Текст книги "Медицинский триллер. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Кэти Райх

Соавторы: Робин Кук,Кен Макклюр,Кит МакКарти,Майкл Палмер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 282 (всего у книги 318 страниц)

Последовала короткая стесненная пауза. Для Эрмины Дженни продолжала быть Эленой. Неважно, сколько раз дочь номер два проходила безуспешную реабилитацию, неважно, что говорила полиция про скорость, с какой она врезалась в дорожное ограждение, – Эрмина всегда считала ее жертвой внешних обстоятельств. Дочь номер один, сбежавшая из дома в пятнадцать лет, являла собой совсем другую историю. Эрмина Рейес, кроме всего прочего, обладала хорошей памятью, и потому в этом доме любимым ребенком была и навсегда осталась Элена. Ни пакеты с продуктами, ни ежемесячные чеки, ни кубки и медали, ни гарвардский диплом, ни грядущий медицинский – ничто не могло перевесить боль, однажды причиненную Натали своей матери.

–     Ладно, помоги-ка мне с этим, – сказала Эрмина, беря в руки карандаш и книжку с кроссвордами. – Очень нервный, семь букв?

–     Понятия не имею. Я никогда не нервничаю. Мам, это очень хорошо, что ты так заботишься о Дженни, но постарайся хотя бы не курить, когда она дома. Пассивное курение так же опасно, как и активное, когда речь идет...

–     Что с тобой происходит? Ты очень напряжена.

Многие, включая Натали и ее младшую сестру, считали

необыкновенную проницательность и интуицию Эрмины колдовством.

–     Со мной все в порядке, – ответила Натали, перекладывая пакеты с покупками. – Просто устала и все.

–     А тот доктор, с которым ты встречалась? У вас ничего не получилось?

–     Мы с Риком остались друзьями.

–     Дай сообразить. Он хотел серьезных отношений, но ты не любила его?

Колдовство.

–     Я же собираюсь в ординатуру, на личную жизнь совсем не остается времени.

–     А Терри, с которым ты приходила на обед? Он был очень милым и симпатичным.

–     К тому же он веселый и поэтому очень мне нравится. Кроме дружбы он от меня ничего не требует. Да у нас никогда и речи не заходило о каких-то обязательствах или... э... другом уровне отношений. Мам, поверь: почти все мои подруги, кто замужем, большую часть времени сожалеют об этом! Девяносто процентов своей энергии они тратят на выяснение отношений. В наши дни любовь – штука временная, а брак неестествен; все это – работа рекламщиков с Мэдисон-авеню и телевизионных продюсеров.

–     Я знаю, что ты давно перестала меня слушать, но вот что я тебе скажу. Тебе нужно приоткрыть эту свою раковину и впустить любовь, иначе ты станешь очень несчастной женщиной.

Впустить любовь. Натали удержалась от того, чтобы ответить сразу или, того хуже, рассмеяться. С двумя детьми, рожденными от разных отцов, давно пропавших, Эрмину Рейес вряд ли можно было считать олицетворением верности. В ее случае, по мнению Натали, физическая красота обернулась смертельным врагом. Но ее стойкие романтические чувства, вера в мужчин и неослабевающая любовь к жизни были такими же необъяснимыми, как неспособность отказаться от «Винстона».

–     Сейчас у меня нет времени быть несчастной.

–     Ты уверена, что все в порядке?

–     Абсолютно. Почему ты об этом спрашиваешь?

–     Не знаю. Однажды, когда я смотрела твои забеги, я заметила, что если перед стартом ты выглядишь как-то не так, то бежишь плохо и проигрываешь. Сейчас с тобой происходит нечто похожее.

–     Да нет же, мам! Поверь, все в порядке.

В этот момент зазвонил мобильник. Натали посмотрела на дисплей – номер высветился незнакомый.

–     Алло!

–     Натали Рейес?

–Да.

–     Это декан Голденберг.

Натали сжала в руке трубку и вышла в холл, чтобы мать не слышала разговор.

–     Слушаю вас.

–     Натали, у вас найдется время подъехать в мой офис, чтобы обсудить утренний инцидент в больнице Метрополитен?

