Текст книги "Похищенная"

Автор книги: Келли Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– У меня есть и другие дела, милая. Не сочтите это за грубость. Я ни в коем случае не оставляю вас в беде: с помощью Пейдж вы выберетесь отсюда и без моего участия. Но кое-кто нуждается во мне гораздо больше: здесь держат еще одну ведьму, совсем еще девочку.

– Саванну?

– Вы с ней встречались?

– Только видела.

– Это ужасно! – От негодования Рут с трудом давались слова. – Просто ужасно… Она совсем ребенок! Каким же черствым нужно быть… Я обязана ей помочь.

– Вы сможете вызволить ее отсюда?

Молчание. Я решила, что кто-то появился в коридоре, но Рут все-таки ответила:

– Как ни печально, помочь вам, ей и всем нашим собратьям по несчастью не в моих силах. Что я действительно могу сделать – так это передать девочке навыки, которые понадобятся ей для выживания. Сейчас она знает только самые элементарные заклинания, а этого явно недостаточно – нужно научить Саванну новым, ускорить ее развитие. В других обстоятельствах я бы не пошла по такому пути… но раз уж выбор стоит между этим и гибелью… Простите меня, милая. Ни к чему вам все эти подробности. Скажу только, что большую часть времени буду занята ребенком, однако на связь с вами буду выходить при первой возможности. А теперь слушайте, что нужно сделать, чтобы Пейдж к вам пробилась.

Рут рассказала, как подготовиться к телепатическому сеансу. Если вкратце, рекомендации сводились к простому: «Будь восприимчивей». Ничего особенно сложного. Если вдруг возникнет головная боль, нужно не просто терпеть, а максимально расслабиться и очистить рассудок от мыслей. Остальное сделает Пейдж. Рут попытается войти с ней в контакт – сообщит, что обе мы живы, и подскажет, как преодолеть защитное поле. А уж я потом скажу Пейдж, как выйти на Джереми.

– И вот что, – добавила Рут, закончив. – Хочу вас предупредить: ничего не говорите Пейдж о дочке Евы. То есть о Саванне.

– Они друг друга знают?

– Нет. Ева уехала от нас еще до рождения ребенка. Пейдж вряд ли ее помнит – сама была совсем крохой. Ева ни с кем тесно не общалась, но это не имеет значения. Если Пейдж узнает, что здесь держат молоденькую ведьму, то кинется ее спасать. А если не сумеет… – Рут глубоко вдохнула. – Пейдж никогда себя не простит.

– Ничего. Я возьму Саванну с собой.

Рут помолчала. А когда заговорила, голос ее был исполнен страдания.

– Вы не должны сейчас думать о девочке. По крайней мере пока… Я научу Саванну всему, что знаю, а вы подумайте о собственном спасении.

– А как же вы?

– Это несущественно.

– Несущественно? Я вас здесь не…

– Выполняйте свой долг, Елена. В настоящее время вы важнее всех нас. Вы знаете в лицо похитителей, имеете представление о комплексе. Эти сведения помогут другим избежать угрозы в будущем. Кроме того, ваш побег гарантирует помощь Стаи. Если же попытка провалится… нет, такого не произойдет. Вы обязательно сбежите, и Стая остановит этих людей, не допустит новых похищений. А когда вернетесь – вот тогда настанет время позаботиться о девочке. Если… когда вы ее освободите, сразу езжайте к Пейдж. Это очень важно. Я научу Саванну таким вещам, что только Пейдж сможет держать ее в узде. Очень на это надеюсь… – Она на время умолкла. – Не надо мне сейчас об этом беспокоиться. Важно…

Она снова умолкла на полуслове.

– Кто-то идет. Как смогу, свяжусь с вами. Готовьтесь к разговору с Пейдж.

– «Когда часы пробьют дважды, явится второй дух».[22]

Рут хихикнула.

– Бедняжка, должно быть, все это так странно для вас… Но держитесь вы молодцом. А сейчас поспите. Доброй ночи.

ОТВЕРГНУТАЯ

На следующее утро Бауэр принесла мне завтрак, прихватив и кружку кофе для себя. Мы уселись за стол, и когда было покончено с необходимыми формальностями («Как завтрак? Хорошо ли спалось?»), я сразу перешла к делу:

– Позвольте мне побеседовать с Рут…

Я говорила не поднимая глаз, с самой подхалимской интонацией, какую смогла из себя выжать. Гордость моя жестоко страдала, но в ту минуту меня заботило кое-что поважней вопросов чести.

