Текст книги "Таинственный след"

Автор книги: Кемель Токаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Убедившись предварительно, что Петрушкин на работе, Кузьменко пришел к Данишевской. Подоткнув подол, Глафира мыла веранду. На ногах у нее были синяки и кровоподтеки. Лодыжка одной ноги была перебинтована. Кузьменко кашлянул. Глафира быстро подняла голову.

– А-а, товарищ майор? Здравствуйте! – она вытерла мокрую руку о платье и протянула Кузьменко. – Проходите. Я вас уже не ожидала увидеть.

– Как это, «не ожидала»?

– Так ведь у милиции хлопот и без нас хватает.

– Сегодня у вас хорошее настроение.

– А что, плакать мне, что ли? Замуж я собираюсь.

– Поздравляю. Когда же свадьба?

– Это уж от вас зависит, товарищ майор. Как только ваше разрешение будет, так и сыграем.

Кузьменко удивился:

– Как?! Требуется мое разрешение?

– А вы будто ничего и не знаете? Не похоже.

Кузьменко пожал плечами.

– Матрена Онуфриевна умерла. Чего ж Андрею жить одному? Я ему нравлюсь как будто. Вот и хочу выйти за него замуж. Как только дадите бумагу о смерти старухи, так и на свадьбу просим.

– За Петрушкина, говорите?

– Чему вы удивляетесь? Мы, двое калек, хотим связать судьбы, глядишь и будет одно целое. Судьба не всем приносит исполнение желаний. Будем довольствоваться тем, что есть.

В прошлую встречу майор намеренно сказал Петрушкину, что жена его убита и что идут розыски преступника. Если убийца – Петрушкин, то он обязательно постарается узнать, в каком направлении ведутся поиски. Возможно, он попытается сделать это через простодушную Глафиру. Если милиция не будет возражать против брака, то Петрушкину бояться нечего. Значит, милиция ищет кого-то другого. Сделав Глафиру пешкой в своей игре, он хотел узнать о планах милиции. Так понял майор это странное сватовство Петрушкина.

– Когда же он вам сделал предложение?

– Вчера обо всем уговорились. Мне, сами понимаете, и ломаться вроде незачем. Оба мы люди взрослые и кое-что знаем, каждый жил своим домом. Вы-то, надеюсь, не будете мешать нашему счастью? Скажу вам по секрету, Андрей Алексеевич меня к вам приревновал сначала.

– Ко мне?

– Ну да! Никогда в жизни никто меня ни к кому не ревновал, а мужчина ревнует, если любит, так ведь? Читала я в книжке одной.

Кузьменко понял, что дрессировщику собак удалось без особых трудностей заморочить голову этой женщине. Глафира была несколько обижена тем, что майор вроде не слишком радуется ее счастью.

– Вы не верите, что я буду счастлива? По-вашему, раз женщина была в заключении, значит, нечего ей и мечтать о настоящем счастье? А я жить хочу! Как люди! Я женщина, и мне хочется матерью стать.

– Я от всей души желаю вам быть счастливой. Но, вы, Глафира, сами знаете, что жизнь не гладкая дорога – она полна бугров и рытвин. Споткнешься – и вымажешься по уши грязью.

Глафира прямо спросила:

– А вам нравится Андрей Алексеевич?

– Что он, красная девица, что ли, чтобы мне нравиться? Я с ним детей крестить не собираюсь, – отделался шуткой Кузьменко.

– Я же серьезно спрашиваю, товарищ начальник.

– Чтобы дать кому-то характеристику, надо этого человека хорошо знать. А я Петрушкина, можно сказать, и не знаю вовсе. По делу встречаемся иногда, все о Матрене Онуфриевне речь ведем. Откуда же мне знать, если мы не откровенничаем с ним.

– Может, вы считаете, что мне не надо за него замуж выходить?

– Как вам сказать, пожалуй, прежде подумать надо.

– Вам не понять женщину в моем возрасте. Каждый день, проведенный в одиночестве, – это пытка. И все из-за единственной ошибки... Ведь из-за мужской подлости в колонию пошла. Не думаю, чтобы пожилой человек сделал мне зло.

