Текст книги "Дом на Уотч-Хилл (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
«Адрес?»
Я нахмурилась, озадачившись. «Я не знаю, есть ли у этого места адрес». Суть в том, что этому дому и не нужен адрес. «Ты найдёшь без проблем. Спроси у кого угодно в городе, тебе покажут». Я хихикнула, представляя выражение на её лице, когда она поднимет взгляд и впервые увидит дом. Интересно, передёрнет ли её той же внезапной дрожью?
«Ты не можешь приехать до шести вечера».
«Почему нет, чёрт возьми?»
«Долгая история. Расскажу, когда приедешь. В шесть. Не раньше».
Хотя я даже не уверена, что наследство действительно моё, я не собиралась подвергать его опасности, если оно всё же будет моим.
Я начала опускать телефон, но экран снова засветился.
«Они нашли сейф? После пожара?»
Я моргнула. «Что?»
«Твоя мать говорила мне на тот случай, если с ней что-то случится, что в её шкафу есть огнеупорный сейф. Она хотела, чтобы он оказался у тебя. Он у тебя?»
«Когда мама сказала тебе это?» Я не знала про сейф, но Эсте знала?
«Много лет назад. Я заходила в гости, но тебя не было дома. Она была в странном настроении. Она реально предложила мне чай, как нормальному человеку, и всё такое». Я слышала, как сухо Эсте произносит эти слова. Наши матери так презирали друг друга, что относились к нам в лучшем случае с ледяной цивилизованностью. «Он пережил пожар?»
Я всё ещё силилась уложить в голове тот факт, что моя мама сказала Эсте что-то, чего не говорила мне. «Ты пила чай с мамой?» – спросила я, пытаясь вообразить это маловероятное событие.
Смайлик, закатывающий глаза. «Какое это вообще имеет отношение к делу? Эта чёртова штука у тебя?»
«Он пережил пожар. Что ты знаешь о сейфе?»
«Ничего, только то, что она хотела передать его тебе».
Долго плясали три точки, свидетельствующие о печатании, затем:
«После смерти Джоанны с тобой происходило что-то странное?»
«В каком смысле странное?» – увильнула я.
«Ответь на вопрос».
«Мы можем поговорить, когда ты приедешь сюда».
«Ещё как поговорим. Что-то случилось. Но ты в порядке?»
«Да».
«Не паникуешь из-за чего-либо?»
«Вовсе нет».
Это была маленькая, необходимая ложь. Если она подумает, что я паникую, она приедет сюда сегодня же после обеда, а мне нужно время, чтобы переварить стремительный и странный поворот моей судьбы и, если повезёт, перестать бесконтрольно плакать в неожиданные моменты. «Вовсе нет».
«Тогда до пятницы. В час дня».
«В шесть!»
«Увидимся 😊»
«В шесть! Я серьёзно! Это важно».
В этом вся Эсте. Никаких правил. Она жила дерзко. Если страсть была валютой вселенной, и ты получал столько же, сколько отдавал, то неудивительно, что её жизнь была такой богатой и красочной, а моя такой истощённой. Я делала правильные вещи, необходимые вещи, стоически и, надеюсь, с капелькой маминой грации. Единственная страсть, которую я когда-либо позволяла себе – это секс на одну ночь.
Я также ни разу не видела ни унции взрывной страсти в маме. Любовь? Да. Глубокая и безусловная. Часто тихая радость. Дикая, неограниченная энергия? Никогда. Кроткая мать, кроткая дочь. Женщины Хантер обладали взрывной выдержкой. Женщины Грей обладали опрятной замкнутостью. Когда-то я также говорила, что женщины Грей не хранили секретов друг от друга. И всё же мама сказала Эсте то, чего никогда не говорила мне. Это беспокоило меня сильнее, чем я позволяла себе думать об этом, так что я оттолкнула данную мысль, вместо этого сосредоточившись на здесь и сейчас.