– К сожалению, доктор Матасуми и полковник Такер считают, что это небезопасно, и убедить в обратном их не удается.

– Как она? Расстроена и подавлена?

После паузы Бауэр кивнула.

– Немного. Ей почему-то труднее адаптироваться к здешней обстановке, чем большинству.

– Если она увидит знакомое лицо…

– Нет, Елена. Я не могу вам помочь. Пожалуйста, больше не просите.

Я сжевала дольку яблока.

– Ну ладно, а если это буду не я? Рут очень обрадуется встрече с Саванной.

Бауэр в задумчивости стучала ноготками по кружке.

– Знаете, неплохая идея… Но вопрос безопасности остается в силе.

– А почему? Саванна еще не до конца овладела своими способностями. Со мной все ясно – да, мы с Рут можем войти в заговор, прекрасно вас понимаю. Но вряд ли Саванне известны такие заклинания, которых не знает Рут.

– Вы совершенно правы. Я поговорю с Матасуми. Мы с доктором Кармайкл очень беспокоимся за Рут. Пожалуй, встреча с Саванной – это как раз то, что ей сейчас нужно. Очень мудро с вашей стороны подумать об этом, Елена.

Значит, я теперь мудрое создание? Само собой – главное, никаких задних мыслей…

– Лучше и для Саванны, – продолжала я. – Ведь после смерти матери ей не с кем было поговорить.

Бауэр вздрогнула. Отлично, Елена! Чувствительный удар, и притом ниже пояса. Пришлось поспешно извлечь занозу, пока рана не загноилась. Я, как-никак, теперь мудрая… а также должна втереться в доверие к Бауэр.

– Мне понравилась вчерашняя вечеринка с Лией! – соврала я. – Спасибо вам.

– Елена, я сделаю для вас все, что в моих силах. Я понимаю, вы сейчас… не в самых лучших условиях.

– Могло быть и хуже. Правда, если я к следующей неделе отсюда не выйду, то завалю все сроки по текущим статьям. Наверное, вы меня не отпустите…

Бауэр чуть заметно улыбнулась.

– Простите, Елена, ничего обещать не могу.

– За это надо выпить. – Я прикончила остатки апельсинового сока. – Вчера, когда мы говорили о работе, я забыла спросить, чем занимаетесь вы сами. Ведете семейный бизнес, наверное? Бумага, печатная продукция?

– Угадали. Несколько лет назад мой отец отошел отдел, так что компанию теперь возглавляю я.

– О-го-го!

Вялая улыбка.

– Восхищаться тут особо нечем. Я оказалась на этом посту только потому, что мой отец имел несчастье зачать всего двоих детей. Уходя в отставку, он передал руководство компанией моему младшему брату. Брат фактически стал единственным владельцем компании, однако эта ноша оказалась для него непосильной, и в девяносто восьмом он покончил с собой.

– Мои соболезнования.

– Я автоматически все унаследовала – к великому неудовольствию отца. Если бы после смерти брата его не хватил удар, он бы взял бразды правления обратно в свои руки, лишь бы не доверять их женщине. Как я уже сказала, у нас почтенная семья и давний бизнес… Единственное предназначение дочери – выгодно выйти замуж, чтобы в совет директоров влилась свежая кровь. Номинально управляю компанией я, но на деле моя роль очень скромна. Я всего лишь женщина – достаточно молодая и привлекательная, чтобы появляться на всех официальных мероприятиях и демонстрировать миру, что семья Бауэров движется в ногу со временем. Всю работу за меня выполняют директора и вице-президенты. Они думают, мне не справиться. Им безразлично, что я намного умней брата, честолюбивей, целеустремленней… Да вам, наверное, все это хорошо знакомо.

– Мне? Да не совсем…

– Но ведь вы единственный оборотень женского пола! Неглупая, волевая женщина, которая отобрала у мужчин последнее их исключительное право… В Стае все обращаются с вами, как с младшенькой сестричкой, правда?

– Нет, они совсем не такие.

