Текст книги "Негасимое пламя"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

Глава II

– Как дела в лаборатории? – спросил Дэвид Нийла, который собрался ехать к себе в больницу.

Лицо Нийла оживилось, как только он заговорил о работе. У него было тонкое энергичное лицо, покрытое бледностью как у людей, ведущих затворнический образ жизни. Тонкий, с раздувающимися ноздрями, нос придавал ему самоуверенный вид. Зрачки его глаз расширились, и цвет их, обычно голубовато-серый, светлый и холодный, потемнел до глубокой синевы, взгляд зажегся энтузиазмом. Его руки, тоже оживившиеся, отбросили назад упавшую на лоб светлую прядь волос. У него были сильные гибкие кисти рук, белые, с изящно, как у женщины, отделанными ногтями.

Дэвид перевел взгляд на свои руки, загоревшие, с коротко остриженными ногтями, и отметил их разительный контраст с руками Нийла и вместе с тем сходство их нервных, сдержанных движений. Он знал, как различны они с сыном по характеру и по внешности, и в то же время чувствовал, что они прекрасно понимают друг друга.

Он восхищался высокой худощавой фигурой сына, облаченной в безупречно сшитый серый костюм, с которым гармонировал пастельно-голубой цвет его галстука и носков. Но Нийл отнюдь не был щеголем, Дэвид это знал – он был просто серьезный молодой врач, желавший, чтобы его одежда производила впечатление безукоризненной чистоты и аккуратности. Дэвид, в несвежей белой сорочке и поношенных брюках, опоясанный ремнем, чувствовал, что рядом с сыном он выглядит не слишком-то презентабельно. Нийл еще не совсем усвоил выработанную им для себя манеру держаться. В нем было еще много юношеской незрелости и недоставало мужской уверенности в себе: сталкиваясь с темными сторонами жизни вне стен лаборатории, он оказывался гораздо более уязвимым, чем сам думал.

– Я делаю по два, по три вскрытия в день, – увлеченно сказал Нийл. – Иногда по двадцать в неделю.

– Ты и выглядишь так, – усмехнулся Дэвид. – Тебе бы следовало быть побольше на солнце, сынок. Слишком много времени проводишь ты среди мертвых, – смотри, как бы не утратить интерес к живому!

– Вот уж нет! – нетерпеливо воскликнул Нийл. – Линди этого не допустит. Она тащит меня играть в теннис, как только улучит подходящий момент. Да и на всякие дурацкие приемы с коктейлем! Но, папа, неужели ты не понимаешь, что я работаю ради живых людей, когда выясняю причину смерти! Этот вопрос не дает мне покоя. Когда я стою у анатомического стола, я могу извлечь человеческий мозг и исследовать мельчайшую клеточку и мельчайшее волоконце. Ведь каждая кость, и каждый мускул, и каждый орган человеческого тела, все артерии и нервные волокна – все открыто предо мною и дает возможность ответить на вопрос: почему человек умер? За последнее время я не раз приходил к любопытным выводам, сравнивая записи диагнозов с наблюдениями, сделанными во время вскрытия.

– Черт возьми, как это интересно! – воскликнул Дэвид, радуясь тому, что ему позволено заглянуть в сокровенную жизнь сына.

– Видишь ли, я внимательно изучаю историю болезни моих палатных больных, – увлеченно продолжал Нийл, – наблюдаю симптомы, слежу за лечением и довольно часто обнаруживаю, что мой диагноз не совпадает с диагнозами лечащих врачей. Я за это время стал неплохо разбираться во многом, правильно устанавливать причину смерти. «У больного была canceroma, – заявил один из наших признанных авторитетов о больном, которым я интересовался, – он был безнадежен», – «Вы так полагаете? А я считаю, сэр, что он умер от острого приступа аппендицита. Впрочем, приходите на вскрытие и взгляните сами». Вскрытие показало, что я был прав.

– Великолепно! – воскликнул Дэвид, надеясь, что Нийл расскажет ему еще что-нибудь о своей работе. – Теперь я понимаю, почему ты так увлечен патологоанатомией.

