Текст книги "На земле штиптаров"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Встану на плечи Омара, и ты тоже.

– А как выберутся Омар и Оско?

– Гм! Мы вытащим их наверх.

– Быть может, мы и вытащим Омара. А вот до Оско не дотянемся.

– Ничего страшного. Мы спустимся и откроем дверь.

– Если бы так удобно было спускаться вниз, в чем я сомневаюсь, – тем более с моей ногой мне будет трудно.

– Ну, как-нибудь справимся.

– Разумеется! Надеюсь, наверху еще осталась веревка, с помощью которой они вытащили Мубарека. Тогда мы могли бы спуститься по ней, хотя тут надо еще как следует подумать. Как только мы выберемся из люка, нас, конечно, встретят пулями.

– Я думаю, там, наверху, никого нет, – возразил Халеф.

– Прямо над нами, пожалуй, нет никого, но на крыше дома кто-то есть. Они могут стрелять по нам, укрываясь за бревнами.

– О, беда! Значит, нам не выйти отсюда?

– Все же попытаемся. Я поднимусь первым.

– Нет, сиди, лучше я! Или ты хочешь быть застреленным?

– Или ты хочешь этого?

– За мной дело не станет! – ответил хаджи.

– Вспомни про Ханне, любимейшую из жен и дев! А у меня ведь нет Ханне, которая меня ждет.

– Ты и без Ханне куда важнее, чем я с десятью цветами дев красоты.

– Не будем спорить! Главное – я тебе откровенно хочу сказать – в другом: себе я доверяю все же больше, чем тебе. Я пойду первым, а ты, если хочешь, вторым. Но не поднимайся наверх, пока я тебе не разрешу.

Я достал из сумки зеленый шелковый тюрбан и обмотал им феску. Халеф, наблюдая за этим при свете фонарика, спросил:

– Зачем ты это делаешь? Ты хочешь украсить себя перед смертью?

– Нет, я надену тюрбан на ствол ружья и просуну его в люк. Они наверняка подумают, что кто-то из нас выбрался, и станут стрелять по тюрбану. Двуствольных ружей у них нет, и когда в стволах не останется больше пуль, появлюсь я с «генри».

– Верно, верно! Только получше прицеливайся, чтобы никто не ушел!

– Разве прицелишься, когда темно!

– Темно?

– А как же! Подумай, сколько времени мы сидим здесь. На улице уже настала ночь. Ну ладно, раз вы отдохнули, мы, пожалуй, начнем. Только запомните: когда я выберусь, пусть Халеф поднимется к люку, но вылезать он может, лишь когда я ему скажу.

Я перекинул карабин через плечо и взял в руку ружье, зарядив каждый из стволов двумя пулями. Затем я снова уселся на плечи Омара, а тот влез на Оско. Мне надо было торопиться, пока мои помощники не устали.

– Омар, снова будем стрелять, как и прежде, – шепнул я ему. – Сперва выстрелишь из правого ствола, потом из левого. Я направлю их на края скобы. Итак… раз… два!

Грохнули выстрелы; пули пролетели насквозь, оставив два зияющих отверстия. Я заглянул в них. На улице было светло.

– Они зажгли огонь возле дома, – доложил я. – Это хорошо и в то же время невыгодно для нас. Мы будем их видеть, но и они нас заметят.

– Что там со скобой? – спросил Халеф.

– Проверю сейчас.

Я толкнул крышку, и она подалась. Тяжелый «медвежебой» исполнил свой долг.

– Возьми ружье, Омар! – скомандовал я. – Крышка поднимается. Теперь держитесь крепче на ногах! Я встану на колени прямо на плечах у Омара.

Я принял эту позу с некоторым трудом; мне пришлось согнуться, ведь я задевал потолок головой. Но вот наконец я приподнял крышку (она откидывалась наружу). С карабином в руках, готовый немедленно стрелять, я подождал несколько мгновений. Ничего не было слышно. Зато снаружи было светло: мерцал костер, и тени от него скользили по скалам.

Я надел тюрбан на ствол и медленно поднял его, старательно кряхтя, как будто кто-то и впрямь выбирался из люка. Хитрость имела успех. Раздались два выстрела. Одна из пуль чиркнула по стволу, едва не выбив его из рук.