– Глафира, ответьте мне на один вопрос. Кому вы больше верите – мне или Петрушкину?

– Я вас не понимаю, – Глафира покачала головой, – странно как-то вы говорите.

Кузьменко на минуту задумался:

– Вы еще не вышли за него замуж, не так ли? В таком случае, я просил бы вас пока довериться мне.

– Ну уж нет, на этот раз я вас не послушаю, товарищ начальник. Всю жизнь молила я бога о таком счастье, и теперь, когда оно так близко, я сама должна его оттолкнуть?

Кузьменко понял, что в таком состоянии Глафира вряд ли его поймет.

– Ну что ж, желаю вам счастья!

– А разрешение когда дадите?

– Какое же разрешение?

– Справку, что Матрена умерла. Бедную старуху все равно не воскресить. Не препятствуйте нам, пожалуйста.

– Милиция свидетельства о смерти не выдает, это в ЗАГСе.

– Андрей говорил мне, что эти справки выдает милиция. Выходит, и он не знал. Ну ничего! Как придет с работы, я ему разъясню.

– А когда на работу выходите?

Глафира засмеялась:

– Свидание хотите назначить? Я свою смену уже отработала.

– Зайдите завтра вечером в управление. Поговорить надо.

– Завтра вечером, говорите? Никак не могу. Андрей с работы придет, если меня не застанет, будет беспокоиться, искать. Как я его одного оставлю?

– Я вас не задержу долго.

Майор быстро вернулся в управление. Сразу, следом за ним в кабинет вошел Карпов.

– Григорий Матвеевич, вы поговорили с киоскером? – спросил его Кузьменко.

– Не успел. Упрямый и какой-то безответственный человек. Явился только по второму вызову.

– Где он сейчас?

– Здесь сидит.

– Позовите. Хватит уже канитель разводить, следует поторопиться. Петрушкин тоже не дремлет, он действует, принимает контрмеры. И довольно энергично.

Карпов ввел низенького карлика с круглым животом, толстого и несуразного. Кузьменко предложил ему стул.

– Садитесь. Меня зовут Петр Петрович, фамилия – Кузьменко. Разрешите узнать ваше имя?

– С милицией знакомиться у меня желания до сих пор не возникало. Зачем вызывали? Скажите сначала об этом.

– Вы не горячитесь, давайте говорить спокойно.

– Спокойно?! Зачем меня сюда вызвали? В чем я виноват?

– Отвечайте на мой вопрос: как вас зовут?

– Михаил Моисеевич Тюнин.

– Хорошо, Михаил Моисеевич, что вы нам можете сказать?

– А что мне говорить? Вроде бы ничего противозаконного не делал.

– Кому вы передали две пачки сигарет?

– Каких сигарет? – Тюнин явно испугался, огляделся по сторонам.

– Вам лучше знать.

Тюнин беспомощно развел руками, смотрел удивленно на майора.

– И давно вы торгуете сигаретами?

– Товарищ начальник, киоск у меня не табачный. Продаю газеты и журналы.

– Где вы взяли сигареты?

– Я не курящий. В сигаретах, к вашему сведению, не разбираюсь. Возможно, вы меня за кого-то другого принимаете.

– Когда такое дети говорят, им прощают, потому что от неведения это, а если это говорит взрослый человек... Хорошо, я вам напомню. Вчера без пяти минут три к киоску подошел однорукий человек с холщовым мешком под мышкой. Он попросил газет на восемь копеек. Вы спросили: «Вам старых или сегодняшних?» На это он ответил: «Лучше сегодняшних». Так?

Тюнин посерел.

– Да, это было, товарищ начальник. Очень уж тот, первый человек, просил передать своему другу сигареты. Говорил, что на самолет опаздывает. Я и согласился, оставил.

– Кто он, тот, что оставил вам сигареты?

– Я его не очень хорошо знаю. На лицо знаком. Он иногда покупал у меня газеты на английском языке. На вид человек очень культурный. Ничего особенного не заметил в нем, не заподозрил. А что, в сигареты что-нибудь подсунули?

