Текст книги "Собрание сочинений. Том 9"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 52 страниц)

Когда он, заканчивая свою речь перед тем как сесть на место, торжественно обязался неизменно «защищать интересы страны и поддерживать ее честь», казалось, что он скорее изнемогает под бременем накопившихся несчастий, вызванных его прошлой политикой, нежели замышляет какие-либо предательские планы на будущее. В этот день он вынужден был выслушать следующий суровый упрек:

«Недостаток энергии и рвения в защите чести страны, обнаруженный благородным лордом, заслуживает самого большого порицания. Ни один из прежних министров не вел себя столь непоследовательно, опасливо, неуверенно, трусливо в момент, когда британским подданным было нанесено оскорбление. Как долго благородный лорд будет позволять России оскорблять Великобританию и наносить ущерб британской торговле? Благородный лорд унизил Англию, выставив ее в роли хвастливого задиры, надменного и жестокого по отношению к слабому, покорного и подобострастного по отношению к сильному».

Кто же это столь беспощадно заклеймил «истинно английского» министра? Не кто иной, как лорд Дадли Стюарт.

«Виксен» был захвачен 25 ноября 1836 года. Бурные дебаты в палате общин, которые мы только что цитировали, происходили 17 марта 1837 года. Но только 19 апреля 1837 г. благородный лорд запросил русское правительство, предлагая ему

«указать мотивы, на основании которых оно сочло себя вправе в мирное время наложить арест на торговое судно, принадлежащее британскому подданному».

17 мая 1837 г. благородный лорд получил следующую депешу от графа Дергема, британского посла в С.-Петербурге:

«Милорд! Что касается военной de facto {фактической. Ред.} оккупации Суджук-Кале, то я должен сообщить Вашей светлости, что в бухте имеется форт, носящий имя императрицы (Александровский) и занятый постоянным русским гарнизоном.

Остаюсь и пр.

Дергем».

Вряд ли надо указывать, что форт Александровский не обладает даже той реальностью, какой обладали картонные селения, которые Потемкин показывал императрице Екатерине II во время ее поездки в Крым. Через пять дней после получения этой депеши лорд Пальмерстон послал в С.-Петербург следующий ответ:

«Принимая во внимание, что Суджук-Кале, признанный Россией владением Турции по договору 1783 г., в настоящее время, как утверждает граф Нессельроде, в силу Адрианопольского договора принадлежит России, правительство его величества не находит достаточных оснований оспаривать право России на арест и конфискацию судна «Виксен»».

Эти переговоры связаны с некоторыми весьма любопытными обстоятельствами. Лорду Пальмерстону потребовалось целых шесть месяцев для подготовки к открытию переговоров и лишь месяц с небольшим для их окончания. Его последней депешей от 23 мая 1837 г. переговоры внезапно и круто обрываются. Дата Кючук-Кайнарджийского договора приводится в ней не по григорианскому, а по юлианскому календарю.

Как отмечал сэр Роберт Пиль,

«за время с 19 апреля до 23 мая произошла удивительная перемена: начали с официального протеста, а кончили выражением удовлетворения. По-видимому, правительство убедили уверения графа Нессельроде, что Турция уступила России побережье, о котором идет речь, по Адрианопольскому договору. Почему же оно не протестовало против этого указа?» (Палата общин, 21 июня 1838 года.)

Почему все это произошло? Причина очень простая. Король Вильгельм IV тайно побудил г-на Белла послать «Виксен» к черкесскому побережью. Когда благородный лорд оттягивал начало переговоров по поводу этого инцидента, король был еще в полном здравии. Когда же он так круто оборвал их, король находился при смерти, и благородный лорд распоряжался министерством иностранных дел так самовластно, как если бы он был самодержцем Великобритании. Разве это не остроумный ход со стороны столь склонного к шуткам светлейшего лорда – одним росчерком пера официально признать Адрианопольский договор, право России на обладание Черкесией и на конфискацию судна «Виксен» от имени умирающего короля, который сам послал дерзкий «Виксен» с определенным намерением уязвить царя, продемонстрировать нежелание считаться с Адрианопольским договором и подтвердить независимость Черкесии.

