Текст книги "Дом на Уотч-Хилл (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Мистер Бальфур думал, что я могла выбрать покои за этими дверьми в качестве своих.
Никогда.
Я останусь в своей скромной (ага, конечно, но в сравнении – определённо) спальне на втором этаже, которую прошлой ночью я посчитала такой роскошной и чрезмерной, что приняла за хозяйские покои. Есть богатство, а есть безумное богатство. Я ступала в мир безумия.
Я осознала, что дышу часто и неглубоко, расслабила руку, расправила плечи, сделала глубокий вдох и пошагала по коридору к этим устрашающим дверям.
Я едва не выпрыгнула из собственной шкуры, когда дверь слева от меня распахнулась, и вышли две горничные, толкавшие тележку с высокой стопкой свежепостиранного постельного белья, полотенец и наволочек, а к бокам тележки были прицеплены холщовые мешки с грязным бельём.
– Доброе утро, мэм, – произнесли они разом с кивками, которые выражали уважение.
– Доброе утро, – тепло сказала я. – Я Зо Грей.
– Мы знаем, мэм. Я Бетси, – сказала та, что выглядела более почтенной и старшей. – А это Элис. Приятно познакомиться с вами, мэм.
– Вам необязательно звать меня мэм.
– Да, мэм, – сказала Бетси с очередным небольшим кивком.
– Можете звать меня Зо.
– Нет, мэм.
Ладно, не сработало.
– Это южная особенность?
– Да, мэм, – сказала Элис, и её ореховые глаза искрили. – Не будь вы наследницей, мы бы звали вас мисс Зо, но как наследница, вы мэм для нас и всего персонала.
– Джунипер настаивала на этом?
– О нет, мэм, – сказала Бетси со смешком, заправляя выбившийся седой локон под чепец. – И она знала, что никогда не отучит нас от этого. Это вопрос уважения. Добро пожаловать в поместье Кэмерон, мэм. Если мы можем что-то сделать, чтобы помочь вам устроиться и почувствовать себя комфортно, прошу, дайте знать.
– Мы видели, что вы выбрали одну из северных спален, – сказала Элис. – Вы хотели бы, чтобы мы перенесли ваши вещи в её покои, мэм?
– Нет, – поспешно сказала я. – Мне вполне комфортно там, где я остановилась, спасибо.
– Хорошо, мэм.
Когда они повернулись и двинулись по коридору со своей тележкой, я спросила:
– Сколько человек из персонала присутствует тут днём?
Повернувшись, Бетси ответила:
– Есть старина Клайд Бэрд, который работает в южной гостиной, чтобы надзирать за доставками и прочим с помощью двух мальчиков-слуг, которых вы найдёте на южном крыльце. Шесть горничных приходят в девять тридцать утра и уходят в четыре часа дня. Джунипер нравилось проводить утренние часы в уединении, но если вы хотите, чтобы мы работали в другие смены, просто скажите. Есть команда из 2–6 садовников, в зависимости от сезонных нужд; садовод, ухаживающий за оранжереей; двое мужчин, обслуживающих бассейн, пруды и фонтаны; механик на пол-ставки, который следит за безупречной работой машин. Конечно же, ещё есть команда, занимающаяся землями. Команда горничных приходит раз в квартал и перед праздниками, чтобы сделать генеральную уборку дома, помыть все плинтусы, светильники и прочее. Во время праздников количество персонала увеличивается втрое, но минимальный состав таков.
Минимальный состав персонала: всего-то 15–21 человек.
– Спасибо, Бетси.
– Всегда пожалуйста, мэм.
Я наблюдала, как она и Элис скрылись за дверью, чтобы сделать уборку в спальне, которая, несомненно, никогда не использовалась, ошеломляла и тревожила экстравагантностью. Как женщина, которая большую часть своей жизни едва держалась на плаву, должна привыкнуть к таким излишествам, к такой… расточительности? Было ли это расточительностью, если это давало многим, надеюсь, хорошую работу с преимуществами?
