Текст книги "Медицинский триллер. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Кэти Райх

Соавторы: Робин Кук,Кен Макклюр,Кит МакКарти,Майкл Палмер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 281 (всего у книги 318 страниц)

ГЛАВА 1

Завзятый спорщик, если возникает разногласие, не заботится о том, как обстоит дело в действительности; как бы внушить присутствующим свое мнение – вот что у него на уме.

Платон, «Федон»

–     Продолжайте, мисс Рейес. Можете зашивать его.

Натали смотрела на разрез, проходящий по лбу Даррена Джонса, через бровь и вниз по щеке. До этого момента самым большим ножевым ранением, которое ей доводилось видеть, был порез, когда она сама нечаянно поранила себе палец. Тогда лечение ограничилось двумя кусочками пластыря. Натали постаралась не встречаться глазами с Клиффом Ренфро, старшим хирургом-ординатором приемного покоя, и вышла вслед за ним в коридор.

За три года и один месяц обучения медицине она зашила бесчисленное число подушек, несколько разновидностей фруктов и мягких игрушек, а недавно (и Натали считала это большим достижением) даже порвавшиеся на заднице любимые джинсы.

Но сегодняшнее распоряжение Ренфро! Прошло всего два часа второго дня ее практики в приемном покое больницы Метрополитен в Бостоне, а Ренфро, хотя и проверил ее умение ставить диагноз на нескольких пациентах, захотел еще посмотреть, как она накладывает швы.

– Доктор Ренфро, я... м... думаю, что, может быть, мне стоит вместе с вами...

– Нет необходимости. Когда закончите, выпишите ему рецепт на какой-нибудь антибиотик – любой, а я подпишу.

Ординатор повернулся и исчез, прежде чем Натали успела что-нибудь ответить. Ее подруга Вероника Келли, которая уже прошла хирургическую практику в больнице Метрополитен, говорила, что в будущем году Ренфро займет должность главного хирурга-ортопеда в Уайт Мемориал, одной из ведущих клиник, где проходят стажировку студенты-медики. За годы своей работы Ренфро приобрел репутацию человека, повидавшего почти все и вконец измученного той категорией пациентов больницы, которую он называл уличной. «Ренфро умен и очень грамотен, – говорила Вероника, – он здорово справляется с самыми тяжелыми травмами. А на простые случаи и смотреть не хочет».

Очевидно, что и чернокожего подростка, которому не повезло в уличной драке, Ренфро считал «простым случаем». Натали стояла у двери палаты и думала о том, что будет, если она разыщет Ренфро и попросит его продемонстрировать свое мастерство.

– Вы в порядке, Нат?

Медсестра с голосом, осипшим за многие годы работы в приемном покое, приобрела и некоторые привычки вчерашних студентов, включая традицию называть друг друга в таких заведениях, как Метрополитен, по имени. Сестру Беверли Ричардсон все звали Бев.

–     Я попросилась сюда на практику, потому что здесь, как мне сказали, приходится делать много разных процедур, но уже на второй день зашивать лицо парнишке – к этому я как-то не готова.

–     Вы раньше накладывали швы?

–     Из живого материала – только на несколько органов в анатомичке...

Бев вздохнула.

–     Клифф – чертовски хороший доктор, но еще молодой, иногда не умеет найти общий язык с людьми. И, по правде говоря, я не думаю, что он слишком переживает за наших пациентов.

–     Ну я, во всяком случае... – Натали остановила готовившуюся нахлынуть череду воспоминаний о том, как ее много раз втаскивали, вносили или вкатывали в этой самый приемный покой.

–     Мы хотим, чтобы здесь работали люди, способные сопереживать. Ведь к нам поступают пациенты, которым и так уже порядком досталось, и для них больница должна быть... ну чем-то вроде приюта.

–     Согласна с вами. Декан Голденберг как-то сказал мне, что слышал, будто меня собираются принять в хирургическую ординатуру в Уайт Мемориал. Может быть, доктор Ренфро тоже слышал об этом и просто проверяет меня?

–     Или чувствует, что вы не такая, как он, и хочет посмотреть, справитесь ли вы, не отступите?

