Текст книги "Пепел и проклятый звездой король (ЛП)"

Автор книги: Карисса Бродбент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

– Ты хочешь, чтобы я остановился?

Скажи «да».

Прошло больше месяца с тех пор, как я чувствовала себя в безопасности. И еще больше времени прошло с тех пор, как прикосновение казалось… утешительным.

Я нашла в себе силы ответить:

– Нет.

Он продолжил, медленно, проводя вдоль мышц. Даже через тонкий слой моей рубашки я чувствовала тепло его рук. Шершавость его мозолей.

– Опусти их, – мягко сказал он. – Позволь мне поддержать их вес. Я держу тебя.

Как будто он мог слышать внутреннюю борьбу, которую я вела со своим подсознанием. И медленно, очень медленно, с помощью его рук, находящихся под моими крыльями, мышцы расслабились.

– Вот так, – сказал он. – Не так уж и трудно.

Я молчала, в основном потому, что у меня не было слов, чтобы выразить, как хорошо чувствовать, что кто-то другой несет часть этого бремени. Я не осознавала, насколько оно было тяжелым, пока вес не стал меньше.

Внезапно я обессилела.

Прикосновение Райна переместилось дальше вверх – туда, где конечность уступает место нежной, мягкой коже крыла.

Я напряглась. Он тут же убрал руки.

– Я сделал тебе больно?

Я была так благодарна, что он не видит моего лица. Оно словно горело.

– Нет. Все… все в порядке.

Он колебался. Затем его руки снова опустились на мои легкие и нежные крылья.

– Раскрой их для меня, – сказал он.

Мне даже не пришлось просить свое тело повиноваться. Они просто… раскрылись под этим едва ощутимым прикосновением, как лепестки цветка.

– Прекрасно, – прошептал Райн, проводя кончиками пальцев по мягкой, чувствительной нижней стороне.

На этот раз удовольствие было безошибочным. Оно больше не скрывалось под поверхностью, не было незаметным. Оно было сильным и ощутимым, дрожь пробежала по позвоночнику, по внутренней поверхности бедер, доходя до самой сердцевины. Как его рот когда-то ощущался на моем горле или мочке уха.

Как воплощенное желание, эхом отдающееся во всем моем существе.

Я выдохнула, но дрожь никуда не исчезла.

Прикосновение стало чем-то неизменно жестоким, неизменно болезненным.

Но не это. Это было…

Черт, это было опасно хорошо.

По внезапной неподвижности Райна я поняла, что он понял, что я чувствую.

– Все хорошо? – спросил он низким голосом.

Он спрашивал разрешения. Потому что, как и я, он знал, что это гораздо более коварно, чем боль. Боль была простой. Удовольствие было сложным.

Если бы я сказала ему остановиться, он бы без сомнения это сделал. И если бы я была более сильной, я бы так и поступила.

Я не была сильной. Я была слабой.

– Да, – сказала я. – Не останавливайся.

Он издал тихий звук, который прозвучал непреднамеренно, почти как стон. Его пальцы продолжали свой танец, ногти слегка касались нижней стороны моей кожи, мое тело остро ощущало каждое движение, словно он знал, где находятся все мои нервные окончания и как именно их ласкать.

Мое дыхание становилось все более поверхностным, лицо раскраснелось.

Он задел особенно чувствительное место, и я издала непроизвольный, сдавленный звук – хныканье.

Он мягко засмеялся.

– Здесь, да?

Богиня. Да. Там.

Он задержался на этом месте, кружась вокруг него. Наслаждение прокатилось по всему моему телу, каждый нерв реагировал на эти маленькие прикосновения, желая большего. Умоляя об этом. Я стиснула зубы, сдерживая стон. Я не знала, почему я пыталась. Конечно, он мог слышать биение моего сердца.

Почувствовать запах моего возбуждения.

Когда он провел ногтями по моей коже, стон, вырвавшийся из моего рта, был слишком неожиданным, чтобы его контролировать.

Он тоже издал ответный звук, что-то среднее между рычанием и стоном, и вдруг я прижалась к нему спиной, твердые мышцы его тела прижались к моей спине.

