приемных, бывших приемных – связанных любовью, крепче крови.

Я: Мы бы с радостью. Спроси у Норы, можно ли я принесу десерт.

Роудс: Все только этого и ждут. Иначе Лолли опять предложит свои «брауни».

Я прыснула, представляя бабушку Роудс, которая постоянно пыталась испечь что-нибудь с добавлением... особых ингредиентов.

Я: Обещаю спасти всех от неконтролируемого аппетита.

Я пошла к багажнику, пока Лука запрыгивал в свое автокресло. Но мой взгляд все равно упал на имя, от которого сжимался желудок.

Неизвестный номер: Давай, Голубоглазка, выручай. Ради старых времен. Как только я расплачусь, мы оба будем свободны. xx Роман

Проблема в том, что его долг перед Петровыми уже составлял десятки тысяч долларов. А кто знает, у кого еще он одалживал? Но я знала одно – даже если бы у меня были эти деньги, конца выплатам бы все равно не было.

Я сунула телефон обратно в карман и подняла багажник. Подальше от глаз – подальше от сердца. Застонав, втащила внутрь огромную сумку. Если снаряжение семилетнего ребенка такое тяжелое, страшно представить, сколько весит взрослое.

Закрыв багажник с глухим «ух», я подошла к двери Луки. Он знал порядок: сам пристегивался, но я всегда проверяла. Дернула ремень, осмотрела крепления.

– Все готово.

– Да уж, мам.

Я улыбнулась. Семь лет, а ведет себя как семнадцатилетний.

– Поехали, звезда.

Я села за руль. Солнце уже поднималось. Было странно ехать на хоккейный лагерь в середине июля, но я была благодарна за эту возможность. Лето – это лагеря для Луки, потому что мне нужно работать. К счастью, ему они нравились. Особенно этот – хоккейный.

Я свернула на Каскейд-авеню – главную улицу Спэрроу-Фоллс. В городе всего три светофора. Большинство зданий – из состаренного кирпича, с налетом Дикого Запада. На каждом углу – клумбы, у витрин – ящики с цветами. Спэрроу-Фоллс был очарователен.

Но главное – природа. На востоке – хребет Монарх с четырьмя заснеженными пиками даже в июле. На западе – Золотые скалы Касл-Рок. Это место магнитом тянет любителей активного отдыха.

Но для меня здесь было главное другое.

Покой.

После всего, что случилось в Балтиморе – нападения, месяцев восстановления, когда Марили спала на полу, чтобы помогать ухаживать за Лукой, пока я приходила в себя после того, что мы сказали ему было «аварией на такси», страха, охватывающего меня каждый раз, когда кто-то стучал в дверь... Мне нужен был этот покой сильнее воздуха.

– Мам, а ты знала, что Жнец начал играть, когда ему было шесть? – спросил Лука, вырывая меня из закручивающихся мыслей.

– Кажется, ты мне это уже говорил, – ответила я, с трудом сдерживая улыбку. Благодаря Луке я знала почти все факты о его любимом хоккеисте из нашей ближайшей команды – Seattle Sparks.

– У него было третье место по количеству голов во всей лиге, мам. Я буду таким же крутым, как он. Вот увидишь. И я тоже буду свирепым. Он так врезался в одного парня, что тот руку сломал!

Я поморщилась.

– Причинять боль – не лучшая цель, Лука. И мне не нравится, когда ты так говоришь.

Мой сын фыркнул:

– Он не хотел ему руку ломать. Но тот специально ударил по другу Жнеца. Тедди сильно пострадал. А Жнец просто хотел защитить брата.

Брата?

Меня передернуло от всей этой информации.

– Это, наверное, не самый лучший спорт для тебя. А как насчет футбола?

– Футбол – это тупо, мам.

– Кому-то он не кажется тупым, – парировала я.

Лука лишь посмотрел на меня в зеркало заднего вида, пока я сворачивала к Роксбери – соседнему городку с ледовым катком и магазинами, в которые нам время от времени приходилось ездить.

– А гольф? – спросила я с надеждой. Гольф казался мне вполне безопасным.

– Маааам, ты видела, в чем они там ходят?

Тут он попал в точку. Я опустилась на спинку сиденья. Может, он просто походит в этот лагерь и поймет, что хоккей – это не его. Вся эта экипировка жутко неудобная. Да и на катке холодно.

Лука без умолку болтал о хоккее, о Жнеце, о Sparks, о всем, что хоть как-то касалось льда. И, как всегда, я не могла лишить его того, что зажигало в нем свет. Поэтому уступала. Я наскребла на экипировку, сэкономила на безумно дорогом лагере и везла его двадцать с лишним минут до катка, чтобы он мог мечтать.