Неудивительно, что Джунипер настраивала, чтобы я прожила здесь три года. У меня с лёгкостью могло уйти столько времени, чтобы осмыслить её мир, решить, смогу ли я в него вписаться, хочу ли этого. Её наследие оказывалось куда сложнее, чем я себе его представляла.
Я повернулась к двойным дверям, что одновременно и приглашали, и устрашали.
– Она выбрала меня, – прошептала я. По какой-то причине Джунипер Кэмэрон верила, что я её наследница. Я ни за что не смогу стать ей достойной преемницей, если сама в это не поверю. Хотелось бы надеяться, что где-то в её покоях лежали бумаги, доказывающие это.
Я поспешила к двери, пробежалась кончиками пальцев по одному из выгравированных символов, затем обхватила холодную хрустальную ручку и распахнула дверь, помедлив на пороге, не решаясь войти. Не то чтобы её покои не были привлекательными. Напротив, это было самое прекрасное, самое гостеприимное помещение, какое я только видела в поместье – светлое, полное воздуха, женственное.
Ковёр «ёлочкой» продолжался в покоях, но из кремового и тёмно-синего узора перешёл в оттенки аквамарина и слоновой кости и мягко ощущался под моими ногами, хоть и не имел ворса. В отличие от богатого красного дерева по всему особняку, деревянная отделка здесь была глянцево-белой, а обстановка – прибрежной и непринуждённой, с окнами от пола до потолка практически в каждой стене. Оставшееся между ними пространство было покрыто светлыми мерцающими обоями, которые, преломляя свет, казались почти хрустальными. При ближайшем рассмотрении я поняла – это потому, что материал был на самом деле был припудрен мелкими сверкающими кристалликами. Как я и сказала, безумное богатство.
Я заставила себя резво прошагать через прихожую апартаментов, мимо стола со стоящей на нём объёмной вазой голубых и кремовых роз, к спальне, где обитая бархатом кровать стояла лицом к богато украшенному камину, а за ней располагалась дверь в ванную с роскошными мраморными фресками на стенах душевой и над глубокой джакузи. За ванной комнатой находился спа – сауна с горячими камнями, водопад, стекающий по сверкающей серебристой стене, и два массажных стола. Я не могла вообразить себе роскошь пригласить к себе домой массажиста. Я поспешно шагнула в эту умопомрачительную ванную, обыскивая каждый ящик, каждую поверхность. (Ну то есть, серьёзно, женщина либо стащила мой мусор, либо умыкнула мои волосы ради ответов. Я могла сделать то же самое.) К моему изумлению, я не нашла ни единой расчёски или гребня. Как это вообще возможно? Женщина должна была расчёсывать волосы. Но нет: ни единой прядки локонов с генами. Чувствуя себя чрезвычайно глупо, но поддаваясь одержимому желанию узнать, я ползала по полу, ища забытые обрезки ногтей или случайные волоски, забившиеся в неприбранный угол. Но апартаменты явно дотошно вымыли и убрали все следы генетического материала. Ну то есть, серьёзно… ни одной расчёски? Даже зубной щётки нет? Мусорная корзина пустовала, в чём я к этому моменту уже не сомневалась. Далее я пошла к сливному отверстию в душе. Безупречно чистое, источающее лёгкий запах отбеливателя. Я осмотрела массажный стол, одеяла, но и там тоже ничего не нашла.
Зная, что меня ждёт разочарование, я перетрясла её подушки, стащила простыни. Ни единого следа чего-либо.
Также ни одного телевизора, никакой техники в её покоях. И никакого кабинета.
Гардероб был размером с мою северную спальню, с опаловым ковром, обоями цвета морской волны, сделанными на заказ ящиками, полками и стеклянными шкафчиками всюду; на потолке с поперечными балками висело четыре миниатюрные хрустальные люстры. Должно быть, гардероб недавно освободили от одежды Джунипер, поскольку использовался лишь небольшой его уголок. На острове-комоде лежал конверт, на котором было написано моё имя. Я поспешила к нему и достала краткую записку от Леннокс, в которой говорилось: «Добро пожаловать, мисс Грей! Я предположила, что вы носите размер S, но после нескольких месяцев на нашей еде М может подойти лучше, так что у вас все вещи в двух размерах. Наслаждайтесь! Всё, что вы видите – ваше».
