Текст книги "Пепел и проклятый звездой король (ЛП)"

Автор книги: Карисса Бродбент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

Глава

60

Райн

Нужно отступать.

Я летел над полем битвы, морем кровавой бойни, с обмякшим телом Орайи на руках. Она была покрыта таким количеством крови, что я даже не мог определить, где она была ранена, – только то, что Саймон сделал с ней, было разрушительным.

Она не была мертва.

Она не могла быть мертва.

Я чувствовал биение ее сердца, медленное и слабое. Я отказывался принять вероятность того, что оно остановится. Этого нельзя было допустить.

Она не была мертва.

Я знал, что Саймон не отставал от меня, бросаясь в бой. И я знал, знал, что как только он приземлится, для всех нас все будет кончено.

Нужно отступать.

Я нашел Вейла в разгаре кровопролития. Он разрубал ришанского мятежника, упавшего с неба. Я не узнал собственного голоса, когда выкрикнул его имя. Он обернулся и меньше чем за секунду увидел нас с Орайей, и его брови тут же исказились в мрачном ужасе.

Затем его глаза поднялись над моим плечом и расширились.

Саймон.

Я выдавил:

– Отступайте. Сейчас же. Выводите столько воинов, сколько сможете.

И я не переставал лететь.

Мне нужно было найти безопасное есто. Где-то поблизости. Где-то в скрытом от других месте. Там, где никому не придет в голову искать ее. Там, где ей помогут сейчас, прямо сейчас, потому что я не собирался позволить ей умереть у меня на руках после всего, что мы пережили вместе.

Я не мог вернуться в лагерь – никто не мог помочь ей там, по крайней мере недостаточно быстро.

Я не мог вовремя вернуться к месту встречи.

Я не мог попасть в Сивринаж, где ее могли бы найти Саймон и Септимус.

Мои мысли не имели смысла. Я не знал, как или почему выбрал наше направление. Это не было сознательным выбором. Просто память об имени и месте, нацарапанных на письме двадцатипятилетней давности, и слепая надежда, и полное, черт возьми, отчаяние.

Какая-то далекая часть моего подсознания принимала решение без меня, а я не мог думать ни о чем, кроме Орайи в моих объятиях, ее обмякшего тела и биения ее сердца, которое становилось все медленнее и слабее.

Вартана находилась недалеко от Сивринажа, всего в нескольких городах отсюда. Это был небольшой городок, едва заметный с высоты – из тех, куда заезжают только если есть причина. Я сам удивился, когда неуклюже приземлился на пыльные улицы человеческих кварталов.

Они должны были помочь ей. Они должны были.

Я был на городской площади. После наступления ночи здесь было тихо. Я почти не обращал внимания на окружающую обстановку: кирпичные здания, грязные улицы, фонтан-колодец в центре площади. На его краю расположилась молодая пара, видимо, прервавшая свое полуночное свидание, и они смотрели на меня потрясенными глазами.

Я лишь отдаленно представлял себе, как, должно быть, выглядел, приземлившись перед ними, сжимая в руках истекающее кровью тело Орайи. С дикими глазами, огромный, весь в крови.

Мужчина слегка толкнул женщину за спину, и они вдвоем, пошатываясь, попятились назад.

Я просто задыхался:

– Помогите. Мне нужна помощь.

Имя. Черт, как же его звали?

– Аля, – пробормотал я. – Аля. Здесь есть кто-то с таким именем. Целительница. Или раньше была…

Я даже не мог связать ни одной фразы.

Что я делаю? Что это за дикое предположение? Двадцать лет – большой срок. Кто знает, может быть, они еще…

Дыхание Орайи сбилось, замедлилось, и паника захлестнула меня.

– Скажите мне, – процедил я, делая шаг ближе. Женщина чуть не бросилась в фонтан, пытаясь отстраниться от меня, а мужчина схватил ее за руку и полностью заслонил ее собой.

Они были в ужасе. И я даже не могу их за это винить. Или, по крайней мере, не винил бы, если бы мог думать, дышать, думать о чем-то, кроме…

– Я – Аля.

Голос раздался у меня за спиной. Обернувшись, я увидел женщину средних лет, стоявшую в дверях жилого дома и настороженно смотревшую на меня. У нее были черные, с проседью волосы длиной до пояса и серьезное, испещренное морщинами лицо.

