Текст книги "Медицинский триллер. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Кэти Райх

Послесловие

Concierge-медицина (известная как «медицина предоплаты» или «медицина эксклюзивной первичной помощи») впервые возникла в Сиэтле. Явление это сравнительно новое. Подобного рода практика требует ежегодной предоплаты, которая может колебаться от нескольких сотен до многих тысяч долларов (взнос по минимуму составляет около 1500 долларов, по максимуму – примерно 25 000 долларов). Чтобы расходы не подпадали под медицинскую страховку (что противоречило бы законодательству), пациенту предлагается ряд услуг, не входящих в программу страховой медицины: полный ежегодный осмотр, профилактические мероприятия, консультации диетолога, индивидуальная программа поддержания здоровья и многие другие услуги.

Особенность concierge-медицины состоит в том, что она обеспечивает особые личные отношения между пациентом и врачом, продолжительный (если необходимо) прием больного в день обращения или в крайнем случае на следующий день, возможность круглосуточной связи с доктором при помощи мобильного и домашнего телефонов. Такая медицина предусматривает домашние визиты, организацию приема у специалистов, немедленные консультации и даже отъезд в отдаленные районы, если клиент заболел, находясь в путешествии.

О concierge-медицине было опубликовано несколько статей в профессиональных журналах и в «Нью-Йорк таймc», но проблемы, связанные с этим методом медицинской практики, прошли мимо внимания подавляющего большинства. Я считаю, что это положение необходимо изменить, поскольку concierge-медицина является еще одним, пока едва различимым, но важным симптомом упадка системы здравоохранения. Хорошая и ориентированная на интересы пациента медицинская помощь должна быть доступной для всех, без предварительной и весьма существенной предоплаты. Важно и то, что качество медицинского обслуживания в разных частях мира существенно различается, и не надо быть мудрецом, чтобы понять, что concierge-медицина только ухудшит и без того скверное положение. Впрочем, как известно, несколько сенаторов отправили жалобу в министерство здравоохранения и социальных служб. В жалобе говорится, что людям, которые не могут внести предоплату, становится все сложнее найти для себя лечащего врача. В ответ на эту жалобу правительство в августе 2005 года издало доклад, в котором утверждалось, что concierge-медицина пока проблемой не является. Из этого следовало, что по мере развития concierge-медицины проблемы будут расти как грибы после дождя. Я лично, к сожалению, должен констатировать, что они стали весьма существенными в городе Неаполь, штат Флорида, где concierge-медицина успела пустить глубокие корни.

Защитники concierge-медицины говорят, что у нее превосходные рыночные перспективы. Те, кто может и хочет внести предоплату, никогда не откажутся от новых услуг, а сами врачи предпочтут получать с самого начала карьеры приличное вознаграждение и работать с пациентами вдумчиво и неторопливо – так, как их учили в университете. Это – к сожалению, поверхностное – объяснение не говорит о том, почему данный феномен возник именно сейчас, а не, скажем, двадцать лет назад. По моему мнению, правильный ответ состоит в том, что concierge-медицина является прямым следствием того ужасного беспорядка, в котором пребывает здравоохранение во всем мире.

За последнюю четверть века медицинская практика страдала от множества болезней, но никогда на нее не обрушивалось столько болячек одновременно. Мы видим резкое повышение стоимости медицинских услуг, а в больницах не хватает персонала и технических средств. Стремительно развивается медицинская технология, но не уменьшается количество судебных исков к врачам. Страховые услуги разрастаются с умопомрачительной скоростью, вторгаясь в область медицинской практики и врачебных решений. Меняется даже роль стационарных лечебных заведений. Все эти факторы делают первичную практику – фундамент всей медицины – обременительным занятием. Чтобы держать двери своего кабинета открытыми, то есть оставаться в бизнесе, практикующий врач должен принимать за день очень много пациентов, что ведет к вполне предсказуемым результатам: как доктор, так и пациент начинают ощущать острую неудовлетворенность.

Рассмотрим один простой пример. Некий пациент, испытывающий легкое расстройство здоровья – повышенное кровяное давление или высокий уровень холестерина, – приходит к своему врачу и жалуется на новые неприятности – боль в плече или дискомфорт в кишечнике. В распоряжении доктора всего пятнадцать минут. Естественно, что в первую очередь он займется теми недомоганиями, о которых уже знал ранее (повышенное кровяное давление и высокий уровень холестерина). Лишь после этого он переключит свое внимание на новые симптомы.