Последняя фраза эхом отдавалась в моей голове как удар гонга. Именно это мне так сложно было принять: что что-либо из этого экстраординарного богатства, даже самая крохотная его часть, действительно принадлежало мне.
Я медленно двинулась к одежде, испытывая смесь волнения и чего-то, дискомфортно близкого к благоговению. Моим местом шопинга был Уолмарт. А здесь были ярлычки с брендами Dior, Versace, Chanel, Hermès и Armani, до сих пор с ценниками, которые заставляли меня ахать от шока и неизменно прагматичного ужаса. Тут имелись костюмы, платья и вечерние наряды, с подходящими туфлями, шарфами и сумочками, разложенными на полочках под ними.
Рядом с горой коробок из универмага, видимо, содержавших неизвестное «прочее», я нашла дизайнерскую спортивную одежду, джинсы от брендов, о которых я никогда не слышала и (о, спасибо, Леннокс, за то, в чём я разбиралась!) мягкие фланелевые рубашки и походные ботинки. Стопка футболок, толстовок, трусиков, лифчиков, полдюжины сорочек с халатами в комплекте. Носки, кроссовки, ботинки, сандалии, шлёпанцы, шапки, перчатки, куртки.
Взяв с вешалки платье Chanel, я приложила его к себе спереди и посмотрела на себя в зеркало с изумлением, которое боролось с глубинной тревогой. Мой новый гардероб значительно превосходил броню, на которую я надеялась, и я не сомневалась, что Леннокс выбрала эти вещи, чтобы я точно была готова к потенциально капризной конфронтации с отдельными частями города, но одно лишь это платье оплатило бы аренду нашего жилья на год. Я никогда в жизни не носила ничего, что стоило бы дороже 30–40 долларов. А тут всё в двух экземплярах. За исключением переписки с Эсте, ничто в сегодняшнем утре не поддавалось осмыслению. За удовольствием притаилась тревожность. Я читала новостные статьи о выигравших в лотерею людях, чьи миры отправились прямиком в ад после обретения богатства.
– Инструменты, – пробормотала я, возвращая платье на вешалку. Если я думала о нарядах как о полезном инвентаре, становилось проще. Выйдя из гардероба, я увидела две коридорных тележки, незаметно оставленных в сторонке, и сделала мысленную пометку вернуться попозже и перевезти вещи.
Сегодня днём я встречусь с мистером Бальфуром в другом своём платье. Мне нужно свыкнуться с идеей надеть вещь, которая стоила дороже, чем моя машина.
Внезапно мне захотелось как можно скорее покинуть южное крыло особняка, но устремляясь к двери, я обнаружила второй конверт, прислонённый к вазе с цветами – моё имя было написано на нём размашистым, но всё же женственным почерком. Я взяла его и перевернула, чтобы открыть, но обнаружила старомодную алую восковую печать, тиснёную инициалом К на месте скрепления краёв конверта, а на обратной стороне кремовой кальки была написана записка: «Не открывай это, пока не проживёшь в особняке семь полных дней и ночей».
Я нахмурилась. Это от Джунипер? Тут содержался генетический анализ, сообщавший мне, кем именно мы друг другу приходились? Почему я должна неделю не открывать это? Или, точнее, «семь полных дней и ночей», что казалось мне весьма странной формулировкой для описания недели. Формально это даже больше. Я приехала вечером понедельника. Значит, тот день не считался за полный день и ночь.
Более того, кто узнает? За мной наблюдают? Я с любопытством осмотрелась, проверяя каждый угол покоев в поисках камер. Ни одной, насколько я могла сказать. Открытие конверта посчитается за нарушение условий наследования? Это испытание?
Испытывая раздражение из-за очередного загадочного, контролирующего заявления, сжимая конверт в руке, я поспешила выйти за дверь, посчитав, что на поиски обратной дороги уйдёт столько времени, что я едва успею переодеться перед встречей с мистером Бальфуром.
