Текст книги "Таинственный след"

Автор книги: Кемель Токаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Талгат стоял рядом с киоском неподалеку от гостиницы «Иссык», озабоченно похлопывая себя по карманам. Он остановил одного-двух прохожих, попросив спичек. Но все они оказались некурящими. Корноухого он узнал еще издали. Когда ему сообщили, что тот прямо от Петрушкина отправился в город, он стал ждать его здесь. Корноухий, видимо, тоже заметил, как Талгат останавливал прохожих, и шел без всяких опасений. Талгат остановил и его:

– У вас, случайно, нет спичек?

Хаким оглядел его с ног до головы, достал из кармана спички, дал прикурить.

– У курящего свои спички должны быть.

Талгат, не затягиваясь, выпустил дым.

– Если у курящего кончаются папиросы, то он просит закурить у другого. В этом нет ничего особенного. А спички попросить разве стыдно?

– Табак – это дело другое. Без курева уши вянут, но, бывает, и кончится.

– Закуришь, может? – протянул Талгат коробку болгарских сигарет. Увидев позолоченный мундштук дорогих сигарет, Хаким не выдержал искушения.

– Закурю. Заграничные? А как на вкус?

– А я во вкусе табака ни черта не смыслю. Только начал курить.

– Вижу. Держать вначале научись как следует.

– Да я от нечего делать курю. Так, баловство одно, чтобы время убить. Встретиться должен с одним человеком, вот и жду, табак жгу.

– Не барышню ждешь?

– Мужчин ждать не привык.

– Невеста?

Талгат улыбнулся, глядя в лицо Хакиму. Он заметил, что по другой стороне улицы медленно двигалось такси, в котором сидел пассажир в надвинутой на глаза шляпе и черных очках. По бороде он узнал Петрушкина. Значит, тот следил за каждым шагом Хакима. Увидев на углу улицы какую-то девушку, Талгат радостно вскрикнул, поднял руку и устремился к ней.

– Сауле! Я здесь! – он подбежал к девушке и обнял ее. Все это в считанные секунды прошло перед глазами Петрушкина. Если бы Сауле шла лицом к машине, то Петрушкин разгадал бы игру. Он, конечно, сразу узнал бы в ней секретаршу начальника управления милиции. Увидев бегущего к ней с радостным лицом Талгата, Сауле крайне удивилась и даже испугалась. Она уже два года работала в управлении, и за это время Талгат не то чтобы внимание уделить, но и посмотреть на нее не удосужился. Она сама пыталась вызвать его на разговор, спрашивала о разных пустяках, но он порой и не отвечал вовсе. А теперь вдруг бросился к ней, как влюбленный, так неожиданно... Сауле не знала что делать. Талгат сразу взял ее под руку – смело, по-хозяйски – и засмеялся:

– Что же ты так долго ждать заставляешь?

Улыбаясь, он наклонился близко к ее лицу и зашептал:

– Сауле, нужна твоя помощь. Долго не задержу. Сделай вид, что ты шла ко мне на свидание, что любишь меня...

Сауле покраснела: «Зачем же мне притворяться, господи! Зачем, когда я его и так люблю больше жизни? А он, глупый, не видит. Самые чуткие мужчины в таком случае становятся слепыми на удивление. Или это инстинкт? Защитная реакция, чтобы избежать тенет Гименея? Разве глаза ее не говорили ему об этом? Или стук сердца не выдал ее? Или порозовевшие щеки не сказали? День без того, чтобы не видеть Талгата, – пытка для нее. Когда Даиров вызывает Талгата, она не звонит по телефону, а бежит сломя голову с третьего на первый этаж, чтобы обменяться с ним хоть словом, чтобы увидеть его еще разочек. И вдруг он просит ее притворяться влюбленной. Заметив, что девушка задумалась, Талгат сказал ей:

– Да смотрите вы повеселее в конце концов! Или вы торопитесь куда-нибудь?

– Если вам нужна моя помощь, я готова.

– Спасибо, Сауле, – Талгат крепко пожал ее тонкие пальцы. Она не отняла руку, прижалась к нему. – Слушай, мы с тобой сейчас зайдем в гостиницу, не задерживаясь у киоска. Сделаем вид, что кого-то ищем. Ясно?

