Текст книги "Пепел и проклятый звездой король (ЛП)"

Автор книги: Карисса Бродбент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

Глава

15

Райн

– Было скучно просто бродить в одиночестве. Что еще я должна была делать?

– Держаться подальше от неприятностей. Держаться подальше от столицы и гражданской войны. Найти безопасное и спокойное место.

Мише сморщила нос.

– Безопасное и спокойное?

Она сказала это так, как будто эта мысль была нелепой, и, честно говоря, любой, кто хоть раз встречался с Мише, знал, что так оно и есть. Мише была противоположностью безопасности и спокойствия. Мише была настолько импульсивной и безрассудной, что иногда это меня искренне пугало.

Когда она наконец освободила меня из своих удушающих объятий, она потащила меня в свою гостиную. На ней были пыльная белая рубашка и брюки, испачканные после дороги. Но если она и устала, то не подала виду, а потом она свернулась калачиком в кресле и подтянула колени к груди, и с широко раскрытыми глазами требовала, чтобы я ей все рассказал. Она слышала самые важные новости, говорила она, но хотела узнать все от меня.

В мире не было ни одного человека, с которым мне было бы комфортнее, чем с Мише. Она видела меня в худшем состоянии. И все же… рассказать ей всю историю о том, что произошло во время последнего испытания Кеджари и после него… было трудно. Мне еще не доводилось собирать все события в один рассказ. Мои глаза переместились на определенное место на ковре, пока я рассказывал ей, как можно более скупо, о том, что произошло.

К тому времени, когда я закончил, волнение Мише сменилось такой неприкрытой, выворачивающей наизнанку грустью, что, когда я снова перевел взгляд на нее, это заставило меня подавить смех. Она выглядела так, словно была близка расплакаться.

– Сиськи Иксы, Мише. Все не так драматично.

Но Мише просто разжала ноги, пересекла комнату и обняла меня еще раз, не по-щенячьи восторженно, как при воссоединении, нет, это было спокойное объятие друга, который хочет поддержать.

Я высвободился из ее объятий.

– Со мной все в порядке. А от тебя воняет.

– Ты не можешь мне лгать, – пробормотала она, а затем села на пол, скрестив ноги, и подперев подбородок руками.

– Серьезно, Мише… – Я ковырял ноготь. Я не был уверен, была ли под ним все еще чья-то чужая или моя собственная от моего непрекращающегося ковыряния застывшая кровь, однако я не мог заставить себя оставить это дело в покое. – Здесь все плохо. Тебе стоит вернуться в деревню.

Мне было легко это сказать, мне было легко выставить Мише из Сивринажа, и все же какая-то часть меня проклинала себя за то, что я произнес эти слова – даже зная, что, конечно же, она не послушает.

Я скучал по ней. Нет, это было даже мягко сказано. Она была моей единственной семьей, кровной или нет. Сейчас в живых было два человека, которые, как я чувствовал, к лучшему или к худшему, действительно знали меня. Орайя и Мише. Когда Орайя смотрела на меня, это было обвинение из разряда: я вижу, кто ты на самом деле. Но когда Мише смотрела на меня, это была привязанность. И мне этого не хватало, но это также было неудобно. Всегда было труднее играть роли, которые мне нужно было играть, когда Мише была рядом, она знала меня слишком хорошо.

– Там было скучно, дерьмово. Кроме того, ты действительно думал, что я просто оставлю тебя здесь одного? – Между ее бровей появилась глубокая морщинка. – Или ее?

Ее. Орайя.

Несмотря на все это, мне стало немного теплее на сердце от осознания того, что Мише полюбила Орайю. Как будто она с самого начала знала, насколько важной она станет для меня. Мне всегда было интересно, есть ли в Мише немного магии разума. Хотя бы чуть-чуть. Такие вещи не относятся к Атроксусу, но ее эмпатия была немного странной.

Я чувствовал, что мне нужна Мише, и я ненавидел это чувство. Но, возможно, Орайя нуждалась в ней даже больше, чем я, прямо сейчас.