Растянувшись на мягчайших простынях из всех, что когда-либо ласкали мою кожу, на самом роскошном матрасе из всех, на которых я когда-либо спала, в самом изысканном доме, что я когда-либо видела (не считая чудовищного, отталкивающего экстерьера), я поклялась, что как только я подпишу те бумаги – и да, я подпишу их; у меня не было жизни, и только дурак добровольно вернётся к такому – я выберу свои мечты и буду стремиться к ним так же свирепо, как это делала Эсте. Мама не хотела бы от меня меньшего. Если рай как таковой существовал, и она была там – а нежная, хорошая Джоанна Грей, само собой, будет там – я воображала, что она сияет от радости, радуется моей неожиданной перемене судьбы, пребывает в экстазе от изобилия возможностей, которыми внезапно начала кишеть моя жизнь.
Мысли о маме пробудили в мозгу фрагменты почти забытого кошмара. Обнимание её, потом понимание, что это вообще не моя мать. Вызывающая ком в горле вонь разложения, жадность и злобность существа, которое стиснуло меня. Странный, приглушённый смех, который я вообразила себе в стенах дома.
– Абсурд, – хрюкнула я, отбрасывая одеяла и вставая с кровати. Я была измождена и эмоционально, и физически, находилась в неоспоримо странном доме и ещё более странной ситуации. Естественно, мне привиделся дурной сон.
Мои варианты на день ошеломляли меня: принять душ в роскошной спа-ванной или поплавать с утра? Проверить, не скрывается ли за каждой из тех подъёмных дверей гаража по машине, и использовать одну из них, чтобы съездить подписать бумаги, которые сделают меня 150-кратной миллионершей, или остаться здесь и изучать дом, который мне якобы предстояло унаследовать? Найти кабинет Джунипер Кэмерон и поискать результаты генетического анализа, доказывающего наше родство, или поехать в Дивинити и поискать работу? Стоит ли вообще искать работу, или вместо этого изучить колледжи поблизости?
Я решила, что как минимум должна позволить себе те три дня до приезда Эсте, чтобы акклиматизироваться и обдумать варианты. Мне предстояло планировать будущее, мечтать мечты, и в сладком золотистом свете утра, льющемся в окно над бассейном с мягкими шезлонгами, на которых я сегодня днём планировала провести минимум час, ни одна из этих мечт не была кошмаром.
***
Прошлым вечером во мраке поместье Кэмерон как будто обширно и грозно нависало надо мной, пока я, как крошечная точка на карте, которой я никогда не видела, вслепую шарахалась по нему.
В мягком свежем свете луизианского утра дом ощущался совершенно иначе, как будто гостеприимно простираясь во все стороны. «Приди и осмотри меня, изучи меня, я весь твой!» – бодро восклицал он.
Немыслимо.
Несмотря на свой скептицизм, я вступила в игру. Когда я вышла из спальни после самого роскошного душа в моей жизни, наконец-то смыв с кожи запах Келлана, и лестница поманила вверх, а не вниз, я поддалась искушению бесцельного исследования. Я была владычицей своего дня впервые за неизмеримо долгое время и решительно настроилась смаковать эту роскошь столько, сколько она продлится.
Поднимаясь по лестнице, я заметила восемь витражных панелей из стекла, встроенных в крышу своеобразного чердака, венчавшего лестничные пролёты высоко надо мной, и к рамам крепились, кажется, рукоятки. Каждая из серо-зелёных с золотом панелей вмещала символ из трёх ветвей замысловатых спиралей, закручивавшихся против часовой стрелки, которые, похоже, имели архаичное происхождение, и я сделала мысленную пометку спросить о них у мистера Бальфура. Я жаждала знать детали прошлого особняка, если это правда моя история. Мысль о том, что у меня могли иметься корни, уходившие на сотни лет в прошлое, тихо опьяняла.
Добравшись до третьего этажа, я прошлась вдоль балюстрады, проводя пальцами по перилам, пытаясь привыкнуть к идее, что всё это скоро будет моим – и эта очаровательная балюстрада, и решительно кошмарные обои, и золочёные рамы с портретами степенных Кэмеронов в антикварных нарядах. Я прошла по длинному коридору с полудюжиной закрытых дверей по обе стороны, который заканчивался широкой гостиной в передней части дома, с каминами с обеих сторон, высота которых позволяла встать в них в полный рост; это была необходимость, подумала я, в годы до изобретения современного отопления. Комната была меблирована более повседневно, чем те, что я видела вчера, с акцентом на комфорт – толстые ковры, излишне мягкие кресла и плюшевый секционный диван. Идеальное место, чтобы свернуться калачиком и читать книгу в дождливый день.