Сауле не совсем ясно поняла Талгата. Но она была согласна со всем, что бы он ни говорил. Она кивнула головой. В гостинице они не стали долго задерживаться. Вышли. Возле киоска очередь поредела, Талгат заговорил громко, чтобы слышал Хаким:

– Из-за тебя гостя прозевали. Ушел из номера. Да и сколько можно было ждать нас? На целый час опоздала! Где ты была все время? – раздраженным голосом стал он отчитывать ее. Сауле вспыхнула, покраснела вся. Талгат нахмурился.

– Посиди здесь, – сказал он. – Я газеты куплю.

Он встал в очередь через человека за Корноухим. Когда подошла очередь, Хаким просунул голову в окошечко. Послышался его грубый голос:

– Есть газеты почитать?

Тюнин пропищал:

– А вам какие надо?

– Ну, скажем, «Спорт».

– Сейчас уже нет. Многие спрашивают, а я последний номер еще позавчера продал. В пять часов привезут почту. Вы подождите.

– Есть у тебя что-нибудь пока почитать?

– Возьмите «Шмель».

– Хорошо, давай.

Видно было, что Корноухий давно не держал в руках газет и журналов. Он долго рассматривал рисунок на обложке, вертя его и так и сяк. Был там изображен дармоед, раскрывший широкую жабью пасть на большую ложку. Противная такая гадина! Бездельник и рвач. Ляжки у него жидкие, тоненькие, а брюхо большое и круглое. Жирные щеки, штаны не застегиваются на животе.

Корноухий и не стал раскрывать журнал. Он сел на скамейку, положил «Шмель» на колени и стал с интересом рассматривать прохожих, прислушиваясь к их разговорам. О чем это люди говорят, ну, хотя бы эти влюбленные голубки, прикрывшиеся газетой? Через некоторое время он встал, походил по тротуару.

За киоском остановилась машина. Из нее выгрузили большую пачку газет и журналов – целый мешок. Тюнин затащил его в киоск и кивнул Хакиму. Тот не стал мешкать, взял газету «Спорт», зажал ее под мышкой и направился к ресторану. В тот же момент стоявший на другой стороне улицы Петрушкин сел в машину и двинулся прочь.

Через два дня после этого Хаким за драку в ресторане попал в милицию...

– Идите, – сказал дежурный милиционерам, сопровождавшим Хакима.

Когда они остались вдвоем, дежурный сказал, предлагая папиросу:

– Что вы в ресторане-то учудили?

– Есть у меня дурная черта: не могу сдержаться, когда на меня орут или издеваются. Ответа хорошего найти сразу не могу, вот и учу кулаками.

Старший лейтенант внимательно прочитал составленный милиционерами акт и положил его на стол.

– Вы избили человека на глазах у его девушки, да еще при всем народе. Все лицо ему разбили. Да разве не опозорили вы его еще хуже? У парня не было достаточно силенок, чтобы дать вам ответ. Справились? Очень хорошо! А если бы он применил нож? Или другое оружие? Если бы не подоспела милиция? Вот вам и преступление.

– Если вы во всем разобрались, то, наверное, поняли, что не я начал ссору, а тот парень. Я нечаянно наступил ему на ногу во время танца, а он мне говорит: «Слонам, которым медведь на ухо наступил, здесь делать нечего. Надо музыку слушать». Его дружки-подружки засмеялись. Когда еще раз встретились, он снова усмехнулся: «К чему вам танцы? Вам больше пойдет свинарники чистить». А когда кончился танец, он подошел к моему столику: «Я-то думал, почему он не отвечает, а у него, оказывается уха нет, глухой. Ты читал сегодняшние газеты? Там есть объявление, что обществу глухонемых требуется работник. Мой дядя там работает. Могу по знакомству устроить». Я ему говорю: «Иди, парень, своей дорогой. Не лезь к человеку». А он: «Ты смотри?! Он, оказывается, умеет разговаривать!» Что мне оставалось делать? Думаю, может, поймет язык кулака».

Зазвенел телефон. Дежурный поднял трубку.

– Дежурный, старший лейтенант Джетыбаев слушает! Да-да, именно здесь. Когда? Прямо сейчас? Хорошо! Как? Слушаюсь, товарищ майор, – он положил трубку и сказал Хакиму:

– Вы знаете, где находится областное управление милиции?