Мигом я высунулся из люка по пояс. Я увидел огонь. Перед люком лежало тело – труп мясника, как я понял с первого взгляда. На крыше дома стояли два человека; они-то и стреляли по тюрбану. Нас разделял бревенчатый выступ, сквозь просветы в котором они прицеливались.

Эти неосторожные люди забыли о главном. Они разожгли костер так, что из-за яркого пламени мне было гораздо лучше видно их, нежели им – меня. Один перезаряжал ружье, а другой поднимал оружие, направляя его на меня.

Я быстро прицелился в него. Я не хотел его убивать и потому целился ему в левый локоть, который он, словно нарочно, выставил. Я нажал на курок. Он выронил ружье, громко вскрикнул и скатился с крыши дома. Другой стремительно повернулся, спрыгнул с крыши и помчался к костру. Это был Бибар, штиптар. У огня сидели его брат, Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат.

– Они идут! Они идут! Отойдите от огня! – прорычал он. – Им видно вас, они могут в вас целиться.

Трое сидевших вскочили, и все четверо понеслись в лес. Похоже, последним, кого я подстрелил, был старый Мубарек. Тут мне вспомнилось, что рука его была необычной толщины. Он перевязал ее и натянул сверху рукав; значит, там, в руинах близ Остромджи, он был ранен выстрелом.

Я подполз к краю крыши. Верно! Внизу, в шести аршинах от меня или ниже, недвижно лежала тощая, долговязая фигура. Там, наверху, я не узнал обоих моих врагов, ведь через бревенчатый выступ, разделявший нас, я различал лишь их контуры.

Теперь я вглядывался вниз. Сюда, к боковой стороне домика, не проникал отсвет огня. Здесь было довольно темно. Если бы в этом месте я сумел спуститься, то враги, прятавшиеся за деревьями, не заметили бы меня.

За спиной раздался голос:

– Сиди, я тут. Я могу выбраться?

– Да, Халеф. Только не вставай, иначе они заметят тебя и выстрелят.

– О, пули же нас не берут.

– Не шути так. Иди сюда!

Он вскарабкался на крышу:

– А кто здесь лежит?

– Мясник. Он убит одной пулей, как я и думал.

– Быстро же он был наказан. Аллах милостив к нему!

Осмотревшись внимательнее, я заметил железное кольцо, прикрепленное к скале. С этого кольца свешивалась двойная веревка, которую мы уже видели, когда Мубарека поднимали наверх, на крышу.

– По ней спускался тюремщик, – сказал Халеф.

– Вероятно. Эта бутафория не случайно устроена здесь. Быть может, этот спектакль разыгрывали и с другими людьми?

– Ах, эфенди, видимо, люди уже умирали здесь от голода и жажды!

– Эти негодяи способны на такое; уж с нами-то они хотели расправиться именно так. Давай спустим веревку вниз, чтобы Омар и Оско поднялись.

Так и было сделано. Вскоре оба сидели на корточках рядом с нами. Мы напряженно всматривались в сторону леса, но все попытки заметить бежавших врагов были тщетны.

Я снова достал веревку и закрыл люк.

– Ты думаешь, мы можем сбросить веревку и незаметно спуститься по ней? – спросил Халеф.

– Да, – ответил я, – здесь ведь темно. Давайте для начала попробуем и спустим туда труп. Пусть они по нему стреляют. Я держу наготове карабин. Когда сверкнут выстрелы, я увижу, куда целиться.

Труп обвязали веревкой, пропустив ее под мышками, и очень медленно, словно призывая противника стрелять, спустили на землю, но никто не среагировал.

– Теперь я сам спущусь, – сказал я. – Я тотчас отползу в кустарник, а оттуда проберусь подальше в лес. Если они еще там, я их увижу. Там есть источник; значит, могут быть жерлянки и лягушки. Их крик не привлечет внимания. А вы оставайтесь здесь до тех пор, пока не услышите мой сигнал. Если раздастся крик жерлянки, сидите на крыше, пока не погаснет костер. Если заквакает лягушка, спускайтесь и оставайтесь внизу, пока я не подойду. Звук кваканья будет низким и прозвучит всего один раз.

– Это очень опасно для тебя, сиди!

– Ба! Если, конечно, этот старый Мубарек, что лежит там внизу, не замышляет что-то скверное и ради этого притворяется… Тюремщик, кстати, тоже должен где-то здесь прятаться. Все-таки смотрите в оба. Я иду.

