Текст книги "Негасимое пламя"

Автор книги: Катарина Причард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Глава XV

– Где Гвен?

Дэвид вырос перед Миффанви, когда она кормила детей ужином. Широко раскрыв глазенки, оба малыша испуганно уставились на него, с румяных мордашек стекали на стол капли молока.

– Это ты, папа! – удивленно воскликнула Мифф и, уловив в его голосе тревогу, спросила: – Что случилось?

– Да я и сам толком не знаю. – Он поцеловал ее с виноватым чувством, отметив, что просторный цветастый халат уже не скрывает ее округлившегося живота.

Мифф, однако, нисколько не была смущена своим видом; румяная и цветущая, она сновала по маленькой жаркой кухне, переставляя грязную посуду, убирая игрушки и ребячью одежду. Малыши оглашали кухню шумными криками.

– Еще! Еще! – пищал мальчуган, изо всех сил колотя по тарелке ложкой. – Ян хочет еще киселя!

– И Сью! И Сью! – вторила ему сестренка. – Сью хочет еще киселя!

– Ну-ка тише! – крикнула Мифф. – Из-за вас дедушку совсем не слышно.

Давид отодвинул стул от стола и сел.

– Ты уж меня извини, что я так нагрянул к тебе, – сказал он, оправдываясь, – но я слышал, что вернулась Гвен. Решил, что ты знаешь, где ее можно найти.

– Да, да, надо было раньше уведомить тебя о ее приезде, – сокрушенно сказала Мифф, – Но на меня столько дел навалилось с тех пор, как Герти вышла замуж.

– Герти вышла замуж?

– Ну конечно же! – Мифф рассмеялась. – Вот ведь какую штуку отколола! А сообщила она нам об этом так: «С тех самых пор, как у брата Джо померла жена, он от меня не отстает. У него восемь детей, мал мала меньше, самому младшенькому еще нет и года. Брат Джо хочет взять меня в жены, чтоб я стала матерью сто детей. Выходит, отказываться нельзя. А вы как считаете, мисс Мифф?» Ну что мне было ей ответить?

– Бедняжка Гертн!

– Она была очень довольна, что брат Джо решил жениться на ней, – заверила его Мифф. – От души волновалась, думая, как ей заменить мать его ребятишкам. Я подарила ей свадебное платье и устроила чай для ее друзей по молитвенным собраниям. А Билл предупредил брата Джо, сказал этому сморщенному, набожному коротышке, который к тому же значительно старше Герти, что, если он не будет к ней добр, ему придется иметь дело с нашей семьей.

– Надо не терять ее из виду. – Дэвид чувствовал себя в какой-то мере ответственным за судьбу косоглазой беспризорницы, которую oit когда-то привел в дом и сделал членом своей семьи.

– Герти и сама этого не допустит. – Мифф вытерла сынишке лицо нагрудником и дала ему яблоко, такое же красное, как щечки малыша. – Она постоянно приходит ко мне чуть ли не со всем своим выводком, горит желанием помочь мне, хотя, бог тому свидетель, у самой дел невпроворот. Я, конечно, не позволяю ей ни за что браться, разве что поболтаю с ней о новых ее обязанностях. И все же мне очень не хватает Герти. Привыкла во всем на нее полагаться – и за домом она смотрела, и за детьми. В тот день, когда впорхнула Гвен, у меня как раз была стирка. В доме черт знает что творилось, Гвенни почти сразу же выпорхнула – и была такова. Я надеялась, она навестит тебя.

– Пока еще она этого не сделала, – заметил Дэвид.

– Я предлагала ей остаться у меня, – продолжала Мифф, докармливая Сью остатками киселя, – но она не захотела. Должно быть, с трудом представляла себе, как приспособится к нашему развеселому житью-бытью. Нет! Нет, Ян, сначала доешь яблоко, ты ведь хороший мальчик. – Она повернулась к сыну и отобрала у него дудку, в которую он вознамерился было подудеть, – Во всяком случае, несколько дней она прожила в гостинице. А потом сняла себе квартиру в Саут-Ярра. Адрес вон там, на календаре.

Дэвид бросил взгляд в сторону календаря, висящего на стене возле очага. На календаре был изображен лес и пасущиеся в тени деревьев коровы. Неподалеку от этих коров Мифф и нацарапала адрес Гвен.

