Текст книги "Таинственный след"

Автор книги: Кемель Токаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Мы, конечно, поверили Проценко. Он принес весточку об Ирине, и эта весть очень подбодрила меня. Значит, она в Киеве, значит, подполье живет и борется. И нам теперь надо разворачиваться, привлекать к себе людей, не давать оккупантам покоя. А люди есть, их надо только поискать. В этом убедил меня рассказ нашего ночного гостя Григория Проценко.

...Если в нашем доме находился посторонний человек, то мы не гасили света, а только задергивали на окнах занавески. Это был условный знак для членов нашей группы. Так мы поступили и в этот вечер. Входить в таких случаях в дом нашим подпольщикам запрещалось. Однако Кирилл Розовик пренебрег предупреждением. Он впопыхах ворвался в дом и с порога оглушил нас неожиданной новостью:

– Алеша, немцы схватили Валю. Я целый день прождал ее на месте явки. Она не пришла. – Кирилл обхватил голову руками и тяжело опустился на стул. Мы с Дмитрием вскочили на ноги.

– Кто тебе сказал, что она арестована? – стараясь сохранять спокойствие, заговорил я. А сам с горечью думал: «Не успели приступить к делу, и уже – провал». – Может быть, Валя заболела?

– Нет, я узнавал. Оказывается, Валю вызвали в гестапо, и она больше не вернулась. – Розовик еще ниже опустил голову.

...Подпольная организация, только что родившаяся в тяжелых муках, понесла жертву. Последствия ареста Вали могли быть самыми неблагоприятными. Все мы почувствовали надвигающуюся опасность.

ПЕРВЫЙ ШАГ

– Господа! – голос «пана старосты» Жлукто хрипел, он покачивался на своих нетвердых ногах. – Я предлагаю этот тост за представителя победоносной армии фюрера, за господина ефрейтора Мюллера!

– Хорошо говоришь, Жлукто, молодец!

– Удачно! Удачно! И красноречиво...

– Зачем бы мы выбрали его старостой, если бы не знали его умения произносить речи?

– Давайте поднимем бокалы, – нетерпеливо кричали любители выпить.

– Не галдите, – обрывает Жлукто. – Послушаем, что скажет сам господин Мюллер.

Ефрейтор Мюллер раскраснелся от обильной еды, подобрел и благосклонно поглядывает на лебезящего перед ним старосту. А тот с натугой склоняет свою жирную шею перед немцем. Ефрейтор доволен. Староста не поскупился, пустил под нож самую жирную свинью, а Мюллер умел ценить подобные жертвы. Он обласкал старосту своим начальническим взглядом, отодвинул от себя груду обглоданных костей, взял в руки стакан с водкой.

– Хайль Гитлер! – заорал ефрейтор и выпил водку.

– Вот спасибо, господин Мюллер! – обрадовался староста. – Вот уж порадовали, так порадовали. Кушайте и пейте на здоровье. – Жлукто наполнил стаканы и сам с удовольствием выпил.

– Э, староста! Ты думаешь, удивил господина Мюллера банкетом? – подзадорил кто-то хозяина. – Он уже давно привык к пышным приемам.

– А если ко мне пожалует господин Мюллер, – похвалился толсторожий пьяный гость, – на руках носить буду. Кто посмеет не угодить такому важному человеку?

Мюллер улыбается и милостиво кивает головой. Банкет у старосты ему определенно нравится. И компания собралась подходящая: бывшие кулаки, воры, полицаи. Рядом с Мюллером сидит помощник коменданта Пиддубный. Он изображает из себя хозяина села Григорьевки и, конечно, чувствует здесь себя выше всех собравшихся. Исключая, разумеется, немца-ефрейтора. На этом пиршестве оказался и Алексей Васильевич Крячек.

– Я тогда был в Григорьевке, – рассказывает Алексей Васильевич. – Село это находится на другом берегу Днепра, и мне давно хотелось побывать в нем, встретиться с подпольщиками. К тому же здесь жила моя двоюродная сестра. У нее был небольшой радиоприемник, и я надеялся воспользоваться им. И вот подвернулся случай: одной женщине надо было срочно сделать операцию аппендицита. Больная оказалась родственницей Жлукто, вот я и попал к нему в дом.

