Текст книги "Собрание сочинений. Том 9"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 52 страниц)

К. МАРКС
ЗАПАДНЫЕ ДЕРЖАВЫ И ТУРЦИЯ. – НАДВИГАЮЩИЙСЯ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС. – ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО В ИНДИИ[282]282
  В первом издании Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса была опущена вся вторая часть статьи – о надвигающемся экономическом кризисе и железнодорожном строительстве в Индии, со слов: «15 сентября Английский банк повысил учетную ставку…» (см. настоящий том, стр. 328).


[Закрыть]

Лондон, вторник, 20 сентября 1853 г.

В своей статье от 19 июля я писал:

«Западные державы начинают с того, что поощряют султана к сопротивлению царю из страха перед завоеваниями России, а кончают тем, что вынуждают султана к уступкам из страха перед всеобщей войной, которая послужит толчком ко всеобщей революции».

В настоящий момент мощь соединенных эскадр собираются использовать в интересах России против Турции. Если англофранцузская эскадра и войдет в Дарданеллы, то не для того, чтобы бомбардировать Севастополь, а чтобы принудить к повиновению мусульман, способных помешать султану безоговорочно принять Венскую ноту.

«13 сентября», – говорит Д. Уркарт, – «четыре министра иностранных дел^{22} спокойно собрались на Даунинг-стрит и решили направить в Константинополь требование, чтобы Порта отказалась от принятых европейским совещанием изменений в прежних условиях. Не довольствуясь этим, они на случай, если бы султан оказался не в силах сопротивляться возмущению своего народа, отдали приказ эскадре направиться в Босфор для оказания султану поддержки против его подданных. Не довольствуясь и этим, они послали Омер-паше предписание, воспрещающее ему передвижение из одной провинции в другую во владениях его государя. Они, следовательно, ожидали, что в результате их требования вспыхнет восстание, и позаботились о средствах, необходимых для его подавления. Этими средствами явилась союзная эскадра»[283]283
  Маркс цитирует статью Д. Уркарта «Политические преступники», опубликованную в газете «Morning Advertiser» 20 сентября 1853 года.


[Закрыть].

Английская публика узнала эту новость из воскресного номера «Journal des Debats». Эта газета сообщила, что г-н Рив, выехавший из Лондона 13-го сего месяца с депешами на имя лорда Стратфорда де Редклиффа, прибыл в Париж утром 14-го и отбыл в тот же день вечером, ознакомив французское правительство с содержанием доставляемых инструкций. Согласно этим инструкциям, английский посол должен требовать полного присоединения Порты к венским предложениям и отказа от изменений, внесенных в них 19 августа. Он должен пригрозить Порте лишением ее поддержки четырех держав в случае войны, которая возникла бы из-за ее отказа пойти на уступки, и предложить ей помощь французского и английского флотов для подавления восстания, которое может вспыхнуть в Константинополе в ответ на принятие Портой Венской ноты, а также против Омер-паши, если он решится действовать наперекор приказам Порты. До получения воскресного номера «Journal des Debats» нам стало известно, что венское совещание, узнав об отрицательном ответе императора, обратилось к султану с предложением взять обратно свои слова, подписать ноту, которую он ранее отказывался подписывать, и удовольствоваться заверением, что совещание примет такое толкование ноты, какое будет приемлемо для самого султана. «Times» избегает говорить о компрометирующих разоблачениях, сделанных «Journal des Debats». Так же поступают «Morning Chronicle», «Morning Post» и вся правительственная лондонская печать. В то же время «Morning Post» клеймит фанатизм константинопольской черни. «Morning Chronicle» возбуждает своих тупых читателей романтическими описаниями свирепых и недисциплинированных азиатских орд, которые наводняют Европейскую Турцию и за счет которых широко пополняется армия Омер-паши; доблестный «Globe» публикует изо дня в день тщательно подобранные выдержки из спекулирующей на мире прессы манчестерской школы, и таким образом в нужный момент респектабельные классы Англии будут вполне готовы «искоренять язычество» и восклицать вместе с князем Горчаковым: «Да здравствует царь! Да здравствует бог православных!»