– Но это еще не все, – нетерпеливо сказал Нийл. – Разве ты не видишь, как мертвые могут помочь живым? Они помогают нам досконально изучить человеческое тело, а это, в свою очередь, дает возможность продлевать жизнь, эффективнее бороться с болью и разными болезнями. Это ведь так важно, папа. При всех наших знаниях мы только еще начинаем учиться; начинаем смутно понимать,!

какие перемены совершаются в живой ткани, выявлять положительное или отрицательное действие лекарств на развитие клетки, на лечение болезней, почти каждая из которых имеет несколько форм. Грамм положительный и грамм отрицательный. При одной форме заболевания пенициллин помогает, при другой он противопоказан полностью или хотя бы частично.

– Грамм, насколько я понимаю, – это краситель для предметного стекла микроскопа?

– Да, да! – Нийл торопился изложить осаждавшие его мысли. – Люди умирают в результате жизни – от совокупности всего, что им пришлось в жизни испытать. Вот почему, если мы сумеем сделать условия человеческого существования благоприятными для жизни, а не для смерти, появится возможность жить до двухсот лет. Ведь верно?

– А что думают об этом твои коллеги?

– В нашей профессии немало идиотов! – Сильные, нервные руки Нийла сделали резкое движение, словно сметая кого-то с пути. – Они утверждают, что я сумасшедший; а я утверждаю, что это они сошли с ума, раз считают, что люди имеют все возможности вести нормальный образ жизни и что на их здоровье не влияют ни неврозы, вызванные денежными заботами, ни инфекционные заболевания, рассадник которых – трущобы.

– Тут Мифф согласилась бы с тобой!

– Я думаю о людях, хотя она и не верит этому, – протестующе заявил Нийл. – Разумеется, я думаю о живых людях. И именно поэтому мне надо жить среди мертвых.

Он взглянул на свои ручные часы.

– Боже мой! Я опаздываю, – воскликнул он, – Мне нужно еще принять душ и переодеться, прежде чем заехать за Линди.

Он уже шел по дорожке сада. Весь энтузиазм слетел с него, как веточка розмарина, которую он щелчком стряхнул с себя. Сердитая морщинка прорезала лоб. Оп снова замкнулся. Приняв занятой, озабоченный вид, спросил небрежно:

– Ну-с, а как твоя затея?

Огорченный внезапной переменой в сыне и легкомысленным тоном, каким был задан этот вопрос, Дэвид ответил не сразу. Не пожалел ли Нийл о неожиданной близости, которая возникла между ними, подумал Дэвид. Не испугался ли он, что отец постарается оказать влияние на его выбор жизненного пути. На решение, которое он должен принять, – продолжать ли ему свои научные изыскания или жениться и начать делать карьеру.

Дэвид не имел ни малейшего намерения так или иначе препятствовать сыну. Нийл сам должен решить, чего он хочет. Это же ясно. Он один знает, что для него важнее всего в жизни. Дэвида тревожила одна только мысль – сохранить тепло их отношений.

– Я многое узнал о себе и о других, – мягко сказал оп. – Но еще больше мне осталось узнать. Я потрясен тем, что увидел в трущобах города. У меня ощущение, будто я увяз в грязной кровавой жиже возле боен и пытаюсь оттуда выбраться. Но я все еще иду ощупью. Если бы только я мог анатомировать зло, подобно тому как ты, Нийл, анатомируешь трупы, то, пожалуй, сумел бы чего-нибудь добиться. Но я все еще не знаю, как бороться с глупостью и алчностью, насилием и предрассудками! Оказывается, многие люди воспринимают войну как неизлечимую болезнь.

– Ты взялся за дело потруднее, чем мое, – сказал Нийл, повернувшись к отцу; в глазах его промелькнула скрытая враждебность, – и почему, черт возьмп, ты думаешь, что сумеешь справиться с этой задачей? Непостижимо! Оставить такую прекрасную должность! Сэр Марк считает, что это явный случай шизофрении, но я-то знаю, что это не органическое отклонение от нормы. Как бы то ни было, чем скорее ты откажешься от своей затеи, тем лучше – таково мое мнение. Не мудрено и в самом деле сойти с ума, занимаясь безнадежной проблемой, вроде той, над которой бьешься ты.

– Я не шизоид. И проблема, над которой я бьюсь, не безнадежна, – возмутился Дэвид.