Жлукто был спесив сверх меры. Оказавшись рядом с почетным гостем, он и вовсе дал волю своему тщеславию. Староста хватал самые жирные куски свинины и подкладывал в тарелку ефрейтору. В то же время он успевал следить за гостями, важничал и насмехался над своими односельчанами. Ни у кого из них не было такого достатка, и потому, по его мнению, никто не мог равняться с ним.

– Эй ты, дармоед! – задевает он приютившегося в дальнем углу стола худенького, сгорбленного человека. – Твой кабан еще не разжирел? Когда ты его зарежешь? Никогда! Ты и мяса-то в жизни не видел. Теперь-то уж нажрешься на дармовщину.

– А ты, рыжий, – задевает староста другого, – чего уминаешь за обе щеки? Чего торопишься? Недавно чуть с голоду не подох, а теперь отъедаешься?

Рыжий отбросил кость и отодвинул от себя тарелку. Он покраснел от возмущения, но не стал перечить старосте. А тот расходился все больше и больше. Хозяин, видно, охарактеризовал бы таким образом всех своих гостей, если бы ему не помешал Мюллер. Ефрейтор морщился от шума и гвалта, бурчал что-то себе под нос.

– Не орать! Сейчас я буду говорить, – проворчал ефрейтор, взмахнул руками и поднялся со стула. Пиддубный поддерживает качающегося немца, следит, чтобы тот не шлепнулся на пол. – Господа! Мы являемся свидетелями великой эпохи. Вся Европа склонила голову перед нашим фюрером. Хайль Гитлер!

– Ур-ра-а! – разноголосо завопила пьяная компания. Жлукто рвется к Мюллеру, старается быть у него на виду. Каждого, кто пытается заговорить с ефрейтором, он обрывает, оттесняет своей тучной фигурой. Всем своим видом он норовит показать свою преданность и уважение к немцу. Староста вошел в роль и начал просто куражиться. Наконец и я попался ему на глаза, мне тоже пришлось выслушать оскорбительную болтовню Жлукто и его компании.

– Господин ефрейтор, разрешите поднять этот тост за вас, за славного сына немецкого народа. Наполняйте стаканы. А ты, Крячек, чего нахохлился? – староста глядел на меня пьяными глазами. – Печень, говоришь, болит? Не болтай зря, пей, ничего с твоей печенкой не случится.

– Не унижайся перед всякой собакой, – заорал вдруг Пиддубный. – Ты же видишь, что он не понимает ни почета, ни уважения.

– Браво, господа, хорошо! – Мюллер криво усмехнулся, вздрагивая от икоты. – Очень хорошо.

– Господин ефрейтор, когда вы с нами, мы спокойны. Эти бродяги-партизаны, как мыши, зарылись в свои норы. Правда?

– Правильно говоришь, – Мюллер хлопает старосту по плечу и тянется за рюмкой. – Эти бандиты уничтожены. Никто не посмеет теперь сунуться к нам.

В разгар пиршества раздался громкий стук в окно. Пьяная компания вдруг онемела. Староста посмотрел на Мюллера, тот поперхнулся водкой и даже перестал икать.

– Кто там? – испуганно спросил Жлукто.

– Это я, Григорий Михайлович, откройте, – послышалось с улицы.

– Эй, кто там поближе, откройте дверь, – приказал староста, вынимая револьвер.

В дом ввалился Григорий Проценко в форме полицая. Все облегченно вздохнули.

– Господин Жлукто, – пробасил Проценко, – с каких это пор вы стали бояться своего старшего полицая? Нехорошо...