– Я мечтал об этом звуке. – Его рот был так близко к моему горлу. Я чувствовала, как его голос вибрирует на моей плоти, прямо на шраме, который он оставил. – Ты знала об этом?

Его пальцы снова закружились в танце по моим крыльям, и на этот раз я даже не пыталась скрыть стон.

Груди болели, чувствительно прижимаясь к ткани рубашки. Я хотела, чтобы одежда исчезла – моя и его. Я хотела его кожу. Я хотела его дыхание. Матерь, я жаждала этого. Я жаждала этого так сильно, что сейчас я даже не могла ненавидеть себя за то, что так сильно хотела его.

И все же, я не хотела, чтобы все зашло дальше. Это прикосновение, его рот возле моего горла и его тело рядом с моим.

– Когда я вошел в то помещение, – шептал он, – я думал, что ты мертва. Я думал, что потерял тебя, Орайя. Я думал, что потерял тебя.

Его голос был слишком неровным, как открытая рана, потрескавшаяся и кровоточащая. Он коснулся меня там, где я не ожидала. Коснулся более чувствительных мест, чем его руки на моих крыльях.

Он был моим врагом. Он убил бы меня, если бы у него был шанс.

Он был моим врагом.

– Для тебя это было бы облегчением, – сказала я. – Многие проблемы были бы решены.

В этот же миг он стал жестким. Внезапно его рука оказалась у моего лица, наклоняя мою голову назад, чтобы встретиться с его глазами. В них полыхала ярость.

– Прекрати говорить подобные вещи.

– Почему? – прошептала я.

Зная, что я дразню его.

Зная, что снова задаю вопрос, на который не хочу знать ответ.

Он слегка наклонил голову вперед. Наши лица были так близко, что я чувствовала его дыхание, неглубокое и учащенное.

– Потому что я так устал, Орайя.

Его губы коснулись кончика моего носа. Почти поцелуй. Но не совсем.

– Я так устал притворяться. Устал притворяться, что не думаю о тебе каждую ночь. Что я никогда ничего не хотел…

Его горло дрогнуло, и он закрыл глаза, как будто ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Его пальцы снова нашли то место на моих крыльях, прочертив по нему так мучительно медленно, что я испустила дрожащий вздох, который заставил его наклониться чуть ближе, как будто он хотел поймать этот звук на своих губах.

– Я так устал, принцесса, – простонал он. – Так чертовски устал.

Это звучало как мольба, словно он умолял меня дать ответ, найти решение. И я ненавидела тот факт, что поняла это, потому что я тоже это чувствовала.

Это было так утомительно – все время быть такой безрадостной. Чувствовать себя такой злой. Постоянно сопротивляться. Так же утомительно, как носить крылья на спине.

Какая-то часть меня хотела сдаться. Позволить себе почувствовать что-то большее, чем небытие, печаль или гнев. Позволить ему прикоснуться ко мне, попробовать меня на вкус, заполнить меня. Трахать его до тех пор, пока я не буду чувствовать только удовольствие.

Раньше это срабатывало. На какое-то время.

Но с тех пор многое изменилось.

Потому что, когда я закрывала глаза, я не видела приятных образов обнаженного тела Райна, его поцелуев или ласк.

Я все еще видела его окровавленное тело на земле. Я все еще видела, как он убивает моего отца.

Я все еще видела свой клинок в его груди.

Я отстранилась, достаточно, чтобы между нами было расстояние, и увидела, как выражение лица Райна стало серьезным, как зеркало моего собственного понимания, увидела, как реальность просачивается внутрь.

Дымка удовольствия и комфорта начала растворяться. Я уже оплакивала это.

– Я был эгоистом, – сказал он. – В тот день, когда мы были вместе, я был готов позволить тебе использовать меня, чтобы сбежать. Я сделал это, зная, что если ты узнаешь правду о том, почему я был там, ты возненавидишь меня за это. И это… это было неправильно. Я думал, что умру там на арене, и все будет кончено, и ты никогда не узнаешь обо всем. Но…

Было удивительно, как быстро это произошло. Как пламя, окунутое в холодную воду.