Я сделал дрожащий вдох и выдохнул.

– Мне нужно… Я…

– Я знаю, кто ты. – Ее взгляд переместился на Орайю, и ее лицо смягчилось. – Я также знаю, кто она.

Мой выдох облегчения был почти всхлипом.

– Вы можете…

– Входи, – сказала она, отходя в сторону. – Быстрее. И перестань орать, пока ты не переполошил полрайона.

Антракт

Свергнуть королевство не так уж сложно.

Оно уже было готово рухнуть. И раб – идеальный кандидат для того, чтобы сломать эти последние опоры, имеющие доступ к самым сокровенным уголкам замка и при этом остаться совершенно невидимым. Раб удивляется тому, что раньше ему и в голову не приходило сделать это. Это так просто. Так заслуженно. Гораздо изящнее, чем клинок, вбитый в грудь хозяина, а ведь об этом он всегда мечтал.

Он передает информацию многообещающему хиаджскому участнику в течение всех четырех месяцев Кеджари. Он передает ему расписание караулов, схему расположения замка, слабые места в укреплениях. Он следит за тем, какие меры принимает его король для своей защиты по мере того, как проходят дни и усиливается его паранойя, и передает их хиаджскому участнику состязания Кеджари.

Он осторожен. Он никогда не показывает своего лица. Он никогда не раскрывает своего лица. Он никому не шепчет ни слова, даже королеве на их тайных дневных встречах. Клинок, который он всаживает в спину своего поработителя, он всаживает так медленно и бесшумно, что даже не чувствует его.

Проходят недели, месяцы. Хиаджский участник, как все знали, побеждает снова и снова. Король становится все более жестоким, злобным в своем страхе. Ненависть раба превращается в тихую одержимость.

И вот, наконец, наступает ночь.

Последняя ночь Кеджари. В эту ночь и будущий король, и раб нанесут свои последние, сокрушительные удары. Хиажский участник получит победу, залитую кровью, и исполнение желания Богиней. Письмо раба, полное тайн, передается в обмен на гарантированную безопасность близких ему товарищей.

Жутко тихо за мгновения до смены мира. Закат неподвижен и застыл. Раб сделал свой последний шаг. Теперь остается только ждать.

И в эти тихие минуты он наконец-то рассказывает королеве. Они провели вечерние часы вместе, она прижалась к его груди, его рука гладила ее плечо, а он бессонно смотрел в потолок, думая о том, как все скоро изменится.

Он нежно будит ее, когда солнце опускается за горизонт, и до краха королевства остается всего час.

Слова льются с его губ. Ему кажется, что он преподносит ей драгоценный дар, который очень долго берег. И вот, наконец, он переплетает ее пальцы со своими.

– Нам нужно будет уехать сегодня вечером, – говорит он ей. – Сразу после окончания Кеджари. Он будет отвлечен, если вообще будет жив к тому времени. Мы сможем выбраться из Сивринажа до того, как начнется самое страшное.

Он ожидает радости. Вместо этого она пребывает в ужасе. Она качает головой.

– Ты должен остановить это, – говорит она. – Этого не должно случиться.

Несколько долгих секунд он не знает, что ответить.

– Все уже сделано, – говорит он ей. – Все уже кончено.

Ее лицо сморщивается, как будто она знала, что он это скажет, но правда все равно причиняет не меньшую боль.

– Я не могу, – говорит она. – Я не могу пойти с тобой. Я должна остаться здесь.

Его сердце замирает.

Он проводит последние минуты их прежней жизни, умоляя ее – умоляя ее уехать с ним.

И до самого конца, до того момента, когда она вырывает свои руки из его рук, она отказывается.

У них больше нет времени. Вот-вот начнется последнее испытание. И наконец она хватает его за лицо и яростно целует.

– Ты уйдешь, – шепчет она. – Но я не могу оставить его. Не сейчас.

Веками раб будет думать об этом моменте. Почему? Почему она предпочла умереть в своей клетке, а не обрести свободу?

Все в нем восстает против мысли о том, чтобы покинуть ее. Но он слишком долго добивался этого. Сидя за спиной своего господина на трибунах Колизея в ожидании последнего испытания, он смотрит на затылок королевы и представляет, как вынесет ее на плече, когда будет уходить.

