Текст книги "Глубокое ущелье"

Автор книги: Кемаль Тахир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Сидевшие на земле гости замерли, и только Керим, казалось, не придал значения заклинаниям дервиша. Но вот старик отвел руку от костра, бормоча монгольские молитвы, принялся валять баранью лопатку по земле. Потом стал внимательно разглядывать ее. Покачал головой.

– Поглядим, что нас ожидает перед концом света. Появились два злодея с железными сердцами, один долговязый, другой коротышка. Два зверя в человеческом облике, без веры, без совести, не понимающие слов, не признающие доводов разума. Передние ноги их коней – сабли, хвосты – кинжалы... Рубят деревья, крошат все живое. Налетели, как ветер, пронеслись, как поток... Из болота пришли, в болото ушли. Дороги их дальние-предальние, сердца – жестокие-прежестокие. Где ногой ступят – трава не растет. Деревья чахнут от их тени...

Мавро вдруг вспомнил о рыцаре и тюркском сотнике. Схватил папаху и чуть было не бросил ее в огонь, а это значит – настиг бы кровных врагов... Решил было поделиться догадкой с Керимом, но передумал: с какой стати чужакам было связываться с Демирджаном?

Дервиш вертел в руках кость. Слишком далеко он зашел. Не следовало так быстро открывать карты, намекая на двух чужаков.

Глядя на кость, снова заговорил:

– Да настигнет кара злодеев, пусть расплатятся кровью за кровь. Не уйти им за семь морей, не найти смерть свою от чужой руки.

Баджибей в отчаянии протянула к нему ладони.

– Помилуй, дервиш Камаган, жертвой твоей буду. Перекрой дороги наших кровных врагов. Надежда моя, Камаган, принеси поскорее «камень дождя». Пусть дороги их станут болотом. Пусть обрушатся на них потоки воды. Пусть сметет с плеч их поганые головы.

Камаган, семеня кривыми ногами, побежал в пещеру, вернулся с камнем в руках и, мечась по площадке, стал бросать его в одну сторону, в другую, подкидывать вверх.

– Белые воды мои! Темные воды мои! Бьющие из земли, падающие с неба, воды мои! Есть к вам просьба одна, воды, душегубицы, воды смелые! Преградите путь нашим кровным врагам, об одном вас прошу! Пусть проходы станут непрохожими, мосты непроезжими... Белая Матушка, наша богиня, говорит: «Как скажу, так и сбудется»... Скажи, скажи! Одна у меня просьба к тебе... Уруй! Уруй! Уруй!

Гости повторили вслед за ним: «Уруй!»

Дервиш распалялся все больше и больше. Подпрыгивал и крутился как безумный. Наконец, выбившись из сил, упал на землю, попытался подняться, но не смог и в исступлении расцарапал себе лицо. Как собака с перебитой спиной, подполз к барабану. Схватил колотушку и тут же вскочил на ноги, словно и не лежал только что без сил. Повесил барабан на шею, застучал, зашелся под ритм ударов, время от времени останавливаясь и выкрикивая:

– Эй, господин тайного! Для тебя мы затеяли пляску. Приди, не задержись в пути! Не позорь меня, не то вырву твои волосы, вырву! – Он сделал вид, что рвет на себе волосы.– Кровь твою пролью. Эй, аллах! Эй, бог! Эй, Чалап! К вам с мольбой обращаюсь я. Дело начато во имя божие! В болото я ходил, в глубокое, предательское болото! Эй, великий свет! Тьму рассей, яви мне сокрытое. Всемилостивый – смилуйся! Дарующий – даруй! Смертоносный – умертви! По праву матери... По праву братьев одна лишь просьба к вам.– Дервиш, подбрасывая барабан, падал на колени, катался по земле, валился на спину, ставил барабан на живот. Он уже не кричал, а хрипел. Чтобы разобрать его слова, гости подошли ближе.– Вижу мост тоньше волоса, тоньше сабельного лезвия.– Помоги, барабан мой, конь крылатый на земле! Парусник мой в бурном море! На помо-о-щь! – Камаган внезапно замер и в изумлении огляделся, пораженный, что он все еще перед пещерой. Сморщенное худое лицо его покрылось испариной, с хрипом вздымалась и опускалась впалая грудь.

Баджибей робко спросила:

– Смилуйся, дервиш Камаган, есть ли весть о наших кровниках?

– Путь преградил мне шайтан с огненным хлыстом, эх, Баджибей! Подстегнул я коня, перескачу, думаю,– свалил он меня наземь! На дерево взберусь, думал, улечу,– стащил меня вниз, эх, Баджибей!