Вдруг стало тихо. Я подняла на Бауэр взгляд. Она смотрела на меня с довольной улыбкой, словно именно это и хотела услышать.

– Так вас в Стае уважают?

Я пожала плечами, надеясь, что довольства в ее улыбке поубавится, – но ошиблась: Бауэр напряженно подалась вперед.

– Вы ведь на особом положении, правда? Как единственная самка.

– Не сказала бы.

Она разразилась торжествующим смехом.

– Я разговаривала с оборотнем, Елена. Патрик Лейк все о вас знает. Вы представляете вожака Стаи и можете вести переговоры от его имени. Более того, в его отсутствие вы вправе принимать решения.

– Я всего лишь посредник. Что касается дворняжек, то я чаще занимаюсь не политикой, а элементарной зачисткой.

– Но вам доверено говорить от лица Альфы. В вашем мире это чудовищная власть. Верная помощница главного оборотня и любовница второго по старшинству. И все потому, что вы единственная самка.

Она снова улыбнулась, точно и не понимая, как оскорбила меня сейчас. Мне хотелось сказать ей, что мы с Клеем полюбили друг друга еще до того, как я стала «единственной самкой оборотня»; что свое положение в Стае я заработала потом и кровью. Однако глотать наживку было ни к чему.

Бауэр вдохнула поглубже и продолжила:

– Знаете, что угнетает меня больше всего, Елена?

Я подумала, не выдать ли ей подробный список. Хотя нет, она моих усилий не оценит.

– Моя жизнь полна скуки. Я не хозяйка своей жизни, по рукам и ногам связана работой, которой мне толком не дают заниматься. Да, преимуществ тоже масса – уйма свободного времени и денег… Я пробовала заняться альпинизмом, горными лыжами, дайвингом – всего и не перечислишь. Чем дороже и опасней, тем лучше. Но, признаюсь, я по-прежнему несчастлива. Жизнь не приносит мне удовлетворения.

– Да?

За глазными яблоками закопошилась боль.

Бауэр наклонилась ко мне.

– Я хочу большего.

– Этого нелегко…

– Я заслуживаю большего.

Не давая мне времени ответить, она встала и с достоинством прошествовала к двери, словно примадонна, только что давшая лучшее в своей жизни представление.

– Что бы это значило, черт побери? – пробормотала я себе под нос.

Голова болела все сильнее и сильнее. Что-то я совсем развалиной стала. Спина в синяках, дырки в животе, теперь еще это… Я опять подумала о Бауэр. Все, хватит с меня ваших проблем, дамочка, пора мне взяться за свои собственные. Я усмехнулась и тут же охнула: от усилия по черепу прошел болевой разряд. Массаж шеи не помог – стало хуже. Я улеглась на кровать, и свет ударил по глазам, как огонь. Проклятие! Сейчас не время для головной боли – столько еще нужно сделать! Закончить завтрак, отскрести следы крови с футболки, спланировать побег из этой клоаки и расстроить коварные планы злодеев. График довольно плотный, особенно если сидишь в тюремной камере глубоко под землей.

Я заставила себя подняться с кровати. От резкого движения будто сотни крохотных иголок вонзились в глаза. Головная боль, говорите? Что ж, учитывая обстоятельства, ее появление не удивляет. Потирая ладонью загривок, я потащилась в душ.

– Елена?

Я обернулась. В камере никого.

– Рут, это вы? – спросила я и тут же осознала, что это не она. В прошлый раз все слова Рут доносились до меня очень ясно, а этот голос я скорее чувствовала, чем слышала.

– Елена? Ну же!

Вот теперь я улыбнулась, потому что даже на пределе слышимости уловила знакомые интонации. Пейдж – как всегда, недовольная. Закрыв глаза, я приготовилась ей ответить и вдруг поняла, что не знаю, как это делается. С Джереми все было совсем по-другому – во сне я и видела его, и слышала: все как в обычном разговоре. А здесь? По сути – пресловутые «голоса в голове», хорошо знакомые психиатрам. Чем-чем, а слуховыми галлюцинациями я никогда не страдала. Ну и как же теперь быть? Мысленно сформулировав ответ, я принялась ждать.

– Ну… ена. Отвечайте!..