– Мм, – сказал я, не выражая ничего из этого.

– Дела плохи?

Я думал о безудержных рыданиях Орайи посреди дня, когда она думала, что никто ее не слышит. Думал о безмолвной пустоте на ее лице в течение нескольких недель.

Вспомнил ее голос: «Я ненавижу тебя».

– Да, – сказал я. – Дела плохи.

Признание было горьким и с примесью сожаления.

Я уже давно отказался от представления о себе как о морально порядочном человеке. За эти годы я убил сотни людей своими руками. Тысячи косвенно, в результате моих действий в прошлом Кеджари или в этом. Я делал то, что было необходимо, чтобы выжить. Я старался не корить себя за это.

Но я всегда буду сожалеть об этом. О том, что сломал Орайю. Это был грех, который я никогда не смогу искупить.

Повисло долгое молчание. Потом Мише тихо сказала:

– Я просто… очень, очень рада, что ты не умер, Райн.

Я немного посмеялся, но она огрызнулась:

– Это не шутка. Я серьезно. О чем ты только думал?

Я не был уверен, что рад тому, что не умер. Когда Орайя убила меня, я был уверен, что поступаю правильно. Даю Орайе силу, необходимую для раскрытия ее потенциала. Даю Дому Ночи чистое начало. Никаких запутанных союзов с Кроворожденными. Никакого трудного и непонятного прошлого.

В тот момент казалось, что ради этого стоит умереть. Умереть, в конце концов, было не так уж и сложно. Возвращение – вот с чего начался весь этот бардак.

Я слишком небрежно произнес:

– Я не очень-то много думал, – хотя это была откровенная ложь.

Она нахмурила брови.

– Но ты так много работал для этого.

Мне пришлось сжать челюсти, чтобы не сказать правду.

Ради этого? Нет.

Я принял участие в Кеджари, потому что это сделала Мише. Потому что она заставила меня. Потому что однажды, когда мы путешествовали, она застала меня в особенно тяжелую ночь, и я рассказал ей все – правду о том, кто я такой, и о шраме на спине, о том, чего я никогда не произносил вслух кому-то другому.

Каждая эмоция отражалась на лице Мише, и в тот вечер я наблюдал, как она грустит из-за меня, а затем видел ее замешательство, а потом то, что на самом деле причиняет боль: волнение.

– Ты, – вздохнула она, ее глаза загорелись, – Наследник ришанского рода, и ты ничего не делаешь, зная это? Ты хоть представляешь, что ты можешь сделать?

Это, черт возьми, убило меня. Надежда.

В ту ночь мы поссорились и это была одна из наших худших ссор, даже после многих лет постоянного общения. На следующую ночь Мише исчезла. Я был вне себя, когда она почти на рассвете вернулась, и показала мне свою руку на которой был шрам от пореза.

– Мы примем участие в Кеджари, – самодовольно сказала она. Как будто она только что записала нас на урок живописи или экскурсию по городу.

Я давно не был так зол. Я сделал все, что мог, пытаясь найти способ избавить ее от этого. Но в итоге я оказался рядом с ней, как она и задумала.

После моей первой вспышки гнева в тот первый вечер я никогда не говорил ей, что я чувствую по этому поводу. Я держал это неприятное ощущение в тугом узле в груди, которое зарыл так глубоко как мог.

Было трудно злиться на Мише.

Но тяжелее, чем злость, было беспокойство.

Это был не маленький шаг – принять участие в Кеджари. Я часто и невольно думал о Мише, о решении, которое она приняла, и о том, как чертова удача спасла ей жизнь.

Только один участник мог выиграть в Кеджари. Каков был план Мише, если бы все сложилось иначе?

Мне не хотелось думать об этом.

Я оторвал взгляд от обвиняющего взгляда Мише и перевел его на руку, которую она положила на колено, и на шрамы от ожогов, едва заметные под тканью рукава.

Если она и увидела этот взгляд, то проигнорировала его, вместо этого она наклонила голову и одарила меня легкой, ободряющей улыбкой.

