Текст книги "Том 1. Убийство в закрытом клубе"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

– Это как раз один из вопросов, на который я ищу ответ, – сказал я. – Была ли смерть Блейна случайностью или же он специально покончил с тем ярким талантом, о котором вы только что говорили, Стив?

Дуглас слегка нахмурился:

– Не хотите ли вы сказать, что он покончил с собой?

– Это предположение уже высказано довольно многими людьми.

– Это смехотворно! – Дуглас раздраженно задвигал плечом. – Род! Эти торговцы плотью, по-видимому, лишились остатков ума! У Рода Блейна было все, для чего стоило жить. Через десять лет весь мир был бы у его ног. Хотя его талант еще полностью не созрел, он был почти гениален. Как человек в таком положении мог думать о самоубийстве?

– Может быть, вы и правы, – сказал я. – Как вы впервые встретились, Стив?

– Я открыл его, – ответил Дуглас скромно. – Я был первым человеком, который осознал фантастическую глубину его нераскрытого таланта и сделал все, чтобы мир увидел его. Если я и не совершу в жизни ничего другого, – мне есть что вспомнить!

– Вы хотите сказать, что открыли его раньше Джерома Кинга? – спросил я.

Дуглас снисходительно улыбнулся:

– Дорогой Рик, я сделал все, что только возможно, чтобы Джером Кинг обнаружил его!

– Я изумлен тем, что услышал от вас, Стив, – сказал я искренне. – То, что вы сказали, кажется мне поразительным.

Стив был горд собой, как попугай, которому только что почесали голову.

– Может быть, мне лучше рассказать вам все, как было, Рик? – прямо-таки промурлыкал он. – Я живу театром с тех пор, как я помню себя. В театре я занимался почти всем, чем только можно. Я думаю, меня можно считать настоящим профессионалом! – Он бросил лукавый взгляд на Юджинию и вдруг захихикал: – В сценическом смысле, дорогая, ты, конечно, понимаешь?

– Ты можешь не беспокоиться обо мне, Стив, – сказала ему Юджиния по-детски звонким голосом. – Некоторые из лучших друзей моей мамы – профессиональные актеры.

На мгновение в его глазах блеснула злоба, однако бахрома его длинных ресниц скрыла ее.

– Это, Рик, одна из самых привлекательных черт Юджинии, – сказал он покровительственным тоном. – Ей просто необходимо поражать всех, даже если это в конце концов убьет ее!

– Вы рассказывали мне, как открыли Рода Блейна, – напомнил я ему.

– Да, правильно, перехожу прямо к делу. Я понимаю, что вы должны быть ужасно заняты, Рик, улаживая все те конфликты, которые возникают то тут, то там! Три года назад я был директором театра на летней ярмарке севернее Сан-Франциско. Это был небольшой театр. Однажды ко мне пришел Род и попросил работу. Тогда ему было только девятнадцать лет, и, как он рассказал мне позднее, он в течение предыдущих шести месяцев переезжал в поисках работы с места на место. Он бродяжничал и пересек всю страну от самого Чикаго. Я спросил его, что он умеет делать, и он ответил, что умеет все. Даже в то время у него была восхитительная самоуверенность, самоуверенность, присущая талантливым людям. Итак, я устроил смотр его вокальных и других способностей, и я буду всегда благодарен судьбе, что первую возможность обнаружить этот замечательный молодой талант она предоставила мне! Дать ему работу не составило труда. И хотя деньги для меня были проблемой, но я знал, что мой долг – поддерживать его до тех пор, пока он не встанет на собственные ноги в театральном мире; я был счастлив помогать ему на его пути к успеху всем, чем только мог!

– Стив, дорогой, – сказала Юджиния мило, – я не хочу быть грубой, но если ты перестанешь произносить театральный монолог и будешь придерживаться фактов, у нас будет больше шансов хоть немного поспать сегодня!

