Текст книги "Дом на Уотч-Хилл (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Под первым этажом, после спуска по потайной лестнице (каждая ступень была покрыта странными символами, и я подозревала, что ориентироваться здесь было бы не так просто, если бы меня не нёс на руках вампир) располагался дом Девлина. Он жил на территории поместья, в роскошных подземных апартаментах. Они тоже, как я узнаю, когда возникнет отчаянная необходимость, имели потайные соединяющие двери и скрытые комнаты.
На два этажа ниже первого находилась его спальня. Он бросил меня на кровать, затем накинулся на меня как тёмный сирокко, но без пыли, только жар и первобытная перегрузка.
Это был дикий, самый примитивный и необузданный секс, что у меня когда-либо был, каждое ощущение изысканно обострилось, в месте, которое ощущалось спрятанным, удалённым и свободным. Безо всяких ограничений, мы спалили его кровать – буквально. Не знаю, я это была или он, но каким-то образом, в какой-то момент простыни реально полыхали, и нам пришлось оторваться друг от друга, пока Девлин бормотал что-то, что погасило огонь.
– Это был не я, – прорычал он.
– Ну, я совершенно точно не знаю, как я это сделала, если это сделала я, – прорычала я в ответ, изнывая из-за необходимости прерываться. – Просто продолжай тушить, если это случится снова.
– Прекрати воплощать метафору и трахай меня, женщина.
Я правда подумала, что мы сжигаем простыни.
– Ты слишком много думаешь, – раздражённо сказал он.
– А ты слишком много говоришь, – рявкнула я в ответ, а потом мы оба смеялись, а потом мы оказались на полу, и он снова был во мне, и я уже не смеялась.
И не думала. Просто вываливала, выпускала всё, изливала всю свою муку и смятение, свой страх, свою боль и горе на его тело, со злостью, с ожесточённостью, с раздражённой яростью, пока мы перебирались из комнаты в комнату, с кровати на кресло, на стол, на диван, затем наконец-то со всей нежностью в моей душе, потому что я жаждала почувствовать немного нежности в этом странном, новом, брутальном и пугающем мире, в котором я, осиротевшая Зо Грей, чувствовала себя такой чертовски одинокой и потерянной, лишённая матери, лишённая лучшей подруги, дрейфующая без малейшего представления, кто или что я на самом деле такое.
Именно когда я сделалась нежной, Девлин резко вдохнул и откинулся на диван, глядя на меня непроницаемым взглядом.
– Не ожидал этого, – грубо сказал он.
– Не двигайся. Дай мне делать всё, что я хочу. Ничего не делай. Я хочу контроля.
– Как пожелаешь, Зо-д'кай.
Боже, каждый раз, когда он произносил моё имя в такой манере, у меня возникало чувство, что я никогда прежде не слышала правильного произнесения.
Я была нежной с мамой. Будучи такой нежной женщиной, она пробуждала во мне нежность. Я никогда не бывала нежной с мужчиной, которого брала в свою постель.
На сей раз я в каждое прикосновение выливала изумление и благоговение, признательность, честность. Просто Зо. Никаких игр. Я всегда в прошлом обещала своим Взглядом никаких игр, но всё равно для меня это была только игра. Секс на одну ночь, конечное событие. Я сотрясала их мир, брала желаемое, получала необходимое. Вся моя нежность расходовалась дома.
Но сейчас, с Девлином, я отбросила всякое притворство. Я прикасалась к нему лишь собой.
Позднее я буду поражаться этому и решу, что раз мамы не стало, я больше никому не могла показать эту часть себя. Мне не с кем было быть нежной. А нежность – это сила. Это не жалость, как утверждают некоторые, и не слабость, как говорят другие, и она определённо не жалеет и не ослабляет того, кто её получает. Напротив, такая близость восстанавливает те части, что отпали, были отняты у нас или отданы в беспечные, непродуманные моменты; немного нежности способно собрать и заново сшить разбросанные кусочки души.
Вот тогда-то Девлин и добрался до моей души.
Когда я, наконец, остановилась, он ответил добротой.
Уложил меня обратно на диван и прикасался ко мне в такой же манере. С бесконечной нежностью, словно я была сделана из деликатного фарфора, прослеживал каждый дюйм моей кожи, закончив на моём лице, мягко как крылья бабочки прикасался к моему носу, глазам, бровям, щекам и губам, будто запоминал каждую линию и изгиб, смаковал их и запечатлевал в глубинах своей сущности.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Впервые в жизни я гадала, может, я откусила больше, чем смогу прожевать.