Г-н Белл, как мы уже сказали, попал в «Gazette», а г-н Уркарт, бывший тогда первым секретарем посольства в Константинополе, был отозван за то, «что уговорил г-на Белла осуществить экспедицию судна «Виксен».

Пока король Вильгельм IV был жив, лорд Пальмерстон не осмеливался открыто противодействовать этой экспедиции. На это указывает опубликование декларации о независимости Черкесии в «Portfolio», затем карта Черкесии, просмотренная светлейшим лордом, далее, его двусмысленная переписка с г-ном Беллом, туманные заявления, сделанные им в палате, наконец, то обстоятельство, что брат г-на Белла, ведавший грузом на судне «Виксен», при отплытии получил от министерства иностранных дел депеши для передачи посольству в Константинополе, а лорд Понсонби, британский посол при Высокой Порте, прямо поощрял его в его предприятии.

К началу царствования королевы Виктории преобладание вигов, казалось, было обеспечено более чем когда бы то ни было, и соответственно с этим внезапно изменился тон рыцарственного виконта. Место почтительности и лести сразу же заняли высокомерие и презрительный тон. Когда г-н Т. Атвуд запросил его 14 декабря 1837 г. о судне «Виксен» и Черкесии, благородный лорд ответил:

«Что касается судна «Виксен», то Россия дала по поводу своего поведения такие объяснения, которыми правительство Англии может удовлетвориться. Судно было арестовано не из-за нарушения блокады. Оно было захвачено потому, что лица, распоряжавшиеся им, нарушили русские законы о местном управлении и таможенные правила».

Относительно опасений г-на Атвуда по поводу русских посягательств благородный лорд заявил:

«Я думаю, что Россия предоставляет человечеству такие же гарантии сохранения мира, как и Англия». (Речь лорда Пальмерстона в палате общин 14 декабря 1837 года.)

К концу, парламентской сессии благородный лорд представил палате общин переписку с русским правительством, из которой мы уже процитировали два наиболее важных документа.

В 1838 г. положение партий вновь изменилось, и тори опять приобрели влияние. 21 июня они внезапно атаковали лорда Пальмерстона. Сэр Стратфорд Каннинг, теперешний посол в Константинополе, предложил, чтобы специальная комиссия рассмотрела обвинения, выдвигаемые против благородного лорда г-ном Джорджем Беллом, а также требование последнего о возмещении убытков. Сначала светлейший лорд выразил свое величайшее изумление по поводу «столь мелочного характера» предложения сэра Стратфорда Каннинга.

«Вы первый английский министр», – воскликнул по этому поводу сэр Роберт Пиль, – «который осмеливается назвать мелочью защиту британской собственности и торговли».

Тогда лорд Пальмерстон заявил следующее:

«Ни один купец не имеет права требовать от правительства ее величества, чтобы оно высказалось по таким вопросам, как право России на верховную власть над Черкесией или на введение таких таможенных и санитарных правил, соблюдать которые она принуждает других силой оружия».

Г-н Юм спросил:

«Зачем нам тогда министерство иностранных дел, если подобные вещи не входят в круг его обязанностей?» Благородный лорд продолжал:

«Говорят, что г-н Белл, этот невинный г-н Белл, из-за ответов, которые я ему дал, попал в поставленную мной западню. Если уж говорить о западне, то она была поставлена не г-ну Беллу, а самим г-ном Беллом».

Речь идет о тех вопросах, с которыми г-н Белл обратился к «невинному» лорду Пальмерстону.

В ходе этих дебатов (21 июня 1838 г.) великая тайна выплыла, наконец, наружу. Если бы благородный лорд даже и захотел в 1836 г. противиться притязаниям России; то он этого не мог бы сделать по той простой причине, что уже в 1831 г., едва вступив на пост, он прежде всего признал захват Кавказа Россией, а тем самым исподтишка и Адрианопольский договор. 8 августа 1831 г., – как указывал лорд Стэнли (ныне лорд Дерби), – русский кабинет сообщил своему представителю в Константинополе о своем намерении

«установить правила санитарного надзора в отношении свободно существующих сношений между жителями Кавказа и соседних турецких провинций» и о том, что он должен «уведомить об упомянутых выше правилах иностранные миссии в Константинополе, а также оттоманское правительство».

