Текст книги "Негасимое пламя"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Глава IV

Когда они выезжали вечером из города, Тони был до крайности нервен и беспокоен.

Незадолго перед тем Дэвид зашел к Чезаре и попросил его об одной услуге: по пути в ночную смену на рынок вывезти из дому на своем грузовике Тони. Дэвид сказал, что оставил старенький форд Мифф на углу улицы; сейчас он вернется, сядет в него и будет ждать, пока не подъедет грузовик Чезаре. Тогда Тони спрыгнет с грузовика и пересядет к нему в машину.

Ни Тони, ни Чезаре он не стал рассказывать, что, завидев его, м-с Баннинг взволнованно бросилась к нему со словами:

– Должна сказать, у вас странные приятели. Заявились нынче поутру какие-то два голодранца и вас спрашивали.

Дэвид изобразил на лице величайшее изумление.

– Сказали, ищут своего дружка, а вы, мол, возможно, знаете, где найти его. Настоящие проходимцы, всюду старались сунуть свой нос. Такие наглецы! Пытались залезть в вашу комнату, все выглядывали чего-то. Ну, тут я и шуганула их как следует.

– И правильно сделали, – рассмеялся Давид. – Никакие они мне не приятели.

– Уж очень они мне не понравились, – добавила м-с Банни. – Да и Перси тоже. Как увидел их, поднял жуткий крик.

Чтобы успокоить Тони, Дэвид начал рассказывать ему о Чезаре. До чего же хороший парень – добрый, отзывчивый, и на него всегда можно положиться. Рассказал он Тони и о том, как самоотверженно выхаживал его Чезаре, когда он однажды зимой тяжело заболел гриппом. Чтобы позабавить мальчика и вызвать улыбку на его угрюмом лице, Дэвид со смехом поведал ему о матримониальных планах их забавной хозяйки в отношении веселого толстяка итальянца.

Мрачное выражение лица Тони несколько смягчилось, он даже немного развеселился, слушая рассказ о пылких чувствах м-с Банни и о стойком сопротивлении Чезаре, категорически отвергавшем ее посягательства.

И все же на каждом перекрестке парнишка прятал лицо от света фонарей. По временам ему казалось, что в зеркальце заднего обзора он ясно видит черную машину, которая неотступно следует за ними. Он курил одну сигарету за другой и нервно ерзал на сиденье, раздраженный медленной ездой. И только когда они миновали окраины и выехали на загородное шоссе, он облегченно вздохнул, поверив, что нм удалось избежать погони.

Когда дорога, бежавшая до того через заросли кустарника, нырнула в лес, Тони онемел от удивления, видя, на что оказался способен старенький форд. Опасно кренясь и переваливаясь с боку на бок, он одолевал рытвины, ухабы и колдобины размытой зимними дождями и бурными горными потоками дороги.

– Прямо как на море в сильный шторм, – заметил он.

Дэвид благодарил бога, что у них не сломалась ось или, что было бы совсем ужасно, не вышли из строя фары, пока они тащились из последних сил по этой дороге. В кромешной тьме подъехали они к забору, которым был обнесен домик Мифф. Топи выскочил из машины и бросился открывать ворота.

– Черт возьми! – воскликнул оп, когда фары допотопного фордика выхватили из темноты очертания долга. – И как это вы нашли его?

– Это дом моей дочери, – объяснил Дэвид, – Она проводит здесь уик-энды, а иногда и отпуск.

Он вытащил ключ из-под бревна, где, согласно объяснению Мифф, ему и следовало лежать, открыл заднюю дверь и. светя себе фонариком, стал искать лампу; через минуту Тони увидел, как он зажег ее.

– Будто сигнальный огонь на нашей старушке «Вестерн стар», – сравнил он.

– Здесь нет электричества, – сказал Дэвид, догадавшись, что отсутствие выключателя удивило Тони. – И водопровода тоже! Воду берут из бака с дождевой водой, но в умывальной комнате есть душ.

Тони помог перенести из машины в дом хлеб, мясо и другие припасы, которые захватил с собой из города Дэвид.

– Утром я вынужден буду покинуть тебя, – сказал оп, – мне надо вернуться в город.

Тони испуганно вскрикнул, и Дэвид понял, что зря обольщался мыслью, будто парень готов пойти на все, лишь бы выкарабкаться из создавшегося трудного положения.