За стеной окон, выходящих на запад, во всю ширину гостиной тянулся ещё один балкон из кованого железа, увитый лианами. Я открыла дверь и вышла на узкую террасу, глубоко вдохнула тёплый утренний ветерок, посмотрела на город Дивинити сквозь ветви колоссальных дубов, преграждавшие подход к дому.
Мне показалось, что вид с земли был потрясающим, но на третьем этаже, сквозь завесу мягко покачивающегося серебристого мха, я увидела ещё более впечатляющую перспективу. С мощным телескопом, направленным в нужную сторону, я могла бы изучить мельчайшие детали каждого здания, всматриваться в окна домов. Озадачившись нехарактерно вуайеристским поворотом моих мыслей, я обернулась за плечо и осознала, что должно быть, подсознательно приметила большой телескоп, установленный на подставке с колёсиками в дальнем углу и почти скрытый объёмной ниспадающей драпировкой.
Мой предок – если она реально им являлась – была подглядывающей пронырой. Несомненно, она также наблюдала, как Девлин Блэкстоун плавает голышом. «И молодец она насчёт Девлина», – подумала я, слабо улыбаясь. Шпионить за городом казалось таким же тревожно контролирующим, как и её правила насчёт посетителей, но я решила допустить, что возможно, в столетнем возрасте у неё осталось мало других развлечений. А может, у неё была причина. А может, она вообще не делала этого и направляла телескоп на звёзды.
– Сегодня утром тебе лучше не вставать на моём пути, Джеймс, – резко произнесла женщина внизу. – Я пришла по делу. Отойди и пусти меня внутрь. Мне нужно обсудить с ней важные вопросы.
Я посмотрела вниз и удивлённо моргнула. Меня так отвлёк вид, что я не заметила, что подъездная дорожка успела превратиться в парковку, пока я спала. Двадцать или даже больше машин были припаркованы под поспешными углами к фонтану, и десятки женщин суетились на ступенях, поднимаясь на крыльцо, где, видимо, мистер Бальфур стоял на страже и отказывался их пропускать. Во главе группы была худая как тростинка женщина с льдисто-блондинистыми волосами до плеч, одетая в искусно пошитый голубой костюм и туфли на каблуках, с жемчугом на шее и запястьях, с дорогими солнцезащитными очками на голове, с дизайнерской сумочкой под мышкой, тогда как я, босая, в джинсах, теребила край футболки и решила, что в ближайшее время буду чередовать свои два платья. Поскольку никто не смотрел наверх и едва ли посмотрит, я чуточку отошла назад, гадая, не про меня ли они говорили.
– Никто не пойдёт внутрь, Алтея, – сказал мистер Бальфур. – Никто ничего не будет с ней обсуждать. Говорю тебе, вы должны дать ей время…
– У нас нет времени! Фонд стипендий не одобрен, а дедлайн в пятницу. Десять самых лучших выпускников Дивинити до сих пор не знают, смогут ли позволить себе университет осенью, – перебила Алтея.
– К чёрту твой фонд стипендий, Алтея, – огрызнулась брюнетка в персиковом платье. – Женская клиника Ковентри должна стать приоритетом. Открытие во вторник, а у нас нет бюджета даже на электричество, – смягчив тон, она добавила: – Никакого неуважения к Джунипер, Джеймс. Мы все знаем, какой больной она была в последние месяцы, слишком больной, чтобы обременяться какой-либо бумажной работой. Мы просто решительно настроены продолжить её благотворительные начинания.
– Откуда нам вообще знать, что эта мнимая наследница продолжит финансировать благотворительность Джунипер? – потребовала Алтея. – Что насчёт займов, награды предпринимателю года? Что, если она просто заберёт состояние Кэмеронов и сбежит? Будет ли она заботиться о Дивинити так, как это делала Джунипер? Разве чужачка способна на это? Она понимает долг и ответственность, которые придут с поместьем?
