Текст книги "Дом на Уотч-Хилл (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Они прошли в комнату и встали бок о бок друг с другом, лицом ко мне и с таким видом, будто они предпочли бы предстать перед расстрельным отрядом.
– Я так понимаю, вы нашли тело в амбаре, – осторожно сказала я Лейту.
– Да, мэм.
Далее я обратилась к Элис:
– Это мужчина, который ранее приходил в особняк?
– Да, мэм.
– Ты уверена?
– Абсолютно, мэм.
Из-за всех этих нервничающих людей и обращения «мэм» я чувствовала себя инквизитором. А ещё я чувствовала себя субъектом этой самой инквизиции. Я леди особняка, и это моя проблема, но я совершенно не подготовлена к такому.
– Его раздавил инструмент? – спросила я Лейта.
Он выглядел опешившим от вопроса.
– Нет, но один инструмент действительно упал. Верёвки не выдержали. Приземлился на комбайн, сильно повредил его.
– Веревки истрепались или были перерезаны?
– Я их не осматривал.
Изображая уверенность, которой я определённо не испытывала, я сказала:
– Осмотрите, пожалуйста, затем принесите их в дом. Как умер мужчина?
– Я не видел никаких травм, мэм. Я просто хотел узнать, что делать с телом.
Я решила осторожно разведать.
– А какие варианты?
– Похоронить, – натянуто сказал он. – Сжечь. Утопить в одном из озёр. Вызвать судмедэксперта.
Ладно, вот теперь мы вышли за пределы ужасающего. Он назвал судмедэксперта как последний вариант и вообще не упомянул полицию.
– Вы ранее уже избавлялись от тел на участке? – резко потребовала я.
– Я лишь говорю, что позабочусь об этом так, как вы пожелаете.
– Вам приходилось ранее избавляться от трупов на данном участке? – повторила я, не собираясь позволять ему уйти от ответа. Да что это за место такое?
– Никогда, мэм, – пылко сказал он с безошибочно узнаваемым блеском обвинения в глазах. – Тут никогда не было трупов, от которых надо было избавляться.
Я услышала: «Затем появились вы, и у нас сразу труп. Когда Джунипер была здесь, всё явно не делалось так халатно!»
– Я бы хотела, чтобы вы вызвали судмедэксперта. Я хочу знать, кто этот мужчина, зачем он здесь был и как умер. Я так понимаю, он не из числа ваших сотрудников?
– Нет, мэм. Никогда прежде его не видел. Он не здешний.
– Пусть судмедэксперт позвонит мне, когда он заберёт… – я не могла закончить предложение. Тот же мужчина, который заманил меня в амбар, чтобы убить, каким-то образом встретил здесь свою собственную кончину.
– Да, мэм, – сказал Лейт. – Я оставлю верёвки на крыльце у южной двери. На этом всё, мэм?
Когда я кивнула, они как Три Балбеса спотыкались друг о друга, спеша покинуть моё общество.
После их ухода я сидела неподвижно, сжимая руку в той старой привычке, от которой невозможно было избавиться; будто тянулась за заверением или утешением, но не находила ничего, лишь отсутствие там, где я ожидала или надеялась обрести что-то. Я часто гадала, может, это бессознательный, инстинктивный поступок маленькой девочки, тянущейся к отцу, которого она никогда не знала, к сильной руке, за которую можно взяться и почувствовать себя в безопасности.
Заставив себя остановиться, я медленно вдохнула и выдохнула ещё медленнее, успокаивая себя. Я только-только уложила в голове тот факт, что мужчина подстроил покушение на мою жизнь, возможно, даже сам пытался меня убить, и что возможно (наверняка!), в прошлом было покушение на мою жизнь в Индиане, что моя мать убита – а теперь у меня на руках труп и ещё один вопрос в том, что быстро превращалось в длинный и ужасающий список.
Кто вообще убил его?