Он не наблюдает за битвой. Но по крикам зрителей, оглушительным и кровожадным, он понимает, что она закончилась. Небо меняется, над ним кружатся осколки неестественного света. В воздухе повисло затаившееся дыхание, предвкушающее скорое появление Богини.

Король поднимается, устремив глаза в небо.

Но пока все остальные смотрят в небо, королева просто смотрит через плечо на раба. Ее губы складываются в одно беззвучное слово:

– Уходи.

И он уходит.

СНАЧАЛА ОН ПУТЕШЕВСТВУЕТ ПЕШКОМ, предпочитая скрытность скорости. У него нет никаких вещей и очень мало денег. Ему некуда идти, кроме как «куда угодно, только не сюда».

Он слышит, как эхо разносится по воздуху, когда хиаджский победитель забирает свой приз. Крики и радостные возгласы пронзают ночь, словно Дом Ночи – это один умирающий зверь, издающий последний рев.

Не оглядывайся, говорит он себе. Это не имеет значения.

Но по какой-то причине он все равно оглядывается.

К этому времени он уже находится на окраине города, стоя с распростертыми крыльями, и готовый взмыть в небо, чтобы совершить свой последний побег. Он почувствовал порыв – внезапный и непреодолимый, словно призрачные руки тянут его назад.

Он поворачивается.

Колизей горит, ярко и сильно, как зараженная рана, готовая вот-вот взорваться.

Его взгляд задерживается там, но затем поднимается – поднимается к звездам, где все еще витает странный мерцающий свет богов – и он вдруг не может пошевелиться.

Ниаксия далеко, парит в небесах, словно наблюдая за забавными последствиями своего последнего подарка.

Но всегда можно почувствовать взгляд бога. А Ниаксия в эту ночь смотрит прямо на него. Он чувствует ее взгляд, ощущает его как благословение, как проклятие, как железный кол, пригвождающий его к судьбе, которой он не хочет.

И она улыбается – жестоко, красиво, разрушительно.

Он пытается сказать себе, что не чувствует, что меняется в этот момент. Он пытается сказать себе, что воображает головокружительный, выбивающий из колеи прилив сил в его венах. Он пытается сказать себе, что внезапный удар боли по позвоночнику – это плод его тревоги.

Но правда есть правда.

В этот момент раб становится королем.

Он отворачивается от богини и улетает в ночь. Позже, надежно укрывшись в маленькой деревушке, где никто и не подумает его искать, он будет потрясенно смотреть на красные чернила на своей спине. Он заплатит какому-нибудь голодному нищему без языка все деньги, которые у него есть, чтобы тот помог выжечь ему спину, выжечь так жестоко, что он едва не убьет себя, пока шрамы не станут такими ужасными, что искоренят знак.

Он не король, говорит он себе. Он не Наследник. Он просто свободный, впервые за почти столетие.

Но если он говорит себе что-то, это не значит, что это правда.

Это лишь первая ночь из тысяч, которые Обращенный король проведет, обманывая себя.

Пройдет двести лет, прежде чем он примет правду.

Глава

61

Орайя

Я открыла глаза.

Какая-то внутренняя часть меня ожидала увидеть лазурный цвет потолка моих покоев в замке. Почувствовать знакомый аромат розы и ладана.

Но нет. Потолок был старый, из расположенных в хаотичном порядке деревянных досок. В комнате пахло лавандой и горелым деревом в камине.

Такой незнакомый, и в то же время… такой узнаваемый, что я не могла понять. Как будто этот запах обращался к той части меня, которую я давно забыла.

Я повернула голову, и меня встретила волна поистине мучительной боли.

Но я была жива.

Я действительно была жива.

Когда фрагменты воспоминаний битвы вернулись ко мне – чудовищное лицо Саймона, склонившееся надо мной – это показалось мне чертовым чудом.

Мои глаза сфокусировались. Я находилась в крошечной спальне, лежала на старой, потрепанной временем кровати, покрытой явно самодельным одеялом. Передо мной была закрытая, немного кривая деревянная дверь, возле которой стоял маленький деревянный стул.

А на этом стуле – крошечном, шатком стуле, забавно развалившись на нем – сидел Райн.