– Как хочешь! – сказал он недовольно. – В гостинице он жил со мной в одной комнате, и того немногого, что у меня было, хватало для двоих. Естественно, что в нашей пьесе ему принадлежала ведущая роль, и мне пришлось переделать несколько слабых сцен, чтобы Род был ведущим на сцене все время. Видите ли, меня не оставляла мысль, что если он будет все время выступать, то есть хоть какая-то надежда, что кто-нибудь из важных персон заметит его. И случилось маленькое чудо: когда наша постановка шла третью неделю, в гостиницу на пять дней прибыли мистер и миссис Джером Т. Кинг. Можете себе представить, как я волновался, когда думал о том, придут ли они к нам в театр! На второй день их пребывания в гостинице я слышал, как мистер Кинг громко, с пафосом говорил, что на отдыхе он даже ни разу не произнес слово «бизнес», и это меня огорчило! Но в тот день я заметил, что миссис Кинг, по-видимому, заинтересовалась молодыми артистами нашей труппы. – Он снова хихикнул. – Простите меня, но я тогда применил маленькую безобидную уловку. Я прямо подошел к ней, представился директором театра и попросил оказать небольшую любезность. Я сказал ей, что молодой человек, который играет в нашей пьесе главную роль, – ее скромный поклонник. Я спросил ее, не будет ли она столь благосклонна, чтобы разрешить мне представить его ей. Я был уверен, что ни одна женщина не отказалась бы выполнить мою просьбу, услышав такие льстивые слова. Миссис Кинг не была исключением. В это время Род находился в глубине сцены и красил задник, поэтому я кинулся туда и быстро рассказал ему о том маленьком обмане, который я использовал в разговоре с миссис Кинг. Он всегда был парнем что надо и ответил, что он не против подыграть мне. Мне стоило только увидеть, как она смотрела на него, чтобы сразу понять: моя маленькая уловка оказалась успешной и превзошла самые большие ожидания.

На вечернее представление она пришла одна и после спектакля пригласила его на обед. После следующего вечернего представления, на которое она пришла снова одна, я разговаривал с ней в ожидании, когда Род переоденется. К этому времени она, так же как и я, поверила в его талант. Как бы невзначай я сказал ей: жаль, что игру Рода не смог увидеть ее муж. Она ответила, что очень сожалеет, но надежды на то, что ее муж во время отдыха сможет прийти на представление, почти нет.

Я сказал ей, что мне приснился сон о том, как ее муж увидел Рода, а потом взял его с собой в Лос-Анджелес, с тем чтобы Род мог пожить в их доме до тех пор, пока ее муж не найдет возможность помочь ему начать делать настоящую карьеру.

– На следующий вечер Джером пришел на представление и сидел во втором ряду, а в конце недели Блейн уехал с семьей Кингов в Лос-Анджелес? Ваш сон оказался вещим? – спросил я.

– Как вы догадались? – спросил Дуглас слегка удивленно.

– Я видел Монику Кинг, – сказал я прочувствованно. – Что было потом?

– Род смог начать карьеру. Закончилось лето, театр закрылся, и я тоже вернулся в Лос-Анджелес, – сказал он. – Я возвратился к работе, которую обычно делаю зимой, – играл на пианино и пел в одном из первоклассных баров города и возобновил свою дружбу с Родом. Я всегда буду помнить те дни поздней осени! – Вдруг он понизил голос: слишком велика была ностальгия по прошлому: – Золотые дни! Только такими я навсегда запомнил их. Род Блейн начал сниматься в своей первой картине, и играл он исключительно хорошо. Он был счастлив, живя у Кингов в качестве их гостя. Все его будущее выглядело как светлый сияющий горизонт без единого облачка. Затем в жизнь Блейна вмешалась его личная Немезида.

Юджиния беспокойно ерзала на кушетке рядом со мной, пока ее горячее бедро не прижалось вплотную к моему.

– Может быть, этот незаметный сексуальный эпизодик поможет мне сохранить рассудок? – шепнула она мне.