Позволить России вводить на черкесском побережье так называемые санитарные и таможенные правила, нигде не существовавшие, кроме как в вышеназванном документе, это значило признать притязания России на Кавказ, а тем самым и санкционировать Адрианопольский договор, на котором основывались эти притязания.

«Эти инструкции», – говорил лорд Стэнли, – «были самым официальным путем вручены в Константинополе г-ну Мандевилю» (секретарю посольства) «специально для информации британских купцов и были переданы благородному лорду Пальмерстону».

Он же «вопреки обычаю прежних правительств» не дал, и не осмелился дать знать «Комитету Ллойда[331]331
  «Комитет Ллойда» – морское страховое и регистрационное общество в Лондоне.


[Закрыть] о том, что подобное уведомление было сделано». Благородный лорд виновен «в шестилетнем укрывательстве», – воскликнул сэр Роберт Пиль.

В тот день столь склонный к шуткам светлейший лорд избежал осуждения только благодаря большинству в 16 голосов: 184 голоса было подано против, 200 – за него. Эти 16 голосов не заглушат, однако, голоса истории и не заставят смолкнуть кавказских горцев, звон оружия которых доказывает миру, что Кавказ не «принадлежит России, как утверждает граф Нессельроде» и как вторит ему лорд Пальмерстон!

К. МАРКС
ВОПРОС О ВОЙНЕ. – ФИНАНСОВЫЕ ДЕЛА. – ЗАБАСТОВКИ[332]332
  Статья была в сокращенном виде перепечатана в нью-йоркской немецкой газете «Reform» от 24 и 25 октября 1853 г. под заглавием «Положение в Англии».


[Закрыть]

Лондон, пятница, 7 октября 1853 г.

В прошлую пятницу газета «Morning Chronicle» в своем четвертом выпуске поместила телеграфное сообщение, согласно которому султан {Абдул-Меджид. Ред.} объявил России войну. Парижская «Patrie» вчера вечером сообщила в полуофициальной заметке, что полученные с Востока сведения не подтверждают сообщения «Morning Chronicle». Согласно другой правительственной газете, «Constitutionnel», в результате неоднократных представлений г-на де Брука, австрийского интернунция, 25 сентября собрался Диван для обсуждения Венской ноты, после чего было заявлено, что Турция будет твердо придерживаться последней ноты Решид-паши[333]333
  Имеется в виду нота Решид-паши от 19 августа 1853 г. представителям Австрии, Англии, Франции и Пруссии, в которой сообщалось, что турецкое правительство примет Венскую ноту (о ней см. примечание 223) только при условии внесения в нее ряда изменений и оговорок. Решид-паша, в частности, настаивал на предварительной эвакуации Россией Дунайских княжеств.


[Закрыть]. На следующий день был созван Большой совет. Этот Совет, состоящий из 120 главных сановников: министров, советников, пашей и представителей высшего духовенства, решил, что

«было бы недостойно и пагубно для суверенной власти султана подписывать Венскую ноту без предложенных Диваном изменений; поскольку же царь заявил о полной неприемлемости этих изменений и отказался взять назад свое требование, чтобы Оттоманская империя приняла на себя обязательства, наносящие ущерб ее независимости, Совету осталось только рекомендовать султану немедленно принять меры, необходимые для сохранения его империи, и освободить свои владения от находящихся там захватчиков».