– Зачем мне знать это? Мне и районного отделения хватает.

– Сейчас вы пойдете туда. Вас будут ждать в девятом кабинете.

– Меня?

– Да.

– А кто меня поведет?

– Без сопровождающего дороги не найдете? Некого с вами отправлять да и не нужно. Идите сами.

– А если я сбегу?

– Куда?

– Скажем, во Фрунзе.

– От себя не убежите. А Фрунзе – он рядом. Идите.

Хаким некоторое время ходил взад и вперед по коридору областного управления. Девятый кабинет он нашел сразу. Войти не решался. Углубившись в бумаги, простучала каблучками Сауле. Ей показалось, что она наткнулась на стену, отшатнулась и с трудом удержалась на ногах. Подняв голову, она увидела огромного черного парня.

– Кого вы ищите? Девятый кабинет? Сразу за поворотом. Идемте, я вас провожу.

Он шел за ней покорно, как ребенок. Увидев возникшего на пороге Хакима, майор Кузьменко спросил:

– Танатаров? Проходите, садитесь поближе, вот на этот стул, – и он представил его Насиру. – Это Хаким Танатаров. Вот какой джигит! Учился в сельскохозяйственном техникуме. Почти закончил... – и посмотрел на Хакима. – Вас когда освободили?

– Две недели как вышел.

– Где остановились? У Данишевской?

Хаким удивился:

– Откуда знаете? – он набычился, нахмурил брови. – Скурвилась Глашка. Все клятвы свои забыла. Я к ней не пойду. Раз она к безрукому притулилась под крылышко, мне там ловить нечего.

Насир не понял:

– Кто этот безрукий?

– Да сосед ее, видать. Старик, одной руки у него нет, – и Хаким рассказал про встречу у Глафиры и про драку с Петрушкиным.

– И подраться успели?

– Ну да.

– Как, по-настоящему? Как же вы подняли руку на калеку?

– Да этот калека таких, как вы, троих свернет в бараний рог. Я думал, он мне все кишки перемешал. Ничего, обошлось. За его движениями не уследишь, такой, стерва, быстрый. И рукой и ногами, гад, действует одинаково.

– Вон оно как!

– Ну, если на равных дрались, то ничего, – сказал Насир, глядя на Кузьменко, как бы говоря, «наша-то версия оказалась верной». – После того вы не встречали Петрушкина?

– Нет.

– Как подрались, так и расстались? И сразу в город пошли?

– Ну да!

– Вот ведь как получается! А вы лгать, оказывается, умеете. Не ожидал от вас, признаться. Спросите, почему? Сила, она не терпит мелочных уверток, трусливой брехни. Ей противно всякое притворство и зло. Сильный человек должен быть честным и добрым. Это мое убеждение. А вы заставили меня разочароваться в вас. Почему вы забыли то, что пили с Петрушкиным за «знакомство», за «освобождение», за «дружбу»?

– Кто вам это сказал? – вскочил на ноги Хаким.

– Сядьте, – приказал Насир, – так или нет?

– Не понимаю, – успокоился Хаким. – Сам я вроде никому не болтал. Никого еще не выдавал в жизни. Умею держать язык за зубами. А этот меня же уговаривал. «Никому, смотри, ни слова!». А сам стучит вам. Та-а-ак! Значит, Хакима хочет впутать, дело ему навесить и опять загнать в лагерь, чтобы не был ему помехой Хаким. Ну, мразь, попадись мне...

– Преступник всегда недалеко от решетки ходит.

– Хранить чужую тайну и не предавать человека – это тоже преступление?

– Скрывать преступную тайну, значит, быть соучастником преступления. Это-то вам известно, надеюсь? Итак, сколько денег вы передали киоскеру?

– Пятьсот рублей.

– Откуда вам было известно, что там было пятьсот рублей? Считали?

– Нет. Это Петрушкин сам сказал. Да и пачка еще не распечатанная, с наклейкой. И там было написано «500».