– Что? – спросил Дуглас резко.

– Я спросила, кто был его личной Немезидой? – ответила она без малейшего колебания.

– Делла Огэст! – проворчал он. – А кто же еще?

Он повторил рассказ, который я уже слышал от Деллы этим же вечером, только в его рассказе, конечно, были несколько иначе расставлены акценты.

– Она набросилась на Блейна, пока он в конце концов не сдался. Вся вина за то, что Кинг выбросил его из своего дома, лежала полностью на Делле. Жена Кинга была просто шокирована, когда услышала о любовной связи Рода с Деллой.

Затем Дуглас рассказал, что он конфиденциально переговорил с Барни Райэном об этой проблеме. Райэн был проницательным агентом-посредником и, естественно, тут же признал огромный талант Блейна. Он полностью согласился с Дугласом, что каким-то образом надо освободить его от дурного влияния Деллы. Барни познакомил Дугласа с очаровательной девушкой, натурщицей, и она страстно пожелала помочь. Поэтому они свели ее с Блейном, и в течение некоторого времени казалось, что все увенчается успехом.

– Это была Джерри Ласло? – прервал его я.

– Да, конечно, – подтвердил Дуглас. – Красивая девушка. Но даже она не смогла прекратить связь Рода с той сукой! Правда, первое время все шло прекрасно, но затем он снова вернулся к Делле. Если это к чему-нибудь и привело, так только к тому, что ухудшило обстановку, поскольку Джерри безнадежно влюбилась в Рода. Непрерывные эмоциональные вспышки и натянутые отношения сначала с Деллой Огэст, а затем – с Джерри Ласло не принесли и самому бедняге Роду ничего хорошего. Он чувствовал себя переутомленным, нервным и подавленным. Это отражалось на его работе и здоровье. Дело шло к сильному нервному расстройству.

Барни и я пытались помочь ему, как могли, но у бедного парня что-то случилось с головой, и он ополчился даже против нас. Ужасной иронией можно считать то, что единственным человеком, которому он все еще верил в те последние дни своей жизни, была именно Делла Огэст. В тот день после полудня, когда она набросилась на него, у них произошла ужасная ссора, я думаю, что-то случилось у него с головой. Он вскочил в свою машину и погнал ее с каким-то безрассудством, на бешеной скорости, забыв об осторожности, пока не выехал на ту дорогу вдоль каньона. Я никогда не перестану задавать себе вопрос: о чем он думал в ту последнюю долю секунды, когда должен был видеть, не мог не видеть правый поворот, и знал, что не сможет вписаться в этот поворот? И знал ли он тогда, кем на самом деле была Делла Огэст?

Я встал с кушетки.

– Благодарю вас, Стив, за время, которое вы мне уделили, – сказал я подчеркнуто вежливо. – И я должен добавить, что мне очень понравилось ваше выступление.

– Может быть, это своего рода шутка? – спросил Стив холодно.

– Если это шутка, то она задевает прежде всего меня, – сказал я. – Уверен, что вы и Барни Райэн внесли в это дело также и свою лепту! Прежде чем уйти, хочу задать вам еще один вопрос. Когда Блейн вскочил в свою машину сразу после того, как у него что-то случилось с головой, – помните, это ваши слова? – во время езды у него, должно быть, все стало на свое место, по крайней мере, на достаточно долгое время, чтобы он смог остановиться где-то и подобрать женщину, которую видели в его машине возле автозаправки по дороге, ведущей к каньону!

– Я не верю, что в его машине была какая-то женщина, – заявил Стив.

– Это не была Джерри Ласло?

– Я уверен в том.

– Что произошло с ней после его смерти?

– Не знаю, – ответил он коротко. – Спросите у Райэна, он знал ее гораздо лучше, чем я.

– Рик? – Юджиния легко прикоснулась к моей руке. – Вы не довезете меня до дому?

– С удовольствием, – сказал я.

– Доброй ночи, Стив, – сказала она хрипловатым голосом.