–     Не он первый, – ответила Натали и, стиснув зубы, стала мысленно перелистывать прочитанный всего неделю назад конспект по пластической хирургии.

–     Вы бегунья, верно?

Вопрос не застал Натали врасплох. Несчастный случай во время тренировки кандидатов в олимпийскую сборную комментировали все местные и национальные программы новостей, а фотография попала на обложку «Спорте иллюстрейтед». С того дня, когда она в тридцать два года стала первокурсницей медицинского колледжа, люди знали, кто она такая.

–     Была раньше, – краткость ответа намекала на желание сменить тему разговора.

–     Думаете, сможете справиться с лицом этого парня?

–     По крайней мере, им займется кто-то, кто умеет сопереживать, если это слово что-то значит.

–     Это многое значит, – ответила Бев. – Ладно, начинайте, я принесу вам нитки шесть-ноль. И вот еще что. Мы тут считаем, что любой пациент с кровотечением может оказаться ВИЧ-инфицированными, хотя на самом деле таких немного. Но все равно наденьте халат и пластиковую маску. Я буду рядом, и если замечу, что вы делаете что-то не так, то покашляю, тогда вы подойдете, и мы поговорим. Держите пальцы подальше от иглы, делайте прямые стежки с двойным верхним узлом через одну восьмую дюйма. Не стягивайте слишком сильно, иначе края разреза лягут валиком, и не выбривайте бровь – она потом неправильно отрастет.

–     Спасибо!

–     Да ладно вам...

–     Вы там все путем делаете, а, док?

Натали бросила взгляд на Бев Ричардсон, и та кивком подтвердила, что все идет правильно. С той секунды, когда Нат прикоснулась к краям раны, Даррен Джонс болтал без умолку. «Нервничает, – подумала Натали, – и если бы только он один!» Процедура шла, наверное, в три раза медленнее, чем обычно. Натали успела зашить только лоб и бровь, а щека еще ждала своей очереди, но уже сделанное выглядело вполне прилично.

–     Да, я все делаю путем, – подтвердила она.

–     И чо, шрам останется?

–     Если разрезать кожу, всегда остается шрам.

–     Женщинам нравятся шрамы! Интересно, почему? Вообще-то я крепкий парень, почему бы не показать это? Верно, док?

–     Ты выглядишь как толковый парень, а это лучше, чем просто крепкий.

–     А вы не боитесь крепких ребят вроде меня?

–     Я, наверное, испугалась бы того парня, что тебя порезал, – сказала Нат, улыбаясь под маской. – Ты еще учишься в школе?

–     Мне год остался, только я бросил.

–     Подумай, может, стоит вернуться?

–     Пустое дело, – Даррен засмеялся. – Вы, вероятно, не знаете, док, но там, где я вырос, главное – это быть крепким!

Нат снова усмехнулась. Этого парня она победила бы, наверное, в любом аспекте «крепкости» одной левой. Она вспомнила, что убедить ее вернуться в школу – Женскую академию в Ньюхаузе – удалось не с первого и даже не со второго раза. Но, слава богу, кто-то смог, наконец, пробить брешь в ее «крепкой» позиции.

–     Быть крепким – это уметь плыть против течения, иметь смелость быть другим, не таким, как все, – сказала она, завязывая последние узлы. – Надо понимать, что жизнь у тебя одна, и только если ты выжимаешь из нее все по полной, тогда можешь считать себя крепким!

–     Это надо запомнить, док, – улыбнулся парень.

Впрочем, прозвучало это не слишком искренне.

Натали обернулась к Бев, и та, оценив технику исполнения поднятым вверх большим пальцем, одними губами произнесла:

–     Стерильный пластырь! – кивнув в сторону подноса с инструментами.

После того как несколько полосок пластыря скатались в бесполезные шарики, Натали сообразила, как их нужно отрезать и наложить на зашитую рану, чтобы уменьшить стягивающее действие швов.

–     Пять дней, – беззвучно произнесла Бев, подняв растопыренные пальцы.

–     Швы можно будет снять, наверное, дней через пять, – сказала Натали, втайне радуясь той неопределенности, что скрывалась за словом «наверное».