–     Я смогу быть у вас через двадцать-двадцать пять минут.

–     Отлично. Позвоните моей секретарше за десять минут до того, как появитесь.

–     Хорошо!

Голденберг подождал, пока Натали возьмет карандаш, и продиктовал номер телефона. Во время их короткого разговора Натали безуспешно пыталась уловить что-нибудь в голосе декана и сейчас с трудом подавила желание выведать у него хоть какие-нибудь подробности столь срочного вызова. За годы их знакомства доктор Сэм Голденберг не раз говорил Натали о том, что болел за нее на соревнованиях и доволен ее успехами в учебе. Как бы ни сложилась ситуация, они смогут разобраться, Натали была уверена в этом.

–     Неприятности? – спросила мать, когда Натали вернулась на кухню.

–     Ничего серьезного, просто проблема с расписанием занятий. Мне надо бежать. Извини, мам.

–     Да ладно уж.

–     Я скоро приеду навестить вас.

–     Будем ждать. Береги себя!

–     И ты, мам, тоже. Дженни, я скоро приеду!

–     Я люблю тебя, тетя Нат!

–     И я тебя люблю, малышка!

–     Паникер! – воскликнула вдруг Эрмина.

–     Что?!

–     Очень нервный, семь букв. Паникер!

Молодые годы Натали Рейес были описаны во многих печатных изданиях. Ее бурные похождения на улицах Бостона продолжались почти год, пока сотрудникам агентства с символическим названием «Мост через бурные воды»[101]101
  Bridge over troubled wasters – название популярной во второй половине XX века песни, особенно часто звучавшей в исполнении дуэта Simon&Garfunkel.


[Закрыть] не удалось убедить ее и женский колледж в Ньюхаузе, что вместе они, возможно, составят неплохой альянс. Потребовалось несколько месяцев, чтобы шаткое перемирие с учителями и администрацией позволило Натали обнаружить у себя способности к бегу и к учебе. Через три с половиной года она поступила в Гарвард.

После окончания колледжа, кроме тренировок и соревнований, Натали работала в лаборатории доктора Дуга Беренджера – ее персонального болельщика и патриота беговых дорожек Гарварда. К моменту той злосчастной травмы на предолимпийских стартах Натали уже была соавтором полудюжины исследовательских работ, выполненных кардиохирургом и его группой. Она закончила курсы, необходимые для поступления в медицинский колледж. Рано или поздно, она все равно нашла бы свое место в медицине, но случайная травма ахиллова сухожилия, нанесенная бежавшей сзади соперницей, значительно ускорила ход событий.

Во время учебы Натали деканом в колледже был доктор Сэм Голденберг. Человек мягкий, увлеченный своим делом, блестящий эндокринолог, он считал, что поступить в медицинское учебное заведение – дело более серьезное и ответственное, чем самообучение в нем.

Как просил Голденберг, Натали позвонила ему в офис за десять минут до своего прихода. Сейчас она сидела в приемной и пыталась сформулировать фразы, из которых бы следовало, что в результате ее самовольных действий никто не пострадал, но она понимает, что вопрос можно было решить другим, более правильным путем. И теперь она хочет одного: урегулировать конфликт с доктором Ренфро и снова взяться за работу.

Через пару минут в приемную вышел Голденберг, без обычной теплоты пожал Натали руку, поблагодарил за то, что она так быстро откликнулась на его приглашение, и сопроводил в свой кабинет. Вокруг стола для совещаний стояли с мрачными и встревоженными лицами ее ближайшие коллеги: Дуг Беренджер, Терри Миллвуд, а также Вероника Келли, которая зачастую проявляла в отношении важных, самоуверенных профессоров большую нетерпимость, чем сама Натали.

Внезапный холодок, пробежавший по спине Натали, не имел никакого отношения к температуре в кабинете. Оба хирурга официально поздоровались с ней за руку. Вероника, с которой Натали довелось путешествовать на Гавайи и один раз даже в Европу, напряженно улыбнулась и кивнула. В свое время они вдвоем часто гуляли по Бостону – настолько часто, насколько могли себе позволить занятые студентки медицинского колледжа, а приятелю Вероники, биржевому брокеру, приходилось иногда даже поднимать настроение Натали, когда оно опускалось ниже уровня «нет-нет, у меня все в порядке».