На обратном пути я поняла логику планировки особняка, сообразив, что внутренние комнаты без окон отводились для хранения, тогда как помещения по периметру, с окнами, использовались для обитания. Если я не уходила в центр дома, мне удавалось ориентироваться. Я заглядывала в статную двухэтажную библиотеку из полированной древесины с высокими, старомодными арочными окнами, в множество гостевых спален, в маленькую кухню и ещё две своеобразные гостиные. Миновав внутренний лабиринт, я вернулась к главному входу в дом менее чем за пять минут, к сожалению, без клейких листочков и маркера. И всё же я чувствовала оправданную уверенность в своей возможности вернуться в покои Джунипер тем же путём, когда я буду готова забрать свой новый гардероб, так что я посчитала утро пока что удачным.
***
Без пяти минут час я сидела в гостиной возле передней прихожей, собираясь с мыслями, и тут Бетси просунула свою голову в чепце, сообщая мне, что мистер Бальфур ждёт меня в южной приёмной.
– Почему он не вошёл через парадный вход? – спросила я, пока шла за дородно сложенной суетливой женщиной к одному из южных коридоров, которые я ещё не изучила.
– Никто, кроме членов семьи, не пользуется парадным входом, – ответила она, резво шагая по коридору и не упуская возможности на ходу провести тряпкой по краю деревянной панели.
А значит, на протяжении очень долгого времени через те двери заходил всего один человек, и это лишь подчёркивало степень оскорбления, нанесённого Алтеей Бин, когда она атаковала парадный вход.
– Я слышала, у Джунипер была дочь.
Затылок Бетси дёрнулся в подтверждающем кивке.
– Две, мэм.
Мистер Бальфур упоминал лишь одну.
– Что с ними случилось?
– Вторая была мёртворожденной, после чего мисс Кэмерон больше не могла зачать, – сказала она, сворачивая в ответвление от главного коридора, где она резко остановилась и прижала ладони к секции стены, которая распахнулась. Жестом показывая мне следовать за ней через фальшивую стену в очередной коридор, она продолжала: – Первая умерла в двадцать с небольшим. Это произошло в начале семидесятых, мэм.
Последние пятьдесят лет Джунипер жила одна в этой просторной крепости с потайными дверьми. В ближайшее время я буду давить руками на стены. Как только я узнаю, где они все находятся, я посчитаю их очаровательными. До тех пор я буду лишь беспокоиться ещё сильнее.
– Что насчёт её мужа?
– Она никогда не выходила замуж, – ответила Бетси.
Мои брови взлетели. Семьдесят-восемьдесят лет назад быть беременной и незамужней приравнивалось к скандалу. Но если бедность и отсутствие мужа делали женщину изгнанницей, то богатство и отсутствие мужа наверняка привели лишь к тому, что её называли эксцентричной, «независимой мыслительницей», опережающей своё время.
– Джунипер была такой щедрой и доброй, – продолжала Бетси, – что никто в Дивинити и слова не сказал насчёт её решения не выходить замуж. Кроме того, с момента изначального возведения дома всегда была Леди Поместья Кэмерон, никогда не джентльмен, и они никогда не выходили замуж.
Прямая родословная Джунипер прервалась со смертью её дочерей. Значит, в прошлом линии родословной разветвлялись. Мне придётся начинать свои поиски с отметки в сто лет назад.
– У Джунипер были братья или сестры?
– Мне придётся спросить у бабушки, помнит ли она что-то с тех времён, но ей всего лишь семьдесят шесть. Её сестре, Аве, восемьдесят девять, и она может припомнить больше, если у неё будет хорошее самочувствие.
Само собой, должны существовать записи о фамильном древе Кэмеронов, даже если это просто имена, нацарапанные где-то в Библии.
– Можете сказать мне, где кабинет Джунипер?
– Третий этаж, юго-западное крыло.
– Над её покоями?
– Приблизительно.
– У вас случайно нет карты дома или чертежей с планировкой, нет?
Она весело рассмеялась.
