Текст книги "Дом на Уотч-Хилл (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Я даже не знала, что здесь был амбар, но должна же где-то храниться техника, которая использовалась для обслуживания земель.
– За гаражом, через Полночный Сад. Вы не сможете его не заметить.
– Он сказал, что за проблема?
Она покачала головой.
– Я об этом позабочусь.
– Спасибо, мэм. И спасибо вам за Клайда. Он хороший мужчина. Он вас не разочарует.
***
За оранжереей, за южными воротами, за гаражом, за ещё одними замысловатыми воротами из кованого железа, вделанными в возвышающееся кирпичное ограждение, простирался Полночный Сад, который столь основательно поразил меня, что я на мгновение забыла про амбар. Десятки могучих дубов со старыми круглыми ранами от ампутации нижних веток простирались так высоко и плавно, как грациозные танцоры, поддерживая лиственные кроны, образуя почти непроницаемый потолок зелени, сквозь который скудно проглядывало небо.
Такое чувство, будто я вошла в секретный мир, зелёное, природное место, просторные акры, где я не удивилась бы найти фей, ухаживающих за цветами, и нимф, охраняющих зеркальные поверхности водоёмов, обрамлённых камнями и мхом. Воздух полнился песнями птиц; белки прыгали и играли в их лиственных домах.
Как только я зашла за эти кирпичные стены высотой более четырёх метров, время прекратило своё существование. Словно в этом саду не было прошлого, настоящего или будущего. Сама эта концепция казалась здесь глупой; время явно было податливым, а не линейным, и скользнуть по нему в сторону было так же легко, как назад или вперёд. Я воображала, что могу стоять в любом столетии, в любой стране, возможно, даже в той, что ещё не обнаружена – в такой же отдалённой и отрешённой от внешнего мира, каким ощущался Полночный Сад.
«Боже», – подумала я. Здесь было нечто очень древнее и могущественное. Почва как будто кишела жизнью и возможностями, вибрировала такой энергией, что я воображала, будто могу почувствовать лёгкую вибрацию в стопах ног, словно земля в пределах этих стен обладала… знанием, осознанностью… тогда как грязь за их пределами была безжизненной, инертной. Здесь посеянное вырастет в наиболее изобильной форме. Здесь можно творить магию, заклинать почву, столь богатую и полную жизни, что она действительно чувствовала.
В дальнем углу, за длинным, узким зеркальным прудом, окружённым ещё большим количеством гладких плоских камней, возвышалось то, что могло быть лишь дубом Сильван, с гостеприимной каменной скамейкой под ним. Я двинулась туда, благоговея; никогда в жизни я не созерцала такого дерева, обладающего подобным присутствием. Высотой оно было почти тридцать метров, обхват ствола доходил до добрых трёх метров, а его ветви, многие из которых тяжело покоились на земле, прежде чем взметнуться обратно к небу, были такими толстыми и широкими, что мы с Эсте могли бы бок о бок улечься на одной ветке и смотреть на крону. Это дерево не перенесло ампутаций, ветви разваливались от неба к земле, затем вновь взмывали к небесам, не имея никаких шрамов. Огромная бахрома серебристого мха свисала с веток, покрытых папоротниками, плющом и воздушными лозами. Тут цветок поднимал застенчивую головку из щёлки. Там сова обустроила свой дом; ещё где-то коконы изящно крепились к нежной обратной стороне листьев. Мерцающие нити большой паутины (с весьма ужасающим огромным жёлто-чёрным пауком в центре) простирались на три с половиной метра, от ветки до ветки. Дуб Сильван сам по себе был нетронутой экосистемой.
– Ну разве ты не величественен? – воскликнула я, подходя к стволу, прижимая ладони к тёплой коре, будто я могла почувствовать столетия жизни, пульсирующие в древесном соке, который питал его яркое, гигантское сердце.
И я готова была поклясться, что на мгновение действительно почувствовала некое сердцебиение. Я рефлекторно отдёрнулась, попятившись и нервно покосившись. Само собой, я это вообразила.