– Я не стал бы вываливать на неё такие детали прошлым вечером, Алтея. Мисс Грей проделала долгий путь, и ей сложно было осмыслить условия её наследования. Несколько недель назад она потеряла мать и до сих пор скорбит всей душой. Ей нужно время, и я намерен проследить, чтобы у неё было это время. Джунипер выбрала меня, чтобы я помог мисс Грей в период адаптации так, как посчитаю нужным. Это тоже прописано в её завещании.
– Которое ты до сих пор не дал нам увидеть, – прошипела Алтея.
– И не дам. Завещание – это приватное дело. Если вы, мисс Бин – не имея абсолютно никакого родства с покойной и даже не числясь среди её друзей – решите оспорить его, есть легальные рамки, в которых вы можете это сделать. Уверяю вас, вы не победите, – холодно ответил мистер Бальфур.
– Что насчёт генетического анализа? Само собой, он должен быть проведён. Когда мы увидим результаты? – потребовала Алтея.
– Одновременно с завещанием, – бесстрастно парировал он. – То есть, никогда.
Алтея проворно сменила тактику.
– Потеря матери – это ещё одна причина, по которой мисс Грей не помешает тепло женщин вокруг неё. Мы гораздо полезнее для неё в такой деликатный период, чем пожилой адвокат. Ещё и мужчина, к тому же.
– Да, Джеймс, убирайся с дороги и впусти нас! Пусть она решает, хочет она компании или нет, – настаивала защитница женской клиники Ковентри.
– Исключено, Джани, – сказал мистер Бальфур. – Две недели. Вы оставите её – и меня – в покое на две недели. Найдите способы отложить открытия и стипендии, и уверяю вас, это будет лишь временная задержка. Если к тому времени мисс Грей не пожелает принять необходимые решения, я сам займусь финансированием через поместье. А теперь уходите все, пока не сделали то, чего добиваетесь, и не спугнули её.
– Она чужачка, – не унималась Джани, решительно настроившись пробиться, – и абсолютная незнакомка. Мы не хотим видеть её здесь, и многие другие, пришедшие с нами сегодня, чувствуют то же самое. Изабель и Арчи могут сразу же занять её место.
– Если вы хоть на секунду думаете, что Александры станут решением наших проблем, вы заблуждаетесь ещё сильнее, чем я думал, – упрекнул её мистер Бальфур. – Она кровная Кэмерон, и Джунипер посвятила последние десятилетия своей жизни и немалое состояние тому, чтобы найти её. А теперь уйдите, пока мисс Грей не проснулась.
Я нахмурилась. «Кровная Кэмерон» прозвучало так странно.
– Я никуда не уйду, – фыркнула защитница женской клиники Ковентри. – Я разобью лагерь на газоне, если придётся.
– Едва ли ты посмеешь. С наступлением ночи ты сразу сбежишь вниз по холму, – прорычал мистер Бальфур.
Я нахмурилась. Что происходило с наступлением ночи? Девлин Блэкстоун – единственное сумеречное (выражаясь языком мистера Бальфура) существо, которое приходило мне на ум, и я едва ли могла представить, чтобы женщина бежала от него. Она скорее побежала бы к нему.
– Мы даже не уверены, – продолжал мистер Бальфур, – что она согласится на условия завещания Джунипер.
Алтея закатила глаза.
– Если бы нам так повезло. На свете не найдётся ни одной дуры, которая отвернулась бы от денег Джунипер. Эта обнищавшая сучка по уши в долгах, и она не уедет, если только мы не дадим ей предельно ясно понять, как ей здесь не рады.
– Но ей рады, и ключевое значение здесь играет Джунипер, ибо именно она выбрала мисс Грей. Этот аспект окончателен и оспариванию не подлежит. Конец обсуждения, – ровно сказал мистер Бальфур.
– Организуй нормальный приём, чтобы мы могли познакомиться с ней сегодня вечером, и мы уйдём. Пока что, – потребовала Алтея.