Мы подъехали к парковке у катка, и я заняла место в конце ряда. Поморщилась, увидев Эвелин Энгел, помогавшую своему сыну Даниэлю выбраться из машины. Все в этой женщине было... идеальным. Даже имя. Не броское, но такое, что сразу ясно – у нее все под контролем.

Ее кроссовер был до блеска чистым, в салоне, наверное, ни крошки от крекеров. На ней были идеально отутюженные шорты цвета хаки и светло-розовая блузка с короткими рукавами. Украшения, конечно же, подходили по цвету.

Меня накрыла волна зависти, от которой было тошно. Сколько бы я ни старалась, мне все время казалось, что я не справляюсь. Я взглянула на себя: джинсы в пятнах от муки, синяя глазурь на футболке – теперь там точно будет пятно. Волосы – в пучке, который я, кажется, закрутила ножом для масла.

Вздохнув, я заглушила двигатель.

– Готов?

Лука вдруг притих, прикусил губу.

Я повернулась к нему.

– Что случилось?

Он не ответил сразу. Я подождала. Знала, что он скажет, когда будет готов. Его взгляд упал на колени.

– А если у меня не получится?

Сердце сжалось.

– Всегда сложно начинать что-то новое, правда?

Лука поднял на меня свои бирюзовые глаза.

– Помнишь, как я училась готовить суфле? – спросила я.

Лука улыбнулся:

– Ты тогда много плохих слов говорила.

Я поморщилась, но рассмеялась:

– Тех, что нам нельзя говорить, верно?

– Верно, – быстро кивнул Лука.

– Но я не сдавалась, и в конце концов получилось. Никто не ждет, что ты будешь все уметь сразу. В этом и смысл лагеря. Было бы скучно, если бы ты уже все умел.

Лука вздохнул:

– Если бы я все умел, то уже играл бы за Sparks. Это было бы круто.

Я улыбнулась. Он уже мечтал о будущем, а я пыталась удержать настоящее, пока оно не исчезло.

– Знаешь, наверное, будет еще круче, когда ты попадешь туда, помня, сколько труда вложил.

Он задумался:

– Жнец говорил, что ему больше всего нравилось играть в малышах.

– Вот видишь? – Я не имела ни малейшего понятия, что значит «малыши», но если это держит его в моменте, я согласна.

– Все, я готов, – сказал Лука, в нем снова проснулась уверенность, и он расстегнул ремень.

– Вот это я понимаю, – я дотянулась и сжала его коленку. – Люблю тебя больше, чем пчелы любят мед.

Он закатил глаза, но все же сказал то, чего я ждала:

– Я тебя тоже люблю, мам.

Я выбралась из машины и тут меня встретила приветливая улыбка Эвелин.

– Привет, Саттон. Как дела?

– Хорошо, спасибо. У тебя?

– Прекрасно. С нетерпением жду начала лагеря. Ты сможешь остаться и посмотреть?

Вопрос был безобидный, но все равно ранил. Я не могла остаться больше, чем на пару минут – мне нужно было встретиться с поставщиком в пекарне. Мне казалось, что я постоянно что-то пропускаю. Моменты, которые не вернуть.

– Сегодня нет, но позже на неделе – обязательно, – ответила я.

Она кивнула, но губы сжались.

Я почувствовала осуждение. Мне не нужно было еще одно напоминание о том, что я уронила один из бесконечных мячей, которые жонглировала. Я развернулась и направилась к багажнику, где Лука прыгал от нетерпения.

Я не смогла сдержать смех. Видеть его радость – было лучшим лекарством. Я открыла багажник и достала сумку.

– Готов, звезда?

– Сейчас я как врежу в борт, как Жнец! – радостно выкрикнул он.

Меня накрыла волна тошноты, но я натянула улыбку.

– Или просто научишься быстро кататься?

Лука пожал плечами:

– Ну, и это тоже.

– Саттон, – позвала Эвелин, обходя мою машину.

Я постаралась не застонать и улыбнулась:

– Да?

Она посмотрела на меня с жалостью:

– У тебя шина. – Она указала на заднее колесо. – Кажется, она спускает.

Я резко повернулась. Шина почти полностью сдулась. За глазами тут же запекло. Это означало, что менять придется не одну – а все четыре. Я так старалась накопить на полноприводный SUV, ведь в Спэрроу-Фоллс снежные зимы, а значит, менять нужно все сразу.

Я на секунду закрыла глаза, пытаясь прикинуть в уме, сколько это обойдется. Я и так почти опустошила сбережения, чтобы оплатить Луке лагерь. Это окончательно прикончит мой резервный фонд.

– Мам?