Я подумывала агрессивно зашагать вперёд и снова прижаться ладонями, затем передумала. Мама всегда говорила: «Зо, задавай вопрос лишь тогда, когда ты полностью готова к любому возможному ответу». Я ни капельки не желала сталкиваться с ещё одной странностью, с которой придётся разбираться. Мои экстрасенсорные способности, свойственные и другим людям в этом городе, почти парализующий страх Алтеи перед чем-то или кем-то, убийство мамы, бесчисленные необычные характеристики поместья – всего этого более чем хватало, чтобы держать меня на постоянно нервной грани. Если это дерево каким-то образом обладало сердцебиением, то у меня случился страусиный момент; погрузив голову в песок, я предпочту не знать.
Я встряхнулась.
– Амбар, – пробормотала я, гадая, какие же проблемы могут случиться в амбаре. Само собой, ничего слишком драматичного. В конце концов, это всего лишь амбар.
Верно?
С другой стороны, ничто в Дивинити не описывалось словом «всего лишь». В этом месте одни слои накладывались на другие, ожидая, когда их раскроют.
Слева от меня находились ещё одни ворота из кованого железа – выход из сада. Я поспешила туда, к просторной прямоугольной постройке с металлической крышей, находившейся за ними.
Когда я вошла в хозяйственную постройку через большие двойные двери, я глубоко вдохнула запах соломы из донника, кожи и седельного мыла, а также чего-то бодрого и лимонного. Амбар был огромным и сумрачным, не считая полос рассеянного солнечного света, пробивающихся сквозь щели в старом сайдинге, с литым бетонным полом, на котором громоздились комбайны, тракторы и прицепы. Пыльные упаковки забытого табака лежали на верхних уровнях, а по обеим сторонам вдоль стен тянулись лошадиные стойла. В здании имелся частичный второй этаж, забитый тюками соломы, мешками семян и удобрений. В самом верху, под пиком круто покатой крыши, висящие на толстых верёвках, привязанных к стропилам, виднелись древние фермерские инструменты, освобождавшие место на полу для современного оборудования.
– Эй? – позвала я. – Есть здесь кто?
Когда ответа не последовало, по моему позвоночнику скользнул холодок дурного предчувствия.
«Отступай», – потребовал этот холодок. Но органы чувств, на которые я привыкла полагаться – вещи вроде картинки и звука – не смогли определить причину опасений, и с прагматизмом, внедрённым в меня с младых лет, я снова выкрикнула «Эй!» и сделала ещё несколько шагов в тускло освещённый амбар, обходя комбайн, чтобы заглянуть вглубь теней помещения.
Я не знаю, что меня предупредило, но что-то предупредило. Позднее я решила, что, должно быть, услышала скрип, когда инструмент надо мной сдвинулся, потрескивая на своих верёвках. Я резко вскинула голову и увидела один из тех архаичных фермерских инструментов – своеобразную тяжёлую, антикварную сенокосилку, подрагивающую на её тросах. Затем она рванулась прямо на меня, с бесчисленными длинными и изогнутыми лезвиями, острыми как сабли. Я отшатнулась назад, стремительно повернувшись, чтобы избежать удара, и три огромных чёрных мастифа с пеной на мордах свирепо ринулись на меня, щёлкая челюстями и рыча. Я резко развернулась в другую сторону, но и там нашла ещё трёх мастифов, брызжущих слюной. Я оказалась в ловушке между ними.
Я вскинула голову обратно вверх и увидела смерть на этих сверкающих лезвиях. Что-то внутри меня вспыхнуло, когда время замерло, и моя жизнь пронеслась перед моими глазами, и я осознала, что жизни-то у меня ещё не было, и я, видит Бог, не умру в амбаре, убитая фермерским инструментом, окружённая свирепыми псами.