– У вас добрая душа, док, – ответил Даррен, – это я вам точно говорю!

Натали сняла маску и перчатки. «Еще один рубеж», – подумала она. Все-таки это большое преимущество – быть студенткой в тридцать пять, когда уже кое-что в жизни повидала. Принимать решения ей оказалось легче, чем большинству однокурсников, которые были лет на десять, а то и двенадцать, моложе. Свои перспективы Натали видела более отчетливо, уверенности в собственных силах ей тоже было не занимать.

– Ладно тебе, парень! – бросила Нат.

– Погоди-ка, Даррен, – сказала Бев. – Я должна еще сделать тебе укол против столбняка и дать кое-какие таблетки.

– От боли? – с надеждой в голосе спросил пациент.

– Извини, парень, только антибиотики.

– Ты же говорил, что крепкий! – Натали обернулась, уже подходя к двери палаты. – Крепким ребятам не нужны паршивые таблетки от боли!

Она сделала запись на посту медсестры, в душе порадовавшись тому, как смогла выполнить работу в «сложных условиях». Ренфро подбросил ей это дело явно не просто так, но она достойно вышла из положения. В свое время Натали устанавливала школьные и национальные рекорды на дорожке, и ей не хватило всего одного злосчастного шага до олимпийской сборной. На пути ей попадалось много таких Клиффов Ренфро, подпитывавших свой эгоизм за счет неуверенности других, но она осталась той же самой Натали, которая пробегала полторы тысячи за четыре ноль восемь и три десятых. Пусть этот Клифф Ренфро выпендривается и дальше. Не такие пытались на нее давить, и этому ее тоже не запугать.

Рядом снова появилась Бев.

– Вас хотят видеть в четвертой палате. Знаете, что это такое?

– Да, для алкоголиков.

– И для других таких же, с улицы, – добавила Бев. – Пациентов туда направляют, если они особенно... хм... грязные.

–     Знаю. Я уже работала там вчера. В общем, не так уж и страшно.

–     Пока вы зашивали, поступили еще несколько пациентов, и сейчас, к своей досаде, Клиффу приходится держать оборону в этой четвертой палате. Он хотел, чтобы вы подошли туда, как только закончите.

–     Я уже закончила.

–     Отлично. Вы хорошо справились с этим парнишкой, Нат. Думаю, Уайт Мемориал сделала правильный выбор. Вы станете отличным доктором!

–     Эта больница, конечно, может быть лучшей из лучших, но когда речь заходит о приеме женщин на должность хирурга, там начинают мыслить, как двадцать лет назад.

–     Я слышала об этом, но у вас все получится. Это я вам говорю, а я много чего повидала!

Они повернулись на шум, доносившийся из дальнего конца коридора.

–     А я вам говорю, док, что вы ошибаетесь! Со мной что– то случилось, причем что-то нехорошее. У меня сильно болит глаз! Я не могу терпеть эту боль!

Санитар выводил мужчину из четвертой палаты. Даже издали было заметно, что пациента, без сомнения, должны были направить именно туда. Седой и потрепанный, он выглядел лет на пятьдесят. На нем была разодранная в нескольких местах ветровка, все в пятнах легкие брюки и кроссовки без шнурков. Засаленная бейсболка с эмблемой «Рэд сокс» была низко надвинута на лоб, но не могла скрыть глубоко запавших печальных глаз.

В коридоре появился Клифф Ренфро и, взглянув на стоявших поодаль Натали и Бев, обратился к мужчине.

–     С тобой действительно кое-что случилось, Чарли. Тебе нужно бросить пить. Я рискнул бы предложить тебе отправиться в приют «Пайн-стрит» и попросить, чтобы тебя пустили в душ. Может, у них и кое-какая одежда для тебя найдется...

–     Док, прошу вас! Это серьезно – у меня в глазу все мерцает, и боль страшная. И все как-то темнеет!..

Не скрывая своего раздражения, Ренфро отвернулся от бродяги и двинулся по коридору в сторону женщин.