– Расскажите подробно, как вы передавали деньги Тюнину, – Насир что-то написал на листке бумаги, лежавшем перед ним, и протянул лист Кузьменко. Тот быстро пробежал написанное глазами и кивнул головой. Хаким не обратил на это внимания. Он начал рассказывать:

– Раздавили мы у Петрушкина полбанки. Сам он много не пил, я почти все оприходовал. Я бы в тот момент любую отраву выпил – только освободился, летел к Глашке, словно на крыльях, а нашел в ее постели этого старика. Тяжело было узнать. Думал, придерусь к чему-нибудь и навешаю ухажеру кренделей, а тут он меня самого свалил, я кое-как очухался. Но так психанул, что готов был обоих там же зарезать. Да и потом, когда водку пил у Петрушкина, все о том же думал. Искал повода придраться. Он, видно, разгадал мои мысли, попросил у меня прощения и поклялся, что за Глашу передо мной чист. Дал слово, что больше не станет с ней встречаться. Ну, в общем, водка меня размягчила и помирила с ним.

Увидев, что я собираюсь уходить, он попросил: «У меня к тебе небольшая просьба, снеси деньги». И дает мне пачку. Мне-то люди давно уже не верят, а этот деньги доверил! Я за доверие на смерть пойду! Я спросил, кому надо отдать деньги. «Я на машину деньги копил, – сказал он. – У него там в автомагазине знакомство есть, да уж больно жадный. Если не сунуть ему в лапу, то он и заартачится. В прошлый раз прозевал машину. Видно, кто-то раньше меня успел его умаслить. Это же спекулянтская шатия, пока всего не высосут из тебя, не отстанут. Даром ничего не делают».

Я собирался в город и подумал, что занести по дороге деньги не трудно, а человека выручишь. Не спеша дошел до киоска. Когда остались наедине, я сказал: «Нет ли подарочка для старика?» Безрукий-то сказал мне, что лучше не упоминать про машину. Люди пошли завистливые и горластые. Киоскер на дыбы встал: «Вы меня погубить решили? С меня одного раза хватит!» Я говорю: «Ты свои обиды ему высказывай, я-то здесь при чем? Зашел по дороге...» – и хотел уйти, а он шепчет: «Ты подожди, пусть тот парень уйдет, что за тобой стоит». А потом говорит: «От него подарочка нет?» Тут я отдал ему деньги, завернутые в газету. Сразу легче стало, словно груз свалился с души. Обрадовался, что избавился от денег. Он быстро развернул газету, взглянул, хихикнул и говорит: «Передай безрукому пусть будет осторожнее. Милиция им интересуется. Меня допрашивали. Кое-как выбрался. Не забудь, скажи!»

– Вы передали этот разговор Петрушкину?

– Я же говорил, что не ходил туда. Боюсь, что опять заревную и убью кого-нибудь или покалечу. А снова сидеть не хочу.

Насир открыл коробку папирос и предложил Хакиму закурить. Когда тот затянулся несколько раз, он спросил:

– Д в колонию за что попали?

– Вот этого я и сам не знаю.

– Вот тебе раз! Как это?

– Так!

– Может, вам не хочется ворошить старое?

– Нет. Я за собой вины не знаю. Совесть у меня чиста. Хоть десять раз случись такое, я поступил бы точно так же.

– Вот что мы знаем о вас. На складе работал грузчиком Артур Данилов, спокойный, застенчивый человек. Решив ограбить склад, вы стали уговаривать Артура. Он не согласился. Ему тоже нравилась Глафира. В драке перед женским общежитием вы дали слово убить его. Слово свое вы сдержали. В ту же ночь его нашли мертвым перед складом. Так?

– Если хотите знать правду, все было совсем не так.

В разговор вмешался Кузьменко.

– Но это признала на суде и Данишевская. Вы ее словам не верите.

– Глафира тогда сглупила. Она видела, что мне грозит, и дала такие показания, чтобы страдать. Кто-то ей ляпнул, что нам с ней вдвоем по тюрьмам скитаться, она и поняла это буквально, думала, что не разлучат нас, глупенькая.

– На суде вы тоже признали свою вину.

– Это правда, но преступления я не совершал.

– Я вас не понял, – встал с места Насир. – Все это дело прошлое, за это вас больше не будут наказывать. Так зачем же скрывать правду?