– Тебе здесь будет хорошо, – сказал Дэвид. – Никто и близко сюда не подойдет. Надеюсь, десять пачек сигарет хватит тебе на пару дней, до моего приезда.

– Ей-богу, мистер, я просто понять не могу, чего вы так со мной возитесь? – неуверенно пробормотал Тони.

– Ей-богу, – повторил за ним Дэвид, – я и сам толком не знаю. Но я чувствую, что должен вызволить тебя из этой передряги, вот оно что, – признался он.

Войдя в гостиную, он вытащил из ящика возле камина охапку хвороста и несколько поленьев, разжег очаг и поставил на огонь чайник с водой.

– Расскажи мне о Болди, – попросил он в ожидании, пока закипит вода и можно будет заварить чай.

Тони уже поел вместе с Чезаре, который обычно ужинал перед уходом на работу; Дэвид же, по его признанию, был голоден, как волк: за весь день не смог выбрать ни минутки, чтоб перекусить. Голод он надеялся утолить поджаренным на вертеле мясом и бесчисленными чашками чая.

– Черт возьми! – воскликнул Тони, оживляясь при воспоминании о своем старом друге. – Это действительно был человек – таких не часто встретишь.

Удрученное, застывшее, словно маска, лицо оживилось, в глазах зажглась искорка интереса.

– Когда-то он был актером и методистским проповедником, – продолжал Тони, – в первую мировую войну дослужился до сержанта, изъездил всю страну в своей полуразвалившейся машине – продавал лекарства и всякие там причиндалы для женщин: пудру, губную помаду, духи. Хорошо зарабатывал, но стал выпивать, и все полетело к черту. Вот же бедолага!

Чем дальше Тони рассказывал, тем больше жалость к неудачливому Болди уступала место восхищению.

– Поглядели бы вы, мистер, – воскликнул он, – что он вытворял на живой рекламе фильмов! То вырядится пиратом, то адмиралом, то самым что ни на есть настоящим священником, то клоуном – вообще кем-нибудь из кино. Ему и самому это нравилось – уж он и расхваливал картину, и зазывал на нее, а говорил так, что можно подумать, будто он сам заправский актер или проповедник.

Тони фыркнул, вспоминая трюки, которые откалывал Болди.

– Костюмов маскарадных у него в сундуках видимо-невидимо, – рассказывал, захлебываясь, Тони, – но Болди говорит, что теперь уже не то, что было. Громкоговорители испортили ему всю музыку, работу теперь получить не так-то просто. Приехал он было на восток – на обратном пути он как раз и вступился за меня, – но и там дело не выгорело. Пару месяцев я прожил с ним, а потом он уехал в турне с одной труппой, – знаете, там и акробаты у них, и певички, и клоуны… Ну, тогда-то я и решил, что мне и самому нужно куда-то двинуться. И правильно решил, никогда в жизни правильнее не поступал.

Дэвид сунул вертел в огонь и стал заваривать чай. Тони заявил, что от запаха шипящего на огне мяса у него аж слюнки потекли. Очевидно, в пути проголодался. Дэвид положил на тарелку два куска мяса и несколько кусков хлеба с маслом для Тони, остальное мясо взял себе. Налил в кружку горячий, крепкий чай.

«Покончив с едой, Дэвид набил трубку, откинулся на спинку стула и закурил, погрузившись в размышления. Закурил сигарету и Тони. Глядя сквозь облачко дыма на огонь в очаге, он, казалось, весь ушел в свои мысли.

– А ты, как видно, немало поездил по белу свету, Тони? – сказал Дэвид.

– Еще бы! – с готовностью отозвался Тони, – На всех островах, что к северу, побывал. На Яве и Целебесе, на Филиппинах, побывал и в Иокогаме и в Гонконге. Подружился с первоклассными парнями на рейсе Сидней – Китай. Уолли Пайк и Боб Рид их звали. Хорошо повеселились с ними на берегу.

– Но как же все-таки получилось, что ты стал работать на шайку – ведь ты же сам говорил, что никогда не будешь иметь ничего общего с Янком? – задал Дэвид вопрос, который все это время мучил его.