Понятно: она меня не слышит, и связь сейчас оборвется. Я сосредоточилась и представила, будто выговариваю нужные слова. В ответ молчание.

– Пейдж? – произнесла я вслух. – Вы здесь?

Тишина. Я мысленно окликнула ее. Никакого результата. Сгусток боли в голове рассасывался, и я запаниковала. Неужели связь больше не вернется? Что, если телепатический контакт мне вообще не по силам? Сконцентрируйся, черт возьми! Как там меня учила Рут? Расслабься, очисти сознание. В голове у меня ясно, спокойно… ну, если не считать раздражения, сотрясающего мозг. Сконцентрируйся, сконцентрируйся! Очень плохо. Чем больше я старалась, тем сильнее был страх, что ничего не получится. Я только взвинтила себе нервы, а голос Пейдж пропал. Ладно, забудь. Ступай в душ, а потом попробуй расслабиться. Пейдж попытается еще раз… во всяком случае, я очень на это надеялась.

Мои надежды оправдались часа через два. Я лежала на кровати и в полусонном состоянии перелистывала какой-то скучный журнал. Наверное, лучше условий для телепатического контакта и не придумаешь. Услышав голос Пейдж, я ответила ей автоматически – не открывая рта.

– Отлично, – сказала она, – …оттуда.

– Я вас почти не слышу!

– Это потому… вам не… опыта.

Догадаться, о чем она толкует, было нетрудно. Я не слышу ее, потому что никогда прежде этим не занималась, а ее собственная неопытность тут совершенно ни при чем. Кто бы сомневался.

– …Рут?

– С ней все нормально.

– Хорошо. – Голос зазвучал четче и громче, словно добрые вести как-то повлияли на качество связи. – А вы сами как?

– Выживаю пока.

– Хорошо. Тогда подождите.

– Чего?..

Поздно, связь оборвалась. Я опять одна. Черт бы ее побрал.

Через двадцать минут:

– Ну все, я снова здесь.

Пейдж. Как и в прошлый раз, она с легкостью установила контакт – видно, потому, что я его не ожидала.

– Вы готовы? – спросила она.

– К чему?

Пол ушел у меня из-под ног. Я перегруппировалась, чтобы не упасть, однако подо мной ничего не было. Никакого пола… и никакой «меня». Мозг сформулировал приказ мышцам и отправил его куда-то… в пустоту. Сознания я не теряла, но меня окружал кромешный мрак. Мозг буквально взбесился, отдавая телу команды: «Двигайся, гляди, нюхай, слушай, кричи!» И ничего. Тело просто исчезло. Я не могла ни видеть, ни слышать, ни говорить… Каждую клеточку мозга охватила паника. Чистый животный ужас…

– Елена?

Я слышу что-то! Рассудок вцепился в это слово, как в спасательный круг, и вынырнул из моря безумия. Кто это говорит? Пейдж? Нет, не она. Голос мужской. Душа моя узнала его и встрепенулась, пока мозг пытался что-то там сообразить.

– Джереми?

Его имя я не представила, а именно произнесла. Но мои губы не двигались, и голос мне не принадлежал. Пейдж.

Сперва я различила свет, потом размытую фигуру перед собой. После этого что-то будто щелкнуло, и картинка стала четкой. Я сидела в какой-то комнате, а Джереми стоял передо мной.

– Джер?

Слово мое, голос Пейдж. Я попыталась встать. Ничего не произошло. Посмотрев вниз, я увидела руки – они лежали на подлокотниках кресла… но это были не мои руки. Пальцы короче, кожа нежней, серебряные колечки… Подняв взгляд, я увидела каштановые кудри поверх открытого темно-зеленого сарафана с узором из ландышей. Открытое платье? Это точно не мое тело.

– Елена? – Джереми присел передо мной на корточки – или перед кем там? – и нахмурился. – У нее получилось? Ты здесь, родная?

– Джер? – только и могла я повторить.

