Текст книги "Собрание сочинений. Том 9"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Ф. ЭНГЕЛЬС
ХОД ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЫ

Известия с театра военных действий, доставленные пароходом «Гумбольдт», подтверждают ранее полученное с «Европой» сообщение, что турки, долго удерживавшие свою позицию у Олтеницы против превосходившего их по численности противника, с которым им пришлось вести тяжелые бои, в конце концов отступили около 14 ноября за реку и заняли свои прежние укрепленные позиции у Туртукая. Мы полагаем, что прибытие газет и писем прольет свет на это событие, пока же смысл этого маневра нам еще не вполне ясен. В официальном сообщении говорится, что он был произведен беспрепятственно, следовательно, предположение, будто он был вызван какими-то решительными успехами, достигнутыми князем Горчаковым, отпадает, если, впрочем, не будет доказано, что русскому командующему удалось собрать для вторичной атаки этого пункта вдвое больше войск, чем им было брошено против него в первый раз. Но тщательный анализ всех известных нам фактов показывает, что в действительности он не располагал для этой цели такой группировкой в 45000 человек. Утверждают также, что турки вновь отошли к Туртукаю, чтобы не подвергать себя опасности внезапного нападения у Олтеницы в зимнее время, когда отступление через реку было бы сопряжено с большими трудностями, но это утверждение противоречит тому факту, что до сих пор они вели наступательные действия без поражений и имели на своей стороне безусловный численный перевес. Кроме того, их левый фланг по-прежнему находится у Видина, на валашском берегу Дуная и даже получает подкрепления, что свидетельствует о чем угодно, только не об общем отступательном движении с их стороны. Если же принять во внимание их предполагаемое намерение перейти с большими силами Дунай у Браилова или Галаца – предположение, которое, по-видимому, соответствует истине, – то все равно остается неясным, нужно ли было Омер-паше отводить свои войска с сильной позиции у Олтеницы только из-за того, что он собирался предпринять решительный маневр против левого фланга русских с другой группой войск. Однако все вызывающие недоумение обстоятельства станут понятнее, если мы проследим события настоящей кампании с самого ее начала.

Прежде всего известно, что туркам дали возможность перейти реку и у Видина и у Туртукая, не оказав им серьезного сопротивления. В этом не было ничего удивительного, поскольку, как показывает опыт войн, помешать активному противнику перейти реку, даже очень широкую, невозможно; кроме того, всегда выгоднее атаковать его, когда он уже переправил часть своих войск, то есть напасть на него с превосходящими силами и в момент, когда у него имеется всего один, основательно перегруженный путь отхода. Но то обстоятельство, что турки закрепились на левом берегу Дуная, что во всех имевших место стычках они одержали верх, что в течение десяти дней они удерживали Олтенипу, отстоящую не более чем на сорок миль от Бухареста, и русские не смогли выбить их с этой важной позиции, что они оставили ее в конечном счете беспрепятственно и по собственной инициативе, – все это показывает, что в определении соотношения русских и турецких сил, противостоящих друг другу в этом районе, был допущен серьезный просчет.

Мы знали довольно точно, какими силами располагали турки; в отношении же численности русских войск мы всегда были вынуждены блуждать в потемках. Сообщалось, что два армейских корпуса перешли Прут и что вскоре за ними последовала часть войск еще одного корпуса. Если это так, у русских должно было быть в Дунайских княжествах не менее 150000 человек. Однако сейчас, когда и события показали, что в Валахии русские не имеют такого количества войск, – сейчас мы, наконец, получили из Вены достоверные сведения о том, чем они там действительно располагают. В от перечень их сил:

1. 4-й армейский корпус под командой генерала Данненберга, состоящий из следующих трех пехотных дивизий:

а) 10-й дивизии (генерала Соймонова) 16 000 человек

в) 11-й дивизии (генерала Павлова) 16 000»

c) 12-й дивизии (генерала Липранди) 16 000»

d) и одного батальона стрелков 1 000»

2. Одна бригада под командой генерала Энгельгардта, принадлежащая к 14-й дивизии 5-го армейского корпуса 8 000»

Всего пехоты 57 000 человек

3. Две дивизии легкой кавалерии под командой генерала Нирода и генерала Фишбаха, насчитывающие в общей сложности 8000 человек, и 10 полков казаков, насчитывающие 6000 человек, всего 14 000 человек

4. Одна артиллерийская дивизия, имеющая в своем составе примерно по 1 батарее (12 орудий) на каждый пехотный полк, то есть в общей сложности 170 или 180 орудий.

Выясняется также, что 5-й армейский корпус, которым командует генерал Лидерс, еще даже не сосредоточен в Одессе, а находится частью в Севастополе, частью на Кавказе; что 3-й армейский корпус под командой генерала Остен-Сакена все еще стоит на Волыни или, в лучшем случае, только что перешел Прут и может достигнуть театра военных действий не раньше, чем через три-четыре недели и что кавалерийские резервы русских – по большей части тяжелая кавалерия – находятся за Днепром, и потребуется пять-шесть недель, чтобы доставить их туда, где они необходимы. Эти сведения безусловно правильны, и если бы мы располагали ими шесть недель тому назад, то мы стали бы утверждать, что Омер-паше следует переправиться через Дунай, неважно где и каким образом, но чем скорее, тем лучше.

И действительно, невозможно найти разумного объяснения для проявленного русскими безрассудного риска. Завести около 80000 войск в такой cul de sac {тупик. Ред.}, как Валахия, пробыть там несколько месяцев, имея, как признаются сами русские, 15000 больных солдат в лазаретах, и надеяться, за неимением пополнений, только на счастливый случай, – это небывалый доселе образ действий, и раньше никто не имел оснований подозревать, что такие люди, как русские, которым обычно весьма свойственна осмотрительность и стремление всегда избегать риска, окажутся способны на него. Ведь все их пригодные к службе войска в Валахии, за вычетом отдельно действующих отрядов, насчитывают каких-нибудь 46000 человек, которые, к тому же, могут понадобиться в самых различных пунктах!