– Что же ты, несчастный Камаган? Где же твоя святость? Еще постарайся.

– Ничего с ним не сделаешь, Баджибей, пока всевышний не скажет, не прикажет: «Сразись и победи!»... Тсс! – Он поднес ладонь к уху.– Слышу голос: «Сразись!» Слышу приказ: «Победи!» Ага-а! – Он изо всех сил заколотил по барабану.– Прочь с моей дороги, проклятый шайтан! Убирайся, враг с бородой до колен! Прочь с дороги, железнозубый! Прочь, проклятый гяур с мечом из зеленого железа, с кнутом из черной змеи! – Дервиш пошел вперед, будто наступил на врага.– Я иду! – Он затопал ногами, словно топтал кого-то.– Раздавил и прошел! Радуйся, Баджибей! Я иду уже по долине. Взываю к тебе, эй, опора небес, Черная гора! Посылающая снег, дарующая дождь, чтобы зазеленели наши посевы, чтобы набрались силы наши кони! Охрани нас, охрани! – Он отбросил в сторону барабан, распустил кушак, надел его на шею, сунул папаху под мышку, обернулся к вечернему солнцу. Стуча себя кулаками в грудь, девять раз преклонил колена. И закружился вокруг огня.– Смилуйся, дающий нам тепло и пищу, очищающий душу огонь! Открой слепым глазам моим сокрытое! – Остановился, прислушался.– Зачем поднялся я на вершину, куда не залетают орлы, не забираются олени? Пришел искать наших кровных врагов... Кто я? Не бывает лани без шерсти, человека без имени. Дервишем Камаганом зовут меня... Клянусь черным орлом, белым гусем клянусь! – Он подбежал к высеченному из камня гусю, сел на него верхом.– Я отправился в путь, эй! Пролетел над самой высокой сосной! Вездесущий Камбер, покровитель барабанных мастеров! Покровитель корабелов, пророк Ной! К вам взываю... Покровитель пахарей, Адам! Покровитель кузнецов, Давид! Одна просьба к вам! Да пронзит мой белый гусь небо синее... И найду я, что ищу! – Дервиш приложил ладонь к глазам. Оглядел горизонт.– Смилуйся! Черные девы идут! Горе мне, горе! Убирайтесь, бесстыжие, убирайтесь! Не стелите зря постели. Да прольется свет и прогонит черных дев! Смилуйся, буря, явись в одеждах из красных туч! Хлестни пламенным кнутом! Поспеши на помощь! – Он ударил пятками по камню. Выхватил саблю, взмахнул ею. Припал к шее каменного гуся, точно увертывался от удара. Обессилев, опустил руки. Снова выпрямился.– Семь белых дев, вовремя подоспели вы! Прогнали, рассеяли черных дев. Лети предо мной, бог табунов орел! Веди меня за собой. Солнце в шапке собольей, священный бук златолистый, пастушья звезда в небесно-синем платье, есть просьба к вам... Смилуйтесь! Да откройте мне дороги, да не отнимется мой язык, не ослепнут мои глаза! Смилуйтесь, вижу! Переходят болото!.. Пьют воду из Сарыдере. Переходят обратно болото, пьют воду из Гремящего ключа! Коварные враги, закованные в латы, с жестокими сердцами и страшной славой! Долговязый и коротышка! Черный помощник чужеземцев. О господи! Я плохо вижу и плохо слышу! Высокие горные кручи. Глубокие ущелья и кровавые пропасти, взываю к вам! Не пропускайте их! Спеши на помощь, буря, к тебе взываю! Назовите имена наших кровных врагов. Да провалятся они в преисподнюю!..

Приставив ладони к ушам, дервиш подался вперед, вслушиваясь. Потом издал громкий жалобный стон и свалился с каменного гуся.

Женщины подтащили его к огню. Глаза у дервиша закатились, челюсти стиснуты, кулаки сжаты.

Мавро подбежал к лошадям, схватил деревянную флягу, побрызгал ему водой в лицо. Дрожа, как на морозе, со стонами и всхлипываниями Камаган постепенно пришел в себя.

– Ох, дервиш Камаган, назвала ли буря имена моих кровных врагов, чтоб им пропасть?

Дервиш рассеянно смотрел на Баджибей, напрягая память.

– Не сказала, Баджибей! Потому что враги ваши – люди нездешние, из чужих краев.