Глава 11
Алисдейр
Шаги королевской ведьмы вновь сотрясают землю поместья Кэмерон, угасая и струясь, питая и осушая. Под музыку в её крови юную Кайлех заставил танцевать ковен достаточно могущественный, чтобы пробудить луну на полночном небе, достаточно изобильный, чтобы внушать вожделение и зависть всем остальным существующим ковенам; ковен опасно незащищённый. Меня беспокоит не просто мой враг, но и судьба, и сама душа Дивинити.
Она видит меня, но не видит, и я должен найти способ это изменить. Я многому мог бы научить её, достаточно, чтобы с силой, которую я чувствую в её крови, у неё мог появиться шанс. Крохотный, надо признать, но шанс – это всегда шанс, тогда как птица, вопреки её ограниченным убеждениям, это не всегда птица.
Здесь, в Дивинити, лишь немногие драгоценные вещи кажутся тем, что они есть на самом деле.
Ведьма плачет, и вопреки случившемуся сегодня, эти слёзы дают мне надежду. Если я могу дотянуться до неё, значит, есть до чего дотягиваться. Её сердце ещё светлое…
Ах, свирепые превратности судьбы! На священной, знающей земле была пролита кровь до того, как она дала клятву, и чтобы защитить себя, она почерпнула силу самым губительным способом!
Она танцует на минном поле, которое сама же и сотворила.
Где сейчас та неподвижность, ведьма? Ты обязана вновь её найти. Это всё, что послужит тебе, всё, что может тебя спасти.
Не повторяй той ошибки вновь.
Это свяжет тебя на всю жизнь. По крайней мере, на ту недолгую жизнь, что останется тебе, если наш враг одержит верх.
Глава 12
– В этом правда не было необходимости, я могла приехать в ваш офис, – сказала я мистеру Бальфуру, когда мы устроились на диванчике в южной приёмной буквально через двадцать минут после того, как я позвонила ему и в деталях пересказала, что случилось со мной в амбаре, начиная с упавшего и отлетевшего инструмента, заканчивая загадочными собаками и, наконец, проинформировала его о теле. Правда в том, что я жаждала сесть за руль мерседеса, посмотреть, как особняк скрывается в зеркале заднего вида, и сбежать на несколько часов.
– Вы не будете покидать дом без охраны, пока я не разберусь в сути происходящего, – твёрдо сказал Джеймс Бальфур.
– Без охраны?
– У вас теперь есть телохранители: два перед домом, два на заднем дворе. Они будут сменяться на рассвете и на закате. Спите спокойно, зная, что какая бы угроза там ни маячила, восемь мужчин из числа самых опасных среди ныне живущих охраняют вас 24/7. Бывшие спецназовцы, наёмники. Смертоносные, когда это необходимо. Они следуют приказам. Они умрут, чтобы сохранить вам жизнь. Как только вы выйдете из дома, при условии, что у вас будет причина так поступить, – его тон твёрдо намекал, что мне не стоит этого делать, – они будут с вами. И не беспокойтесь, их услуги чрезвычайно хорошо оплачиваются поместьем. Если кто-то из них скончается, их семьи также получат хорошую компенсацию.
Скончается. Какое опрятное слово. Я задрожала от тона голоса мистера Бальфура, какого я никогда прежде за ним не замечала: ровный, неумолимый, хладнокровно практичный.
– И видимо, они просто ошивались поблизости, ожидая приказов, на случай, если они понадобятся? – насмешливо сказала я.
Он бросил на меня оценивающий взгляд и мягко рассмеялся.
– Да, мисс Грей, Джунипер беспокоилась, что нечто подобное может произойти. Это я дурак, который так не думал. Она сказала, что я недооцениваю соблазн богатства, ибо богатство никогда не было силой, которая двигала мной.
– Кто хочет моей смерти? Альтернативные наследники?
– Я был бы ошеломлён, если бы это оказалось работой Арчи и Изабель. Они знали, что они альтернативные наследники Джунипер, и всё же я ни разу не видел такого облегчения, какое испытали они, когда она сказала им, что нашла вас. У них изумительная жизнь с четырьмя очаровательными детьми, в прекрасном доме, в умиротворённом городе. Занять место Джунипер – это всё равно что унаследовать корону. Это меняет всё, и они не жаждут такой трансформации. Они бы, как и вы сейчас, оказались бы в центре внимания бесчисленных глаз и бесконечных трудозатратных требований. Они бы подчинились, отказались от своих работ, которые любят – она редактор детских книг, он юрист по международному налогообложению – и выполнили бы свой долг, ибо чувство долга им привито. Но они никогда не сделали бы такой выбор добровольно, и отчасти поэтому Джунипер выбрала их. Тот, кто жаждет короны, редко носит её достойно.