– Хотите знать? Слушайте: в то время я учился в техникуме. Глафира работала в ателье портнихой. Хотя мы и жили с ней как муж и жена, но отношения свои не узаконили, оставили «на потом». Решили свадьбу после окончания моей учебы сыграть. Однажды в общежитии студенты устроили вечер. Пришел туда и Артур. Он бывало, если выпьет, то куда и робость его и вежливость деваются. Выпивши пришел он и в тот раз. Со мной учился один парень, Дмитрий, его сестренка курсом ниже училась. Артур, как пришел, так и стал приставать к Светке. А была она симпатичной девушкой, с толстой русой косой, славная такая. Брат ее сложением хиловат был, а она плотная, свежая. В перерыве между танцами Артуру удалось вывести ее на улицу и в каком-то темном углу он стал к ней... Ну, сами понимаете... Соседские дети это заметили – они там играли в прятки – закричали, конечно. Ну мы выскочили, Светку вырвали из его рук. Слышали мы, что Артур – это не настоящее его имя. И кличка у него была – Удав. Чтобы показать, что Удав не отступает никогда, он снова стал преследовать Светку, уже в общежитии. Брат, рассвирепев, вбежал в комнату, схватил топор и зарубил Удава. Вот и все.

– А вас за что судили?

– А я за два дня до этого поцапался с Артуром. Нашу ссору видел вахтер общежития. Он-то и был на суде главным свидетелем. Я взял вину на себя. Сказал, что склад хотели молотнуть. Не хотелось мне Светкино имя марать...

– Ну а Дмитрий?

– Он везде писал, что виноват в убийстве Артура. Его тоже привлекли, но и он не сказал правду, просто, мол, шлепнул его – и труба. Никто в это не поверил. Даже смеялись над ним. Потом этим делом занялась специальная комиссия, которая и выяснила все. Узнали, кто такой был Удав. Нас оправдали и освободили.

– Чем вы сейчас занимаетесь?

– Я сюда из-за Глафиры приехал. Но вижу, что приехал напрасно. Завтра уеду в Талгар, думаю подготовиться и сдать экзамены за последний курс техникума. От Светы я получил телеграмму. Агрономом работает в колхозе. Зовет к себе. Если удастся закончить техникум, уеду туда.

Внимательно выслушав рассказ Танатарова, Насир сказал:

– Вы сможете задержаться в городе на недельку? Нам может понадобиться ваша помощь.

– Кому я должен помочь?

– Ну, скажем, нам, милиции. Вы рассказали очень поучительную историю. Мы не должны повторять подобных ошибок.

– Хорошо, – встал с места Хаким. – Я живу в доме номер 25 по улице Краснодарской. Когда буду нужен, вызовите, приду.

После ухода Хакима Насир тут же позвонил генералу. Когда он доложил, что Петрушкин передал пятьсот рублей продавцу газет Тюнину через Танатарова, Председатель Комитета госбезопасности, видимо, спросил, кто такой Танатаров. Насир рассказал о нем все, что знал. Сказал, что лично проверил документы об освобождении. В конце разговора он сказал: «Хорошо. Слушаюсь, товарищ генерал!» – и повесил трубку. Помолчав, он спросил у Кузьменко:

– Петр Петрович, смогу я сегодня увидеть Талгата?

– Он сюда редко заходит, наше задание у него да своя работа... Времени, конечно, мало остается. Если очень нужен, попробуем его найти.

– Если сегодня встретите его, то позвоните, пожалуйста, по этому телефону, – он написал номер на бумажке и передал Кузьменко. Кузьменко улыбнулся, словно увидел что-то забавное и знакомое, и кивнул головой.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Перед собранием Даиров вызвал Кузьменко к себе. Полковник был в хорошем настроении. Встав, он подал майору руку.

– Петр Петрович, – сказал он. – Помнится, вы говорили, что не хватает людей и трудно работать. Майор Бугенбаев хочет разгрузить вас, взяв основное на себя.

Сидевший напротив Насир улыбнулся.

– Прошу сообщить вашим людям, – продолжил полковник, – чтобы с этого дня оперативные работники, занятые делом Петрушкина, ничего не предпринимали без разрешения майора. Но с вас это ответственности не снимает. До окончания дела вы и Майлыбаев будете помогать майору Бугенбаеву, – он позвонил, вызывая секретаршу.

Вошла Сауле.

– Товарищи собрались? Пусть заходят.

Оперативное собрание было коротким.

– Отдел уголовного розыска проделал большую работу по раскрытию государственного преступника. От своего имени объявляю благодарность майору Кузьменко и капитану Майлыбаеву.