В своем сегодняшнем номере «Times» делает открытие, что «турецкий вопрос стал чисто словесным вопросом». Вывод, который должен быть сделан из этой предпосылки, заключается в том, что султана, готового рисковать всеобщим миром ради пустых слов, надлежит насильно образумить более здравомыслящим Пальмерстонам и Абердинам. Царь, – говорит нам «Times», – предъявил султану несправедливые требования, которые султан отклонил; тогда царь захватил Дунайские княжества; Англия и Франция послали свои эскадры в Безикскую бухту, а представители этих двух держав встретились в Вене с представителями Австрии и Пруссии.

С какой целью они встретились в Вене? В интересах Турции, – говорит «Times».

«У них не только не было никакого желания принуждать оттоманское правительство, но не было и никакого повода для такого образа действий».

Следовательно, если теперь у четырех держав есть желание принуждать оттоманское правительство, то вызывается это просто тем, что «теперь есть» повод для «такого образа действий». Разве было бы ошибкой предположить, что единственная и главная цель венского совещания и вмешательства Пальмерстона и Абердина состояла в создании такого повода, который давал им возможность оказывать только показное сопротивление России для того, чтобы иметь предлог заставить Турцию подчиниться русским требованиям?

«Требования России», – продолжает «Times», – «были сочтены другими великими державами несправедливыми, несовместимыми с суверенными правами султана», и посему великие державы составили ноту, которую султан должен был послать царю и в которой санкционировались все требования царя и даже кое-что сверх того.

«Язык, которым написан этот документ», – говорит «Times», – «мог дать повод для неправильного толкования, но два пункта были в нем сформулированы с безукоризненной ясностью: во-первых, четыре державы намерены поддерживать территориальные и административные права Порты и, во-вторых, в случае конфликта

они будут считать себя связанными этими намерениями».

Почему бы султану не подписать ноту, ущемляющую его суверенные права и отдающую протекторат над двенадцатью миллионами его подданных в руки русского самодержца, раз он может быть уверен, что будет поддержан добрыми «намерениями» четырех держав и тем, что они считают себя связанными этими тайными «добрыми намерениями» в случае конфликта? Как султан уже имел возможность убедиться, четыре державы не считают себя связанными ни международным правом, ни ясными условиями договоров, согласно которым они должны защищать его в случае конфликта с Россией; почему бы ему не положиться на их отвагу в случае конфликта, вспыхнувшего из-за ноты, которая наделяет Россию явными правами, а Турцию – «тайными намерениями»?

«Возьмем», – говорит «Times», – «крайний случай. Предположим, что после par et simple {безоговорочного. Ред.} принятия первоначальной Венской ноты царь воспользовался бы теми возможностями, которые ему, как полагают, предоставляет эта нота».

Что случилось бы тогда?

«Султан заявил бы протест, и конфликт возник бы на почве применения соглашения 1853 года».

Как будто не возникало никаких конфликтов на почве применения соглашений 1840 и 1841 гг., на почве применения Балта-Лиманской конвенции[284]284
  Имеются в виду Лондонская конвенция от 15 июля 1840 г. об оказании помощи турецкому султану против египетского паши Мухаммеда-Али, подписанная Англией, Россией, Австрией и Пруссией, а также Лондонская конвенция 1841 г. (см. примечание 132) и Балта-Лиманская конвенция 1849 г. (см. примечание 131). Первая из упомянутых конвенций была заключена без участия Франции, поддерживавшей Мухаммеда-Али, что заставило ее под угрозой образования антифранцузской коалиции отказаться от поддержки правителя Египта и принять участие в выработке Лондонской конвенции 1841 года. Помимо пунктов о военном вмешательстве в турецко-египетский конфликт ультиматума Мухаммеду-Али, предлагавшего ему отказаться в пользу султана от всех владений, кроме Египта, конвенция 1840 г. содержала пункт о коллективной охране Дарданелл и Босфора, который послужил предпосылкой для объявления конвенцией 1841 г. проливов закрытыми для военных судов всех государств.