Что касается официального объявления войны, то это пока еще не подтвердилось ни одним достоверным сообщением. На этот раз Порта, наконец, провела западных дипломатов. Английское и французское правительства, не решаясь отозвать свои эскадры назад, но в то же время не считая возможным продолжать занимать свою смехотворную позицию в Безикской бухте и не желая пройти через проливы, что означало бы открытый вызов царю, потребовали, чтобы Порта запросила корабли из Безикской бухты под тем предлогом, что христианам Константинополя грозит опасность во время празднования байрама. Порта отклонила это предложение, указав, что такой опасности нет и что если бы таковая и была, то она сумела бы защитить христиан без иностранной помощи; она заявила, что не вызовет корабли до окончания праздника. Но едва авангард соединенных эскадр прошел через проливы, как Порта, поставив теперь своих колеблющихся и вероломных союзников в затруднительное положение, высказалась за войну. Что касается самой войны, то она фактически началась три месяца тому назад с переходом русских вооруженных сил через Прут. Первая кампания была по существу завершена, когда русские легионы достигли берегов Дуная. Единственная перемена, которая может теперь произойти, заключается в том, что война перестанет быть односторонней.

Не только тунисский бей {Ахмед. Ред.}, но и персидский шах {Паср-эд-дин. Ред.}, несмотря на интриги России, предоставили в распоряжение султана 60000 человек из своих лучших войск. Таким образом, с достоверностью можно утверждать, что турецкая армия включает в себя все наличные военные силы мусульман в Европе, Африке и Западной Азии. Воинства обеих религий, давно борющихся за гегемонию на Востоке, – православия и мусульманства, – стоят теперь друг против друга: одно, движимое деспотической волей одного человека, другое – фатальной силой обстоятельств, что соответствует тому и другому вероучению, поскольку православная церковь отвергает догмат о предопределении, тогда как стержень мусульманства составляет фатализм.

Сегодня в Лондоне должны состояться два собрания: одно на Даунинг-стрит, другое в «Лондон-таверн»; на одном будут заседать министры, другое будет направлено против них; одно созывается в пользу царя, другое – в пользу султана.

Если еще и могли быть какие-либо сомнения относительно намерений коалиции, то из передовиц «Times» и «Morning Chronicle» становится очевидным, что она до последней возможности будет стремиться предотвратить войну, возобновить переговоры, убить время, парализовать армию султана и поддержать царя в Дунайских княжествах.

«Царь высказался за мир», – радостно сообщает «Times» на основании достоверных источников. Царь выражал в Ольмюце[334]334
  В сентябре 1853 г. в Ольмюце (Оломоуце) состоялось свидание Николая I и австрийского императора Франца-Иосифа, в результате которого австрийским правительством была сделана неудачная попытка побудить западные державы предпринять новый шаг к урегулированию русско-турецкого конфликта на основе безоговорочного принятия султаном Венской ноты. В беседах с Францем-Иосифом Николай I пытался уверить последнего, что русские войска в Дунайских княжествах не будут форсировать Дунай и ограничатся оборонительными действиями на его левом берегу.


[Закрыть] «миролюбивые чувства своими собственными устами». Правда, он не примет тех изменений, которые предложены Портой, и будет настаивать на первоначальном тексте Венской ноты, но он позволит совещанию в Вене толковать ноту в совершенно несвойственном ей смысле, противоположном толкованию его собственного министра Нессельроде. Он позволит западным державам заниматься совещаниями, если они позволят ему тем временем продолжать оккупировать Дунайские княжества.

«Times» в своем припадке миролюбия прибегает к сравнению императоров России и Австрии с вождями дикарей внутренней Африки для того, чтобы в конечном счете прийти к такому заключению:

«В конце концов какое дело миру до того, что русский император должен начать войну из-за своих политических промахов?»

Банки Турина, Парижа, Берлина и Варшавы повысили свой учетный процент. Согласно банковскому отчету за прошлую неделю, золотой запас Английского банка снова уменьшился на 189615 ф. ст. и составляет в настоящее время всего лишь 15680783 фунта стерлингов. Сумма банкнот, находящихся в активном обращении, понизилась примерно на 500000 ф. ст., в то время как учет векселей повысился на 400000 ф. ст., – совпадение, которое подтверждает высказанное мной в моей статье по поводу акта Пиля мнение, что сумма находящихся в обращении банкнот не повышается и не понижается пропорционально размеру совершаемых банковских операций.