Присутствующие переглянулись. Кроме подполковника Колпашникова и майора Бугенбаева никто не понял, о каком деле идет речь и в чем оно заключается. Но спрашивать никто не стал – не принято. Каждый делал свое дело и умел молчать.

В конце своей речи полковник сказал, глядя на Кузьменко:

– Вы займитесь покровской историей. Следы бандитов, ограбивших сберкассу, еще не обнаружены. Советую связаться с товарищами в Киргизии. Дорог, ведущих из города, не так уж много. Скорее всего, они бежали в сторону Фрунзе. К нам приезжают товарищи из Москвы. Составьте заранее план действий. Потом поговорим более подробно.

На этом собрание закончилось.

Спускаясь по лестнице, Кузьменко увидел Байкина, прохаживающегося по коридору. Кожаш знал, что полковник проводит оперативное совещание и был обижен – его туда не пригласили. Это заметил Кузьменко и почувствовал уже знакомое раздражение. Проходя мимо Кожаша, он сказал:

– Лейтенант Байкин, зайдите ко мне!

Сухой тон майора еще больше усилил обиду Кожаша, но ответить дерзостью он не решился. Снова перешел на прежний, заискивающий тон:

– Хотите мне задание дать, товарищ майор?

– Садись, Кожаш, – майор предложил лейтенанту папиросу. – Мы достаточно намучились с поисками Петрушкиной. Никому не было ни дня покоя. Теперь это дело закрыто. Можете возвращаться в свое отделение и приступить к своим непосредственным обязанностям. Я уже говорил об этом с начальником отделения. Он ждет вас.

– Вы правы. Из-за этой старухи мы и Петрушкина замучили. Он себе места, бедняга, не мог найти. Все это из-за старшего лейтенанта Майлыбаева. И такой самоуверенный себялюбец не понес никакого наказания? Как же, товарищ майор?

– За что его наказывать?

– Вы делаете вид, что не замечаете, товарищ майор. Он же Маслову так защищал, даже когда нашли вещи. Разве это не преступление?

– Маслову освободил я. Меня и обвиняйте.

Байкин сник, но продолжал льстивым голосом:

– Вы честный и доверчивый человек. Такт не позволяет вам обидеть кого-нибудь. Но мы-то из-за этого прицепились совсем к невинному человеку.

– Кто виноват, а кто не виновен, покажет время, – и Кузьменко сказал про приказ полковника. – Теперь вы больше не ходите в поселок мясокомбината, держитесь подальше. Дело Петрушкина закрыто, поняли?

Кожаша этот разговор не удовлетворил. Он понял, что майор сказал ему далеко не все. В душе он чувствовал сильную неприязнь и к майору и к Талгату. Выходя из управления, он встретил Карпова:

– Здравствуй, Кожаш! Как дела? Поздравляю с общей радостью! – он пожал Байкину руку.

Сердце Кожаша радостно забилось. Он с надеждой посмотрел на капитана.

– Меня? С чем, Григорий Матвеевич?

– А ты не слышал? Майлыбаеву присвоили звание капитана.

– Кому? Майлыбаеву, говорите? Капитан?! – У Кожаша отвисла челюсть. Он побледнел. – Да за что?

– Ты не был на оперативке?

Кожаш не мог сказать, что его не позвали.

– Полковник дал срочное задание, я и не успел на собрание. Пришел, когда уже началось. Заходить неудобно было. – Он старался отвечать спокойно, но новость жгла его огнем. Неприязнь перерастала в ненависть, в черную зависть. – Сейчас майор Кузьменко говорил что-то о деле Петрушкина. Я задумался и не понял его толком.

– Прости, Кожаш, ничем не могу быть полезен. Я ведь тоже не был на собрании. Сам только что услышал.

Неожиданная новость, которую сообщил Карпов, вошла в сердце Байкина занозой и застряла там. Где же справедливость? Где? Надо что-то делать. Что-то предпринять. Надо помешать триумфу Талгата. О, как ненавистно это имя! И он – капитан! Кожаш задумался. Вдруг он вспомнил про Сауле. Байкин дошел до угла, где стоял телефон-автомат, и позвонил в приемную начальника управления.