– Как будто это помогло бы.
– Что вы имеете в виду?
– Некоторые вещи нужно просто прочувствовать. Поместье Кэмерон – одно из таких вещей. Она обладает своими причудами, это точно. Я могу дать вам некоторое представление. Если вы встанете снаружи, лицом к крыльцу, то север будет слева от вас, юг – справа. Передняя часть дома – это запад, задняя – восток. Поместье было спланировано таким образом, чтобы развлечения и деловые встречи могли проводиться отдельно от частных покоев. Северная половина дома – это частные покои, южная половина отведена под хранение, деловые встречи и развлечения.
Я нахмурилась.
– Тогда почему покои и кабинет Джунипер в юго-западном крыле?
– Так было не всегда. Крыло было перестроено за десятки лет до того, как меня наняли на работу. Слышала, она хотела быть ближе к приходящим посетителям, чувствовать более тесную связь с городом. В задней части юго-восточное крыло, отведённое под вечеринки и прочее, и если вы не знаете, где потайные двери, вы не найдёте дорогу из переднего крыла в заднее. Изначальные хозяйские покои поместья находятся в северо-западном крыле, но ими долго не пользовались, как и этажами над ними, – Бетси задрожала. – Мы сторонимся той части дома.
– Почему?
Она взглянула на меня через плечо, поджимая губы.
– Джунипер приказала нам не прибираться там, за исключением одного раза в год, и не трогать комнаты, повреждённые пожаром.
– Каким пожаром? – это те «обугленные участки», которые упоминал мистер Бальфур? Гадая, вдруг это представляет собой угрозу, которую нужно устранить, я сделала мысленную пометку в ближайшее время исследовать северо-западное крыло. Должно быть, это была недавняя утрата, рассуждала я, ибо я не могла представить, как Джунипер допустила бы, чтобы в её безупречном доме надолго остались неотремонтированные следы пожара.
– Мы на месте, мэм, – она помедлила у порога и пропустила меня внутрь. – Вы желаете, чтобы сегодня вечером был подан ужин? И если да, то в какое время?
– Нет, спасибо. Леннокс проделала изумительную работу, наполнив холодильник. Но я бы хотела ещё поговорить с вами. Вы будете здесь завтра?
Она покачала головой.
– У меня недельный отгул. Везу бабушку на операцию по замене бедра.
– Тогда через неделю. Желаю вашей бабушке скорейшего восстановления.
– Да, мэм. Спасибо, мэм.
– Вы уверены, что вам не будет комфортно называть меня Зо?
– Боюсь, что нет, мэм.
Вздохнув, я смотрела, как Бетси разворачивается и скрывается в коридоре, затем повернулась и вошла в приёмную.
– Вам не понравились вещи, выбранные Леннокс? – улыбка мистера Бальфура дрогнула, когда он увидел мою одежду – простое чёрное платье и сандалии.
– У вашей жены исключительный вкус, – заверила я его, подходя к уютной зоне отдыха, состоявшей из двух диванов под правильными углами и кресел, которые служили двумя другими сторонами квадрата. – Мне не терпится примерить эти вещи сегодня вечером, – тепло добавила я. – Пожалуйста, передайте ей, что я в жизни не ела более вкусной куриной запеканки, хотя моя мать была бы подавлена, услышав эти слова.
Это неправда. Мамина еда была вкуснее, но мистер Бальфур мне нравился. Он сегодня утром защищал меня, уберёг от неожиданной засады.
Румянец удовольствия окрасил его щёки, когда он поднялся с дивана, и я видела, что даже после пятидесяти лет брака мистер Бальфур до сих пор был очень влюблён в свою жену.
– Я непременно передам ей это, – сказал он. – Полагаю, вы хорошо спали?
– Лучше, чем спала с тех пор, как мама… да, спасибо, – я избегала произносить эти слова, поскольку они чаще всего быстро вызывали жжение слёз в глазах. – Впустив Руфуса в оранжерею, я немного осмотрелась. Дом очарователен. Ошеломляющий, но именно такой величественный и гостеприимный, как вы говорили.