Время бежит, в приемной ожидают недовольные пациенты, поскольку назначенное для их приема время давно прошло. Доктору приходится принимать быстрые, не отнимающие времени решения. Он назначает ЭКГ или компьютерную томографию плеча, а также направляет пациента к гастроэнтерологу, чтобы тот разобрался с дискомфортом в кишечнике. Поскольку время не терпит, врач не может внимательно заняться каждой жалобой, поинтересоваться историей возникновения тех или иных симптомов, провести тщательное обследование, что ведет к дополнительным неудобствам для пациента и росту его расходов. В итоге врач и пациент недовольны друг другом. Иными словами, врач выступает не в качестве высококвалифицированного медика, а как сортировщик. В первую очередь это относится к терапевтам широкого профиля, которые, как правило, практикуют первичный прием.

Таким образом, concierge-медицина является скорее реакцией на сложившуюся обстановку, а не сознательной рыночной стратегией. Это попытка со стороны врачей восстановить утраченные связи между медициной, которой их учили в университете, и реальной медициной, с которой они встретились в реальной жизни.

Сoncierge-медицина появилась в США, но, поскольку разочарование врачей стало общемировым явлением, этот вид практики распространился и на другие страны.

Концепция concierge-медицины тревожит меня по причинам, о которых говорит один из персонажей моего романа доктор Герман Браун, выступая экспертом со стороны истца. Концепция concierge-медицины бросает вызов традиционной альтруистической медицине, нарушая принцип социальной справедливости – одну из трех основ медицинского профессионализма, требующего от врача «избегать во врачебной помощи дискриминации по расовому, половому или социально-экономическому положению, а также по этническому, религиозному или иным социальным признакам». («Хартия врача». 2005 год. Бюро Союза американских терапевтов, коллегия Объединения американских медиков, Европейская федерация врачей-терапевтов.)

Однако возникает противоречие. Будучи концептуально против concierge-медицины, я в то же время выступаю за нее, и это заставляет вашего покорного слугу ощущать себя стопроцентным лицемером. Должен признать, что если бы мне пришлось быть практикующим врачом, то для своей практики я выбрал бы concierge-медицину. Я объяснил бы это своим желанием хорошо заботиться об одном пациенте, а не обслуживать кое-как десять. Это объяснение, к сожалению, не выдерживает критики. Пожалуй, лучше было бы сказать, что я имею полное право заниматься той практикой, которой хочу заниматься. Но и это объяснение нельзя признать удачным, поскольку оно отрицает тот факт, что на образование врача (включая мое) тратится масса общественных средств. В обмен на эти затраты врач дает обязательство оказывать помощь не только тем, кто способен осуществить предоплату, но всем, кто к нему обращается. Возможно, что в этом случае я мог бы сказать: concierge-медицина сродни частной школе, и состоятельные пациенты имеют полное право платить за дополнительные услуги. Но подобное сравнение вряд ли можно считать корректным, поскольку те родители, которые посылают детей в частные учебные заведения, платят и за общедоступные школы через налоги. Кроме того, этот тезис будет несостоятелен по той причине, что медицинские услуги – даже базисные – распределяются неравномерно и я, посвятив себя concierge-медицине, усиливаю это неравенство. В конечном счете я буду вынужден признать, что обратился к concierge-медицине не потому, что хотел, а потому, что сделать это меня вынудила система.

Гораздо легче критиковать, чем попытаться решить проблему. Что касается concierge-медицины, то есть способ – и достаточно простой, – чтобы сдержать ее рост. Следует всего лишь изменить механизм вознаграждения за медицинские услуги на первичном уровне. Как известно, в программе «Медикер» установлена такса за визит к врачу – чуть выше пятидесяти долларов. Первичные медицинские услуги, как я уже говорил, являются фундаментом здравоохранения, и столь низкий гонорар сказывается на отношениях врача и пациента. Пациенты существенно отличаются друг от друга, и если на пациента врач тратит пятнадцать, тридцать, сорок минут или даже час, то и платить ему надо соответственно.

Иными словами, размер вознаграждения за прием должен базироваться на затраченном времени, включая время на телефонные переговоры или общение по электронной почте. Шкала должна быть скользящей в зависимости от уровня профессионализма врача и от степени его подготовки. По-моему, это вполне разумный подход.