Внезапная волна гнева была холодной и всепоглощающей.

– И что, черт возьми, это должно было означать? – сказала я. – Это должно было быть милосердием? Что ты умираешь за меня?

Его лицо изменилось, между бровями появилась складка.

– Я…

– Мне снится, как мой клинок входит в твою грудь каждую гребаную ночь, Райн.

Слишком много эмоций. Не показывай ему это.

Но было слишком поздно. Слова лились из меня, горячие и обжигающие.

– Ты заставил меня убить тебя, – выкрикнула я. – Ты заставил меня сделать то, что ты не смог сделать. Второй раз в жизни я…

Я пыталась сдержать поток этих слов так сильно, что зубами я прикусила язык до крови. Я отвернулась. Но было слишком поздно, чтобы не увидеть, как на лице Райна промелькнуло осознание, когда он коснулся своей груди, прямо там, где ее пронзил мой клинок.

Стыд захлестнул меня.

Я почти…

Матерь, что за дочь, черт возьми, из меня получилась? Что за королева?

– Орайя, – начал Райн, и я вздрогнула, приготовившись к его словам.

Но тут раздался стук в дверь.

Он не шелохнулся. Я чувствовала, как его глаза смотрят мне в спину.

Раздался еще один стук, уже громче.

– Райн? – раздался голос Мише из коридора. – Ты там?

Тишина.

Затем он наконец поднялся. Я не поднимала глаз, хотя слышала, как открылась дверь, и прозвучало яркое приветствие Мише.

– О! Ты очнулась!

Я не могла смотреть на нее. Я не хотела, чтобы она тоже это увидела.

– В чем дело? – Голос Райна был тихим.

Наступило молчание, пока Мише, несомненно, собирала все фрагменты воедино.

– Это от Вейла, – сказала она, в тон ему. – Там появилась… проблема в Сивринаже.

Райн выдохнул, что было бессловесным проклятием.

– Ты был прав – вздохнула она. – Они – чертовы ублюдки.

Глава

28

Райн

– Вот же чертовы ублюдки, – прошипел я.

– Угу, – согласилась Мише.

Я снова прочитал письмо, пальцы смяли пергамент со словами Вейла.

Предварительный мир после моего выступления на собрании знати мог затянуться лишь на некоторое время. В окрестностях Сивринажа начались волнения, причем некоторые из мелких ришанских дворян не только отказывались посылать свои войска, но и активно подрывали усилия Вейла.

У меня была своя порция недостатков, но наивность не входила в их число. Я знал, что рано или поздно – скорее всего, рано – это должно было случиться.

Вейл не говорил прямо, что считает Саймона Вазаруса ответственным. Но я знал, в чем заключаются мои подозрения. Решил, что мы сначала разберемся с отвергнутым потенциальным Наследником со стороны Орайи, а потом придется разбираться с моими.

– Итак.

Одно слово, и я уже боялся, что Мише скажет дальше.

– Что это было? – спросила она, очень непринужденно.

– Что? – сказал я, хотя и знал, про что она.

– То, что я увидела, когда вошла.

У меня болела голова. Я не хотел думать о том, что это было, в основном потому, что сам не знал. Я не хотел думать о стонах Орайи, о ее коже, о том кратком моменте уязвимости. Или о боли в ее глазах.

– Ничего, – проворчал я.

– Не похоже, что ничего.

– Это была ошибка.

Все это.

Ты заставил меня сделать то, что ты не смог сделать, – говорила она со слезами на глазах, выражение лица было таким искренним и открытым. Она даже не представляла, я был уверен, что она была как открытая книга, когда вся эта боль выплыла на поверхность.

Я чувствовал себя так глупо. Так невообразимо глупо.

До этого момента я не понимал, что я сделал. Я думал, что принес эту великую благородную жертву. Думал, что спас ее – или пытался спасти, даже если все пошло не… не так, как я надеялся.

Нет. Я просто дал ей еще кое-что, из-за чего ей будут сниться кошмары.

– Я собираюсь уехать завтра, – сказал я. – На закате.