Г-н Дорнбек заканчивает свой ежемесячный торговый бюллетень следующим образом:

«Политические события последней недели значительно способствовали усилению ажиотажа в области хлебной торговли, вызванному участившимися сообщениями о неурожае пшеницы, о распространении картофельной болезни и о недостатке судового тоннажа. Цена на муку поднялась в городах до 70 шилл. за 280 фунтов, пшеница нового урожая – до 80 шилл., при повышающейся учетной ставке, которая приближается уже к 5 %. В хлебной торговле господствует сейчас сильнейшее возбуждение. Вероятность войны на Востоке, запрещение вывоза зерна из Египта, хронический неурожай пшеницы в Англии, распространение картофельной болезни, сокращение ввоза из-за границы (в особенности из Южной Европы), продолжающийся рост спроса во Франции, Бельгии и Голландии, – вот главные причины, которые снова взвинтили цены на пшеницу, поднявшиеся на прошлой неделе от одного до шести шиллингов за квартер на главных провинциальных рынках… Обычно сразу же после уборки урожая и вплоть до рождества наблюдается тенденция к понижению цен, в этом же году движение идет в противоположном направлении… Цены за последние месяцы повышаются. В настоящее время нет еще действительного недостатка в хлебе ни в одной местности нашей части земного шара. Многие зернохранилища, амбары и овины переполнены, и в некоторых морских портах не хватает складочных помещений. Поэтому рост цен за последнее время вызван был не недостатком хлеба в данный момент, а предполагаемым недостатком его в будущем вследствие плохого, как считают, урожая, причем ожидается, что последствия его начнут сказываться, когда придет время. Наступающая зима, по всей вероятности, окажется одной из тех, которые отличаются суровыми лишениями и нуждой… Преобладающее мнение все еще таково, что цены будут продолжать расти, и, поскольку основная масса спекулянтов продолжает «покупать и делать запасы», до будущей весны сохранится, по-видимому, тенденция к повышению… Предполагаемый высокий уровень цен, который, по-видимому, будет держаться в течение нынешней зимы, послужит, по всей вероятности, будущей весной большим соблазном для усиленного ввоза хлеба из отдаленных стран, которые в обычные времена остаются вне досягаемости вследствие дальности расстояния и дороговизны перевозок. Будущей весной можно ожидать увеличения ввоза из всех частей света, к каким только существует доступ, и та же самая причина, которая теперь способствует росту цен вследствие воздержания от продажи запасов, станет, с момента, когда начнется изменение цен в сторону понижения, влиять на падение стоимости хлеба соразмерно будущему стремлению владельцев избавиться от своих запасов. Теперешним правилом является: покупать, будущим лозунгом будет: продавать. Будущий год может оказаться таким же опасным и бедственным, как и 1847 год».