– Вам следовало бы быстрее поворачиваться, доктор Рейес, – сказал он, замедлив шаг. – Займитесь, пожалуйста, четвертой палатой. Я собираюсь помыться и... наверное, пройти дезинфекцию, – добавил он вполголоса.

Прежде чем пациент повернулся и позволил санитару увести себя через холл и дальше, на улицу, Натали успела заметить в его глазах короткую вспышку разочарования и гнева.

– Могу поспорить, Ренфро его даже не осмотрел, – прошептала она.

– Возможно, но обычно он...

– А у этого человека что-то серьезное, я уверена! Невыносимая боль, мерцание перед глазами, ухудшение зрения. Я ведь только что прошла шестинедельный курс неврологии. У этого Чарли опухоль или лопнувший сосуд, а может быть и воспалительный процесс в мозгу. Такие люди каждый день испытывают боль и неприятные ощущения, и если он почувствовал себя настолько плохо, что сам притащился сюда, то, значит, дела в самом деле неважные. Ренфро распорядился сделать какие-нибудь анализы?

– Не знаю, но не думаю, что он...

– Послушайте, Бев, я хочу осмотреть этого человека, а потом сделать компьютерную томографию. Сможете организовать это?

– Смочь-то я смогу, но не думаю, что это хорошая...

– И еще анализы крови – общий и биохимию. Надо перехватить его, пока он не исчез. Поверьте, если бы он был хорошо одетым бизнесменом, то в Уайт Мемориал уже лежал бы под сканером!

– Возможно, но...

Бев не успела закончить фразу – Натали исчезла. Она окинула взглядом холл, а потом выскочила на Вашингтон– авеню. Мужчина уже успел пройти шаркающей походкой с десяток ярдов по направлению к центру города.

– Чарли, подождите!

Бродяга обернулся. Глаза его были налиты кровью, но голову он держал прямо и взглянул на Натали спокойно и даже с вызовом.

–     В чем дело? – проворчал он.

–     Я доктор Рейес. Я хотела бы осмотреть вас и, возможно, сделать пару анализов.

–     Значит, вы мне верите?

–     Верю. – Натали осторожно взяла его за руку и повела обратно к приемному покою.

Бев Ричардсон уже ждала за дверью с креслом-каталкой.

–     Шестая палата свободна, – сказала она заговорщицким тоном. – Поторопитесь, я не знаю, где Ренфро. Лаборантка сейчас подойдет, и надеюсь, что мы сможем отвезти его на томограф без свидетелей.

Натали быстро помогла Чарли скинуть лохмотья и переодеться в голубую больничную сорочку. «Да, в одном Ренфро был прав, – подумала она. – От Чарли и в самом деле пахнет хуже некуда».

Она провела простой неврологический тест, показавший определенные нарушения в движении глаз, координации глаз и рук и изменения в походке, каждое из которых и все вместе одновременно могли быть следствием опухоли мозга, воспалительного процесса или лопнувшего кровеносного сосуда.

Лаборантка едва закончила забор крови, когда Бев снова появилась в палате, толкая перед собой каталку.

–     Я потянула за кое-какие ниточки, – сказала она. – Чарли готовы принять на томограф.

–     У него явно выраженная патология, – озабоченно сказала Натали. – Я отвезу его на томограф, потом займусь четвертой палатой.

–     А я пока приберу все здесь.

Натали покатила каталку в коридор.

–     Спасибо, Бев. Я скоро вер...

–     Что здесь, черт возьми, происходит?

Клифф Ренфро, красный от злости, шел ей навстречу со стороны сестринского поста.

–     Я полагаю, что у этого человека серьезные проблемы, – начала Натали. – Вероятно, опухоль или разрыв

сосуда.

–     И поэтому вы поспешили вернуть его после того, как я распорядился выписать?

Ренфро настолько повысил голос, что и пациенты, и медики остановились и стали оглядываться на него. Люди выходили из процедурной, появилось несколько человек из комнаты медсестер.

Натали держалась.

–     Я полагаю, что действую правильно! У пациента есть проблемы, связанные с неврологией.