– Тогда кто?
Шумный вздох, затем:
– Мои руки связаны условиями завещания. Есть бесчисленное множество вопросов, которые я хотел бы подробно обсудить с вами, мисс Грей, но в настоящий момент мне запрещено. Если я нарушу данные условия, ваше наследство окажется под угрозой. Возможно, кто-то к этому и стремится. Не поистине пытается вас убить, а старается заставить нас подумать, будто это так, подталкивает меня совершить ошибку и проигнорировать юридически ограничивающие пожелания Джунипер. Если я сделаю так, то ваш статус наследницы Кэмерон может быть официально оспорен. Если именно это и произошло здесь – шарада, которая никогда не должна была привести к вашей смерти и имела цель лишь напугать – то так далеко мог зайти практически кто угодно в Дивинити. Вы чужачка, незнакомка, и многие здесь подписались бы под утверждением «знакомый чёрт лучше незнакомого».
– Вы сказали «в настоящий момент». Когда эти ограничения перестанут действовать?
– В момент, когда вы прочтёте письмо Джунипер, которое можно вскрыть не ранее 00:01 во вторник. Я должен осмотреть его вечером понедельника и убедиться, что печать в целостности.
Я приехала вечером понедельника, а сегодня только среда. Это означало, что мне ждать ещё шесть ночей.
– Вы хоть представляете, насколько эти условия странные и отталкивающие?
– Могу себе вообразить. Ваша подруга, Эсте Хантер… возможно, она могла бы приехать на эти выходные.
– А вот это ещё более странно и отталкивающе. Вы знаете, кто мои друзья.
– Джунипер получила отчёт, составленный по вам. Мне дали копию для ознакомления, чтобы я смог лучше помочь вам после прибытия.
– Если мне нужна охрана, почему вы предлагаете мне пригласить подругу в потенциально опасное место?
– Я могу гарантировать, что пока вы внутри особняка, вам никто не навредит. Я лично прослежу, чтобы мисс Хантер безопасно приехала и уехала.
– Как этот дом может быть таким безопасным, если здесь нет даже сигнализации? – упущение, которое показалось мне странным, учитывая богатство Джунипер. – Четыре телохранителя не могут уследить за каждым окном и дверью.
– Особняк не нуждается в сигнализации, уверяю вас. Пока что вам придётся поверить мне на слово. Скоро вы поймёте. Останьтесь хотя бы до тех пор, пока вы не прочтёте её письмо, и пока мы не поговорим. Пригласите свою подругу, насладитесь совместно проведённым временем, в доме или у бассейна, либо возьмите с собой охранников, если надумаете уехать, – он помедлил, затем тихо сказал: – Пожалуйста, мисс Грей. Вы не пожалеете об этом. Вы родились, чтобы быть наследницей поместья Кэмерон. Кровь… её кровь течёт по вашим венам. Джунипер не ошибалась.
Прищурившись, я решила исследовать темы, которые ему явно разрешено обсуждать.
– У Джунипер были братья или сёстры?
– Три старших брата. Они сражались во Второй Мировой Войне. Два вернулись в гробах. Младший, Маркус, пропал в бою. Потеря всех троих за два года едва не сокрушила Джунипер. Ей было двадцать с небольшим. Я задавался вопросом, может, тот пропавший страдал от амнезии после военной травмы или, возможно, по необъяснимой причине решил не возвращаться. Если он выжил и обзавёлся потомком, это может объяснить ваше существование. Вы можете оказаться её правнучатой племянницей. Но даже до этого, в предыдущие столетия, время от времени сын или дочь Кэмеронов пропадали или убредали прочь. Понятия не имею, насколько далёким или косвенным потомком вы можете быть.
