Текст книги "Собрание сочинений. Том 9"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 52 страниц)

К. МАРКС
БЕРЛИНСКИЙ ЗАГОВОР

Лондон, пятница, 1 апреля 1853 г.

Наконец-то пятой из «великих держав», Пруссии, представился счастливый случай внести свой вклад в великие разоблачения «демагогических происков» революционеров, сделанные австрийской полицией[42]42
  Речь идет о действиях австрийской полиции в связи с миланским восстанием и покушением венгра Яноша Либени на австрийского императора Франца-Иосифа, имевшими место в феврале 1853 года. Эти события дали повод австрийским властям для многочисленных арестов и свирепых судебных преследований лиц, заподозренных в антиправительственных заговорах и в участии в венгерском и итальянском национально-освободительных движениях.


[Закрыть].

«Правительство», – как уверяют нас его официальные органы, – «получив доказательство, что вожди демократической партии постоянно имели отношение к революционной пропаганде, приказало произвести 29 марта в Берлине домашние обыски, при этом удалось арестовать 40 человек, среди которых были Штрекфус и бывшие депутаты прусского Национального собрания – Берендс, Вальдек и другие. Обыски были произведены в домах 80 лиц, заподозренных в участии в заговоре. Были найдены оружие и боевые припасы».

Не удовлетворившись опубликованием этих «потрясающих фактов» в своих официальных органах, прусское правительство сочло уместным передать их по телеграфу английскому министерству иностранных дел.

Для того чтобы разоблачить тайну этого нового полицейского фарса, необходимо вернуться несколько назад. Спустя два месяца после coup d'etat {государственного переворота. Ред.} Бонапарта полицейпрезидент Берлина г-н Хинкельдей и его подчиненный, полицейский советник г-н Штибер, сговорились между собой: первому стать прусским Мопа, второму – прусским Пьетри. Прославленное всемогущество французской полиции, по-видимому, не давало им покоя. Хинкельдей обратился к г-ну фон Вестфалену, министру внутренних дел, сделав этому недалекому и фанатичному реакционеру (г-н фон Вестфален является моим шурином, и я имел полную возможность познакомиться с его умственными способностями) лживое представление, доказывая необходимость сосредоточения всех полицейских сил прусского государства в руках полицейпрезидента Берлина. Он утверждал, что, для того чтобы сделать действия полиции более оперативными, она должна быть независимой от министра внутренних дел и доверена исключительно ему, Хинкельдею. Министр фон Вестфален представляет наиболее заскорузлые круги прусской аристократии, тогда как министр-президент г-н фон Мантёйфель представляет старую бюрократию. Оба они являются соперниками, и первый усмотрел в предложении Хинкельдея, несмотря на то что оно явно сужало сферу деятельности его собственного департамента, средство для нанесения удара своему сопернику, брат которого, г-н фон Мантёйфель, занимал пост директора в министерстве внутренних дел и ему специально был вверен контроль над всей полицией. Г-н фон Вестфален представил поэтому предложение Хинкельдея на рассмотрение Государственного совета, заседавшего под председательством самого короля {Фридриха-Вильгельма IV. Ред.}.

Прения носили весьма ожесточенный характер. Мантёйфель, поддержанный принцем Прусским, возражал против предложения об учреждении независимого министерства полиции. Король склонялся к предложению г-на фон Вестфалена и в заключение предложил соломоново решение, заявив, что он последует примеру Бонапарта и создаст министерство полиции, «если необходимость подобного шага будет доказана ему фактами». Тогда для того, чтобы доставить такие факты, Хинкельдей и Штибер избрали дело кёльнских коммунистов. Вам уже известны их героические подвиги на кёльнском процессе[43]43
  Кёльнский процесс коммунистов (4 октября – 12 ноября 1852 г.) – провокационный процесс, организованный прусским правительством. Суду было предано 11 членов международной коммунистической организации Союза коммунистов (1847–1852) по обвинению в «носящем характер государственной измены заговоре». В качестве обвинительного материала фигурировали сфабрикованная прусскими полицейскими агентами «подлинная книга протоколов» заседаний Центрального комитета и другие фальшивки, а также документы, выкраденные полицией у авантюристской фракции Виллиха – Шаппера, исключенной из Союза коммунистов. Семеро подсудимых, на основании подложных документов и лжесвидетельств, были приговорены к заключению в крепости сроком от трех до шести лет. Провокационные действия организаторов процесса и подлые методы, применявшиеся прусским полицейским государством против международного рабочего движения, были полностью разоблачены Марксом и Энгельсом (см. статью Энгельса «Недавний процесс в Кёльне» и памфлет Маркса «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов», настоящее издание, т. 8, стр. 416–422, 423–491).