[Закрыть], а также на почве того нарушения международного права, которое сам лорд Кларендон назвал «актом пиратства»!

«Двусмысленность», – говорит «Times», – «только ввела бы в заблуждение русского императора».

Совершенно так же, как его «ввел в заблуждение» договор 1841 г., ссылаясь на который, он не допустил в Дарданеллы соединенные эскадры и в то же время сам занял Дунайские княжества.

Однако султан проявляет упорство. Он отказался согласиться с нотой, авторы которой сумели выразить свои добрые намерения по отношению к Турции только тем, что выдали ее России. Султан предложил внести некоторые изменения в эту ноту, и, по словам «Times», «четыре державы показали принятием предложенных Турцией изменений, что они считают их совпадающими с их собственными предложениями». Но так как русский император придерживается противоположного мнения и так как «Times» считает совершенно несомненным, что «поведение царя в этом конфликте не может иметь каких-либо оправданий», то «Times» приходит к заключению, что если Россия не желает согласиться на разумные условия, предлагаемые Турцией, то Турция должна согласиться на неразумные условия, предлагаемые Россией, и что

«государство, вынужденное вследствие собственного бессилия искать защиты у Европы при всякой угрозе нападения извне или восстания внутри, должно расплачиваться за свою слабость по крайней мере тем, что необходимая для его существования помощь оказывается ему на условиях, наименее обременительных для его защитников».

Четыре державы, разумеется, должны стать на сторону России против Турции, потому что Турция, очевидно, нуждается в их помощи против России, а Турция должна «расплачиваться за свою слабость», раз она обратилась за помощью к четырем великим державам, к которым она обязана апеллировать в силу существующих договоров.

«Одно из двух: либо законы Англии должны быть со всей их карающей силой применены персонально к четырем изменникам» (Абердину, Кларендону, Пальмерстону и Расселу), «либо над миром владычествует русский царь».

Тирады, подобные этому заявлению Д. Уркарта в «Morning Advertiser», не имеют никакого смысла. Кто должен судить четырех изменников? Парламент. Из кого состоит этот парламент? Из представителей биржевых дельцов, промышленных магнатов и аристократов. Какую внешнюю политику отстаивают эти представители? Политику paix partout et toujours {мира во что бы то ни стало. Ред.}. А кто проводит в жизнь их программу внешней политики? Те самые четыре человека, которых они должны будут осудить как изменников, по мнению простоватого «Morning Advertiser». Одно по крайней мере должно быть ясно, а именно, что биржевые дельцы и спекулирующая на мире буржуазия, представленные в правительстве олигархией, выдают Европу России, и, следовательно, для того чтобы дать отпор посягательствам царя, нужно прежде всего свергнуть бесславное царство этих низких, раболепных и бесчестных почитателей veau d'or {золотого тельца. Ред.}.

Тотчас же после получения в Константинополе Венской ноты Порта призвала под ружье 80000 из редифа[285]285
  Редиф – резервные войска в Оттоманской империи.


[Закрыть]. Согласно телеграфному сообщению из Константинополя от 5 сентября, турецкое правительство решило после совещания, состоявшегося в доме великого визиря {Мустафа-паши. Ред.}, настаивать на своей последней ноте, невзирая на опасность войны. Энтузиазм мусульманского населения достиг крайних пределов. На смотре египетских войск султан был встречен громовыми приветствиями, а после смотра толпа сняла его с коня и торжественно пронесла по улицам Стамбула. Он снова послал приказы господарям Молдавии и Валахии, предписывающие поддерживать спокойствие в княжествах. Решид-паша сделал предупреждение русскому консулу по поводу некоторых проживающих в Константинополе русских подданных, уличенных в интригах против турецкого правительства. Одна константинопольская газета сообщает, что еврейская община в Константинополе предложила султану миллион пиастров на покрытие расходов, связанных с военными приготовлениями империи. Смирнские евреи приняли, как сообщают, подобное же решение. Из напечатанной в венской «Presse» корреспонденции нам стало известно, что в Галаце было арестовано несколько бояр за тайную переписку с Омер-пашой, которого они самым детальным образом информировали о состоянии русских войск в Дунайских княжествах. Было найдено письмо Омер-паши, в котором он предлагал этим боярам вербовать на военную службу как можно больше иностранцев.