Грибовидное облако, которое я почувствовала этим утром, вернулось – явление немыслимой широты и жестокости, раскалённое добела и радиоактивное, пронзённое бесконечным криком несправедливости, что моё время здесь оборвётся так быстро, когда хорошие вещи только начали наконец-то происходить со мной. Облако пропитало каждый атом моей сущности, дымясь, опаляя, обугливая меня изнутри, и как раз когда оно стало невыносимым, когда я почувствовала, что оно может выжечь душу из моего тела, я, подчиняясь примитивнейшему инстинкту, вытолкнула облако, пытаясь изгнать его из себя, поддаваясь внезапному убеждению, что моя внутренняя ядерная бомба может уничтожить меня до того, как это сделает инструмент.
Я всей своей мощью давила на это радиоактивное месиво, пытаясь соскрести его в один большой шар яда и выбросить его из своего тела – я толкала и толкала, поглощённая яростью на ту вещь, которая стремилась оборвать мою жизнь, на этот чёртов инструмент – а затем облако исчезло, и я почувствовала себя одурманенной, на грани обморока. Сенокосилка почти упала на меня, но смертоносный инструмент внезапно резко отлетел влево и со скрежещущим визгом металла по металлу и взрывом огненных искр приземлился на комбайн. Он смял крышу комбайна как аккордеон, вдавив её в кабину, свирепые сабли-когти врезались в пол, оставляя борозды в бетоне. Затем, дрожа и подёргиваясь, всё это завалилось сцепившейся грудой покорёженного металла и замерло.
Я пошатнулась назад, рыдая от страха и облегчения, прижимая ладонь к груди, а затем развернулась и выбежала из амбара так быстро, как только несли меня мои дрожащие ноги.
Только почти добравшись до дома, я подумала… куда подевались те ужасающие псы?
И если на то пошло, откуда они взялись, чёрт возьми?
***
Когда Элис пришла, я сидела на кухне и обхватывала кружку кофе всё ещё дрожащими руками. Как только я вернулась в дом, я накинулась на первую попавшуюся служанку и попросила её немедленно послать Элис ко мне на кухню.
– Мужчина, который пришёл к двери, – резко сказала я. – Кем он был?
Опешив от моего тона, она нервно сказала:
– Честно говоря, мэм, я никогда прежде его не видела. Что-то не так?
Мне так и хотелось вернуться в амбар, осмотреть верёвки, ответственные за крепление инструмента к стропилам крыши и решить: перерезаны или истрепались? Но пока что я ни за что туда не вернусь. Просто немыслимо, чтобы эта цепочка событий – новую наследницу колоссального состояния зовут в амбар; там никого нет; тяжёлое оборудование чуть не убивает её; о, и давайте не забывать о загадочном появлении собак, брызжущих слюной – была совпадением.
Я встретилась взглядом с Элис, послав к чёрту правила, и стала прощупывать. Искреннее беспокойство, опасение за её работу, но никакого представления о том, кем был мужчина. Она говорила правду. Если она и осознавала моё вторжение, то никак этого не выдала.
– Часто ли мужчины, которых ты никогда не видела, приходят к дверям поместья?
– Это случается время от времени. Состав команды фермеров меняется. Немногие теперь хотят работать в полях на здешних землях. Нашему бригадиру, Лейту Донахью, сложно найти хороших мужчин. Пусть он делает проверки прошлого по всем новым сотрудникам, рабочие в поле бывают грубой братией, мэм.
– Я владею собаками? Есть ли в поместье собаки?
Она тупо уставилась на меня.
– Нет, мэм. У Джунипер не было собак.
– Спасибо, Элис. На этом всё.
Она не сдвинулась с места.
– Я поступила неправильно, придя к вам, мэм? – спросила она, тревожно заламывая руки в фартуке.
– Ни капельки.
Она так и не сдвинулась с места, и я осознала, что этого не случится. Мой тон обеспокоил её, и впредь, имея дело с персоналом, мне придётся приложить усилия, чтобы старательно контролировать свой голос. Каждое произнесённое мной слово имело здесь колоссальный вес. Пусть я всю жизнь проработала в обслуге, для этого персонала я была начальницей. Эта роль нова для меня и потребует привыкания. Элис будет стоять здесь, уверенная, что сделала что-то плохое, пока я не дам ей объяснение. Я подозревала, что даже тогда она весь день будет переживать об этом.