– В кабинете Джунипер есть дверь, которая не открывается. Вам о ней что-то известно?
– Я много раз бывал в её кабинете и никогда не видел такой двери.
– Она в скрытой комнате.
Его брови взлетели.
– Это объясняет, почему я никогда её не видел. Я понятия не имел, что там есть скрытая комната.
– Почему вы хотите, чтобы моя подруга приехала с визитом? – встретившись с ним взглядом, я с напором сказала: – Пригласите меня.
Резкий вдох, его глаза полыхнули от шока, и он напрягся, затем медленно расслабился.
– С вашего дозволения, мисс Грей, – сказал он, удерживая мой взгляд.
Я не получаю слов или даже линейных образов. Я получаю эмоции с капелькой контекста и вспышкой одного-двух видений. Мотивы Джеймса Бальфура имели чистые намерения. Единственная вспышка, которую я увидела – это беглое изображение семиконечной звезды на изящной цепочке. Он искренне верил, что Эсте мне поможет, что она знала вещи, которые мне необходимо знать. Я не могла вообразить, что именно… если только… возможно, мама сказала Эсте гораздо больше всего, кроме факта существования простого сейфа. Идея того, что она могла так поступить, вызвала одновременно и надежду, и глубинное ощущение дочернего предательства – раз моя мать могла сказать моей лучшей подруге вещи, которых не говорила мне. Не поэтому ли Эсте так настойчиво звонила, пытаясь увидеться со мной после смерти мамы?
– Когда вы сделали это в моём офисе, в день нашей встречи, я не думал, что вы знаете, что делаете, – пробормотал мистер Бальфур.
В то время я толком не понимала этого, не так, как сейчас, но я не собиралась это признавать.
– Все в Дивинити способны на такое?
– Многие. Определённо не все.
– Что это за способность?
– Условия наследования, мисс Грей. Прошу, будьте терпеливы.
– Как умер мужчина в амбаре? Вам кто-либо сообщил?
– Пока что нет. Но как только я узнаю, я вам сообщу. Вы позвоните мисс Хантер?
Так много странных и чрезвычайно тревожащих вещей произошли со мной за такое короткое время, что мне отчаянно нужно было увидеться со своей лучшей подругой, чтобы утрясти всё это. И если мама говорила Эсте то, что никогда не рассказывала мне… Ну, вот и снова этот прилив надежды и взбешённое чувство предательства.
– Я уже пригласила её. Она будет здесь в пятницу.
Через два дня от сегодняшнего, слава небесам.
Его лицо озарилось улыбкой.
– Тогда вы останетесь?
– На эту ночь? Да. Помимо этого я не беру на себя никаких обязательств, – я встала. чувству, что получила от Джеймса Бальфура все ответы, каких могла добиться до 00:01 вторника. И да, если я ещё буду здесь, я определённо не буду спать в этот ведьмовской час, разрывая то чёртово письмо спустя минуту после его наступления.
Поднявшись, он произнёс низким, напряжённым голосом:
– Я даю эту клятву по своей воле, мисс Грей. Я буду защищать вас всеми инструментами в моём распоряжении, без исключения. Я клянусь своей жизнью, что буду охранять кровную наследницу поместья Кэмерон.
Так формально, так серьёзно.
– Я организовала доставку посылки, которую привезут в ваш офис на моё имя. Прошу, принесите её мне, как только она прибудет. Кстати говоря, у особняка есть адрес?
– Уотч-хилл, дом 1, – ответил он.
Я почти ожидала, что он назовёт номер 666, настолько зловещим был экстерьер стигийской цитадели, настолько странными были события в этом месте и вокруг него.
– Спасибо. На этом всё, – я удивилась тому, насколько гладко я отпустила его краткой фразой, но я была раздражена, почти сердита, и я не получила от него ни единой стоящей крупицы сведений, не считая информации о братьях Джунипер.
***
Пусть я была чрезвычайно отвлечена, я сумела договориться о плане выплат с моими кредиторами и выбрала местного адвоката для изучения соглашения о наследовании. Второе оказалось проще, чем первое. Во Франкфорте я была обездоленной Зо Грей, которая задолжала денег почти каждому врачу и каждой больнице в радиусе 160 км. В Дивинити я была мисс Грей-Кэмерон, наследницей немыслимого состояния.