Ружье свалилось вниз раньше, когда люк был открыт. Я закинул карабин на плечо, сбросил веревку и быстро спустился вдоль боковой стены дома. Там лежал труп, и рядом с ним, словно мертвое, покоилось тело Мубарека.

Веревки хватало с избытком. Я отрезал порядочный конец от нее и связал старого мошенника. Его рука истекала кровью; я заметил, что локоть был размозжен. Возможно, при падении он ударился еще головой и потерял сознание.

Теперь я пополз вперед, все время прижимаясь к скалам; папоротники и мелкий кустарник хорошо маскировали меня. Конечно, я постоянно посматривал туда, где горел костер. Мне было видно все, что находилось между мной и огнем.

Я чувствовал себя совершенно уверенно. Что могли знать эти люди о том, как индейцы подкрадываются к врагу! Они полагали, что мы еще лежим на крыше дома. Если они все еще оставались здесь, то неотрывно смотрели туда, не опасаясь никакого нападения с тыла. Даже если бы они увидели меня, мне нечего было бояться. Я взял бы над ними верх, ведь со мной был карабин, столько раз меня выручавший. Я мог бы, усевшись на земле, спокойно перестрелять их.

Я удалился уже шагов на пятьдесят, когда почувствовал конский запах. Я юркнул вперед и услышал голоса. Вскоре я увидел людей и лошадей. Животные были привязаны к деревьям, а люди стояли рядом и разговаривали вполголоса.

Лошади вели себя неспокойно. Они отбивались от ночных насекомых, постукивая копытами и ударяя себя хвостами. Шум стоял такой, что даже неопытный человек легко мог подкрасться к говорившим.

Наконец, я достиг их. Я прополз мимо двух лошадей и скрылся в зарослях камыша. Люди стояли от меня всего в трех шагах.

– Мубарек отправился на тот свет, – произнес как раз в эту минуту Манах эль-Барша. – Ну и осел же старец, раз решил туда взобраться.

– Я что, тоже осел? – переспросил аладжи.

– Ты был осторожнее; в тебя не попали.

– Он и меня бы застрелил, если бы я не убежал.

– Кто это все-таки был?

– Кто? Ты еще спрашиваешь! Конечно, тот, кого зовут эфенди.

– Так он со своей больной ногой сумел выбраться?

– А как же. Лучше бы он шею себе сломал вместо ноги! Я бы возблагодарил Аллаха за это. Ну, так мы увидели, что и его можно хоть как-то ранить.

– Ба! Я-то вообще не верил в то, что его пуля не берет. Все это враки.

– Враки? Послушай, я сейчас многому верю, не то что прежде. Мубарек держал его на мушке и я тоже, когда он высунул голову из люка. Клянусь тысячей самых суровых клятв, я попал в него. Я просунул дуло ружья между бревен; оно находилось на расстоянии всего двух вытянутых рук от его головы; мы отчетливо ее видели. Мы оба попали. Я увидел, что голова дернулась, ведь пуля врезалась в нее со страшной силой, но в то же мгновение я услышал, как пули ударились о скалы. Они отскочили от головы и точнехонько угодили бы в нас, если бы мы не прятались за бревенчатым выступом. Ну а в следующую секунду этот парень уже вскинул ружье и застрелил Мубарека. Очевидно, он попал ему в голову, ведь старик, испустив свой последний крик, замертво рухнул вниз. Со мной бы случилось то же самое, если бы я не успел спастись бегством.

– Чудеса, в высшей степени чудеса!

– Да. Вы знаете, что я не страшусь самого шайтана; но этого парня побаиваюсь. Его можно прикончить лишь ножом или топором, и сегодня же он получит по заслугам.

– Ты точно знаешь, что ты заряжал ружье? – спросил Манах эль-Барша.

– Совершенно точно. Я дважды пометил пулю. Вы только подумайте, я стрелял в голову с расстояния в четыре фута!

– Гм! Если бы я мог хоть раз в него выстрелить! Охотно бы попробовал.

– Не рискуй! Ты погибнешь, ведь пуля отлетит в тебя самого. Если бы вы последовали моему совету и напали на этих бестий, когда они несли его в дом! Там бы мы наверняка с ними справились.

– Нам запретил Мубарек.

– Глупо было с его стороны!

– Да, но кто мог предположить, что так выйдет! Идея была великолепная: запереть этих собак и заставить их скулить от голода. Но дьявол взял их под свою особую защиту. Надеюсь, теперь он все же предоставит их нам.