На манчестерском рынке продолжается общая депрессия. По мере того, как сообщения из Австралии и Китая, а также известия относительно восточных осложнений, приобретают все более зловещий характер, растет беспокойство среди владельцев хлопкопрядилен, фабрикантов и торговцев. Падение цен на обыкновенную по своему качеству и размеру пряжу в настоящее время колеблется от ⁷/₈ до 1 пенни на фунт по сравнению с наивысшими ценами, существовавшими два месяца тому назад, что, примерно, в два раза превосходит падение цен на хлопок соответствующего качества, которые понизились не более чем на ¹/₂ или ⁵/₈ пенса. Но даже при наибольшей скидке в 1 пенни продажа считается весьма затруднительной, и запасы – жупел пашей чувствительной школы экономистов – продолжают расти. Само собой разумеется, нельзя ожидать, чтобы это накопление товарных запасов возрастало очень быстро. В настоящее время как торговцы, так и фабриканты, несмотря на то, что многие рынки переполнены, все же имеют еще возможность для сбыта путем посылки своих товаров на консигнацию для продажи их на других рынках, и этой возможностью они как раз теперь и пользуются в самых широких размерах. Но бросить всю пригодную для экспорта продукцию британской промышленности, – объем которой таков, что ею можно через периодические промежутки времени наводнять весь мир, – на несколько более или менее ограниченных по своей емкости рынков – это значит неизбежно вызвать такое же переполнение и обусловленные им потрясения на тех рынках, которые пока еще считались здоровыми. Так, сообщения об известном улучшении положения в Индии, – которые все же еще не говорят о возможности прибыльного ввоза в эту страну, а лишь дают основание надеяться на уменьшение убытка при дальнейшем экспорте, – вызвали довольно значительный рост операций по экспорту в эту страну, осуществляемых частично фирмами, обычно ведущими торговлю с Индией, частично непосредственно владельцами манчестерских хлопкопрядилен и фабрик. Последние предпочли ухватиться даже за ничтожный шанс более благоприятного сбыта в результате спекулятивного экспорта в Индию, чем согласиться на убытки, связанные с продажей на сужающемся рынке. Здесь можно добавить, что начиная с 1847 г. манчестерские владельцы хлопкопрядилен и фабрик постоянно отправляют за свой счет большие партии товаров в Индию и другие страны, а на вырученные деньги закупают там колониальные товары, которые также за свой счет продают либо в британских владениях в Северной Америке, либо в европейских портах. Подобные спекуляции, конечно, не относятся к узаконенной сфере предпринимательской деятельности фабрикантов, которые, естественно, даже наполовину так не осведомлены о состоянии рынков, как портовые купцы, но они нравятся владельцам британских хлопкопрядилен, которые, предпринимая такие операции в далеких странах, воображают, что осуществляются их заветные мечты о том, чтобы стать как бы верховными руководителями и распорядителями промышленными и торговыми судьбами мира. И если бы подобная спекуляция не отвлекала на срок от года до восемнадцати месяцев значительную долю свободного промышленного капитала, то не подлежит сомнению, что рост числа фабрик в Англии за последние пять лет происходил бы гораздо более быстрым темпом.

На рынке текстильных товаров отечественные изделия более других страдают от депрессии. Запасы продолжают расти, хотя значительное число ткацких станков остановлено. Правда, нельзя сказать, чтобы с другими товарами дело обстояло лучше.

Подобный же застой наблюдается в Лидсе и Брадфорде, Лестере и Ноттингеме. В последнем городе рабочее время было сокращено до десяти часов и даже до восьми часов в кружевном производстве. Производство трикотажных изделий испытало депрессию еще в июне прошлого года, когда в Ноттингеме выработка сразу сократилась на одну треть. Единственная отрасль, которая, по-видимому, переживает непрерывное процветание, это – производство металлических изделий в Бирмингеме и его окрестностях.

В Лондоне начинают становиться распространенными случаи банкротства среди мелких лавочников.

В своей статье от 12 августа я указывал, что владельцы прядильных мастерских и фабриканты основали «Ассоциацию содействия промышленности в деле прекращения волнений среди рабочих в манчестерском промышленном округе», что эта Ассоциация должна была состоять из местных ассоциаций, возглавляемых центральным комитетом, и что она намерена «сопротивляться всем требованиям со стороны объединенных групп фабричных рабочих, укрепить монополию капитала посредством монопольного права на объединение и диктовать свои условия как объединенная группа».

Не представляется ли, однако, весьма любопытным тот факт, что об этом проекте, о котором я уведомил вас около двух месяцев тому назад, до сих пор ни разу не упоминалось в лондонских газетах, хотя он за это время втихомолку был осуществлен и в настоящее время уже применяется на практике в Престоле, Болтоне и Манчестере? По-видимому, лондонская пресса старательно скрывала от всех, что фабричные магнаты систематически готовят свой класс к войне против рабочего класса и что последовательно принимаемые ими меры являются не стихийным следствием случайных обстоятельств, а заранее тщательно намечены в качестве целей тайного заговора организованной антирабочей лиги. Английская капиталистическая лига XIX столетия должна еще найти своего историка, подобно тому как французская Католическая лига нашла своих историков в лице авторов «Менипповой сатиры» конца XVI века[335]335
  «Мениппова сатира» – анонимный политический памфлет, опубликованный во Франции в 1594 г. и направленный против Католической лиги (основана в 1576 г., в период гугенотских войн), феодально-аристократические вожди которой стремились к ослаблению королевской власти и к утверждению неограниченных привилегий католической знати. Название памфлета заимствовано у римского писателя Варрона (I в. до н. э.), писавшего свои «Менипповы сатиры» в подражание древнегреческому философу Мениппу.