Я сидел на этом пиру сам не свой. Даже жалел, что согласился на приглашение старосты. Но приход Проценко обрадовал меня. Теперь я чувствовал себя не так одиноко. Проценко – это наши глаза и уши. По заданию подпольной организации с помощью надежных друзей ему удалось пробраться в Переяслав и устроиться в комендатуре. Он быстро сделал свою «карьеру». За короткий срок Проценко сумел оказаться на виду у начальства, втерся в доверие и был назначен на должность старшего полицая. По долгу «службы» он объезжал села, передавал нам нужные сведения и увозил с собой соответствующие инструкции для подпольщиков.

– А, это мой тезка! Откуда ты, браток, проходи, пожалуйста, – заискивающе заговорил староста. – Что вы там столпились у порога, пропустите дорогого гостя.

Проценко не спеша разделся, повесил шинель, подтянул ремни. Потом он вынул из карман объемистую пачку бумаги и направился к столу.

– Гриша, что это за бумаги? Уж не думаешь ли ты составлять на нас протокол? – пошутил староста.

– Здесь листовки, которые распространяют партизаны. Я собрал их в селах. – Проценко глянул в мою сторону и незаметно подмигнул мне. Я хорошо знал, что Проценко листовок не собирал. Наоборот, под видом «реквизиции» листовок, он сам распространял их, а иногда и читал крестьянам. При упоминании о партизанах Жлукто разинул рот.

– Что ты говоришь? – спросил староста. – Какие партизаны? Они все уничтожены.

– Откуда мне знать, какие партизаны? – Проценко пожал плечами и бросил пачку листовок на стол. – Ясно, что это их дела.

– Проклятые собаки! – прошипел Пиддубный и мерзко выругался.

Одного упоминания о партизанах было достаточно для того, чтобы вывести из равновесия всю эту разношерстную пьяную компанию. Гуляки растерянно поглядывали друг на друга, веселье за столом угасло. Никто больше не заискивал перед старостой, да и на Мюллера как-то меньше стали обращать внимания. Это не понравилось немцу. Он нахмурился и зло приказал:

– О чем тут написано? Ну-ка, прочтите.

Я начал разбирать листовки. Мне была знакома в них каждая буква. Их печатала наша милая девочка Зоя на старенькой машинке.

– Читай! – закричал Мюллер и еще больше нахмурился.

– «Дорогие соотечественники, рабочие, колхозники и колхозницы! – Я начал читать срывающимся голосом, несколько боязливо, но потом осмелел и стал чуть ли не декламировать листовку: – Немецко-фашистские оккупанты вероломно напали на нашу Родину и ведут кровопролитную войну. Фашисты на весь мир протрубили, что за несколько недель уничтожат Советскую власть. Но идут один за другим месяцы, а наша Родина жива. Разбойники Гитлера несут огромные потери, Москва не сдалась врагу.

Судьба Родины в ваших руках, граждане. Все как один поднимайтесь на партизанскую войну!»

– Довольно! Прекратить! – заорал взбешенный Мюллер.

– Хватит, хватит. Ты так ловко читаешь, как будто сам написал эти листовки, – поддержал немца староста.

– Действительно, – проворчал Пиддубный. – Все они одного поля ягоды.

– А говорили, что Москву давно взяли? – недоуменно спросил кто-то за столом. – Выходит, немцы соврали.

– И я слышал об этом.

– Тут что-то не так. Партизаны больше знают, они и с Москвой, пожалуй, связь держат...

– Прекратить разговоры! – вспылил староста, видя, как его гости взялись вдруг обсуждать партизанскую листовку. – Все это – вранье. Никому не верьте. Наливайте бокалы, будем веселиться.

– Молодец, господин староста, правильно, – побагровел Мюллер. Он быстро трезвел от страха. – Никаких партизан нет больше. Это все выдумки большевистских агентов. Так ведь, господин старший полицай? Мы до них еще доберемся. Фюрер научил нас громить врага, мы победим!

– Да, мы победим! – громко сказал Проценко. – Обязательно победим!