– Доброй ночи, Юджиния дорогая! – бодро ответил он. – И большое спасибо тебе, что ты позаботилась о Рике по моей просьбе.

– Не стоит благодарности, дорогой, – ответила она вкрадчиво.

Дуглас неожиданно драматическим жестом приложил кончики пальцев правой руки ко лбу.

– Я вдруг почувствовал себя совершенно разбитым! – сказал он слабым голосом. – Я думаю, что это результат всех этих горьких и радостных воспоминаний о Роде…

– На мой взгляд, – вдруг это как-то поможет прояснить обстановку, – сказал я спокойно, – Род Блейн был самым аморальным и бессовестным сукиным сыном, который когда-либо жил на Западном побережье США.

Дуглас медленно прикрыл глаза. Его длинные ресницы опустились с величавостью, с какой опускается занавес в театре, когда представление окончено. В какое-то мгновение его нижняя губа капризно задрожала, но затем он приподнял голову и нетвердым голосом ответил:

– Я не собираюсь опускаться до вашего вульгарного уровня, Холман. Я только хотел бы попросить вас немедленно покинуть мой дом и никогда в него больше не входить!

– Это самые искренние слова, которые вы произнесли сегодня вечером, – сказал я ему. Затем я взял Юджинию за руку и вывел ее из этой квартиры.

Глава 6

Я съехал с края тротуара на дорогу, затем посмотрел на брюнетку с потрясающим лицом, которая сидела, сжавшись, рядом со мной.

– Куда мы едем?

– Рик, – прошептала она лениво, – ^; у вас нет такого очень странного чувства, что наши отношения разовьются во что-то большое?

– Во что же? – спросил я.

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Может быть, в ложе на студии?

– Видите ли, – усмехнулся я, – я считал, что вы девушка Стива Дугласа!

– Бога ради, Рик! – сказала она резко. – Кто-нибудь может услышать вас.

– Это было в баре до того, как я встретился с ним, – объяснил я.

– Мне кажется, нам надо пожалеть его, – протянула она. – Я имею в виду, ему приходится жить в мире, к которому он не принадлежит. Разве человек виноват, что он неудачник?

– Думаю, что да! – ответил я быстро. – Если вы хотите о чем-нибудь думать, Юджиния, подумайте о короткой жизни актера Рода Блейна. Сегодня вы слышали рассказ Дугласа. Кого бы вы прежде всего винили в смерти Блейна?

– Гм, – произнесла она после долгой паузы. – Я не уверена, что вы правы, но понимаю, что вы имеете в виду. Почему-то у меня такое ощущение, что я бы никогда снова не облокотилась на пианино Стива Дугласа.

Я начал объезжать квартал уже в третий раз.

– Не можете ли вы ответить на мой вопрос? Куда мы едем? – спросил я раздраженно.

– Сначала ответьте на мой вопрос, – ответила она резко. – Чувствуете ли вы, что наши отношения разовьются во что-то очень большое?

– Дорогая, – сказал я искренне, – я попался на крючок в тот самый момент, когда увидел ваше лицо!

– Тогда едем к вам домой! – сказала она быстро. – Где это?

– Беверли-Хиллз.

– О Боже! – захохотала она гортанным голосом. – Все ваше время уходит на улаживание тех небольших конфликтов, которые время от времени возникают, не так ли?

Было примерно два часа ночи, когда мы приехали ко мне. Юджиния шла впереди, ее откровенно любопытные глаза вбирали в себя все, что она видела. Когда мы вошли в гостиную, она, довольная и счастливая, опустилась на кушетку.

– Вы уверены, что вы не какой-то Синяя Борода? – спросила она осторожно. – Вы на самом деле живете один?

– Конечно. А почему вы об этом спрашиваете?

– Для чего тогда вам нужен весь этот дом?

– Я бы не хотел говорить об этом, – ответил я резко. – Теперь это будет беспокоить и меня.

– Это серьезно, Рик?