– Это мы хотели узнать от вас.

– Поверьте, я даже не разворачивал.

– Что еще, кроме сигарет, он вам оставил?

– Пачки в газету были завернуты.

– В какую?

– Не заметил.

– Сколько вам заплатили за эту работу?

– Ничего особенного, так себе.

– Все же?

– Дали пятерку.

– Где она?

– Вот, – Тюнин достал из кармана пять рублей и положил на стол.

– Григорий Матвеевич, – сказал Кузьменко, вручая эти деньги Карпову, – отправьте на экспертизу. Пусть поторопятся с результатами.

Тюнин встал с места:

– Товарищ начальник, я могу идти?

– Куда вы торопитесь? – ответил за Кузьменко Карпов. – Мы с вами еще и не беседовали. Нет, уходить вам пока рано. Сначала расскажите обо всем, а потом запишите свой рассказ.

Тюнин снова опустился на стул, стал нервно гладить колени. Потом жалобным голосом обратился к Кузьменко:

– Товарищ начальник, одна у меня к вам просьба.

– Говорите.

– На службе меня считают неплохим работником. Не сообщайте, пожалуйста, об этом деле моему руководству. Начальство у меня очень строгое. Так и норовит человека наказать. Могут неправильно понять ваше сообщение и лишить меня квартальной премии.

– Об этом вы должны были подумать до того, как взяли за услугу пять рублей.

– Виноват, не подумал, товарищ начальник. Жадность что ли обуяла или не придал значения, не знаю.

Карпов и Тюнин вышли.

Кузьменко снял трубку, позвонил в госавтоиспекцию, попросив к телефону Боранбаева, заговорил:

– Привет, Еркин! Кузьменко беспокоит. Какие у тебя новости? Да, я тоже краем уха слышал. Да, мы тоже, в свою очередь, делаем все возможное. Поговорим, конечно. – И повесил трубку.

Пока майор говорил по телефону, в кабинет вошел Майлыбаев. Кузьменко протянул ему руку:

– Здравствуй, Талгат! Садись, – и стал рассказывать, о чем он говорил с ГАИ. – Сегодня, примерно в час дня, кто-то угнал машину вице-президента Академии наук. Прямо от института. Через час машину обнаружили на углу соседней улицы. Спидометр показывает, что за это время машина прошла сорок километров. Постовой милиционер видел, что похожая машина, тоже ЗИМ, около часа дня прошла в сторону Медео. Машину он остановить не решился.

– Кто же ее угнал?

– Пока неизвестно.

Майлыбаев заговорил о своем деле:

– Петрушкин, пригласив плотника, построил во дворе новый сарай. Уже закончил. С большим погребом, с цементированным полом. Несколько раньше он переделал сарай и старый дом Марены Онуфриевны. Зачем? Не понимаю, зачем он так спешно строит? Может, проверить следует?

– Сейчас сотрудники автоинспекции с товарищами из научно-технического отдела поехали по следам ЗИМа. Я тоже собираюсь туда. Посоветуемся, когда вернусь. Ты пока ознакомься с объяснительной Тюнина...

ЗИМ останавливался в рощице близ дома отдыха «Медео». Обнаружили там следы двух человек. Девушки, собиравшие яблоки в колхозном саду, видели издали, что к самому обрыву подъезжала большая черная машина. Но людей они не заметили.

Кузьменко, вернувшись в управление, сразу же позвонил в отдел кадров мясокомбината. Девушка, поднявшая трубку, сердито сказала:

– Вы что-то носитесь с этим Петрушкиным, как с писаной торбой.

Она не могла сказать точно, где был Петрушкин во время обеденного перерыва. По просьбе Кузьменко она кое-кого поспрашивала, но выяснить ничего не удалось: одни говорили, что он ездил обедать домой, другие утверждали, что он был тут, рядом со своими собаками.

Злоумышленник, угнавший машину вице-президента, исчез, как призрак. Загадка осталась загадкой.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Дежурный по управлению позвонил Кузьменко.

– Товарищ майор, к вам женщина какая-то пришла.

– Кто такая?