[Закрыть].

Добиваясь удовлетворения своих требований, рабочие должны, естественно, устраивать так, чтобы, когда одна часть их бастует, другая работала до тех пор, пока первые не одержат победы. В тех местах, где рабочие прибегают к подобному способу действий, фабриканты по взаимному соглашению договорились закрыть все свои предприятия и довести таким образом своих рабочих до крайней нищеты. Положить этому начало должны были, как вам известно, престонские фабриканты. Тринадцать фабрик уже закрыты, а к концу следующей недели должны быть приостановлены все фабрики, так что свыше 24000 человек окажутся выброшенными на улицу. Ткачи обратились к хозяевам с петицией, ходатайствуя о переговорах или о перенесении спора в третейский суд, но их предложение было отвергнуто. Так как престонским ткачам была оказана поддержка за счет сборов в один пенни среди рабочих окрестных округов – Стейлибриджа, Олдема, Стокпорта, Бери, Уитнелла, Блэкберна, Черч-Париша, Актона, Эруэлл-Вейла, Энфилда, Бёрнли, Колна, Бейкепа и др., – рабочие убедились, что единственным средством противостоять непомерной власти капитала является объединение их собственных рядов. Престонские фабричные магнаты, с своей стороны, разослали тайных эмиссаров с поручением сорвать оказание помощи бастующим и побудить фабрикантов Бёрнли, Колна, Бейкепа и т. д. закрыть свои предприятия и вызвать таким образом общее прекращение работы. В некоторых местах, как, например, в Энфилде, надсмотрщикам было предписано сообщить хозяевам, кто был инициатором движения взаимопомощи и в результате многие сборщики пенсов были уволены. В то время как окрестное рабочее население призывает престонских рабочих сохранять твердость и единство, престонских хозяев встречают громом аплодисментов другие фабриканты, восхваляющие их как истинных героев века.

В Бери дела приняли такой же оборот, как и в Престоне. В Болтоне рабочие, занятые выделкой стеганых одеял, бросили жребий, чтобы решить, кто из них начнет забастовку. Узнав об этом, все хозяева этой отрасли немедленно закрыли свои предприятия.

Наряду с одновременным закрытием фабрик фабрикантами применяются и другие совместные меры. В Китли, например, забастовали работавшие у г-на Ланда ткачи, потребовавшие повышения заработной платы; главной причиной, побудившей их бросить работу, было то, что фабрикант платил им меньше, чем получали ткачи у г-на Андертона в Бингли. Депутация ткачей просила г-на Ланда принять се, но когда депутаты пришли к нему на дом, перед ними вежливо захлопнули двери. А через неделю рабочие г-на Андертона были оповещены объявлением, что заработная плата им будет понижена – для ткачей на 3 пенса с куска, а для чесальщиков шерсти – на 1 фартинг с фунта. Г-н Ланд и г-н Андертон тем временем заключили оборонительно-наступательный союз с целью разделаться с ткачами, работающими у одного из них, путем снижения заработной платы ткачам, работающим у другого. Таким образом, предполагается, что либо ткачи г-на Ланда будут вынуждены сдаться, либо ткачи г-на Андертона – забастовать, а дополнительное бремя второй забастовки лишит забастовщиков всяких шансов на поддержку, и таким образом те и другие рабочие будут вынуждены принять общее снижение заработной платы.