– Ошеломление всегда казалось мне всего лишь сочетанием неожиданных перемен и чего-то незнакомого, но и то, и другое быстро меркнет. Пусть временами перемены расстраивают, я нахожу их волнительными, бодрящими, и надеюсь, что вы тоже. Означает ли это, что вы решили остаться с нами?
Моё дыхание застряло посреди трахеи и осталось там. Этот момент определит остаток моей жизни, и мои варианты находились на противоположных концах спектра. Остаться и унаследовать изобилие, выходившее за пределы моих самых безумных мечт, или же вернуться к жизни, полной тягот и долгов.
В этот бездыханный, подвешенный момент всплыл непрошеный образ детей и того, как изумительно было бы наполнить особняк моей собственной семьёй. Я могла видеть, как они бегают по коридорам, со взрывами хохота изучают причуды дома. Какое детство могло бы предложить поместье Кэмерон! С потайными дверьми и раскидистыми дубами, на которые можно забираться, с изумительным бассейном для плавания, с лесом и пещерами для изучения и, что так важно для меня, с превосходным образованием аж до магистратуры, если будет желание, с возможностью идти к их мечтам без сложностей и тягот. Жизнь здесь обещала стабильность, постоянство, сообщество. Корни перманентные и сильные. Не только мой личный путь будет обогащён, но и путь всех последующих поколений Греев.
Вернись я в Индиану, я уже не была бы уверена в существовании будущих поколений Греев. Я не могла представить, что принесу детей в мир, где мне придётся постоянно работать, просто чтобы держаться на плаву. Это тяжёлая жизнь для ребёнка. Я знала; я вела такую жизнь. И я не та женщина, на которой богатый мужчина захотел бы жениться и спасти её, да я бы и сама не пожелала такого. Я ни разу не воображала день своей свадьбы – момент, которому как будто большинство знакомых мне женщин посвящали не просто беглые мысли. Эсте спланировала свою свадьбу до последней детали. Она не хотела детей, но определённо хотела обзавестись мужем. Я изнывала от желания детей, но никогда не утруждалась дополнять картину мужчиной – наверное, потому что в моём мире такового не было. Учитывая уединённую жизнь Джунипер, возможно, я действительно была щепкой, отколовшейся от старинного и прославленного древа Кэмерон.
Здесь я могла родить столько детей, сколько пожелаю, подарить им невероятную жизнь. Я могу заполнить эти коридоры их смехом, а мои объятия – любовью большой семьи. Я могу создать свой клан и никогда больше не чувствовать себя осиротевшей и одинокой.
Я не видела смысла откладывать неизбежное. Я бы тысячу раз подряд сделала один и тот же выбор и была бы благодарна до конца моих дней.
– Да, я решила остаться, – твёрдо сказала я ему.
Его голубые глаза заплясали.
– Я не могу выразить вам, как я рад это слышать. Я отправлю копию акта распоряжения наследством вашему адвокату для изучения перед подписанием.
У меня не было адвоката, но с пятью тысячами долларов в месяц я могла позволить себе подобную услугу, что и намеревалась сделать ради собственного спокойствия.
– Если вам нужен адвокат, я без колебаний посоветую любого в Дивинити, но ради беспристрастности вам стоит самой сделать выбор. Сегодня же днем я открою счёт в «Сбережениях и Займах Резерфорда» на площади, на который переведу вашу стипендию на первые три месяца. Деньги на текущие расходы будут перечисляться раз в квартал.
Мои плечи едва заметно приподнялись, когда с них свалилось сокрушительное бремя. Пятнадцать тысяч долларов означали, что завтра я могла начать звонить кредиторам и договариваться о графике погашения долгов.
– Спасибо, мистер Бальфур, – устроившись на кресле, прилегавшем к его дивану, я начала со светской беседы. – Я заметила символы в витражах над лестницами.