Голденберг пригласил всех сесть и занял место во главе стола. Надежды Натали очаровать декана и восстановить отношения с Клиффом Ренфро начали таять.

–     Мисс Рейес, – начал Голденберг, – я хотел бы, чтобы вы прочитали докладные, написанные доктором Клиффом Ренфро и миссис Беверли Ричардсон, медсестрой, присутствующей при инциденте сегодня утром. Затем я хотел бы узнать, есть ли у вас существенные возражения по поводу изложенного.

Удивленная таким быстрым развитием событий, Натали прочитала обе докладные. Не считая двух-трех незначительных расхождений, содержание документов совпадало, и факты были изложены точно. Бев Ричардсон постаралась объяснить душевное состояние Натали в описываемый момент, однако ее разговор с Клиффом передала почти дословно. На бумаге все выглядело сухо и недвусмысленно. Натали ощутила прилив страха, и в голове вдруг всплыло семибуквенное слово из книжки с кроссвордами матери.

–Факты изложены подробно и весьма точно, – с трудом произнесла Натали. – Но я думаю, что здесь не указан мотив моих действий.

–Нат, – сказал Беренджер, – уверяю вас: мы понимаем, что в ваших мотивах не было злого умысла.

Сидевший рядом с Беренджером Миллвуд кивнул в знак согласия.

–Я буду рада признать ошибочность своих действий и извиниться перед доктором Ренфро.

–Боюсь, все не так просто, мисс Рейес, – сказал Голденберг. – Доктор Шмидт, который, как вы знаете, является заведующим хирургическим отделением, настаивает на вашем исключении из медицинского колледжа.

Слова, словно кинжал, вонзились в грудь Натали.

–Не может быть! У меня всегда были хорошие оценки, и, насколько я знаю, практику в клинике я прошла успешно.

–Видите ли, – ответил Голденберг, – к вашей работе с пациентами действительно не было никаких замечаний, однако имелись жалобы, что вы неуважительно относитесь к руководству, проявляете нетерпимость в отношениях с ординаторами и даже однокурсниками, а ваша самоуверенность, как предположил один из преподавателей, может стать источником серьезных проблем в будущем.

–Этого просто не может быть! – снова повторила Натали. – Единственный инцидент с однокурсником, насколько я помню, заключался в том, что я отказалась работать с ним в паре, потому что он имел обыкновение разбрасывать части трупов по анатомичке!

–Простите, декан, что вмешиваюсь, – подала голос Вероника, – но я считаю, что должна поддержать в данном вопросе Натали. Когда доктор Миллвуд позвонил мне и объяснил, что случилось, я попросила его узнать, можно ли мне присутствовать. Я благодарна вам за разрешение. Студент, о котором говорит Натали, вел себя абсолютно недопустимо и заслужил такое отношение. Натали и я были подругами с первых дней учебы, и я хочу, чтобы вы знали, как любят и уважают ее все студенты и студентки, а также то, как иногда сложно бывает общаться с доктором Ренфро. У меня самой произошло с ним несколько стычек во время практики в хирургии.

–     Но на вас мне не поступало докладных, – возразил Голденберг.

–     Да, – смущенно ответила Вероника, – не поступало.

–     Благодарю вас, мисс Келли.

–     Нат, – сказал Миллвуд, – ты не задумалась о том, какие неприятности могут произойти из-за того, что ты вернула пациента, которого уже выписал старший ординатор, не посоветовавшись с ним?

Натали покачала головой.

–     Да, сейчас я понимаю, что действовала неправильно, но в тот момент думала только о пациенте, бедном пьянице, которого, как я полагала, вышвырнули из больницы, не обследовав.

Миллвуд повернулся к Голденбергу, взглянул на декана и Беренджер. Натали смотрела, как решается ее судьба, и едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не сказать: «Черт с вами, я ухожу!» Вероника, похоже, почувствовала ее состояние и успокаивающе подняла руку. Наконец Голденберг кивнул, приняв решение, и повернулся к Нагали.