– Мои правила, мои порядки, и мой выбор времени, как и пожелала Джунипер. Не давите на меня. Она держала меня при себе половину столетия не только ради моих юридических познаний, – последовала пауза, затем он добавил: – Как вам прекрасно известно. Если только вы не нуждаетесь в напоминании.
Воздух как будто сделался странно тяжёлым, словно резко окрасился подавляющим напряжением собирающегося проливного шторма, где впереди выгибалась зарница, горячая и дикая. Этого оказалось достаточно, чтобы волоски на моих руках встали дыбом. Я потёрла ладонями внезапные мурашки, в озадаченном молчании наблюдая, как женщины одна за другой повернулись, сели в свои машины и уехали. Как странно! Даже ядовитая Алтея уехала молча, выдавая своё раздражение лишь напористостью походки.
Очевидно, мистер Бальфур обладал нешуточным влиянием и властью в этом городе.
Я с удивлением обнаружила, что дрожу.
Я оказалась чужачкой. Снова.
Ни одного друга. Снова.
Одетая неуместно плохо. Снова.
Что не должно было иметь значения, но правильная одежда помогала женщине почувствовать себя так, будто она носила комплект брони. Я наблюдала за девочками-старшеклассницами в правильной одежде; они были неприкасаемыми. Я сильно сомневалась, что Алтея Бин (и серьёзно, что это за фамилия такая? Что ж, я хотя бы не была Зо Пи) просыпалась и каждый день одевалась в костюм, туфли на каблуках и жемчуга. (Фамилия Бин дословно переводится как «боб, фасоль», а далее Зо говорит: «Ну, хотя бы я не Зо Горошек», – прим.) Но когда она решила без приглашения заявиться к бедной наследнице («обнищавшей сучке», как она меня назвала!), которая по её мнению украла наследство у законных наследников, она пришла одетой для битвы. Она заявилась ко мне на порог в такую рань не для одобрения стипендиального фонда. Если бы мистер Бальфур не пресёк их визит, если бы я открыла дверь босой, с мокрыми нечёсаными волосами и без макияжа, и обнаружила на крыльце стаю женщин, это заставило бы меня почувствовать себя такой же крохотной и выбитой из колеи, как она того хотела. Мой нрав вспыхнул, раскалившись добела и поражая меня своей интенсивностью, драконица в моём животе фыркала пламенем, требуя, чтобы я предприняла немедленные, агрессивные действия, чтобы защитить себя и поставить на место эту суку, что было просто странно. Я была уравновешенной, сдержанной Зо. Моей привычкой было анализировать препятствия, нюансы сложных ситуаций, а не атаковать. И всё же адреналин курсировал по моему телу, и я откровенно чесалась от желания развязать драку.
Остановив себя, я несколько секунд медленно и размеренно дышала, пока мои руки не разжались. К моему изумлению, я увидела, что стиснула кулаки так крепко, что ногти пронзили мои ладони. Скорбь явно усиливала все эмоции, а не только горе, и мне нужно сохранять осторожность в этом плане.
Факт тот, что поведение мисс Бин можно было понять (Ах, вот и она, прагматичная Зо, которая видит ситуацию глазами всех её участников). Ну, может, не совсем понять, но неприятие меня местными точно объяснимо. Я была слишком ошеломлена внезапным и сюрреалистичным открытием своего состояния, что даже не подумала о том, что жители Дивинити могут быть не в восторге от моего приезда, негодовать из-за того, что абсолютной незнакомке (ещё и молодой, к тому же) были завещаны скипетр и мантия их возлюбленного столетнего матриарха. Очевидно, Джунипер играла чрезвычайно важную роль в Дивинити, спонсировала множество их начинаний, финансировала образование и бизнес-предприятия. Горожане неизбежно среагировали бы с любопытством, негодованием, настороженностью.
– Предупреждена, – пробормотала я, возвращаясь обратно в гостиную и мягко закрывая за собой дверь. «Значит, вооружена», – как сказала бы мама.
Я поспешила в свою комнату, чтобы досушить волосы и нанести немного макияжа. С одеждой я ничего не могла поделать. Ничто из моих вещей не могло тягаться с уровнем Алтеи.