– Не стоит быть таким подавленным, – сказала она. – Все образуется. Я знаю, что все получится. Просто сейчас тяжело, но хорошо, что ты здесь.

– Мм. – Если бы только правда была так же проста, как оптимистичные банальности Мише. Я искоса взглянул на нее. – Как ты?

– Я? – Ее лицо на минуту стало серьезным, а затем она беззаботно пожала плечами. – О, ты же меня знаешь. Я всегда в порядке.

Я хорошо ее знал. Знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, когда она лжет. И знал, когда не стоит давить.

Я протянул руку и потрепал ее волосы, заставив ее сморщить нос и отпрянуть.

– Они слишком длинные, – сказала она. – Я должна их подстричь.

– Мне нравится. Перемены тебе к лицу.

Она нахмурилась. Затем она поймала мой взгляд, и выражение ее лица превратилось в ухмылку.

– Поймала тебя, – сказала она. – Ты рад, что я здесь.

– Никогда, – сказал я.

Отлично, она поймала меня. И это, черт возьми, моя вина.

Глава

16

Орайя

Райн был верен своему слову. После этого дверь больше не была заперта. Я не собиралась рассыпаться в благодарностях за это дарование и я не сомневалась, что стража по-прежнему не спускает с меня глаз. Но все же… мне нравилась свобода. На следующий вечер я гуляла по залам замка в одиночестве. Стражники и солдаты бросали на меня странные взгляды, но никто меня не беспокоил. Мне было как-то неуютно, я не могла определить, почему именно.

Может быть, это было из-за того, что замок уже выглядел совсем иначе. Все было в полном беспорядке. Тем не менее, я не могла не сравнить его с тем упадком, который я видела, когда ходила по этим залам во время Кеджари, когда я впервые заметила застойный упадок, скрывающийся в моем доме.

Теперь никто не мог назвать это место застойным.

Я остановилась на балконе, с которого открывался вид на пиршественный зал. Это была одна из немногих комнат, которые не подверглись значительным изменениям. Столы стояли на прежнем месте. Мебель не меняли.

Я вздрогнула и отвернулась.

Тренировка. Это то, что мне нужно.

Райн был прав в том, что мне не хватало практики. Я почувствовала это, когда мы сражались в оружейной, особенно ощутила то, как болели мои мышцы на следующий день и это стало долгим напоминанием о надобности в тренировке.

Я повернулась и остановилась, глядя в коридор перед собой.

И тут до меня дошло, почему мне было так странно ходить по этим коридорам.

Потому что раньше мне никогда не разрешали этого делать.

Винсент мог не ставить замки на мою дверь, но его приказа было более чем достаточно, чтобы не дать мне уйти, и он ясно дал понять, что ожидает меня если я ослушаюсь. Да, я улизнула, но это было в середине дня, и я кралась как маленькая тень, съеживаясь от каждого звука шагов.

Никогда прежде я не могла свободно передвигаться по этому замку. Никогда.

Это было… странное озарение.

– Разве не приятно видеть себя на свободе?

Я очень старалась не показать, что испугалась, но не смогла. Я повернулась, чтобы увидеть Септимуса, склонившего голову в знак извинения.

– Прости. Не хотел тебя напугать.

Похоже, что так оно и было, раз он так прятался.

– Я рад, что ты пришла в себя, – сказал он. – Я слышал, что ты согласилась помочь нам в нашей маленькой миссии.

– Говоришь так, будто у меня был выбор.

Он приподнял плечо слегка пожав им.

– Все равно. Так лучше. Заставить тебя было бы трудно для всех. Я думаю, особенно трудно было бы твоему мужу.

Я ненавидела, когда так называли Райна. Впервые в жизни я была благодарна за свое слишком выразительное лицо. Ухмылка отвращения промелькнула на переносице, прежде чем я успела ее сдержать.

В конце концов, у меня была своя роль.

Я – жестокий король, а ты – пленница-жена, которая меня ненавидит.

Септимус усмехнулся.