–     Мисс Рейес, многие преподаватели, включая двух присутствующих здесь, дали письменное заверение, что у вас отличные перспективы стать хорошим врачом. Я ценю также усилия, предпринятые вашей подругой мисс Келли, для того чтобы присутствовать здесь сегодня, равно как и то, что она сказала. Я знаю и о том, что ваша кандидатура серьезно рассматривалась для приема в почетное медицинское общество «Альфа Омега Альфа», но могу вас разочаровать: этого не произойдет. Вы – человек необычный, у вас много хороших качеств, однако в вашем характере есть черта – можете назвать ее твердостью или самонадеянностью, – которая совершенно не способствует тому, чтобы стать таким врачом, которого мы хотели бы выпустить из своего заведения. Учитывая мнение ваших сторонников, находящихся здесь, я решил, что исключение из колледжа было бы более серьезным наказанием, чем ваш проступок, но не намного. С сегодняшнего дня вы отстраняетесь от учебы на четыре месяца. Если дальнейших инцидентов не последует, вы выпуститесь со следующим после вас курсом. Для пересмотра данного решения нет других возможностей, кроме обращения в суд в установленном законом порядке. У вас есть вопросы?

– Что с моей ординатурой?

– Нат, мы поговорим об этом позже, – сказал Беренджер. – Но могу сказать, что твое место в хирургической программе Уайт мемориал будет отдано другому.

– Господи! А как с моей работой в вашей лаборатории?

Прежде чем ответить, Беренджер взглянул на Голденберга и, получив молчаливое согласие, ответил:

– Ты можешь продолжать работать у меня и даже присутствовать на заседаниях и конференциях по своему выбору.

– Это решение никого из нас не обрадовало, – добавил Голденберг.

– Мне оно кажется слишком суровым, – спокойно ответила Натали. В этот момент она, скорее, ощущала гнев, нежели была расстроена.

– Возможно, возможно. Но вы сами дали повод, мисс Рейес.

– Скажите, декан Голденберг, сидели бы мы здесь, если бы после результатов сканирования, которое я велела сделать тому бедняге, обнаружился тромб, сдавливающий его мозг?

Сидевший напротив Терри округлил глаза и вздохнул.

Сэм Голденберг был, похоже, готов к такому вопросу. Он переложил несколько бумаг на столе перед собой, потом поднял голову и посмотрел на Натали.

–     Поскольку частью рассмотренного нами инцидента являлось ваше несогласие с клиническим заключением доктора Ренфро, считаю необходимым напомнить, что никакого тромба не оказалось. Результат компьютерной томографии, на которую вы поставили свою медицинскую карьеру, оказался нормальным, мисс Рейес. Совершенно нормальным.

* * *

Десять долгих секунд, пока финальный пассаж скрипичной сонаты Бетховена плыл по концертному залу «Королева Элизабет», стояла абсолютная тишина. Потом аудитория взорвалась, потопив эхо последней ноты в криках восторга и аплодисментах.

–     Браво!

–     Брависсимо!

–     Wunderbar[102]102
  Wunderbar (нем.) – Прекрасно, чудесно.


[Закрыть]!

Семнадцатилетняя красавица, прижимая скрипку Страдивари, как новорожденного, улыбаясь, смотрела на зрителей. Она выглядела совсем крошечной на громадной сцене, но те, кто разбирался в музыке, а таких в зале было большинство, знали: перед ними великий музыкант. Аккомпаниатор скрипачки поклонился и ушел за кулисы, чтобы не мешать ей купаться в лучах заслуженного успеха. Все чувствовали: такие моменты в жизни бывают нечасто.

Стоящий в середине десятого ряда мужчина, немного похожий на индейца, в великолепном смокинге, продолжая аплодировать, повернулся к своему спутиику.

–     Ну как?

–     Я очень горд за нее и за нас, – ответил высокий мужчина, одетый столь же элегантно – Ведь шрам на ее груди едва зарубцевался, а она уже вон что творит...