– В амбаре никого не было, – сказала я ей.
– Прошу прощения за то, что зря потратила ваше время, мэм, – произнесла Элис натужным голосом.
– Ты не сделала ничего плохого. Но если этот мужчина вернётся вновь, пожалуйста, немедленно дай мне знать.
– Да, мэм, – опустив голову и почти выполнив реверанс, она поспешно попятилась из комнаты.
Попятилась. Я кто, королева? Я вздохнула. Для них – вполне возможно. Этот город определённо вращался вокруг Джунипер так, будто она была их царственной госпожой.
Из того, что произошло только что, я могла сделать несколько выводов. Кто-то (с хорошо обученными, ужасающими собаками) предпринял попытку покушения на мою жизнь. Мужчина, который постучал в дверь, отправил меня в амбар, чтобы покушение могло состояться. Мужчина, который взял на себя заманивание, необязательно был тем же, кто совершил попытку убийства. Он мог просто передавать сообщение. Возможно, на меня нацелилась пара.
Люди настолько ненавидели то, что я унаследовала поместье Кэмерон, что готовы пойти на убийство, лишь бы избавиться от меня? Самыми очевидными подозреваемыми были альтернативные наследники – чета Александров. Они получили бы самую крупную выгоду. Но я встретила их прошлым вечером, и они показались мне славными, если только я вообще не умела разбираться в людях без моей вторгающейся способности. Будучи официанткой, я научилась подмечать малейшие детали, тики, жесты, едва заметное смещение взгляда, которое подсказывало, получу ли я хорошие чаевые, стану жертвой надувательства или буду вынуждена отбиваться от рук, лапающих меня за грудь или задницу. От Александров я не уловила ничего, что заставило бы меня насторожиться. Однако я и не проводила много времени один на один с ними. Я намеревалась сделать это в ближайшем будущем, желательно в общественном месте, с кучей свидетелей.
Сто пятьдесят миллионов долларов – это большие деньги. Люди убивали и за гораздо меньшее. Во что я ввязалась? Может, более мудрая женщина просто ушла бы? И вернулась к чему? Индиана, сокрушительные долги, постоянная работа, никаких представлений о том, кто сжёг наш дом и убил мою мать, и никаких денег или времени на то, чтобы искать ответы.
Меня переполнила ледяная решительность.
Не оленёнок. Никогда не оленёнок.
Композитный арбалет – мой.
Я не побегу. Я больше никогда не буду сбегать.
***
Если дух Джунипер Кэмерон и задержался где-то в особняке, так это в её кабинете. Ощущение властной компетентности пропитывало безмятежную комнату, где она десятилетиями руководила заботой о поместье и нуждах Дивинити.
Комната ощущалась для меня такой спокойной, такой хорошей, что я несколько секунд постояла в её центре, закрыв глаза и впитывая умиротворённость. После такого утра мне это было нужно.
Закончив с Элис, я решила продолжить поиски генетического анализа – отчасти потому, что хотела ткнуть Алтею Бин носом в этот документ, но по большей части для того, чтобы отвлечься от случившегося только что. Я пока не могла раздразнивать рычание уродливости; мне нужно было снять напряжение. Этому защитному механизму я научилась, пока ухаживала за мамой. Каждый раз, когда мы получали всё худшие и худшие новости, я уходила куда-нибудь, делала что-нибудь, чтобы отвлечься, полностью избегала данной темы. Иногда мне требовалось несколько дней, чтобы переварить новый удар и посмотреть ему в лицо.
Час назад надо мной нависала смерть, сверкающая смертоносными лезвиями, и я понятия не имела, как избежала её, или почему инструмент резко сменил траекторию, врезавшись в комбайн, а не в меня. И это наименьшее из всего, что беспокоило меня.
Выбросив из головы мысли об этом событии, я осмотрела комнату. Возвышающиеся книжные шкафы обрамляли периметр, лишь в одном месте прерываемые гигантским камином с узорчатой каймой из колонн. Книги простирались вдвое выше моего роста, к верхним полкам давала доступ закреплённая лестница на колёсиках. Потолок кессонирован встроенными квадратиками сверкающей меди, на которых были выгравированы те закрученные трискелионы.