[Закрыть]. После его окончания прусское правительство решило возвысить явного клятвопреступника Штибера. человека, которого освистывали при каждом его появлении на улицах Кёльна, возведя его в должность полицейдиректора Кёльна. Но вмешались г-н Бетман-Гольвег и другие благонамеренные консервативные депутаты Рейнской Пруссии, предупреждая министров, что подобное открытое оскорбление общественного мнения этой провинции может иметь весьма угрожающие последствия в момент, когда Бонапарт домогается естественных границ Франции[44]44
  Маркс имеет в виду притязания Луи Бонапарта на левый берег Рейна, который представители французских правящих кругов еще с XVII в. изображали как «естественную границу» Франции на востоке.


[Закрыть]. Правительство уступило, удовольствовавшись назначением Штибера полицейдиректором Берлина в награду за клятвопреступления, совершенные им в Кёльне, и кражи, совершенные в Лондоне. На этом. однако, дело приостановилось. Выполнить желание г-на Хинкельдея – создать для него независимое министерство полиции – на основе кёльнского процесса оказалось невозможным. Хинкельдей и Штибер выжидали благоприятного случая. К счастью, подоспело восстание в Милане. Штибер тотчас же произвел двадцать арестов в Берлине. Но затея была слишком смехотворной, чтобы начать судебное преследование. Однако затем последовало покушение Либени, и теперь король оказался вполне готовым принять решение. Охваченный ужасными опасениями, он тотчас признал необходимым иметь независимое министерство полиции, и Хинкельдей увидел свои мечты осуществленными. Королевский указ сделал его прусским Мопа, в то время как брат г-на фон Мантёйфеля подал в отставку. Самая поразительная часть комедии, однако, была еще впереди. Едва г-н Хинкельдей был возведен в новое звание, как немедленно был раскрыт «большой берлинский заговор». Этот заговор, следовательно, был устроен со специальной целью доказать необходимость г-на Хинкельдея. Это был подарок г-на Хинкельдея слабоумному королю в обмен на только что приобретенную полицейскую самодержавную власть. Помощник Хинкельдея, изобретательный Штибер, сделавший в Кёльне открытие, что все письма, оканчивающиеся словами «привет» и «братство», несомненно свидетельствуют о наличии коммунистического заговора, теперь сделал открытие, что в Берлине с некоторых пор появилось угрожающее количество «калабрийских шляп» и что калабрийская шляпа является, несомненно, «условным знаком» революционеров. Опираясь на это важное открытие, Штибер произвел 18 марта несколько арестов, главным образом среди рабочих и иностранцев, которых обвинили в ношении калабрийских шляп. 23-го того же месяца был произведен обыск в доме купца Карла Делиуса в Магдебурге, брата депутата второй палаты; он также имел роковое пристрастие к калабрийским шляпам. Наконец, как я сообщил в начале этой статьи, 29-го истекшего месяца в Берлине был произведен великий coup d'etat, направленный против калабрийских шляп. Все, кто сколько-нибудь знаком с мелкотравчатой оппозицией Вальдека, Берендса и других, весело посмеются по поводу «оружия и боевых припасов», обнаруженных у этих самых что ни на есть безобидных Брутов.

Но какой бы бессмысленной ни казалась эта полицейская комедия, разыгранная, так сказать, по чисто личным мотивам гг. Хинкельдея и Штибера, она не лишена значения. Прусское правительство раздражено пассивным сопротивлением, которое оно встречает повсюду. Оно ощущает дыхание революции в атмосфере кажущейся апатии. Оно приходит в отчаяние, не находя этого призрака в осязаемой форме, и испытывает нечто вроде избавления от кошмара всякий раз, когда полиция доставляет ему реальное воплощение этого вездесущего, но невидимого врага. Правительство наступает, оно будет наступать и впредь, и оно преуспеет в деле превращения пассивного сопротивления народа в активное.