Кроме стали в моей душе.
Глава 8
Подкрепившись кофе с щедрой порцией запеканки Леннокс из курицы со сливками, запечённой в горшочке, за которой последовали два воздушных булочки с персиковым джемом, я позвонила мистеру Бальфуру. Прожив несколько лет на дешёвой еде быстрого приготовления (перевод: чрезвычайно обработанная покупная еда), домашнюю еду я восприняла как наслаждение, по которому истосковалась. Когда адвокат не ответил, я оставила ему сообщение, спросив, будет ли у него сегодня днём время встретиться со мной в особняке.
Мой разум превратился в мутную мешанину мыслей, но одна из них была кристально ясной: мне необходимо твёрдо и тактично пресечь несговорчивую мисс Бин. Шайки, даже мелкие сборища состоятельных женщин имели тенденцию разрастаться, если оставить их без внимания. Одними из самых сложных посетителей во время моей работы в ресторанном деле были люди хорошо одетые и, казалось бы, воспитанные. Работая в сфере обслуживания, я научилась не судить книгу по обложке.
Я была человеком, который не останавливается на полпути. В редких случаях, когда я решалась на что-то, я решалась на 110 процентов. Если (нет, как только) я приму это наследство, за каждым моим шагом будут следить, в моих мотивах будут сомневаться, мои решения будут подвергаться безжалостной проверке, поэтому крайне важно, чтобы я начала как намеревалась: твёрдо, полностью вовлечённой и способной, или, если не способной, то открытой для инструкций по этому вопросу. Занять здесь место, оставленное Джунипер Кэмерон, не обладая компетенцией и убедительностью, никогда не получится. Благодетельный матриарх была животворящей и заботящейся силой. Я надеялась, что мы родственницы не только в финансовом наследии, но по характеру.
Я ничего не знала о своей родословной. Вероятность, что я проросла от прекрасных, крепких корней, даровала волнующее чувство семейной гордости. Я была благодарна за то, что хотя мне всего двадцать четыре года, я прожила жизнь, полную ответственности и тяжёлой работы. Проживи я детство, которому я когда-то завидовала, я бы и в половину не была бы готова к задачам, стоящим передо мной.
Когда я выходила через чёрный ход на задний двор, мистер Бальфур написал:
«В час дня вам подойдёт? Я не знаю, какую спальню вы выбрали, но покои Джунипер в южном конце первого этажа. Надеюсь, мы не слишком вторглись, но когда Леннокс узнала о пожаре, она взяла на себя вольность купить для вас одежду и прочие вещи, и вы найдёте всё в шкафу там. Мы пострадали от схожей потери и понимаем, каким длительным может быть процесс восстановления всего».
«Длительным», – сказал он со своими деликатными южными манерами, тогда как подобающим словом было бы «невозможным». Я не сомневалась, что он знал сумму моего долга до последнего пенни. Была ли хоть одна деталь, которую он и его жена не смогли учесть? Моё недавнее опасение, что я покажусь бедной родственницей, которой я и являлась, и почувствую себя убогой из-за этого, было устранено ещё до моего прибытия. Как я вообще привыкну жить вот так – где мои потребности предвидят и обеспечивают ещё до того, как я сама их осмыслила?
«В час будет идеально. Это такой добрый и внимательный поступок со стороны Леннокс, спасибо». Сунув телефон в задний карман, я вышла на патио из кремовых и дымчато-серых камней брусчатки, обрамлявших бассейн, и с восторгом обнаружила, что они тёплые под моими босыми пальцами ног. На севере сегодня было +3 и моросил дождик; я проверяла. Затем я исполнила маленький радостный танец в душе, празднуя тот факт, что я здесь, а не там. Мои эмоции сегодня были определённо… бурными, моё счастье пьянило, моё раздражение вспыхивало.