– Я бы не хотел оказаться не на той стороне, – сказал он. Он потянулся в карман и извлек коробку с сигариллами. Он открыл её, затем запнулся, его рука зависла над аккуратными черными сигариллами. На его лице появился странный вид – жесткая неподвижность, как будто волна льда обрушилась на его черты.

Я нахмурила брови, и мой взгляд проследил за его рукой над коробкой, застывшей в середине движения, как будто его мышцы застыли без его разрешения. Его безымянный палец дергался хаотичными рывками, от которых дрожала вся рука.

Несколько долгих секунд мы смотрели на его руку.

Затем он плавно переложил коробку в другую руку, быстро достал сигариллу и зажал ее между зубами, снова убирая коробку.

Этого момента как будто и не было. Он подмигнул мне, улыбаясь ровной, обаятельной и вечно невозмутимой улыбкой.

– Удачных тренировок, – сказал он. – Я оставлю тебя. У нас впереди несколько напряженных месяцев.

И он ушел, не сказав больше ни слова.

ОТЛИЧНО. Я была не в форме.

Мне было хорошо чувствовать свои клинки снова в руках, но восстановление этой части моей рутины только подчеркнуло, насколько многое изменилось. Я перешла от жизни в движении весь день на протяжении каждого дня, к лежанию в кровати и разглядыванию потолка. Удивительно, как сильно может ухудшиться состояние за месяц.

Месяц. Даже больше. Я не понимала, сколько времени прошло, пока физически не ощутила, как изменилось мое тело за это время.

С каждым вздохом, каждым упражнением, каждым ударом о жесткую ткань тренировочного манекена, я всё больше осознавала это.

Месяц.

Больше полного цикла луны мой отец был мертв.

Я пыталась прогнать эту мысль. Пыталась заставить свои мышцы болеть сильнее, чтобы сердце болело меньше. Это не помогло. Мысли все еще преследовали меня.

Месяц.

И я только что заключила союз с тем, кто убил его.

Я открыла дверь для одной безобидной мысли, и прежде чем я смогла остановить себя, она превратилась в нечто чудовищное.

Месяц.

Сколько раз я была на этом тренировочном ринге с Винсентом? Бесчисленное количество раз. Сейчас я практически слышала, как он выкрикивает мне приказы.

Быстрее. Сильнее. Не будь небрежной. Ты недостаточно стараешься, маленькая змейка. Этого будет недостаточно, когда случится что-то серьезное.

Он сильно давил на меня. Иногда я заканчивала наши занятия, развалившись в луже собственной рвоты.

Я давил на тебя, потому что хотел, чтобы ты была в безопасности, – прошептал Винсент мне на ухо.

Он давил на меня, чтобы я могла защитить себя.

Все в этом мире опасно для тебя, напомнил он мне.

Потому что я была человеком.

Но это не так.

Это была ложь. Все это было ложью.

Мои удары по манекену становились все быстрее, сильнее, небрежнее. Мои легкие горели. Грудь болела. Ночной огонь расцвел на острие моего клинка, окружая меня белыми пятнами.

Но я не была человеком.

Сколько раз я практиковала свою магию с Винсентом на этом ринге? Сколько раз он говорил мне, что моя сила, скорее всего, никогда ни к чему не приведет?

Неужели это тоже была ложь?

Ты знал? спросила я, нанося очередной удар по тренировочному манекену, набивка которого развалилась под действием силы.

Голос Винсента затих.

Почему ты не сказал мне?

Почему ты солгал мне, Винсент? Почему?

Тишина. Конечно.

Ночной огонь вспыхнул дикой волной, окружив меня ослепительной вспышкой. С отрывистым ревом я вонзила свое оружие в манекен, заставив его упасть. Мой удар был таким неуклюжим, таким жестоким, что я случайно отправила в него свой клинок, и металл ударился о землю с оглушительным звоном.

Я едва услышала его за звуком своего дыхания.

И тут я услышала позади себя знакомый голос.

– Я не понимал, как мне повезло, что я жив, пока не увидел это.

Райн.

Я зажмурила глаза, быстро смахивая слезы. Черт.