– Ах, да, на старых окнах. Их раньше открывали, когда дом ещё не вентилировался с помощью кондиционеров. Трискелион – это кельтский символ; вы увидите много таких в особняке. Кэмероны покинули Шотландское нагорье, чтобы заново пустить корни здесь, как и многие другие старые семьи в Дивинити, хотя они имеют привычку говорить, что никогда поистине не покидали нагорье, а привезли его с собой, импортируя разные мелочи и даже один из пабов в городе со всеми потрохами. Кресты часовни Дивинити вытесаны из камней горы Бен-Невис и привезены сюда из самого Лохабера.
– А символ на дверях в покои Джунипер? – мама никогда не рассказывала мне ничего о наших предках. Голова шла кругом от мысли о том, что у меня могут быть шотландские корни, и что здесь я могу наконец-то узнать о Греях и нашем происхождении.
– Я его не видел.
Когда я описала символ, он сказал:
– Похоже на Serch Bythol. Ещё один кельтский символ, уэльского происхождения, полагаю.
Я сделала мысленную пометку (серк бит-ол), чтобы поискать попозже, затем перешла к главной своей цели.
– У меня сложилось впечатление, что Джунипер довольно долго болела.
– Действительно.
– Мне пришла в голову мысль, что могли остаться дела, которыми она не способна была заниматься в её последние дни и которые могут требовать немедленного внимания. Если так, вы можете помочь мне разобраться с ними?
Просияв, он воскликнул:
– Непременно, мисс Грей! И могу ли я выразить похвалу в ваш адрес? Очень немногие из тех, кто недавно перенёс потерю, уделили бы внимание подобным вопросам. Я введу вас в курс насущных проблем, и сообща мы быстро с ними разберёмся. Я лишь составлю временное положение, дозволяющее вам принимать безотлагательные решения до подписания документов о наследовании.
***
Через несколько часов, одобрив стипендии, перечислив финансирование Женской Клиники Ковентри на необходимые счета и продлив необходимые займы, вдобавок к множеству других вопросов, которые я не до конца осмыслила, я закончила убирать остатки своего нового гардероба в шкаф над двумя стопками неоткрытых коробок со всякой всячиной. Мне казалось, что они лишь ошеломят меня ещё сильнее, если я попытаюсь их исследовать. За французскими дверьми моей спальни наступали сумерки, так что я решила вернуть тележку завтра. Я не только предпочитала передвигаться по особняку при свете дня, но и покои Джунипер вызывали у мня дискомфорт, которого я не понимала. Возможно, они были чрезмерно роскошными, и потому я не могла там расслабиться. Пребывание в моей небольшой, более уютной спальне успокаивало. Закрыв дверь, я могла временно притвориться, будто колоссальности дома и наследства не существует.
Конверт, который я нашла прислонённым к вазе, действительно был от Джунипер, и мистер Бальфур решительно подчеркнул, что мне нужно выполнить её инструкции и не вскрывать печать. Теперь я достала его из кармана и аккуратно поставила на одну из полок в гардеробе. Затем, поизучав его несколько секунд, я открыла ящик и положила конверт внутрь, достав документы о наследовании, которые я планировала прочитать сегодня вечером, и положив их на полку прямо на виду. Вид конверта, который попадался бы на глаза при каждом визите в гардероб, лишь раздражал бы меня. Некоторые условия Джунипер я понимала. Другие казались попросту деспотическими и контролирующими. Её ограничения насчёт гостей и запрет подселения соседей по дому бесконечно терзал меня. Эсте могла бы писать картины здесь так же легко, как и в Индианаполисе. Я бы могла переделать часть гаража в студию для неё. Или даже построить студию, подумала я, изумлённо вскидывая брови при этой мысли. У меня есть деньги. У меня есть земля. Я могла бы построить студию, если бы захотела! Эта идея поражала. Я быстро решила, что как минимум побалую себя новым смартфоном, чтобы снова иметь возможность делать фотографии и полноценно пользоваться интернетом.
– Как рыба, выброшенная на берег, – пробормотала я, потянувшись к телефону, чтобы позвонить маме и поговорить с ней о том, какое это безумие…
«Боже, сколько же раз это повторится?» – несчастно подумала я, уставившись на свой телефон.