– Что же сделал мой Демирджан чужеземным людям? – Она повернулась к Мавро: – Что могла сделать им моя дочь Лия?..

Мавро смешался, опять подумал о рыцаре Нотиусе Гладиусе и тюрке Уранхе. Но решил, что лучше поговорить об этом с Керимом с глазу на глаз.

Баджибей, не заметив его растерянности, снова обернулась к дервишу:

– Как быть, спрашиваю, Камаган? Что делать?

– Пока ничего. Надо погадать на павлине, призвать лебединый дух, сесть на белую кобылу. От сегодняшнего дня отсчитай еще три, на четвертый – приходи.

– Могу ли надеяться, Камаган? Скоро ли я отомщу?

– Что сказал всевышний? «В лихую пору назови мое имя». Кто научил людей рыбу на крючок ловить, Баджибей? Охотиться на белок, приручать коней, ткать ткани из шерсти и хлопка, шить, косить? Кто научил, бестолковая Баджибей? И главное, кто научил их сделать колесо?

Баджибей опустила голову.

Мавро задумался. «Почему эта свинья рыцарь так долго расспрашивал о делах Эртогрул-бея?» Он со страхом глянул на дервиша. Сморщенные щеки монгола обвисли. Он все еще тяжело дышал. По земле пронеслась тень большой птицы... Костер давно догорел. Ветер играл углями. Вокруг не слышно было ни звука.

И вдруг тишину разорвал далекий стук барабана. Все насторожились. Бой барабана доносился из долины и будто стлался по земле. Сдерживая дыхание, они пытались разобрать значение сигнала.

Камаган первый понял, что это зов о помощи, и с громким воплем, эхом отдавшимся в скалах, бросился к барабану:

– Скорее, Баджибей! Благодарение всевышнему, низвели мы наших врагов с небес на землю! Скорее!

Камаган неистово заколотил в барабан сигнал «на помощь!». Гости его бросились к коням, сорвали с них торбы, затянули подпруги и помчались вниз, в долину. Теперь мужчины скакали впереди, женщины – сзади. И долго еще доносился до них крик Камагана:

– Проклятый враг напал! Держитесь стойко!

Отправляясь на ворожбу, они не взяли с собой ни луков, ни стрел. А ведь Каплан Чавуш всегда наказывал: «Кто хочет стать воином – да не ленится всюду носить при себе оружие. Сорок лет понапрасну его таскаешь, а однажды сгодится. Настоящий воин и в первую брачную ночь с оружием не расстается».

Первый сигнал барабана прозвучал со стороны деревни Дёнмез, и потому, спустившись в долину, они повернули к ней. Гром барабанов растекался по степи, как ливень. И только проклятое болото не издавало ни звука. Колышущиеся камыши, словно кокетливая продажная девка, завлекали в свои предательские объятия.

Чтобы заманить конокрадов в засаду, Осман-бей велел выпустить на деревенский выгон трех лучших боевых коней. И в помощь Торосу прислал дервишей-голышей под командой Пир Эльвана – они, как выяснилось, оказались настоящими воинами. Все крестьяне, способные держать оружие, денно и нощно были настороже, прислушивались к каждому шороху, не смыкали по ночам глаз.

– В этот раз не уйдут, Керим Джан.

– Не понял.

– В этот раз, говорю, не застанут нас врасплох, не ударят нам в спину!

– Выскочить бы на пригорок, посмотреть...

– Нельзя. «Любая тропа лучше бездорожья»,– говаривал мой покойный отец. Подстегни коня... Не то женщины догонят, опозоримся!

Дорога вилась среди невысоких холмов, скрываясь за частыми поворотами, и грохот барабанов то усиливался, то затихал.

Завтра в Сёгюте базарный день. По дороге тащились на торжище крестьяне из близлежащих деревень. Заслышав сигналы барабанов, они перепугались. И теперь при виде скачущих во весь опор всадников сходили на обочины. Жались друг к другу и не отвечали на вопросы Керима, когда он останавливался и пытался узнать у них причину тревоги.

Обогнув последний холм и выскочив в долину, они увидели у самых тростников небольшую группу людей: всадники спешились, склонились над землей.

Мавро взмахнул кнутом, но Баджибей остановила его:

– Погоди! Мы ведь без луков. Опасно подъезжать, не зная, что за люди. Пусть кто-нибудь скачет вперед один...

– Вижу поганого голыша Пир Эльвана! – не дав ей договорить, закричала Аслыхан.– Скорее, Баджибей! – И, не дожидаясь ответа, рванулась вперед. Остальные, пришпорив коней, пустились следом.