– Все-таки удивительно, как они сумели застрелить мясника прямо через крышку люка! А другому раздробили ноги! Жалкой смертью умер этот бедняга.

– Мне его не жаль, – молвил Баруд эль-Амасат. – Он нам только мешался. С ним нельзя было откровенно поговорить. Вот поэтому я и стукнул его прикладом, когда вы занесли его в дом.

Ужасно! Тюремщик был убит теми, кого он освободил! Так он был наказан за свое деяние. Да, этим четырем негодяям было место только в аду.

– Итак, решайтесь, пока еще не упустили время! – сказал Сандар. – Будем нападать на них возле дома?

– Нет, – ответил Манах эль-Барша. – Там слишком светло. Они увидят нас, и тогда мы погибли, потому что они могут стрелять по нам, а наши пули не причинят им вреда. Нам надо напасть на них в темноте, когда они не ожидают этого. Четыре удара топором или ножом, и с ними все кончено.

– Я согласен, но где это произойдет?

– Конечно, в лесу.

– Нет, там мы не будем уверены в исходе схватки. Лучше напасть на опушке, среди кустов. Хотя и там темно, но все же при свете звезд мы увидим, куда наносить удары. Отсюда эти люди пойдут тем же путем, каким шли сюда; они ведь не знают другой дороги. Так что, тут мы не промахнемся. Лучше всего поджидать их на выходе из кустарника – там, где начинается открытое поле.

– Хорошо! – согласился Бибар, по его голосу чувствовалось, что у него повреждены нос и рот. – Нас четверо, и их четверо. Значит, каждый берет на себя одного. Возьмите себе носильщиков и коротышку, а мне оставьте эфенди. Он разбил мне лицо, вот я за него и возьмусь.

– Он будет сидеть в паланкине, ведь он не может ходить. Как ты к нему подберешься? Пока ты откроешь дверь, он успеет всадить в тебя пулю из своего пистолета.

– Ты думаешь, что я буду долго топтаться возле паланкина? Эфенди сидит в домике, сложенном из тонких досок. Своим чаканом я быстро разнесу его вдребезги, а удар ножа будет таким, что второго не понадобится.

– А если не удастся?

– Непременно удастся, непременно!

– Вспомни, что с нами происходило! Всякий раз мы думали, что теперь-то нам все удастся, но эти питомцы шайтана всегда успевали спастись. Помните об этом. Нам могут помешать, что тогда?

– Гм! Если бы мы знали, когда они покинут Сбиганци!

– Наверняка завтра. Они говорили, что спешат. Тогда мы последуем за ними.

– Нет, тогда мы примемся за план, о котором я уже говорил пополудни. Мы подошлем к ним Суэфа, который заманит их к нам под нож. Это – хитрющий проныра; он знает всю местность отсюда до Призренди так же хорошо, как я – свой карман. Мы можем поручить ему это дело.

– Предлагаю отправиться в засаду сейчас же. Мы не знаем, когда они покинут дом. Досадно будет, если они уйдут раньше нас.

Я не мог дольше ждать и пополз назад к скалам, а оттуда прокрался к дому. Впрочем, в некотором отдалении от него я остановился, чтобы убедиться, что наши враги впрямь отправились в путь.

Я прополз еще несколько шагов, потом поднялся и пошел, прихрамывая и держась за скалу. Сгибать левую ногу мне было все еще трудно, но я мог переступать на одной правой ноге. Я не стал подражать кваканью лягушки, ведь я стоял, выпрямившись во весь рост, освещенный пламенем костра, и мои спутники видели меня.

– Спускайтесь! – сказал я.

Они слезли; теперь я почувствовал такую усталость, что немедленно присел.

– Мы хотим обыскать этих плутов, – сказал Хаджи. – Может, в их карманах отыщется что-то полезное для нас.

– Оставьте мяснику то, что у него было, – велел я. – Он не наш. Пусть же староста делает с ним все что угодно. А вот вещи Мубарека возьмем себе.

У него были при себе нож и пара старых пистолетов. Его ружье лежало на крыше домика; оно нам было не нужно. Но малыш вытащил у него из карманов еще и два кошелька – два огромных, набитых доверху кошелька.

– Хамдулиллах! – воскликнул он. – Кошельки битком набиты халифами и мудрецами Корана. Сиди, это золото, золото, золото!

– Да, раз человек платит коджабаши такие деньги за побег, значит, у него есть золото. Возьмем его, в этом нет греха.