Краем глаза мне было видно, как двигаются мои… как двигаются ее губы, но никаких ощущений при этом не возникало. Очертания предметов казались искаженными, словно я смотрела на комнату сквозь видеокамеру, расположенную под каким-то диким углом. Я попробовала подняться чуть выше, однако снова ничего не произошло. Эта беспомощность пугала. Наверное, так чувствуют себя парализованные… Сердце заколотилось в груди. Я воспринимала этот факт рассудком: какая-то часть меня помнила, как нормальное тело реагирует на страх. Сердце должно колотиться, даже если его у тебя нет…

– Что… – начала я и тут же замолчала, настолько чуждым показался моим ушам этот голос. Каким-то… проглоченным. – Где я? Кто я? Я не чувствую своего тела!

На лицо Джереми набежала тень.

– Она что, не… – Он что-то пробормотал себе под нос и, уже спокойнее, начал снова: – Пейдж тебе ничего не объяснила?

– Что? Что происходит?!

– Она перенесла тебя в свое тело. Ты можешь видеть, слышать, разговаривать, но не двигаться. Она тебя не предупредила?

– Нет, она швырнула меня в какое-то чистилище, а очнулась я уже здесь. Выпендрилась, называется.

– Я все слышу, – раздался эхом голос у меня в голове. Пейдж.

– Она тоже тут, – сообщила я Джереми. – Ну, там. Где-то. Подслушивает.

– Я не подслушиваю! – возмутилась Пейдж. – Вы сейчас в моем теле. Куда, по-вашему, мне деваться? И я не выпендривалась. Вы хотели поговорить с Джереми, вот я и устроила вам сюрприз. Перемещение должно было пройти без помех, но, видимо, из-за вашей неопытности…

– Моей?! – перебила я.

– Не обращай на нее внимания, – велел Джереми.

– Это я тоже слышала, – произнесла Пейдж чуть тише.

– Ну как ты там? – спросил Джереми и взял меня за руку. Я могла только смотреть на это, ничего не ощущая. Душу пронзило чувство утраты.

– Мне одиноко.

Ответ удивил меня саму, и продолжила я не так трагично:

– Нет, компания у меня есть. Кажется, я здесь самый популярный «гость». Но… Я…

Глубокий вдох. Соберись, Елена. Джереми сейчас меньше всего нужно видеть тебя на грани нервного срыва. Да что такое со мной?

– Я измотана. Плохо сплю, мало ем, почти не двигаюсь – вот и стала какой-то нервной. Наверно, изоляция сказывается. Физически со мной все в порядке. Меня не пытают, не бьют, голодом не морят. Так что справлюсь.

– Знаю. – Джереми пододвинул к себе стул. – Ты готова все обсудить?

Я вкратце обрисовала ему ситуацию: рассказала про Бауэр, Матасуми, кое-что сообщила об охране, а также о Ксавьере, Тесс и Кармайкл; описала, насколько смогла, устройство тюремного комплекса, назвала всех заключенных – вовремя вспомнив о молчаливом присутствии Пейдж и умолчав о Саванне.

– Меня волнует только одно – как вытащить оттуда тебя, – подчеркнул Джереми, когда я закончила. – Другие нас не касаются.

– Знаю.

– Как ты там держишься?

– Нор…

– Только не говори «нормально», Елена.

Я помолчала.

– А Клей… здесь? Можно я с ним поговорю? Хотя бы пару минут. Я знаю, на болтовню у нас времени нет. И все-таки мне хотелось бы…

Джереми молчал, Пейдж что-то пробормотала. Меня охватила тревога.

– С ним все хорошо? Ничего не случилось?

– Он жив и здоров, – ответил Джереми. – Я понимаю, тебе хочется с ним поговорить, но сейчас… не самое подходящее время. Он… спит.

– Спит?.. – начала я.

– Я не сплю, – прорычал голос с противоположной стороны комнаты. – Или сплю не по своей воле.

Подняв взгляд, я увидела в дверном проеме Клея – волосы взъерошены, глаза мутные от большой дозы снотворных. Он ввалился в комнату, как медведь, только что очнувшийся от зимней спячки.

– Клей!

Мое сердце билось так часто, что я едва выговорила его имя.

Он остановился и сердито на меня посмотрел. Слова, застряли комком в горле; я проглотила их и попробовала снова.

– Опять от тебя одни неприятности? – спросила я, пытаясь казаться веселой. – Что ты такое натворил, раз Джереми тебя снотворным накачал?

Эту мину на его лице я видела миллион раз, и никогда прежде она не предназначалось для меня… Презрение. Он шевельнул губами – хотел что-то сказать, однако решил в конце концов, что я того не стою, и обернулся к Джереми.