–     Вы действуете неправильно. Эти проблемы, как и все остальные у этого человека, – результат употребления алкоголя. Знаете, я слышал от многих коллег, что вы слишком самонадеянны и резки, чтобы стать хорошим врачом. Если у вас выдались пятнадцать минут славы, это еще не значит, что вы можете здесь всем распоряжаться.

–     А если вам нравится, чтобы ваш халат был чистым, то это не значит, что вы можете отмахиваться от таких пациентов, как этот человек! – не осталась в долгу Натали.

Бев Ричардсон быстро вклинилась между двумя противниками.

–     Это была моя ошибка, Клифф, – сказала она. – Это я обеспокоилась за Чарли и подумала, что это стало бы хорошей практикой...

–     Вздор, и вы сами это знаете. Не защищайте ее. – Ренфро шагнул влево, чтобы снова оказаться лицом к Натали. – В медицине нет места для таких эгоцентричных и самонадеянных особ, как вы, Рейес.

Натали стиснула зубы. Такой публичный нагоняй разозлил ее, и ей очень захотелось, чтобы все присутствующие поняли, почему предубеждения Ренфро не дали ему возможности правильно оценить состояние этого бедняги.

–     Мне по-крайней мере, не безразличны такие люди, как Чарли, и я считаю, что он заслуживает тщательного осмотра.

–     После пяти лет работы я вправе решать, кому нужен тщательный осмотр, а кому нет. И я намерен сделать так, чтобы в вашем колледже все узнали о том, что здесь произошло.

–     Полагаю, что до того вам все-таки стоит взглянуть, что покажет компьютерная томография!

Взгляд Ренфро, казалось, мог растопить айсберг. Он собирался что-то сказать, но потом повернулся и зашагал в сторону рентгенкабинета. Через две невообразимо долгих минуты подошел техник томографа и увез Чарли.

Натали перевела дух.

–     Уф! Я была уверена, что он из вредности отменит томографию, – сказала она Бев, когда они шли к посту.

Медсестра посмотрела на нее и покачала головой.

–     Извините, я не смогла его успокоить, – проговорила она. – Наверное, это надо было делать по-другому.

–     Ренфро мог признать, что не прав, – сказала Натали. – Ведь тот факт, что он все-таки решил сделать сканирование, говорит именно об этом. Когда они найдут опухоль в глазу бедного Чарли, Ренфро еще будет благодарить за то, что я спасла его шкуру.

«Опухоль, нарыв, кровоточащий сосуд», – в уме Натали уже предполагала, какой будет реакция Ренфро и всего персонала, когда ее подозрения подтвердятся.

Натали представила себе, как отреагирует на такую победу ее наставник, хирург Дуг Беренджер. Когда-то, еще на предпоследнем курсе в Гарварде, задолго то того, как она порвала себе ахиллово сухожилие, он сам нашел ее и предложил работу в своей лаборатории, – работу, которую она сохранила до сих пор. Позже Дуг сумел собрать лучших спортивных медиков, чтобы помочь ей восстановиться, а еще позже убедил пойти учиться медицине.

Беренджер, вероятно лучший кардиохирург-трансплантолог в Бостоне, если не во всей стране, уже заговаривал с ней о совместной работе, когда она закончит стажировку в отделении хирургии. В кабинете Беренджера на стене за его креслом висит в рамке плакат: «ВЕРЬ В СЕБЯ». Он бы чертовски гордился тем, как она выдержала нападки Ренфро. А особенно гордился бы, узнав диагноз Чарли.

Натали пошла в четвертую палату и занялась ожидавшими там тремя пациентами. Ее пульс никак не хотел успокаиваться – отчасти из-за стычки с Ренфро, отчасти в ожидании результатов лабораторных анализов и обследования ее пациента. Наконец она увидела через приоткрытую дверь палаты, как мимо прошел Ренфро, толкая каталку с лежащим на ней Чарли. Под тонкий матрас был подсунут конверт со снимками. Секунду спустя ординатор громко заговорил:

– Доктор Рейес, персонал, могу я попросить всех вас подойти сюда? Будьте любезны!