– А теперь, мое солнышко, – услышал он голос Мифф, обращенный к сыну, – можешь слезть на пол и крепко-крепко обнять дедушку.

– И я! И я! – защебетала Сью. – Хоцу клепко-клепко обнять дедуску!

Дэвид прижал к груди внучат и счастливо рассмеялся, когда они обхватили его своими мягкими ручонками и протянули для поцелуя нежные, пахнущие молоком мордашки.

– Как хорошо, что они у тебя есть, правда?

Мифф кивнула.

– Никогда бы раньше не поверила, что дети так сильно меняют жизнь. Они такие чудесные, умненькие, просто очаровательные. Я благодарю судьбу за то, что имею их. А у тебя к нам было ли такое же чувство, пана?.

– И до сих пор есть. – Улыбка сошла с его лица, и голосом, полным нежности, он сказал: – Потому-то я так и беспокоюсь за Г пен.

Мифф убирала со стола остатки ребячьего ужина, складывая в раковину тарелки и чашки.

– Хочу предупредить тебя, что она уже совсем не та Гвен, какую мы знали.

Сильная струя горячей воды из крана полилась на грязную посуду, и голос Мифф доносился сквозь клубы пара, окутавшие ее.

– Я допускаю, что после почти трехлетнего пребывания за границей она изменилась, – нерешительно согласился Дэвид, – стала старше, более искушенной в житейских делах.

Мифф ополаскивала вымытую посуду и ловко устанавливала тарелки в сушилку – только руки мелькали.

– Дело даже не в этом. И не и том, что она вообразила себя и держится эдакой шикарной покорительницей сердец. Она такая же славная, как и прежде: была очень мила с моими ребятишками и радовалась, когда они называли ее тетей Гвен. Вместе с тем в ней появилась какая-то сдержанность, отчужденность. Во всяком случае, пана, я почувствовала, что она как-то отдалилась от меня. – Мифф повернулась к нему, темным силуэтом вырисовываясь на фоне освещенного окна, лицо ее оставалось в тени.

– С Брайаном Макнамарой она обошлась хуже некуда. Он приходил, рассказывал мне. Вроде бы они довольно регулярно переписывались, и он надеялся, что когда Гвен вернется домой…

– Он все еще любит Гвен и хранит ей верность?

– Похоже на то, – подтвердила Мифф. – Брайан купил ферму в Южном Джипсленде; оттуда телеграфировал Гвен, что приедет встретить ее. А она взяла да и уехала с каким-то мужчиной, с которым познакомилась на пароходе. Бросила Брайана, он чуть не плакал. Прямо убит был ее поступком.

– Очень все это нехорошо! – пробормотал Дэвид. Он решил не расстраивать Мифф и не говорить ей, что знает о том человеке, с которым уехала Гвен.

– Ну ладно, я, пожалуй, пойду.

Оп спустил внука на пол, Мифф взяла на руки с его колен маленькую Сью.

– Когда ждете прибавления семейства? – спросил оп, нежно прижимая к себе Мифф, держащую на руках Сью.

– Билл считает, нам не следовало заводить еще одного так скоро, – сказала она, покаянно опустив глаза под его взглядом. – А но мне, почему бы и пет? Один наш старый друг по партии уверяет, что у коммунистов только один недостаток: они производят на свет слишком малое потомство. Вот я и пытаюсь доказать ему, что он по прав.

– До свидания, дорогая. Я рад, что у тебя все хорошо. Для меня это самое важное.

Он поцеловал ее. И уже в дверях, оглянувшись, бодро сказал:

– Я все же надеюсь, что со мной Гвен не будет держаться отчужденно.

Глава XVI

Когда он постучал в квартиру Гвен, ему показалось, что бронзовая горгулья над входной дверью злобно ухмыльнулась. Как будто радовалась его нерешительности.

Дверь открылась – в светлом проеме стояла тоненькая фигурка в черных, плотно облегающих брюках. На ногах золотые босоножки на высоких каблуках, короткая черная атласная кофточка полураспахнута и обнажает плечи, длинные блестящие волосы белокурыми кольцами рассыпались по спине; в тот миг, как она узнала стоящего на половичке возле двери человека, глаза ее под густо накрашенными ресницами вспыхнули радостью.