– Конечно, возьмем его!

– А для чего? Поделим все, Халеф?

– Эфенди, ты хочешь оскорбить меня? Ты считаешь Халефа вором? Я раздам золото беднякам. Вспомни, как счастлива была Набатия и как радовались хозяин хутора и корзинщик! Это золото избавит многих людей от страданий, а нам откроет дорогу на небеса.

– Этого я от тебя и ожидал!

– Тогда убери золото.

– Нет, возьми его себе. Дорогой Халеф, ты будешь нашим казначеем подаяний.

– Благодарю тебя! Я буду верен своему долгу и честен. Надо пересчитать деньги.

– На это у нас нет времени; нам надо идти. Занесите обоих в домик. Там уже лежит мертвый тюремщик.

– Ты его тоже застрелил?

– Нет, только ранил, а Баруд эль-Амасат добил его прикладом, потому что раненый стал для них обузой.

– Вот так негодяй! Ах, если бы он попал мне в руки! Беритесь за дело вы, двое! А теперь положим эфенди в паланкин.

Затем они внесли паланкин в домик, поставили его на пол и удалились, чтобы убрать Мубарека и труп мясника. Внезапно я услышал ужасный стон. Тюремщик был еще жив. Вернувшись, Халеф взял головешку; при свете ее мы увидели фонарь; он стоял на скамье; мы зажгли его.

Теперь мы могли осмотреть стонавшего. Он выглядел ужасно. Моя пуля раздробила ему бедро, а удар приклада пробил череп. Он оцепенело глядел на нас; спасти его было уже нельзя.

– Вот моя феска, Халеф, принеси воды!

Феска сделана из такого плотного материала, что не пропускает воду. Мы дали умиравшему попить и смочили ему голову. Похоже, это пошло на пользу. Его глаза прояснились. Он смотрел на меня осмысленным взглядом.

– Ты нас знаешь? – спросил я.

Он кивнул.

– Через несколько минут ты предстанешь перед извечным Судией. Ты знаешь, кто проломил тебе голову?

– Баруд эль-Амасат, – шепнул он.

– А ты ведь думал, что сделал ему добро. Тебя обманули, но Аллах простит тебя, если, расставаясь с жизнью, ты покаешься. Скажи мне: старый Мубарек и есть Жут?

– Нет.

– Кто же тогда Жут?

– Не знаю.

– Ты не знаешь, где его искать?

– Они хотят встретиться с ним в Каранорман-хане.

– А где лежит это место?

– В Шар-Даге, невдалеке от деревни, которая зовется Вейча.

– За Каканделами?

Он снова кивнул, потому что не мог больше говорить. Он и до этого отвечал отрывисто и тихо, поэтому, чтобы понять его, мне пришлось приблизить ухо прямо к его рту.

– Сиди, он умирает! – сочувственно сказал Халеф.

– Принеси воды!

Он вышел, но помощь его уже не потребовалась. Этот человек умер у нас на руках, не приходя в сознание.

– Отнесем его тело и Мубарека в пещеру, – сказал я. – Пусть ими занимается староста.

– Господин, старик открыл глаза. Он снова пришел в себя, – заявил Оско, посветив фонарем в глаза Мубареку.

Тотчас Халеф нагнулся, чтобы убедиться в этом. Старый грешник впрямь пришел в сознание. Говорить он остерегался, но его взгляды доказывали, что чувства вернулись к нему. В его глазах сверкала ярость невиданной мной силы.

– Так ты еще жив, старый мешок с костями? – спросил Халеф. – Жаль было бы, если бы тебя подстрелила пуля; не такого конца ты заслуживал. Ты должен умереть мучительной смертью, предвкушая те радости, что ожидают тебя в аду.

– Собака! – молвил злодей.

– Изверг! Так мы должны издохнуть от голода и жажды? Глупец, ты думал, что можешь схватить столь славных и знаменитых героев? Мы проникаем сквозь камень, мы пролезаем сквозь руду и железо. Ты же напрасно теперь будешь взывать о помощи и молить об утешении.

Разумеется, это была лишь угроза. Его отнесли в пещеру и положили в окружении трупов. Пусть этого нечестивца слегка проберет страх!