В коридоре столпилось человек десять-пятнадцать. Ренфро подождал, не подойдет ли кто еще, а затем, подняв конверт со снимками томографа, продолжил:

–           Некоторое время назад все вы были свидетелями... э... дискуссии по поводу внимательного отношения к пациентам, состоявшейся между доктором Рейес и мной. Сейчас в моем распоряжении имеются все результаты лабораторных анализов и компьютерной томографии. Хотел бы проинформировать вас, что ни один результат не показал какой-либо патологии. Ни один. У нашего Чарли то, о чем я говорил – о чем я всегда говорил, мисс Рейес, – головная боль, вызванная употреблением алкоголя. Уровень алкоголя, зафиксированный у него при поступлении, один и девять, и я подозреваю, что в настоящий момент этот уровень не снизился, поскольку наш пациент ухитрился притащить с собой в кармане куртки пинту виски. Бев, будьте любезны, выпишите этого человека во второй раз и не забудьте оформить докладную записку. Мисс Рейес, можете отправляться домой. Видеть вас в своей смене я больше не желаю.

ГЛАВА 2

Пока в государствах не будут царствовать философы, государствам не избавиться от зол, да и не станет [это) возможным для рода человеческого.

Платон, «Государство», кн. V

Послеполуденные часы были без сомнения лучшим временем для покупок в «Натуральных продуктах». До сегодняшнего дня Натали об этом даже не догадывалась. Со списком необходимых покупок для матери в одной руке и для себя в другой она неторопливо бродила между рядами прилавков, наслаждаясь отсутствием толчеи. Прошло три часа, как Клифф Ренфро выставил ее из приемного покоя больницы Метрополитен, и на данный момент времени у нее было больше, чем дел, которые надо сделать.

На завтра она планировала встречу со своим куратором и, если получится, с Дугом Беренджером, чтобы совместно обсудить сложившуюся ситуацию. Главное, что никто не пострадал. Если сравнить происшедшее с кровоостанавливающим зажимом, забытым в брюшной полости при операции, или неправильно назначенным лекарством, что привело к летальному исходу, или ампутацией по ошибке левой ноги вместо правой, то событие в приемном покое виделись сущим пустяком. Если она и оказалась в чем-то виновата (сама Натали в это не верила), то это было «преступление без жертвы». А как сказала Бев, Ренфро хотя и работал уже давно, все еще был молодым. Но, как бы там ни было, пока Натали и Клифф являлись врагами, и так будет до тех пор, пока у нее не появится шанс доказать ему, какой она преданный делу и заботливый врач. В худшем случае ей придется заканчивать свою стажировку в приемном покое какой-нибудь другой больницы. В идеальном же варианте через день-два, когда страсти утихнут, они с Клиффом смогут встретиться и все уладить, а пообещав не повторять таких действий впредь, она снова придет на работу в свою смену.

Продукты для себя Натали выбирала самые свежие и полезные. Сеть «Натуральных продуктов» славилась своими качественными товарами, и Натали предпочитала делать покупки именно в этих магазинах. От долгих и порой утомительных занятий медициной деться было некуда, но в душе она оставалась спортсменкой. Она тренировалась так часто и регулярно, как только могла, и иногда это случалось в совсем ранние или слишком поздние часы. Восстановленное ахиллово сухожилие держало ее достаточно далеко от некогда привычных результатов мирового уровня, но время шло, и Натали понимала, что недалек тот день, когда ее секунды – в своей возрастной группе – будут очень приличными, если не лучшими. Цель – вот что двигало ею. Всегда ставить перед собой цель и добиваться ее, и еще уделять внимание своему организму – таков был секрет успехов Натали Рейес в учебе и спорте.

Просматривая список, который мать продиктовала ей вчера по телефону, Натали поморщилась. Стейк, замороженные овощи для жарки, ореховый рулет, мороженое с вишневым вареньем, походная смесь[100]100
  Походная смесь – легкая высококалорийная закуска для походов, содержащая орехи, сухофрукты, цукаты, шоколадные лепешки и т.п.


[Закрыть], сосиски с булочками, цельное молоко, взбитые сливки, чипсы... Половину этих товаров в «Натуральных продуктах» вообще считали недостойными для употребления. Да, Эрмина Рейес настолько же пренебрежительно относилась к себе и к своему организму, насколько ревностно следила за собой ее дочь Натали. А еще ей нужно было контролировать то, что и как ест ее племянница Дженни, и поскольку готовила для нее Эрмина, к списку было добавлено немного брокколи, ямса, сыра и салата.