– Ой, папа! – воскликнула Гвен, бросаясь в его объятия. – Если бы ты только знал, как мне хотелось увидеть тебя!

Дэвид крепко обнял и расцеловал ее, до глубины души растроганный неподдельной радостью, с какой она встретила его.

– Моя маленькая Гвен! – прошептал он. – Моя родная маленькая Гвенни!

Гвен ввела его в переднюю и заперла дверь.

– Я только-только узнал о твоем приезде, – объяснил Дэвид. – Мифф дала мне этот адрес.

– Такая меня вдруг тоска но дому охватила, взяла да и вернулась. – Гвен провела его в гостиную, и он увидел небольшой накрытый на двоих стол. – Вот, думаю, устрою вам сюрприз. И ведь устроила, правда?

Гвен примостилась на диване, обитом поблекшей рыжевато-коричневой парчой, указав Дэвиду место рядом с собой. Он сел возле нее, она улыбнулась, и ему почудилось, будто он вновь видит в глазах Гвен того озорного бесенка, который в былые времена мог, по мнению семьи, запросто «обвести папочку вокруг мизинца». Он вспомнил, каким она была упрямым, своевольным ребенком – впрочем, такой, наверно, и осталась, – как легко обижалась и обижала других, весело безразличная ко всему на свете, кроме того, что поражало ее воображение в данный момент.

– Мифф сказала, что о твоем приезде знал только Макнамара, – решился наконец Дэвид начать разговор.

Гвен упрямо тряхнула головой.

– Ах, Брайан! Боюсь, что я обошлась с ним не очень-то хорошо.

Она вскочила с дивана и подошла к столу.

– Оп приехал встречать меня, а я уехала с парохода с… с другим…

Она взяла сигарету из стоящей на столе серебряной папиросницы работы индийских мастеров.

– Хочешь? – и протянула ему папиросницу. – Ой, совсем забыла! Ты же не куришь сигарет. – Опа поставила папиросницу обратно на стол. – Где твоя старая трубка? Или ты совсем бросил курить?

– Нет, не бросил. – Дэвид вытащил из кармана трубку и кисет с табаком. – Но по-прежнему предпочитаю трубку.

Он набил трубку. Гвен закурила сигарету и следила за тем, как он стряхивает с ладони в кисет крошки табака, чиркает спичкой и подносит ее к трубке.

– Не правда ли, прелестная вещица? – Она снова взяла со стола серебряную папиросницу и протянула ее Дэвиду полюбоваться, – Мне ее подарил Клод.

– Клод? – Брови Дэвида удивленно вздернулись.

– Мойл. Ты, кажется, знаешь его.

– Уж не имеешь ли ты в виду одного из бывших моих директоров в «Диспетч»?

– Вот именно.

Дэвид рассмеялся – не столько над смешной фигуркой дочери, которая с воинственным видом стояла перед ним, широко расставив ноги в босоножках на высоченных каблуках, сколько над самой мыслью о том, что Клод может домогаться расположения Гвен.

– Старый греховодник! – воскликнул он. – Неужели Мойл вздумал волочиться за тобой?

– Не такой уж он старый, – возразила Гвен, – Ничуть не старше тебя.

– Верно. – В голосе Дэвида зазвучали кроткие, мягкие нотки. – Но зато за мной не тянется слава такого «бабника» – как это принято называть.

– Мне все это известно, – ответила Гвен, переходя в оборону. – Но Клод уверяет, что никогда в жизни не был влюблен ни в одну женщину так сильно, как в меня.

– Однажды ты сказала, – напомнил ей Дэвид, – что никогда в жизни не поверишь человеку, который так говорит.

– А я и не верю ему. – Гвен затянулась и с улыбкой выпустила облачко дыма. – Не такая уж я наивная дура, за какую ты меня принимаешь, папа.

Он с облегчением почувствовал, что они разговаривают абсолютно откровенно, и улыбнулся в ответ.

– Вот уж никогда не считал тебя ни наивной, ни дурой, но что ты никогда не останавливалась ни перед чем, лишь бы немедленно добиться своего – это так.

– Правда? – благодушно спросила Гвен, усаживаясь в огромное потертое кресло. – Да будет тебе известно, Клод хочет жениться на мне.