– Серьезно. Я живу в маленьком узком мире символов общественного положения, дорогая. – сказал я. – Если я собираюсь работать в этом мире эффективно, я должен иметь несколько символов своего общественного положения в виде собственности.

Она утвердительно кивнула.

– Сегодня вечером я услышала достаточно много, при этом в разговоре неоднократно упоминались имена. Поэтому сейчас я кое-что понимаю, и, в частности, понимаю, что Джером Кинг – настоящий подонок!

– Как вы могли сделать такой вывод? – спросил я с изумлением.

– О…. – Она пожала плечами, немного раздраженная. – Я не знаю, мне кажется, я просто почувствовала это. Где у вас ванная комната?

– Вон там! – показал я на дальний конец гостиной. – Спуститесь на пять ступенек вниз, и там будет спальня, ванная комната и комната для переодевания.

– Мне потребуется десять минут, – сказала она проворно. – И принесите мне стаканчик спиртного на ночь, когда придете.

– Чего именно?

– Не знаю, – сказала она. – Может быть, чего-нибудь покрепче?

Я дал ей пятнадцать минут и взял с собой две большие порции напитка из рома с лимоном, сахарным сиропом и содовой. Я посчитал, что этот напиток достаточно крепок, так как содержит шестьдесят процентов ямайского рома. Когда я постучал в дверь, приглушенный голос сказал мне, что я могу войти.

Глаза ее сейчас были больше и светились ярче, чем до сих пор. С того момента, как я вошел в комнату, она наблюдала за мной как-то отрешенно. Черные как смоль волосы лежали веером вокруг ее головы на белой подушке.

– Я, разумеется, не взяла с собой пижаму, – сказала она осторожно. – И я всегда думала, что девушка, которая ходит в мужской спальне в черном кружевном нижнем белье, очень похожа на героиню низкопробного французского водевиля. Поэтому я сняла его.

– Вы очень красивы, Юджиния, – сказал я искренне, – и вы абсолютно правы насчет черного кружевного нижнего белья. – В моем горле от волнения и страсти образовался какой-то комок, и у меня вырвалось: – Но я просто помешан на грубоватых французских водевилях!

Она засмеялась, издавая мягкие гортанные звуки.

– Вы хитрец! Вы сказали это специально, чтобы смутить меня, но вы не дождетесь: я не покраснею! – В ее голосе снова появились пленительные хрипловатые нотки.

Затем она приподнялась на локте и взяла из моей руки бокал. В ее глазах снова промелькнула легкая насмешка, а на чувственных губах появилась дразнящая улыбка.

– Хорошо, – сказала она, лениво растягивая это слово. – Выпьем за необузданность страстей в этом доме. Слава Богу, я не слишком стара, чтобы оценить это! – И Юджиния поднесла бокал к губам.

Но она так и не допила его…

Спящая красавица лежала на кровати с безоблачной улыбкой на лице, не сознавая, что вся комната наполнена ярким солнечным светом. Я положил руку на ее голое плечо и слегка потряс его. Она прошептала что-то определенно ободряющее, затем повернулась на бок и тут же снова заснула.

– Ну! – Я хорошенько потряс ее. – Уже десять утра!

– Что?

Она приоткрыла один глаз и посмотрела на меня. В ее взгляде чувствовалась явная неприязнь.

– Кто, черт возьми, ты такой… – начала она.

– О Боже! – простонал я. – Мне нужно выпить что-нибудь для восстановления памяти!

– …чтобы будить меня посреди ночи? – закончила она свой вопрос. – Только потому, что ты… но это не дает тебе права врываться сюда и… и вообще будь поосторожнее, ясно?

– Со вчерашнего вечера прошло много времени. Сейчас десять часов утра, – сказал я жестко. – Мне надо уходить. Что ты собираешься делать?

– Я собираюсь поспать, ты, идиот! – заявила она твердо. – До свидания!

– Я не знаю, когда вернусь, – сказал я в отчаянии. – Ты будешь меня ждать?