– Гражданка Данишевская.

Кузьменко посмотрел на часы.

– Что это она раньше времени явилась, – пробормотал он и сказал в трубку: – Пропустите.

Скоро Данишевская появилась в кабинете. Одета она была вызывающе нарядно, словно собралась в гости, подвела глаза.

– Заходите, – пригласил майор и, встав, предложил ей стул. – Мы с вами договорились встретиться после шести. Поторопились?

Глафира закатила вверх свои косенькие глаза, повела плечами.

– Решила пораньше зайти, чтобы и уйти рано. Андрюша-то беспокоиться будет. И без того обиженный судьбой человек, а коли я задержусь до ночи да еще с таким кавалером, то мало ли чего взбредет ему в голову.

Кузьменко посидел, задумавшись, потом сказал:

– Глафира, будем говорить откровенно, договорились?

– Я тоже не люблю, когда виляют.

– Вы еще не вышли замуж за Петрушкина, верно?

– Супружество, надо думать, не бумажкой решается. И без свидетельства о браке живут вместе люди.

– Вы говорили, что Петрушкин вас любит?

– Да.

– Я не верю этому.

Глафира удивилась:

– Почему не верите?

– Ну хорошо, послушайте. Я расскажу вам, как он «влюбился» в вас. Если не ошибаюсь, вы несли воду от колодца. Так было? Петрушкин вас остановил и пригласил к себе. Вы идти не хотели. Он начал говорить о своей любви к вам, о своем одиночестве, о том, что без вас жить не сможет. Все это показалось вам забавным и, пожалуй, тронуло. Потому что давно уже никто вам таких слов не говорил. Вы зашли к нему. Стол был уже накрыт. Выпили коньяку. Постепенно вы начали хмелеть. В это время Андрей Алексеевич стал спрашивать, приходил ли я и о чем беседовал с вами. Вы рассердились...

Глаза Глафиры чуть не вылезали из орбит:

– Кто вам рассказал все это? Откуда вы знаете? Или сторожа поставили?

– Все, что я рассказал – правда?

– Все верно.

– Мы не подсматриваем, Глафира, как живет у себя дома человек. Мы далеки от этого.

– Как же тогда вам удалось все узнать?

– Это секрет, – улыбнулся майор. – Но вам я могу сказать: все это вы рассказали мне сами.

– Я?!

– Слушайте. Увидев, что вы рассердились, Петрушкин снова стал говорить о своих чувствах и о своей ревности ко мне. Конечно, вам это его признание, его ласковые слова пришлись по душе.

– Вы что, умеете мысли читать?

– Зачем же Петрушкин все это проделал? – продолжал майор, не обратив внимания на удивление Глафиры. – Затем, чтобы узнать, не связаны ли вы с милицией, что предпринимается в деле о пропаже старухи. Ему хочется это знать. Вас же он использует в своих целях, как пешку.

Глафира задумалась. Было видно, что в душе у нее борются противоречивые чувства.

– Что же мне делать, товарищ начальник? – тихо спросила она. – Что?

– Сейчас я вам ничего подсказать не могу. Хочу лишь дать дружеский совет: не торопитесь выходить замуж. Мы еще не знаем точно, где Матрена Онуфриевна.

– Будет когда-нибудь конец этому делу?

– Надеемся.

– А если Петрушкин потом раздумает на мне жениться? Тогда не обижайтесь, от вас не отстану, прицеплюсь – не оторвешь.

– Если не раздумаете, Петрушкин никуда не денется.

– Ладно, пусть будет по-вашему. И в колонии терпела, не умерла...

В последние дни работники уголовного розыска трудились, не зная отдыха. Те, кто угнал машину вице-президента, еще не были обнаружены. В то время, когда майор Кузьменко сидел у себя, напряженно размышляя, в кабинет буквально влетел Майлыбаев. От самой двери он крикнул:

– Петр Петрович! Я нашел человека, угнавшего машину. Это – Петрушкин!

– Петрушкин? Откуда ты это знаешь?