Они дошли до небольшой серой машины Нийла, стоящей в аллее у ворот. Нийл повернулся к отцу спиной, открыл дверцу машины и наклонился, чтобы достать из ящика шоферские краги. Он натянул одну, затем другую в мрачном молчании, чтобы не допустить возобновления разговора, как понял Дэвид.

Оп вспомнил, что собирался посоветоваться с Нийлом относительно Тони.

– Я вот о чем хотел спросить тебя, – сказал Дэвид поспешно; помимо всего, ему не хотелось, чтобы вспышка Нийла оставила трещину в их отношениях. – Это касается одного мальчика. Возможно, он наркоман. Я наткнулся на него случайно. Хотелось бы помочь ему. Сейчас, конечно, не время объяснять, как и что…

– Это не по моей части. – Нийл сел в машину и включил мотор. – Но если я смогу что-нибудь сделать…

Шуршание гравия на дорожке заглушило конец фразы. Машина тронулась и выехала за ворота. Нийл помахал отцу рукой в перчатке. Давид махнул ему в ответ, испытывая чувство горечи при мысли, что его сын не ценит усилий, потраченных на дело, которое считает безнадежным.

Жалкую фигурку представляла собой Гвен: ее яркие золотые волосы были спутаны, бледное с веснушками лицо искажено горем. Мифф говорила, что она плохо спит, проклиная себя за то, что причинила матери столько горя, и терзаясь несчастьем, в котором сама была повинна.

– Не горюй так, моя милая, – тихо сказал Дэвид, когда ему представился случай поговорить с нею наедине. – Все образуется.

– О папа! – умоляюще произнесла она. – Помоги мне! Я не знаю, что делать.

– Я помогу тебе, детка, – заверил он ее. – Скажи мне как, и я сделаю все, что надо.

Обняв плачущую, прижавшуюся к его груди Гвен, он выслушал историю ее любви. Она рассказала, как изменилось ее чувство к человеку, которого она любила; как горько она разочаровалась в нем и возненавидела его после того, как он ее бросил.

Гвен стояла в нерешительности, словно не хотела расставаться с отцом. Она плотнее завернулась в халат, пряча свою тонкую фигурку: ей казалось, что уже становится заметен округляющийся живот. Ее распущенные по плечам золотистые волосы и бледное заплаканное лицо придавали ей юный и трогательный вид, но покрасневшие и опухшие от слез глаза мужественно встретили взгляд отца.

– Я должна сказать тебе, папа, – проговорила она, и голос ее окреп, – что есть человек, который хочет жениться на мне. Он знает об Арнольде и об этом. – Она взглядом показала на живот.

– А тебе нравится этот человек?

– О, он вполне порядочный, – ответила Гвен с неохотой. – Мы дружим с ним с тех пор, как он пришел к нам рассказать о Робе. Ты помнишь Брайана Макнамару? Он был вместе с Робом в Корее.

– Ну конечно! – Давид подумал о том, как странно переплетаются порой человеческие судьбы и события.

– Он говорит, что любит меня, – продолжала Гвен как-то небрежно, горько, – Я для него – единственная на свете. Если я не соглашусь выйти за него сейчас, од будет ждать, сколько угодно. Да только я колеблюсь. Мне все мужчины отвратительны. Ни одному из них я больше не поверю.

– Твое мнение когда-нибудь изменится, детка.

– Может быть, – устало вздохнула Гвен, – по не думаю. Я всегда буду ненавидеть мужчин за то, что один из них заставил меня страдать.

– Не надо так, дорогая, – просительно сказал Дэвид. – Оставь другим возможность любить тебя.

– Я не позволю Арнольду погубить себя, если ты это имеешь в виду, – с вызовом ответила она. – Когда я выпутаюсь из этой неприятности, я уя{ не поверю больше любовному вздору, который мужчины нашептывают глупеньким девушкам!

Выходя, она послала отцу слабую улыбку, но в ней сверкнуло что-то от прежней шаловливой Гвен.

Глава III

В течение недели, последовавшей за похоронами Клер, занимаясь устройством семейных дел, Дэвид время от времени вспоминал о мальчике, которого вынес из переулка за ночным кабачком Рокко.