– Клянусь богом, мистер, у меня и в мыслях не было привозить эту чертову дрянь! – горячо заверил его Тони, – А вышло все вот как… Мы с Уолли и Бобом пошли в Каулуне прошвырнуться, да и заглянули в один тамошний кабачок специально для матросов. Танцевали с девочками. Смотрю, моя девочка тащит меня в заднюю комнатушку, а там сидит какой-то странный тип – сразу на меня с угрозами – и ножичком помахивает. «Вернешься, говорит, на судно, увидишь у себя на койке чемоданчик с детскими игрушками и всякими безделушками, передашь его моим дружкам в Австралии. Да учти, говорит, а сам противно эдак ухмыляется, игрушечки-то больших денег стоят. Вот дружки и наказывают: следи за чемоданчиком в оба – не то каюк тебе, морячок».

Что мне было делать, мистер? Как увидел чемоданчик на своей койке, так душа в пятки и ушла. Спрятал как мог лучше, да сыщики все равно нашли, а внутри игрушечек-то этих проклятых – наркотики. Ну я и смылся с корабля, пока меня не сцапали.

– Понятно, – сказал Дэвид, стараясь мысленно проследить события, в результате которых Тони оказался втянутым в торговлю наркотиками и стал работать на шайку Янка. – Но ведь Янк ни в коем случае не стал бы доносить на тебя полиции. Ведь он же больше всего на свете боится, как бы ты не рассказал все, что знаешь об убийстве миссис Росси.

– Вы так думаете? – с надеждой спросил Тони.

– Абсолютно в этом уверен, – ответил Дэвид.

Он почувствовал ужасную усталость. Полубессонная ночь накануне, долгая, вымотавшая все нервы езда, непривычный разреженный воздух, дым от тлеющего хвороста – от всего этого клонило ко сну.

Дэвид встал и зевнул, потягиваясь.

– Как насчет того, чтобы вздремнуть? – спросил он.

В кухне у Мифф стояла припасенная на всякий случай раскладушка. Дэвид постелил на нее несколько одеял и дал Тони подушку.

Бросившись на кровать в комнате Мифф, он проспал мертвецким сном до утра. Когда он проснулся, в окно лился яркий солнечный свет, хотя на траве еще лежал иней, выпавший холодной ночью.

Тони уже разжег очаг. Поджарив на чугунной сковородке яйца и бэкон и разложив еду на голубые тарелки Мифф, они позавтракали, и Дэвид тотчас же направился к машине.

– Ты не волнуйся, все будет в порядке. А дня через два я вернусь, – сказал он, – За это время я постараюсь как-нибудь устроить твой переезд в другой штат. На случай, если у тебя кончатся сигареты, вот тебе немножко денег. В четырех милях отсюда, вверх по горе, есть лавка. Но мой тебе совет: сиди здесь и носа никуда не высовывай. Вполне возможно, что полиция разослала твои приметы по всем местным отделениям.

– Так они меня и видели! – Тони, казалось, смирился с необходимостью оставаться на месте до возвращения Дэвида.

Сев в старенькую машину Мифф и взявшись за руль, Дэвид сказал:

– Замечательный день будет сегодня. Я прямо завидую тебе, Тони: в лесу так красиво и спокойно. Я провел здесь как-то пару месяцев и по себе знаю, насколько это приятно. Птицы распевают весь день напролет. Цветов видимо-невидимо. Дикие фиалки и розовый вереск. Послушай-ка! – прервал он самого себя. – Птица-лира запела! Если пойти по этой тропинке вдоль ручья, увидишь место, где она танцует, – открытая лужайка, поросшая сассафрасом и орешником. Тихонечко проберись через папоротник и подлесок и наверняка увидишь ее. Ну пока, Тони, желаю удачи!

Мотор совсем остыл за ночь, и Дэвиду пришлось немало повозиться, прежде чем машина двинулась вверх по дорожке между деревьями; через мгновение домик в затерявшейся среди гор долине скрылся из вида.

Глава V

– Ну вот, кажется, и все, – промолвил Дэвид, досказав Ллойду Мэджериссону историю Тони.

Слушая Дэвида, Мэджериссон ходил взад-вперед по тесному кабинету, от письменного стола к стене, вдоль которой тянулся стеллаж, разделенный на гнезда с торчащими из них документами, и обратно, обдумывая то, что услышал от Дэвида, делая краткие пометки, изредка прерывая его замечаниями и бившими в точку вопросами.