– Конечно! – Внезапно она оторвала голову от подушки и снова посмотрела на меня неприязненно одним глазом. – Я буду спать, – сказала она ледяным голосом. – Если ты не вернешься к тому времени, когда мне уже не захочется больше спать, я, конечно, найду чем развлечься! – Ее голова снова опустилась на подушку, она натянула на себя одеяло.

– Ну и как же ты собираешься развлекаться? – спросил я решительно.

Она сделала под одеялом несколько резких движений, затем из-под него высунулась ее голова со взъерошенными волосами. Лицо было ярко-красного цвета. На этот раз оба ее глаза были открыты, и сказать, что они смотрели на меня со злостью, означало бы выразиться слишком мягко. Я решил, что слова, которым можно было бы точно охарактеризовать выражение ее лица, не существует вообще.

– Как я буду развлекаться? – сухо повторила она мой вопрос, и от этого мои нервы напряглись. – Хорошо, раз ты спрашиваешь, то я об этом подумаю. Я уверена, что найду чем заняться.

Она сделала сквозь сжатые губы глубокий вдох, и я быстро отскочил на несколько шагов.

– Может быть, я сыграю в одном из тех вульгарных французских водевилей, которые так нравятся тебе, – сказала она со злостью. – Буду бегать и бегать по комнате в своем черном кружевном нижнем белье, пока ты не вернешься домой! Тебя это устраивает?

– Конечно, – сказал я нервно.

– Я так рада! – Она изобразила на лице блаженную улыбку, но всего на секунду. – А теперь убирайся отсюда и дай мне поспать спокойно, ты, улаживатель мелких конфликтов! – закричала она во весь голос и снова нырнула под одеяло.

«Да, – подумал я философски, выходя на цыпочках из комнаты, – из всего этого я уяснил себе только одно: если я когда-нибудь женюсь на женщине, в жилах которой течет французская кровь, то разрешу ей спать по утрам».

Я поехал в центр города и через некоторое время припарковал свою машину недалеко от гостиницы «Кингс Армз». Снаружи эта гостиница выглядела так, будто возле нее взорвалась пара гранат. Вестибюль и холл были в запущенном состоянии и, по-видимому, еще ни разу не ремонтировались. Идя по ковру, я чувствовал, что у меня возникает большое желание принять горячий душ, а подошвы моих ботинок нуждаются в дезинфекции.

За ободранным, покрытым пятнами письменным столом регистратора гостиницы сидела бесформенная старая карга, и у меня сложилось впечатление, что кто-то оставил ее на этом месте весной 1899 года и велел сидеть и ждать, вот она и сидит до сих пор. Седые волосы на ее голове выглядели так, будто их никогда не расчесывали, а кончик длинного тонкого носа был сплющен, будто попал в щель между двумя быстро закрывшимися дверьми.

– Да? – не сказала, а выкрикнула она сердито и недовольно, подозрительно посмотрев на меня, когда я подошел к ее столу.

– Я пытаюсь найти некую мисс Ласло, – проговорил я вежливо. – Мисс Джерри Ласло. Я знаю, что она останавливалась у вас в гостинице примерно шесть месяцев назад, но я потерял с ней связь с тех пор. Может быть, она оставила у вас свой новый адрес?

– Они все время приезжают и уезжают, – резко ответила она. – Вы думаете, я – ходячая энциклопедия? Почему я должна помнить вашу подругу?

Обстановка требовала тактичного поведения, то есть в данном случае – денег. Я вытащил из кошелька пятидолларовый банкнот и положил его на стол.

– Я понимаю, что вам это доставит много хлопот, – сказал я с сочувствием. – Но, может быть, эти деньги как-то компенсируют ваш труд?

– Гм! – Тонкими костлявыми пальцами-когтями она схватила банкнот со стола, свирепо, словно хищная птица, а мне вдруг пришло в голову, что ни одна уважающая себя хищная птица не захотела бы поживиться плотью этой карги.