– Саулеша? Это ты? Кожаш говорит. Здравствуй, душа моя! Как учеба? Молодец девочка! Ну-у, эти три-четыре года пролетят – не заметишь как. Да-а! И мы получим молодого, опытного юриста. Рад за тебя. Саулеша, мне очень надо с тобой поговорить. Когда мы сможем встретиться? Сегодня, говоришь? Сейчас я занят. Выполняю приказ полковника. Встретимся вечером, ладно? Буду ждать в «Арале».

В тот же вечер Кожаш встретил девушку на мосту, ведущем в ресторан на островке.

– Я не опоздала? Как всегда, когда торопишься, ни одного троллейбуса нет. Шла пешком.

– Я бы все равно не устал ждать, как бы ты ни задерживалась.

Сауле удивилась, покраснела. Кожаш взял ее под руку и с важным видом повел в ресторан. Народу было немного. В глубине зала в полумраке сидело три-четыре посетителя, слышались голоса из беседки, закрытой вьюном и хмелем. Кожаш посмотрел в сторону беседки и среди мужчин в тюбетейках увидел Анастасию. Анастасия, заметив Кожаша, заговорщицки подмигнула ему и лукаво улыбнулась. Кожаш побледнел от ревности. Не хотелось ему, чтобы Анастасия сидела среди этих базарных торгашей. Но пришлось сдержаться.

– Вы знакомы с той женщиной? Она, кажется, с вами поздоровалась.

– Кто ее знает, разве можно всех упомнить? – равнодушно сказал Кожаш и, чтобы вызвать ревность Анастасии, решил сесть к Сауле поближе, но девушка отодвинула стул. Кожаш растерялся. Злыми глазами посмотрел он на Сауле и буркнул:

– Съем я тебя, что ли, недотрога!

Сауле вспыхнула, крепко закусила губу. Тогда Кожаш изменил тактику и стал вести себя так, словно только сейчас познакомился с этой девочкой. Сауле сидела напротив. Кожаш наклонился вперед, вытянул шею, заговорил шепотом. Со стороны могло показаться, что он говорит девушке слова ласковые, волнующие девичье сердце, приятные ей. А говорил он вот что:

– Сауле-джан, ты не знаешь, какие вопросы рассматривались на совещании у полковника?

Кожаш замечал, что девушка неравнодушна к Талгату. Если разговор был о Талгате, если о нем отзывались хорошо, то она не преминет рассказать. А уж знает-то наверняка.

– А я не знаю. Что там рассматривали? – спросила Сауле у него самого.

Байкин успокоился. Значит, Карпов зря говорил. И, улыбаясь, он посмотрел на Сауле, заговорил о том важном для него, ради чего он и пригласил девушку сюда.

– Нельзя так, Сауле! Если ты не будешь знать такие новости, то отстанешь от жизни. Ушками не надо хлопать. Не для того они такие красивые.

– Я вас не понимаю, агай. Какое отношение ко мне имеет сегодняшнее собрание?

– А я-то думал, что ты знаешь. Ты, оказывается, и не слышала, что речь шла о Талгате. Интересно!

– Талгат? Что с ним? – она невольно схватила Кожаша за руку.

Кожаш скосил глаза: видит ли Анастасия. Сауле трясла его за руку.

– Ну, говорите же! Что там было? Талгат провинился?

Байкин вздохнул:

– Эх, Саулеша, ребенок ты еще. Многих вещей не понимаешь, – он вложил в свою ладонь ее тонкие пальчики и погладил их. – Трудно говорить плохое о товарище, с которым вместе работаешь. Сама знаешь, я Талгата уважаю. Никогда ему зла не желал и пакостей не делал, но его поступки просто выходят за все рамки.

Сауле испугалась:

– Что же он сделал?

– Это долгая история, Сауле. До этой минуты я никому ни слова не сказал об этом. Ты сама спросила, поэтому и говорю тебе, – Кожаш залпом выпил фужер пива и налил портвейна для Сауле, но она даже не шевельнулась. Вытерев салфеткой губы, Кожаш продолжил рассказ.