Комната была успокаивающе тёмной, не терпела отвлечений от особняка за массивными и, как я подозревала, звуконепроницаемыми дверьми, через которые я вошла. Здесь, как и в хозяйских покоях Джунипер, не было ни следа технологий, ни плоскоэкранного телевизора, ни телефона, ни факс-машины. Полированное красное дерево, рельефный ковёр цвета слоновой кости и стены полночно-синего оттенка сплетали чары умиротворения и ясности. Ваза тех кремовых и голубых роз с пряным ароматом стояла на каминной полке, перед которой располагался стол. Плотно задёрнутые шторы были из кремового бархата, освещение мягкое, мебель элегантно уютная, состоящая из стёганого дивана и таких же кресел.
Я подошла к столу и, не обнаружив на поверхности ничего интересного, кроме счетов, стандартных аксессуаров и изысканной лампы из витражного стекла, открыла ящики и начала рыться. Через двадцать минут, так ничего и не отыскав, я перешла к шкафам для документов, встроенным в нижние полки книжных стеллажей.
Чертежи и планы, бухгалтерские книги и счета-фактуры, папки со столь сложными бизнес-инвестициями, что я даже не утруждала себя попытками расшифровать их. Бесконечные папки юридических документов.
Никакого генетического анализа.
Дальше я начала искать на полках семейную Библию и быстро остановилась на древнем с виду кожаном томе на верхней полке, но даже встав на цыпочки на лестнице, я оказалась недостаточно высокой, чтобы дотянуться.
Несколько секунд я разглядывала огромный камин, решила, что толстая каминная полка выдержит меня и может дать те недостающие несколько дюймов, чтобы дотянуться до книги. Забравшись на каминную полку, я осознала, что от успеха меня отделяет каких-то три-пять сантиметров.
Но, рассуждала я, изучая узорную кайму, если я удержусь за декоративный торец, то смогу опереться на плинтус, поддерживающий правую колонну, что даст мне ещё десять сантиметров – больше, чем мне нужно.
Держась за торец, я втиснула палец ноги в уголок между рифлёной бороздой и центральной панелью и уже собиралась наступить, но тут внезапно раздался громкий щелчок, и к моему изумлению, широкая панель книг беззвучно сдвинулась вправо от меня, открыв просторную тьму за ней.
Я хотела треснуть себя по лбу за то, что так быстро забыла о существовании потайных дверей в особняке. Я опустилась обратно на лестницу, буквально скатилась по ней и заглянула в открывшееся пространство, которое, не считая слабого островка света, лившегося из-за меня, было абсолютно тёмным. Подавшись вперёд, я пошарила по стене в поисках выключателя, но не нашла его.
Когда мои глаза привыкли к темноте, я готова была поклясться, что увидела слабые очертания женщины, стоящей в тёмной комнате и смотрящей прямо на меня!
Сдав назад, я резко потребовала:
– Кто там?
Когда ответа не последовало, я развернулась и бросилась от одного окна к другому, раздвигая шторы и спешно впуская свет дня в полночное помещение. Как я и надеялась, лучи света полились через дверь в потайную комнату.
Расправив плечи, я пошла обратно ко входу, заглянула и сбросила с себя дрожь, выдохнув с прерывистым облегчением.
Картина в полный рост стояла на мольберте среди дюжин других портретов и фотографий, расставленных на столах и повешенных на стенах.
Я медленно вошла в комнату – нашла выключатель! – затем начала рассматривать столы. Здесь, убранные в своеобразный храм, были Леди Поместья Кэмерон. Здесь были сотни фотографий и миниатюр, некоторые висели, другие стояли на грациозных столиках и тумбах, вместе с разнообразием безделушек; тут чрезвычайно отполированное ручное серебряное зеркальце с выгравированными инициалами ЕДК, там вычурный, инкрустированный гребешок, клатч с бахромой, карманная книжица стихотворений.