Подъехав, они увидели лежащую на земле дочь шейха Эдебали Балкыз. Она еще не пришла в себя. Здесь были одни мужчины, и потому никто не решался к ней притронуться. Баджибей и Аслыхан соскочили с коней.

– Эй, что случилось! Что с ней?

Пир Эльван с обнаженной саблей ходил вокруг девушки, отгоняя всякого, кто, как ему казалось, подходил к ней слишком близко. Он совсем потерял голову – отца родного, наверное, не узнал бы.

В его ушах беспрестанно звучал наказ Тороса: «Глаз с нее не спускай, Пир Эльван! Что случится, с тебя спрошу!»

– Назад, прикончу!

Узнав наконец Баджибей, он удивился и обрадовался.

– Ах, скорее сюда, Баджибей! Как Хызыр, в самое время подоспела.

– Что с ней? – Баджибей оглядела всех: из обители никого не было.– Что она делала здесь одна?

Аслыхан опустилась на колени, приложила голову к груди Балкыз и радостно вскрикнула:

– Она жива! Благодарение аллаху!

Баджибей топнула ногой.

– Где этот чертов Торос?

– В болото ушел, Баджибей!

– Зачем?

– Погнался за ворами.

– Какими ворами? Опять коней угнали?

– Да вот схватили ее.– Пир Эльван концом сабли указал на Балкыз.– Едва догнали, отбили.

– Аллах, аллах! Кто же это смерти своей ищет? По ошибке, что ли? За крестьянскую девку приняли?

Ведя в поводу хромую лошадь, подошел один из мюридов шейха, ответил за Пир Эльвана:

– У реки, когда они стирали, схватили сестрицу Балкыз! Разогнали кнутами женщин, кое-кому голову рассекли обухами сабель.

– Рехнулись, что ли? Поднять руку на дочь шейха Эдебали! Где теперь будут искать спасения? Разве что на небе...

– Не знаю.

– Небось гяурские воины? Нажрутся вина и не знают, что творят?

– Не гяуры, матушка,– вмешался Пир Эльван.– Обыкновенные разбойники – монголы.

– Монголы? – Баджибей, прищурив глаз, подумала: – Уж не свинья ли Чудар?.. Нет, ему не по зубам... Понять не могу...

Аслыхан брызгала в лицо Балкыз водой, которую лил ей на руки Мавро. Наконец та открыла глаза, испуганно огляделась. Узнав Аслыхан, с плачем бросилась к ней на шею. Баджибей со злостью спросила:

– Как же это случилось? Эх ты! И не стыдно, средь бела дня дала схватить себя чужакам! Как это вышло, спрашиваю?

Балкыз, всхлипывая, рассказала:

– Мы белье стирали, матушка Баджибей... Ворвались, как волки в стадо овец. Оторопела я. Долговязый какой-то схватил меня и погнал лошадь к броду через Сарыдере...

– Аллах, аллах! Ведь за рекой земли эскишехирского санджака. С пути, что ли, сбились?

– Не знаю. У брода увидели людей. С перепугу не разобрали издалека, что это крестьяне да торговцы, свернули вдоль болота. Когда барабаны загремели, попробовали раз-другой в болото сунуться – да броду нет. Дальше поскакали. И опять перепугались, увидев людей, что на базар шли... А кругом топь. Конь долговязого устал везти двоих. Свернули в кустарник. Спешились, пошептались о чем-то.

– На каком хоть языке-то?

– Не знаю такого. Ни разу не слышала.

– Не монгольский?

– Нет. Глаз они со степи не спускают. А наших увидели, опять по коням. Чуть не вытащила я нож у долговязого, да он начеку был. Скрутил меня, по затылку кулаком стукнул, чтоб у него руки отсохли! Дальше ничего не помню.

Баджибей обернулась к мюриду:

– А вы что видели? Как услышали?