При первой же возможности, покончив с неотложными делами, он поехал в город и направился к дому, где в ту памятную ночь оставил Тони на попечении бабушки.

Он постучал в дверь низенького, выбеленного известкой домика, стоявшего в ряду других разрушающихся трущобных построек, постучал сначала осторожно, потом громче.

– Кто там? – донесся до него сердитый голос.

Дэвид услышал, как звякнула цепочка и заскрежетал дверной засов. Помедлив, пока откроется дверь, он ответил:

– Друг Тони.

– Кто? Я спрашиваю, кто? – ворчливо спросила старуха, вглядываваясь в него сквозь узкую щель чуть раскрытой двери.

– Мое имя Ивенс. Я привел Тони домой той ночью, помните, когда он был ранен. Я просто пришел навестить его.

– Он здоров. – Дверь открылась. Старая женщина, кутая плечи в рваную шаль, пристально смотрела на него. – Что вам нужно?

– Да ничего особенного. – Дэвид улыбнулся, чтобы успокоить ее. – Мне просто хотелось знать, не могу ли я чем-нибудь помочь ему.

– Нет, не можете, – отрезала старуха.

– Можно мне повидать его?

– Нет.

– Кто это, ба? – услышал Дэвид голос мальчика, донесшийся до него откуда-то из глубины дома.

– Шли бы вы отсюда, мистер, – сказала старуха, – нам не нужны шпионы, которые ходят тут и все высматривают.

За спиной старухи появился Тони; он подошел ближе и с любопытством уставился на Дэвида; он не помнил ни его, ни их ночного странствия. На его лице темнел зубчатый шрам, и левая рука висела на перевязи, обмотанная грязной ситцевой тряпкой.

– Что вам нужно? – враждебно спросил он.

– Ну, – рассмеялся Дэвид, – ты сейчас в лучшей форме, чем когда я видел тебя в последний раз.

– Так это вы привели меня? – Мальчик смутился, – Я считаю, что это очень благородно с вашей стороны, мистер, только если вы хотите узнать, что со мной произошло, – мне нечего сказать вам.

– Нет, я ничего не хочу от тебя узнавать, – Дэвид запнулся, он и сам не знал, почему испытывал такой интерес к этому мальчику. – Просто мне сдается, что парень ты неплохой, да вот угодил в какую-то историю, подрался с кем-то, что ли… Может быть, я могу помочь тебе?

– Ах, вот оно что! – Усмешка скользнула по угрюмому лицу мальчика. – Что ж, войдите, послушаем, что у пас на уме.

Старуха отступила, чтобы пропустить Дэвида. Потом закрыла дверь и засеменила в глубь коридора. Тони неуклюже двинулся за нею. Дэвид вошел вслед за ними в затхлую старомодную гостиную с круглым столом, двумя-тремя мягкими креслами и продавленным диваном, занимавшим большую часть комнаты.

– Садитесь! – Тони с размаху опустился на диван. Он вынул из кармана куртки пачку сигарет и коробку спичек, вытащил сигарету и закурил. Потом протянул пачку Дэвиду, – К сожалению, без начинки.

– Спасибо. – Дэвид вынул свою трубку и кисет с табаком. – Я предпочитаю это, если не возражаешь.

Тони, прищурившись, смотрел на него сквозь поднимающуюся вверх струйку дыма.

– А вы не из тех подонков? – осведомился он.

– Избави бог! – пробормотал Дэвид.

– Не видел ли я вас когда-нибудь в ресторане?

– Может быть, и видел. – Дэвид набил трубку. – Я захожу туда иной раз пообедать. Но у меня нет ничего общего с той публикой, я о них ничего не знаю.

– Ну и хорошо! – проворчал мальчик. – Эти сволочи, черт бы их побрал, здорово меня отделали. Отчасти я сам виноват. Но я ухожу он них. Не позволю больше калечить себя!

– Правильно! – Дэвид чиркнул спичкой и, поднеся огонек к трубке, раскурил ее. Потом затянулся, обдумывая, как начать разговор, – Ты можешь не говорить мне, что случилось. Я видел результаты. Когда парня избивают до полусмерти…

– И оставляют издыхать в канаве…

– Значит, какие-то негодяи имеют против него зуб и пойдут на любую подлость…

– Это уж будьте уверены!