–     Великолепно, просто великолепно! Не думаю, что мне когда-либо доводилось слышать «Весеннюю» сонату, исполненную с таким чувством и так виртуозно.

У Хранителей было принято на публике никогда не обращаться друг к другу по имени, и даже на своих собраниях они использовали лишь греческие псевдонимы.

Овация продолжалась, и юное дарование, которому, возможно, суждено было покорить в будущем весь мир, снова и снова выходило на поклон.

–Эти розы, которые она держит в руках, – от нас, – сказал Индеец.

–Очень мило.

–Согласен, благодарю вас. Знаете ли, просто удивительно, как важно правильно выбрать тело, которому требуются новое сердце и легкие!

ГЛАВА 3

Без испытания жизнь не в жизнь для человека.

Платон, «Апология»

Застукали.

Бен Каллахэн положил на стол пачку глянцевых отпечатков размером пять на семь дюймов[103]103
  Дюйм = 2,54см.


[Закрыть], потом бросил в рот пару таблеток, понижающих кислотность, и запил их чашкой кофе, уже третьей за это утро. Еще одно дерьмовое начало еще одного дерьмового дня. Наверное, пришло время снова обратиться к консультанту по профессиям из общества «Добрые соседи». На улице шел холодный дождь, старавшийся смыть застарелую грязь с окон офиса. Вчера температура дошла почти до 38 градусов по Цельсию, а влажность, наверное, составила тысячу процентов. Сегодня же не было и 15 градусов и лило, как из ведра. Лето в Чикаго, черт бы его побрал!

Бен снова разложил снимки по столу в два ряда. Господи, как же он ненавидел иногда такой заработок! Бен ненавидел бы его даже в том случае, если бы он составлял и более существенную сумму, но это определенно было не так. Зато теперь хотя бы Катрин де Суси будет счастлива. Она потребовала, чтобы Бен «застукал этого подонка», то есть Роберта де Суси, что он и сделал, правда, не совсем так, как ожидала Катрин.

Ну и что, что Роберт активно работал в руководстве десятка благотворительных организаций? И что с того, что он был, как удалось установить Бену, замечательным отцом и исполнительным директором крупной корпорации? Катрин, которую Бен представлял себе как некое сочетание Лизи Борден[104]104
  Лизи Борден – женщина, которая в 1892 г. обвинялась в убийстве топором своего отца и мачехи, но была оправдана за недостатком улик.


[Закрыть] и своей бывшей жены, подозревала супруга в неверности и теперь благодаря блестящей работе частного детектива Бенджамена Майкла Каллахэна имеет тому доказательства. В скором времени она сможет получить сумасшедшую сумму в качестве компенсации и благородную голову своего мужа на блюде.

Но имелись еще две проблемы.

Тайной любовью Роберта был он, а не она, как думала Катрин. И вторым, так сказать, действующим лицом являлся человек, которого Бен хорошо знал. Калеб Джонсон, столп темнокожей части местного общества, был, вероятно, самым опытным, честным и умным судьей по уголовным делам в округе. Возможно, он и переживет надвигающийся скандал, но со значительной потерей своего влияния в судейских кругах. А этот человек, безусловно, по праву заслужил подобное влияние.

Бен перебрал тонкую пачку неоплаченных счетов. Чек Катрин де Суси заставит их исчезнуть не хуже, чем это сделал бы Дэвид Копперфильд, и наличных останется вполне достаточно, чтобы что-нибудь купить.

Он засунул фотографии обратно в конверт и собрался звонить Катрин. Какого черта он должен думать о последствиях? Ему предложили выполнить работу, он предложение принял, потратил аванс и почти все суточные, но все исполнил. Дело закрыто.

Конечно, начав работать частным детективом, Бен совершил ошибку, но тогда он искренне надеялся стать похожим на героев романов – странствующих рыцарей справедливости вроде частных сыщиков Майка Хаммера, Трэвиса Макджи и Джима Рокфорда. Он знал, что начинать нужно с малого и браться за любое дело, какое подвернется. К сожалению, эти дела – поиски отпущенных под залог, загулявших супругов и других сбежавших и пропавших тем или иным образом – остались главным источником его доходов и, за несколькими исключениями, никак не могли называться благородными. И ни одной таинственной и прекрасной «дамы-в-отчаянном-положении».