Я понятия не имела, в какую последовательность эти женщины выстраивались на протяжении лет, но могла определить приблизительную эру их правления, судя по одежде и формату, в котором их запечатлели. Я внимательно изучала их лица, ища сходство, заверение в том, что я одна из них. Но кроме полных надежды фантазий, что мой нос действительно походил на вот этот, или что мои глаза обладали таким же разрезом, как у вон той, я не нашла никакой уверенности, которой жаждала. Ни одна из них, даже та, что испугала меня и которую я решила считать самой Джунипер, ибо она была одета в самую современную одежду, не имела янтарных глаз или какой-то другой особенно характерной черты Греев, которую я с твёрдым убеждением могла бы назвать своей собственной.
Моя благодетельница, похоже, позировала для портрета в тридцать с небольшим лет. Молодая и гибкая, с сильными костями, высокими скулами и изгибом улыбки на губах, со светлыми волосами, убранными в шиньон, Джунипер источала силу, веселье и стойкость. Она была такой женщиной, которую нельзя назвать симпатичной – это слишком маленькое и распространённое слово – хотя она была статной и привлекательной в манере славного морского судна или элегантной породистой скаковой лошади. Тут также имелись десятки небольших её фотографий, документировавших течение времени, заканчивая той, где ей, наверное, было почти сто лет. Голубые глаза до сих пор искрили весельем в гнёздах из глубоких морщин, под шапкой тонких белоснежных кудрей. Пусть её лицо увяло мягкими брылами и обвисшей кожей, её щёки оставались округлыми, румяными и гладкими. Дорогая миссис Клаус. Неудивительно, что горожане её обожали.
Гадая, не окажутся ли здесь однажды и мои фотографии (при условии, что я проживу достаточно долго), и вдохновляясь грациозной силой и стойкостью Джунипер, я решила разобраться с неприятным утренним событием и позвонить мистеру Бальфуру, чтобы узнать его мысли.
Я не видела двери, пока не начала выходить и не заметила едва заметный её проблеск краем глаза – настолько неприметно и бесшовно она была вделана в стену между портретами, обрамлённая почти несуществующей рамой и оснащённая низко расположенной хрустальной дверной ручкой.
Я поспешила туда, повернула ручку и надавила, с удивлением обнаружив, что хрусталь был холодным как лёд.
Когда дверь не поддалась, я сообразила, что она, должно быть, открывается на себя, так что я потянула. Всё равно не получилось. Нагнувшись, я осмотрела странно холодную ручку в поисках запирающего механизма, но ничего не нашла. Я осмотрела дверную раму и решила, что дверь точно открывается на себя, и потянула снова. Такое ощущение, будто она приклеилась к стене, и я гадала, может, это чисто декоративное, но не могла представить, зачем кому-то может понадобиться декоративная дверь. Мне она не показалась особенно артистичной.
Я раздражённо потянула вновь, затем, чувствуя себя немного глупо и упрямо, упёрлась ступнёй в стену и (наполовину ожидая отлететь назад, когда дверь поддастся, врезаться в картины и сотворить ужасный бардак) дёрнула дверь изо всей силы.
С таким же успехом она могла быть зафиксированной в камне.
Вздохнув и потерев ладони друг о друга для тепла, я сделала мысленную пометку спросить мистера Бальфура, знал ли он что-то о двери. Пусть он сказал, что никогда не получал экскурсии по всему особняку, за десятки лет их совместной работы он наверняка несколько раз бывал в кабинете Джунипер.
При выходе я задёрнула шторы, но оставила дверь в потайную комнату приоткрытой и не выключила свет. Что-то в этой скрытой комнате вызывало у меня дискомфорт, но я не могла сказать, что именно. Почему эта комната, явно отдающая дань женщинам, правившим особняком, обустроена столь приватно? Почему фотографии не были гордо выставлены в доступной части дома? Мне это показалось странным и почти… злонамеренным, в духе «вот это леди, но их нужно спрятать». И ещё эта дверь с ледяной ручкой, которая не открывалась и казалась мне необъяснимо зловещей.