– В самом деле? – с иронией в голосе спросил он. – Но ведь он уже женат, и ты это, несомненно, знаешь…

Она поджала под себя одну ногу, перекинув другую через ручку кресла. Золотая босоножка болталась на кончике пальцев. Она с нескрываемым удовлетворением разглядывала ее и свою голую розовую пятку, торчавшую из-под черных брюк.

– Я и отказалась спать с ним.

– Очень утешительно.

– От него плохо пахнет, папа. И мне не нравится его затылок.

– Весьма серьезные доводы, – В глазах Дэвида зажглись веселые огоньки.

– Ты смеешься надо мной, – обиделась Гвен.

– И не думаю, дорогая. – Дэвид подавил поднявшуюся в нем радость. – Меня восхищает твоя проницательность. Ведь это нее факт, что затылок раскрывает суть человека. Метает ему скрыть, что у него на уме.

– Клод такой тощий, такой незначительный на вид, – размышляла Гвен вслух. – Но но отношению ко мне он воплощенная порядочность, – кинулась она на защиту своего поклонника. – Пытается уговорить своего друга, владельца большого магазина, взять меня манекенщицей. Я уже занималась этим в Лондоне, ты же знаешь, и вообще не мыслю себе вернуться в детский сад.

– Почему?

– О, я уже привыкла весело жить, привыкла тратить денег куда больше, чем могу заработать преподаванием, привыкла к красивым платьям, к роскошным машинам.

– И это все, что тебе нужно? – спросил Дэвид.

– Гм, – Гвен обдумывала ответ. – Пожалуй, да. Когда мне пришла мысль вернуться домой, я задала себе вопрос: выходить ли мне замуж за Брайана? Я же все-таки люблю его. Но я, право, не создана быть женой фермера, папа. Я бы не смогла жить так, как живет Мифф, – маленький душный домик, эти негодники, которые вечно орут благим матом и цепляются за ее юбку…

– Мифф счастлива, – возразил Дэвид, – и ее детишки вовсе не негодники. Просто очень живые, совсем не избалованные малыши. И с мужем Мифф живет в таком согласии, какого я тебе только могу пожелать, крошка моя.

– Быть может, Мифф такого рода домашний рай и подходит, – нетерпеливо воскликнула Гвен. – А мне нет. Скука жуткая, если что и всколыхнет ее, так ото забастовка или какая-нибудь драчка на Ярра-Бэнк.

– Не будем пикироваться. – В глазах Дэвида вновь зажглись веселые искорки.

– Конечно, не будем. – Вытащив из-под себя ногу, опа вытянула ее и небрежно спросила. – А как обстоят дела с твоей великой идеей? – И, видя его замешательство, добавила: – Судя по всему, не так уж хорошо.

– Да. – С лица Дэвида исчезло присущее ему выражение мягкой иронии. Он наклонился вперед, обхватив руками колени, и сжал пальцы так сильно, что побелели суставы, выдавая, сколь мучительно далось ему это признание.

«Как он хорош до сих пор, несмотря на морщины, изрезавшие лоб, и на поношенный костюм», – подумала Гвен, и сердце ее захлестнула жалость. Гладко зачесанные назад волосы были по-прежнему темны и густы, лишь кое-где их посеребрила седина.

– Не падай духом, – сочувственно сказала она, – не всегда все получается так, как нам хочется.

– Больше всего меня мучает, – с трудом выдавил он срывающимся, хрипловатым голосом, – что я мало чем смогу помочь тебе.

– О, пусть тебя это ire беспокоит, – Она звонко рассмеялась, – О себе-то я сумею позаботиться. Если мне не удастся устроиться манекенщицей, я на худой конец могу выйти замуж за Клода, как только он получит развод.

– Мне случайно стало известно, – медленно сказал Дэвид, – что жена отказывается давать ему развод.

– То есть она не давала ему развода, когда его любовницей была Джан Мэрфи, ты ведь об этом? – с напускным простодушием спросила Гвен. – Но ведь леди Мойл ненавидит Джан. Клод падеется, что, если теперь он оставит жене загородную виллу в Тураке и увеличит содержание, она не станет противиться.

– Он обманывается сам и тебя вводит в заблуждение.