Молодой еще человек с круглым брюшком и преждевременной лысиной, круглолицый, с карими глазами, непомерно большими под очками с двухфокусными стеклами, он производил обманчивое впечатление человека неопытного и незрелого. На самом же деле он был в высшей степени знающим и опытным адвокатом. Добродушный, под стать своей внешности, за адвокатским столом он превращался в остроумного, грозного противника.

– Вы взвалили на себя очень трудное дело, Ивенс, – произнес наконец он, садясь за письменный стол, на котором навалом лежали папки с документами. – Я не уверен, отдаете ли вы себе в этом отчет.

Сняв очки, он тщательно протер их носовым платком.

– Вопрос ведь не только в том, как вызволить парня из лап бандитов, – что непременно вызовет у этих мерзавцев, занимающихся сбытом наркотиков, желание отомстить вам.

– С этим тоже надо считаться, – согласился Дэвид, – Но что же тогда делать? Плюнуть на все и бросить на произвол судьбы Тони, угодившего в западню?

– А была ли западня? Где доказательства? – спросил Мэджериссон.

– Вот этого-то я сказать не могу. Но я верю парнишке, когда он рассказывает, каким образом ему всучили контрабанду.

– Я должен встретиться и поговорить с Тони, – сказал Мэджериссон. Обнаружив на стекле пятнышко, он принялся тщательно протирать очки. – А пока что необходимо сделать так, чтобы эти мерзавцы не могли достать его. Сможете вы это устроить?

– Постараюсь, – ответил Дэвид. – Но если они все же зацапают его…

– Тогда придется призвать на помощь полицию. Дело это далеко не так просто, поскольку парень, как вы говорите, отказывается дать показания против банды. А тут еще это убийство…

– И если мы не сообщим о нем полиции, это даст, я полагаю, основание обвинить нас в соучастии?

– Вот именно.

– Мне думается, угроза Янка замешать в преступлении Тони, – высказал предположение Дэвид, – просто попытка запугать его.

– Очевидно, так, – сказал Мэджериссон, растягивая слова. – Как бы то ни было, меня эта история заинтересовала. И я сделаю все, чтобы вывести этого негодяя – как там его зовут – на чистую воду.

– Тони называет его Янк Делмер. Не знаю, настоящее ли это имя, или у него есть и другое.

Мэджериссон записал что-то в своем блокноте.

– И вы говорите, он постоянно околачивается в итальянском ресторане?

– Самое худшее то, что у нас нет никаких доказательств, подтверждающих рассказ Тони.

– Мы раскопаем эти доказательства, – ответил Мэджериссон. – Я поговорю с одним детективом, моим хорошим приятелем, попрошу его последить за этим рестораном и заглянуть в досье Делмера. Если будет попытка выкрасть парня, мы будем знать, что делать.

– А пока что Тони нужно прятать?

– Вы угадали.

– Я отвез его за город. Там у моей дочери Миффанви маленький домик. Вы можете связаться со мной через нее, или же я могу позвонить вам из местного почтового отделения.

– А, Мифф, жена Билла Берри! Мы работали с ней, когда в суде разбирались дела членов профсоюза по вопросу о компенсации. Славная девушка, и голова у нее светлая.

Больше говорить было не о чем. Переложив на Мэджериссона часть ответственности и обсудив с ним все сложности этого запутанного дела, Дэвид немного успокоился. Словно в конце бесконечно длинного, мрачного тоннеля забрезжил свет. На него произвела большое впечатление несколько небрежная и вместе с тем серьезная манера, с какой Мэджериссон выслушал все подробности дела, которое сулило ему много мороки и никакой материальной выгоды. И в то же время дело это было, несомненно, чревато опасностями.

Наверно, поэтому он и сказал, что заинтересовался делом. Оно обостряло его профессиональное чутье, вызывало желание разгрызть этот крепкий орешек и как бы бросало вызов его способностям. Ведь вопрос этот сводился не только к тому, чтобы спасти Тони от преследования тайки или полиции, необходимо было прихлопнуть преступную торговлю наркотиками и, возможно, добиться того, чтобы Янку Делмеру было предъявлено обвинение в убийстве.

Перед тем как отправиться на встречу с Мэджериссоном, Дэвид вернул машину Мифф; заведя ее в гараж, он заторопился уходить, не оставаясь, как обычно, поболтать с Мифф.

– Старушка вела себя великолепно, – сказал он Мифф. – Я залил утром бензин, бак полный, но я хотел бы завтра еще раз воспользоваться ею.