Пока я проходила через юго-западную гостиную, мой телефон зазвонил, оповещая о звонке, которого я ждала. Присев на диван, я быстро ответила.
– Здравствуй, Том. Как Дотти? – когда ты сама смотрела, как близкий человек тонет в безжалостных волнах неизлечимой болезни, это первый вопрос, который ты задаёшь человеку, сидящему в той же лодке.
– Хорошо, насколько это возможно, – устало сказал он. – Спасибо, что спросила.
Я хорошо знала эту усталость. После краткого разговора об её лечении и моих заверениях в том, что мы не хранили ничего горючего на своём участке, Том сказал мне, что бензин был сосредоточен в подвале, что одно из древних распашных окон наверняка разбили, чтобы получить доступ, и что его встревожило количество горючего вещества, найденного среди обломков.
– Факт заключается в том, Зо, что в момент начала пожара мы могли бы находиться в считанных кварталах от места, и всё равно не было ни единой надежды его потушить.
– Зацепки есть?
– Ни одной. У нас тут не бывает таких пожаров. Обычно я бы присмотрелся к владельцу, но у Рэя выплачена ипотека и нет страховки. Он ничего не получил и многое потерял. Я буду следить, не возникнет ли похожих пожаров в окрестных городах и населённых пунктах, но в остальном мы получили нераскрытое дело. Некого допрашивать, нечего расследовать.
– Рэй звонил мне и угрожал. Сказал, что подаст в суд.
Том хрюкнул.
– Я с ним поговорю. Он уже месяцами опять слетает с катушек. Ты знаешь, каким он бывает. Тебе не о чём беспокоиться, дорогая; ты была на собеседовании, когда это случилось, и никто, абсолютно никто не поверит, что ты бы могла навредить своей матери. Ты посвятила ей всю свою жизнь. Рэй – обиженный, озлобленный мужчина. Я с ним разберусь.
– Спасибо, – тихо сказала я. – Ты не мог бы передать содержимое сейфа моей подруге Эсте, которая на этих выходных приедет ко мне в гости?
– Где ты? Думал, ты живёшь в той студии.
– В Луизиане.
– Прости, Зо. Хотелось бы мне иметь возможность сделать так, но мне нужно документальное подтверждение передачи исключительно ближайшему родственнику или распорядителю имущества.
– Но я не знаю, когда вернусь, – возразила я. – Как насчёт того, чтобы отправить почтой?
Он замолчал на несколько долгих секунд.
– Могут пройти месяцы, прежде чем я вернусь в Луизиану, – решительно настаивала я.
– Формально я должен передать это в руки, – вздохнул он.
– Если ты отправишь это почтой с отслеживанием, само собой, это достаточное подтверждение. Пожалуйста, – с рвением добавила я. – Мама была всем моим миром. Не заставляй меня ждать несколько месяцев.
Очередной вздох, затем:
– Полагаю, я могу оформить отслеживание как достаточное подтверждение.
– О, спасибо! – воскликнула я, выдохнув, хотя даже не осознавала, что задержала дыхание. Я не была уверена, что это доставят в особняк без улицы и номера дома, так что назвала адрес юридической фирмы «Бальфур и Бэрд» (не сказав, что это юридическая фирма и сделав мысленную пометку сообщить мистеру Бальфуру, что туда прибудет посылка для меня). Том обещал завтра зайти в пожарную часть и лично отправиться на почту, что означало, что посылка прибудет сюда в субботу, самое позднее в понедельник.
Поблагодарив его и пожелав всего наилучшего, я уже собиралась завершить звонок, но тут он сказал:
– Считай, что тебе повезло, Зо, раз это не было твоим выходным днём, иначе ты бы тоже погибла в том пожаре. Соседи сказали, что слышали взрывы, а потом весь дом был охвачен огнём. Всё произошло практически мгновенно.
Я сидела, застыв и держа телефон у уха после того, как он повесил трубку.
Я была так поглощена горем, так ошеломлена внезапной, кардинальной переменой своих обстоятельств, и так разъярена тем, что кто-то намеренно подстроил пожар, убивший мою мать, что я не сообразила, что тот день должен был быть моим выходным.