– Насколько я понимаю, настоящим камнем преткновения является мисс Мэрфи. – Гвен сосредоточенно разглядывала покрытые ярким лаком ногти. – Препятствия чинила именно она, но Клод говорит, что ты избавил его от нее.

На мгновение Дэвид потерял дар речи, подавленный и возмущенный тем, что в своем стремлении выгородить себя Мойл мог говорить так о Джан.

– Все это не так, – начал он, немного овладев собой. – Джан была очень добра ко мне, когда я заболел. Я жил у нее несколько месяцев и помогал ей в работе над журналом. Мы были любовниками. Расстались, как только она узнала о возвращении Мойла. Но я не избавлял его от нее. Джан по-прежнему считает себя связанной с ним, и бросить ее ему будет не так-то легко.

– Какая жалость! – Гвен кинула на него косой взгляд.

Дэвид понимал, что она продолжает подтрунивать над ним.

– Я говорю «жалость», имея в виду тебя. Потому что она-то, собственно, уже брошена.

– Перестань! – У Дэвида лопнуло терпение. – Я стыжусь того, что работал на Джан, но не того, что любил ее. Тебе не понять всех обстоятельств…

– Не попять? – переспросила Гвен. – Клод говорит, он нисколько не осуждает тебя. Джан занятная штучка. Не так-то просто устоять перед ее прелестями.

– Гвенни!

– Извини, папа.

В глазах Гвен появилось виноватое выражение, как у набедокурившего ребенка.

– Я ведь просто перед тобой выпендривалась самым мерзким образом, хотелось тебя ошарашить. Показать, как разговаривает нынешняя эмансипированная молодежь.

– Я понимаю, – признался Дэвид, – но под всем этим я вижу мою капризную изменчивую Гвен.

– Я просто-напросто никчемная девчонка, – вздохнула она. – А теперь тебе надо идти, если не хочешь встретиться с Клодом. – Она взглянула на платиновые, осыпанные мелкими брильянтами часы на запястье. – Он сейчас придет ужинать. За все свои ухаживания он пока получил всего-навсего несколько поцелуев. И он знает, что меня ему не купить даже вот такими штучками.

Она снова бросила взгляд на свои часы.

Дэвид поднялся, чувствуя себя несчастным и удрученным. Гвен обняла его в порыве искренней нежности, с какой она и встретила его.

– Не беспокойся за меня, – попросила она. – Все будет в порядке. Как-никак, а я уже научилась не давать себя в обиду.

– Если бы я только мог оградить тебя от невзгод, – грустно сказал он.

– Помнишь, как ты говаривал когда-то: «Гвенни что кошка: как ее ни брось, всегда упадет на лапки».

Он улыбнулся.

– Я и забыл. Спокойной ночи, дорогая.

Он поцеловал ее, – вышел, ссутулившись, за дверь и уже шагал прочь от ухмыляющегося чудовища, когда она вдруг крикнула вдогонку:

– На следующей неделе из Джипсленда приезжает Брайан. Знаешь, в общем-то, я его очень люблю!

Глава XVII

Дэвид шел по улице в тени сомкнувшихся над ним деревьев, и сердце его разрывалось от любви и тревоги за Гвен. Он испытывал инстинктивное желание защитить ее и оградить от невзгод; его удручала развязность и апломб, которыми она хотела блеснуть перед ним, давило сознание собственного бессилия, невозможность отвлечь ее от той жизни, к которой опа так тянулась.

Он понял, что не в силах даже отвратить неминуемую катастрофу, которой кончатся ее близкие отношения с Мойлом.

Противодействие желаниям Гвен никогда ни к чему не приводило. Она была еще совсем крошкой, а ее уже приходилось всеми правдами и неправдами отговаривать от очередной рискованной проказы. Она любила залезать на высоченный старый эвкалипт, который рос у них во дворе, – только бы напугать мать; или заплыть далеко за песчаную отмель в кишащие акулами воды залива, когда семья приезжала на отдых в Блэк-Рок, – только бы подразнить братьев. Гвен была существо жизнерадостное и непосредственное, она была застенчива и чувствительна, подвержена внезапным бурным приступам гнева, неизменно оканчивающимся раскаянием и слезами.