– Вы сказали, шесть месяцев назад? – Ее маленькие, как бусинки, глаза подозрительно смотрели на меня, словно она ждала, что я стану отрицать эту дату. – То есть в сентябре?

– Тогда я последний раз услышал что-то о ней, – солгал я. – Она могла оставаться здесь некоторое время после этого.

– Гм!

Старуха открыла огромную регистрационную книгу, растрепанную и засаленную, как биографии большинства людей, чьи имена значились на страницах этой книги. Видя, как старуха медленно переворачивает страницы, как будто совершая какой-то известный только ей ритуал, я понял, что поиски займут некоторое время.

Я закурил сигарету, а затем принялся изучать массивный портрет маслом, висевший на противоположной стене. Британский полковник с налитыми кровью глазами презрительно смотрел на меня, а его тонкие губы, по-видимому, готовы были проклясть эту эпоху: потеря империи означала потерю его полка, и вот он вынужден доживать последние дни в этом клоповнике, на задворках деловой части города.

Над портретом с потолка свисали тонкие полоски отставшей краски, и я мрачно представил себе, как такие же клочья планируют с потолка столовой в тарелки с супом и на головы обедающих постояльцев.

– Гм! Кажется, я вспомнила! – В резком голосе старой женщины прозвучала торжествующая нотка. – Она улизнула, не оплатив комнату за неделю. За первую неделю сентября!

– Вы не знаете точной даты ее отъезда из гостиницы?

– Все, что я знаю, – это то, что десятого сентября она должна была заплатить за неделю, но не заплатила.

– Ладно, все равно спасибо, – пробормотал я.

Ее глаза-бусинки внимательно смотрели мне в лицо в течение нескольких секунд, и в глубине их я увидел ту дружескую теплоту, которую мог вызвать у нее лишь звон монет в ее кассовом аппарате.

– Вы говорите, вы ее друг?

– Да.

– У нас все еще лежат ее вещи. Если захотите взять их, вы должны будете заплатить то, что она задолжала за комнату.

– И сколько же она задолжала?

Костлявый указательный палец пробежал вдоль строчки, а лоб напряженно наморщился: она производила подсчеты.

– Одиннадцать долларов и пятьдесят центов. – Старуха подняла на меня глаза, но вдруг в ее глазах промелькнула тревога. – И еще два доллара за хранение, – добавила она быстро.

– Хорошо. – Я снова достал кошелек.

– Я пойду принесу ее вещи, – просипела она.

Вещи Джерри находились в помятом алюминиевом чемодане и старой картонной коробке, перевязанной шпагатом. Я взял их, отнес в свою машину и положил в багажник. И что же ты, Джерри Ласло, оставила для потомства, чтобы те, кто придет после тебя, знали, что ты была здесь?

«Да, – подумал я, – это утро началось для меня не совсем удачно».

Я стоял и в ожидании смотрел в окно. За ним текла жизнь. Две девушки из ресторана – блондинка и брюнетка – дружески беседовали, вероятно ожидая кого-то, на одной из киносъемочных площадок. Девушки были в черных трико и черных сетчатых чулках. Мимо медленно пропыхтел сверкающий свежей краской старомодный паровоз «Дюсенберг», и выглядевший усталым маленький старичок в старомодном котелке остановился и уставился на него, забыв произнести те слова, которые по сценарию должен был сказать. Затем я услышал, как позади меня открылась дверь, и отвернулся от окна. В контору широкими шагами вошел Эрик Стейнджер. Он был одет в белую шелковую сорочку с широко распахнутым воротом, открывавшим завитки седых волос на его груди. Хлопчатобумажные брюки Эрика, по всей вероятности, выглядели лучше в тот день, когда садовник выбросил их в мусорный ящик.

– У меня мало времени, Холман, – сказал он резко. – Через пятнадцать минут я должен быть в монтажной комнате. – Он зашел за свой рабочий стол, и кресло жалобно заскрипело, когда он резко опустил в него свое грузное тело. Бледно-голубые глаза Эрика впились в мое лицо, как стальное сверло. – Я вас слушаю.