– Бери, как только она тебе понадобится, папа, – ответила Мифф, ласково поглядев на пего.

– Спасибо, родная! – Он торопливо поцеловал ее и ушел, а она еще долго глядела, нахмурившись, ему вслед, словно размышляя, зачем ему необходимо держать в таком секрете свои дела.

Желая во что бы то ни стало повидаться с Чезаре, когда тот проснется после полудня, он втиснулся в переполненный трамвай и сошел на остановке в конце улицы неподалеку от дома м-с Баннинг.

Пока он скармливал Перси дневную порцию арахиса, в задней двери появилась м-с Баннинг.

– Сегодня этих подлых голодранцев не было и в помине, – услужливо доложила она.

– Ну, еще бы! Вы им задали такого перцу, что они и нос боятся показать! – засмеялся Дэвид.

– Так им и надо, – сердито ответила она. – Шляются тут всякие, я этого не терплю.

Чезаре открыл дверь своего флигелька и, шаркая туфлями, направился к ним. Увидев его, м-с Баннинг расплылась в улыбке. Радостно поздоровавшись с Дэвидом, он оставил без впимапия и ее саму, и ее улыбки.

– Вот что, – решительно произнес он. – Compagno принес мне хорошего винца. Хочу выпить его в приятной компании. Пойдем тяпнем по стаканчику, si?

– Отчего же, – ответил Дэвид, – вот только докормлю Перси.

– Женщинам вино один вред, – подмигнул Чезаре Дэвиду, кивнув в сторону м-с Баннинг. От нее Дэвид знал, что Чезаре частенько захаживает к ней выпить рюмочку-другую.

– Да, уж конечно, вредно, – кокетливо потупившись, прошептала м-с Бапнинг, – разве что на мужчину тоска нападет да одиночество замучает – тогда другое дело.

Дэвид пошел за Чезаре в его комнатенку, и Чезаре вытащил заветную бутылку; вино, как сразу определил Дэвид, было домашнего изготовления и весьма неважное – совсем молодое и терпкое.

– Как Тони? Увез его? – нетерпеливо спросил Чезаре.

– Пока все в порядке, – ответил Дэвид, – Но я вот о чем думаю: как бы мне переправить его в другой штат, на Запад, что ли? Там он мог бы устроиться на какое-нибудь судно – ничего лучшего для него не придумаешь.

– Si, si, – согласился Чезаре, – хороший мальчик Тони.

– Нет ли у тебя случайно на примете какого-нибудь рейсового грузовика, с которым его можно было бы отправить? – спросил Дэвид.

– На рынке нехватка картофеля, – сказал Чезаре. – Мик Райан привез полный грузовик, как раз когда я уходил домой. Ругался на чем свет, сменщик у него заболел. Аж с самого Запада один вел.

– Вот бы мне повидаться с ним, – ухватился Дэвид за этого, самой судьбой посланного ему водителя грузовика.

– Сказал, будет спать целый день, – размышляя о чем-то, сказал Чезаре. – Может, вечером удастся поговорить.

– Будь добр, Чезаре, постарайся как-нибудь устроить, чтобы я мог завтра сговориться с ним.

– Тони сказал мне, что он матрос, – ответил Чезаре. – Очень хочется помочь ему выбраться из беды. Большая беда, а? – взволнованно спросил он, и его смуглое лицо вдруг стало серьезным.

– Еще какая большая! – Только теперь, после разговора с Мэджериссоном, Дэвид полностью осознал, в какое паршивое дело он впутался.

Ему надо было идти – он обещал встретиться с Шарн и просмотреть с ней программу митингов, на которых не сможет присутствовать.

– Ну, ладно, мне пора, – сказал он. – Спасибо за все, Чезаре. Утром увидимся.

Глава VI

Шарн предложила встретиться в маленьком душном ресторанчике под названием «Искра», приютившемся между высокими зданиями деловых контор в переулке неподалеку от Литтл-Коллинз-стрит.

Как понял Дэвид, ресторанчик принадлежал кому-то из ее русских друзей, и она была рада оказать им услугу, приводя новых клиентов.

В ожидании Шарн он просматривал вечернюю газету, которую купил у бойкого мальчишки-газетчика, снующего в переулке только что не под колесами машин. Подняв глаза от заголовков, он с удивлением увидел подходящую к нему Мисс Колючку.

– Как проходит сражение с ветряными мельницами, Дэвид?