Подобная система вознаграждения позволит существенно повысить качество медицинского обслуживания и вернет врачам независимость. Пациенты тоже будут довольны. Привлекательность concierge-медицины поблекнет. Я считаю, что подобная схема вознаграждения, как это ни парадоксально, уменьшит общую стоимость медицинского обслуживания.

Кое-кто может высказать опасение, что переход на временную оплату откроет путь тем злоупотреблениям, которые мы наблюдаем в других областях, где применяется подобная схема вознаграждения. Однако я с этим категорически не согласен. Я считаю, что злоупотребление будет не правилом, а исключением из правил. И еще я хочу сказать несколько слов о так называемой медицинской халатности. Когда я в 70-х годах закончил учебу и открыл собственную небольшую практику, то сразу столкнулся с этой проблемой, которую подробно освещала пресса. Это явление даже получило название «первый кризис». Кризис выразился в том, что после возрастания числа исков и ряда серьезных побед истцов несколько крупных страховых компаний неожиданно перестали страховать «врачебные ошибки». Я, как и многие мои коллеги, с большим трудом мог найти себе страховщика. По счастью, был создан альтернативный метод страхования врачей, и до восьмидесятых годов прошлого века все шло как нельзя лучше. Но тут замаячил второй «кризис». Дело в том, что в это время существенно увеличились страховые выплаты, что привело к возрастанию числа исков и, в свою очередь, к резкому росту расходов страховых компаний.

Однако наше здравоохранение оказалась достаточно эластичным и компенсировало возросшие расходы, переложив их в основном на плечи государства через систему «Медикер». В результате система пережила удар, и после «кризиса» медики стали еще меньше любить юристов, особенно алчных адвокатов. Я хорошо помню те времена, и сам разделял эти чувства.

Поскольку я был тесно связан с научными и преподавательскими кругами медицины, мне казалось, что обвиняют только хороших врачей, тех, кто не боится браться за самые сложные случаи. Поэтому я всей душой поддерживал те решения, которые предлагали врачи: реформу гражданского судопроизводства, направленную на снижение компенсации, сокращение адвокатских гонораров и ликвидацию общей и совместной ответственности.

К сожалению, мы снова сталкиваемся с «кризисом», и хотя его причины почти те же – рост числа исков и более значительные компенсации и вознаграждения, – он отличается от двух предыдущих, значительно опаснее, чем они. Новый кризис связан с покрытием возросших до небес выплат, и разразился он во время бури, сотрясавшей всю нашу систему здравоохранения. Врачи уходят из сфер, связанных с высокой степенью риска. Помимо огромных финансовых расходов, обвинение во врачебной халатности является для врача страшным личным ударом, даже если в конечном счете выносится оправдательное решение, как и бывает в большинстве случаев.

Сейчас на поверхность вышла новая информация об ущербе, нанесенном врачами своим пациентам, и я изменил свою позицию. Теперь я не считаю реформу гражданского судопроизводства средством решения проблемы. Более того, я отказался от близорукой оценки проблемы: «хорошие парни» медики и «плохие парни» юристы, схватка между альтруистами и рвачами. Как вы можете увидеть на страницах этой книги, теперь я считаю, что вина лежит и на тех, и на других. В каждом из лагерей есть свои «хорошие» и «плохие парни», и поэтому я стыжусь своих прежних наивных оценок. Глобальная проблема безопасности пациентов и существенной компенсации за нанесенный врачами вред вот что самое важное.

Реальность такова, что реформы гражданского судопроизводства не оказывают воздействия на кризис. Проведенные исследования показали, что при существующей системе многие иски о врачебной халатности не заслуживают внимания, а большая часть заслуживающих не попадает в суд. Одним словом, существующий подход к проблеме «медицинской халатности» не выполняет ни одной из двух стоящих перед ним задач: компенсировать ущерб пациенту и воздвигнуть барьер перед всякого рода небрежностью со стороны врачей. Положительная сторона во всей этой проблеме состоит в том, что для решения этой проблемы достаточно средств, учитывая те большие деньги, которые приходится платить проигравшим процесс врачам и лечебным учреждениям. Ведь лишь незначительная часть этих средств попадает в руки пациентов, и то им приходится долго ждать выплаты этих денег, после того как они выиграли битву в суде. Нужен закон, который обеспечит незамедлительную передачу денег пострадавшим пациентам и в то же время позволит проводить тщательное открытое расследование причин каждого доказанного случая проявления халатности.