Странно, размышлял он, Гвен всегда была ближе его сердцу, чем другие дети. Что бы она ни натворила, Дэвид тут же был готов оправдать ее и выступить в ее защиту. И остальные члены семьи, зная эту его нежную привязанность, говорили: «Гвен ничего не стоит обвести папочку вокруг мизинца».

Так оно и было на самом деле, и Гвен всегда льнула к отцу, уверенная, что найдет у него защиту и ласку. Она росла в атмосфере любви и поклонения. Этого отношения к себе она ожидала и теперь, покинув отчий дом и занявшись поисками места под солнцем вне его высоких надежных стен. Грубое отношение было ей неведомо, она и представить себе не могла, что с ней, любимицей и баловнем семьи, милой, обаятельной Гвен Ивенс, может плохо обойтись человек, поклявшийся ей в любви. Приключившееся с ней несчастье она восприняла как катастрофу.

Удивительно, до чего близко к сердцу принимала она всякого рода мелкие трагедии – плакала горючими слезами над сломавшей крыло птичкой, над муравьем, раздавленным на тропинке, над голодным котенком – и в то. же время с полнейшим равнодушием относилась к истинно великим трагедиям человеческого бытия: страданиям и бедам, порожденным войной, голоду и болезням, жестоким преследованиям, несправедливости и притеснениям.

Быть может, она намеренно отгораживалась от людских невзгод, не желая причинять себе излишней боли? Бедняжка Гвен, она похожа на беззащитного мотылька, который порхает то на солнцепеке, то в тени в неуемном стремлении получать от каждого мгновения одни лишь удовольствия.

Что же ему делать? Не в его силах вырвать из сердца любовь к этой своей капризной, непостоянной дочери.

Без сомнения, он мог бы восстановить прежнее свое сравнительное благополучие. Для этого всего-то и надо, что смиренно поклониться в ножки Карлайлу или издателю любой ежедневной газеты в Сиднее или Аделаиде и клятвенно обещать прекратить пропаганду мира и разоружения. И ему снова будет гарантировано весьма солидное жалованье. Вполне достаточное, чтобы обеспечить Гвен и оградить ее от жизненных напастей.

Он отнюдь не был уверен, что Гвен получит работу, которой так страстно домогалась. Следовательно, выход оставался один – Мойл и все, что он ей предлагал: деньги, поклонение, развлечения. Гвен прельщал обманчивый блеск, и все же она не решалась сделать последний шаг, который, как она знала по горькому опыту, может привести к печальным последствиям.

Чувство ответственности перед дочерью вступало в противоречие с его решимостью добиваться поставленной перед собой цели. Может ли он игнорировать эту ответственность? Имеет ли он право посвятить себя какой-то отвлеченной идее, вселенским интересам, если она, его дочь, требует сейчас от него всего внимания, на какое он способен?

Если он решит отвлечься от дела, где его ум и энергия найдут, как он считал, наиболее ценное применение, удар по самолюбию будет очень ощутимым. Сумеет ли он приспособиться к такому положению? Сможет ли отказаться от борьбы против ядерной угрозы и войны?

Его приводила в содрогание самая мысль, что он предаст людей, самоотверженно борющихся против безумства гонки вооружений, непрестанного наращивания разрушительных сил. Он не мог отречься от цели, которой служили его единомышленники. Поступить так означало совершить измену, которой ему никогда не пережить.

Даже сейчас, испытывая сильнейшую душевную муку, он знал, что не сможет загасить огня, горевшего в его душе. Он не имеет права вновь проявить слабость, вновь отступиться и прекратить борьбу за достижение соглашения между народами во имя решения назревших международных проблем, что избавило бы человечество от безумия и варварства войны.

«Безумие и варварство войны». Эта фраза мучительной болью отзывалась в его душе. Немыслимо предать тех, кто противодействует этому безумию и варварству. И сколь бы незначителен, сколь бы ничтожен ни был его вклад в эту борьбу, он должен стоять до конца. Жизнь на других условиях была бы жалким прозябанием, которое он вряд ли бы вынес.

Должен же быть какой-то способ сохранить взаимное понимание и теплые отношения с Гвен. Способ, который не потребует от него предательства великой идеи.

Вечером следующего дня он отправился к Мифф, чтобы рассказать ей о своем разговоре с Гвен; войдя в комнату, он увидел ребятишек, зачарованно уставившихся на аквариум с золотыми рыбками, который принес домой Билл.