Последней строчкой Натали с неохотой записала: «Винстон – один блок», добавив про себя: «Если будет возможность». Часто она отказывалась покупать для матери сигареты, но дела это не меняло. У Эрмины была машина, и она, не колеблясь, оставляла Дженни на некоторое время дома одну. К тому же у Эрмины имелось множество знакомых, кому она могла позвонить и кто не отказал бы ей в маленькой услуге. Все знали, что Эрмина и сигареты неотделимы друг от друга. Эрмина ни за что не рассталась бы со своим любимым «Винстоном» до самой смерти, да и умерла бы, наверное, с сигаретой в руке.

С полчаса Натали неторопливо выбирала овощи и фрукты для себя. Летом всего было в изобилии, и она радовалась, что может доставить себе удовольствие, особенно сейчас, когда у нее неожиданно появилось несколько свободных часов.

«Да, мне нужно стараться быть более терпимой к людям типа Ренфро, – думала она, применяя пальпацию и перкуссию для выбора самой спелой дыни. – Первым делом с утра надо будет предпринять все возможные шаги, чтобы урегулировать конфликт с Клиффом».

В «Натуральных продуктах» сигареты, разумеется, не продавали, поэтому, загрузив восемь бумажных пакетов в багажник своей «субару», Натали пересекла улицу и зашла в супермаркет. Объяснить свое появление в доме у матери несколько ранее, чем ее там ждали, не представляло для Натали трудности. Времена, когда Эрмина знала распорядок ее дня и все мельчайшие подробности жизни, давно миновали, так что ничего серьезнее заданного вскользь вопроса: «Почему ты не в своем приемном покое?» – ждать не следовало. Впрочем, имелось немного шансов не застать Эрмину дома. Необходимость ухаживать за Дженни не давала той возможности надолго покидать дом, когда девочка была не в школе.

Дорчестер, быстро растущий на песчаной равнине поселок к югу от города, находился всего в нескольких милях по трассе № 203 от уютной квартиры Натали в Бруклине. Элегантные, тщательно ухоженные дома и участки в Дорчестере все еще встречались, но они уже стали островками в море бедности, иммигрантов, наркотиков и – слишком часто – насилия. Натали подъехала к тротуару, у которого стоял дом на две семьи, обшитый досками, с облупившейся серой краской, небольшим неопрятным газоном и покосившимся крыльцом. Этот дом Натали покинула вскоре после того, как мать переехала в него, но ее младшая сестра Элена, которой тогда было всего восемь, жила здесь до самого своего трагического конца.

Натали сомневалась, был ли в Дорчестере хоть кто-нибудь, кто не знал бы, что Эрмина Рейес держит ключ от дома под горшком с каким-то полузасохшим растением у самой двери. «Есть некоторая выгода в том, что у тебя нечего украсть», – любила повторять она.

Как всегда, как только Натали открыла дверь, ей в нос ударил стойкий запах табака.

–Санитарная инспекция, прячьте окурки! – крикнула она, затаскивая в холл сразу пять пакетов.

Квартира была, тоже как всегда, чистой и опрятной, включая старинную пепельницу, которую Эрмина после каждых двух-трех сигарет мыла, соблюдая некий ритуал.

–Мам?

Эрмина обычно сидела за кухонным столом с недопитой чашкой кофе, коробкой ванильных вафель, «Винстоном», пепельницей и книжкой кроссвордов – приложением к воскресной «Нью-Йорк тайме». Но сейчас все элементы картины были на месте, кроме хозяйки. Натали поставила пакеты с продуктами на пол и поспешила в комнату матери.

–Мам? – она снова позвала.

–Бабушка прилегла вздремнуть, – раздался голос Дженни.