– Немного пообломал себе крылышки, но по-прежнему в строю, – бодро ответил он.

– Не возражаете, если я присяду? – спросила она и тяжело опустилась на стул по другую сторону столика, – Я уже пообедала. Мы всегда приходили сюда с Биллом поесть плов из курицы, когда бывали в городе.

– Плов? – удивился Дэвид. – Это что, русское блюдо?

– Украинское, грузинское, арабское – я и сама толком не знаю, да и какая разница. Оно превосходно, и я люблю его.

Мисс Колючка, по своему обыкновению, произносила слова отрывисто и резко.

– До вас еще не дошло, – добавила она, – что вашей тупой, заурядной, однообразной пропаганде грога цена? Люди только тогда поймут, чем грозит им война, ядерная война, когда их доведешь до нервного шока рассказами об ее ужасах.

– Но как этого добиться? – примирительно спросил он. – Что еще мы можем сделать? Мы приводим научно обоснованные факты, пытаемся убедить людей, что спасти себя и других они могут, лишь объединившись, что, только действуя организованно, можно не допустить развязывания войны в любой точке земного шара.

– Нет, нет, все упирается в древнюю проблему жертвоприношения. Кто-то должен отдать свою жизнь ради людей.

– К черту все это! – вспылил Дэвид. – Немало людей выказали готовность пожертвовать жизнью, лишь бы сорвать замыслы поджигателей войны… добиться, например, прекращения ядерных испытаний в Тихом океане, и…

– Все это чистый блеф, – цинично прервала его Мисс Колючка. – Ни один из них не умер. Заинтересованные правительства позаботились о том, чтобы их безрассудные по своей храбрости действия были низведены до смешного фиглярства. Распятие по-прежнему остается символом для нашего поколения, – упорно стояла она на своем.

– Но ведь муки, которые претерпел Христос, не производят такого впечатления, когда думаешь о мучениях двух тысяч рабов, которых приказал распять после восстания Спартака правитель Рима Кассий.

– Это верно, – уступила Мисс Колючка, – но, – продолжала упорствовать она, – ведь они приняли муки не по своей воле. И я по-прежнему убеждена, что если найдется человек, который заявит о своей готовности умереть во имя мира, это будет иметь куда больший эффект, чем все ваши сборища, резолюции и конгрессы.

– Я не могу согласиться с вами, что столь картинный и эмоциональный жест окажет длительное воздействие на людей.

Несмотря на глубокое к ней уважение и симпатию, Дэвида возмутило ее высокомерие.

– Только взаимное понимание и совместные действия народов во имя их же собственных интересов могут преградить дорогу безумцам, стремящимся ввергнуть мир и пучину бедствий.

– Я ведь не настаиваю, что человеческие жертвы могут действительно решить эту проблему, но на воображение они действуют здорово, никуда от этого не денешься.

– Я тоже так считаю, – улыбнулся Дэвид. – И все же мне кажется, лучше жить ради великой цели, чем умереть ради нее.

– Я же дразню вас, Дэвид, – сказала Мисс Колючка, явно довольная своей проницательностью, – да я думаю, вы и сами это поняли.

– Миллионы жизней были принесены в жертву под том предлогом, что мир придет к людям только через войну, – продолжал Дэвид. – Гитлер похвалялся, что зальет Европу кровью, но создаст Великую Германию. И какую бы малость мы ни сделали, чтобы предотвратить повторение этого или еще чего похуже, все будет во благо.

– Конечно, бог ты мой! – воскликнула Мисс Колючка, слегка умерив свою язвительность, – столько страсти и горечи прозвучало в голосе Дэвида.

– О, добрый день, миссис Ли-Бересфорд. Простите, что я опоздала, Дэвид, – стремительно подошла к ним Шарн, и вместе с ней в зал словно ворвалась струя свежего воздуха. – Не уходите, – взмолилась она, глядя, как Мисс Колючка отодвигает стул, намереваясь уйти. – Я не знаю, вы с Дэвидом старые друзья, вам приятно поболтать друг с другом.

Мисс Колючке нравилась непосредственность девушки, ее звонкий веселый голос. Она нередко видела Шарн на Ярра-Бэнк, где Шарн распространяла листовки, а случалось, и выступала с трибуны Совета мира.

– Мы ссорились, – коротко сказала она. – Он уже сыт мной по горло.