Буквально вчера я надеялась, что адвокат снял мне номер в отеле с бассейном, чтобы я могла напитаться солнышком перед возвращением домой. Теперь же я стояла под солнечным лазурным небом, в поразительном садовом дворике (зажатом между задней стеной особняка и покрытым вистерией гаражом, который тягался с домом в своей грозной ширине), и двор этот мог похвастаться курортным бассейном с шестью фонтанами, четырьмя костровищами, двумя баха-полками с искрящими белыми шезлонгами, джакузи на дюжину человек, петляющей водяной горкой, очаровательной летней кухней под увитой лианами беседкой, столовой зоной и большой зоной отдыха с мягкими диванами и костровищем.
(Баха-полка – это неглубокая зона в бассейне, где можно поставить шезлонги прямо на дно бассейна и лежать в воде; также эти зоны часто отводятся для маленьких детей и домашних животных, – прим.)
И всё это предположительно моё.
Мне никогда не придётся выселяться и ехать домой.
Меня нельзя назвать матершинницей. Мама вбила мне в голову, что мне дан мозг, и на мне лежит ответственность его использовать; использование избитых проклятий выдавало ленивый, лишённый дисциплины мозг. Но факт в том, что иногда можно лишь покачать головой и сказать: «Какого хера? Я тоже умерла в том пожаре, и это рай?»
Я не умерла, и это не рай. Я здесь, а мама нет, и она никогда не сможет увидеть великолепие Уотч-хилла или наблюдать, как я превосхожу мечты нас обеих насчёт того, чем я однажды могла бы стать. Моё сердце защемило от скорби, и на глаза навернулись слёзы.
– Вуф-вуф-вуф.
Я обернулась и обнаружила Руфуса, который сидел на спинке мягкого шезлонга, склонив голову набок, и изучал меня глазами цвета оранжевого пламени.
– Я потеряла свою мать в пожаре, – несчастно сказала я ему, шмыгая носом, – и я так сильно по ней скучаю, что кажется, будто моя душа кровоточит.
– Вуф.
Вытерев глаза тыльной стороной ладони, я заставила себя собрать своё горе и спрятать прочь. Я пообещала себе обуздать его, отводить для плача лишь определённые, конкретные часы дня, и в целом я преуспевала.
– Наверное, ты хочешь, чтобы тебя впустили.
– Вуф-вуф.
– Я думала, совы ухают. С чего вдруг это вуфканье?
– Хуу-хуу.
Я моргнула.
– А некоторые ещё говорят «красавица».
Тыквенные глаза оценивали меня, не моргая.
Хрюкнув от собственной вычурной выдумки, будто свирепый мрачный филин, который даже отдалённо не выглядел одомашненным, может повторять за мной как хорошо натренированный попугай, я сказала:
– Пошли, я впущу тебя.
Полночный хищник оттолкнулся мощными когтями, высоко воспарив, затем низко опустился, пролетев по длине двора с искусным скольжением, едва заметно подёргивая кончиками крыльев, чтобы огибать деревья и кустарники, фонтаны и статуи, после чего приземлился в нише над дверью трёхэтажной оранжереи в южном краю обширного сада.
Я поспешила присоединиться к нему.
***
Дом извивался немыслимым лабиринтом, и я быстро подтвердила свою догадку о том, что примерная площадь была прискорбно неточной. Одна лишь оранжерея по моим представлениям имела площадь 5000 квадратных футов. Я разрешила себе лишь бегло заглянуть внутрь, пока наблюдала, как Руфус залетает и садится на ветку хлебного дерева. Если я зайду, то потеряю всё утро, бродя там и с разинутым ртом глядя на изобилие экзотических деревьев, листвы, цветов и трав. Я мельком видела кумкваты, лимоны, лаймы, окаймлённые кирпичные дорожки; уловила запах бесчисленных трав и пряностей, смешивающихся воедино. Где-то внутри очаровательной стеклянной оранжереи водопад каскадами падал на камень, лился в невидимую чашу, добавляя влажности и без того влажному климату. Водопад… внутри дома! Я воображала, что если чаша подобна небольшому пруду, то в ночь полнолуния я могу погрузиться в те воды, подсолив их своими слезами.
Закрыв дверь в оранжерею, я прошла обратно к главной лестнице особняка, выбрала средний из трёх южных коридоров и двинулась на поиски покоев Джунипер, надеясь, что её кабинет с таким крайне важным генетическим анализом тоже окажется в той стороне.