Староста решил развеселить своих гостей. Он стал вдруг рассказывать какие-то смешные истории, но слушали его вяло, без всякого интереса. Я наблюдаю за компанией и радуюсь, что наши листовки даже тут произвели такое сильное впечатление. Жлукто, видно, угадал мое настроение и опять набросился на меня. Его возмущало, что я не пью и, значит, не поддерживаю хозяина, оскорбляю его.

– Доктор, что это значит? Тебе не нравятся тосты господина ефрейтора? Почему не пьешь?

– Я же сказал, что не пью.

– А если не пьешь, то за каким чертом пришел сюда? Знаю я тебя... Ты шляешься по деревням и агитируешь народ против немцев. Людей бунтуешь, – староста сорвался из-за стола, выхватил наган и кинулся на меня.

– Тише, не играй с оружием! – Проценко сжал руку старосты и отвел ее в сторону. Раздался выстрел, все вскочили со своих мест.

– В чем дело? – кричали гости. – Чего ты развоевался?

– Не кипятись, господин староста.

– Он просто с ума сошел от пьянства.

...Гости стали расходиться. Пошел и я. На улице меня догнал Григорий.

– Нельзя прощать старосте эти проделки, – сердито сказал Проценко, – надо убрать его.

– Не торопись, Гриша, придет время, он нам за все ответит.

– А чего ждать, Алексей Васильевич, – нахмурился Григорий. – Мне людям стыдно в глаза смотреть. Послужу вот полицаем, люди навеки меня проклянут.

– Не беспокойся, – утешил я Григория. – Я вот не проклинаю тебя.

– Люди бегают от меня, как от зачумленного, – продолжал сокрушаться Проценко, – даже близкий человек меня врагом считает.

– Кто этот человек? – спросил я. – Настоящий друг всегда поймет тебя и не осудит.

– Вы сами знаете, кто, – сказал Проценко. – Зачем меня об этом спрашивать?

На самом деле я и не догадывался, о каком друге вел речь Проценко. Но вскоре все разъяснилось. Я почти каждый день вел прием больных, ко мне приходили и приезжали из многих окрестных деревень. Как-то у меня собралось очень много людей. Среди ожидавших приема я увидел Зою. Она сидела на лавочке и терпеливо ждала своей очереди. Я подумал, что ее беспокоил зуб и, когда она села в кресло, спросил:

– Что, Зоя, дает знать старая болячка? Открой-ка рот, я посмотрю.

Зоя сняла с головы повязку и спросила:

– Проценко сегодня ночевал у вас?

– Да, ночевал. А зачем ты об этом спрашиваешь?

– Просто так, – Зоя опустила голову и стала в волнении теребить бахрому своего платка.

– Зуб болит? – переспросил я. – Дай-ка я осмотрю.

– Ничего у меня не болит, Алексей Васильевич...

– Вот тебе раз. Зачем же тогда пришла?

– Да так, – замялась Зоя.

– Просто так ко мне не ходят, – строго сказал я, – ты же знаешь, что без вызова тебе здесь появляться нельзя. Я думал, ты по важному делу, а тебе просто погулять захотелось.

– А у меня и есть важное дело...

– Что за дело? Выкладывай, – проговорил я и тут неожиданно догадался о причине ее прихода. Как это я раньше не заметил? Ну, конечно же, ее приход связан с Гришей Проценко. И когда это они успели сблизиться? Видно, любовь секретнее всех тайн на свете.

– Ну, слушаю тебя, говори, – обратился я к Зое.

– Что же тут говорить? – вздохнула девушка.

– Тебе лучше знать, о чем говорить. Ты за этим и пришла ко мне.

– Когда я увидела его здесь впервые, то подумала, что это какой-то особенный, настоящий человек, – тихо заговорила Зоя. – Дружбу мне предложил, просил чаще встречаться и вот оказался самым настоящим подлецом.

...За последнее время наша подпольная группа заметно выросла. Вместе с нашими «стариками» Проценко, Спижевым и Розовиком задания группы выполняли подпольщики Беляев, Киселев и другие. Для того, чтобы уберечь организацию от провала, подпольщики друг с другом лично не встречались, связь с ними поддерживалась через специальных людей. Проценко, например, знал только меня, а о том, чем занимаются остальные члены группы, сколько их, он и понятия не имел. Когда Проценко и Зоя познакомились, то ни он, ни она и словом не обмолвились что связаны с подпольной организацией. У обоих хватило выдержки не касаться этой запретной темы.