– Слава аллаху, стряпуха с ними на реке была. Видит, пропала Балкыз, перевернула котел, схватила в руки скалку и заколотила, как в барабан. Мы услышали – и на коней. Стряпуха показала нам, куда они ускакали. Взяли след... Довел он нас до болота. Крестьяне да торговцы, вся эта шваль, сама знаешь, услышав бой барабанов, испугалась за свое добро. Кто верхами был, взвалил свой товар на лошадей, и дай бог ноги. Пешие свои торбы в болото попрятали, позорники!.. Спрашивает наш старейшина Дурсун Факы. А у них один ответ: не знаю ничего, не видал, не слыхал. Дурсун разозлился, огрел саблей плашмя одного-другого, сбил с ног. Видят – не ровен час и прикончит. Показали, куда разбойники поскакали. А мы... Сама знаешь, откуда у дервишей умение по следу идти? К счастью, наглецы оказались нездешними. Ткнулись пару раз в болото, пришлось вернуться. Спрятались в кустарник. Тут мы и след их потеряли. Пока метались туда-сюда, подошел пленник.– Он оглянулся по сторонам. Люди расступились. Пленник сидел на большом камне.

– Да это ты, Али-бей! – радостно крикнул Мавро, узнав морского сотника из Айдына.

Смущенный общим вниманием, пленник улыбнулся.

– Здравствуй, Мавро, как сюда попал? Как поживает сестра твоя, Лия? – Заметил, как исчезает улыбка с лица юноши. Обеспокоился: – Что-нибудь случилось?..

Мавро вспомнил о сестре, и руки у него опустились сами собой. Вода из фляги полилась на землю. Но он ничего не замечал. Понурив голову, подошел к пленнику.

– Вот я и говорю,– продолжал мюрид из обители,– растерялись мы. А пленник, оказывается, видел, как они в кустарнике скрылись. Сказал нам. Дурсун бросился было за ними, но пленник удержал его. «Подождите,– говорит,– помощи. Раз в болото они не пошли, не уйдут. Они лучше вас стреляют, убьют кого-нибудь или покалечат». Тут и Торос-ага из деревни подоспел. Видят бандиты, себе дороже... Выскочили из кустов, бросили сестру нашу Балкыз... Мы думали, мертва. А как поняли, что жива, Торос-ага поставил над нею вот этого джигита,– он кивнул на Пир Эльвана,– а сам...

Послышался стук подков. Все обернулись.

– Ей-богу, схватил бандитов Торос-ага! – хлопнул кто-то себя по колену.

Кони приближавшихся всадников были в грязи по самое брюхо. Торос, размахивая саблей над головой, кричал:

– Добрая весть, братья! Нагнал я подлецов! Теперь не уйдут – на небе достанем!

Баджибей поглядела на Тороса, потом на Дурсуна Факы.

– Чего же вы торчите здесь? Кто их возьмет, кроме вас? Кто, говорю я, безмозглый Торос?

– Не волнуйся, матушка Баджибей, на сей раз удача!

– Не ори! Кого ты оставил по следу идти? Кто сейчас в болоте?

– За болото не беспокойся, матушка Баджибей! Болото наше.

– Как это наше, раз там нас нет? Караджахисарские дикие буйволы, что ли, бандитов схватят?

– Будь спокойна, сейчас окружим камыши! – Он приказал Пир Эльвану: – Возьмешь с собою лучников, расставишь по краю камышей... Пусть стреляют в каждого, кто нос высунет из болота. Вот ведь какие дела, о аллах! Баджибей, знаешь, на кого мы наткнулись в болоте? На управителя Алишар-бея Перване Субаши.

– Перване Субаши? – удивилась Балкыз.– Так вот оно, оказывается, что... Теперь понятно...

Все обернулись к ней. Она замолчала, оборвав себя на полуслове.

Баджибей глянула на Дурсуна Факы. Но тот и не представлял себе, кто мог набраться наглости и украсть дочь шейха. К тому же он был плохим наездником, и от усталости в голове его все смешалось. Откуда было ему догадаться, что кроется за словами Балкыз. А Торос на них и внимания не обратил.

– Алишар-бей сегодня на охоту выехал вместе со своими джигитами,– довольный, рассказывал он.– Услышал гром барабанов, прискакал в болото. Послал Перване Субаши узнать, в чем дело. Слышим, кричит: «Эй! Эй!» Гляжу, Перване... Когда узнал он, в чем дело, разозлился, упаси аллах! Вы болото на нас оставьте, говорит, обложите только другую сторону. Не выйдут теперь бандиты из болота, матушка Баджибей, не выйдут! Не провести им Перване Субаши.– Торос взмахнул саблей.– Вперед, Пир Эльван! Айда, джигиты, на кабанью охоту!

Конные и пешие воины тронулись вдоль тростниковых зарослей. Баджибей успокоилась, поверила, что бандиты, похитившие девушку, на сей раз не уйдут.

Аслыхан, не моргая, глядела на Балкыз. И когда та снова потупила взгляд, тихо спросила:

– Что тебе понятно?