– И значит, он должен убраться подобру-поздорову, убраться подальше из этого района и от шайки, которая его преследует. Послушай, Тони, я не знаю толком почему, но чувствую, что должен в это дело вмешаться. У меня был сын примерно одних лет с тобою. Сейчас его нет в живых. Убит в Корее. И я не сделал для него того, что обязан был сделать. Наверное, потому я и хочу сделать что-нибудь для тебя.

– Оправдаться мною? – презрительно усмехнулся мальчик.

– Вопрос в том, могу ли я помочь тебе и как, – продолжал Дэвид, – я мог бы дать тебе денег, чтобы ты уехал отсюда. Но куда? Где ты работаешь?

– Я нигде не работаю. И не знаю, куда ехать, – буркнул Тони угрюмо; он не был расположен к откровенности.

Бабка, то шаркая но комнате, то выходя в коридор, все время прислушивалась к разговору.

– Ты бы сказала ему, – обратился к ней мальчик, – что он не на того напал, если хочет исправить меня. Тоже выискался добренький! Воображает, что может со мною что-то сделать!

– Не слушайте его, мистер! – просительно сказала старуха. – Он просто набрался дурных привычек. Тонн хороший мальчик, это они приучили его к плохому, и он пристрастился к марихуане или к чему-то там еще, сама не знаю. И думает, что не может жить без этой пакости.

– Заткнись, бабка! – Мальчик вскочил на ноги, его плечи судорожно передернулись. – Это действительно так – не могу! – вызывающе бросил он, обернувшись к Дэвиду. – Так что, видите, со мной не стоит возиться!

– Чепуха! – резко сказал Дэвид. – Можно избавиться от любой привычки, надо только захотеть. Но вот захочешь ли ты – это самое главное.

– Не клянчить у них больше марихуану? Черт! Смогу ли я? – вздохнул мальчик. – Смогу ли когда-нибудь послать их ко всем чертям и жить, как захочу сам?

– Сможешь, – твердо сказал Дэвид. – Эта тяга к наркотикам – такая же болезнь, как и всякая другая. У меня сын доктор. Он назначит тебе лечение. А потом мы подыщем работу, какая была бы тебе по душе. Ну как?

Старуха бросилась к Дэвиду, схватила его за руку.

– Помогите ему! – задыхаясь, проговорила она. – Дайте ему возможность спастись! О Тони! – умоляюще обратилась она к мальчику. – Не отказывайся! Мы не знаем этого джентльмена, но мне кажется, у него доброе сердце. Он не подведет тебя, ведь правда, мистер?

– Не подведу! – Дэвид сжал изможденную руку, дрожавшую в его руке. – Я сделаю для Тони все, что в моих силах. А вот не подведет ли Топи меня, приложит ли он все усилия?

– Не могу обещать наверное, – пробормотал Тони, – но постараюсь.

– Голубчик мой! – Тусклые глаза старухи блеснули. – Я умерла бы спокойно, если бы знала, что у тебя все в порядке!

Дэвид вдруг заметил, что трубка в его зубах потухла, и потянулся через стол к пепельнице, чтобы выбить золу.

Его планы относительно Тони были ему еще неясны, он сознавал, что его задача огромна, почти невыполнима. И все же не мог противиться внутреннему голосу, который настойчиво требовал взяться за это дело.

«Надо действовать быстро, чтобы не поколебать доверия мальчика, – сказал себе Дэвид, – и не дать ему времени передумать».

– Я зайду еще, – сказал Дэвид, почувствовав внезапную усталость, словно только что с трудом склонил упрямого клиента на выгодную сделку. – Зайду, как только договорюсь о лечении Тони. А пока, – он искал молчаливого согласия бабушки, – думаю, лучше будет не говорить никому о пашем разговоре.

– И даже маме? – Тони вопросительно поднял голову.

– Даже ей, – решительно сказала старуха, – Янк может выведать у нее все, что захочет. Пусть это останется между нами тремя, если только этому суждено сбыться.

– Решено, да, Тони? – Дэвиду хотелось увериться, что Тони не отступит от своего решения.

– Ладно! – угрюмо согласился мальчик.

– У тебя хватит характера, чтобы сделать то, что ты решил, – горячо сказал Дэвид, – Я верю в тебя, Тони.