Робин Кук
Дурной ген

Robin Cook

GENESIS

Пролог
6 марта, 23:15

В манхэттенском Нижнем Ист-Сайде стояла холодная, сырая, ветреная, пасмурная ночь. Хотя весеннее равноденствие было совсем близко, зима не сдавалась. Будто чтобы доказать это, редкие упрямые снежинки, кружась, падали из низких густых туч, бурлящих, как ведьминское варево. При температуре чуть выше ноля микроскопическая филигрань их невыразимо прекрасных кристаллических структур, едва коснувшись поверхности земли, немедленно превращалась в обыкновенные капельки воды. А вот атмосфера в уютно обставленной квартире с одной спальней на 23-й улице резко контрастировала с таким бессмысленным уничтожением творений природы. В помещении, где было тепло в буквальном и переносном смысле этого слова, началась череда происходящих на клеточном уровне событий, которые в конечном счете являлись полной противоположностью распаду снежинок. Здесь должно было произойти явление куда более высокого порядка и сложности, инициированное мощным вбросом более ста миллионов целеустремленных сперматозоидов в свод влагалища.

Индивиды, вовлеченные в этот любовный акт, пребывали в блаженном неведении относительно удивительного действа, которое они вызвали, и о его катастрофических последствиях для них обоих. Совершенно опьяненные страстью момента и отказавшись от противозачаточных, они и не задумывались о возможности почти мгновенного высвобождения готовой к оплодотворению яйцеклетки из правого яичника женщины. Не задумывались они и о том, сколь решительно намерение сперматозоидов соединиться с детородной клеткой соответствующей системы женского организма.

Два с половиной часа спустя, когда удовлетворенная женщина крепко спала, равно как и вернувшийся к себе домой мужчина, самый быстрый сперматозоид, завершив рискованный титанический марафон по дебрям вагины к дальнему концу правой фаллопиевой трубы, во всеоружии столкнулся с инертно опускающейся яйцеклеткой. Ведомый неодолимым рефлексом, сперматозоид-победитель быстро пробрался сквозь облако окружающих яйцеклетку фолликулярных клеток и достиг ее твердой оболочки. Мгновение – и он ввел свой пронуклеус в яйцеклетку, чтобы его двадцать три хромосомы составили пары ее двадцати трем, создав полноценную человеческую клетку с сорока шестью хромосомами, образующими комплект. Теперь яйцеклетка превратилась в зиготу.

Таким образом в эту гнусную нью-йоркскую ночь произошло одно из самых поразительных чудес в изученной вселенной: генез, то есть возникновение человека. И хотя сейчас число эпизодов зачатия по всему миру в течение дня приближается к ошеломляющим тремстам пятидесяти тысячам, замутняя радость людей от возможности воспроизводить себе подобных, каждый из этих эпизодов запускает процесс поистине удивительной, потрясающей сложности. Ведь одна-единственная клетка – человеческая зигота, которую едва ли можно увидеть невооруженным глазом, – содержит в своем микроскопическом каталоге ДНК все данные и инструкции, необходимые для формирования тела и управления им. Это означает, что без какою бы то ни было дополнительною информационною ввода одноклеточная зигота способна координировать возникновение приблизительно тридцати семи триллионов клеток двухсот разновидностей, а также нескольких миллиардов чрезвычайно специфичных макромолекулярных белков, которым предстоит сформироваться в соответствии с четкими стандартами в строго определенное время, в строго определенном количестве и в строго определенном месте. Один только человеческий мозг с его ста миллиардами клеток и более чем ста триллионами синаптических связей вполне может оказаться самой сложной структурой во вселенной.

Одиннадцатого марта, спустя пять дней после того, как любовный акт положил начало очередному чуду человеческого генеза, быстро развивающийся эмбрион достиг матки, чтобы начать имплантацию в ее стенку. Вскоре он даст знать о своем существовании, провозгласив начало беременности. С этого момента все, что необходимо для рождения приблизительно через девять месяцев человеческого младенца, – это поступление основных питательных веществ, удаление шлаков и защита от физических повреждений. К несчастью, в нашем случае все сложилось иначе.