Князь Меншиков прибыл в Вену 13 сентября в сопровождении своего секретаря для того, чтобы предъявить новую декларацию императора Николая, адресованную европейским державам и объясняющую мотивы отклонения им изменений, предложенных Турцией. Сам император прибудет в Ольмюц 21-го сего месяца в сопровождении графа Нессельроде и барона Мейендорфа. Прусский король, которого он вызвал через барона Ливена на Ольмюцкую конференцию, отказался прибыть на том основании, что при сложившихся обстоятельствах такой шаг с его стороны вызвал бы слишком много eclat {шума. Ред.}. Русский армейский корпус численностью в 30000 человек расквартирован в настоящий момент в Крайове на болгарской границе. До сих пор существовало только восемь армейских интендантских управлений в Российской империи. Теперь учреждено девятое постоянное интендантское управление в Бухаресте – верный признак того, что русские и не думают об эвакуации Дунайских княжеств.

15 сентября Английский банк повысил учетную ставку до 4¹/₂ процента. Помеченная этим же числом статья по финансовому вопросу в «Times» сообщает, что «это мероприятие вызвало всеобщее удовлетворение». Однако в той же статье говорится, что

«около 2 часов дня операции на фондовой бирже фактически почти совсем прекратились, и, когда вскоре после этого было сообщено о повышении учетной ставки до 4¹/₂%, курсы ценных бумаг упали до 95 % за наличные деньги и до 95¹/₈—95¹/₄%за бумаги, срок погашения которых истекает 13 октября. Общее мнение таково, что если бы учетную ставку повысили не до 4¹/₂, а до 5 %, то это, вероятно, оказало бы на рынок не такое неблагоприятное влияние, поскольку публика сочла бы тогда, что мероприятий подобного рода в дальнейшем уже нельзя больше ожидать… Торговля акциями железнодорожных компаний испытала сильнейший спад после закрытия заседания правления банка, и курсы разных других акций были до конца дня крайне неустойчивыми».

Автор статьи, помещенной в «Times», поздравляет директоров банка с тем, что они следовали в своей политике акту Пиля.

«Соответственно уменьшению количества находящихся в обращении денег вследствие отлива золота, директора потребовали более высокой цены за реализацию остатка и таким образом обеспечили то свободное проведение акта сэра Р. Пиля о хартии Английского банка, посредством которого только и можно доказать правильность этого акта, чему помешали безрассудные действия директоров в 1847 году».

В одной из предыдущих статей я показал, что безрассудство директоров в 1847 г. состояло как раз в их чрезмерной приверженности акту Пиля, «свободное проведение» которого правительству пришлось прервать, чтобы спасти банковое отделение от необходимости прекратить платежи. В газете «Globe» мы читаем:

«В высшей степени маловероятно, чтобы причины, вызвавшие наше теперешнее процветание, продолжали действовать в таких же масштабах. Отрицательные последствия уже сказались в Манчестере, где некоторые крупные фирмы были вынуждены сократить объем своего производства… Все отделы фондовой биржи находятся в состоянии сильной депрессии. В торговле железнодорожными акциями царит паника… Отлив золота на континент продолжается, и в ближайшие день или два почти полмиллиона отправятся морем в С.-Петербург… Одна из причин, побуждающих его (банк) экономить свои запасы металлических денег, заключается, вероятно, в желании оказать канцлеру казначейства помощь в размере семи или восьми миллионов, которые ему потребуются для расчетов с владельцами облигаций Компании Южных морей и другими недовольными».