Голос Луки вырвал меня из водоворота мыслей, и я заставила себя шире улыбнуться, поворачиваясь к сыну:

– Все в порядке. Мне просто нужно быстро поменять шину.

– У меня есть карта AAA, – предложила Эвелин.

– Все нормально, – ответила я, чувствуя, как щеки заливает жар. – Я справлюсь сама.

– Давай я возьму сумку Луки с формой. Пока ты разберешься с этим, я их обоих зарегистрирую.

У меня сжалось сердце, но я кивнула и передала ей сумку:

– Спасибо. – Я повернулась к Луке. – Ты справишься?

Он просто улыбнулся и кивнул:

– Мы с Даниэлем сейчас всех разнесем!

Я хотела рассмеяться, но не смогла.

– Я зайду через минутку. Успейте повеселиться до моего прихода.

Эвелин помахала мне, уводя мальчишек к катку. Все болело. Казалось, что я держу свою жизнь на соплях и молитвах – и только что у меня закончились и то и другое. Но остановиться я не могла. Надо было идти дальше.

Я обошла машину сзади и открыла панель, за которой пряталось запасное колесо. На нем было написано, что его хватит на 100 километров. Я вздохнула. Придется ехать к механику по дороге домой. Прикинула в уме, сколько времени займет дорога, и помолилась, чтобы успеть к встрече с поставщиком.

Я вытащила колесо и домкрат вместе с инструкцией. Прочитала все внимательно, поставила домкрат и начала крутить. Как назло, уже через секунду тяжело задышала. Физические упражнения тоже давно ушли на второй план. Хорошо хоть мышцы рук были в порядке – спасибо пекарне.

Мои руки соскользнули с рычага.

– Да чтоб тебя, бабушка с печеньками, – пробормотала я сквозь зубы.

Позади послышался приглушенный смешок, и я застыла. В нем было что-то особенное. Как будто дым растекся по воздуху и прошел по моей коже, оставив после себя дрожь.

Черт.

Я попыталась сохранить злость, пока поворачивалась на звук, но она улетучилась, стоило только увидеть мужчину. Он был в спортивных джоггерах и футболке, натянутой на широкую грудь. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы добраться взглядом до его лица – он был чертовски высоким. Все в нем было сплошной рельефной мышцей. Как произведение искусства. Или оружие.

Крупная щетина покрывала резкий подбородок, нос имел легкую искривленность, как будто когда-то был сломан. Козырек бейсболки скрывал часть лица, но я все же уловила оттенок глаз – синий, настолько темный, что напоминал глубину океана.

– Должен сказать, у тебя весьма креативная лексика, – сказал он.

Господи. Голос у него был ничуть не лучше, чем смех. Такой, от которого мурашки бежали по коже.

– Я не знала, что тут кто-то подслушивает, как маньяк, – огрызнулась я.

Он поднял руки в знак капитуляции. Сильные руки. Длинные, мощные пальцы, ладони с мозолями. Такие могли бы поднять тебя и швырнуть на кровать... Стоп. Немедленно прекрати.

– Я просто шел посмотреть, нужна ли помощь, – сказал он. – Похоже, ты ведешь бой с этой шиной.

– Я справлюсь. – Голос прозвучал резко, челюсти сжались.

Он приподнял бровь:

– Точно? А то мне бы не хотелось, чтобы что-то случилось с бабушкой, которая любит печенье.

Я уставилась на него. Серьезно? Он решил подшутить надо мной, когда я и так на грани?

– Я все чиню. И мне не нужен какой-то перекачанный спортсмен, путающийся под ногами.

Уголки его губ дернулись:

– Перекачанный спортсмен?

Я махнула рукой в его сторону:

– Ты явно какой-то атлет. Этот наряд. Эти мышцы...

– Мышцы, да? – переспросил он, с нескрываемым весельем в голосе.

Я перешла от гримасы к убийственному взгляду:

– Не интересует.

Он снова усмехнулся:

– Принято. Удачи тебе и бабушке. Только не кради у нее печенье.

– Ага, – пробурчала я.

– Воительница?

Я подняла глаза, теперь уже сверкая от злости – он еще и прозвище мне дал.

Он усмехнулся шире, и что-то внутри у меня болезненно откликнулось. Он указал на свою щеку:

– У тебя тут что-то.

Я застыла, наблюдая, как он уходит. Даже походка у него была чертовски сексуальная. Наверное, потому что его зад в этих проклятых джоггерах выглядел так, что в него можно было бросать монетки.

Мне срочно нужен был секс.

Вскакивая, я рванула к водительской двери и откинула козырек. Щеку заляпало черным. Смазка.

Прекрасно. Просто прекрасно.

2