– Кл… – Я не смогла договорить. Живот у меня окаменел. Не хватало дыхания, голос сходил на нет. – Клей?

– Сядь, Клейтон, – проговорил Джереми. – Я разговариваю с…

– Вижу я, с кем ты разговариваешь. – Его губы дрогнули, и он мельком глянул в мою сторону. – И не понимаю, зачем ты тратишь на нее время.

– Он думает, что ты – это я, – прошептала Пейдж.

В глубине души я это знала – но легче не стало. Он так смотрел на меня… Не важно, кого Клей видел перед собой, смотрел он только на меня. На меня.

– Это не Пейдж, – произнес Джереми. – Это Елена. Пейдж всего лишь посредница.

Выражение на лице Клея не изменилось, не смягчилось ни на секунду. Он перевел на меня взгляд, в котором не было ничего, кроме бесконечной неприязни.

– Это она тебе сказала? – бросил он. – Я знаю, ты без внимания к своей персоне не можешь, но это слишком подло, Пейдж. Даже для тебя.

Он зло усмехнулся, и глаза его выразили то, что я всегда боялась в них увидеть – презрение, с которым он относится только к людям. Этот взгляд порой снился мне в кошмарах; я просыпалась в холодном поту, не помня себя от ужаса. Так я не пугалась даже в детстве. И вот сейчас он смотрел на меня… Что-то щелкнуло, и мир провалился в черноту.

ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

Я очнулась на полу камеры и подниматься не стала. Может, все мне приснилось? Так хотелось в это верить… но я тут же упрекнула себя за глупые желания. Мне ведь нужно наверняка знать, что я передала Джереми всю известную мне информацию, что механизм спасения теперь запущен. И кому какое дело до Клея? Ладно, мне. И больше, чем надо бы, однако сейчас не время об этом думать. Взгляд Клея предназначался не для меня. У него явно не ладились отношения с Пейдж, и, если честно, это меня не удивляло. В общении с людьми он отнюдь не Мистер Конгениальность, а уж тут и подавно: самоуверенная, прямолинейная ведьмочка, которая по возрасту ему в студентки годится… Так я пыталась себя убедить – и все впустую. Я чувствовала себя… Последнее слово чуть не ускользнуло от меня, но я все-таки выудила его из тайников разума. Признайся в этом хотя бы самой себе! Я чувствовала себя отвергнутой.

Ну и что, спрашивается? Подумаешь, меня отвергли. А вот и не «подумаешь». Еще как не «подумаешь». Тоска немедленно завладела всем моим существом. Я снова стала ребенком, который, крепко вцепившись в руку нового приемного отца или матери, молится, чтобы ее никогда не пришлось отпускать. Мне шесть, семь, восемь лет; лица мелькают перед глазами, как страницы в фотоальбоме – я давно позабыла все имена, но лица эти узнаю даже в окне мчащегося мимо поезда. Я слышу голоса в гостиной, монотонное бормотание телевизора; прижавшись к стене, едва дыша от страха, прислушиваюсь к ним и жду, что вот сейчас он начнется, этот «серьезный разговор». Серьезный разговор… Они скажут друг другу, что ничего не получилось, что «к такому были не готовы». Будут убеждать себя, что агентство по усыновлению их одурачило, подсунув вместо ребенка куклу – белокурую, голубоглазую… и сломанную. Да ведь никто их не обманывал – они сами не хотели слушать. Агентства всегда предупреждали, кто я, и прошлого не утаивали. В пятилетнем возрасте я попала с родителями в автокатастрофу, всю ночь просидела одна на проселочной дороге, тщетно пытаясь разбудить двух мертвецов, и мои крики о помощи уносились куда-то в темноту. Нашли меня только утром, а потом… Что-то во мне изменилось. Я целиком ушла в себя и во внешний мир выпускала лишь вспышки ярости – понимая, что делаю себе только хуже. Когда меня удочеряла очередная приемная семья, я клялась себе, что очарую их раз и навсегда, что они получат белокурого ангелочка о котором мечтали. Но все оставалось без изменений: я сидела взаперти в собственной голове, слушала – как бы со стороны – свои злобные вопли и ожидала, когда от меня наконец откажутся. И виновата буду я сама…