Написано К. Марксом 1 апреля 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3745, 18 апреля 1853 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

Ф. ЭНГЕЛЬС
ЧТО БУДЕТ С ЕВРОПЕЙСКОЙ ТУРЦИЕЙ?

Мы видели, как государственные мужи Европы из-за упрямого невежества, традиционной рутины и унаследованной лености мысли избегают даже попытки дать ответ на этот вопрос. Абердин и Пальмерстон, Меттерних и Гизо, не говоря уже об их республиканских и конституционных преемниках периода 1848–1852 гг., имена которых никогда не будут упомянуты потомством, – все отчаялись найти какое-либо решение этого вопроса.

А тем временем медленно, но неуклонно, шаг за шагом подбирается к Константинополю Россия, невзирая на все дипломатические ноты, интриги и маневры Франции и Англии.

И хотя все партии во всех странах Европы признают этот факт постоянного продвижения России, тем не менее ни один из официальных государственных деятелей не сумел его объяснить. Они видят влияние этого факта, видят даже его конечные последствия, но причина все же остается для них скрытой, несмотря на то, что все объясняется очень просто.

Могущественным стимулом, толкающим Россию к овладению Константинополем, является не что иное, как то самое средство, при помощи которого имелось в виду удержать ее от этого, то есть пустая и никогда на деле не проводившаяся теория сохранения status quo.

В чем состоит status quo? Для христианских подданных Порты это означает просто увековечение их угнетения Турцией. И пока они остаются под игом турецкого владычества, они будут видеть в главе греко-православной церкви, в повелителе шестидесяти миллионов православных, кем бы он ни был в других отношениях, своего естественного освободителя и покровителя. Таким образом, та самая дипломатическая система, которая изобретена для предотвращения русских захватов в Турции, вынуждает десять миллионов православных христиан в Европейской Турции обращаться за помощью к России.

Рассмотрим факты, известные нам из истории. Еще до царствования Екатерины II Россия не упускала ни одного случая, чтобы добиться для себя преимуществ в Молдавии и Валахии. В конце концов при заключении Адрианопольского договора (1829 г.)[45]45
  Адрианопольский договор – мирный договор, заключенный в сентябре 1829 г. между Турцией и Россией в результате успешной для последней войны 1828–1829 годов. По договору к России переходили устье Дуная с островами и значительная часть восточного побережья Черного моря к югу от устья Кубани. Турция должна была признать автономию Молдавии и Валахии, предоставив им право самостоятельного избрания господарей. Гарантия этой автономии возлагалась на Россию, что было равносильно установлению протектората царя над княжествами. Правительство Турции обязывалось также признать Грецию самостоятельным государством, связанным с Турцией лишь уплатой ежегодной дани султану, и соблюдать все предыдущие договоры в отношении автономии Сербии, узаконив эту автономию специальным фирманом.


[Закрыть] ей удалось получить такие широкие привилегии, что вышеупомянутые княжества в настоящее время в большей мере подчинены России, чем Турции. Когда в 1804 г. вспыхнула сербская революция, Россия немедленно взяла под свою защиту восставших «райя» и, поддержав их в двух войнах, гарантировала им в двух договорах независимость их страны во внутренних делах[46]46
  Имеются в виду русско-турецкие войны 1806–1812 и 1828–1829 гг. и завершившие их Бухарестский (1812) и Адрианопольский (1829) мирные договоры. О значении этих войн и договоров для установления независимости Сербии см. примечания 37 и 45.