Он слегка сопел, голова приподнята назад к стене, под углом, который выглядел болезненным. Руки были перекрещены на груди. На нем была обычная хлопковая одежда, которая казалась готовой разорваться по швам при первом же чихе. Темные высохшие пятна крови портили кремовую ткань, и его предплечья были обмотаны плотными бинтами.

У меня заслезились глаза. Я уставилась на него, изображение медленно расплывалось. В груди было так тесно. Я не думала, что это связано с моими травмами.

Я шмыгнула носом, а Райн спал так чутко, что этого звука было достаточно, чтобы он проснулся с забавной резвостью и чуть не свалился со стула, тут же потянувшись за мечом, которого там не было.

Я не смогла удержаться. Я засмеялась. Звук был ужасен – он был подобен хрипу задыхающегося человека.

Райн едва успел выпрямиться. Потом его взгляд упал на меня.

Он стал совершенно неподвижен.

И тут он одним движением опустился на колени возле моей кровати, обхватил руками мое лицо, словно хотел убедиться, что я настоящая.

Ты жив, – хотела сказать я, но смогла вымолвить только:

– Я тебя напугала?

Я улыбалась, немного смеялась, хотя звук был практически всхлипом. И вскоре Райн тоже засмеялся и стал целовать мое лицо – лоб, брови, нос и, наконец, рот, оставляя на губах привкус слез.

– Никогда больше так со мной не поступай, – сказал он. – Никогда, черт возьми.

Дверь открылась.

В проходе стояла женщина, держа в одной руке ступку и пестик, как будто она так быстро примчалась, что даже не успела отложить то, что делала.

– Я услышала…

Но тут ее глаза нашли мои, и слова исчезли.

Я тоже не могла говорить. И не могла отвести взгляд. Потому что, Богиня, она выглядела такой знакомой, такой знакомой, что все остальное отпало. Эти зеленые глаза так напоминали мне кого-то, кого я когда-то знала.

Она испустила долгий вздох.

– Ты проснулась, – сказала она одновременно с моими словами:

– Я тебя знаю.

Глаза сморщились в грустной улыбке.

– Я не думала, что ты меня вспомнишь.

Я не знаю, точно ли я ее помню. Это было больше похоже на… распознавание врожденной осведомленности.

– Я… ты…

Мои слова оборвались. Я не была уверена, что хотела сказать, и как назвать то, что я чувствовала.

Она вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Я Аля, – сказала она. – Я твоя тетя.

АЛЯ, резкая и трудолюбивая, настояла на том, чтобы осмотреть меня, прежде чем мы поговорим о чем-то еще. Поэтому, пока она проверяла пульс и перевязывала меня, Райн отвечал на все вопросы, которые, как он уже знал, я задам.

Он сказал мне, что мы здесь совсем недолго, всего день. Остальные отступили к месту встречи за Сивринажем, в один из городов, которые хиаджам удалось удержать под контролем, но это был лишь вопрос времени, когда Саймон отправится за ними туда. Они тоже зализывали свои раны и, получив команду, отступили бы еще дальше к скалам.

Коротко говоря, битва была чертовой катастрофой.

Да, нам удалось разрушить большую часть оборонительных сооружений вокруг Сивринажа, и, если уж на то пошло, нам удалось уничтожить большое количество войск Саймона. Но и он убил немало наших.

И то, что Септимус сделал с Саймоном… кулон, зубы…

Матерь, неужели мне это не привиделось? Это было похоже на сон. Проклятый Богиней кошмар.

Куда, черт возьми, мы попали?

– Мы должны вернуться, – сказала я.

– Нет, пока ты не сможешь передвигаться, – сказал он.

– Я чувствую…

Прекрасно.

Как ни странно, я действительно чувствовала себя прекрасно. Да, у меня кружилась голова. Была слабость. Но… я чудом исцелилась, если не считать всего остального. Аля стояла позади меня и наносила целебную мазь на рану на спине. Было больно, и я издала шипение сквозь зубы.

Но боль была преодолимой.

Боль не была смертью.

Я посмотрела на свои руки, где, как я знала, были серьезные раны. Остались только слабые красные следы, покрытые темно-красными корочками.

Райн проследил за моим взглядом, и слабая улыбка искривила его губы.

– Оказывается, твоя тетя – чертовски хороший целитель.