– Ты не права, Зоя, – проговорил я. – Гриша, по-моему, парень верный.

– Он только на вид такой, а на самом деле – обманщик. Если он честный и правильный человек, то зачем подался в полицаи? Разве нельзя найти другой работы, кроме прислужничества немцам?

– Зачем ты мне это говоришь, Зоя? Вы сами уже взрослые люди, сами и разбирайтесь. Поговорите, думаю, что найдете общий язык.

– Не желаю разговаривать с полицаем! – вспылила Зоя. – Брезгую. Понимаете?

– Но ведь ты его любишь? Почему бы и не поговорить?

– Постараюсь забыть, – Зоя затихла, еле сдерживая готовые брызнуть слезы. Потом она решительно спросила:

– Алексей Васильевич, я считаю вас своим братом. Ответьте мне на один единственный вопрос. Скажите мне, можно ли верить Григорию? А?

– Можно, – ответил я, – можно и нужно верить.

– Спасибо! Мне теперь все понятно. – Зоя поднялась со стула, подарила мне ласковый взгляд и с улыбкой вышла из комнаты.

Зоя ушла, а я опять принялся за свое привычное дело. Многие больные были моими односельчанами, постоянно посещали меня, и я всех их хорошо знал. Незнакомые люди бывали у меня редко. Но на этот раз я заметил в прихожей молодую женщину в черной шали. Она сидела на лавке рядом со старушкой и о чем-то с ней разговаривала. Раньше я никогда не встречал эту женщину и поэтому постарался прислушаться к их разговору.

– Что-то я не видела тебя в нашем селе, – тараторила старушка, – издалека к нам пожаловала, наверное?

– Издалека, бабушка, – ответила женщина, прикрывая шалью свое смуглое лицо с большими лучистыми глазами. Женщина сильно смахивала на еврейку, и я подумал, что ей небезопасно встречаться с немцами. Да и полицаи частенько задерживали евреев и отправляли их в лагеря.

– Эх, милая, – продолжала между тем старушка. – Разве люди умеют ценить хорошее? До войны больных доктора бесплатно осматривали. Мы даже и не замечали, что они есть. А теперь надо еще поискать доктора, да и заплатить ему. Бывало, в больницу лечь велят, а мы отказывались. И далеко, мол, до нее, и ухаживают там плохо. Дома все норовили отлежаться. А врачи по нашим домам бегали. И в грязь, и в холод, ни с чем не считались, лечили как полагается. Вот как было при Советской власти. А теперь больных много и никто к тебе не придет. Такие уж времена настали.

– Дарья, чего это ты Советскую власть расхваливаешь? – перебил старушку рыжеусый детина. – Брось свою агитацию.

– Э, Степан, ты уж лучше помолчи, – обиделась Дарья. – Разве я неправду говорю? Летом ты никогда ничего не делал, все по курортам разъезжал, легкие свои лечил. Советская власть тебе путевки давала. Если ты это забудешь, ничего доброго не видать тебе в жизни. Правда, я хвалю Советскую власть, и тебе ее благодарить надо. А если хочешь, то донеси на меня полицаю. Пусть меня казнят, я никого не боюсь.

– Ладно, ладно, – смутился Степан, – какая ты обидчивая. Я ведь ничего особенного не сказал. Помолчи лучше.

Женщина не вмешивалась в разговор, но зло и неприязненно поглядывала на Степана. Я все слышал, и мне понравилось, как старуха отбрила этого рыжеусого Степана. Вся очередь была на стороне боевой старушки. Она говорила правду, против возражать трудно..

– Ты, милая, издалека, так иди вперед, а я подожду, – обратилась старуха к женщине в черной шали, – у меня колено ноет, старость одолевает. А душа с телом расставаться не хочет, вот и надоедаю доктору.