[Закрыть]. А кто решил исход борьбы во время греческого восстания? Не янинский паша Али со всеми его заговорами и мятежами, не битва при Наварине, не французская армия в Морее, не лондонские конференции и протоколы, а русская армия Дибича, перешедшая Балканы и вступившая в долину Марицы[47]47
  Янинский паша Али Тепеленский, фактически независимый правитель обширной области на юго-западе Балканского полуострова (в его владения входили Эпир, Албания, Южная Македония и др. с центром в г. Янине), с 1820 г. находился в состоянии открытой войны с султаном. Своими действиями против турецких войск он известным образом содействовал успеху греческого восстания, но его борьба, в отличие от национально-освободительного движения греков, носила феодально-сепаратистский характер и закончилась в 1822 г. поражением.
  О битве при Наварине см. примечание 38.
  В связи с начавшимися весной 1828 г. военными действиями между Россией и Турцией в августе этого года на юг Греции, в Морею (Пелопоннес), прибыли французские войска под командованием генерала Мезона, которые, почти не встречая сопротивления турецко-египетских войск, заняли территорию этого полуострова. Целью экспедиции, организованной под видом помощи грекам, было противодействие влиянию России на Балканах и укрепление позиций Франции в этом районе.
  Лондонские конференции представителей Англии, России и Франции состоялись в 1827–1829 годах. Предметом переговоров был греческий вопрос. 6 июля 1827 г. в Лондоне три державы заключили конвенцию, подтвердившую подписанный Англией и Россией в Петербурге протокол от 4 апреля (23 марта) 1826 г., в котором признавалось право Греции на автономию. Как и протокол, конвенция содержала соглашение о дипломатическом признании Греции, а также о вооруженном посредничестве в греко-турецком конфликте. На основании этого в греческие воды были посланы союзные эскадры, участвовавшие в битве при Наварине. На Лондонских конференциях был подписан ряд других документов, касавшихся Греции, в том числе протокол от 22 марта 1829 г., определявший границы греческого государства и предусматривавший установление в Греции монархической формы правления. Однако эти соглашения, а также демарши Англии и Франции, стремившихся достигнуть разрешения конфликта дипломатическим путем, избежав разгрома Турции в русско-турецкой войне, не поколебали непримиримой позиции Порты в греческом вопросе, и только Победа русских войск в кампании 1829 г. заставила ее пойти на уступки.


[Закрыть]. И вот в то время как Россия безбоязненно совершала дело расчленения Турции, западные дипломаты продолжали гарантировать и поддерживать как некую святыню status quo и неприкосновенность территории Оттоманской империи!

До тех пор пока традиционная политика сохранения любой ценой status quo и самостоятельности Турции в ее нынешнем состоянии будет руководящим принципом западной дипломатии, девять десятых населения Европейской Турции будет видеть в России свою единственную опору, свою освободительницу, своего мессию.

Теперь предположим на миг, что с турецким владычеством на грекославянском полуострове покончено и что там существует форма правления, более отвечающая интересам народа. Каково было бы в этом случае положение России? Известно, что в каждом государстве, которое возникало на турецкой территории и достигало полной или частичной независимости, образовывалась сильная антирусская партия. И если это имело место тогда, когда русская помощь являлась единственным прибежищем от турецкого гнета, чего же мы можем ожидать, когда страх перед этим гнетом исчезнет?

Но если власть турок будет оттеснена за Босфор, если различные национальности, населяющие Балканский полуостров, обретут свободу и им будет предоставлена свобода вероисповедания, если откроются настежь двери для планов и махинаций, противоречивых стремлений и интересов всех великих держав Европы, – разве не вызовет это всеобщую войну? Такой вопрос задает дипломатия трусости и рутины.

Нельзя, конечно, ожидать, чтобы Пальмерстоны, Абердины, Кларендоны, различные министры иностранных дел на континенте оказались способными на что-либо подобное. Они не могут и подумать об этом без содрогания. Но тот, кто, изучая историю, научился воздавать должное вечным переменам в человеческих судьбах, в которых нет ничего постоянного, кроме самого непостоянства, ничего неизменного, кроме самого изменения; кто следит за неумолимым ходом истории, колесница которой безжалостно катится по развалинам империй, без малейшего сострадания сокрушая целые поколения; словом, кто не закрывает глаза на то, что никакие демагогические воззвания и мятежные прокламации не могут действовать так революционно, как простые и очевидные исторические факты – тот, кто только понял и оценил необычайно революционный характер нашей эпохи, в которой совместное действие пара и ветра, электричества и печатного станка, артиллерии и золотых россыпей производит в течение одного года больше изменений и революций, чем раньше происходило их на протяжении целого столетия, тот, наверное, не испугается постановки этого исторического вопроса только потому, что его надлежащее разрешение может повлечь за собой европейскую войну.