– Ничего, так просто...

– Что поняла, говорю? Как про Перване Субаши сказали, сразу что-то поняла?..

Баджибей не спускала с них испытующего взгляда. Балкыз вздрогнула и шепотом попросила:

– Подыми меня, ох, Аслыхан! Скажу по дороге.– А когда подошла Баджибей, громко сказала: – Возьми меня с собой, матушка Баджибей! От страха сердце чуть не разорвалось.– И, прикусив губу, снова заплакала. Баджибей закричала:

– Куда же вы подевались, Керим Джан?! Мавро! Померли, что ли, бездельники! Где конь для Балкыз?

Мавро тотчас подбежал со своим конем.

– Вот, матушка. А я вас догоню.

Он подвел коня к девушке. И Балкыз взлетела в седло, даже не воспользовавшись предложенной Мавро помощью.

Девушкам удалось обогнать Керима и Баджибей и оставить их далеко позади. Аслыхан распирало любопытство.

– Ну, говори, Балкыз! Что стало тебе понятно, когда ты услышала имя Перване?

Балкыз снова отвела глаза. Она уже придумала, как ответить на этот вопрос.

– Да так, ничего...– Она облизнула пересохшие губы, натянуто улыбнулась.– Просто услышала его имя... обрадовалась. Вот и сказала: «Понятно». Хотела сказать: «Поймают, значит»...

– Смотри, Бал-хатун! Кто не жалуется, тот лекарства от беды своей не найдет и с нею не справится. Одна голова хорошо – две лучше. Надо знать, что поняла ты, иначе может тебе же самой все боком выйти. Да и Баджибей не из тех, кто забывает услышанное. Не станет простой человек умыкать дочь шейха Эдебали. Пока не скажешь правды, отец не оставит тебя в покое...

Аслыхан пыталась по лицу подруги догадаться, о чем она думает. А Балкыз никак не могла решиться: сказать ей все как есть или отделаться намеком.

– Во всем виноват ваш бей, Кара Осман! – проговорила она.

Аслыхан удивилась:

– В чем же? Бог с тобой, Балкыз! – Она подумала, что Балкыз хочет обвинить в случившемся Осман-бея, и чуть не умерла от страха.– Ошибаешься, Балкыз, у нас такими делами не занимаются. Кара Осман-бей тут ни при чем.

– Очень даже при чем!

– Как же так?

Балкыз оглянулась – не услышал бы кто! И с обидой в голосе сказала:

– Весть я послала Осман-бею, чтоб приехал просить меня у отца. Был удобный случай...

– А разве он не приезжал? – Удивление Аслыхан росло.– Разве не просил?

– Конечно, не просил.– Губы у Балкыз задрожали.– Сама весть послала. Забыла о стыде...

– Так Осман-бей места себе не находил от радости! Как сумасшедший бросился за тобой.

Балкыз резко обернулась.

– Куда же он бросился, если у нас не был? И сватов не послал...

– Послал! Сел на коня, поскакал к воеводе Иненю! Аллах, аллах! Разве бей эскишехирского санджака не приезжал тебя сватать?

– Приезжал.

– А разве отец твой опять не отказал ему?

Глаза у Балкыз расширились. Она с трудом проговорила:

– Помилуй, сестрица! Неужто Алишар был сватом? Ох, горе мне! Какой позор!

– А ты ждала, что сам султан из Коньи сватом к тебе приедет? – Аслыхан нахмурилась.– Рехнулись вы все там в Итбуруне?..

– Пощади, Аслы! Но ведь Алишар-бей за себя просил... Даже имени Осман-бея не произнес.

– Что-о-о? Взбесился он, что ли? Смерти своей ищет несчастный Алишар или думает шило в мешке утаить. Ну и подлец! Кара Осман-бей теперь с ним и рядом не сядет.

Балкыз приходила в себя. Глаза ее засветились радостью. Сладко заныло сердце. Как она мучилась, думая, что Осман-бей не пожелал прислать сватов!

– Ох, Аслыхан! Не наврала ли все? Правда это?

– Что значит наврала? Осман-бей прибежал к нам в дом среди ночи, как только услышал весть от ашика Юнуса Эмре. Чуть не свихнулся от радости. На следующий день послал Керима гонцом к воеводе Нуреттину, следом сам собрался. Приезжает, а Алишар и говорит: «Недобрые вести, Осман-бей. Упирается шейх Эдебали». Что за человек, говорит, Осман-бей? Снова посылает свата туда, откуда уже однажды с пустыми руками вернулся. Неужто у туркменов бесчестие в обычай вошло? Я, говорит, чуть от стыда сквозь землю не провалился...