Когда он зазвонил, я дёрнулась и рефлекторно ответила, а затем помрачнела, поскольку это был мой арендодатель, Рэй Саттон, которого я избегала весь день. Он начал звонить вскоре после полудня, оставил почти дюжину сообщений. Мы никогда не ладили, и прямо сейчас у меня не было ни малейшего желания разговаривать с ним.
– Чёрт возьми, наконец-то ты ответила на чёртов звонок! – взревел Рэй.
– Мистер Саттон, прошу, успокойтесь…
– Бегство из города тебя не спасёт, дамочка! Я отсужу у тебя каждый пенни, который ты заработаешь до конца своей жалкой жизни. Ты будешь вечно горбатиться, чтобы отплатить мне, иначе я швырну твою задницу за решётку!
Придя к выводу, что у него не было страховки, я со вздохом отвела телефон от уха. Пытаться перебить его бессмысленно. Мистер Саттон уходил в запои как на работу, и когда алкоголь подстёгивал его нрав, он мог орать до тех пор, пока не исчерпает весь пыл. Я ожидала, что он может накинуться на меня из-за пожара, и удивилась, что он ждал так долго, но такая демонстрация ярости была чересчур даже для него.
Я начала тихонько напевать себе под нос, стараясь не слушать его грубую брань и угрозы. Когда он наконец-то сделает паузу, чтобы перевести дыхание, я скажу ему то же самое, что сказал мне начальник пожарной охраны в день пожара. Мама не готовила еду уже больше года (это самая частая причина пожаров в доме), так что проблема наверняка заключалась в неисправной проводке или в дефектной технике. Оформление страховки на здание – это его обязанность, а не моя. Это я должна подавать на него в суд за то, что он не поддерживал в надлежащем состоянии свою собственность, сдаваемую в аренду.
Держа телефон в тридцати сантиметрах от уха ради сохранения собственного здравомыслия, я открыла французские двери и вышла на балкон. Ночное небо было изысканным, в оттенках индиго и багрянца. Неизменно дувший на Уотч-хилл ветер ерошил мои волосы и ласкал мою кожу. Закрыв глаза, я глубоко вдохнула ароматный бриз, ища свой безмятежный, спокойный центр, который в последнее время был таким ускользающим.
Я здесь, а не там, в холодной Индиане, где Рэй Саттон орал бы мне в лицо. Я в безопасности. У меня есть деньги. Я не сяду в тюрьму и не…
Я резко придвинула телефон к уху и взорвалась:
– Что вы только что сказали?
– Я сказал, что ты сожгла мой дом, сумасшедшая ты сука, и ты вернёшь каждый пенни, что ты мне должна! С процентами!
– До этого.
– У меня есть доказательства! Они нашли горючее вещество и ты, дамочка…
– Кто нашёл, и какое горючее вещество?
– Ты сраная тупица? Начальник пожарной охраны. Бензин. Я сказал им, что у тебя мотив так и прёт из задницы. Сожгла мой дом, чтобы избавиться от твоей ничтожной мамки. Все знают, что она умирала слишком медленно, а ты с каждым днём глубже и глубже увязала в долгах. Ну и натворила же ты делов, дамочка, и ты выбрала не того…
Я больше ничего не слышала. Багряная ярость взорвалась в моём черепе, стирая звуки, затмевая всё перед глазами. Драконица в моём животе взревела с кровожадной свирепостью, встряхнувшись так ожесточённо, что её чешуйки забряцали друг о друга как тяжёлые железные пластины. У меня возникло такое ощущение, будто я одновременно дрожала и кипела. Я хотела сказать Рэю Саттону полные ненависти слова. Я хотела сказать ему правду о том, что город Франкфорт думал о нём. Я хотела рассечь его душу и сказать ему, что именно он – причина, по которой его сын умер от передозировки в семнадцать лет, и что гей – это не что-то извращённое или неправильное, что Маки Саттон был одной из самых добрых и нежных душ, что я когда-либо знала. Если бы Рэй стоял передо мной, я бы зубами и ногтями накинулась на его яремную вену.