Я никому об этом не рассказываю. Ненавижу все эти воспоминания. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Я выросла, стала сильной, и все осталось позади. Точка. Осознав в свое время, что моей вины никогда и не было, я решила не перекладывать ее на приемных родителей, а просто забыть о ней. Выкинуть на помойку и двигаться дальше. Нет ничего хуже, чем рассказывать о своем потерянном детстве каждому встречному – таких несчастных и без того хватает. Если жизнь у меня удастся, то пускай люди так и скажут, и не надо мне никаких «вопреки всем обстоятельствам». Тяжелое прошлое – мой личный крест, а не повод паразитировать на других.

О своем детстве я рассказала только Клею. Джереми знал лишь отдельные фрагменты – то, что приемный сын счел необходимым ему рассказать, когда поставил вожака перед простым фактом: в мире стало одним оборотнем больше. С Клеем я познакомилась, когда училась в университете Торонто – он приехал к нам с курсом лекций по антропологии, одной из любимых моих дисциплин. Я влюбилась в него, просто втрескалась по уши. Меня влекла не его внешность, не повадки «плохиша» – нет, я жаждала чего-то иного, непостижимого, глубоко скрытого в нем. Когда и он обратил на меня внимание, я почувствовала, что для него это тоже в новинку, что ему не чаще, чем мне самой, случалось открывать душу другим. Постепенно мы сблизились. Однажды он рассказал мне о своем несчастном детстве – разумеется, опустив все подробности, которые проливали свет на его тайну. Я ответила тем же, потому что любила его и доверяла ему. А потом он разрушил это доверие – да так, что я не оправилась от удара до сих пор, как не забыла и ту ночь на проселочной дороге. Я не простила Клея. Это с самого начала было невозможно. А он никогда и не просил прощения – наверное, не видел шансов его получить. Со временем я и сама перестала верить в свою способность прощать.

Мне неизвестно, что побудило Клея укусить меня. Конечно, позже он пытался все объяснить, и не раз. Я специально приехала с ним в Стоунхэйвен, чтобы познакомиться с Джереми, который якобы решил нас разлучить, после чего Клей запаниковал и укусил меня. Может, это и правда. Джереми никогда не отрицал, что намеревался положить конец нашей связи. Вот только вряд ли Клей поступил так под влиянием минуты. Возможно, все произошло быстрее, чем ему хотелось бы, но в глубине души он наверняка был к этому готов – стоило мне хотя бы раз пригрозить ему разрывом. И что же последовало за укусом? Думаете, мы помирились и спокойно зажили дальше? Ничего подобного. Клей расплачивался за этот грех. Он превратил мою жизнь в ад, и я не осталась в долгу. Мне случалось проводить в Стоунхэйвене месяцы, даже годы подряд, а потом внезапно срываться – не предупредив его, не оставив никаких координат, полностью вычеркнув Клея из жизни. Иногда я находила себе мужчин, в основном для секса, а однажды даже завязала постоянные отношения. Как Клей реагировал на это? Он просто ждал – не грозил мне расправой, не распускал рук, не пытался найти другую. Я могла год прогулять на стороне, затем вернуться в Стоунхэйвен – и пожалуйста, он ждал меня, будто это в порядке вещей. Пытаясь наладить новую жизнь в Торонто, я ни на миг не забывала: стоит лишь позвать его, и он будет рядом. Не важно, что я натворила или что сотворили со мной другие, – он никогда меня не бросит, никогда не оставит в беде, никогда не отвергнет. Но сейчас, после стольких лет, хватило одного его взгляда, чтобы я свернулась в комок на полу и вся отдалась горю. Никакие доводы в мире не убедили бы меня. Как ни хотелось верить, что детство осталось позади, в реальности все оказалось иначе. Наверное, оно всегда будет со мной.

Принесли и унесли обед. На сей раз Бауэр поручила это охраннику – и на том спасибо.

Явилась она уже в районе шести. Я с удивлением оторвалась от журнала и посмотрела на часы: либо они сломались, либо ужинали мы сегодня раньше обычного. Подноса в руках Бауэр не было. Едва она вошла в камеру, мне стало ясно: ужин тут ни при чем – что-то случилось.