В тот день, когда майор звонил в отдел кадров комбината, чтобы узнать, где был в обеденный перерыв Петрушкин, Майлыбаев тоже связался с комбинатом. И ему не удалось узнать, где был в момент угона Петрушкин. Вчера после работы он снова пошел в поселок. Убедившись, что Петрушкин на работе, он стал искать Глафиру, но ее тоже не оказалось дома. Когда Майлыбаев спросил о ней у соседей, те сказали:

– Она сейчас ходит и никого не замечает – видать, замуж собирается. Такая стала хозяйственная – глазам не верится. Если хочешь ее найти, то иди прямо на «хитрый» базар. Там она целыми днями околачивается.

На улице Ташкентской, слегка в стороне, на пути к городскому кладбищу был небольшой базарчик, который почему-то называли «хитрым». Ядром этого базара была чайхана и два-три магазинчика. К вечеру здесь обычно полно народу – торгуют сладкой тыквой, горьким перцем, насыбаем, мантами и лагманом; выносят прозрачную лапшу из рисовой муки, сочную редьку, сладкий виноградный уксус мутно-желтого цвета. Торгуют здесь из-под полы мясом и колбасой, вынесенной с мясокомбината. Милиция частенько прочесывает «хитрый», вылавливая спекулянтов, но базарчик все еще продолжает жить.

Майлыбаев увидел Глафиру среди продавцов мяса. Не найдя достаточно веского повода, чтобы подойти к ней, он несколько раз прошел мимо. Опытный взгляд Глафиры сразу обнаружил маневры Талгата, которого она и помнила-то весьма смутно. Она видела, что молодой человек почему-то заинтересовался ее особой.

– Эй, парень! Что-то мне твое обличье кажется знакомым. Мы раньше с тобой не встречались? – окликнула она Талгата.

– Может, и виделись, – сказал Талгат и, взяв ее под руку, отвел в сторону. – Глафира, я вас искал, хотел поговорить.

Она удивилась, но по привычке стала зубоскалить:

– Зачем это я вам днем понадобилась? Ночью дело другое...

– Я знаю, что вы собираетесь замуж за Андрея Алексеевича.

Глафира изумилась:

– И ты туда же? Да ты хоть знаком с ним?

Майлыбаев показал ей удостоверение. Глафира расстроилась:

– Чего это вы все выспрашиваете, то один, то другой? Делать больше нечего? Чем он перед вами провинился, что жить бедняге не даете спокойно?

– Виноват он или чист, это вам должно быть известно лучше, чем мне.

– Передо мной Андрей не виноват. Меня он не обижает, к словам моим прислушивается.

– Не кажется ли вам, что он все же не очень откровенен с вами и что-то скрывает?

– А нам скрывать нечего. Вся жизнь на виду.

– Думаете, у всех так?

– А что мне думать? Я его как свои пять пальцев знаю.

– Ой ли? Если вы так хорошо его знаете, то скажите мне, где он был позавчера во время обеденного перерыва?

– У себя на работе, на мясокомбинате.

– Нет, Глафира. В это время он совершал прогулку на чьей-то машине в сторону Медео и не один.

– Не ври! Я сама в обед разговаривала с ним по телефону.

– Если не верите мне, спросите у него самого. Вот здесь, рядом, есть почта, позвоните оттуда Андрею Алексеевичу.

– Какого цвета была машина, на которой он разгуливал?

– Черный ЗИМ.

– Ну ладно! Только учти и потом не обижайся, если соврал: я прямо к твоему начальнику пойду с жалобой.

Данишевская позвонила в проходную мясокомбината.

– Это Андрей Алексеевич? А где он? Позовите его, пожалуйста, к телефону. Да-да, Петрушкина.

Через некоторое время послышался голос Петрушкина:

– Кто это?

– Андрюша, это я. Как идет дежурство? А я купила мяса на базаре. Надоело одной сидеть, скучно стало. Ты по мне скучаешь? Брось ты... Не верю я этому ни на грош. Вечно ты меня обманываешь, Андрюша. Нет? А где же ты позавчера был? В перерыв. Сам клянешься мне в любви, а раскатываешься с другой? Я молчала, думала – сам скажет. А ты – ни звука. Да не слепая я, нечего мне мозги туманить, отговорки плести! Я своими глазами видела, как ты в черном ЗИМе мчался. Если не скажешь сейчас же, кто был с тобой, больше ко мне не заявляйся, на порог не пущу. Кто говоришь? – Глафира повеселела. – А машину где достал? Хорошо, дома все расскажешь.