Мистер Йен Лагерти из «Лагерти, Логан и партнёры» заверил мне, что договорится, чтобы копию соглашения о наследовании отправили в его офис прямиком из «Бальфур и Бэрд» (мне нет необходимости утруждаться и приносить документы лично), а полный отчёт, изученный всеми партнёрами фирмы, он сам лично доставит в особняк к одиннадцати утра завтрашнего дня, поскольку он получит огромное удовольствие от возможности поздороваться и приветствовать меня в Дивинити. Когда я поинтересовалась насчёт оплаты, он сказал, что для его фирмы честь оказать мне данную услугу, и он надеется, что я рассмотрю их для своих дальнейших деловых начинаний.
Когда мы попрощались, я какое-то время сидела и обдумывала странности своей жизни (пока что отложив в сторону попытки убийства; я профи в разграничении сфер своей жизни), сосредоточившись исключительно на том, как это странно, когда представители бизнесов и заведений обхаживают тебя, а не наезжают, не угрожают и не обращаются с тобой как с самыми злостными неплательщиками.
Найдя верёвки у двери на южном крыльце, я внимательно изучила их и с досадой решила, что хотя они выглядели истрепавшимися, им могли намеренно придать такой вид, и я не могла делать твёрдых выводов на основании этого.
Ранним вечером я направилась на кухню, чтобы найти еду. Я не ела с завтрака, и видимо, столкновение со смертью сказалось на моём аппетите как инъекция стероидов, потому что я отчаянно, до дрожи проголодалась. Проходя через переднее фойе, я бросила взгляд в окно, надеясь мельком увидеть телохранителей, но на крыльце не было никаких мужчин.
Поспешив на кухню, я заметила всех четверых – они стояли у бассейна, вооружённые, с гарнитурами в ушах; один отдавал приказы, остальные кивали.
«Конфетки», – подумала я, уставившись.
Я имела пристрастие к определённому типу мужчин, и Джеймс Бальфур расположил у моей двери четыре роскошные услады для глаз. Словно Девлин предоставлял недостаточный соблазн. Оставалось надеяться, что эти мужчины ненадолго здесь задержатся. Возможно, они будут сменяться каждые несколько дней. Или, рассуждала я, можно запросить замену и не испытывать чувства вины, потому что у таких профессионалов наверняка долгий список ожидания, состоящий из хорошо платящих клиентов. У меня складывалось ощущение, что Джеймс Бальфур сделает всё, что бы я ни попросила, лишь бы я осталась.
Мой взгляд переходил от одного сурово привлекательного мужчины к другому, пока я обдумывала, какого мужчину я собиралась…
Да что со мной не так?
Я не только вела себя так, будто не планировала уезжать, я ещё и приглядывала потенциального партнера для траха! Казалось, Келлан пробудил во мне огонь, который можно было потушить лишь одним способом.
Не. Бывать. Этому.
Покачав головой, я поспешила к холодильнику, навалила себе на тарелку свиных отбивных, сырных креветок, добавила сливочной кукурузы, которую нашла в закрытой миске, плюс горсть стручковой фасоли с деревенской ветчиной, схватила ещё одну тарелку, на которую положила булочки, достала из холодильника банку джема и, не подогревая ничего, уселась и начала пожирать это всё.
Только умяв половину еды, я смогла отложить вилку и подумать о том, чтобы подогреть остальное. Я обожала булочки Леннокс, испечённые на свином жире, и в холодном виде они далеко не такие вкусные.
Затем я осознала, что пребываю в лёгком шоке. Слишком много всего произошло, и слишком быстро; мой мозг испытал перегрузку и уже не обрабатывал информацию надлежащим образом.