– Мы получили немного помощи, – добавила она. – Из его крови.

Все говорили так, как будто все это было совершенно нормально. Но нормальность этого была самой запутанной из всех.

Тетя. Богиня, помоги мне. Я даже не знала, с чего начать.

– Как ты догадался привести меня сюда? – спросила я Райна.

Его улыбка померкла, словно он снова погрузился в воспоминания.

– Честно? – сказал он. – У меня не было ни одной чертовой зацепки. Я знал имя из писем твоей матери и город. Я знал, что тот, кто их написал, был целителем. И я… я был в отчаянии. Я не знал, куда идти. Не знаю, почему я оказался здесь.

За моей спиной Аля издала негромкий смешок.

– Судьба, – сказала она. – Это за пределами понимания смертных.

Я не была уверена, шутит она или нет. У нее было какое-то плоское выражение лица, которое звучало так, будто это может быть либо глупая серьезность, либо сухой юмор. Но… так или иначе, я не могла не согласиться с ней.

Она подняла мою левую руку, проверяя повязку на плече.

– Тебе повезло, что он догадался привести тебя сюда, – сказала она. – Магия Ниаксии не смогла бы помочь тебе так же хорошо.

– Что это за магия? – спросила я.

– Акаэджи. Вампирская магия не смогла бы тебя спасти.

Ложь Винсента разрушила мою веру в судьбу. Но то, что Райн нашел эти буквы, это имя, это место – то, что в панике он решил привести меня сюда, в любое другое место…

Это было похоже на правду.

Райн выглядел немного бледным. Я подумала, не думает ли он о том же, о везении и о том, как по-разному могли сложиться наши судьбы. Не задумываясь, я коснулась его руки, скользнув по шершавой коже. Он поднял ладонь вверх, и пальцы свободно сплелись с моими.

Мой взгляд переместился на покрывало и на костлявые обветренные руки Али, находящиеся на нем. От этого зрелища на меня накатила очередная головокружительная волна чего-то знакомого.

Эти руки.

Я вспомнила, как держала эти руки, давным-давно.

Твои гораздо более морщинистые, чем мамины.

Это не очень вежливо, Орайя.

– Я жила с тобой, – пролепетала я.

Аля вздернула бровь. Это был лишь слабый намек на удивление.

– Я не думала, что ты это помнишь. Ты была очень, очень мала. – Она оглядела маленькую спальню. – Вообще-то ты родилась здесь. В этой комнате. Это… это был тяжелый день. Я не была уверена, что ты выживешь. Я делала все возможное, чтобы вылечить вас обеих, но…

Она моргнула, словно отгоняя прошлое.

– Я не чувствовала этого уже очень, очень давно. Пока он не появился вчера. Навеяло… так много воспоминаний.

Богиня, я никогда не думала, что кто-то будет смотреть на меня так, как она сейчас. С ностальгической привязанностью к общему прошлому.

У меня было так много вопросов.

– Как… почему… – И вот, наконец, – Моя мама…

Мой голос прервался. Я даже не знала, что хотела узнать в первую очередь.

Все. Все, что угодно.

Улыбка смягчила жесткие линии рта Али.

– Она была замечательной. И была несносной.

– Она тоже была последователем Акаэджи.

Я не знала, почему мне так хотелось сказать об этом – продемонстрировать, что я что-то знаю о ней.

– Да. Это была ее идея. Мы обе были юны, росли здесь, в человеческих районах Вартаны. А эта жизнь – довольна тяжелая, для людей в Обитрэйсе. Вартана не так плоха, как Сивринаж или Салины, но есть пределы того, что человек может сделать со своей жизнью в этом королевстве. Однако Алана никогда не мирилась с этим. Она была амбициозна. Опасное качество для человека в ее положении. Она была одарена способностью к магии, и вместо того, чтобы заняться искусством Ниаксии, зная, что никогда не сможет быть более чем успешна в этом, она решила пойти в другом направлении.

– Акаэджа, – сказала я, и Аля кивнула.

– Да. Это единственный другой бог, который позволил бы использовать свои силы кому-то из Обитрэйса, даже человеку. Но для Аланы дело было не только в этом. Ей нравилось, что Акаэджа – богиня потерянных вещей. Ей казалось, что мы все заблудились. Что нам нужен кто-то, кто направит нас назад. В конце концов, я тоже в это поверила и стала учиться вместе с ней.