Он протянул руку. Тони схватил ее.

– Господи, я надеюсь, что вы правы, мистер, – сказал он, задыхаясь. – Я крепко надеюсь, что вы правы.

– Разумеется, прав, – весело ответил Дэвид, – Пока, сынок. Скоро увидимся.

Старуха проводила его до входной двери, отодвинула засов и сняла цепочку.

– Спасибо вам, мистер, – хрипло прошептала она, – простите, что я грубо говорила с вами, но я никогда не знаю, кто приходит за Тони. Если бы вы только могли сделать то, что обещали, – дать ему возможность…

В волнении она бормотала что-то невнятное, морщинистое лицо ее дрожало, слезы текли по щекам, скатывались по носу.

– У меня слов нет сказать вам… Так нужно, так нужно, чтобы Тони получил возможность уехать отсюда, избавиться от них! О, это было бы…

– Не тревожьтесь, – мягко сказал Дэвид. – Я постараюсь дать ему такую возможность.

Глава IV

– Тебе надо поговорить с Тревором Макдонеллом, – сказал Нийл, когда Дэвид пришел к нему в больницу спросить совета относительно Тони. – У Трева больше опыта в такого рода делах. Мы вместе кончали университет, он малый хороший. Был назначен два или три года назад медицинским инспектором в клинику для несовершеннолетних преступников.

– Пожалуй, это именно тот человек, который мне нужен, – сказал Дэвид и записал адрес, найденный Нийлом по справочнику.

– А вообще, чего ради ты берешь на себя функции Армии спасения, не понимаю, – возмущенно сказал Нийл, когда Дэвид в нескольких словах обрисовал ему окружение Тони. – Или это тоже имеет отношение к борьбе за мир?

– Да нет, не имеет. – Дэвид усмехнулся и пожал плечами: его забавляла собственная непоследовательность, однако раскаянья он не испытывал, – Я просто не мог пройти мимо и оставить этого мальчика погибать. Я подумал о Робе, они одного возраста.

– Ну и что ж? Мы каждый день сталкиваемся со случаями, когда бессильны помочь, разве что оказать медицинскую помощь! – Нийл был раздражен: он не любил проблем, разрешить которые был не в состоянии, кроме того, ему не терпелось вернуться в свою лабораторию. – Надо отдавать себе отчет в своих возможностях и ограничиваться тем, что в наших силах. Нельзя заниматься спасением каждого, кто вызывает в нас жалость.

– Ты прав, – согласился Дэвид, – И все же, если я смогу сделать что-нибудь для Тони, я сделаю.

Разговор с Тревором Макдонеллом ободрил Дэвида: он увидел, что молодой врач заинтересовался историей Тони и, несмотря на некоторую грубоватость, будет с ним терпелив и тактичен. Оказалось, что методы лечения доктора Макдонелла включают трудотерапию, спорт, хорошее питание и самодисциплину. Они давали неплохие результаты, хотя, по словам Макдонелла, не стоило заранее обольщаться в отношении некоторых подростков, находящихся под его наблюдением.

Если Тони подчинится лечению добровольно, можно надеяться на лучшие результаты, чем если поместить его в больницу силой и заставить выполнять все предписания.

Первый раз Дэвид сам привел Тони к Макдонеллу, Ради такого случая Тони нарядился и пригладил свои вихрастые волосы. Он выглядел вполне приличным юношей в своих свежеотутюженных черных джинсах и темно-синем свитере. Однако он хранил мрачное выражение лица, подчеркивая тем самым враждебное отношение к незнакомцу, который непонятно как сумел заставить его пойти к врачу. Всем своим видом он показывал, что никто не сумеет с нпм ничего сделать помимо его воли.

По дороге в клинику Тони упорно молчал, раздумывая над тем, чего ради этот незнакомец нянчится с ним. Если джентльмен рассчитывает получить какие-нибудь сведения от Тони Дарра, то он ошибается, говорил себе мальчик. И вообще он, Тони, еще подумает, стоит ли ему соглашаться на эту затею.

И все-таки сквозь недоверие в нем пробивалась тайная симпатия к этому чудаку, который не поленился дотащить его, избитого, до дома. Бабка считает, что верить ему можно: он и в самом деле потому только навещает их, что Тони похож на его погибшего сына.