Такое происходило, когда я была юной, если мама слишком быстро перевозила нас с места на место; по мне ударяло резкое эмоциональное потрясение, и я отстранялась от своих чувств, сосредотачивалась лишь на своих физических потребностях, что конечно же, умножало их. Это опасный способ существования, ибо именно те эмоции, которые я отказывалась чувствовать (зачем заводить друзей/зачем привязываться/мы всё равно уедем как раз тогда, когда я начну чувствовать себя счастливой) и управляли моими физическими потребностями, и по мере моего взросления мои потребности становились более сложными и генерировали более масштабные последствия, если о них не позаботиться должным образом.
Я хотела выйти через заднюю дверь, стрельнуть взглядом в одного из тех точёных, жёстких мужчин, почувствовать на себе его сильные руки. Я хотела, чтобы мужчина прикасался ко мне большими, благодарными ладонями, чтобы компенсировать отцовские объятия и любовь, которых я никогда не получала, безопасность и поддержку, без которой я жила, пока я медленно и неизбежно становилась родителем нашей семьи из двух человек. Я хотела сбросить всю ответственность и быть просто молодой женщиной, потеряться в моменте, дрейфовать в иллюзии любви.
Поставив тарелку в микроволновку, я села обратно за стол, закрыла глаза и дрейфовала внутрь, приветствуя и признавая каждую эмоцию, позволяя горю причинять боль, позволяя злости воспламенять, позволяя похоти вдохновлять, позволяя смятению пугать. К тому времени, когда микроволновка пискнула, я немного успокоилась и смогла закончить ужин в более скромном темпе.
Боже, я обожала эти булочки. Поскольку я отказывала себе в аппетитных конфетках за дверью, я намазала ещё две булочки джемом, добавила засахаренных пеканов, которые нашла в стеклянной ёмкости рядом (нешуточная эйфория от сладостей) и понесла тарелку с собой наверх, чтобы удалиться ко сну пораньше, за запертой дверью, и решить, что я буду делать, когда наступит утро.
Остаться?
Или уехать?
Сто. Пятьдесят. Миллионов.
Возможно, далёкая племянница Кэмеронов с семейными корнями в этом городе. Та ускользающая штука, которой я жаждала всю свою жизнь – дом.
Обхаживаемая. А не погоняемая.
И если кто-то хотел моей смерти, потому что я наследница Кэмеронов, то нет никаких гарантий, что в отъезде мне будет безопаснее. Возможно, это просто сделает меня лёгкой добычей в провинциальной Индиане, где я буду одна в студии с хлипкими стенами. В конце концов, мой поджигатель был там, не в Луизиане – хотя можно допустить, что этот человек мог приехать в Индиану с юга. Многоквартирное здание можно поджечь так же легко, как и дом. Здесь у меня хотя бы есть телохранители и крепость, которая, по словам мистера Бальфура, каким-то чудом являлась неприкосновенной.
В сумерках я вышла на балкон, чтобы понаблюдать за сменой охранников, затем Девлин прошёл мимо по дороге к гаражу. Я посмотрела на всех троих, гадая, когда это я превратилась в такой комок похоти, что наличие нескольких вариантов для моей постели и сопротивление им казалось практикой бесполезного самоистязания. Когда Девлин поднял взгляд на меня, с безошибочно читаемым приглашением в глазах, я попросила его выпустить Руфуса, небрежно кивнула и вернулась внутрь, чтобы обжираться единственными сладостями, которые я готова была себе позволить. Я ненавидела чувствовать утрату контроля и решительно настроилась вернуть себе господство над своими блудными мыслями.
Итак, настроившись на целибат до восстановления моей привычной компетентности и спокойствия, я провела ещё одну ночь под укрывающей и якобы «совершенно безопасной» крышей поместья Кэмерон, быстро уступив сну, где меня так же быстро охватили кошмары о пожарах и смертоносных лезвиях, грохочущих барабанах и ритмичных напевах, дверях, которые не открывались и не давали выхода, и о портретах в тёмных комнатах, которые смотрели со злобным намерением.
***
В девять утра четверга я стояла на первом этаже особняка, у входа в траурное северо-западное крыло, заглядывая во тьму запретного коридора. Приняв душ, одевшись и проводив Руфуса на развилку его хлебного дерева (без свежих жертв), я всё ещё располагала двумя часами до прибытия мистера Лагерти.