Когда я повнимательнее осмотрел паланкин, оказалось, что деревянный домик, высившийся на нем, можно было снять. Я велел убрать его, чтобы в пути мог хотя бы шевелить руками. Затем я надел карабин и ружье, и мы, потушив костер, тронулись в обратный путь; как и прежде, меня несли в паланкине.

Мы развязали Мубарека. Теперь он мог встать на ноги и разгуливать по помещению, но дверь, обитую железом, мы закрыли на огромный засов. Пусть он переживет тот же ужас, думая, что останется здесь навеки, и не ожидая ни от кого помощи.

Ночью в лесу плохо идти, особенно если идешь не по тропинке и уж тем более несешь паланкин. И все же мы шли в правильном направлении. Мои спутники ступали как можно тише. На всякий случай Халеф держал наготове свои пистолеты, а я – револьверы.

Когда лес остался позади, мы свернули направо, к лугам, уходившим в сторону Слетовски, где открывался простор. Мы пошли окольным путем, лишь бы избежать схватки, в которой могли если и не найти смерть, то получить немало ран.

Мы счастливо добрались до нашей гостиницы. Меня занесли в «хорошую комнату», миновав переднюю, где сидело несколько гостей.

Тут же сидел и хозяин. Увидев нас, он вскочил.

– Ты, господин? – крикнул он. – Ты ведь уехал!

– Куда же?

– В Каратову.

– Кто сказал это?

– Мясник.

– Так он был здесь?

– Да, требовал твоих лошадей и был очень зол, когда я втолковал ему, что не могу их дать, потому что ты это запретил мне. Он угрожал мне, говорил, что ты разгневаешься. Тебя понесли в Каратову, и по прибытии вы надеялись застать там своих лошадей.

– Я это и подозревал! Он хотел обмануть меня и разжиться моим вороным скакуном. Он хотел отнять у меня не только лошадь, но и жизнь.

– Жизнь, ты говоришь?

– Да, у нас много чего есть рассказать. Мясник мертв.

– С ним случилось несчастье?

– Да, я его застрелил. Можешь назвать это несчастьем.

– Застрелил! – ужаснувшись, воскликнул он. – Ты? Конечно, это несчастье для него, для его семьи, да и для тебя самого.

– Почему же для меня?

– Ты умышленно сделал это?

– Ну, я не хотел стрелять в него, но в него попала моя пуля.

– Все равно, ты стрелял с умыслом, и я арестую тебя как убийцу.

– Я категорически возражаю против этого.

– Не очень-то тебе это поможет!

– Нет, почему? Я же объясню тебе, как все это произошло. А даже если бы я убил его без достаточных на то оснований, меня нельзя было бы вот так сразу арестовывать. Разве ты сам не признавался днем, что аладжи – это известные разбойники и убийцы?

– Да, это всем известно.

– И все же ты не задержал Бибара, когда он находился в твоих руках! А вот меня, человека, насколько ты знаешь, не совершившего за свою жизнь ничего противозаконного, ты решил сразу же схватить? Как связать все это?

– Это мой долг, господин, – смущенно ответил он.

– Да, я знаю это. Ты дал убежать аладжи, потому что боялся, что его брат и сообщники будут мстить, боялся, что он слишком силен. Что же касается меня, ты думаешь, что я сдамся без сопротивления, и никто не заступится за меня с оружием в руках, потому что я чужак в здешней стране.

– Ого! – воскликнул Халеф. – Кто тронет эфенди, тому сразу всажу пулю в голову! Я – Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абул Аббас ибн Хаджи Давуд эль-Госсара, и слово свое я всегда держу. Только попытайтесь дотронуться до него!

Хоть он и был мал, но его переполняла энергия; в его словах ощущалась явная угроза. Было видно, что он не шутит. Деревенский староста весьма серьезно отнесся к нему.

– Благодарю тебя, Халеф, – сказал я. – Надеюсь, твое вмешательство не потребуется. Этот славный киаджи увидит, что я был вынужден убить мясника.

И, обращаясь к хозяину, я продолжил:

– Разве ты не говорил мне, что мясник – штиптар?

– Да. Он даже миридит[18]18
  Миридиты – одно из племен, населявших горную Албанию.


[Закрыть].

– Так он не из здешних краев?

– Нет. Его отец прибыл сюда из Ороши, столицы миридитов.

– Ладно, тогда почему тебя так волнует его смерть? Разве законы падишаха защищают миридитов?

– Нет, это вольные арнауты[19]19
  Арнауты – так турки называют албанцев.


[Закрыть].