– Спасибо, но я долго буду у доктора, мне нужна консультация, – поблагодарила женщина, – вы уж идите сами.

– Воля твоя, милая, – старушка вошла ко мне, и я быстро оказал ей помощь. Мне хотелось поскорее познакомиться с этой женщиной, разузнать, откуда она появилась в наших краях. Наконец она вошла и спокойно уселась в кресле.

– Я к вам, Алексей Васильевич, – тихо сказала женщина.

– Очень хорошо. Что вас беспокоит?

– Болезни у меня нет, – женщина внимательно посмотрела на меня. – Давайте познакомимся. Меня зовут Леной. Я послана к вам районным подпольным комитетом.

– Мадам, – начал я строго, страхуя себя на случай возможной провокации. – Никакие подпольные комитеты меня не интересуют. Я – врач и далек от политики. Если вы больны, я окажу вам помощь. Не впутывайте меня в ваши дела.

– Почему «в ваши дела?» – удивилась посетительница. – Эти дела также и ваши. Врачебная помощь, конечно, от вас потребуется. Но сейчас, как думаю, товарищи, которые меня к вам прислали, рассчитывают совсем на другую помощь.

– Что же им нужно от меня? – стараясь быть спокойным, спросил я.

– Вы хотите работать вместе со своими товарищами-единомышленниками?

– С кем именно?

– При встрече они сами представятся вам.

– Хорошо, – согласился я. – Сейчас я ничего определенного не скажу. Когда встретимся с вашими товарищами, там все и решим.

– Спасибо! – горячо поблагодарила Лена. – Вы меня излечили от всех болезней...

Мы еще не закончили разговора, как в дом вошел Проценко. Увидев у меня постороннюю женщину, Григорий, как заправский полицай, начал придираться ко мне.

– Погода скверная, на дворе мороз, – сказал Проценко и покосился на женщину. – Я промерз до костей. Ты, коновал, людей лечишь, наживаешься на их болезнях, поднеси-ка служивому стаканчик.

– Вы же видите, у меня пациент.

– Кто такая? Откуда? – спросил Проценко.

– Здешняя, местная.

Лена недружелюбно посмотрела на полицая, быстро закуталась в свою шаль и молча вышла из комнаты. Проценко улыбнулся и спросил:

– Кто она такая?

– Как кто? Больная, – ответил я. Проценко не стал допытываться, подошел к двери и плотно прикрыл ее.

– Что у тебя нового? – начал я допрашивать полицая. – Приехал неожиданно, – значит, есть о чем рассказать.

– Все по-старому, – Григорий потупил голову и вдруг ошарашил меня новостью: – Алексей Васильевич, я Зое все рассказал:

– Что рассказал?

– Все. И о том, что я подпольщик, и что полицай я не настоящий. Не мог я глядеть, как любимый человек мучается. А теперь судите меня, любую кару приму.

– Что ж, может быть, ты и прав. Когда веришь человеку, нельзя от него таиться, – сказал я и перевел разговор на другую тему. – А теперь рассказывай, куда путь держишь?

– Во Вьюнищи еду. Ко мне в руки попало анонимное письмо. В нем говорится, что тамошний житель, по фамилии Шпиталь, с самого начала войны укрывает в своем доме командира Красной Армии. Кроме того, он знает, где спрятано оружие, специально оставленное для партизан. Сам он, кажется, связан с подпольной организацией. Думаю поехать и все разузнать.

– Чудак ты, Григорий, – удивился я. – Ты же полицай. Разве он скажет тебе правду? К тому же, мы не знаем, что он за человек. Зачем ты будешь разоблачать себя перед ним? Лучше будет, если поеду к нему я.

На том и порешили.

– Ладно, тогда я отправляюсь, – Проценко вышел из дома, и я видел в окно, как он заторопился по улице. Куда же он так торопится? Через минуту все мне стало ясно: у колодца стояла Зоя. Григорий подбежал к ней, и они тут же скрылись в переулке.