И сейчас Бен собирался получить кучу денег от человека, который ему не нравился, в обмен на то, чтобы испортить жизнь двум людям, которых уважал.

Де Суси и Джонсону нужно быть более осмотрительными, попробовал убедить себя Бен. Есть же малоизвестные небогатые благотворительные организации, и есть чернокожие мальчишки, ищущие образец для подражания, которые надеются на такие организации... Надо было лучше продумывать свое поведение. Существуют же способы все держать в тайне, по крайней мере в относительной тайне, но по каким-то причинам любовь же слепа – они к этим способам не прибегли.

И вот теперь эти фотографии...

Бен поднял трубку, набрал номер Катрин и, как обычно, преодолел первый заслон в лице секретарши.

–  У вас есть что-нибудь для меня? – светская дама задала вопрос, не удостоив детектива даже формальным «здравствуйте».

Голос в телефоне был скрипучим. Бен мысленно представил себе его обладательницу – безупречно накрашенное, гордое, высокомерное и непроницаемое лицо. И теперь в ее скучной жизни, полной власти, привилегий и побед, появятся обнаруженные им факты, которые... Да, ну и денек будет! Катрин де Суси, просим на сцену! Вы победили, и вас ждет приз!

Последовала небольшая пауза.

–     Итак? – повторила Катрин.

–     Э... видите ли, у меня ничего нет, миссис де Суси. Ничего. Полагаю, что ваш муж чист.

–     Но...

–     И, честно говоря, я не считаю себя вправе и дальше тратить ваши деньги. Если вы хотите продолжить расследование, я советовал бы вам найти кого-нибудь другого.

–     Но...

–     Всего доброго, миссис де Суси!

«Судья, будьте осторожнее. Жена Роберта мстительна!» – написал Бен на чистом листке бумаги. Подписавшись «Друг», он положил листок в конверт с фотографиями, нацарапал на нем адрес судьи, не указав отправителя, поставил штамп «Лично и конфиденциально» и отложил конверт до того момента, когда наступит время пойти перекусить. Лучше будет отправить письмо заказной почтой, решил Бен. Дождь за окном продолжал барабанить вовсю, и через несколько минут энтузиазм, который ощущал Бен, так славно разочаровав Катрин де Суси, начал уступать место обычному состоянию безразличия и тоски. Трудно было поверить, что жизнь, однажды начатая в предвкушении блеска, пыла и духа приключений, ожидает такой финал. Но еще труднее верилось, что на все это Бену было плевать.

Телефон прозвонил пять или шесть раз, прежде чем Бен обратил на него внимание и снял трубку.

–Да.

–     Мистер Каллахэн? – спросил женский голос.

–Да.

–     Детектив?

–     Да. Кто говорит?

–     Это офис профессора Элис Густафсон.

–     Понял.

–     Отдел антропологии Чикагского университета.

–     Понял.

–     Мистер Каллахэн, у вас была назначена встреча с профессором Густафсон пятнадцать минут назад.

–     У меня было что?

Бен порылся в бумагах, лежавших на столе, нашел ежедневник, в котором каждому дню в году он оптимистично выделил целую страницу. Имя Элис Густафсон. Адрес, номер телефона в офисе и время встречи (пятнадцать минут назад!) были написаны его каракулями на сегодняшней странице. Под временем встречи стояли два слова: «Охрана органов». Только сейчас Бен вспомнил о звонке секретарши примерно с неделю назад, которая едва не захлебывалась от восторга по поводу возможностей, которые предоставит ему предлагаемая работа.

Он согласился на встречу, не сказав женщине, что не имеет ни малейшего понятия, о чем речь. И вот оказалось, что он просто забыл об этом. После учебы в колледже Бен некоторое время преподавал социальные науки в старших классах школы, а потом бросил кости и решил стать частным детективом. Видимо, пришло время снова бросить жребий и заняться чем-нибудь другим. Быть может, ему суждено узнать, что его призвание – торговать с лотка горячими сосисками, а может – дрессировать животных.