– Знаешь ли ты, что они судят себя сами, следуя древним законам Лека Дукаджинита?

– Знаю, конечно.

– Тогда нечего беспокоиться из-за гибели мясника. Людям его племени все равно, по праву ли я убил его или без права; по закону кровной мести я виновен; родственники убитого должны расправиться со мной. Тебе тут вмешиваться незачем.

– Ах! – он глубоко вздохнул. – Я только рад этому.

– Так, значит, мы сошлись. Но есть и еще один убитый.

– Кто это?

– Тюремщик из Эдрене. Он освободил одного арестанта и помог ему бежать, а тот его убил. Там же, вместе с этими трупами, ты найдешь и старого Мубарека, которому я раздробил пулей локоть.

– Так, ты и в него стрелял. Ну, господин, ты ужасный человек!

– Все наоборот, я очень добрый человек, но в этих обстоятельствах я не мог поступить иначе.

– Как же все произошло?

– Подсаживайся к нам; я расскажу тебе все.

Он уселся, и я начал рассказ. Времени у нас было много. Поэтому я говорил подробно. Я рассказал ему также, почему мы преследовали Баруда эль-Амасата. Теперь он ясно понимал наши намерения и знал, с какими негодяями мы имеем дело. Когда я умолк, он сокрушенно поник головой.

– Слыханное ли это дело! – вымолвил он. – Вы словно воины халифа Харуна ар-Рашида, разъезжавшие по всей стране, чтобы покарать зло и вознаградить добро.

– О нет! Мы вовсе не те славные, благородные люди. Ведь негодяи, о которых я рассказал, причинили зло нам самим или нашим друзьям. Сейчас они замышляют новые преступления, и мы последуем за ними, чтобы им помешать. Что ты намерен делать теперь?

Он потер голову руками и наконец ответил:

– Дай мне дельный совет.

– Ты чиновник и сам должен знать, что предписывает тебе долг. Мой совет тебе не нужен.

– Я знал бы, что мне делать, если бы ты не совершил огромную глупость. Почему ты лишь ранил Мубарека в локоть? Неужели ты не мог прицелиться ему в голову или грудь? Он бы отправился в мир иной.

– И это говоришь ты, киаджа!

– Нет, с тобой говорит сейчас не киаджа. Если бы старик был мертв, я бы похоронил всех троих и ни слова не сказал об этом. Теперь же мне надо схватить его и предать суду. Дело плохо.

– Я не вижу тут ничего плохого. Тебя же наградят. Он сбежал из тюрьмы в Остромдже. Ты схватишь его и отправишь в Ускюб. Вот и все дела.

– Мне же придется ехать туда, чтобы отчитаться. И вам тоже – как свидетелям или обвинителям.

– С удовольствием.

– Да, потом вы уедете отсюда, а дружки этого старика расправятся со мной и оставят один окоченелый труп.

– Да, жарко, пожалуй, тебе будет, но что в этом плохого? От этого не окоченеешь.

– Не издевайся! Ты же не знаешь, как плохо мне будет. Я говорю, если бы ты застрелил негодяя, не было бы никаких забот. Я бы за это не отвечал. А если ты прибудешь как свидетель в Ускюб, ты не уедешь из наших краев живым. Свершится кровная месть.

– У мясника есть мужчины в родне?

– Да, брат.

– Ты не знаешь, дома ли он сегодня?

– Здесь он, мой слуга ведь передал послание ему, а не самому Чураку.

– Гм! Тут есть над чем задуматься. Если он таков, как его брат, я найду способ защититься.

– Одного поля ягода. Я-то считал, что Чурак куда порядочнее, чем он. А раз Чурак сам оказался мошенником, то брат его, стало быть, продувная бестия. Пока ты здесь, тебе придется опасаться за свою жизнь. Поэтому хочу дать тебе хороший совет: немедленно садись в седло и поезжай в Каратову. Я найду вам проводника.

– Мы не хотим туда ехать.

– Но ведь мясник же об этом сказал!

– Это была ложь. Мы направимся отсюда в Ускюб, и это весьма кстати. Если ты повезешь туда старого Мубарека, мы будем твоей охраной.

– Боже упаси! Нас застрелят в дороге!

– Если только мы глупо возьмемся за дело.

– Я вижу, ты совсем не представляешь здешней обстановки. Ты со своими друзьями очутился в смертельной опасности; ваша жизнь висит на волоске, за вашу судьбу нельзя поручиться. Уезжайте отсюда. Для вас это лучший выход.