Куда подевалась самоуверенная грация, которая прежде сквозила в каждом ее движении? Бауэр запнулась о несуществующую складку на ковре. К ее лицу прилила кровь, щеки заалели, глаза сияли каким-то лихорадочным блеском. Следом вошли двое охранников и по ее жесту приковали меня к стулу. Пока они были заняты, Бауэр старательно избегала моего взгляда. Недобрый знак. Ой, недобрый.

– Вы свободны, – обронила она, когда охранники закончили.

– Может, мы подождем в коридоре… – начал было один.

– Я сказала, вы свободны. Покиньте камеру. Возвращайтесь на пост.

Когда они ушли, Бауэр мелкими, быстрыми шажками заходила по комнате: взад и вперед, взад и вперед, беспрестанно тарабаня пальцами по бедру – от прежнего задумчивого постукивания не осталось и следа. Какая-то мания овладела всем ее существом. Походка, взгляд – все говорило об этом.

– Ты знаешь, что у меня в руках?

Она достала из кармана небольшой предмет и показала мне. Это был шприц, на четверть заполненный прозрачной жидкостью.

Дело дрянь. Что она задумала?

– Слушайте, – сказала я, – если я вдруг чем-то вас огорчила…

Она тряхнула шприцем.

– Я спрашиваю, знаешь ли ты, что это такое.

Шприц выпал у нее из рук. Бауэр опустилась на четвереньки и принялась его искать – будто пластик мог разбиться от удара о ковер. А я тем временем уловила хорошо знакомый запах: страх. Она чего-то боялась. То, что показалось мне одержимостью, на самом деле было внутренней борьбой, словно она безуспешно отгоняла чуждые для себя мысли и чувства.

– Ты знаешь, что это такое? – Ее голос подпрыгнул на октаву, превратился в визг.

Почему она меня боится? Чем я провинилась?

– Не знаю.

– Соляной раствор твоей слюны.

– Моей чего?

– Слюны, плевка, харчка. – С каждым словом голос все выше и выше. Нервное хихиканье: примерную девочку поймали на грязной брани. – Ты знаешь, что можно сделать с ее помощью?

– Я не…

– Что случится, если я введу ее себе в кровь?

– Введете…

– Пошевели мозгами, Елена! Ну давай же, ты ведь не дура. Слюна! Если ты укусишь человека, твои зубы пронзят его кожу, как эта игла пронзит мою. И твоя слюна попадет в его кровь. Как и в мою. Что тогда произойдет?

– Вы превратитесь… Ты можешь превратиться в…

– В оборотня. – Бауэр вдруг застыла на месте как вкопанная. Ее губы сложились в еле заметную улыбку. – Именно этого я и хочу.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл ее слов. Когда понимание пришло, я беззвучно раскрыла рот от удивления. Сглотнув, я попыталась успокоиться. Только без паники, иначе будет хуже. Обрати все в шутку. Отвлеки ее.

– Да бросьте вы, – начала я. – Надеетесь так решить все свои проблемы? Вас не уважают на работе – значит, нужно стать оборотнем? В Стае для вас подыщут занятие по нутру, а как наваляете хорошенько паре-тройке дворняжек – выдадут красивого любовника, да? Поверьте мне, вы жестоко заблуждаетесь.

– Я не идиотка, Елена, – брызнула слюной Бауэр. Похоже, я выбрала неправильную тактику. – Я хочу перемен. Хочу открыть себя заново.

– Это не выход, – мягко сказала я. – Я знаю, как вы несчастливы…

– Ты ничего обо мне не знаешь!

– Тогда расскажите.

– Я пришла в этот проект по единственной причине – в поисках новых ощущений. Я жаждала чего-то более опасного, волнующего, эпохального, чем какое-нибудь восхождение на Эверест; мечтала о вещах, которые не купишь ни за какие деньги – о колдовстве, о вечной жизни, об экстрасенсорном восприятии. Тогда я и не догадывалась, чего мне хочется. Может, всего понемногу. Но теперь мои поиски завершились, и я точно знаю, к чему стремлюсь. Могущество, власть! Никогда больше не унижаться перед мужчинами, не делать вид, будто я глупее, слабее, незначительней их! Я хочу того, что достойно моих способностей! Хочу!