–     Я... прошу прощения, – сказал он. – Неожиданно появились кое-какие дела, которые меня задержали.

–     Догадываюсь, – ответила женщина. – Но профессор Густафсон говорит, что если вы все еще заинтересованы во встрече, она сможет принять вас сегодня в час дня.

Бен потер темно-рыжую щетину, которая начала в последнее время появляться на подбородке все раньше и раньше, не дожидаясь вечера, и снова взглянул на слова «Охрана органов» в ежедневнике. В голове ничего не щелкнуло. Пожалуй, пора всерьез заняться укреплением памяти.

–     Эта встреча, – начал он, – э-э... вы не могли бы мне напомнить?..

В трубке было слышно, как женщина вздохнула.

–     Вы откликнулись на объявление, которое мы дали в газетах около года назад, предложив свои услуги «Охране органов». Мы сообщили вам и другим соискателям, что составляем базу данных о частных сыщиках, которым можем в будущем предложить работу. Вы обнадежили нас, изъявив желание быть включенным в базу...

«Что за вздор!» – подумал Бен. Он не смог припомнить, когда в последний раз и кого обнадеживал хоть чем-то.

–     Так, и о чем пойдет речь?

В трубке снова послышался вздох.

–     Мистер Каллахэн, я полагаю, что у профессора Густафсон есть для вас работа.

–     И деньги, чтобы ее оплатить?

–     Думаю, да. Итак, вы будете в час дня?

Бен выдвинул из-под стола клавиатуру и хотел было набрать в поисковике «Охрана органов», но вспомнил, что на днях его отключили от сети по вполне обычной причине. Что ж, по крайней мере предстоящее дело не обещало стать еще одной операцией по уличению в неверности. А после миссис Катрин де Суси, возможно, он за них больше вообще не возьмется.

–     В час дня, – услышал он собственный голос. – Я буду.

* * *

Бен был уверен, что где-то у него лежит зонтик, но он никогда им не пользовался. Порывшись в шкафу в маленькой полупустой приемной, он прекратил поиски. Взять такси представлялось логичным, но сулило дополнительные расходы, а одним из немногих приобретений за годы учительства был приличный теплый плащ. Подпоясавшись и надев на голову кепку, как у младшего отряда бойскаутов, он прошел под проливным дождем двенадцать кварталов, забегая под козырьки подъездов каждые две минуты, чтобы передохнуть. Хаскелл-холл на Пятьдесят девятой улице, куда он направлялся, был солидным каменным зданием с украшенными резьбой арками, за которыми виднелся ухоженный, обсаженный деревьями внутренний двор.

На небольшой бронзовой дощечке у двери на четвертом этаже была выбита надпись:

Д-Р ЭЛИС Т. ГУСТАФСОН МЕДИЦИНСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

Ниже располагалась другая табличка, поменьше, где на черном пластике белыми буквами красовалась надпись «Международная компания охраны органов». Дверь была заперта. Бен негромко постучал, потом постучал чуть сильнее.

«Вот, значит, как», – подумал он. Единственное, чего ему на самом деле сейчас хотелось, – сидеть дома на диване, гладить кота Пинкуса и думать, что делать со своей жизнью, если вообще нужно что-то делать. Как насчет того, чтобы заняться торговлей? Ведь каждому нужны новая «мазда» или новый пылесос. Бен поднял руку, чтобы снова постучать, потом решил: «К черту все это», и повернулся, чтобы уйти.

В десяти футах от себя он увидел женщину, которая стояла, скрестив руки, и оценивающе смотрела на него. Клетчатая рубашка с длинными рукавами была заправлена в простые холщовые брюки типа тех, что носят плотники, тонкую талию опоясывал широкий кожаный ремень с массивной серебристой пряжкой. Женщине на вид было около шестидесяти, на узком интеллигентном лице сидели очки в золотой оправе, а темные с проседью волосы были собраны в пучок на затылке.

Первое впечатление о женщине, особенно после трех недель общения с Катрин де Суси, оказалось, бесспорно, положительным.

–     Мистер Каллахэн, я – профессор Элис Густафсон, – сказала она. – Простите, если напугала вас.