– Дедуля! Маленькие рыбки, золотые рыбки! – восторженно крикнул Ян.

– Маленькие рыбки, золотые рыбки, – эхом отозвалась Сью, прыгая вокруг стола, на который Билл поставил аквариум: в воде меж зеленых водорослей плавали несколько золотых рыбок, быстро шевеля прозрачными нарядными плавниками.

– Подарок китайских моряков, – объяснил Билл. – У них были неприятности в порту, профсоюз помог им, вот они в знак признательности и принесли этот аквариум.

Золотые рыбки неутомимо резвились в воде, к вящему восторгу малышей, и Дэвид включился в общий хор восхищенных возгласов. Но мысли его по-прежнему были заняты Гвен. Он невольно сравнивал ее с золотой рыбкой, которая довольствуется тем, что шевелит в воде своими прелестными плавниками и позволяет любоваться собой. Интересно, удовлетворяет ли золотых рыбок сознание того, что они прекрасны и все ими любуются? Их выпуклые, полные страха глаза, казалось, напряженно искали выхода, в то время как они метались между плавающими в аквариуме водорослями. Так же и Гвен, подумал он. Подобно золотой рыбке, она стремится вырваться на волю.

Малыши были уже в пижамках, вымыты, накормлены, готовы ко сну. Но их никакими силами невозможно было оторвать от золотых рыбок; пришлось объявить, что маленькие рыбки устали, хотят спать и проведут всю ночь до самого утра в кладовке. Билл вынес аквариум, а Мифф принялась выпроваживать детей спать.

Но по тут-то было. Всячески оттягивая роковой момент прощального поцелуя, Ян потребовал, чтобы дед исполнил свое давнее обещание и поиграл с ними и лягушки.

Дэвид встал на колени, изображая большую лягушку, через которую положено прыгать лягушатам. Бегая за ним на четвереньках по всей комнате, карабкаясь на него, малыши в упоении визжали во всю мочь. И только когда он, выбившись из сил, рухнул на пол, отбиваясь от двух наседавших на него «лягушат», Мифф сжалилась над ним и понесла кричащих, дрыгающих ногами малышей спать.

Дэвид дотащился до кресла и откинулся на спинку, приходя в себя после веселой возни.

– Маловато тренировки для игры в лягушачьи скачки, – тяжело дыша, проговорил он, щурясь то ли от смеха, то ли от кольнувшей сердце боли.

– Вам плохо? – воскликнул Билл.

– Ничего страшного! – И хотя каждое слово стоило Дэвиду больших усилий, ему удалось успокоить Билла, встревожившегося при виде его бледности. – Сейчас все пройдет. Задохнулся немного. Только и всего.

Билл вернулся на кухню, которую прибирал после ужина. Дэвид слышал, как он мыл посуду и гремел тарелками, устанавливая их в сушилку. Мифф спела колыбельную песенку, поцеловала свернувшихся калачиком малышей и ушла.

Как всегда бывало и прежде, покой и уют этого маленького дома умиротворили его. За те несколько минут, что он пролежал с закрытыми глазами в кресле, ушло мучительное беспокойство за Гвен, отпустила боль в сердце.

– Боже мой, надеюсь, мои ненаглядные чадушки не замучили тебя? – спросила Мифф, входя в комнату и усаживаясь возле него.

– Нисколько, – успокоил он ее.

– Погляди, пожалуйста, милый, угомонились ли они, – крикнула она Биллу. – Ян наверняка сбросил с себя одеяло.

– Хорошо, – с готовностью откликнулся Билл, направляясь в детскую.

Мнфф вытянула ноги, положив их на стоящий рядом стул, и усталым жестом поправила волосы.

– Ну, что нового у Гвен? – Она повернулась к отцу с улыбкой, в которой, как в зеркале, отражались связывавшие их чувства.

Дэвид рассказал, как ласково встретила его Гвен, передал их разговор о ее планах стать манекенщицей в одном из больших магазинов, о ее романе с Клодом Мойлом, об обещании Мойла развестись с женой и жениться на Гвен, о ее легкомысленном отношении к этому вопросу.