5 мая, 22:05

Душ для двадцативосьмилетней сотрудницы социальной службы Керы Якобсен служил своего рода опытом дзена, особенно после тяжелого дня, к которым, по идее, субботы не относились. Осторожно, чтобы не поскользнуться на предательски гладкой фарфоровой поверхности изогнутой ванны, Кера залезла внутрь и задернула занавеску. Она уже настроила свою любимую температуру, при которой вода почти обжигала. Старательно намылив все тело, она принялась скрести кожу щеткой на длинной ручке, вспенивая ароматный гель, чтобы смыть накопившее за день напряжение и смягчить общее беспокойство. В последнее время у Керы было с избытком и того, и другого.

Она жила в Нью-Йорке чуть меньше полугода. Решение о переезде в Большое Яблоко[82]82
  Одно из неофициальных названий Нью-Йорка. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] было довольно спонтанным. Кера выросла в Лос-Анджелесе, там же получила степень магистра и место социального консультанта в детской больнице «Маттел» при родном университете. Ее специализацией была работа с детьми, нуждающимися в сложном медицинском уходе, а также их семьями: напряженная, зачастую изматывающая область, хотя в конце концов такой труд приносил моральное удовлетворение. Несомненно, ее усилия давали плоды, служили важным дополнением к работе врачей и медсестер, которые, что вполне понятно, лишь лечили или купировали симптомы заболеваний, но не помогали пациентам и их близким справляться с тяжелой ситуацией. Кера чувствовала себя полезной и получала удовольствие от своей работы. Но когда в конце сентября студент-медик Роберт Барлоу неожиданно положил конец их долгому роману, весь ее мир содрогнулся. Они встречались два с половиной года и частенько ночевали друг у друга. Благодаря схожим интересам, включая даже общие либеральные взгляды, им всегда было о чем поговорить, а иногда речь заходила и о планах на предположительно совместное будущее. Роберт намеревался пройти хирургическую интернатуру в одном из известных академических медицинских центров, предпочтительно в Лос-Анджелесе, а если не получится, то в Сан-Франциско. Он надеялся, что такому усердному студенту дадут возможность выбирать. В случае если Роберт поедет во Фриско, Кера собиралась последовать за ним. Обладая безупречными дипломами, она не сомневалась, что сможет устроиться на работу в любой медицинский центр.

Но всему этому не суждено было произойти, и Кера до сих пор понятия не имела, что послужило причиной разрыва, хотя из медицинского центра университета Лос-Анджелеса доходили слухи, будто Роберта частенько видят в обществе одной из специализирующихся на хирургии студенток-медичек. Однажды жарким днем, когда над Лос-Анджелесом висела дымовая завеса, Барлоу без какого-либо предупреждения в лоб заявил, что их отношениям с Керой конец.

После столь грандиозной оплеухи, которую получала ее самооценка, Кере остро потребовалось сбежать. Общие друзья не прекращали спрашивать, что случилось у них с Робертом, изображали сочувствие, но на самом деле получали удовольствие от драматичности ситуации и сплетен. Кроме того, постоянно существовала опасность случайно наткнуться на бывшего возлюбленного в медцентре или неподалеку от него.

Вдобавок ко всему, Кера всегда питала слабость к Нью-Йорку, устала от однообразия погоды в Лос-Анджелесе, ежегодных лесных пожаров и вечной угрозы землетрясений, исходящей от разлома Сан-Андреас. Через несколько недель после шокирующей новости, которую сообщил Роберт, она решила обернуть эмоциональную встряску себе на пользу и переехала на другой конец страны.

Смыв гель, она выдавила на ладонь шампунь и стала мыть голову. Это была ее любимая часть водных процедур; Кера всегда сильно взбивала пену и массировала кожу, стараясь выгнать из головы все лишнее.

Вначале переезд в Нью-Йорк состоял из сплошных плюсов, не считая разве что недовольства сестры и матери, которые ужасно по ней скучали. Еще до отъезда из Лос-Анджелеса Кере удалось устроиться в медицинский центр Лангоуна, точнее, в детскую больницу Хассенфельд, так что проблем с работой не ожидалось. С жильем тоже повезло: на доске объявлений сайта Лангоуна она нашла сообщение медсестры, которая решила вступить в Корпус мира и сдавала в субаренду квартиру с мебелью почти на углу 23-й улицы и Второй авеню. Но еще более важным с точки зрения самооценки стал головокружительный роман с привлекательным, образованным и куда более зрелым, чем Роберт, мужчиной, с которым Кера познакомилась во время декабрьских праздников.