– Ах подлец, чтоб его разорвало!

– Орхан-бей Кериму рассказывал: «Видел бы ты моего отца! Побледнел. В лице ни кровинки. Головы не смел поднять, бедняга. Разговор-то шел при воеводе Нуреттине и кадии Хопхопе. Ведь не только сам унизился, но и свата унизил. А потом обнял Алишара и говорит: «Прости меня, братец. Во второй раз тебя послал, потому что из обители весть пришла. А они, выходит, смеются над нами». Встал и ушел. Плачешь вот теперь, глупенькая, не разобрав, кто прав, кто виноват, на Осман-бея осерчала...

– Ох, горе мне! Я ведь думала, не просил он меня.

– Вот глупая! – Она вдруг испугалась.– Говоришь, Алишар за себя просил?! Забыл, что самого сватом послали? А что, если б отец твой согласился?

– Сыну Эртогрула прежде отказал! Неужто отдал бы за Алишара? В ноги упал Алишар, умоляя, а отец мой этого не любит. Под конец совсем ошалел Алишар. Калым предложил. Отец помрачнел. Мы, говорит, не на базаре, Алишар-бей.

– Вот свинья! Неужто надеялся скрыть все от Осман-бея и избежать его гнева? Просто в голове не укладывается. Может, он вином опился в доме воеводы?

– Не знаю.

– Но где же это видано, чтобы человека сватом послали, а он за себя просил? – Она остановила коня.– А ну-ка посмотри мне в глаза. Недаром говорят: нет дыма без огня! Увивался за тобой этот негодяй Алишар? Хочешь выйти за Осман-бея, так не скрывай ничего. А дело твое скверное... Раз девушка позволила умыкнуть себя, никто ее замуж, не разобравшись, не возьмет. А Осман-бей и подавно.

– Смилуйся, сестрица Аслыхан! Ох, горе мне!

– Что пользы плакать-то? Отец мне всегда наказывает: «Пристал к тебе кто, тотчас должна мне рассказать, старшему брату, родственникам или на крайний случай моим друзьям. Все вы думаете своим умом да бабьими советами обойтись, чтоб мужчины головы свои в огонь не совали. А выходит только хуже. Такое пятно может лечь на женщину – караваном мыла не отмоешь!..» Так что говори правду!

– Правду говорю, сестра! Видел меня как-то Алишар в Эскишехире на свадьбе старейшины ахи. Вызнал через старейшину, согласится ли отец отдать меня за него. Отец велел отказ передать.

– Этому отказ, тому отказ. Чего хочет отец твой? Выдать тебя за сына какого-нибудь шейха?

– Алишару не отдал – знал его слабость к женщинам да к вину. А с тех пор как кадий Хопхоп заявился, стал Алишар в деревне деньги в рост давать.

– Да ведь это гяурство! Вера наша запрещает ростовщичество. Кто этим занимается, гореть тому вечным огнем в аду.

– Не ищи ты в них страха божьего. Выкопал и для этой пакости оправдание в коране кадий Хопхоп. Мало того, за долги заставил сипахские тимары да крестьянские земли на себя засевать, будто свои собственные.

– Да что ты! А султан узнает?

– Кто аллаха не боится, с султаном и подавно не посчитается. Вот мой отец и отказал им. Взбесился тогда Алишар, всякий стыд потерял. Стал подсылать в обитель к нам разных вещуний. Чего я только не натерпелась! Услышу, бывало, гости идут, не знаю, куда спрятаться. В отцовском-то доме! Золото посылали, бриллианты. Совали мне в руки разные амулеты, приворожки.– Она всхлипнула.– Если б не измучили меня... Разве решилась бы я своим умом...

– А не предал бы нас сват, отдал бы на сей раз тебя отец за Османа?

– Не знала бы, что отдаст, не послала бы весть.

– Откуда знаешь, что отдал бы?

– У матери выведала. «Что ж,– сказал отец,– если аллах повелит, пусть их женятся!»

– Какой же негодяй Алишар! Столько лет за друга и брата принимал его Осман-бей, а он змеем оказался.– Немного подумав, она сказала: – Все, что случилось с тобой,– дело рук Алишара! Кроме этой собаки, никто не решится поднять руку на дочь шейха Эдебали. Ну ладно, а что скажешь дома?

– Что же еще? Последую совету отца твоего, Каплана Чавуша. Расскажу все, как было.