Натали пошла в комнату племянницы – чистую, аккуратную и очень «девичью» – с кружевными занавесками и выкрашенными в розовый цвет стенами. Дженни, в шортах и спортивной майке, сидела в своем кресле-каталке с книжкой, установленной на специальной подставке, чтобы легче было переворачивать страницы. На полу, около кровати, лежали скрепы для голеностопных суставов, с которыми девочка могла ходить на костылях. Официальный диагноз Дженни гласил: «церебральный паралич средней тяжести». Элена, мать девочки, пила, курила и употребляла наркотики в течение всей беременности, и сейчас, когда Натали узнала, что такое синдром врожденного алкоголизма, этот диагноз занимал верхнюю строчку в списке возможных причин инвалидности Дженни.

–     Привет, малышка! – сказала Натали, целуя племянницу в лоб. – Что случилось?

–     Сегодня у учителей какое-то собрание, поэтому занятия в школе отменили, – обворожительной улыбкой и кожей цвета кофе со сливками Дженни очень напоминала свою мать. – Бабушка сидела, решала свои кроссворды, а потом решила прилечь.

–     Если я тебя когда-нибудь увижу с сигаретой...

–     Постой, постой! Я сама догадаюсь. Ты мне все губы пообрываешь!

–     Что ж, ты правильно догадалась. Что читаешь?

–     «Грозовой перевал» Эмили Бронте. Ты читала эту книжку?

–     Давно. По-моему, она мне нравилась, но вот подробностей уже не помню. А тебе не сложно следить, как время и место действия постоянно скачут?

–     Совсем нет. Это же интересно! Я так хотела бы когда-нибудь съездить посмотреть на мавров, если они там еще живут.

–     Конечно, живут! Мы обязательно съездим, я тебе обещаю, – Натали отвернулась, чтобы бедная девочка не увидела печаль в ее глазах. – Дженни, ты всех вокруг делаешь немножко лучше, даже меня.

–     И что это должно означать?

–     Так, ничего особенного... Ты не хочешь помочь мне разбудить бабушку?

–     Нет, спасибо! Я лучше еще немного почитаю. Мне не нравится, как Хитклиф обращается с людьми.

–     Ну, если я правильно помню, когда он был молодым, люди с ним тоже не очень хорошо обошлись.

–     Это как порочный круг?

–     Точно. Ты уверена, что тебе всего десять лет?

–     Уже почти одиннадцать!

Эрмина в своем цветастом домашнем платье дремала на кровати. Рядом на столике в блюдце еще дымилась дотлевшая до фильтра сигарета. Хотя любимым местом Эрмины была кухня, в последние месяцы Натали все чаще находила ее либо в спальне, либо на диване в гостиной. Сигареты делали свое дело: мать быстро утомлялась, и ей не хватало воздуха. «Скоро придется везде возить с собой тележку с кислородным баллоном...»

–     Эй! – сказала Натали, осторожно тряся мать за плечо.

Эрмина потерла глаза и приподнялась на локте.

–     Я ждала тебя позже, – пробормотала она сонным голосом.

Неестественно глубокий сон матери обеспокоил Натали, особенно когда та попыталась зажечь еще дымившуюся сигарету. В пятьдесят четыре года эта женщина, еще недавно полная жизни и очарования, быстро старела, ее кожа становилась суше и тоньше чуть ли не с каждой выкуренной сигаретой. Мать была гораздо темнее, чем старшая дочь, поскольку отец Натали все-таки был белым. Но, в отличие от увядающей кожи, большие карие глаза Эр– мины оставались такими же веселыми, умными и притягательными. И очень похожими на глаза самой Натали.

–     Мам, ты бы не курила здесь, – сказала Натали, помогая матери встать и пройти в кухню.

–     Так я почти и не курю!

–     Я вижу.

–     Ты становишься некрасивой, когда ехидничаешь!

Эрмина была уроженкой Островов Зеленого Мыса.

Родители привезли ее в Штаты, когда ей было столько же лет, сколько сейчас Дженни. Но до сих пор у нее сохранился явный португальский акцент. В девятнадцать она окончила среднюю школу, получила диплом помощницы медсестры и собиралась учиться медицине дальше. Именно в это время она в первый раз стала матерью-одиночкой.

–     Дженни выглядит неплохо.

–     Да, с ней все в порядке.

–     Я рада!