Однако положение именно таково, и мы можем объяснить его лишь абсолютной уверенностью русских в успехе дипломатических интриг их друзей в английском правительстве, их необоснованным пренебрежением к своему противнику и теми затруднениями, какие они, очевидно, испытывают при попытке сосредоточить крупные войсковые группы и большое количество припасов в крае, столь отдаленном от центра их империи.

С другой стороны, турки имеют у Калафата, в Малой Валахии, 25000 человек и продолжают посылать туда подкрепления. О последних передвижениях этих войск мы мало осведомлены. Они, по-видимому, не продвинулись даже до Крайовы, и до сих пор все их действия сводились к занятию близлежащих деревень. Причины этого тоже неясны, и мы можем только предположить, что Омер-паша до некоторой степени стеснен в своих действиях Военным советом в Константинополе, который вначале сосредоточил эти 25000 человек в Софии. Как бы там ни было, насколько можно судить с такого далекого расстояния, эти войска, пока они находятся у Калафата, совершенно бесполезны, и их пребывание там является ошибкой, ибо, как мы уже имели случай указать, даже для предполагаемого и маловероятного использования их против Сербии их там или слишком много или слишком мало. Нам думается, что было бы гораздо целесообразнее передвинуть их ниже по Дунаю: они переправились через реку 28 октября и до 15 ноября очень мало продвинулись вперед и вообще не вели никаких активных действий. Эти пятнадцать дней можно было бы использовать много лучше, перебросив их на 150 миль ниже по Дунаю, в Систов, где они установили бы непосредственную связь с левым флангом главных сил турецкой армии и в несколько переходов могли бы оттуда достигнуть Рущука, в районе расположения штаба левого фланга турок. Что эти 24000 человек, если бы их присоединили к главным силам, имели бы вдвое большую ценность, чем находясь у Калафата, – в этом можно не сомневаться. И самые события подтверждают такое мнение: как уже было сказано, нам неизвестно, чтобы за девятнадцать дней, истекших после их переправы через Дунай, они оказали Омер-паше какую-либо активную поддержку.

Атаки, произведенные турками у Никопола и Рущука, были простыми демонстрациями. По-видимому, они были неплохо проведены, со строго необходимым для этой цели количеством войск, и в то же время с той энергией, которая может ввести неприятеля в заблуждение относительно истинных намерений нападающей стороны. Главная атака имела место у Олтеницы. Какие силы были туда стянуты, неизвестно до сих пор. Согласно некоторым сообщениям, у турок еще 11-го было под Олтеницей 24000 человек, а у противостоящих им русских – 35000. Но это явно не соответствует действительности. Будь у русских на одну треть больше войск, чем у турок, они тотчас же оттеснили бы последних обратно за Дунай, тогда как в действительности 11-е явилось для русских днем поражения.

Сейчас более чем когда-либо кажется вероятным, что лишь исключительно плохое военное руководство может помешать туркам вытеснить Горчакова из Валахии. Впрочем, как той, так и другой стороной были продемонстрированы довольно своеобразные образцы военного руководства. 2 ноября турки форсировали Дунай у Олтеницы, очевидно, являющейся их главным пунктом переправы. 3-го, 4-го и 5-го они успешно отбили атаки русских и тем самым закрепили свой перевес на левом берегу Дуная. В течение этих трех дней должны были прибыть их подкрепления, что создавало для них возможность немедленно двинуться на Бухарест. Именно таким образом поступал Наполеон, и с тех пор каждому военачальнику известно, что быстрота движения может компенсировать недостаток войск, поскольку она делает возможным нападение на противника прежде, чем он успеет сосредоточить свои силы. Подобно тому, как в торговле говорят: «Время – это деньги», так и на войне говорят: «Время – это войска». Но в Валахии этой истиной пренебрегают. Турки спокойно удерживают Олтеницу в течение девяти дней, с 6-го по 15-е, и ничего не предпринимают, если не считать мелких стычек, так что у русских остается достаточно времени, чтобы сосредоточить свои силы, расположить их, продумав все с максимальной тщательностью, и, в случае возникновения угрозы для их путей отхода, принять меры для ликвидации угрозы и обеспечения этих путей. Но может быть мы должны предположить, что Омер-паша хотел просто удержать русских у Олтеницы, до тех пор пока его главные силы не переправятся через Дунай ниже по течению и полностью не перережут пути отхода русских? Возможно, что это так, хотя подобная операция заставляет предполагать помимо 24000 человек у Калафата и 24000 у Олтеницы наличие еще около 50000 человек, расположенных ниже по Дунаю, в районе Гирсовы. Но если у него там имелось такое количество войск, что вполне вероятно, они могли бы использовать время с большей пользой, а не тратить его на все эти искусственные и хитроумные маневры. Почему бы в этом случае не перебросить через Дунай у Браилова сразу 70–80 тысяч человек и одним ударом не перерезать коммуникации русских в Валахии? Как уже было сказано, этот маневр, по-видимому, намечен к осуществлению в настоящее время, но неясно, зачем было так долго его оттягивать и предпосылать ему такую сложную подготовку? В условиях такого превосходства сил, находящихся в полной готовности на операционной линии, едва ли имело смысл вводить князя Горчакова в заблуждение. Следовало бы сразу отрезать ему путь к отступлению и уничтожить его армию.

Что касается турецких солдат, то в тех немногих стычках, в которых они до сих пор участвовали, они показали себя с превосходной стороны. Артиллерия повсюду доказала, что император Николай не преувеличивал, когда ставил ее на одно из первых мест в Европе. Батальон стрелков, сформированный всего за десять недель до начала военных действий и вооруженный винтовками Минье, только что полученными из Франции, за этот короткий срок достиг высокого совершенства в стрельбе в рассыпном строю и воспитал первоклассных стрелков, умело владеющих этим грозным оружием; в Олтенице они получили возможность продемонстрировать это на деле, перестреляв у русских почти всех старших офицеров. Турецкая пехота в целом, по-видимому, хорошо освоила обычные движения линиями и колоннами, а кроме того проявила в атаках у Олтеницы большую стойкость и храбрость; ведь по крайней мере в течение двух дней из трех исход боя решала атака турецкой пехоты, к тому же в рукопашных схватках; а когда в ход идет штык, русская пехота, как хорошо известно, является противником, которого не приходится недооценивать.