К несчастью, жизнь сделала еще один неожиданный и неприятный поворот, и Кера снова начала сомневаться в своих суждениях, упрекая себя в излишней доверчивости. Ей пришлось опять столкнуться с разочарованием и пошатнувшейся самооценкой – возможно, она и не была полностью выбита из седла, как после истории с Робертом, но все же лишилась душевного равновесия настолько, чтобы всерьез подумывать о переезде обратно в Калифорнию. Как и ожидала Кера, мама с сестрой пришли в восторг, когда она позвонила им, чтобы обсудить свое возможное возвращение, хотя родичей и озадачила такая внезапная перемена планов: всего месяц назад в таком же телефонном разговоре Кера хвасталась, до чего счастливо живет в Большом Яблоке. Не желая посвящать родных в подробности, она просто продолжала твердить, что наконец осознала, как важны для нее семейные связи. От собственной неискренности внутри поднялась волна стыда, но истина заключалась с том, что Кера пока не приняла окончательного решения. У нее до сих пор оставалась некоторая надежда, что все может наладиться, хотя шансы и были невелики.

Убедившись, что и мыло, и шампунь смыты, Кера выключила душ и с банным полотенцем в руках вылезла из ванны. Потом нагнулась и быстро вытерла полотенцем свои густые волосы, длинные, но не чрезмерно, – она считала их единственным вкладом, который сделал в ее жизнь равнодушный отец. Выпрямившись, Кера безотчетно кинула взгляд в большое зеркало, которое висело на двери ванной, но сразу осознала, что делает, и засмеялась над собой. Срок был еще слишком маленьким, чтобы фигура как-то изменилась.

Она вытерлась и собралась уже повесить полотенце, когда зазвонил домофон, извещая, что кто-то стоит внизу, в фойе. Неожиданный резкий звук разрезал тишину квартиры, как режет масло горячий нож, разрушив умиротворенность хозяйки. Швырнув полотенце на край ванны и схватив с крючка для одежды банный халат, она поспешила в крохотную кухоньку, где на стене висел древний домофон. Прежде чем нажать кнопку и спросить, кто там, Кера заметила время на часах микроволновки: было двадцать три минуты одиннадцатого. Она не заказывала никакой еды, и в ее жизни был лишь один человек, который мог прийти в такой час (хотя раньше он всегда предварительно писал ей или звонил и почти никогда не появлялся в выходные), так что сомнений насчет личности позднего гостя у нее практически не было. Впрочем, визит не взволновал ее: перед тем как отправиться в постель, она постаралась настроиться на спокойствие.

– Это я, – сказал тот самый мужской голос, который ожидала услышать Кера.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, наклонившись к домофону. Переговорную кнопку устаревшего устройства приходилось нажимать каждый раз, когда она говорила, и отпускать, чтобы выслушать ответ.

– Прости, что так поздно, но мне нужно с тобой поговорить.

– Я только что из душа вылезла. Давай завтра, примерно в обед?

– Мне нужно поговорить с тобой сейчас. Я передумал и хочу все тебе рассказать. Мне просто необходимо поделиться с тобой.

Кера помолчала, хоть у нее и зачастил пульс. После всего, что было сделано и сказано за последний месяц, она понятия не имела о том, что он подразумевает, говоря, что передумал. Догадки у нее были, но не выдает ли она желаемое за действительное?

В конце концов, вот уже несколько недель ом высказывался с причиняющей боль ясностью и весьма последовательно. С другой стороны, если он хочет сказать именно то, на что она надеется, это меняет все.

– Что значит «передумал»? – наконец спросила она, решив уточнить: не хотелось давать волю надеждам, которые опять разобьются о пресловутые скалы.

– Я понял, что ты все время была права, а я ошибался. Просто мне потребовалось время, чтобы разобраться. А теперь нужно отпраздновать!

– Отпраздновать? – переспросила Кера, чтобы убедиться, правильно ли расслышала последнее слово.

– Да, отпраздновать. У меня всё с собой.