В других случаях хозяева стараются завербовать лавочников против рабочих. Так, г-н Хорсфолл, угольный король, владеющий главной шахтой в Дерби, когда его рабочие забастовали вследствие понижения их заработной платы, отправился ко всем окрестным мясникам, булочникам и бакалейщикам, у которых углекопы покупали продукты, и убеждал их ничего не отпускать в кредит его рабочим.

Во всех местностях, где существует ассоциация для «прекращения волнений среди рабочих», хозяева, вступившие в объединение, установили высокие штрафы, налагаемые на отдельных членов их объединения в случае, если они нарушат устав их лиги или уступят требованиям «рабочих рук». Так, в Манчестере эти штрафы доходят до 5000, в Престоне – до 3000, в Болтоне до 2000 фунтов стерлингов и т. д.

В нынешнем конфликте есть одна черта, которая в первую очередь отличает его от прежних конфликтов. В предшествующие периоды, как, например, в 1832, 1839, 1840 и 1842 гг., идея так называемого всеобщего праздника [general holiday], то есть всеобщего и одновременного прекращения работы во всем королевстве, была излюбленной идеей рабочих и той великой целью, к которой они стремились. В настоящее же время именно капитал грозит всеобщим увольнением. Теперь именно хозяева пытаются добиться всеобщего закрытия фабрик. Не думаете ли вы, что в случае успеха это может оказаться очень опасным экспериментом? Уж не намерены ли они толкнуть английский народ на июньское восстание[336]336
  Имеется в виду героическое восстание рабочих Парижа в июне 1848 г., с исключительной жестокостью подавленное французской буржуазией. Восстание явилось первой в истории великой гражданской войной между пролетариатом и буржуазией.


[Закрыть], чтобы сломить нарастающий в нем дух возмущения и лишить его сил на многие годы?

При всем этом мы лишены возможности более тщательно следить за симптомами назревающей в Англии гражданской войны, особенно в силу того, что лондонская пресса умышленно закрывает глаза на эти крупнейшие факты, отвлекая в то же время внимание своих читателей описаниями таких пустяков, как банкет, данный г-ном Тайтесом Солтом, одним из фабричных князей Йоркшира, по случаю открытия его дворца-фабрики, на котором по-королевски угощались не только местные аристократы, но и его рабочие. «Благоденствие, здоровье и счастье рабочего класса» – вот тост, который он предложил, как об этом рассказывает своим читателям столичная пресса. Но она не рассказывает о том, что несколькими днями позднее его ткачи, вырабатывающие полушерстяные ткани, получили извещение о новом снижении их заработной платы с 2 шилл. 3 пенсов до 2 шилл. 1 пенни. «Если это означает здоровье или благоденствие для ткачей», – пишет одна из его жертв в «People's Paper», – «то, по крайней мере, я лично не желаю их».

Вы, может быть, читали в «Times», что некая г-жа Мак-Доннел из Нойдарта в Гленгарри, по примеру герцогини Сатерленд, предприняла «очистку» своих имений, чтобы заменить людей овцами. Газета «People's Paper», уведомленная об этом местным корреспондентом, дает следующее красочное описание этой мальтузианской операции:

«Во владениях этой леди жило известное число бедняков-арендаторов; многие из них не были в состоянии платить арендную плату, за некоторыми, как нам говорили, числились значительные недоимки. Поэтому леди приказала им всем убираться вон, и им пришлось искать убежище в пещерах и лесах, где они с тех пор обитают или, вернее, умирают, в то время как лошади г-жи Мак-Доннел нежатся в теплых удобных помещениях. Она в то же время предложила изгнанным арендаторам оплатить их проезд в Канаду, – стоимость проезда ниже благотворительных взносов на бедных, – и разрешила им продать их «небольшое имущество», хотя у них нет никакого имущества для продажи, кроме одежды, которую они носят, сломанных столов да ревматических кошек. Наконец, она простила им старые недоимки, которые она все равно не могла получить. Это называется «благородная щедрость»».

Подобные выселения, по-видимому, опять начинают практиковаться в горной Шотландии. Так, по крайней мере, сообщает нам сэр Чарлз Форбс, шотландский землевладелец, писавший в «Times», что