«Morning Post» от 13 сентября сообщает из Манчестера:

«Торговля тканями и пряжей идет вяло, цены на все виды фабричных изделий едва удерживаются на прежнем уровне. Отсутствие спроса почти на всех заграничных рынках и ожидаемые финансовые затруднения внутри страны – вот что главным образом привело к создавшемуся положению вещей, которое следует признать в высшей степени ненормальным, если сопоставить его с повсеместно распространяемыми сообщениями о процветании».

Та же газета от 15 сентября следующим образом заканчивает передовую статью о накоплении элементов приближающегося кризиса:

«Мы предупреждаем коммерческие круги, что мы вступили в такую фазу, когда постоянная тщательность и осторожность являются непременными требованиями при основании и ведении предприятий. Помимо того, по нашему мнению, положение наших финансов полно еще более серьезных и трудно преодолимых опасностей, чем положение нашей торговли».

Из приведенных выше, дополняющих одно другое высказываний «Globe» и «Morning Post» следует, что в то время как, с одной стороны, происходит сокращение спроса, с другой – налицо избыток предложения. Фабриканты попытаются прикрыть свое отступление путем обострения конфликта между ними и рабочими. Репортер по вопросам промышленности и торговли пишет из Манчестера во вчерашнем номере «Morning Chronicle»:

«Фабриканты начинают относиться совершенно безразличное достижению соглашения, так как они убеждены, что значительную часть фабрик, если не все фабрики, придется приостановить, прежде чем может быть урегулирован вопрос о заработной плате. В течение последних дней в различных частях фабричных округов по этому вопросу состоялись совещания предпринимателей. Ясно, что чрезмерные требования, предъявленные рабочими, а также неистовые попытки последних навязать свой диктат, заставляют фабрикантов позаботиться о создании общего объединения для самозащиты».

В статье по финансовому вопросу, опубликованной в «Times», мы читаем:

«Хозяева организуют союзы самозащиты во всех округах: только за последние пять дней в Аштоне, Стей-либридже, Хайде и Глоссопе около 100 фирм поставили свои подписи под актом об основании такого союза. В Престоне фабриканты взяли на себя суровое обязательство: оказать сопротивление рабочим путем закрытия своих фабрик на три месяца».

Согласно телеграфным сообщениям из Марселя, цены на пшеницу снова повысились на 2 франка 25 сантимов за гектолитр. Повышение процентов на облигации казначейства, о чем объявлено в «Moniteur», произвело самое неблагоприятное впечатление на бирже; это мероприятие повсеместно рассматривается как признак того, что правительство нуждается в деньгах. Поговаривают о займе, к заключению которого правительство вынуждено будет прибегнуть. Министр финансов {Бино. Ред.} разослал большому количеству землевладельцев циркуляр, предлагающий им уплатить налоги за полгода вперед, в знак благодарности за те большие благодеяния, которые им оказало теперешнее правительство, а также за то, что оно подняло стоимость их земельной собственности. «Это, – замечает газета «Observer», – начало конца».