С каждым шагом моя дезориентация лишь росла. След из хлебных крошек тут не помешал бы, но на деле мне нужна пачка клейких листочков и маркер. Я сделала мысленную пометку взять их, если вообще когда-нибудь найду тут кабинет, а потом приклеить листочек на входе в каждый коридор и подписать, какие комнаты расположены в той стороне – до тех пор, пока не выучу планировку, если мне это однажды удастся. Часть проблемы крылась в бесконечном множестве внутренних комнат без окон, но с несколькими соединительными дверьми, которые изгибались и вели в боковые коридоры, отчего легко было бродить кругами, не имея возможности посмотреть на двор и сориентироваться. Другая часть проблемы сводилась к тому, что эти внутренние комнаты освещались теми же янтарными настенными бра, и я на данный момент понятия не имела, как управлять осветительной системой Lutron. Я робко потыкала в одну из компьютерных панелей на стене, но мириады вариантов вводили в заблуждение. Мы с технологиями не общались на одном языке.
Я открывала одну дверь за другой: комната с сотнями складных стульев и столов, полки с постельным бельём и настольным декором для мероприятий, ещё одна комната с весенними и осенними уличными декорациями, ещё одна с рождественскими гирляндами, искусственными ёлками, примерно сотней больших красных сундуков, видимо, с украшениями и разными газонными декорациями, включая детализированного Санту на санях и девять полноразмерных оленей. Боже, какую рождественскую вечеринку я могла закатить!
Ещё тут была комната, которую я могла сравнить лишь с небольшим магазинчиком, наполненная туалетной бумагой, бумажными полотенцами, бутилированной водой, средствами для мытья посуды, порошками и другими бытовыми предметами первой необходимости. Другая комната была забита разного рода тканями. Кладовка вмещала в себя коробки дорогих парфюмов, дизайнерские шарфы и сумочки, модные галстуки, и всё это с элегантными подарочными коробками, лентами и открытками, аккуратно сложенными рядом. У неё имелась кладовка для подарков. Кто вообще так делал?
С каждой открытой дверью моё изумление нарастало. Это не дом. Это небольшой город, хвастающийся своими приватными бутиками.
Затем я миновала лабиринт внутренних комнат и уставилась на коридор с высокими потолками (и с таким количеством дверей по обе стороны, что я решила их не открывать), который заканчивался парой высоких дверей с узорными медно-хрустальными ручками. Было что-то такое в этих дверях, в их элегантности, в их внушительном расположении под замысловато резной аркой, в их полированной тёмной древесине, а также в вырезанных в центре каждой панели двух переплетающихся трикветрах, что так и шептало: «Здесь вы найдёте Джунипер Кэмерон».
Я костьми знала, что это её коридор. Она тысячи раз проходила по этому коридору; она жила, спала и видела сны в этой части дома, и казалось, что эти сны до сих пор витали в этих стенах. Она была здесь в слабом запахе пряных роз, смешивающемся с деликатным чистым парфюмом. (Позднее я узнаю, что горничные более семидесяти лет каждое утро ставили в её покоях и в её кабинете по свежей вазе кремовых и голубых роз, и они продолжали делать так после её смерти; что её любимым парфюмом был Gra Siorai, созданный исключительно для неё эксклюзивной французской парфюмерной фабрикой). Она была здесь в серьёзной тишине коридора, в царственных потолочных плинтусах и замысловатых деревянных панелях между дверьми, в изысканном кремово-голубом ковре «ёлочкой» в коридоре.
Рефлекторно сжимая и разжимая руку, я внезапно испытала опасения, почувствовала себя незваным гостем, не имеющим права быть здесь, и быстро осознала, что становлюсь подобной горожанам, которые так высоко её превозносили. Но разве можно иначе? Она имела так много, она сделала так много, она заботилась об этом городе почти сотню лет. Как я могла соответствовать её наследию, если я даже не уверена, что смогу найти дорогу обратно в ту комнату, в которой спала прошлой ночью?