Сама того не желая, я начала наклоняться на кровати, желая приблизиться настолько, чтобы впитать слова в кожу. С каждым словом я вписывала цвет в старый чернильный портрет моей матери.

– Значит, моя мать была… целительницей? – спросила я.

– Нет, я всегда была лучшей целительницей. У нее не хватало на это терпения. Кроме того, я думаю, что она была слишком мала для такого. Ей хотелось чего-то большего. Чего-то великого. Она экспериментировала с колдовством, с провидением. – Аля слегка рассмеялась. – Я всегда ее упрекала за то, что она выбирала самые бесполезные навыки. А она мне говорила, что когда-нибудь они пригодятся, нужно только подождать.

Затем улыбка стала холодной.

– Полагаю, это оказалось правдой. Когда пошел слух, что Винсент разыскивает провидцев.

Она произнесла имя Винсента как проклятие, как нечто грязное, что должно быть изгнано.

Мой пыл погас, как свеча, оставив после себя лишь ужас.

Так много вещей, которые мне нужно было знать.

Столько всего, чего я не хотела слышать.

– Никто не мог ее остановить, – продолжала Аля. – Она хотела чего-то большего, чем это место, эта жизнь. Поэтому она направилась в Сивринаж и предложила ему себя. Она сказала нам, что это ее шанс стать кем-то важным. Деньги. Безопасность. Не только для нее, сказала она, но и для всех нас. – Она покачала головой. – Я умоляла ее не ехать, – прошептала она. – Но ее было не переубедить.

Я сжала руки в кулаки, костяшки пальцев побелели. Мое тело напряглось, как будто я готовилась к удару. Может быть, Райн почувствовал это, потому что он положил руку мне на спину, и, Матерь, я была так благодарна за это единственное успокаивающее прикосновение.

Я проклинала Винсента в своей голове бесчисленное количество раз. Кричала в подушку от ярости и обиды за то, что он сделал со мной, за ту ложь, которую он мне говорил.

И все же он оставался моим отцом. Я любила его. Я скучала по нему. Я дорожила теми крупицами добра, которые остались в моих воспоминаниях о нем. Я не хотела приносить их в жертву тому, что собиралась рассказать мне Аля.

Но еще больше я хотела узнать правду.

– Что произошло? – прошептала я.

Аля тихонько засмеялась.

– Что случилось? Она влюбилась. Вот что случилось. Она была красивой молодой женщиной с огромными мечтами, хоть и выросшей в нищете. Он был красивым королем вампиров, который заставил ее почувствовать… – тут она замешкалась, подыскивая подходящее слово. – Он дал ей то, чего у нее никогда не было раньше. Он дал ей цель. Конечно, она влюбилась в него. Как же иначе?

Я испустила дрожащий вздох.

– Зачем она ему понадобилась? – спросила я. – Над чем они работали вместе?

– Я тогда еще не знала. До меня доходили только обрывки, иногда, когда она писала мне, обращаясь за советом. Я поняла, что она пытается восстановить что-то утраченное или, возможно, создать что-то новое. Что-то очень мощное. Но она была очень скрытной. – Аля перевела взгляд на Райна. – Но теперь, узнав о предполагаемых экспериментах Винсента… я подозреваю, что она помогала ему использовать эту кровь бога.

Я удивленно моргнула, затем взглянула на Райна, который пожал плечами.

– Мы разговорились, – сказал он. – Пока ты была без сознания.

– Я тогда не очень расспрашивала об этом, – сказала Аля. – Меня не волновали махинации короля вампиров. Меня волновала моя сестра. Она жила с ним несколько лет. И поначалу… она казалась счастливой. Это было все, что имело для меня значение. Однажды она пришла сюда вместе с ним.

Я вскинула брови.

Это было за гранью моего воображения. Винсент, здесь? В лачуге в людском квартале маленького городка, который едва ли был виден на карте?

Аля горько рассмеялась.

– Я тоже сделала такое лицо, когда он появился здесь. И это был странный визит.

– А каким он был тогда?

Я не могла не спросить. Не могла остановиться.

Она на мгновение задумалась, прежде чем ответить.