В одной из предыдущих статей я говорил о жизненно важном значении железных дорог для Индии. Сейчас я считаю уместным сообщить о появившихся в печати новейших сведениях относительно развития и дальнейших перспектив строительства железнодорожной сети. Первой индийской железной дорогой была ныне уже действующая линия между Бомбеем и Тханой. Другая железнодорожная линия будет теперь проведена из Калькутты в Раджма-хал на Ганге, протяжением в 180 миль; далее она пойдет по правому берегу реки к Патне, Бенаресу и Аллахабаду. Из Аллахабада она пройдет через Доаб в Агру и оттуда в Дели. Таким образом, она пересечет пространство в 1100 миль. Предполагается установить паровые паромы через Сон и Тунону, чтобы в конечном счете довести калькуттскую линию от Дели до Лахора. В Мадрасе предполагается в ближайшие дни начать строительство железнодорожной линии, которая, следуя на протяжении 70 миль прямо на запад, разделится далее на два ответвления: одно пойдет вдоль Гатов и конечным пунктом его будет Каликут, другое будет проведено через Беллари и Пуну до Бомбея. Завершающим звеном этого костяка будущей железнодорожной сети явится железная дорога Бомбей – Барода – Центральная Индия, для сооружения которой уже сейчас производятся предварительные геодезические работы с санкции Совета директоров. Эта железнодорожная линия пройдет из Бомбея через Бароду в Агру, где она соединится с железнодорожной магистралью Калькутта – Дели, благодаря чему Бомбей – столица Западной Индии и лучший порт всего Индостана для сообщения с Европой – будет связан с одной стороны с Калькуттой, а с другой – с Пенджабом и северо-западными провинциями. Инициаторы этого плана намереваются также провести ветки в крупные хлопковые районы во внутренних частях страны. В то же время принимаются меры, чтобы распространить по всему Индостанскому полуострову телеграфную сеть.

Написано К. Марксом 20 сентября 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3889, 4 октября 1853 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке полностью публикуется впервые

К. МАРКС
ЗАПАДНЫЕ ДЕРЖАВЫ И ТУРЦИЯ. – СИМПТОМЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА

Страница из книжки Женни Маркс с пометками об отправке статей Маркса и Энгельса в «New-York Daily Tribune»

Лондон, пятница, 23 сентября 1853 г. Газета «Globe» в номере от 20 сентября отрицает достоверность содержащегося в «Journal des Debats» утверждения относительно миссии г-на Рива, a «Times» перепечатал в среду статью из «Globe» под заголовком «Gobemoucherie» {«В расчете на простаков». Ред.}, обвиняя французскую печать в распространении уток. Но разве передовая статья самого «Times», разобранная мной в моей последней статье, не подтверждает целиком сообщение «Journal des Debats»? Разве появилось какое-нибудь опровержение в парижском «Moniteur»? Разве газета «Assemblee nationale» не повторила в тот самый день, когда «Globe» уличал во лжи «Debats», что

«лорд Редклифф должен был уведомить султана, что если он не возьмет обратно предложенных им изменений, то английская эскадра войдет в Дарданеллы и французская эскадра не замедлит последовать за ней»?

Разве «Times», перепечатывая из «Globe» опровержение французской версии, прямо не заявил в том же номере, что

«Англия и Франция могут вмешаться в русско-турецкий конфликт только на условиях, предложенных четырьмя союзными державами и принятых Россией, – независимо от того, приемлемы эти условия для турецкого высокомерия или нет»?

Разве газета «Morning Post» не сообщала нам еще до появления «Journal des Debats» в Лондоне, что

«по получении ответа русского императора на предложение об изменениях в Венской ноте немедленно состоялось совещание представителей великих держав, пославшее 4-го сего месяца курьера в Константинополь с определенными сообщениями Дивану, которые, можно надеяться, заставят Порту принять Венскую ноту»?

И, наконец, в одной сегодняшней утренней газете мы читаем:

«Г-н Рив направлен в Константинополь; он доставит несколько депеш от лорда Кларендона лорду Стратфорду де Редклиффу; между Ривом и министерством иностранных дел существует самая тесная связь, поскольку он является соединительным звеном между Даунинг-стрит и Принтинг-хаус-сквер».

Верно и то, что со времени последних разоблачений, сделанных французской прессой, восточный вопрос опять принял совершенно новый оборот и что позорные решения английского министерства могут быть опрокинуты событиями вопреки всем его расчетам и надеждам.

Австрия отказалась от совместных выступлений со своими мнимыми союзниками. Венское совещание сорвано, по крайней мере на ближайшее время. Россия сбросила с себя маску, в которой она больше не видит надобности, и английское министерство оказалось вытесненным из своих последних укрепленных позиций.