В Азии, судя по последним сообщениям, дело принимает для турок еще более благоприятный оборот, чем в Европе. Имеются сведения, что черкесские племена охвачены всеобщим восстанием против русских и действуют объединенными силами, что в их руках находятся ворота Кавказа и коммуникации в тылу у графа Воронцова перерезаны, в то время как с фронта на него наседают турецкие войска. Итак, с самого начала война повсюду принесла поражения царю. Будем надеяться, что так оно продолжится до конца и что война научит русских и их правительство умерять свое честолюбие и высокомерие и побудит их отныне заниматься лишь своими собственными делами.

Написано Ф. Энгельсом около 18 ноября

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3944, 7 декабря 1853 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

К. МАРКС
РЫЦАРЬ БЛАГОРОДНОГО СОЗНАНИЯ[365]365
  Памфлет К. Маркса «Рыцарь благородного сознания», написанный в ноябре 1853 г. и опубликованный при содействии А. Клусса и И. Вейдемейера отдельной брошюрой в Нью-Йорке в январе 1854 г., явился ответом на клеветническую статью А. Виллиха «Доктор Карл Маркс и его «Разоблачения»», которая была помещена в газете «Belletristisches Journal und New-Yorker Criminal-Zeitung» за 28 октября и 4 ноября 1853 года. Памфлет Маркса является отражением той борьбы, которую пролетарские революционеры вели против неустойчивых мелкобуржуазных элементов, примкнувших к рабочему движению. В своем памфлете Маркс выступает с опровержением измышлений Виллиха, стремившегося поставить под сомнение справедливость критики, которой Маркс в работе «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов» подверг сектантскую деятельность фракции Виллиха – Шаппера. Касаясь подлинных причин раскола в Союзе коммунистов, Маркс разоблачает авантюристскую, сектантскую тактику этой фракции. Отдельные места для своего памфлета Маркс заимствовал из написанной им вместе с Энгельсом в мае – июне 1852 г. работы «Великие мужи эмиграции», которая при жизни Маркса и Энгельса опубликована не была (см. настоящее издание, том 8, стр. 247–352).


[Закрыть]

Написано К. Марксом около 21–28 ноября 1853 г.

Напечатано отдельной брошюрой в январе 1854 г. в Нью-Йорке

Печатается по тексту брошюры

Перевод с немецкого

Подпись: Карл Маркс

Титульный лист первого издания памфлета К. Маркса «Рыцарь благородного сознания»

Герой малой войны (см. Деккер. «Теория малой войны[366]366
  С. v. Decker. «Der kleine Krieg, im Geiste der neueren Kriegfuhrung. Oder: Abhandlung uber die Verwendung und den Gebrauch aller drei Waffen im kleinen Kriege». Berlin und Posen, 1822 (К. фон Деккер. «Малая война, в свете новейшего ведения войны. Или: Трактат о применении и использовании всех трех родов войск в малой войне». Берлин и Познань, 1822).


[Закрыть]) может быть лишен благородства, но он должен обладать хотя бы благородным сознанием. По Гегелю, благородное сознание неизбежно превращается в низменное сознание[367]367
  G. W. F. Hegel. «Phanomenologie des Geistes». Bamberg und Wurzburg, 1807 (Г. В. Ф. Гегель. «Феноменология духа». Бамберг и Вюрцбург, 1807). См. раздел «Die Bildung und ihr Reich der Wirklichkeit», S. 435–474 («Образование и царство его действительности», стр. 435–474).


[Закрыть]. Это превращение я проиллюстрирую на примере излияний г-на Виллиха, совмещающего в одном лице Петра Пустынника и Вальтера Голяка. Я ограничусь cavaliere della ventura^{51}; стоящих же за ним его cavalieri del dente^{52} я предоставлю их собственной участи.

Дабы с самого начала дать почувствовать, что благородному сознанию свойственно выражать истину в «высшем» смысле с помощью лжи в «обычном» смысле, г-н Виллих начинает свой ответ на мои «Разоблачения»[368]368
  Работа «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов» (см. настоящее издание, том 8, стр. 423–491), написанная Марксом в конце октября – начале декабря 1852 г., представляет собой боевой памфлет, в котором Маркс заклеймил подлые методы расправы прусского полицейского государства с деятелями коммунистического движения. Памфлет в январе 1853 г. был напечатан отдельной брошюрой в Швейцарии, в Базеле. В США работа первоначально печаталась по частям бостонской «Neu England-Zeitung» («Газета Новой Англии»), а в конце апреля 1853 г. была опубликована в издательстве этой газеты отдельной брошюрой. В памфлете «Рыцарь благородного сознания» Маркс везде цитирует «Разоблачения» по брошюре, изданной в Бостоне.


[Закрыть] следующими словами:

«Д-р Карл Маркс поместил в «Neu-England-Zeitung» и в «Criminal-Zeitung» отчет о кёльнском процессе коммунистов».

Я никогда не помещал в «Criminal-Zeitung» отчета о кёльнском процессе коммунистов. Известно, что я поместил в «Neu-England-Zeitung»[369]369
  «Neu England-Zeitung» («Газета Новой Англии») – демократическая газета, издававшаяся на немецком языке в Бостоне (США) немецкими эмигрантами, была основана в 1852 году. В газете сотрудничал И. Вейдемейер.


[Закрыть] «Разоблачения», а г-н Виллих в «Criminal-Zeitung» поместил добровольные признания Гирша^{53}.

На стр. 11 «Разоблачений» говорится следующее: «Из перечня украденных у партии Виллиха – Шаппера документов и из дат этих документов следует, что эта партия, хотя и была предупреждена кражей со взломом, совершенной Рёйтером, умудрилась и впредь позволять выкрадывать у нее документы и допускать их передачу в руки прусской полиции». На стр. 64 место это вкратце повторяется[370]370
  См. настоящее издание, т. 8, стр. 434 и 482.


[Закрыть].

«Г-н Маркс», – отвечает г-н Виллих, – «знает очень хорошо, что сами эти документы большей частью фальсифицированы, а отчасти сочинены».

Большей частью фальсифицированы – значит, не целиком фальсифицированы. Отчасти сочинены – значит, не все сочинены. Таким образом, г-н Виллих сознается, что после кражи, совершенной Рёйтером, как и до нее, документы, принадлежащие его фракции, попадали каким-то путем в руки полиции, Но именно это я и утверждаю.

Итак, благородство г-на Виллиха заключается в том, чтобы за верными фактами вынюхивать ложное сознание. «Г-н Маркс знает». Откуда знает г-н Виллих, что знает г-н Маркс? О некоторых из упомянутых документов я знаю, что они подлинные. Но ни об одном из них я не знаю, чтобы во время судебного процесса он был признан фальсифицированным или сочиненным. Но я должен был бы знать «больше», так как «некий Блюм из ближайшего окружения Виллиха» был-де «информатором Маркса». Итак, Блюм процветал^{54} в ближайшем окружении Виллиха. Но тем дальше был он от меня. О Блюме, – с которым я никогда не говорил, даже намека на это не было^{55}, – я знаю только то, что он русский по происхождению и сапожник по профессии, что он фигурирует также в качестве Морисона, божится морисоновскими пилюлями Виллиха и теперь находится, вероятно, в Австралии[371]371
  В нью-йоркском издании 1854 г. к этому месту было дано следующее подстрочное примечание издателя: «Г-н Блюм находится не в Австралии, а в Филадельфии, и при основании Американского рабочего союза он фигурировал в правлении последнего в качестве агента Виллиха».


[Закрыть]. О деятельности виллихо-кинкелевских миссионеров я был информирован из Магдебурга, а не в Лондоне. Поэтому благородное сознание могло бы избавить себя от такой весьма болезненной операции, как публичное посрамление одного из своих духовных сыновей на основании простого подозрения.

Сперва благородное сознание лживо утверждает, что у меня был какой-то, в действительности не существующий, информатор; затем оно так же лживо отрицает приводимое мной реальное письмо. Оно цитирует отдельные места «из мнимого письма Беккера, стр. 69 «Разоблачений», примечание А»[372]372
  См. настоящее издание, т. 8, стр. 485, примечание.


[Закрыть].

Г-н Виллих слишком благороден, чтобы допустить, что «человек столь возвышенного духа и характера», как Беккер, может не распознать возвышенный дух и характер в таком человеке, как Виллих. Поэтому он превращает письмо Беккера в мистификацию, а меня в фальшивомонетчика. Из благородства, разумеется. Но мнимое письмо все еще находится в руках адвоката Шнейдера II. Во время процесса я послал его защите в Кёльн, ибо оно опровергало версию о какой-либо причастности Беккера к глупым затеям Виллиха. Помимо того что письмо написано рукой Беккера, штемпеля кёльнской и лондонской почты указывают даты его отправления и получения.

«Но перед этим г-жа Кинкель написала мне» (Виллиху) «подробное, уточняющее все обстоятельства письмо; Беккер в Кёльне взялся переслать его. Он сообщил ей, что письмо переслано, но я никогда не видел его. Кто припрятал его: г-н Маркс, Беккер или почта?»

Почта ни причем, доказывает Виллих. Может быть, Беккер? Но пока последний был на свободе, Виллих и не думал обращаться к нему за разъяснениями. Следовательно, остается «г-н Маркс». Г-н Виллих, со свойственной ему манерой действовать исподтишка, представляет дело так, что я опубликовываю письма, которых Беккер мне не писал, и утаиваю те, которые он доверил мне для пересылки. Но, к сожалению, Беккер был настолько любезен, что никогда не утруждал меня поручениями по пересылке писем, будь то письма г-жи Иоганны или г-на Иоганна Готфрида^{56}. Ни тюремное начальство, ни черный кабинет[373]373
  Черный кабинет – тайное учреждение при почтовых ведомствах Франции, Пруссии, Австрии и ряда других государств, занимавшееся перлюстрацией писем. Существовал со времен абсолютистских монархий в Европе.


[Закрыть] не помешают запросить у Беккера разъяснений по такому невинному вопросу. Г-н Виллих запутывается во лжи, сочиняя эту грязную инсинуацию из чистого побуждения поощрить добродетель и показать, что сродство душ между добрыми, между Кинкелями и Виллихами, одерживает верх над любым искусством злых сеять вражду.

«… отношения между партиями внутри пролетариата, между партией Маркса и партией Виллиха – Шаппера, согласно названию, данному г-ном Марксом, а не мной».

Благородное сознание должно доказать собственную скромность посредством чужого зазнайства. Поэтому оно превращает «название, данное кёльнским обвинительным актом» (см. стр. 6 «Разоблачений»[374]374
  См. настоящее издание, т. 8, стр. 430.


[Закрыть]), в «название, данное г-ном Марксом». Из той же скромности оно превращает отношения между партиями внутри определенного тайного немецкого общества[375]375
  Имеется в виду Союз коммунистов – первая международная коммунистическая организация пролетариата. Созданию Союза коммунистов предшествовала большая работа Маркса и Энгельса, направленная на идейное и организационное сплочение социалистов и передовых рабочих различных стран. С этой целью в начале 1846 г. ими был организован в Брюсселе Коммунистический корреспондентский комитет. Маркс и Энгельс отстаивали идеи научного коммунизма в упорной борьбе против грубо-уравнительного коммунизма Вейтлинга, «истинного социализма» и мелкобуржуазных утопий Прудона, которые оказывали влияние, в частности, на членов Союза справедливых – заговорщической организации рабочих и ремесленников, имевшей свои общины в Германии, Франции, Швейцарии и Англии. Лондонское руководство Союза справедливых, убедившись в правильности взглядов Маркса и Энгельса, предложило им в конце января 1847 г. вступить в Союз, принять участие в его реорганизации, а также разработать программу Союза, основанную на провозглашенных ими принципах. Маркс и Энгельс дали на это свое согласие.
  В начале июня 1847 г. в Лондоне состоялся конгресс Союза справедливых, вошедший в историю как первый конгресс Союза коммунистов. В работе конгресса приняли участие Энгельс и В. Вольф. На конгрессе организация была переименована в Союз коммунистов, прежний расплывчатый лозунг – «Все люди – братья!» – был заменен боевым интернационалистским лозунгом пролетарской партии _ «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Конгресс рассмотрел также «Устав Союза коммунистов», в разработке которого принял деятельное участие Энгельс. В новом уставе были четко определены конечные цели коммунистического движения, устранены пункты, придававшие организации заговорщический характер; в основу организации Союза были положены демократические принципы. Окончательно устав был утвержден на втором конгрессе Союза коммунистов (см. настоящее издание, том 4, стр. 524–529). В работе второго конгресса, состоявшегося в Лондоне 29 ноября – 8 декабря 1847 г., приняли участие Маркс и Энгельс. В многодневных прениях они отстаивали принципы научного коммунизма, которые были приняты конгрессом единогласно. По поручению конгресса Марксом и Энгельсом был написан программный документ – «Манифест Коммунистической партии» (см. настоящее издание, том 4, стр. 419–459), опубликованный в феврале 1848 года.
  С началом революции во Франции Центральный комитет Союза в Лондоне передал в конце февраля 1848 г. руководство Союзом Брюссельскому окружному комитету во главе с Марксом. После высылки Маркса из Брюсселя местопребыванием нового Центрального комитета в начале марта становится Париж, куда переезжает Маркс. В состав Центрального комитета избирается также Энгельс. Во второй половине марта – начале апреля 1848 г. Центральный комитет организует возвращение на родину нескольких сотен немецких рабочих, в большинстве членов Союза коммунистов, для участия в начавшейся германской революции. Политической платформой Союза коммунистов в этой революции явились сформулированные Марксом и Энгельсом в конце марта «Требования Коммунистической партии в Германии» (см. настоящее издание, том 5, стр. 1–3).
  По приезде в Германию в начале апреля 1848 г. Маркс и Энгельс и их сторонники убедились в том, что ввиду отсталости Германии, разобщенности и недостаточной политической сознательности немецких рабочих две – три сотни членов Союза коммунистов, рассеянных по всей стране, не в состоянии оказать заметное воздействие на широкие народные массы. В связи с этим Маркс и Энгельс признали необходимым выступить на крайнем левом, фактически пролетарском, фланге демократического движения. Они вошли в кёльнское Демократическое общество и рекомендовали своим сторонникам вступать в демократические организации, чтобы отстаивать в них позиции революционного пролетариата, критиковать непоследовательность и колебания мелкобуржуазных демократов, толкать их на решительные действия. Вместе с тем Маркс и Энгельс направляли внимание своих сторонников на организацию рабочих обществ, на политическое воспитание пролетариата, на создание предпосылок для образования массовой пролетарской партии. Руководящим и направляющим центром для членов Союза коммунистов явилась теперь редактируемая Марксом «Neue Rheinische Zeitung» (см. примечание 97). В конце 1848 г. лондонский Центральный комитет Союза сделал попытку восстановить прерванные связи и направил в качестве эмиссара Иосифа Молля в Германию для реорганизации Союза. Лондонским Центральным комитетом были внесены изменения в устав 1847 г., ослабляющие принципиальное значение этого документа. Так, вместо свержения буржуазии, установления господства пролетариата и построения бесклассового коммунистического общества целью Союза провозглашалось основание социальной республики. Миссия Молля в Германии зимой 1848–1849 гг. не увенчалась успехом.
  В апреле 1849 г. Маркс, Энгельс и их сторонники вышли из Демократического общества. Политический опыт, приобретенный рабочими массами, разочарование их в мелкобуржуазной демократии – все это позволяло теперь практически ставить вопрос о создании самостоятельной пролетарской партии. Но осуществить этот план Марксу и Энгельсу не удалось. Вскоре началось восстание в Юго-Западной Германии, поражение которого явилось концом германской революции.
  В ходе революции обнаружилось, что воззрения Союза коммунистов, изложенные в «Манифесте Коммунистической партии», оказались единственно правильными и что Союз был прекрасной школой революционной деятельности: его члены повсюду энергично участвовали в движении, отстаивая в печати, на баррикадах и на полях сражений позиции наиболее революционного класса – пролетариата.
  Поражение революции нанесло тяжелый удар Союзу коммунистов. Многие члены Союза находились в тюремном заключении или в эмиграции, были утрачены адреса, нарушены связи, общины повсеместно перестали функционировать. Значительный урон потерпела также организация Союза за пределами Германии.
  Осенью 1849 г. большинство руководящих деятелей Союза собралось в Лондоне. Усилия руководимого Марксом и Энгельсом нового, реорганизованного Центрального комитета привели к восстановлению прежней организации и к оживлению деятельности Союза коммунистов весной 1850 года. В написанном Марксом и Энгельсом в марте 1850 г. «Обращении Центрального комитета к Союзу коммунистов» (см. настоящее издание, том 7, стр. 257–267) подводились итоги революции 1848–1849 гг. и выдвигалась задача создания самостоятельной, независимой от мелкой буржуазии партии пролетариата. В «Обращении» впервые была сформулирована идея непрерывной революции. С марта 1850 г. издается новый орган коммунистической пропаганды «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-okonoinische Revue».
  Летом 1850 г. в Центральном комитете Союза коммунистов обострились принципиальные разногласия по вопросу о тактике. Большинство Центрального комитета во главе с Марксом и Энгельсом решительно выступило против предлагаемой фракцией Виллиха– Шаппера сектантской, авантюристической тактики немедленного развязывания революции без учета объективных закономерностей и реальной политической обстановки в Европе. В противовес этому Маркс и Энгельс всемерно подчеркивали в качестве важнейшей задачи Союза коммунистов в обстановке наступления реакции пропаганду научного коммунизма и подготовку кадров пролетарских революционеров для будущих революционных боев. Раскольническая деятельность фракции Виллиха – Шаппера привела к разрыву с этой фракцией в середине сентября 1850 года. На заседании 15 сентября 1850 г. (см. настоящее издание, т. 8, стр. 581–585) по предложению Маркса полномочия Центрального комитета были переданы Кёльнскому окружному комитету. Общины Союза коммунистов в Германии повсеместно одобрили решение большинства лондонского Центрального комитета. По указанию Маркса и Энгельса новый Центральный комитет в Кёльне составил в декабре 1850 г. новый устав Союза (текст его с пометками Маркса см. в 7 томе настоящего издания, стр. 565–568). Полицейские преследования и аресты членов Союза привели в мае 1851 г. к фактическому прекращению деятельности Союза коммунистов в Германии. 17 ноября 1852 г., вскоре после кёльнского процесса коммунистов, Союз по предложению Маркса объявил о своем роспуске.
  Союз коммунистов сыграл большую историческую роль как школа пролетарских революционеров, как зародыш пролетарской партии, предшественник Международного Товарищества Рабочих (Первого Интернационала).


[Закрыть], о котором я говорю (см. l. с.^{57}), в «отношения между партиями внутри самого пролетариата».

«Когда осенью 1850 г. Техов приехал в Лондон, Маркс поручил Дронке написать ему, Марксу, будто Техов отозвался обо мне крайне презрительно; письмо это было оглашено. Техов приехал; мы откровенно поговорили друг с другом, как мужчины; сделанные в письме сообщения оказались вымышленными!!»

Когда Техов приехал в Лондон, я поручил Дронке написать мне, получил письмо, огласил его, а затем приехал Техов. В нарушении consecutio temporum {согласования времен. Ред.} отражается растерянность благородного сознания, пытающегося установить ложную причинную связь между мной, письмом Дронке и приездом Техова. В письме Дронке, которое, между прочим, адресовано Энгельсу, а не мне, инкриминируемое место звучит буквально так:

«Сегодня мне удалось несколько переубедить Техова, хотя при этом я впервые вступил в резкий спор с ним и с Шили», – Шили находится в данный момент в Лондоне, – «и Техов несколько раз заявлял, что нападки на Зигеля являются личной причудой Виллиха, у которого, между прочим, он отрицает какой бы то ни было военный талант».

Таким образом, Дронке говорит не о крайне презрительных отзывах Техова вообще, но о крайне презрительных отзывах его по поводу военного таланта г-на Виллиха. Поэтому если Техов и объявил что-либо вымышленным, то это никак не относится к сделанным в письме Дронке сообщениям, а относится к тому, что благородное сознание сообщает о сообщениях Дронке. В Лондоне Техов не изменил своего высказанного в Швейцарии мнения о военном таланте г-на Виллиха, хотя, возможно, и изменил другие имевшиеся у него представления об этом лжеаскете. Таким образом, моя причастность к письму Дронке и приезду Техова ограничивается лишь тем, что я огласил письмо Дронке; в качестве председателя Центрального комитета я должен был оглашать все письма. Так, между прочим, было прочитано письмо Карла Бруна, в котором этот последний тоже потешался, над военным талантом Виллиха. Г-н Виллих был тогда убежден, что я поручил Бруну написать это письмо. Но так как Брун, в отличие от Техова, еще не уехал в Австралию, то г-н Виллих предусмотрительно замалчивает «этот образец моей тактики». Так, мне пришлось огласить письмо Ротаккера, в котором тот пишет:

«Я готов принадлежать к любой другой общине, но к этой» (то есть к виллиховской) – «никогда».

Он рассказывает, к каким роковым для него последствиям привела простая оппозиция взглядам Виллиха на «бросающиеся в глаза вооружения Пруссии», а именно, один из подручных Виллиха

«потребовал его немедленного исключения из Союза, а другой настаивал на образовании комиссии для расследования того, как этот Ротаккер попал в Союз, ибо это-де подозрительно».

Г-н Виллих был убежден, что я поручил Ротаккеру написать это письмо. Но так как Ротаккер, вместо того чтобы разыскивать золото около Мельбурна, издает газету в Цинциннати, то г-н Виллих нашел опять-таки уместным утаить от всего света этот другой «образец моей тактики».

Благородное сознание по своей природе всегда должно быть довольно собой и повсюду считать себя всеми признанным. Поэтому, если оно наталкивается на несогласие с его благосклонным мнением о самом себе, если Техов отрицает у него военный талант, а Ротаккер – политические способности, или если Беккер называет его просто «глупым», то подобные противоестественные факты приходится прагматически объяснять тактическим противоречием между Ариманом – Марксом и Энгельсом и Ормуздом – Виллихом, и в соответствии с этим благородное сознание предается низменнейшему занятию, пытаясь высидеть, вывести, выдумать тайны этой мнимой тактики. Мы видим, говорит Гегель, как это сознание вместо того, чтобы заниматься возвышенным, занимается низменнейшим, именно самим собой.

«Таковы некоторые образцы тактики г-на Маркса», – торжествующе восклицает г-н Виллих.

«Первое противоречие между Марксом, Энгельсом и мной обнаружилось, когда находившиеся в Лондоне деятели революции, сыгравшие в свое время более или менее значительную роль, направили нам приглашение на собрание. Я хотел пойти на него; я требовал, чтобы наша партийная позиция и организация были ограждены, но чтобы eclat {слух. Ред.} о внутренних распрях в эмигрантской среде не выходил за пределы этой среды. Я остался в меньшинстве; приглашение было отклонено, и с этого дня ведут свое начало отвратительные распри в лондонской эмиграции, последствия которых и сейчас еще налицо, хотя теперь они потеряли, очевидно, всякое значение в глазах общественного мнения».

Г-н Виллих, как «партизан» во время войны, полагает, что и в мирное время его миссией является переходить от одной партии к другой^{58}. Вполне соответствует истине, что он со своими благородными коалиционными вожделениями остался в меньшинстве. Но это признание звучит тем более наивно, что впоследствии г-н Виллих старался распространить слух, будто эмиграция исключила нас из своей цеховой корпорации. Здесь же он признает, что мы исключили из своей среды этот цех эмигрантов. Таковы факты. А вот и их преображение. Благородному сознанию нужно доказать, что только Ариман помешал ему совершить благородное дело и предохранить эмиграцию от всех обрушившихся на нее напастей. Для этой цели оно должно снова прибегнуть ко лжи, чисто евангелистски искажая при этом мирскую хронологию (см. Бруно Бауэр. «Синоптики»[376]376
  В. Bauer. «Kritik der evangelischen Geschichte der Synoptiker». Bd. 1–2, Leipzig, 1841; Bd. 3, Braunschweig, 1842 (Б. Бауэр, «Критика евангельской истории синоптиков». Тт. 1–2, Лейпциг, 1841; т. 3, Брауншвейг, 1842). Синоптиками в литературе по истории религии называют составителей трех первых евангелий. Маркс имеет в виду содержащуюся в книге Бауэра критику грубых противоречий между евангельскими версиями и действительными историческими событиями.


[Закрыть]). Ариман – Маркс и Энгельс – заявил о своем выходе из Общества рабочих на Грейт-Уиндмилл-стрит и о своем разрыве с Виллихом на заседании Центрального комитета 15 сентября 1850 года[377]377
  Текст протокола заседания Центрального комитета Союза коммунистов от 15 сентября 1850 г., на котором произошел раскол в Союзе, см. в 8 томе настоящего издания, стр. 581–585. Текст заявления Маркса и Энгельса и их сторонников от 17 сентября 1850 г. о выходе из лондонского Просветительного общества немецких рабочих, находившегося на Грейт-Уиндмилл-стрит, см. в 7 томе настоящего издания, стр. 438.
  Лондонское Просветительное общество немецких рабочих было основано в феврале 1840 г. К. Шаппером, И. Моллем и другими деятелями Союза справедливых. После организации Союза коммунистов руководящая роль в Обществе принадлежала местным общинам Союза. Активное участие в деятельности Общества в 1847 и 1849–1850 гг. принимали Маркс и Энгельс. 17 сентября 1850 г. Маркс, Энгельс и ряд их сторонников вышли из Общества в связи с тем, что в борьбе между руководимым Марксом и Энгельсом большинством Центрального комитета Союза коммунистов и сектантско-авантюристским меньшинством (фракцией Виллиха – Шаппера) Общество стало на сторону меньшинства. С конца 50-х годов Маркс и Энгельс вновь приняли участие в деятельности Просветительного общества. Общество продолжало существовать до 1918 г., когда оно было закрыто английским правительством. В XX в. Общество посещалось многими русскими политическими эмигрантами.


[Закрыть]. С этого дня они отстранились от участия в каких-либо публичных организациях, демонстрациях и манифестациях. Итак, с 15 сентября 1850 года. 14 июля 1851 г. «именитые деятели всех фракций» были приглашены на собрание к гражданину Фиклеру, 20 июля 1851 г. был основан «Агитационный союз», а 27 июля 1851 г. – «Немецкий эмигрантский клуб». Именно с этого дня, когда исполнились тайные желания благородного сознания, и ведут свое начало отвратительные распри в «лондонской эмиграции», именно с этого дня началась борьба между «Эмиграцией» и «Агитацией», которая велась по обеим сторонам океана – великая война мышей и лягушек[378]378
  Намек на древнегреческую комическую поэму неизвестного автора «Война мышей и лягушек» («Батрахо-миомахия»), представляющую собой пародию на эпос Гомера.


[Закрыть].

 
Кто даст звучанье этой скромной лире,
Где вдохновенных слов поток мне взять,
Чтобы борьбу, невиданную в мире,
Я в ярких красках мог бы описать?
Все прежние бои – цветы на пире
В сравненьи с тем, что петь судил мне рок:
Ведь все, в ком жив чудесный дух отваги,
Скрестили в этой славной битве шпаги.
(По Боярдо, Orlando innamorato, canto 27^{59})
 

Эти «отвратительные распри» никогда не имели «значения в глазах общественного мнения», они имели значение только в собственном мнении мышей и лягушек. Но «последствия распрей и сейчас еще налицо». Само пребывание г-на Виллиха в Америке является одним из таких последствий. Перекочевавшие из Америки в Европу в виде займа[379]379
  Речь идет о попытках Кинкеля и других руководителей Эмигрантского клуба организовать так называемый «немецко-американский революционный заем», для распространения которого среди американцев немецкого происхождения Кинкель приехал в сентябре 1851 г. в США. Заем предназначался для того, чтобы немедленно вызвать революцию в Германии. Соперничавший с Эмигрантским клубом Агитационный союз, возглавляемый Руге, также направил своего представителя в США для сбора революционного фонда. Попытка распространения «революционного займа» потерпела провал. Маркс и Энгельс в ряде своих произведений резко высмеяли авантюризм этой затеи Кинкеля, рассматривая ее как одну из вредных и бесплодных попыток искусственно вызвать революцию в обстановке спада революционного движения.


[Закрыть] деньги вернулись обратно из Европы в Америку в виде Виллиха. Одним из его первых деяний там было образование некоего тайного комитета в…, чтобы обеспечить Готфриду Бульонскому и Петру Пустыннику^{60} святой Граль[380]380
  Святой Граль – согласно средневековой легенде, драгоценная чаша, обладающая чудодейственной силой.


[Закрыть], демократическое золото, и уберечь его от Арнольда Винкельрида-Руге[381]381
  Маркс иронически сравнивает Арнольда Руге с Арнольдом Винкельридом – полулегендарным швейцарским воином, участником освободительной войны против австрийского гнета; согласно преданию, во время сражения швейцарцев с войсками австрийского герцога Леопольда III при Земпахе (кантон Люцерн) 9 июня 1386 г. Винкельрид ценой самопожертвования решил исход битвы в пользу швейцарцев.


[Закрыть] и Меланхтона-Ронге.

Хотя «благородные мужи» были предоставлены самим себе и, по выражению Эдуарда Мейена, все, «вплоть до Бухера», составляли единое объединение, процесс распада не только в главном войске, но и внутри каждого лагеря, пошел так быстро, что Агитационный союз вскоре свелся к неполному семизвездию, а Эмигрантский клуб, несмотря на объединительную силу благородного сознания, превратился в триединство Виллиха, Кинкеля и трактирщика Шертнера. Даже триединое регентство над займом – такой притягательной силой обладало благородное сознание – свелось к чему-то такому, что нельзя даже назвать дуализмом, именно к Кинкелю – Виллиху. Г-н Рейхенбах был слишком почтенным человеком, чтобы оставаться дольше третьим в подобном союзе. Он имел возможность на практике познакомиться с «личным характером» благородного сознания.

К образцам «тактики Маркса», которые приводит благородное сознание, относятся и переживания последнего, связанные с Энгельсом. Привожу здесь одно письмо самого Энгельса.

«Манчестер, 23 ноября 1853 года. В романе, опубликованном г-ном Августом Виллихом в «New-Yorker Criminal-Zeitung» (в номерах от 28 октября и 4 ноября) в целях самооправдания, имею честь фигурировать и я. В связи с этим я вынужден официально сказать несколько слов по этому делу, поскольку оно касается меня.

Тот факт, что друг Виллих, который смешивает чистое безделье с чистой деятельностью и потому поглощен исключительно другом Виллихом, обладает великолепной памятью на все, касающееся его особы, что он вел своего рода каталог всех высказываний относительно себя, даже если они были произнесены за кружкой пива, – этот факт давно не был тайной ни для кого, кто имел удовольствие быть с ним знакомым. Но друг Виллих всегда умел находить наилучшее применение своей памяти и своему каталогу. Какое-нибудь маленькое искажение, какие-нибудь на вид неумышленные пропуски всякий раз превращали его – когда снова заходила речь о подобных безделицах – в героя драматического происшествия, в центральную фигуру какой-нибудь группы, какой-нибудь живой картины. В виллиховском романе, как в частностях, так и в целом, борьба всегда и везде ведется вокруг незапятнанного, а потому преследуемого Виллиха. В каждом отдельном эпизоде мы видим в заключение, как бравый Виллих произносит речь, а нечестивые противники его сокрушены, сломлены, повержены, подавлены сознанием собственного ничтожества. Et cependant on vous connait, о chevaliers sans peur et sans reproche! {и тем не менее мы видим вас насквозь, о рыцари без страха и упрека! Ред.}

Таким образом, в виллиховском романе эпоха страданий, во время которой благородный муж столько натерпелся от Маркса, Энгельса и прочих безбожников, является в то же время эпохой триумфа, когда он каждый раз победоносно расправляется со своими противниками, причем каждый новый триумф превосходит все предыдущие. Друг Виллих изображает себя, с одной стороны, в виде страждущего Христа, который принял на себя грехи Маркса, Энгельса и К°, а с другой – в виде Христа, который пришел сюда, чтобы судить живых и мертвых. Другу Виллиху было дано совместить одновременно в одном лице две столь противоречивые роли. Кто способен одновременно представлять обе эти стадии, тому, поистине, следует верить.

Нам, давно уже отлично знавшим эти самодовольные фантазии, которыми пожилой холостяк заполнял свои бессонные ночи, нам кажется странным лишь то, что все эти идиосинкразии всплывают наружу и ныне в такой же неизменной форме, как и в 1850 году. Но перейдем к частностям.

Друг Виллих, который превращает господ Штибера и К° в агентов какой-то немецкой «центральной союзной полиции», не существующей уже с древних времен преследования демагогов[382]382
  Имеется в виду преследование участников оппозиционного движения среди немецкой интеллигенции в период, последовавший за войнами с наполеоновской Францией. Многие члены студенческих гимназических обществ, возникших еще в период борьбы с Наполеоном, после Венского конгресса выступали против реакционного строя немецких государств, организовывали политические манифестации, на которых выдвигались требования объединения Германии. Убийство в 1819 г. студентом Зандом сторонника Священного союза и царского агента Коцебу послужило предлогом для репрессий против «демагогов», как были названы участники этого оппозиционного движения в постановлениях Карлсбадской конференции министров немецких государств в августе 1819 года.


[Закрыть], и который рассказывает кучу других столь же чудесных «фактов», утверждает сверх того с обычной своей точностью, что я написал «брошюру» о баденской кампании 1849 года. Друг Виллих, изучивший с редкой основательностью ту часть моей работы, где говорится о нем, отлично знает, что я никогда не выпускал подобной «брошюры». В действительности я опубликовал в журнале «Neue Rheinische Zeitung, Hamburg und New-York, 1850» ряд статей о кампании за имперскую конституцию и в одной из них поделился наблюдениями, почерпнутыми из личного опыта во время пфальцско-баденской кампании[383]383
  Работа Энгельса «Германская кампания за имперскую конституцию», посвященная истории восстания 1849 г. в Рейнской Пруссии, Пфальце и Бадене, печаталась в 1850 г. отдельными очерками в №№ 1–3 журнала «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-цkonomische Revue». Энгельс имеет в виду четвертый очерк этой работы, озаглавленный «Умереть за республику!» (см. настоящее издание, т. 7, стр. 169–207).


[Закрыть]. В этой статье фигурирует, конечно, и друг Виллих, и, как он говорит, в ней дана ему «весьма лестная оценка», что, однако, привело его тотчас же в конфликт с присущей ему обычно скромностью, ибо статья эта превратила его как бы в «конкурента других, столь многочисленных великих государственных деятелей, диктаторов и полководцев».