Нет, дипломатия и правительства, действующие на старый лад, никогда не разрешат этого затруднения. Решение турецкой проблемы, как и других великих проблем, выпадет на долю европейской революции. И вовсе не является самонадеянностью причислять этот на первый взгляд посторонний вопрос к тому, что законно входит в сферу этого великого движения. Начиная с 1789 г., границы революции неизменно передвигаются все дальше. Ее последними рубежами были Варшава, Дебрецен, Бухарест; аванпостами ближайшей революции должны быть Петербург и Константинополь. Это два наиболее уязвимых пункта, в которых должен быть атакован русский антиреволюционный колосс.

Было бы пустой игрой фантазии пытаться набросать подробный план возможного раздела территории Европейской Турции. Можно придумать, по крайней мере, двадцать таких проектов, любой из которых выглядел бы столь же пригодным, как и все остальные. То, что мы намерены предпринять, это не сочинять фантастические программы, а сделать общие выводы из бесспорных фактов. А с этой точки зрения рассматриваемый вопрос имеет две стороны.

Во-первых, нельзя опровергнуть тот факт, что полуостров, называемый обычно Европейской Турцией, является естественным, унаследованным от предков достоянием южнославянской расы. Из двенадцати миллионов населения семь принадлежат к ней. Она владеет страной в продолжение двенадцати столетий. Не считая редкого населения, происходящего от славянского корня, но перенявшего греческий язык, соперниками славян являются только турецкие или арнаутские варвары, давно уже вызвавшие осуждение как самые закоренелые противники всякого прогресса. Наоборот, южные славяне являются единственными носителями цивилизации во внутренних частях страны. Они еще, правда, не образовали нации, но в Сербии они уже имеют сильное и сравнительно просвещенное национальное ядро. У сербов есть своя собственная история и своя собственная литература. Своей теперешней внутренней самостоятельностью они обязаны одиннадцатилетней отважной борьбе с противником, значительно превосходящим их численностью. За последние двадцать лет они добились быстрого роста культуры и средств цивилизации. Христиане в Болгарии, Фракии, Македонии и Боснии смотрят на Сербию как на центр, вокруг которого они все должны объединиться в будущей борьбе за независимость и национальное существование. И действительно, можно утверждать, что чем больше консолидируется Сербия и сербская национальность, тем больше оттесняется на задний план непосредственное влияние России на турецких славян. Ибо Сербия, для того чтобы занимать соответствующее положение как христианское государство, должна была заимствовать у Западной Европы свои политические учреждения, свои школы, свою науку, свою промышленную организацию. Этим объясняется та аномалия, что Сербия, несмотря на покровительство России, является конституционной монархией, притом с самого момента своего освобождения.

Как бы ни связывала русских и турецких славян их родственная близость и общность религии, все же их интересы начнут решительно расходиться с того дня, когда последние обретут свободу. Торговые потребности, вытекающие из географического положения обеих стран, делают это понятным. В России, компактной континентальной стране, преобладает производство сельскохозяйственных продуктов и когда-нибудь, возможно, разовьется и промышленное производство. Греко-славянский полуостров, занимающий незначительное пространство по сравнению с огромной протяженностью его береговой линии, омываемой тремя морями, над одним из которых он господствует, является в настоящее время по преимуществу страной транзитной торговли, хотя и обладает превосходными ресурсами для развития собственной промышленности. Россия заинтересована в монополии, а южные славяне – в расширении рынка. Кроме того, они – конкуренты в Средней Азии, причем в то время как насущные интересы России требуют не допускать проникновения туда каких-либо других товаров, кроме своих собственных, южные славяне уже и сейчас весьма заинтересованы в ввозе западноевропейских товаров на восточные рынки. Как может при таких условиях установиться между обеими нациями взаимное согласие? И в самом деле, турецкие южные славяне и греки даже теперь имеют больше общих интересов с Западной Европой, чем с Россией. А когда железнодорожные линии, идущие ныне от Остенде, Гавра и Гамбурга к Пешту, будут продолжены до Белграда и Константинополя (как это сейчас проектируется), влияние западной цивилизации и западной торговли на юго-востоке Европы станет постоянным.