– Да и для тебя лучше всего нас прогнать! Не правда ли?

Этот вопрос чрезвычайно смутил его. Он с такой настойчивостью уговаривал меня лишь потому, что заботился о самом себе. Конечно, человек он был храбрый, но, будучи сыном своей страны, знал, как шаток здешний закон.

– Почему же для меня? – переспросил он.

– Когда мы уедем, ты отпустишь старого Мубарека восвояси. Тогда тебе нечего будет опасаться мести; наоборот, ты заслужишь его благодарность.

Он покраснел: я попал в точку. И все же он произнес:

– Не думай обо мне! Я поступлю так, как велит долг; волнуюсь же я лишь из-за вашей безопасности.

– О нас тебе нечего волноваться. Мы уже доказали, что чужая помощь нам не нужна. Собственно говоря, мне сегодня надо было обратиться к тебе ради защиты от наших врагов, но я не стал тебе докучать; я знал, что мы и сами справимся. Нам и впредь не нужны ни твои советы, ни твоя поддержка. Ведь именно тебя мы должны благодарить за то, что оказались в такой опасности.

– С какой стати? – спросил он.

– Потому что ты нас уверил, что ни один посторонний не приезжал к мяснику, а ведь они прибыли сюда раньше нас.

– Я не знал этого; их же не было в деревне. Чурак встретил их за околицей. Я ведь сказал тебе, что он вернулся домой верхом. Он наверняка встретил их и сговорился с ними.

– Видимо, да. Ладно, я не уезжаю сегодня из Сбиганци, а заночую у тебя. Что ты думаешь делать с теми тремя, которых мы оставили в ущелье?

Он снова почесал за ухом.

– Господин, оставь меня в покое с этой историей!

– Увы, не могу. Не оставаться же им там. Я требую, чтобы ты еще сегодня арестовал старого Мубарека. Оба трупа, не возражаю, пусть лежат там.

– И что же мне делать с Мубареком?

– Запри его здесь, а утром мы повезем его в Ускюб.

– Батюшки святы! В мой дом ворвутся аладжи!

– Мы поможем тебе отбиться.

– Позднее мне отомстят кровники.

– Какая трусость!

– Да, вам, конечно, нечего беспокоиться о себе. Вы уедете отсюда и никогда не вернетесь. А на меня все шишки полетят.

– Аладжи тебе не навредят. Завтра утром мы передадим их властям в Ускюбе, а в придачу еще Манаха эль-Баршу и Хамда эль-Амасата.

– Ты их уже схватил?

– Нет, но мы поймаем их сейчас же.

– И как?

– С помощью жителей Сбиганци. Мы сейчас созовем их и отправимся за преступниками.

– Так уж они тебя послушаются!

– Они обязаны! Разве ты не читал мои документы? Там не сказано, что я эмиссар падишаха?

– К сожалению, это так.

– Ты обязан повиноваться моему приказу. Если ты откажешься, я пожалуюсь на тебя властям в Ускюбе.

– Господин, ты ищешь несчастий на мою голову?

– Нет, я лишь хочу, чтобы ты выполнил свой долг. Эти четверо разбойников прячутся на опушке леса, среди зарослей кустарника. Нет ничего проще окружить их и арестовать.

– Ох, ты ошибаешься. Они будут отбиваться.

– Что за беда?

Он вытаращил глаза так, что Халеф расхохотался.

– Что за беда, спрашиваешь? Пустяки, да? – воскликнул староста. – Не беда, если они нас перестреляют? Я-то думаю как раз наоборот. Потерять жизнь… Что может быть хуже?

– Я тоже так думаю. Но вам надо действовать так, чтобы они даже не успели взяться за оружие.

– И как нам поступить?

– Я скажу об этом, когда соберется народ.

– Ох, если я признаюсь, в чем дело, никто не придет.

– Тебе незачем говорить об этом. Скажи, по закону ты обязан собирать в минуту опасности всех, кто может сражаться?

– Да, есть у меня такое право.

– И люди обязаны тебе повиноваться?

– Непременно.

– Что ж, если ты прикажешь им сейчас собраться, они должны как можно быстрее прийти к тебе с оружием в руках. Когда они явятся, я сам скажу им, что от них надо. Я поговорю с ними так, что они будут гордиться, что отправились в это сражение.