Джентльмен не допытывался у Тони, почему его избили, и не задавал никаких вопросов о шайке из ночного кабачка. Оно и хорошо, ведь Тони все равно ничего бы не рассказал. А что, если шайка вздумает отомстить этому человеку за то, что тот встал между нею и Тони и не дал ему околеть в канаве? Что, если они изувечат его?

При этой мысли мальчик покрылся испариной, Джентльмен не знает, с кем он связался, не сознает опасности, которая его подстерегает. Тони не мог заставить себя пойти в полицию и донести на них, как нужно было бы сделать, по мнению бабушки. Слишком глубоко он увяз сам, чтобы кого-то выдавать. Тони понимал это и слишком боялся. Но джентльмена надо предупредить. Обязательно как-то предупредить, что, если он будет помогать Тони вырваться от них, шайка с ним расправится.

Эти мысли теснились в голове мальчика, пока он сидел в приемной Макдонелла, машинально перелистывая журналы, которые совсем не интересовали его. Они были так красочны и веселы и далеки от тревог, волновавших Тони: от его борьбы с городскими трущобами за право сохранить свое человеческое достоинство.

Когда хорошенькая нарядная сестра вызвала его в кабинет врача, Тони последовал за нею, приняв, в целях самозащиты, развязный вид. Спустя час он вышел от Макдонелла уже без всякой рисовки, и вид у него был озадаченный и потрясенный.

– Как дела? – весело спросил Дэвид, когда они шли к ближайшей трамвайной остановке. Он боялся, что Тони оттолкнула грубоватая манера Макдонелла, и ему хотелось рассеять неблагоприятное впечатление, которое могло создаться у мальчика. Однако Тони был слишком поглощен своими мыслями и ответил кратко: «Все в порядке».

Минуты две он задумчиво хмурился, потом глубоко вздохнул и сказал:

– Стану ли я продолжать это дело или покончу с ним совсем – вот о чем он спросил меня. Надо решать. Либо так, либо этак.

Дэвид остановился у дверей кафе.

– Выпьем по чашке кофе, – предложил он. – Думаю, тебе не мешает подкрепиться. Мне-то во всяком случае.

За кофе с пирожным, которые заказал Дэвид, язык у Тони развязался, и он рассказал о том, что говорил ему доктор и как сам он отвечал врачу.

– Черт! – восклицал он. – Ну и задал он мне! Заставил раздеться догола и обстукал со всех сторон. Сказал, что у меня «отличные данные». Хорошая грудная клетка; сердце, легкие, желудок в полном порядке – пока что. Могу, говорит, быть классным атлетом и обыкновенным порядочным парнем, если только… вы знаете, что я имею в виду?

– Знаю. – Дэвиду больше всего хотелось убедить мальчика, что он понимает, какие надежды и страхи тревожат его.

– Нот, вы не знаете, да и он не знает, с чем мне придется столкнуться, – в отчаянье воскликнул Тони. – Тут дело не только в привычке, как говорит бабушка. Правда, героина я не пробовал – слишком дорого, – и кокаина тоже. А вот сигареты с марихуаной – к ним я пристрастился. И банда Янка знает об этом.

– Да наплюй ты на них, – сказал Дэвид. – Тебе надо о своей жизни думать, а не о них. О том, что ты можешь сделать для себя.

– Все это так, – уныло согласился Тони. – Да только дадут ли они мне вырваться от них?

– Если ты твердо решишь, они не смогут остановить тебя.

– Да, не смогут. – Мальчик приободрился. – Во всяком случае, сопротивляться им я могу. Ведь могу, как вы считаете, мистер?

– Ну, разумеется, Тони, – Дэвид улыбнулся: ему было приятно доверие мальчика. – И бьюсь об заклад, что ты победишь!

Тоии снова впал в унылую задумчивость, затем спросил:

– Вам, наверное, придется дорого заплатить этому доктору за то, что он осмотрел меня, правда?

– Да ну, пустяки, – успокоил его Дэвид. – Если Макдонелл заинтересовался тобой, он сделает все, что сможет. А это главное.