С другой стороны, славяне в Турции особенно сильно страдают от гнета военных оккупантов-мусульман, которых они должны содержать. Этот класс военных оккупантов объединяет в своих руках все государственные функции: военные, гражданские и судебные. Но разве русская правительственная система – повсюду, где она не переплетена с феодальными учреждениями, – не то же самое, что военная оккупация, при которой гражданская власть и судебная иерархия организованы по военному образцу и которую должен целиком оплачивать народ? А тот, кто полагает, что подобного рода система может прельстить южных славян, тот пусть ознакомится с историей Сербии, начиная с 1804 года. Кара-Георгий, основатель сербской независимости, был покинут народом, Милош Обренович, восстановивший эту независимость, был с позором изгнан из страны – и оба за то, что сделали попытку ввести русскую самодержавную систему с неотделимыми от нее коррупцией, полувоенной бюрократией и вымогательствами, наподобие тех, которые практикуются турецкими пашами.

Итак, вот каково простое и окончательное решение вопроса. История и современные факты в одинаковой мере указывают на необходимость основания в Европе на развалинах мусульманской империи свободного, независимого христианского государства. Уже ближайший революционный толчок по всей вероятности сделает это событие неизбежным, ибо в этом случае вряд ли дело обойдется без давно назревающего конфликта между русским абсолютизмом и европейской демократией. Англия должна будет принять участие в этом конфликте, какое бы правительство ни стояло в этот момент у власти. Эта страна никогда не сможет согласиться с тем, чтобы Россия овладела Константинополем. Она должна будет выступить на стороне врагов царя и способствовать образованию независимого славянского правительства на месте одряхлевшей и обессилевшей Высокой Порты[48]48
  В тексте, напечатанном в «New-York Daily Tribune», редакцией к концу статьи было сделано следующее добавление: «В настоящее время долгом тех, кто хотел бы помочь народному делу в Европе, является оказание всяческого содействия развитию промышленности, просвещения, уважения к закону и инстинкта свободы и независимости в христианских странах, подвластных Турции. От этого зависит будущность мира и прогресса во всем мире. Если ждешь урожая, нельзя считать чрезмерными любые затраты сил на возделывание почвы и посев семян».


[Закрыть].

Написано Ф. Энгельсом в начале апреля 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3748, 21 апреля 1853 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС
БЕРЛИНСКИЙ ЗАГОВОР. – ЛОНДОНСКАЯ ПОЛИЦИЯ. МАДЗИНИ. – РАДЕЦКИЙ

Лондон, пятница, 8 апреля 1853 г.

В то время, когда я писал свою последнюю статью о большом заговоре, раскрытом г-ном Штибером {См. настоящий том, стр. 27–30. Ред.}, я еще не мог знать, что мой взгляд на это дело будет более или менее подтвержден двумя консервативными берлинскими газетами. Газета «Preusisches Wochenblatt»[49]49
  «Preusisches Wochenblatt» («Прусский еженедельник») – немецкая еженедельная газета консервативного направления, выходила в Берлине в 1851–1861 годах.


[Закрыть], орган консервативной фракции, возглавляемой г-ном Бетман-Гольвегом, была 2 апреля конфискована за то, что рекомендовала своим читателям «не слишком доверять сказкам полиции по поводу последних арестов». Но гораздо большее значение имеет статья, появившаяся в «Zeit»[50]50
  «Die Zeit» («Время») – немецкая консервативная газета, выходила в Берлине с 1851 по 1858 год.


[Закрыть] – полуофициальной газете той группы в прусском правительстве, которую возглавляет г-н фон Мантёйфель. «Zeit» вынуждена сделать следующее признание:

«Кто не поражен слепотой, тот не может не видеть, что многочисленные и неразрешимые осложнения в общем положении Европы должны рано или поздно привести к страшному взрыву. Искренние старания европейских великих держав могут на время отсрочить этот взрыв, но они совершенно не в состоянии вообще предотвратить его, хотя бы они сделали все, что в силах человеческих… Мы считаем своим долгом не скрывать дальше, что недовольство распространяется все шире; оно тем опаснее и тем больше заслуживает серьезного внимания, что оно не показывается на поверхности, а все глубже и глубже укореняется в умах людей. Следует сказать без обиняков, что это недовольство вызывается попытками осуществить в Пруссии контрреволюцию – попытками, которые недавно с невероятным etourderie {легкомыслием. Ред.} выставлялись напоказ».