– Точно, – задохнулась я. Это прозвучало жалко и слабо.

– Ты, похоже, запыхалась.

О, да пошел он.

– У меня просто давно не было практики.

– Нужен партнер?

– Нет.

Он все равно подошел.

Я все еще не хотела смотреть на него, мне было стыдно за то, что я позволила ему увидеть. Я плакала и била воздух, как ребенок. Очень мило.

Но его молчание было слишком долгим. Слишком многозначительным.

Наконец, я повернулась к нему.

– Что? – огрызнулась я.

Он открыл рот, но потом, похоже, одумался.

– Ничего. Ты уверена, что не хочешь спарринг? Это лучше, чем бить манекен. В конце концов, тебе придется тренироваться со мной. – Он потянулся за своим мечом, приподняв бровь. Только сейчас мне пришла в голову мысль о том, как странно, что он всегда держал меч при себе, даже когда гулял по собственному замку. Возможно, он чувствовал себя здесь так же неуютно, как и я.

Он добавил с заговорщицкой полуулыбкой:

– Я предлагаю только потому, что не вижу здесь никаких окон, из которых ты могла бы выбросить меня на этот раз.

Я не знаю, почему я колебалась. Мне нужно было напомнить себе, как сражается Райн – нужно было убедиться, что я смогу поразить его, когда понадобится.

И все же… мне было не по себе.

Я отогнала это ощущение и сказала:

– Ладно. Если ты хочешь спарринг, тогда давай сражаться.

И я не дала Райну времени среагировать, прежде чем сделать выпад.

Но он был готов. Он легко блокировал и парировал мои удары.

Все это было легко – вот что делало это таким трудным.

Когда я сражалась с Райном в оружейной, мне так не хотелось вспоминать о том, как хорошо мы знали друг друга, как слаженно сражались вместе. Теперь же, когда я орудовала своими клинками, а не тем неуклюжим мечом, нас окружали призраки нашей последней битвы в Кеджари. Боль в мышцах утихла. Мы вдвоем пронеслись по тренировочному рингу, словно в танце.

Я ненавидела и любила это. Это было что-то твердое, за что можно было ухватиться, что-то бездумное и болезненное во всех физических местах, с которыми я могла справиться. И все же, каждый удар Райна напоминал мне о том, что мы когда-то были знакомы. Напоминал мне о том, для чего он использовал его.

Месяц.

Я издала бессловесное ворчание от напряжения, когда лязг металла о металл стал быстрее, быстрее, быстрее. Я видела, как его рот искривился в едва заметкой улыбке, совсем чуть-чуть, и услышала то, что он не сказал вслух:

А вот и она.

Ночной огонь вспыхнул вокруг меня, на этот раз не просто цепляясь за мои клинки и руки, но и охватывая все мое тело.

Райн дернулся назад, его рука взлетела вверх, чтобы закрыть лицо, и этого было достаточно, чтобы вывести меня из транса.

Осознание своего тела вернулось ко мне. Я ощутила мое сбившееся дыхание. Горящие легкие. Кричащие мышцы. И так же быстро Ночной огонь угас.

Я оступилась и упала на землю, когда Райн в порыве поднял свой меч.

Он тоже запыхался. Он вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

– Это, – сказал он, – впечатляет. Похоже, что теперь ты можешь вызвать огонь гораздо легче, чем раньше.

Благодарность не казалась мне правильным ответом. Я осмотрела свой клинок, полируя его рукавом.

– Ты сделала это специально? – спросил он.

Это был такой вопрос, который на самом деле был утверждением, и это меня раздражало.

– Когда я впервые обнаружил свой знак Наследника, – сказал он, – все просто… изменилось. Я до сих пор не могу описать, насколько по-другому я себя чувствовал после этого. А потом, когда Ниаксия… – Он вздрогнул. Пожал плечами. – Просто многое изменилось. Как будто я больше не знал, на что способно мое собственное тело.

Его слова прозвучали неутешительно. Но он не спросил меня, чувствую ли я тоже самое. Может быть, потому что он уже знал ответ.