– Правильно.

– Расскажу все. Пусть передаст Осман-бею.

Они оглянулись на стук подков. Их догонял Мавро. Балкыз, которой не терпелось поскорее попасть домой, пришпорила голыми пятками старую кобылицу.

Керим пытался догадаться: кто мог осмелиться умыкнуть дочь шейха Эдебали? И не причастны ли эти воры к убийству Демирджана и Лии? Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил беспокойство на лице догнавшего их Мавро.

– Отстань немного! – негромко сказал тот, переводя дыхание.

Керим не понял.

– Отстать? Зачем?

Баджибей ехала задумавшись, отпустив поводья. Лицо у нее было мрачное... Керим укоротил повод, придержал коня. Конь, которого Мавро взял в деревне Дёнмез, был весь в мыле.

– Загнал скотину,– заметил Керим.

– Боялся, не успею нагнать вас до обители.

Керим огляделся: вот-вот должна была показаться обитель.

– Где же ты был до сих пор?

– Нашел в деревне коня и собрался было в дорогу, но пленник меня задержал,– тихо отвечал он, поглядывая на Баджибей, которая ехала немного впереди них.– Слава богу, теперь, кажется, выяснилось, кто наши кровники, Керим Джан! – И он коротко рассказал все, что знал. Начиная с приезда рыцаря Нотиуса Гладиуса в караван-сарай. О том, что произошло там ночью и утром, когда он ушел на охоту, Мавро узнал от пленника.

– Нечего теперь гадать, Керим Джан. Это они. Ночью рыцарь с сотником Уранхой говорили о каких-то конях. Пьяные были оба. Не понравилось это пленнику. Решил: проходимцы, не иначе.

Когда я утром на охоту ушел, проследил он за рыцарем. И если б сестра моя, Лия, не напугала френка отравленным кинжалом, прикончил бы его пленник.– Мавро вдруг ударил себя по колену.– Постой, постой! Ах, черт бы меня побрал!

– Что еще?

– Вспомнил! Еще в караван-сарае рыцарь Нотиус, услышав вопль монаха, прокатившийся по ущелью, спросил меня: «Собака Бенито, что ли?» Теперь тебе ясно?

– Нет.

– Я еще тогда подумал: откуда френк с далекого острова знает имя живущего в пещере монаха? Удивился, а потом позабыл об этом.– Он стукнул себя кулаком по лбу: – Ах, пустая моя голова! Ослеп, видно, я от его посул! Ведь потом делали вид, будто не знают друг друга. А пленник видел тюрка Уранху и монаха Бенито вместе. Вино они пили на дороге к Гремящему ключу... Погоди, погоди! Ах, чтоб меня разорвало, глупца!

– Еще что-нибудь?

– Ты Гремящий ключ знаешь?

– Нет.

– Рыцарь спрашивал у меня про этот ключ. А в знойную пору там всегда располагается банда Чудароглу.

– Ну и что?

– Как что? К кому краденых коней здесь отводят?

– Не знаю.

– А я знаю. Прямо к Чудару. Слава богу, Керим Джан, нашли мы наших кровников! Руку готов на отсечение дать! Пришли они коней воровать. Увидел рыцарь сестру с Демирджаном – яростью подавился: самого-то она отвергла... И еще пленник сказал: «По виду вроде похожи те, кто девушку украл, на тех, кого видел я в караван-сарае». Кто, кроме этих безумцев, поднимет руку на дочь шейха Эдебали? – Он помолчал.– Послушай меня, приятель! Вот что мы сделаем... Сегодня или завтра ночью я схожу к караджахисарцам.

– Брось! На кол посадит тебя Фильятос! Будь уверен – ни с чем не посчитается! К тому же есть твердый наказ Осман-бея: никому не ходить в земли караджахисарского властителя.

– Откуда Осман-бей узнает? Схожу и вернусь. Те, с кем говорить буду, не выдадут меня Фильятосу.

– Нельзя! Клянусь аллахом, скажу Осман-бею.

Мавро знал: Керим не станет зря давать клятвы. Задумался.

– Хорошо, не пойду, но давай договоримся.

– О чем?

– Ни слова об этих двух мерзавцах Орхан-бею.

– Почему?

– Он отцу расскажет. А Осман-бей подымет воинов. Нотиус и Уранха жестокие и, значит, трусы. Почуют недоброе – поминай как звали. Если даже Осман-бей заманит их в ловушку и прикончит – мы ведь все равно в стороне останемся...