–     Самую малость. Кажется, я несколько утратил кошачью осторожность своей профессии.

Бен пожал узкую ладонь и с сожалением ощутил явные признаки хронического артрита суставов.

–     Мне много лет довелось пробыть в местах, где я не хотела тревожить людей или пугать диких животных, – сдержанно объяснила профессор. – Там я и приобрела такую мягкую походку.

Она открыла ключом дверь, и Бен заметил, что это далось ей с некоторым трудом. Помещение оказалось неожиданно большим, немного захламленным, но в то же время уютным. Одна стена представляла собой два широких окна высотой в восемь футов, а напротив от пола до потолка высились книжные полки с книгами академического вида, журналами в переплетах и россыпью и даже несколькими томами фантастики. В углу стоял высокий шкаф со стеклянными дверцами, в нем – десятки самых разных предметов, без этикеток и без всякого видимого порядка. На дальней стене висели фотографии в рамках, на которых были изображены большей частью мужчины, все темнокожие. Почти каждый из них демонстрировал шрамы на своем теле, и никто не выглядел богато или счастливо.

–     Кофе? – спросила Густафсон, показав на кофейный автомат в углу. Потом она уселась за большой дубовый стол антикварного вида. За ее спиной висела двухметровая карта мира, утыканная разноцветными булавками.

Бен покачал головой и устроился напротив профессора. На ее лице было странное, но привлекательное выражение спокойствия и энергичности.

–     Я... я прошу прощения, – начал Бен, – но должен признаться, что плохо помню содержание вашего объявления.

–     Да, Либби, наш секретарь, так и сказала. Неважно. Главное – вы пришли.

Бен огляделся.

–     Да, я пришел.

–     Но плохо представляете себе, что вас ждет. Верно?

–     Думаю, что вы правы.

Несколько секунд профессор изучающее смотрела на Бена, и ему показалось, что она готова поблагодарить его за визит и отправить обратно в ту берлогу, из которой он вылез. И он ни в коем разе не стал бы ее винить за это, да и не слишком бы огорчился.

Что это? Депрессия? Кризис среднего возраста? Наверное, и то и другое. Наплевать. Может, вместо консультанта по профессиям у «Добрых соседей» ему стоит наведаться к их же психофармакологу[105]105
  Психофармаколог – исихиатр, который в основном выписывает лекарства. Также его называют фармакотерапевтом.


[Закрыть]?

– Полагаю, вам стоит знать, – заверила Густафсон, – что вы не первый детектив, с которым я встречаюсь по поводу этой работы. Вы уже третий.

– Чем вас не устроили первые два?

– Они сами отказались.

– Мало предложили? – спросил Бен, зная по опыту' общения с «коллегами по цеху», что это самая вероятная причина.

– Около года назад мы надеялись получить грант и расширить ту часть нашей работы, которая ориентирована на расследования и исполнение законов. Поэтому я и дала объявление, чтобы подыскать подходящих людей. Но потом спонсор решил найти своим деньгам другое применение. Сейчас мы получили средства от другой организации. Их не слишком много, но все же...

– Поздравляю...

– Не хотите ли узнать, о чем идет речь?

«Ладно. Что бы там ни было, я еще ни на что не согласился», – подумал Бен.

– Слушаю вас, – сказал он.

Густафсон взяла из ящика небольшую стопку сложенных вдвое листков и передала один Бену. Заголовок гласил: «Незаконная торговля органами». Ниже, более мелким шрифтом: «Всемирная проблема».

– Торговля человеческими органами в большинстве стран считается незаконной, – заговорила профессор, пока Бен просматривал листок, – но она продолжается и растет в геометрической прогрессии. Доноры, у которых незаконно берут органы, могут быть живы, могут быть мертвы, а могут пребывать и в промежуточном состоянии – «мертв, но не совсем». Большинство из них объединяет одно – нищенское существование. В систему вовлечены продавцы, покупатели, посредники, больницы, клиники и врачи-хирурги. Поверьте мне, мистер Каллахэн, что деньги в этом тайном и нелегальном бизнесе крутятся очень большие – миллионы, даже миллиарды долларов.