– Эрик, в производстве скольких картин Рода Блейна вы принимали участие?

– Во всех. Он сделал пять картин, последнюю не закончил, – ответил он раздраженно. – Почему вы об это спрашиваете?

– Просто интересно, – сказал я. – А что происходит с той неоконченной картиной?

– Мы внесли в сценарий некоторые изменения: пришлось скорректировать сюжетную линию. Это стоило нам немалых денег. Сейчас картина закончена.

– Должно быть, она будет сверхпопулярна! – проговорил я медленно. – Последний шанс увидеть Золотого мальчика, вышедшего из могилы!

– У вас богатое воображение, Холман, – насмешливо улыбнулся Стейнджер.

– Работая со всеми его картинами, вы, должно быть, довольно хорошо изучили Блейна? – спросил я.

– Как актера – да! Как человека – нет! Я был продюсером всех его картин и директором двух. Когда я понял, какой у него талант, я зауважал его! У него была неустойчивая психика, но актер он был замечательный!

– Так говорят все, – признался я. – Вы, конечно, знаете, что я работаю на Деллу Огэст?

– Это ошибка! – Его густые седые брови насупились, а лицо стало недовольным. – Если вы хотите, чтобы ваша профессиональная карьера закончилась, Холман, то это меня не волнует. Что касается Деллы, то это меня волнует!

– Единственное, что вы должны сделать, – это шепнуть Джерому Т. Кингу словечко на ухо, и он снимет ее со своего крючка, не так ли? – подколол я его.

– Это не ваше дело!

– Здесь вы не правы, – сказал я резко. – Делла Огэст – моя клиентка, и, стало быть, это мое дело. И ваше напоминающее шантаж предложение исключить ее имя из черного списка, если она выйдет за вас замуж, тоже мое дело!

– Не доводите меня до крайности, – сказал он, скрипнув зубами. – Если вы выведете меня из терпения, Холман, я могу сломать вам шею!

– Я не хотел бы, чтобы это случилось, – признался я честно. – Скажите мне только одно, Эрик, и я уйду, а вы сможете пойти в свою монтажную комнату.

– Что вы от меня хотите? – рявкнул он.

– Вы сказали Делле, что знали о том, что она была в черном списке в течение шести месяцев, но из милосердия не говорили ей об этом. Вы сказали, что вам стало известно: ее включил в этот список Джером Кинг – и выражали уверенность, что сможете уговорить его исключить ее из этого списка. Вы лгали, хотя это теперь не так важно. Я хотел бы выяснить, почему вы ничего не сделали для Деллы раньше. Человек в вашем положении не мог не узнать в тот же день, что именно Кинг включил ее имя в черный список.

– Задавайте ваш вопрос! – проревел он.

– Если вы можете исключить имя Деллы из этого списка, просто поговорив с Кингом сейчас, почему вы не сделали этого в течение последних шести месяцев, Эрик?

– О том, что к этому делу имеет отношение Кинг, я узнал только неделю назад, – ответил он машинально.

– Вы опять говорите неправду!

– Ваше время истекло, – сказал он отрывисто. – Сейчас же покиньте мой кабинет, Холман!

– Я понимаю, как смертельно вы должны были ненавидеть Блейна, когда поняли, что Делла сходит по нему с ума, – сказал я мягко. – Возможно, вам потребовалось шесть месяцев после его смерти, чтобы успокоиться?

В слепом бешенстве, не контролируя своих движений, он вскочил из-за стола и грубо толкнул тяжелый письменный стол так, что тот с грохотом отлетел от него на целых два фута.

– Вон отсюда! – заревел он во весь голос. – Вон! Иначе я убью вас!

Я вышел, потому что не было никаких шансов получить от него еще какую-либо информацию; если бы я остался, возможно, он и убил бы меня!