Стараясь сдержать восторг, она нажала на открывающую дверь кнопку и бросилась обратно в ванную, на ходу натягивая халат: разговаривая по домофону, она стояла голая и прижимала халат к груди. В ванной Кера схватила расческу и попыталась привести в порядок мокрую копну волос. Из этого ничего не вышло. Она понимала, что выглядит ужасно, но времени исправить положение не было. Затянув пояс халата и совершив еще одну безуспешную попытку сладить с волосами, Кера направилась к входной двери и стала возиться с многочисленными замками и цепочками, которые поставила хозяйка квартиры. Едва она покончила с этим, как в дверь постучали условным стуком.

Глянув на всякий случай в глазок, Кера открыла дверь. На госте были темная фетровая шляпа и темное пальто, которых она никогда раньше не видела. Прежде чем ей удалось поприветствовать мужчину, тот влетел в квартиру, закрыл за собой дверь и заключил Керу в объятия, от которых захватило дух. Лишь после этого он поставил принесенный пакет с покупками на стол, снял шляпу и пальто и швырнул их на диван.

– Я уже сказал, нужно праздновать! – торжественно объявил он, после чего извлек из пакета пару роскошных хрустальных бокалов для шампанского, охлажденную бутылку розового Просекко в термоупаковке и, наконец, небольшую пачку коктейльных салфеток. – Полюбуйся! – сказал он, с видом опытного сомелье демонстрируя бутылку.

– Так, – сказала Кера, читая броскую черную этикетку, – «Бортоломиол Филанда», розовое игристое. Никогда о таком не слышала.

– Великолепное вино, – гордо заметил мужчина, – и достать его безумно трудно.

– А что именно мы празднуем? – неуверенно спросила Кера, пока он возился с удерживающей пробку проволокой.

Его ответ был как раз таким, на который она надеялась и рассчитывала изначально, когда сообщила свою новость. Тогда он отреагировал совсем по-другому, и ее это раздавило.

– Мы празднуем всё! – триумфально провозгласил он. – Дело в том, что ты была права, а я заблуждался. Произошло настоящее чудо, которому суждено было случиться. Просто я в первый момент сгоряча этого не понял.

Кера могла бы указать, что «первый момент» слишком уж затянулся: строго говоря, их конфронтация длилась почти целый месяц. Однако она ничего не сказала из страха нарушить очарование момента, созданное энтузиазмом любовника. Раздался громкий хлопок: пробка вылетела из бутылки, и над горлышком появилась розоватая пена.

– Как ты и говорила, жизнь – слишком драгоценное чудо, чтобы ей не радоваться. – Он налил пузырящееся вино в два бокала.

– А как же твоя жена? – заставила себя Кера задать неудобный вопрос.

– Она в прошлом, – просто ответил он, вручив ей бокал и поднимая свой.

Тишину комнаты огласил мелодичный звон, когда они чокнулись. Следуя примеру мужчины, Кера сделала большой глоток Просекко, оказавшегося вкуснее любого вина, которое ей доводилось пробовать. Почти месяц назад она приняла решение избегать алкоголя, но сейчас был особенный момент. В последние несколько недель они с любовником несколько раз спорили и ссорились, обсуждая будущее, и она смирилась с тем, что позиции у них диаметрально противоположные. Его внезапный разворот на сто восемьдесят градусов вызвал у Керы восторг. Время для празднования было самым подходящим.

– Давай присядем и насладимся вином, – предложил мужчина, указав на диван, и переложил пальто со шляпой на кресло без подлокотников. – Оно производится в итальянской части Венето, – добавил он и потянул Керу за рукав халата к дивану, вынуждая сесть.

– Вкусно, – сказала Кера.

Она понятия не имела, где находится Венето, предполагая, что это где-то неподалеку от Венеции, но не стала расспрашивать, потому что по большому счету ей было все равно. Замечание о достоинстве вина она нашла справедливым и, сев, сделала еще один большой глоток, получая от пузырьков не меньше удовольствия, чем от мягкого, тонкого вкуса напитка. Кера не питала особой любви к игристому и всегда удивлялась ажиотажу вокруг него, как и цене бутылок, но сейчас вкус и правда показался ей восхитительным, заставляя задуматься, что сыграло главную роль: само вино или ее радостное настроение. Как бы то ни было, Кера наслаждалась происходящим. Конечно, у нее был миллион вопросов, но они могли немного подождать.