Я не отрывал глаз от письма в попытке показать Мише, что я не хочу говорить об этом, но, конечно же, это было проигнорировано. Я все еще чувствовал ее неодобрительный взгляд.

– Райн…

– Нечего сказать, Мише.

– Ерунда. – Потом еще раз, чтобы подчеркнуть: – Е. рун. да

– Ты умеешь обращаться со словами. Кто-нибудь говорил тебе об этом?

– Посмотри на меня. – Она выхватила письмо из моих рук и шагнула ко мне. Ее глаза были такими большими, что я иногда практически видел в них отражение огня, когда она действительно злилась.

– Так какой у тебя план? – спросила она. – Какой следующий шаг?

– О, я не знаю. – Я ткнул ладонью в письмо. – Пойду обезглавлю всех своих врагов и посмотрю, останется ли королевство, когда я покончу со всеми делами.

– Прежде всего, ты не сможешь ничего сделать со всей этой силой, пока не перестанешь возмущаться.

Я издал задыхающийся звук, который был почти смехом. Мне потребовалась каждая крупица самоконтроля, чтобы держать рот на чертовом замке, потому что ничего хорошего из этого бы не вышло.

Перестанешь возмущаться.

Я любил Мише – очень любил ее, но тот факт, что она могла сказать это с честным лицом, приводил меня в ярость. Конечно, я возмущался. Я был вынужден занять это положение – вынужден отчасти по ее вине.

– А во-вторых, – продолжила она, черты ее лица и голос смягчились, – ты не можешь просто сбежать от нее. Ты нужен ей.

На это я снова насмешливо хмыкнул. На этот раз в голосе было больше боли, чем злости.

– Ей нужен хоть кто-то, Райн, – сказала Мише. – Она… она действительно одна.

Эта часть… эта часть была правдой. Орайе действительно кто-то нужен.

Я вздохнул.

– Я знаю. Но…

Но этой личностью должен быть не я.

Мне показалось глупым говорить об этом. Я не мог заставить себя сделать это, не такими словами, хотя сейчас это казалось ясным как никогда.

– Не бросай ее, – сказала Мише. – Она не Нессанин. Это не закончится так же. Она сильнее этого.

Я бросил на Мише предупреждающий взгляд. Странно, что даже спустя сотни лет одно лишь упоминание имени Нессанин было подобно пальцу на спусковом крючке арбалета, посылающему стрелу сожаления в мою грудь.

– Нет. Орайя не похожа на Нессанин.

– А ты не Некулай.

– Чертовски верно, что нет, – проговорил я, хотя в голосе моем было меньше убежденности, чем хотелось бы. Я не был похож на него. Так почему же я чувствовал, что он следит за каждым моим шагом последние несколько месяцев?

– Впусти ее, Райн, – мягко сказала Мише.

Я потер висок.

– Я даже не понимаю, о чем ты говоришь.

– Чушь. Нет, понимаешь.

Я прикусил язык за своим резким ответом: не слишком ли это лицемерно со стороны девушки, которая закрывается каждый раз, когда кто-то пытается спросить ее о чем-то, черт возьми, реальном?

Но это была детская реакция. Дело было не в Мише.

Может быть, дело даже не в Орайе.

– Все ее бросили, – сказала Мише, ее глаза были печальны. – Все.

– Я не бросаю ее. – Мои слова прозвучали резче, чем я хотел. – Я дал клятву. Я этого не сделаю.

Твоя душа – моя душа. Твоя кровь – моя кровь. Твое сердце – мое сердце.

Я был поражен этим даже в ту ночь, тем, как эти слова слетали у меня с языка. С таким весом.

Было бы намного проще, если бы это была игра, в которой я изо всех сил пытался убедить всех остальных. Но в глубине души я знал, что это правда. Я мог лгать всем остальным, но я не умел лгать себе, даже когда мне этого хотелось.

Я отвернулся, изучая раскинувшиеся за окном дюны, сложив руки на груди. Вид был прекрасен, но через несколько секунд он расплылся до изображения страдающего лица Орайи. Ее лицо в ночь Кеджари. Ее лицо в день нашей свадьбы. Ее лицо, когда она рыдала на вершине башни в Лахоре. Ее лицо сейчас, на грани слез.