«Zeit» допускает ошибку только в своем заключении. Прусской контрреволюции отнюдь не кладется сейчас начало, наоборот, она близка к своему завершению. Это – не новое явление, оно началось еще 20 марта 1848 г. и с этого дня неуклонно усиливалось. В настоящий момент прусское правительство вынашивает два крайне опасных проекта. Один из них ограничивает свободу раздела недвижимого имущества, а другой отдает народное образование под опеку церкви. Трудно было бы придумать две другие меры, более способные оттолкнуть крестьянство Рейнской Пруссии и буржуазию всего королевства. Отмечу еще в качестве курьеза принудительный роспуск Берлинского гигиенического общества (Союза взаимопомощи больных) в связи с «раскрытием большого заговора». Общество это насчитывало около 10000 членов, принадлежавших к рабочему классу. Правительство убеждено, по-видимому, что существующая конституция прусского государства несовместима с «гигиеной».

Лондонская пресса, не подозревавшая до сих пор о действиях лондонской полиции, была удивлена сообщением венской «Presse»[51]51
  «Die Presse» («Пресса») – австрийская ежедневная буржуазная газета либерального направления; издавалась в Вене с 1848 по 1894 год; в 1861–1862 гг., когда газета занимала антибонапартистскую позицию, в ней публиковались статьи и корреспонденции Маркса.


[Закрыть] и ведущей реакционной газеты Бельгии «Emancipation»[52]52
  «L'Emancipation» («Освобождение») – бельгийская ежедневная газета, орган клерикально-католических кругов; основана в Брюсселе в 1830 году.


[Закрыть] о том, что лондонская полиция составила списки всех проживающих в Лондоне политических эмигрантов с различными подробностями, касающимися их личных дел и поведения.

«Раз подобная система допускается в отношении иностранцев», – восклицает газета «Morning Advertiser», – «она будет применяться для ознакомления с подробностями личной жизни и наших соотечественников всякий раз, когда правительство или любой из его членов сочтут это целесообразным… Не прискорбно ли, что лондонские полицейские будут призваны исполнять ту же позорную роль, для которой предназначены их коллеги на континенте?»

Кроме упомянутых сообщений бельгийской и других газет, в лондонской прессе сегодня помещено телеграфное сообщение из Вены о том, что

«вопрос об эмигрантах разрешен: британское правительство обещало тщательно следить за эмигрантами и карать их по всей строгости законов всякий раз, когда они будут уличены в участии в каких-либо революционных интригах».

«Morning Advertiser» замечает по этому поводу:

«Никогда еще Англия не выглядела столь униженной, как сейчас, когда она пала ниц перед Австрией. Ничто не может сравниться с этим унижением. Дойти до него было суждено коалиционному кабинету».

Мне стало известно из весьма достоверного источника, что судебные чиновники короны собираются возбудить преследование против Мадзини, как только будет подтверждено его пребывание в Лондоне. С другой стороны, я слышал, что в палате общин будет сделан запрос министрам относительно их скандальной сделки с Австрией и вообще относительно их намерений в вопросе об эмигрантах.

Я писал в одной из своих предыдущих статей, что Радецкий был рад воспользоваться миланским восстанием в качестве повода, «для того, чтобы под фальшивыми предлогами заполучить деньги»[53]53
  См. статью К. Маркса «Покушение на Франца-Иосифа. – Миланское восстание. – Британская политика. – Речь Дизраэли. – Завещание Наполеона» (настоящее издание, т. 8, стр. 551).


[Закрыть]. Эта точка зрения была вскоре подтверждена самым недвусмысленным образом. В одной из своих последних прокламаций Радецкий объявил аннулированными и недействительными все долговые обязательства и закладные, выданные с 1847 г. под имения ломбардских эмигрантов, на которые был наложен секвестр. Эта конфискация не может быть оправдана ничем иным, кроме horror vacui {боязни пустоты. Ред.}, испытываемой австрийской казной. Сентиментальная буржуазия всюду принесла революцию в жертву своему богу, именуемому Собственностью. Теперь контрреволюция отрекается от этого бога.

По подводному кабелю сегодня получено сообщение, что князь Меншиков заключил соглашение с Портой, что русские войска получили приказ отойти от турецких границ и что восточный вопрос на этот раз опять улажен.

Написано К. Марксом 8 апреля 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3748, 21 апреля 1853 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского