Текст книги "На земле штиптаров"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Появились двое других? Кто это был?

– Ох, судя по всему, сущие висельники. Ты бы их только видел! Прошлой ночью в Дабиле они останавливались у Ибарека и…

– А, я знаю их. Это два брата. Ты разве этого не заметил?

– Да, я вскоре услышал, что они тоже братья, как и аладжи. Все они знали друг друга.

– И они знали, что встретят здесь аладжи?

– Нет. Те и другие были немало удивлены, зато как же они обрадовались, когда узнали, что их привела сюда та же причина. Они тоже хотели вам отомстить.

– Верю в это. Потом, наверное, пошли рассказы!

– Много они чего рассказывали, очень много: об Эдрене, о Менелике, где вы так быстро скрылись, хотя с вами собирались расправиться. Вы стали им вдвойне опасны, ведь вы подслушали их разговор, спрятавшись на голубятне. Так вы узнали, что тех, кого вы преследуете, надо искать среди руин в окрестностях Остромджи. И еще опаснее было то, что брат трактирщика в Исмилане посчитал вас законными владельцами копчи и потому сказал, чтобы вы ехали в Сбиганци.

– Да, там он совершил, конечно, большую глупость. Впрочем, вряд ли нам это теперь поможет.

– Это верно. Когда аладжи узнали, что вам известно о Дерекулибе, что под Сбиганци, они были вне себя от ярости. Они сказали, что надо защищаться от вас любыми способами. Они хотели напасть на вас прямо здесь, на дороге.

– Так они по-прежнему думали, что мы еще не проехали мимо вас?

– Да. Они расселись так, что никто не мог проскользнуть незамеченным. Двое других хотели им помочь. Теперь их было четверо против четверых, и аладжи похвалялись, что готовы сразиться с целым войском. Лишь с появлением Тома – посыльного, что возвращался из Радовиша – выяснилась их ошибка.

– Он-то им открыл глаза.

– Они подозвали посыльного. Когда он увидел их, то вскрикнул, поразившись, как изменился вид одного из них. Аладжи сказали ему, что чужеземцы пока не проехали здесь; на это Тома ответил, что видел вас в Радовише и даже получил от вас добрую порцию плетей. Велико же было их изумление. Ни он не понимал их, ни они его. Наконец, он спросил, не видели ли они шерифа, ехавшего на вороном жеребце. Это был ты, ведь ты переоделся.

– Жаль, что меня здесь не было! Хотел бы я посмотреть на их лица.

– Да, эфенди, то-то было весело, ну да и страшно. Таких ругательств и проклятий я не слышал никогда за всю свою жизнь. В комнате они разбили все, что попалось им под руку, – кроме того, что было прибито гвоздями или заклепками. Они безумствовали и бушевали, как сущие дьяволы. Такого с ними еще никогда не было. Они хотели одурачить какого-то глуповатого шерифа, а он сам обвел их вокруг пальца. Они и не думали успокаиваться; они напоминали разъяренных быков, от которых ничто не спасет, кроме бегства.

– Охотно в это верю. Что еще сообщил посыльный?

– Он был очень напуган. Ведь он сам тебе признался, что тебя решили убить, и этим выдал себя. Правда, ты и раньше знал, что он – сообщник аладжи, но теперь он боялся, что ты вернешься в Остромджу и предашь его суду.

– Пусть успокоится. Мы предадим его лишь мукам совести.

– Эх, они не будут его язвить. Они причинят ему куда меньше боли, чем те удары плеткой, что он уже получил.

– Он рассказывал даже об этом?

– Да, и страшно злился на маленького хаджи. Особенно его бесило, что ему самому пришлось присудить себе те тридцать ударов. Как он сказал, его отлупили на все сто. Одежда прилипала к его ранам, и он постоянно умолял аладжи убить вас, во-первых, из мести, а во-вторых, чтобы вы не донесли на него.

– Они обещали ему это?

– Они поклялись перед ним и решили тут же ехать в Радовиш, но он сказал, что вы заночуете там и, значит, еще есть время до рассвета. Нужно поспать, собраться с силами и с утра на свежую голову поехать. Он, кстати, подсказал им, что они могут навести справки у моего свояка, ибо слышал в Радовише, что тот привел четырех чужаков в Локанду-баби-хумаджуни.

– Он их, конечно, убедил?

– Да. Мне это очень не понравилось, ведь они решили провести ночь у меня, и я оказался пленником в собственном доме. Они не доверяли мне и запретили даже подходить к двери. Всю последнюю ночь аладжи не спали и теперь могли отдохнуть, пока двое других по очереди охраняли их сон.

– А посыльный Тома?

– Он поехал домой, хотя на следующий день собирался опять в Радовиш, чтобы разузнать, настигли ли вас «пегие» и сумели ли вас убить.

– У кого это он вздумал наводить справки?

– Не знаю. Они назвали имя, но при этом наклонились друг к другу и произнесли его так тихо, что я ничего не расслышал. Когда посыльный уехал, аладжи купили у своих компаньонов их ружья, а также патроны. Ты ведь разломал их оружие, а мешочки с порохом взял с собой. Они были очень на тебя разъярены, но в то же время посмеивались над тобой, ведь ты умудрился оставить им деньги.

– Я слишком честный человек. Впрочем, если они опять попадут мне в руки, я не дам им повода для насмешек. А что решили делать двое других гостей? Они вроде бы не поехали вместе с аладжи.

– Они вернутся в Менелик и выполнят одно поручение аладжи. Им надо найти какого-то Бару да эль… эль… эль… как же его имя?

– Баруд эль-Амасат.

– Да, так оно и звучит. Им надо сообщить ему, что сын его умер, что вы завладели копчей и, наконец, что вы решили навести справки о Дерекулибе у какого-то мясника в Сбиганци.

– Ну, может, нам удастся опередить этих вестовых.

– Берегись, эфенди! Они тоже поедут в Сбиганци, и им известен кратчайший путь через Ташкей. Если ты собираешься опередить их, тебе непременно надо ехать этим путем и миновать засаду, устроенную ими в лесу. А ведь ты не знаешь, где они могут быть. Они же, наоборот, караулят тебя, чтобы внезапно напасть.

– Мы к этому готовы. Когда знаешь, какая опасность тебя ждет, уже не так страшно. Если бы не моя больная нога, мы поехали бы именно этим путем. Я умею читать следы и всегда знаю, что к чему. Однако для этого надо то и дело спешиваться, а я сейчас не могу. Из-за ноги я не хочу даже доводить дело до схватки. Сражаясь в лесу, спешиваются, а в пешем бою я буду играть жалкую роль. Значит, мы поедем другим путем.

– Но он же длиннее.

– Ничего.

– Ты не успеешь их опередить, эфенди!

– По-видимому, сумею. Мы поедем отсюда в Карбинци, а оттуда, может быть, напрямую в Сбиганци или же сделаем круг через Варци – все зависит от обстановки.

– Это плохая дорога, господин.

– Нет. Если мы поедем отсюда на Истиб, а оттуда через Караорман в Варци, то все время будем ехать по дороге. Разумеется, поездка окольным путем займет много времени. Лучше проехать прямиком на Карбинци, хотя доведется помучиться, ведь я не думаю, что там проложена нормальная дорога.

– Да, дорога там имеется только местами, – согласился корзинщик. – Если я буду твоим проводником, обещаю сносную поездку.

– Ты знаешь местность?

– Очень хорошо. Если мне придется вести тебя, мне все равно, поедем ли мы в Ташкей или Карбинци. Расстояние примерно одно и то же. Я выберу дорогу так, что мы минуем лес и будем ехать все больше открытой местностью. Конечно, нам придется то и дело подниматься в гору или спускаться с горы.

– Ну, это мы выдержим.

– Когда ты поедешь, эфенди? Я могу пока вернуться домой?

– Да, но через полчаса снова будь здесь. Ты можешь одолжить себе лошадь?

– Да, хозяин мне сейчас даст ее.

– Поговори с ним; я заплачу.

– Ты можешь взять мою, она стоит снаружи, – вмешался его свояк.

– Нет, она тебе самому нужна; тебе далеко возвращаться.

– В общем-то да. К тому же я не знаю, выдержит ли моя лошадь такую поездку, она ведь очень стара. Эти мерзавцы увели хорошую лошадь. Теперь я ее никогда не увижу, а другую купить у меня денег нет, хоть она мне очень нужна.

– А сколько она стоила? – спросил я его.

– Для своих – сто пятьдесят пиастров.

– Я хочу купить ее у тебя.

– Купить? – удивленно спросил он. – Эфенди, ты это серьезно?

– А почему нет?

– У меня же нет лошади.

– Ну и что? Я раздобуду ее.

– Где?

– У воров. Если я их настигну, то отберу твою лошадь.

– А если нет?

– Это мои трудности. Короче говоря, если ты согласен на эту сделку, я покупаю у тебя лошадь.

– С превеликой радостью. Ведь лошадь я и так никогда не увижу. Но, эфенди, не обмани меня! Ты заплатишь за лошадь, когда добудешь ее.

– О нет! Кто знает, сколько я буду гоняться за этими негодяями и когда их настигну! Как я потом передам тебе деньги? Я вручу тебе двести пиастров сейчас же.

– Полторы сотни я сказал.

– Нет, двести.

– Ты меня неправильно понял.

– Это моя беда. Я думал про двести пиастров и заявил тебе, что куплю лошадь за эту цену. Согласен?

– Слишком дорого.

– И еще я добавлю тебе пятьдесят пиастров на детей. Итого ты получишь двести пятьдесят.

В общей сложности получалось не больше полусотни марок за лучшую лошадь, которой владел этот человек. Но в тех краях за лошадей обычной породы выплачивают совсем иные деньги, чем у нас. В сельской местности лошади есть даже у бедняков, ведь пастбища стоят дешево и часто за выпас даже не надо платить. Но раз уж у корзинщика не было никакой лошади, значит, он жил в страшной нищете.

Итак, за лошадь я уплатил небольшую сумму, зато как я обрадовал этого храброго человека! Кража очень его огорчила; теперь же я возместил ее сторицей. Да и себя не оставил в убытке, ведь заплатил я за лошадь деньгами тех, кто ее и украл. Впору было пожалеть, что я не прихватил с собой кошелек аладжи. Его содержимое я мог раздать этим бедным и храбрым людям.

Мы позавтракали и начали собираться. Я снова задумался, что делать с ногой. Что мне надеть? Пока я ломал голову, пришел врач.

– Эфенди, – сказал он, – я пришел, дабы нанести тебе утренний визит и полюбопытствовать, как ты отдохнул.

Одет он был так же, как вчера вечером; в руке он держал какой-то сверток.

– Благодарю тебя, – ответил я. – Мой сон был сладок, и желаю, чтобы у тебя он выдался таким же.

– Аллах не исполнил твое желание, ибо я не спал всю ночь. Моя голова была переполнена сернокислой известью, и из-за этого я не мог заснуть. А стоило мне слегка вздремнуть, мне снился океан, полный гипса и воды, небо казалось чистым ситцем; оно погружалось в гипс, а потом неудержимо скручивалось вокруг меня. Этот ужасный полог обвивал меня, пока я не задохнулся. Я заорал от страха – и проснулся. Оказалось, что я так отбивался от стянувших меня пут, что сполз с подушек, на которых спал, и укатился на середину комнаты.

– Теперь ты ощутил, каково было твоей вчерашней модели?

– Ему это не понравилось, и все-таки он уже целый час лежит у меня. Он сломал себе левое бедро и два пальца на правой руке. Я отлично его перевязал; теперь он курит чубук и пьет апельсиновый лимонад.

– Он сам к тебе пришел?

– Нет, я велел доставить его.

– А как дела с твоим гипсовым кафтаном?

– Он уже висит на железном шесте возле моей двери, и перед домом толпится множество людей. Я поставил туда юношу, который истолковывает публике смысл сего кафтана. Любой из зевак может бесплатно посетить мой дом и осмотреть повязки, надетые на пальцы и бедро моей модели. Пройдет несколько дней, и я стану знаменитым человеком; благодарить за это я могу лишь тебя. А как дела с твоей ногой?

– Прекрасно!

– Тогда я, как твой лейб-медик, рекомендую тебе полнейший покой. Там на дворе седлают лошадей. Ты разве собираешься куда-то уезжать?

– Конечно, собираюсь.

– Гм! Это же неосторожно.

– Я знаю, что могу рискнуть.

– Да, ты еще вчера вечером был готов поутру отправиться в путь. Но что ты наденешь на ногу?

– Я как раз думал об этом.

– И я всю ночь думал об этом. Мне пришла в голову хорошая идея. Живет у меня за городом один богатый пациент, которого мучит подагра. Его ноги опухли; пальцы щиплет. Для него я заказал в городе пару красивых, мягких сапог – как раз такие носят больные подагрой. Я собирался отослать их ему, но я ведь могу заказать еще пару сапог. Раз ты не захотел принять от меня в дар ни скелет, ни глистов, то я надеюсь, что хоть теперь ты не вгонишь меня в краску и позволишь вручить эти сапоги в знак моего уважения и благодарности тебе.

Он развернул сверток и показал сапоги. Они были сделаны из плотной ткани, обшиты кожей и снабжены высокой подошвой.

– Порадуй меня, эфенди! Примерь-ка на левую ногу, – сказал он.

Я охотно исполнил его желание. Сапог подошел мне, и я пояснил, что приму подарок. С несказанной радостью он принялся благодарить меня. Когда я пытался пояснить, что сам стал теперь его должником, он поспешил к двери и, прежде чем та захлопнулась, успел пожелать мне счастливого путешествия.

Когда корзинщик вернулся и пришло время отправиться в путь, я попросил у хозяина гостиницы счет.

– Ничего не нужно платить, эфенди, – коротко ответил он.

– Мы же обязаны заплатить!

– Уже уплатили.

– Кто?

– Хаким. Ты обучил его чему-то, что принесет ему много денег. Он велел покорнейше раскланяться тебе и пожелать счастливого возвращения в свое отечество.

– Сиди, – шепнул Халеф, – не возражай, а лучше согласись! Этот хаким умнее и порядочнее, чем я о нем сперва подумал. Он знает толк в гостеприимстве. За это пусть в Книге жизни ему будет обещана легкая смерть.

Я с трудом вышел во двор и взобрался на лошадь. Зато в седле было очень удобно. На рысях мы выехали в город, снова так и не заплатив за ночлег.

На одной из узких улочек, по которой мы проезжали, я увидел толпу людей. У дома, где они собрались, висел какой-то белый предмет. Когда мы приблизились, я узнал кафтан; на его воротник была нахлобучена феска с развевавшимися ленточками от сигар. Стало быть, хаким не шутил. Он и впрямь вывесил кафтан – вот чудный пример турецкой рекламы.

На мой взгляд, ничего смешного здесь не было. И у людей в толпе, сквозь которую мы пробивались, тоже были очень серьезные лица. Я остановился и отослал корзинщика узнать, дома ли хозяин. Он вернулся с отрицательным ответом; ну а госпоже докторше мы никак не смели нанести прощальный визит.

Оставив позади себя узкие улочки с их невзрачными базарами, мы повернули на дорогу, ведущую в Скопье. Расстояние до него было почти таким же, как от Остромджи до Радовиша. Но мы проделали по этой дороге лишь небольшую часть пути. Пока мы двигались по ней, мы мчались галопом. Потом проводник свернул направо, и мы поехали вдоль двух поросших лесом холмов; по долине, разделявшей их, протекал ручей.

Долина довольно круто взбегала вверх; затем мы увидели перед собой гладкий гребень горы, где не росло ни деревца; туда мы и поскакали на рысях.

Что сказать об этом крае? Как известно, хорошо запоминаются лишь те места, где пришлось что-то пережить, а тут ничего не произошло. Вслед за корзинщиком мы ехали по местности, где почти не было ни лесов, ни интересных пейзажей.

В Карбинци, деревушке, лежащей близ левого берега Брегальницы, мы спешились и попрощались с проводником. Он получил еще и дополнительную плату, которой был чрезвычайно рад. Потом мы переправились через реку, чтобы попасть в Варци, что расположена на правом берегу. Через эту деревню пролегает старинная кавалерийская тропа, которой часто пользуются. Она связывает крупные селения и города, лежащие к югу от Истиба, с Каратовой, Костендилом, Дубницей, Радомиром и, наконец, с Софией. Мы миновали крохотное местечко – Слетовску – и очутились в деревне Сбиганци, составлявшей сегодня цель нашего путешествия.

Мы покинули Радовиш около девяти часов утра, и в три часа пополудни прибыли сюда. Обычным шагом мы не успели бы добраться до деревни засветло.

Глава 4
ДОМИК В УЩЕЛЬЕ

Деревню Сбиганци не назовешь невзрачным местом; я бы предпочел назвать ее «торговым селом», ведь там имеется базар. Расположена она между Брегальницей и Слетовской; здешняя земля хорошо орошается и приносит много плодов. По сравнению с другими деревушками, которые мы миновали, здесь даже по обличью домов было видно, что местные жители тешатся в некотором роде достатком.

Конечно, мы тотчас попросили показать нам хане. Дом этот состоял из нескольких строений, обступивших огромный двор; он напомнил нам дворянское поместье средней руки. По тому, как велось хозяйство, было видно, что владел им болгарин. Так оно и было.

Он принял нас чрезвычайно радушно и даровал мне самые пышные титулы, ибо наверняка был знатоком лошадей и восхитился моим Ри. Затем он пригласил нас войти в комнату.

У него было целых две приемные комнаты – одна для обычных посетителей и другая, получше, для гостей, которым он собирался воздать особые почести.

Двое слуг сняли меня с лошади и отнесли в комнату для почетных гостей, где, к моему изумлению, стоял некий диван, на котором лежала длинная, широкая, мягкая подушка.

Заметив, как внимательно я рассматриваю предмет, на который меня посадили, он промолвил, самодовольно улыбнувшись:

– Ты удивляешься, господин, обнаружив здесь эту софу? Ее изготовили в Софии и привезли сюда на повозке. Ты привык к восточной мебели, ведь я вижу, что ты мусульманин, хаджи. Я же, наоборот, христианин и сижу с вытянутыми ногами. Ну а поскольку твои ноги затекли, то и ты сочтешь эту позу удобной.

– Я привык так сидеть с юности, – прозвучал мой ответ. – Я не мусульманин.

– И носишь хамайл паломника, побывавшего в Мекке?

– Это запрещено?

– Да.

– Кем?

– Законами халифа.

– Они не касаются меня, ведь я христианин. Я ничего не буду иметь против, если магометане станут носить с собой Библию.

– Если ты христианин и с юности привык к софе, то, наверное, ты родился очень далеко отсюда?

– Я из Германии.

– Ого! Я хорошо знаю эту страну.

– В самом деле? Это меня радует.

– Да, она лежит рядом с Баварией, – там, где течет Волга, – и рядом со Швейцарией, – там, где Дунай впадает в Средиземное море.

– Я рад слышать, что ты знаешь границы моего отечества. Здесь редко встретишь людей, обладающих подобными познаниями.

– Они ничему не хотят учиться, – польщенно ответил он. – А вот мои глаза и уши всегда отверсты, и я никогда ничего не забываю. Я знаю о твоем отечестве больше, гораздо больше.

– Это я уже заметил.

– Вашего султана зовут Вильгельмом Победоносным. Его великий визирь – Бисмарк Безбородый, а ваши пушки называют аркебузами. Столица – Мюнхен, где варят лучшее пиво, – и у меня, кстати, ты можешь пить его столько, сколько душа пожелает, – и в…

– У тебя есть пиво? – перебил я его. – Ты сам, наверное, варишь пиво?

Я подумал, не заглянул ли сюда бравый Байер, чтобы в обмен на свой рецепт открыть здесь свободную торговлю.

– Да, – ответил он, – я сам его готовлю; оно очень пьянит, особенно летом.

– Что ты кладешь туда?

– Господин, я не выдаю такие секреты.

– А почему?

– Это великая тайна.

– Ох! В Баварии эту тайну знает любой ребенок. Я даже знаю несколько разных секретов приготовления пива; мне известно, как делают темное и светлое пиво, тяжелое и легкое, а также очень светлое пиво, которое называют белым.

– Господин, так ты более искусный пивовар, чем тот, кто побывал у меня и научил этому ремеслу.

– Откуда прибыл тот человек?

– Из Стамбула.

Ага! Это, конечно, был он[15]15
  Очевидно, имеется в виду известный пивовар Байер.


[Закрыть].

– И куда он держал путь?

– На родину.

– А куда он поехал отсюда?

– Он направился к Туне.

К Дунаю. Стало быть, на север. А я направлялся на запад. Конечно, я не мог настичь резвого посланца Гамбринуса. Я бы рад был какое-то время следовать «по его стопам, покрывшись румянцем», то бишь покраснев за его ученика, у которого недавно пригубил одно турецкое изделие, изготовленное по этому немецкому рецепту.

– Я уже слышал о нем и пил его пиво, – заметил я.

– Каким оно было, господин?

– Очень… теплым.

– Так нужно добавить к нему колодезной воды да похолоднее. Хочешь принесу полный кувшин пива?

– Да.

– Большой кувшин?

– Дай сперва маленький попробовать.

Он удалился в тот момент, когда вошли трое моих спутников. Они отвели лошадей на пастбище, лежавшее позади дома, и передали на попечение пастуха. Когда я сказал им, что угощу их пивом, они живо обрадовались. Впрочем, мне показалось, что они сделали это скорее из любезности, нежели повинуясь внутреннему инстинкту. Конечно, их не мог не обрадовать главный напиток моей родной страны, придающий силы всем ее жителям.

Хозяин принес кувшин, вмещавший, пожалуй, полтора литра. Я смело открыл рот и приложился к кувшину. Верно, в нос ударила углекислота.

– Где ты хранишь это пиво? – спросил я.

– В больших кувшинах, а горлышко плотно затыкаю.

– Зачем ты затыкаешь его?

– Потому что тогда в пиве возникают газы, и вкус его становится лучше. К его поверхности поднимаются пузыри и пена.

– Кто же тебе показал этот рецепт?

– Беверьяли, научивший меня варить пиво. Попробуй-ка!

Я не только попробовал, но и выпил, потому что напиток был вовсе не таким скверным. Моим спутникам он тоже понравился. Тогда я заказал себе кувшин куда больших размеров и этим, как заметил, моментально завоевал сердце болгарина.

Он принес другой кувшин – его содержимого нам, пожалуй, хватило бы до позднего ужина – и спросил, не хотим ли мы вдобавок перекусить.

– Позже! Сейчас пока нет, – ответил я. – Сперва нам надо переговорить с одним из жителей этой деревни. Ты знаешь всех людей в округе?

– Всех.

– И мясника Чурака?

– И его. Он был мясником, а сейчас торгует скотом и разъезжает повсюду.

По мне, милее всего было бы пойти к Чураку и заглянуть к нему домой. С людьми лучше всего знакомиться у них дома; там вернее всего поймешь, что это за люди. К сожалению, я не мог сейчас ходить. А попросить, чтобы меня принесли к нему в дом, было бы и неудобно и смешно.

– Как ему живется сейчас? – осведомился я.

– Очень хорошо. Раньше он был беден, но торговля, кажется, приносит много денег; теперь Чурак – один из самых богатых людей в округе.

– Много ли хорошего о нем говорят?

– Конечно. Он человек дельный, набожный, очень уважаемый; он немало хорошего сделал. Если у тебя какие-то дела с ним, то ты убедишься, что он человек честный.

– Это меня радует, ведь мне хотелось заключить с ним своего рода сделку.

– Важную?

– Да.

– Значит, ты лишь на какое-то время остановился у меня, а потом будешь жить у него?

– Нет, я останусь у тебя. Мне Сбиганци понравились; мне очень красочно описали эту местность…

– Вот в таком краю мы живем, господин, да, вот в таком. Он окружен двумя реками – уже хорошо. А какие великолепные горы тянутся вверх, в Слетово, и еще дальше. Тут так и тянет всюду побродить.

– Мне это говорили. Особенно романтична, наверное, дорога к Дерекулибе.

Я умышленно повернул наш разговор к домику, затерянному в ущелье. Я хотел из уст этого постороннего человека узнать, что же это за место.

– К Дерекулибе? – переспросил он. – Не знаю такого места.

– Значит, это малоизвестное место?

– Я о нем еще ни разу не слышал.

– Но ведь где-то в ваших краях есть какой-то уединенный домик, который так и называют – Дерекулибе.

– Вряд ли. Я в Сбиганци родился и прожил всю жизнь. Казалось бы, кому как не мне знать об этом домике?

– Гм! Человек, со мной говоривший, называл его этим именем. Наверное, он его и придумал.

– Возможно.

– Все равно домик должен быть где-то здесь. Судя по названию, он находится в ущелье. Может, ты знаешь такой домик?

– В нем живут люди?

– Не знаю.

– Если не живут, есть такой домик на примете. Он стоит в лесу, в самом мрачном уголке ущелья. Этот деревянный домик построил мой отец, ведь лес принадлежал ему, но лет восемь назад лес купил у меня мясник.

Эта история убедила меня, что речь идет именно об этом доме. Я продолжил расспросы:

– А для чего твой отец построил его?

– Чтобы хранить там инструмент: мотыги, лопаты, заступы и тому подобное.

– А для чего он нужен мяснику?

– Не знаю. Не знаю даже, пользуется он им или нет; понастроил в нем, правда, лавок, которых прежде не было.

– Домик закрыт?

– Да. Разделен он на две половины. Построен в дальнем конце ущелья, где по скалам стекает ручеек. А почему ты так подробно о нем расспрашиваешь?

– Мне описали его и сказали, что дорога, ведущая туда, выглядит очень романтично.

– Тебя обманули. Тебе придется идти открытым полем, а потом – мрачным лесом, где никаких приятных видов не встретишь. Скалы сходятся все ближе. Там, где они соединяются, лес угрюмее всего. Вот там ты и увидишь домик, стоящий возле ручья, что пробивается прямо из скалы. Там нет никаких красот.

Тут вмешался Халеф:

– Сиди, мы ищем одно место, которое не можем найти; сегодня утром ты уже называл похожее имя. Это не то место, которое значится в записке Хамда эль-Амасата? Ты говорил, что наш путь, возможно, проляжет через него.

– Ты имеешь в виду Караорман?

– Да, звучало именно так.

– Там недостает одной буквы. Мы ищем Каранорман.

– Быть может, там написано с ошибкой?

– Возможно. А в Караормане знают тебя? – спросил я хозяина.

– Да, – ответил он. – Я часто бывал в этой деревне, ведь дорога в Истиб пролегает через нее.

– А там есть большое хане?

– Нет, гостиницы там нет никакой. Деревня лежит возле Истиба, и люди предпочитают идти туда, а не сворачивать в деревушку.

– Речь идет о местечке или о доме, который называют Каранорман-хане.

– Не знаю. В этой округе такого точно нет.

– Я тоже об этом думал. А кто деревенский староста в Сбиганци?

– Это я. Еще мой отец был старостой.

– Ты здесь вершишь правосудие?

– Да, эфенди. Мне, правда, редко докучают подобными делами. Здесь живут хорошие люди. Если что и случается, так все по вине чужаков. Увы, власть киаджи слаба. Порой эти мерзавцы только посмеиваются: знают же, что скорее их поддержат, чем меня.

– Это плохо. В таких случаях надо проявлять строгость, чтобы тебя уважали.

– Это я и делаю, но полагаться приходится больше на самого себя, чем на своих начальников. Я имею дело с плутами, для которых нет ничего святого, которые уважают лишь крепкие кулаки, а они у меня есть. Вот так я и веду здесь суммарный процесс[16]16
  Суммарный процесс – так называется форма упрощенного судопроизводства.


[Закрыть]. Случается порой, что поколачиваю обе стороны, но это не всегда кончается безобидно. Вот несколько недель назад я едва не поплатился жизнью.

– За что?

– Ты, может, слышал о двух аладжи?

– Да.

– В здешнем краю это самые наглые и опасные плуты, сущие штиптары. Они храбры до удали, хитры, как дикие кошки, свирепы и жестоки. Представь себе, что один, которого зовут Бибаром, – а брат его зовется Сандаром, – въезжает как-то вечером на мой двор, спешивается, заходит в комнату и, не обращая внимания на присутствующих, требует от меня порох и пули.

– От киаджи? Вот так здорово!

– Разумеется. Если бы я дал их ему, моя репутация была бы погублена. Так что я ему отказал. Тогда он бросился на меня, и началась жестокая схватка.

– Ты, конечно, справился с ним, ведь кругом было столько людей, которые помогали тебе.

– Ох! Никто даже пальцем не шевельнул. Они боялись, что аладжи им отомстят. Я, правда, не слабак, но одолеть такого верзилу мне было не по силам. Он навалился на меня и так побил, что скверно бы мне пришлось, если бы не подскочили двое слуг. Все вместе мы схватили его за шиворот и выбросили вон.

– Вот так раз! Начальник полиции вместо того, чтобы задержать бандита, вышвыривает его на улицу!

– Смейся, смейся! Я был рад, что от него отделался. Что мне оставалось с ним делать?

– Запереть его, а потом доставить в Ускюб, столицу этого вилайета.

– Да, это моя обязанность, но как я мог ее исполнить? Куда прикажете его запереть?

– В местную тюрьму.

– Ее нет.

– Может, у тебя дома есть какое-то надежное место?

– Есть-то оно есть, и разные люди там перебывали, но аладжи – другое дело. Такого в подвал и вдесятером не отведешь. Он наверняка бы защищался с оружием в руках, и кому-то это стоило бы жизни. И даже если бы мне удалось разоружить и запереть его, как бы я доставил его в Ускюб?

– Связал бы и положил на телегу.

– Чтобы в пути на меня напали его дружки и убили!

– Тогда на твоем месте я бы послал гонца в Ускюб и вызвал на подмогу военных.

– Хорошо, допустим, так бы оно и случилось, но меня сегодня уже не было бы в живых. Уезжая отсюда, Бибар выкрикивал самые страшные угрозы. На другой день я пошел в поле. И тут из кустарника, мимо которого я проходил, раздался выстрел. Стрелявший прицелился неточно, и пуля просвистела рядом со мной. Еще бы два дюйма правее, она угодила бы прямо мне в сердце.

– И что ты потом сделал?

– Я быстро отскочил в сторону, спрятался за толстое дерево и достал пистолет. Из кустов показался Бибар. Он сидел на своем пегом скакуне. Ухмыльнувшись, он крикнул, что мне сегодня только наметку дали – показали, что меня ждет. В другой раз он выстрелит поточнее. С этими словами он уехал.

– Больше вы не встречались?

– Нет. Но теперь я уже не выхожу из дома без ружья. Когда мы увидимся в следующий раз, один из нас умрет: он или я.

– Готовься! Возможно, ты встретишься с ним сегодня.

– Как? Прямо сегодня?

Я знаю, что аладжи сегодня или, самое позднее, завтра приедут в Сбиганци.

– Святая Матерь Божья! Надо мне подготовиться! А откуда ты знаешь об этом?

Я рассказал ему о нашей встрече и схватке.

– И ты остался жив! – воскликнул он, чуть не оцепенев от изумления. – Вот это чудо, великое чудо!

– Что ж, я, конечно, не так легко отделался, как ты. Во время схватки я подвернул ногу, поэтому сижу теперь перед тобой вот в таких сапогах.

– Подвернул ногу! И все же ушел от них?

– Так оно и было. Потом они узнали, что я собираюсь ехать в Сбиганци, и решили мне отомстить в пути.

– О горе! Значит, ты привез за собой этих разбойников к нам в деревню!

– Ты хочешь потребовать от меня объяснений?

– О нет! Я постараюсь тебя защитить. Но с чего же начать? Это мне самому может жизни стоить.

– Мне не нужна твоя защита. Я доставлю тебе другое неудобство: тебе придется арестовать одного из местных жителей.

– Кого же?

– Мясника Чурака.

– Господин, это невозможно!

– Может быть, нет. Сперва посмотри-ка вот эти паспорта. Ты поймешь, что мне нужна твоя помощь.

Посмотрев мои удостоверения, он вернул их с низким поклоном, промолвив:

– Эфенди, я так и думал: ты – человек важный; твой покровитель – великий государь. Вот только для меня это плохо: тебе я обязан помогать, а самому мне помощи ждать неоткуда. Если я откажу тебе, ты обвинишь меня, и для меня все плохо кончится. Если соглашусь помочь тебе, то доставлю хлопоты своему начальству, и все опять для меня скверно выйдет. Что бы я ни делал, все равно пострадаю.

– Не беспокойся. Я буду действовать так, чтобы не причинить тебе вреда. Ты слышал о Жуте?

– Да. Он главарь этой банды преступников, раскинувшей свою сеть по всей стране. О нем ничего не известно; не знают, кто он такой, где он живет, а в то же время он и его люди вездесущи.

– Я ищу его.

– Ты? Так ты, наверное, важный полицейский чин, тайный агент полиции?

– Нет, я нигде не состою на службе. У меня свой повод сказать несколько ласковых слов этому Жуту.

– Ты его нигде не найдешь.

– Я уже выследил его. В Сбиганци живет его доверенный человек.

– Не может быть, господин!

– Это так!