Как же я облажался.

С первого момента, когда я увидел Орайю, готовую броситься в стаю одурманенных вампиров, чтобы спасти свою подругу, торгующую кровью, я был очарован ею. Сначала я говорил себе, что это просто любопытство – абсолютно практический интерес к человеческой дочери Винсента.

Это притворство длилось недолго. Нет, я никогда не умел лгать самому себе. Я даже не пытался убедить себя, что единственная причина, по которой я держу Орайю рядом, – это то, что она может мне предложить.

– Я думал, что смогу, – сказал я наконец, не отрывая взгляда от дюн. Мой голос немного застрял в горле. – Думал, что смогу… не знаю.

Спасти ее.

Это были не те слова. Орайю не нужно было спасать. Ей просто нужна была душа рядом с ней на темном пути к ее собственному потенциалу. Кто-то, кто защитит ее, пока она не станет достаточно сильной, чтобы спастись самой.

Я решил:

– Я думал, что смогу помочь ей. Уберечь ее.

– Ты можешь. Ты справишься.

– Я не знаю. – Я повернулся. Мише снова опустилась в кресло, подтянув колени к подбородку, ее глаза были широко раскрыты и восхищены. Никто не слушал так, как Мише.

– Я сделал ей больно, – на вдохе произнес я, – так чертовски сильно, Мише.

Морщинка между бровями Мише смягчилась.

– Так и есть, – мягко сказала она. – И что ты собираешься с этим делать?

Я думал, что знаю ответ на этот вопрос. Я бы отдал ей все, что у нее отняли. Я бы передал ей силу, которую Винсент пытался скрыть от нее всю ее жизнь. Я бы защитил ее. Сберег бы ее. Вооружил ее.

Это казалось единственным правильным решением. И этот мир не заслуживал Орайю, но какой великолепной она могла бы стать.

Я хотел увидеть это. Какой, черт возьми, был смысл во всем этом, если я не мог этого сделать? Исправить эту единственную ошибку?

Но теперь в темные уголки этих мыслей закралось сомнение.

Может быть, это не я должен делать все эти вещи?

Я отвернулся к окну.

– Я вернусь в Сивринаж сам. – сказал я. – Орайя пока не должна путешествовать так быстро. Позже я попрошу кого-нибудь из людей Кетуры сопроводить вас двоих обратно.

Мише вскочила на ноги.

– Что? Ты не вернешься туда один, Райн.

– Поработай над ее магией вместе с ней. У тебя это получается лучше, чем у меня. А когда придет Кетура, она научит ее, как заставить крылья исчезнуть.

– Райн…

– У меня нет времени ждать, Мише, – огрызнулся я. Затем я выдохнул и сказал более мягко: – Сделай это для меня, хорошо? Присмотри за ней. Как ты и сказала. Ей нужен хоть кто-то.

Лицо Мише смягчилось, хотя я все еще мог видеть в нем конфликт – она разрывалась между тем, чтобы отпустить эту ситуацию, и тем, чтобы настаивать.

– Хорошо, – сказала она наконец, хотя в ее голосе не было убежденности.

Я УШЕЛ, как только наступила следующая ночь. Я попрощался с Мише, которая громко и категорически не соглашалась с моим решением уехать раньше. Я быстро прекратил спор.

Когда я подошел к двери Орайи, никто не ответил на мой стук.

Она, конечно, была там. Ей больше некуда было идти. И все равно, я чувствовал ее запах. Я всегда чувствовал запах крови Орайи, ее пульс. Я слышал, что она там, слышал слабый шорох одеяла на кровати.

Я снова постучал.

На третий раз я решил, что просто оставлю все как есть.

Я постучал еще раз, и…

– Что?

Откровенно язвительный тон. Я не мог удержаться от того, чтобы не улыбнуться уголком рта. А вот и она.

Я открыл дверь и заглянул внутрь. Она сидела на кровати скрестив ноги с книгой, ее крылья были слегка расправлены за спиной.