Она с трудом поднялась со стула, кляня на чем свет стоит свои больные ноги, и заковыляла к выходу.

– Кажется, она ушла из-за меня, – виновато проговорила Шарн, – но мне о многом нужно поговорить с вами, Дэвид. Нина, – она обратилась к официантке, – есть ли у вас в меню плов нынче вечером? Вы ведь знаете мистера Ивенса, правда?

Дэвид не раз бывал в этом ресторанчике с Шарн; он кивнул девушке, с улыбкой глядевшей на него.

– Плов готов, дарогайя мисс, – ответила Нина.

Шарн заговорила с ней на ломаном русском. У Дэвида закралось подозрение, что она решила пустить ему пыль в глаза, но от плова он все же не отказался.

Им подали дымящееся блюдо с пловом, и Шарн стала рассказывать, что комитет удовлетворил его просьбу и разрешил какое-то время не участвовать в работе, однако выразил сожаление, что ему, в силу необходимости, приходится временно отойти от дел.

– Как обидно! Надо же было этим вашим неприятностям случиться именно сейчас. – Она нахмурила брови и, не в силах подавить досаду, вздохнула. – Хотелось бы мне знать побольше обо всем этом.

В ее глазах стоял невысказанный вопрос, и затаенная боль, которую он уловил в ее голосе, тронула его.

– Лучше не надо, – сказал он, и едва заметная усмешка скользнула по его губам. – Знаете, дорогая, когда я впервые почувствовал непреодолимое желание отдаться этой работе, я был весь во власти возвышенных идей. Мне казалось, я должен порвать все отношения с близкими людьми и целиком посвятить себя…

– Какой идеализм! Разве это возможно!

– Я и сам понял это. – Дэвид в задумчивости курил трубку. – Человек не может уйти от своих обязательств и от своих привязанностей, которых у каждого предостаточно. Какой толк думать только о далеком будущем, игнорируя насущные потребности людей… не замечая их страданий и страхов, когда ты можешь сделать что-то, чтобы помочь им.

Шарн внимательно слушала, подперев ладонями подбородок.

– И тогда я спустился с заоблачных высот на землю и понял, что любовь к людям и общение с ними куда больше помогают идти к святой цели, чем избранное мною ранее гордое одиночество… Я чрезвычайно высоко ценю все, что вы дарите мне, Шарн. Но у вас не должно быть на мой счет никаких иллюзий.

– Если вы не хотите довериться мне и рассказать о своих неприятностях, меня это ничуть не обижает. Я верю в вас и все равно буду любить – точно так же, как люблю сейчас.

– О, святая невинность! – воскликнул Дэвид. – Но сердитесь на меня! Я ведь только стараюсь избавить вас от ненужных переживаний.

– А вы не старайтесь! – с жаром ответила Шарн. – Все, что причиняет вам боль, причиняет боль и мне.

– Вот это уж совсем ни к чему, – убеждал ее Дэвид. – Для мня единственное утешение лишь в том, что ни на вас, ни на кого другого из моих коллег по комитету но падет тень от моих, на первый взгляд не слишком благовидных поступков.

– Это нам не грозит… – На бледном лице Шарн появилось хорошо знакомое ему упрямое выражение. – Но если мне никогда в жизни больше не приведется увидеть вас – и вы так никогда и не будете испытывать ко мпе тех чувств, какие испытываю к вам я, – я все равно готова быть для вас тем, чем вы пожелаете, – дочерью, матерью, возлюбленной – или просто другом.

– До чего оригинальная молодая особа! Потрясающе! – Насмешливые слова Дэвида прозвучали очень нежно.

– Уж какая есть, – решительно сказала Шарн. – Но отталкивайте меня, Дэвид! И что бы ни случилось, мое единственное желание – быть рядом с вами.

– Милая моя дочь, мать, возлюбленная – просто друг, я и не помышляю отталкивать вас. – В глазах Дэвида зажглись лукавые искорки, уголки губ весело вздрагивали.

– Когда-нибудь я, может, и скажу вам, каким из этих слов мне хочется вас назвать. А пока скажу лишь, что я благодарен вам за вашу любовь – просто любовь.

Шарн пора было идти на митинг. Они расстались в переулке неподалеку от «Искры»; на прощание Шарн весело крикнула, показывая, что отклонение Дэвидом ее признания никак не повлияло на их добрые товарищеские отношения: «До скорого свидания, Дэвид!»