– Ты слышала, наверное, что здесь пропала одна старуха? Да, жена одного бедняги, который работает на мясокомбинате. Когда несчастный человек пришел с заявлением к Кузьменко, тот сказал ему: «Брось переживать! Она где-нибудь у знакомых, а ты панику поднял». Словом, не придал значения этому. За это дело взялся я и вскоре пришел к выводу, что старуха убита. Это свое мнение я доложил полковнику. Он со мной согласился. Тут же дал задание всем оперативным работникам. Мы стали искать убийцу старухи. Легко ли найти человека, если ничего о нем не знаешь? Время шло. Боясь гнева полковника, Кузьменко и Талгат изготовили фальшивый документ и стали преследовать невинного человека, мужа той старухи, калеку, больного инвалида. Красиво? Я настаивал на том, что преступник совсем другой человек. Конечно, чтобы не быть голословным, я собрал кое-какие доказательства. Все со мной согласились. В конце концов нашли преступника. Вернее преступницу.

– Что за ужасное злодейство! За что же было убивать бедную старуху?

– Слушай, Сауле, самое интересное дальше будет, – и Кожаш ласково пожал ей локоть. – Когда дело дошло до задержания преступницы, стали, как по волшебству, возникать разные препятствия. Может, хотели узнать ее связи, думал я, а потом уже арестовать? Но дни проходили, а преступница ходит на свободе. Я до сих пор удивляюсь этому.

– Кто же она, эта женщина?

– Вся беда в этом, Сауле, что она молодая и красивая женщина. У меня язык не поворачивается назвать ее убийцей. У нее есть свой дом, большой, как дворец. Живет богато.

– Нехорошее это богатство! Ворованное, видать! Добра от него не будет!

– Конечно, иначе откуда у молодой вдовы, одинокой женщины, столько добра! При обыске в ее доме нашли сумку и шаль убитой старухи. И все же ее оставили на свободе. Разгуливает себе среди честных людей и никого не боится. Я прямо поражен был, почему ее не арестовали? А потом присмотрелся и увидел, что ей есть на кого опереться. Майор-то человек прямой и доверчивый, Талгат как-то сумел его убедить и толкнул на ложный путь.

– Какое отношение имеет Талгат к этой женщине?

– Отношение? Это мягко сказано, Сауле. Сначала он добился ее освобождения из-под ареста, помог бежать. При проверке выяснилось, что «отношения» у них существуют давно и знакомы они хорошо. Отношения... Какие могут быть отношения между молодой вдовой и холостым парнем? Она ничего для него не жалела. Талгат катался как сыр в масле и, конечно, имел свою долю.

Глаза Сауле наполнились слезами. Она быстро встала, дрожа.

– Перестаньте, агай! Это ложь!

Кожаш схватил ее за руку:

– Куда ты спешишь, Сауле? Угощайся! – и он попытался усадить ее на место. Официантка принесла лагман. – За это же заплачено! Как же мы уйдем, даже не попробовав?

– Спасибо, я сыта.

Выходя из ресторана, Кожаш взял девушку под руку, склонил голову набок, проникновенно зашептал:

– Сауле, не только тебе, но и всем нам горько и обидно от того, что Талгат оказался нестойким. Его дело разбирала комиссия. Нельзя жалеть человека, так жестоко обманувшего всех. Он же пытался ухаживать за тобой? Все это тоже ложью было.

Сауле шла, ничего не видя перед собой. Лицо ее было мокрым от слез. В местах, освещенных фонарями, она отворачивалась, чтобы не показать Кожашу своего горя. Она молчала, до крови прикусив губы, не в силах произнести ни слова, боясь зарыдать в голос от смертельной боли. Кожаш видел ее состояние, но притворился, что не замечает.

– Никогда не пойму, как это можно унизить, обмануть девушку, грязными руками разрушить ее светлую мечту, не посчитаться с ее гордостью, с ее достоинством?! Я бы такого человека, с камнем вместо сердца, не пожалел, будь он даже моим лучшим другом. Это я тебе точно говорю, Сауле. Обиды нельзя прощать. Ты напиши несколько слов, как он хотел тебя соблазнить, обмануть. Пусть получит, что заслужил. Ты меня поняла? Завтра я буду по делам в управлении, по дороге зайду к тебе. Ты не расстраивайся, напиши и все, а остальное я на себя беру. Не стоит он твоих слез.

Сауле вздрогнула от отвращения, резко выдернула руку:

– Что с тобой, Сауле-джан? – нарочито простодушным тоном спросил Кожаш.

Она молча побежала к своему дому. Кожаш стоял и смотрел ей вслед недобрыми глазами. Потом он завернул за угол и скрылся в темноте.