Я тщательно оценил ее состояние в ту долю секунды – глаза, кожа, крылья, раны.

Раны выглядели лучше, чем прошлым вечером. Крылья тоже выглядели более расслабленными. Вчера я практически переживал за нее, чувствуя, как напряглись мышцы. Напряжение, я был уверен, возникло задолго до появления крыльев. Орайя всегда старалась носить все эти доспехи. Я знал, что она держала окружала себя ими в течение двадцати лет.

Я пялился на нее. Орайя выглядела невесело.

– Что? – рявкнула она снова.

Я улыбнулся ей.

– Ты так очаровательна, принцесса.

Она уставилась на меня.

– Я ухожу, – сказал я.

Она слишком быстро дважды моргнула. Ее лицо изменилось, ворчливость сменилась на…

Моя бровь дернулась.

– Вы только посмотрите на это лицо, – сказал я. – Если бы я не знал тебя хорошо, я бы подумал, что ты волнуешься.

– Зачем? – спросила она, напрягая голос. – Куда ты уходишь?

– Обратно в Сивринаж.

– Зачем?

Я одарил ее натянутой улыбкой, больше похожей на оскал зубов.

– Потому что ришанские дворяне – чертовы мудаки.

Я практически слышал, как Кейрис ругал меня за то, что я давал ей столько информации – информации, которая может быть использована против меня.

Ее выражение лица снова изменилось. Неодобрение. Черт, может быть, ненависть. Она попыталась подавить эти эмоции и, конечно же, не смогла.

– О.

– Мише останется здесь с тобой, также останутся некоторые стражники. – Я кивнул на ее крылья. – Держи их пока подальше. Кетура будет здесь через несколько дней. Она научит тебя, как их убирать. Это будет несложно, когда научишься.

Она уставилась на меня, морщинка пролегла между ее бровями, но Орайя ничего не сказала.

– Постарайся сдержать свое волнение по поводу моего отъезда, – сказал я категорично.

Я взглянул на стол. Там стояла пустая миска – выскобленная дочиста. Я не мог не почувствовать удовлетворения от этого.

Орайя по-прежнему ничего не говорила.

Я не совсем привык к тому, что она такая тихая.

– Ну, вот и все, – сказал я. – Береги себя. Увидимся через несколько недель.

Я начал закрывать дверь, но она сказала:

– Райн.

Я остановился на пол пути. Оглянулся назад. Она слегка наклонилась вперед, ее губы были сжаты вместе, будто в знак протеста того, что находилось за ними.

– Спасибо, – сказала она. – За то, что вылечил мои крылья.

Мои пальцы сжались на дверной раме.

Как будто за это меня нужно было благожарить. Обычная порядочность.

– Я же сказал, что ты создана для неба, – сказал я. – Было бы несправедливо позволить отнять это у тебя.

Слабый намек на улыбку промелькнул на ее губах, как проблеск солнца сквозь облака.

Потом она словно потускнела, ее глаза стали отрешенными. Я подумал, не думает ли она о Винсенте.

Она быстро смахнула это выражение лица.

– Безопасной дороги, – сказала она, направив свой взгляд к книге.

Я слабо улыбнулся ей.

– Спасибо.

Той ночью, ушел около полуночи, вооруженный до зубов, с двумя охранниками Кетуры. Вейл бы сказал, что этого мало, но я предпочел оставить остальных для Орайи и Мише. Обе они, конечно, были силой, с которой нужно было считаться, но Орайя была ранена, а Мише… ну, казалось, что каждый раз, когда я смотрел на нее, я видел все новые шрамы от ожогов на ее руках.

Я оглянулся в последний раз, прежде чем улететь. И тут мой взгляд устремился вверх, на второй этаж маленького дома, где лунно-серебристые глаза остановили мое сердце каждый чертов раз.

Орайя прислонилась к оконной раме, скрестив руки. Когда мой взгляд встретился с ее, она подняла одну руку в почти волнообразном движении.

Это было похоже на какую-то маленькую победу.

Я помахал ей на прощание, а потом исчез.