Я понятия не имела, почему меня так интриговало заброшенное крыло, но после завтрака, ни капли не приблизившись к решению «уехать или остаться» (кого я дурачила – я не уеду, это приравнивалось бы к бегству), я обнаружила себя у входа, с фонариком руке, не имея сознательного понимания, что я сделала выбор прийти сюда, словно обездоленное крыло особняка приманило меня сюда подсознательной песнью сирены.
Когда я сделала первый шаг в коридор, меня удивил прохладный порыв сквозняка. Этот коридор ощущался значительно холоднее, чем остальная часть особняка. Я гадала, может, они настроили кондиционеры в повреждённом крыле на более низкую температуру, надеясь ослабить едкий запах дыма. Расправив плечи, я пошла по коридору, светя лучом фонарика вверх, вниз и всюду по сторонам.
Миновав около десятка закрытых дверей, я обернулась назад и с изумлением увидела, что точка света у входа сделалась крохотной как в кукольном доме, как будто я прошла почти километр. Я не утруждала себя попытками открывать двери; теперь же, поддавшись любопытству, я повернула ручку ближайшей и надавила. Та не поддалась, и боясь повторения инцидента с той загадочной дверью в комнате портретов, я толкнула её плечом, и та открылась так легко, что я потеряла равновесие, полетела головой вперёд и грохнулась коленями на опасно обугленные половицы. Медленно, осторожно я поползла назад и выдохнула с облегчением, когда вернулась в коридор. Прислонившись к косяку, я посветила фонариком в комнату.
Сильно обгоревшая детская с ветхими, просевшими, обугленными стульями, комодами, колыбелькой и приставными столиками, без окон. Жутко – комната для маленького ребёнка, но без окон. Она располагалась на внутренней стороне, ощущалась тёмной и удушающей как гроб. Я твёрдо считала, что все вещи, касающиеся детей, должны быть яркими, воздушными и чистыми, с множеством окон и свежего воздуха. Я бы выбрала под детскую буквально любую другую комнату особняка, и будь это мои дети, они бы спали рядом со мной. Поднявшись на ноги, я закрыла дверь и пошла дальше. Я как будто двигалась на автопилоте, словно узнаю место назначения лишь тогда, когда найду его.
Дойдя до конца коридора, я осознала, что ожидала найти дверь, ведущую в башню, которая казалась центром моего помешательства. Вместо этого я нашла изогнутую стену безо всякого видимого входа. Коридор просто заканчивался непроницаемой стеной безо всяких украшений, из камня, посаженного на цементный раствор, от пола вплоть до потолка высотой в четыре с лишним метра.
Зачем крепить к дому башню, в которую нет доступа? Или проход когда-то был открыт, но в поздние годы его заложили камнем? Если так, то почему, и как теперь попасть в башню? Мысленно пересмотрев экстерьер особняка, я осознала, что не видела на северной башне ни одного окна, а также не припоминала дверей. Хотя едва ли моя память была стопроцентной.
Раздражаясь, я прошла вдоль стены вправо, где обнаружила маленькую деревянную дверь с металлическими лентами, спрятанную в тенистой нише под странным углом, на стыке коридора и башни. Петли застонали, когда я толкнула её и посветила внутрь фонариком.
Здесь дом резко сменился с яркого и современного на монотонно-тёмный, плесневелый и антикварный. Исчезли высокие потолки и узорная лепнина. Приветствовавший меня туннель имел потолок из широких досок, такой низкий, что он едва не задевал мою макушку; тёмные панельные стены, липкие от паутины, и полы из грубо отёсанных досок. Он не прерывался окнами или дверьми, не имел освещения, был тесным и провоцировал клаустрофобию. И всё же я ступила внутрь и начала идти.
И идти. И идти.
Такое чувство, будто я прошла больше километра по этому тёмному, изолированному жёлобу, следуя за узким лучом моего фонарика, испытывая дискомфорт, будто узкие, тесные стены могут сомкнуться вокруг меня в любой момент, сокрушить меня в недрах дома, где я буду гнить в забытье. У меня складывалось ощущение спуска по склону, хотя я представить себе не могла, как это возможно в рамках структурной планировки дома, если только я не уходила по туннелю под землю.