– Ты наполовину вампир, Орайя, – тихо сказал он. – Не просто полувампир, а Наследница. Думала ли ты о том, что это может означать?

Я подняла взгляд, чтобы встретиться с взглядом Райна, и осознавая серьезность этого открытого вопроса, и с этим взглядом я должна была признать все остальные вещи, которые он означал.

Это означало, что я больше ничего не знаю о себе. О своей магии. Моей продолжительности жизни. Моей крови. Пределы моей собственной плоти.

Это означало, что вся моя жизнь была ложью.

Я ничего не сказала, и Райн, к моему облегчению, не стал настаивать. Вместо этого он протянул мне руку. Я не приняла ее и поднялась сама.

Он рассмеялся и покачал головой, отвернувшись.

– Никогда не меняйся, Орайя. Ну же. Идем.

– Я не закончила.

– Ты выглядишь так, будто вот-вот рухнешь. Ты можешь сломаться в другой раз. – Он посмотрел на меня через плечо. – Может, тебе пора отправиться в человеческие районы? Ты выглядишь так, будто тебе нужно кого-то убить.

– О, мне нужно кого-то убить, – пробормотала я. Но как бы мне ни хотелось с ним спорить, я была измотана. Поэтому я пошла следом.

– Что такого важного случилось? – спросила я, когда мы шли по коридору.

– Я нашел тебе телохранителя.

– Телохранителя?

Хм. Как раз тогда, когда я впервые в жизни обрела свободу?

Он усмехнулся.

– Даже у меня есть телохранители, принцесса. Думаешь, я позволю тебе бродить в этой яме зверей одной?

– Ты говоришь как он, – проворчала я и постаралась не заметить, как улыбка Райна исчезла.

Он провел меня до самых наших комнат. Он открыл дверь в свои покои и подозвал меня.

– Познакомься со своим телохранителем.

Слова еще не успели вырваться из его уст, как Мише протиснулась мимо него, ухмылка на ее лице была достаточно яркой, чтобы осветить самые темные уголки замка.

И будь я проклята Богиней, если не обнаружила, что не могу ответить ей взаимностью.

Райн осторожно положил руку ей на плечо, словно физически удерживая ее от того, чтобы она не бросилась на меня. Но она все равно поймала себя в последний момент, остановилась, чтобы не обнять меня, и вместо этого с энтузиазмом, хотя и неловко, помахала мне рукой.

– Я скучала по тебе! – промурлыкала она.

Честно?

Я тоже по ней скучала.

РАЙН, к моему искреннему облегчению, в основном преувеличивал, когда говорил, что Мише будет моим «телохранителем». Она не будет следить за каждым моим шагом, но, если я соглашусь, ей будет предоставлена вторая спальня в моих покоях, и она будет сопровождать меня в поездках.

– Мне не нужно, чтобы за мной следили, – проворчала я.

При этом меж бровей Мише образовалась морщинка беспокойства.

– Если ты хочешь, чтобы я пошла в другое место, – сказала она, – я могу.

Я посмотрела на Райна.

– Я не думаю, что это зависит от меня.

Он ответил:

– Это зависит от тебя. Скажи ей найти другое место, и она найдет.

– Это кажется немного… жестоко.

– Почему бы ей не остаться с тобой? – спросила я.

– Я храплю.

Мише вздохнула.

– Храпит. Очень, очень храпит.

Я знала, что это так, потому что сама слышала этот храп каждый день в течение нескольких месяцев.

– Кроме того, – сказал Райн, – если это будет не Мише, то мне придется найти для тебя другого охранника. Кого-нибудь из отряда Кетуры, если тебе так больше нравится.

Я бросила на него взгляд, и он полуобернулся, добавив:

– Военные времена, и все такое.

Мише уставилась на меня, как бездомный щенок, умоляющий впустить его в дом.

Я вздохнула и ущипнула себя за переносицу.

– Хорошо, – пробормотала я, когда Мише усмехнулась и начала закидывать свою одежду в ящики.