В тот день я тоже должна была быть дома. И была бы, если бы меня не уволили. Мы наверняка сидели бы в маминой спальне, с ассортиментом вкусняшек, которые я на той неделе смогла купить в продуктовом, разговаривали бы или смотрели бы фильм. Вдруг тот, кто залил подвал бензином, так же тихонько прокрался вверх по лестнице и забаррикадировал дверь в её комнату? Мы бы обе умерли, цепляясь друг за друга и крича? Тот, кто сжёг дом, ожидал, что я тоже буду в нём? Тот день был на самом деле первой из уже двух попыток покушения на мою жизнь? Может, я изначально была целью, а мама – лишь сопутствующий урон?
Эта мысль разъярила меня ещё сильнее. Как давно Джунипер Кэмерон сообщила людям в Дивинити, что она нашла наследницу, и упоминала ли она имя? Алтея Бин знала подробности обо мне. Прошло достаточно времени, чтобы поджигатель начал воплощать план в жизнь? Меня взяли на прицел и открыли охоту? Если так, что дальше?
– Прошу прощения, мэм?
Спеша собраться с мыслями, я повернулась и обнаружила горничную, которую я ещё не встречала – она стояла в дверном проёме, заламывала руки и переступала с ноги на ногу.
«О Господи, ну что теперь-то?»
– Да? – выдавила я.
– Прошу прощения за беспокойство, но Лейт хочет знать, что делать с телом.
Мне пришлось несколько раз заново прокрутить этот вопрос в голове; и всё равно я не была до конца уверена, что верно её расслышала.
– С телом? – переспросила я осторожно, почти неслышно, на случай, если я не так расслышала. Само собой, мне послышалось.
– Да, мэм.
Что ж, это едва ли информативно.
– С каким телом?
– С тем, что в амбаре.
– В амбаре есть тело? – повторила я ещё более осторожно, сохраняя своё лицо бесстрастным, что было немалым подвигом, учитывая мой нарастающий ужас.
Она кивнула, явно испытывая дискомфорт.
– Мёртвое тело? В смысле, мёртвый человек?
Серьёзно? Какого чёрта?
– Да, мэм.
– Прошу прощения. Должно быть, я что-то упускаю. Почему в амбаре мёртвый человек?
Она пожала плечами, выглядя несчастной.
Я открыла рот, закрыла обратно. Когда я была в амбаре, там никого не было, по крайней мере, насколько я видела. Наконец, я слабо произнесла:
– Такое часто случается?
Я унаследовала убивающий амбар с призраками, который пусть и не сумел убить меня, но успешно прикончил кого-то другого?
– Нет, мэм. Это впервые.
Факты, напомнила я себе – техника, которую я выучила на постоянных визитах к врачу, где новости становились всё хуже и хуже – убрать эмоции, сочетать разум и факты.
– Мы знаем, чьё это тело? – это должно пролить какой-то свет.
– Элис сказала, что это тот мужчина, который ранее постучал в дверь, мэм.
Я разинула рот.
– Как он умер? – нападение свирепых псов? Ещё один упавший инструмент?
– Я спрашивала от лица Лейта, мэм. Он не знает, что с ним делать.
– Да, но как он умер? – повторила я, повышая голос вопреки своим попыткам проецировать спокойную уверенность и контроль.
– Простите, мэм, – ответила она. – Лейт не сказал.
Я замолчала на несколько долгих секунд, затем сказала:
– Ты не могла бы привести сюда Лейта? И Элис тоже.
– Да, мэм.
И снова я получила почтительный кивок, почти реверанс, и она попятилась. Я не была уверена, что ужасало меня сильнее: тот факт, что в амбаре труп, или тот факт, что когда персонал находил мёртвые тела, он отправлял ко мне горничных с вопросом, как от них избавиться.
Когда она снова появилась на пороге, с Элис, которая испытывала чрезвычайный дискомфорт, а также с коренастым румяным мужчиной, который мог быть лишь бригадиром, Лейтом, я жестом пригласила их войти.