«Лорд Абердин», – справедливо замечает «Liverpool-Courier», – «рекомендовал, чтобы султан прибегнул к явному и низкому обману; чтобы участники венского совещания сделали в отношении ноты молчаливую оговорку; чтобы султан понял эту ноту в превратном смысле, – ибо условия ноты сами по себе ясны и определенны, – и чтобы державы были готовы в случае решительного отказа русского императора согласиться с изменениями, предложенными султаном, действовать так, как если бы согласие на эти изменения было дано».

Г-н Друэн де Люис предложил венскому совещанию послать Порте объяснительную ноту, составленную в таком же лицемерном духе, но граф Буоль отклонил это предложение, заявив, что оно «носит чересчур дружеский характер по отношению к Порте, что время совместных выступлений прошло и что теперь каждая держава может действовать по своему усмотрению». Таким образом, английское министерство лишилось возможности прикрываться общими решениями европейского ареопага, этой акционерной компании, которая исчезает по одному слову австрийского министра, будучи вызванной к жизни его же заклинанием. Сначала, до перехода русских войск через Прут, Австрия вообще не нуждалась в каком-либо совещании. После вступления России в Дунайские княжества Австрия уже больше не нуждалась в совещании, во всяком случае в совещании на прежних основах. С другой стороны, граф Нессельроде опубликовал два циркулярных послания, которые делают в дальнейшем невозможным продолжать оправдывать первоначальную Венскую ноту тайными «добрыми намерениями» или толковать ее наперекор ее буквальному смыслу.

Предложенные Портой изменения свели весь вопрос «к чисто словесному вопросу», – вопила вся правительственная печать.

Вовсе нет, заявляет Нессельроде. Царь толкует первоначальный текст ноты так же, как султан. Первоначальная нота никогда не была и не претендовала быть чем-то иным, кроме как вторым изданием ноты Меншикова, и мы твердо придерживаемся ее текста, полного текста и одного только текста. Правительственный орган «Globe», конечно, изумлен тем, что, как оказывается, царь и султан одинаково видят смысл первоначальной ноты «в окончательном признании тех требований, которые были предъявлены Россией и отклонены Турцией и которых не собирались (?) поддерживать четыре державы», и что «Россия настаивает на безусловном удовлетворении претензий, выдвинутых ею с самого начала». А почему бы ей на этом не настаивать? Раз она нашла в себе достаточно смелости выдвинуть их четыре месяца тому назад, почему ей отказываться от них сейчас, когда она уже выиграла первую кампанию?

Тот же самый «Globe», который несколько дней тому назад называл изменения, предложенные Турцией, схоластическим крючкотворством и ненужными тонкостями, вынужден теперь признать, что «русское толкование доказывает их необходимость».

Первая депеша Нессельроде еще не опубликована, но «Morning Post» уверяет нас, что в ней объявляется о «равноценности Венской ноты и ноты князя Меншикова». К этому «Globe», вечерняя газета, добавляет, что, согласно этой депеше,

«император считает, что Венская нота обеспечивает ему признание его требований к Турции и его влияние на турецкое правительство, в чем ему отказывала Порта при поддержке четырех держав и для противодействия чему она и обратилась к их посредничеству; мы узнаем также, что император никогда не намерен отказываться от своего права иметь дело непосредственно с Турцией, обходясь без посредников, которых он признавал лишь для вида».

Русский император никогда и для вида не признавал их в качестве посредников. Он разрешил трем из них плестись в хвосте Австрии, а самой Австрии дозволил явиться к нему в качестве смиренной просительницы.