Данишевская повесила трубку.

– Ну что, убедились? – спросил ее Талгат.

– И за это вы накажете его?

– Мне еще не приходилось наказывать человека, – Талгат помолчал. – Спасибо вам, Глафира, вы умная девушка.

– Эх, парень, да разве бабе ум нужен? Ей краса нужна, ножка полная да кожа нежная... – Глафира вздохнула. – Если у бабы рожа в порядке, то она мужиков меняет, как перчатки. Иная вертихвостка хуже меня, грязная нутром, а муж у нее законный, она и порядочная. А мне что прикажешь делать? Один калека обратил внимание, так и его вы мне не хотите отдать. И чем я так провинилась?

– Давайте будем друзьями, Глафира. Каждому человеку надо что-то пережить, чтобы он серьезно начал думать о жизни.

– Ну нет, парень, не желаю ни тебе, ни другим пережить такое. Слишком горько все это на вкус. Сердце может надорваться. Не надо, парень! А от дружбы твоей не отказываюсь, коли от чистого сердца предлагаешь. Но сам-то ты веришь в дружбу между мужчиной и женщиной? – она засмеялась.

После этого разговора Талгат и пришел в управление. Майор выслушал его внимательно и сказал:

– Ты нашел ниточку, за которую можно ухватиться. Это важно, но что гораздо важнее – у нас теперь есть повод привлечь Петрушкина к ответу, – он положил руку на плечо старшего лейтенанта. – Иной раз я смотрю на тебя с хорошей завистью: у тебя впереди интересная, богатая событиями жизнь. И ты к ней неплохо подготовлен. Ты молод и полон сил, талантлив, умен и образован. Подумай, сколько тебе дано. А возвращать надо всю жизнь, и все-таки будешь в долгу перед народом. Это чувство высокого долга присуще каждому честному человеку. У тебя впереди большой путь. Ты будешь расти по службе, но помни, Талгат, личный успех никогда не должен быть главным в жизни. Я радуюсь за тебя. Ты понял меня? – лицо майора стало добрым и хорошим. Талгат застеснялся. Тщеславие было чуждо ему. А похвалу майора он считал незаслуженной.

Словно поняв неловкость, которую испытывал его молодой друг, Кузьменко переменил тему:

– Как там Данишевская? Оправдалась моя характеристика? Много в ней наносного, много нехорошего зубоскальства, но все это, видимо, просто защитная реакция на удары жизни, панцирь.

– Говорим о справедливости. К сожалению, дорога справедливости вымощена искалеченными судьбами и залита слезами жертв. Данишевская тоже считает себя жертвой нашего произвола. Откуда ей знать, что мы боремся за нее же?

– Не хочу портить тебе настроение, Талгат, но я не могу с тобой согласиться. Но сперва давай закончим это дело, а потом сядем и поговорим со спокойной душой. А то ты прямо поэтом стал: «залита слезами, вымощена судьбами». Ты недавно только университет закончил. Возможно, мне будет трудно спорить с тобой. Я все же заочником был. Однако опыта у меня немного есть, – сказал майор и поднял трубку, чтобы позвонить капитану Карпову.

После прихода Карпова они долго сидели втроем, обсуждая свои будущие действия. Наконец все трое пришли к единому выводу: медлить больше нельзя. Надо арестовать Петрушкина, предъявив ему обвинение в угоне машины. За Сигаловым усилить наблюдение. Если он является соучастником преступления и членом преступной группы, то он постарается скрыться. При попытке уйти его можно взять. Об убийстве Матрены Онуфриевны скорей всего даст показания Сигалов, потому что Петрушкин будет все отрицать до конца.

Но этому плану не суждено было осуществиться. И не по вине этих троих людей.