Наконец, коридор расположил меня перед дверью, похожей на ту, через которую я вошла – тоже узкая и с железными лентами. Однако эта была сделана из чрезвычайно отполированного дуба, и поверхность её, обнесённая рамой с замысловатыми узловатыми узорами, была покрыта резными трискелионами и семиконечными звёздами. Арка над ней, выполненная из такой же глянцевой древесины, в самой высокой своей точке имела семиконечную звезду, а повыше скопление неразборчивых символов. Дверной ручки не было, так что я прижала ладони и аккуратно толкнула, не желая опять валиться головой вперёд в… Кто знал? На данном этапе своего обескураживающего путешествия я бы не удивилась, обнаружив по ту сторону потайной погреб или темницу.
Вместо этого я нашла колониальную кухню.
Прислоняясь к косяку, я водила лучом фонарика из стороны в сторону, высоко вверх и вниз. Серые ленты густой паутины цеплялись к потолочным стропилам словно массивные раздувающиеся шторы. Насколько я могла видеть, пауков не было; это была такая комкующаяся, густая паутина, которая могла скопиться лишь за десятки, возможно, даже сотни лет запустения. Простой деревянный стол со стульями стоял перед массивным каменным очагом, в боковых стенках которого располагались две печи для подогрева, выполненные в форме улья. Огромный чёрный котёл свисал с каминного крюка, из него торчали щипцы и железный тостер для печи.(Под тостером здесь подразумевается приспособление типа советской вафельницы, где еда зажимается между двумя маленькими «сковородками» и кладётся прямо на угли, где и жарится, – прим). Тут имелась деревянная рабочая поверхность между двумя высокими шкафами; сковороды с длинными ручками и чайники свисали с крючков на бревне и с глинобитных стен. Я испытала такое чувство, будто провалилась назад во времени, и задрожала, осознав, что стою на пороге изначальной хижины, самого первого дома, что когда-либо был построен на холме Уотч-хилл. Воздух здесь был на удивление свежим, прохладным и сухим, без следа плесневелого запаха из коридора.
Я прошла внутрь, мимо веточек давно засохших цветов, перевязанных ленточкой и висевших на ручках шкафа, мимо ваз чертополоха и молочая многовековой давности, мимо чайников и кастрюлек, расставленных на столе и готовых к приготовлению пищи. Тут практически на каждой ровной поверхности стояли тёмные бутылки с маслами и тонизирующими бальзамами, ёмкости специй, даже тарелки, столовые приборы и кружки были расставлены на столе, будто первородные Кэмероны жили в хижине, пока вокруг неё выстраивался остальной особняк, а потом, однажды, прямо перед ужином, они вышли из этой комнаты в основной дом и никогда не возвращались. Всё тут покрывалось толстым слоем пыли, словно интерьер десятки лет стоял непотревоженным.
«Но это место должно быть трофеем», – разочарованно подумала я. Оно не должно скрываться за зловещим коридором, увешанное паутиной и забытое.
Порадовавшись, что здесь потолки были немного выше, чем в тесном проходе, я пригнулась под невесомой паутиной и прошла через кухню в маленькую гостиную с ещё одним камином. Я заглянула в две узкие спальни, затем оказалась перед очередной дубовой дверью с железными лентами, которая отворилась с беззвучной лёгкостью, открыв комнату, которая была частично аптекой, частично библиотекой, и сочилась антикварным сказочным шармом былых времён.
Внезапно я испытала жгучее желание выкопать эту восхитительную драгоценную хижину из обугленного брюха дракона, в котором она томилась, и вернуть её на свет солнца. Скрепить подрубленные бревна, подлатать крошащуюся глину и камень между ними, отполировать котел, убрать доски с окон и повесить чистые кружевные занавески. Сделать надлежащую обстановку и открыть её для города, чествуя корни Дивинити. Она бы хорошо смотрелась в Полночном Саду, если бы там можно было отыскать достаточно места, не потревожив статные дубы.