– Уж если Гвен решила, что ей хочется шикарной жизни, мы бессильны что-либо сделать, отец, – твердо сказала Мифф, – Ты ведь не хуже моего знаешь, что ни тебе, ни мне не отговорить ее. Она все равно поступит по-своему, и нам останется смириться со свершившимся фактом. Это никак не должно влиять на твою жизнь или на мою. Гвен знает, что мы любим ее. И я всегда готова буду помочь, если ей потребуется моя помощь.

– Я и сам пришел к тому же выводу, – признался Дэвид, – хотя мне кажется, дорогая, что в данном случае я перекладываю свою ответственность на тебя.

– Какая чепуха! – отмахнулась Мифф. – Мой дом всегда будет ее домом, и я уже сказала ей, что она может переехать сюда в любой момент.

– Я всегда знал, что ты так поступишь, и все же своими словами ты снимаешь груз с моей души.

– А кроме того, – добавила Мифф со смехом, – я посоветовала Макнамаре действовать как подобает мужчине: взять да похитить ее… Я знаю нашу Гвенни. Ей это понравится. Как раз то, что ей нужно, – трепет, волнение, пылкая влюбленность. С Мойлом она лишь играет в любовь. У Мойла не будет никаких шансов в соревновании с Маком, если тот покажет, на какие сильные чувства он способен – страсть, беззаветная преданность. И я думаю, он это сделает.

– Надеюсь, ты права.

Дэвид пошевелил пальцами, и Мифф увидела глубоко въевшиеся в кожу чернила.

– Я видела сегодня Шарн, – медленно проговорила Мифф, – она сказала, что ты собираешься работать с ней в комитете по подготовке Конгресса.

Мифф понимала, откуда взялись эти чернильные пятна. Обычно он очень тщательно следил за своими руками, и, видимо, то, чем он занимался последнее время, объясняло эту неопрятность.

– Да, да, с радостью. – Мифф увидела, как его лицо словно озарилось, озабоченность исчезла и на смену ей пришел молодой энтузиазм. – Я ведь совсем отошел от них в последнее время, дорогая. На какое-то время потерял надежду и веру в людей. Но сейчас я снова готов сворачивать горы, если в комитете простят меня и опять возьмут работать.

– Не сомневаюсь в этом, – сказала Мифф, снова став деловой и практичной, – Организаторы очень нужны. Все только и говорят что о мире. Надо использовать это всеобщее стремление к миру, мобилизовать людей.

– Понимаю, – заметил Дэвид.

– Но послушай, папа, – Мифф нахмурилась, вспомнив о том нервном потрясении, которое он пережил год назад, разочаровавшись в жизни и впав в нищету, – можешь ли ты позволить себе работать без денег?

Дэвид улыбнулся.

– Последняя моя довольно-таки постыдная работа дала мне столько, что я вполне продержусь несколько месяцев. Я не буду бременем для комитета. А после окончания Конгресса мне, возможно, удастся подыскать не такую доходную, но зато менее позорную работенку.

В комнату тихонько вошел Билл, прикрыв за собой дверь.

– Спят, – довольно сообщил он. – Уснули в полной уверенности, что золотые рыбки тоже легли спать. Вы говорили о Конгрессе? – добавил он, сев в кресло напротив Дэвида. – Думаю, это будет настоящее событие, ничего подобного еще никогда не бывало в Южном полушарии. Большинство профсоюзов поддерживает Конгресс.

– Мир – дело профсоюзов, – процитировала Мифф профсоюзный лозунг.

– Это верно. – Билл поудобнее устроился в кресле. – Нам не так-то легко было прийти к этому решению. Но теперь матросы и портовики всерьез взялись за дело. Они знают, за что борются, когда настойчиво требуют разоружения. Те статьи, что вы послали в «Маритайм уоркер», сыграли большую роль, отец.

– Даже не знал, что их напечатали, – ответил Дэвид, в глубине души довольный, что его статьи, судя по всему, нашли отклик.

– Мы хотим опубликовать их в виде брошюрки, – продолжал Билл. – Меня попросили связаться с вами. Выяснить, согласитесь ли вы.

– Самая приятная новость за все последнее время! – воскликнул Дэвид. – Ведь правда приятная новость, Мифф? До чего же радостно сознавать, что я старался не совсем впустую.