– Но ведь вы не знаете. – Тони подался вперед, мускулы его напряглись, лицо исказилось внезапной яростью. – Если я вырвусь, если я сделаю то, о чем говорит доктор… ну, перестану гоняться за этой отравой, всем нам придется плохо. Очень плохо! Они отомстят моей маме. И будут преследовать вас.

– Ну, обо мне не тревожься. – Дэвид с улыбкой отхлебнул кофе, давая понять Тони, что не во власти шайки поколебать его душевное равновесие. – А твоя мама, неужели она не захочет, чтобы ты отказался от «этой отравы»? Докажи, что ты сумеешь постоять за себя, да и за нее, если уж на то пошло.

– Конечно! Конечно! – вздохнул Тони с некоторым сомнением. – Она не зналась с этим Янком, пока… пока не получила места в ресторане. Она не хотела, чтобы я работал на него. Черт! Об этом рассказывать нельзя, но… – Он досадливо поморщился.

– Да и не нужно! – Дэвиду хотелось вернуть мысли мальчика к предстоящему лечению. – Когда теперь ты должен увидеться с доктором Макдонеллом?

– Завтра.

Тони взял пирожное и, откусив большой кусок, задумался, вспоминая о своем визите к доктору, где псе было так странно и непривычно.

– А знаете, он не дурак, этот лекарь. Сказал мне: «Тебя ведь не потому тянет к этим сигаретам с начинкой, Тони, что они тебе нравятся. Ты просто незаметно привык к ним, ведь так было дело?» – «Верно», – говорю я. Тогда он показал мне фото парней и девчонок, которые совсем поддались марихуане и кокаину. Настоящие психи! И ведь это сущая правда! Я таких видал: скулят, как больные собаки. Им только бы разок затянуться или нюхнуть. Со мной тоже такое бывало – как той ночью, когда я ввалился к Рокко. Но я не выкурил ни одной сигареты с тех пор, как меня измолотили тогда, мистер. Кровопускание пошло мне на пользу: прочистило малость мозги!

Дэвиду не хотелось останавливать поток этих излияний, которые открыли ему больше, чем Тони подозревал. Но осторожность вернулась к мальчику, и он спохватился, взглянув на слитком внимательного слушателя.

– Эти фото дали мне хорошую встряску, – пробормотал он. – Если я не остановлюсь, то стану таким, как они, эти подонки, чертовы ублюдки. Им теперь одна дорога – в сумасшедший дом.

– Но ты же остановишься, – напомнил Дэвид с таким видом, словно решение Тони было окончательным и бесповоротным. – Быть может, это будет не так-то легко, но…

– Вы же сказали, мистер, – Тони отбросил назад прядь черных волос, напомаженных ради такого случая, – вы сами сказали, что, если у меня хватит характера, все пойдет на лад. А сейчас я думаю, вам лучше отойти в сторонку. Дайте мне самому встать на ноги. Им про вас знать ни к чему. Я сам условлюсь с доктором, когда мне приходить в клинику. А если что будет не так, бабушка даст вам знать.

– Вот где я живу. – Дэвид записал адрес м-с Баннинг на листке меню, лежащем на столе. – По этому адресу ты всегда можешь связаться со мной.

Тони оторвал от листка узкую полоску бумаги с адресом, спрятал ее в карман, застегнул молнию и вскочил на ноги, собираясь идти.

– Бабушка единственный человек, которого боится этот проклятый Янк, – сказал он, и мальчишеская улыбка преобразила его угрюмое лицо. – Она ему спуску не дает! Всякий раз так расчихвостит его, только держись! Пригрозила, что написала письмо и отдала в верные руки и что это письмо сейчас же передадут в полицию, если только он посмеет пристукнуть ее, маму или меня.

– Молодец твоя бабушка! – одобрительно рассмеялся Дэвид.

– Да, бабка у меня что надо, на все пять! – согласился Тони, став серьезным. – Она считает, что и вы такой же. До встречи, мистер!

Мальчик шагнул к двери. Дэвид следил, как он удаляется вприпрыжку вниз по улице. Худенькая угловатая фигурка мчалась, подскакивая, с воинственным задором. Дэвид задумался над тем, каково придется мальчику в борьбе, на которую он решился, и был далеко не так уверен в успехе, как старался показать это Тони.