Что касается второй депеши, отправленной из С.-Петербурга 7 сентября, опубликованной в берлинской «Zeit» 18 сентября и адресованной в Вену на имя барона Мейендорфа, то в ней Нессельроде совершенно правильно сообщает, что первоначальная нота была представлена ему австрийским посланником как «ультиматума, на который Россия обязалась дать свое согласие при непременном условии принятия его Портой без каких бы то ни было изменений, «Кто откажется воспринять это не иначе как свидетельство о лояльности императора?» Правда, он учинил небольшой «пиратский акт» по отношению к Дунайским княжествам: он вторгся в них, захватил их, обложил их налогами, управляет ими, разорил их, присвоил их себе, можно сказать, проглотил их, несмотря на все прокламации Горчакова. Но ведь это не так важно. Разве он вместе с тем «не сообщил по телеграфу, тотчас же по получении первого проекта ноты, о своем полном согласии с ним, не дожидаясь известий о том, одобрен ли он в Лондоне и в Париже?» Действительно, мог ли он сделать что-нибудь большее, нежели сообщить по телеграфу, что нота, продиктованная русским министром в Вене, не будет отвергнута русским министром в С.-Петербурге! Мог ли он сделать что-нибудь большее для Парижа и Лондона, нежели одобрить ноту, даже не дожидаясь их одобрения! И тем не менее он сделал большее. Проект ноты, о принятии которого он соблаговолил известить по телеграфу, был «изменен» в Париже и Лондоне. И что же? «Взял ли он обратно свое согласие, создал ли он хотя бы малейшее затруднение?» Правда, по его собственному утверждению, нота «в ее окончательном виде» является не более и не менее как «равноценным вариантом ноты князя Меншикова». Но этот равноценный вариант при всем том «отличается» от своего оригинала. А разве он «не поставил условием принятие ноты Меншикова без всяких изменений»? Разве он не мог бы «на одном этом основании отказаться от рассмотрения новой ноты»? Но он этого не сделал. «Можно ли было проявить большее миролюбие?» Ультиматум венского совещания его ни в какой мере не касается; это дело самого совещания. «Его дело – подумать о тех проволочках, которые последуют» из-за отказа султана принять ультиматум. Он же, со своей стороны, ничего не имеет против того, чтобы продолжать занимать в течение нескольких месяцев Дунайские княжества, где его войска безвозмездно получают обмундирование и продовольствие.

Одесса не пострадала от того, что устье Дуная оказалось блокированным, а если оккупация Дунайских княжеств и способствует вздорожанию пшеницы на лондонском Марклейне[286]286
  Марк-лейн – хлебная биржа.


[Закрыть], то это только облегчит возвращение нечестивых империалов в святую Русь. Поэтому Австрия и другие державы должны

«прямо и твердо заявить Порте, что, после того как они тщетно пытались открыть ей единственный путь, который мог бы привести к немедленному восстановлению ее отношений с нами, они отныне умывают руки в этом деле».

Державы достаточно сделали для султана, открыв царю путь к Дунаю и преградив путь к Черному морю союзной эскадре. «Августейший повелитель» графа Нессельроде клеймит далее «воинственные замыслы, которые, по-видимому, воодушевляют сейчас султана и большинство его министров». Он, со своей стороны, разумеется, предпочел бы, чтобы султан не горячился, чтобы канонеркам он противопоставлял мирные предложения, а казакам – учтивые фразы. «Он исчерпал меру возможных уступок, между тем как Порта не сделала еще ни одной уступки. Его величество не может идти дальше по этому пути». Несомненно, царь не может идти дальше, не перейдя через Дунай. Нессельроде резюмирует всю свою аргументацию в следующей искусной дилемме, от которой никак не отвертишься. Либо изменения, предложенные Портой, не имеют никакого значения, либо они какое-то значение имеют. Если они не имеют никакого значения, почему Порта настаивает на них? А если они имеют какое-то значение, «вполне понятно, что мы отказываемся их принять».

«Эвакуация Дунайских княжеств, – заявил лорд Кларендон, – есть предварительное sine qua non {непременное условие. Ред.} всякого соглашения». Как раз наоборот, – возражает Нессельроде. «Соглашение», то есть приезд турецкого посла для вручения австрийской ноты без всяких изменений, «есть предварительное sine qua поп эвакуации Дунайских княжеств».