Мысли о том, чтобы остаться. О втором разе. О… заботе о мужчине в моей постели расцвели в моём…
Ох, да провались оно всё в ад! В моём сердце. Легчайшее, нежнейшее прикосновение оказалось тем, что пробралось внутрь меня.
Трахаться легко.
Но заниматься любовью?
Всего-то величайший риск из всех.
***
Намного позже я лежала, положив голову на его грудь, слушала размеренное и сильное биение его сердца, легонько водя пальцами по одной из архаичных с виду татуировок на его руке.
– Это что-то означает? – спросила я.
– Это девиз данной ветви семейного древа Кэмеронов, на гэльском. Ты обнаружишь его во многих местах на территории поместья.
Девлин Блэкстоун носил на коже семейный девиз Кэмеронов. Интересно, почему.
– Что тут говорится?
– «Где есть любовь, там нет закона». Некоторые утверждают, что раньше это звучало как «где есть клан, там нет закона».
Я резко вдохнула. Слова моей матери. Жутковатое совпадение или что-то намного большее? Я действительно Кэмерон?
– Джунипер давала тебе свою кровь? – слова слетели с моего языка прежде, чем я осознала, что думаю об этом. Зачем он здесь? Почему он так предан Кэмеронам? Почему он не нравился мистеру Бальфуру? Неужели всё действительно так просто и сводилось к тому, что мистер Бальфур ненавидел силу Девлина, превосходящую его собственную? Почему-то это не укладывалось у меня в голове.
Он взглянул на меня.
– Изредка. Нечасто. А что?
– Я пытаюсь понять, как ты вписываешься в здешние места.
– Ох, это просто, девушка, – сказал он со смешком. – Мы все получаем выгоду от племени, клана. Вместе безопаснее, есть чувство принадлежности, и в ведьмовском сообществе это ещё актуальнее, а Кэмероны – один из самых именитых, если не самый именитый светлый дом в мире. Ему легко принести клятву. Легко остаться. Вот увидишь. Пошли, – внезапно сказал он. – Я хочу, чтобы ты кое-что увидела. Я часто хожу посмотреть, и время почти подошло.
– Ты имеешь в виду выйти из гаража? – я была разочарована. Я не только не испытывала желания прекращать заниматься сексом с Девлином, но и почему-то создавалось ощущение, что «снаружи» было небезопасным и не самым мудрым вариантом. Как и сказал мистер Бальфур, мне нужно оставаться маленькой и неподвижной, и пусть я точно такой не была, я находилась в очень уединённом удалённом местечке, и мне казалось чрезвычайно важным оставаться здесь.
Он слабо улыбнулся.
– Мы быстро вернёмся. Рассвет почти наступил, и ты скоротаешь день со мной, пока не придёт время открыть письмо Джунипер. Затем Бальфур начнёт учить тебя и готовить к церемонии принесения клятвы.
Пока он говорил, в его глазах промелькнула тень, и я сказала:
– Что-то не так?
– Вовсе нет. Просто не фанат Бальфура, – немногословно ответил он.
– Почему? – настаивала я.
– Мы с ним несколько раз бодались. У него свои порядки. У меня свои, – затем мы уже одевались, и он тащил меня обратно вверх по лестнице и за дверь, через одни ворота, затем вторые, в Полночный Сад.
Здесь яркая серповидная луна едва пробивалась сквозь густые кроны, и всё же густо устеленная почва в саду сверкала своим сияющим серебристым светом, совсем как искрящаяся почва леса из моего сна про гончих, прятавшихся в опавшей жёлтой листве.
– Ведьмы глубинно связаны с природой. Мы все имеем родство с различными элементами и животными. Ты тоже найдёшь своих.
– Для Джунипер это была сова?
– Да, среди прочего. У неё было родство со многими животными. Мой – самец оленя. На территории поместья есть один величественный, у него столько рогов, что и не сосчитать. Иногда мне кажется, что у его рогов около 34 или 35 окончаний, в другие разы я готов поклясться, что их больше сорока. Это превосходное, царственное животное, и количество десятилетий, что я наблюдал за ним, просто невозможное, учитывая продолжительность жизни оленей. Каждую ночь незадолго до рассвета он встречает в саду самку, и они уходят вместе, – он взглянул на меня. – Мне интересно, придёт ли он, когда ты здесь. Он никогда не появляется, если со мной есть кто-то ещё.
– Ты приводил других посмотреть на него?
Ту ведьму, чью кровь он пил в «Госсамере»? Для него это была просто очередная ночь? Я презирала укол… да уж, это слово даже называть не буду… пронзивший моё эго. Я не чувствовала это слово. Вообще никогда. Потому что я не занималась любовью и не возвращалась за вторым разом.
И всё же опаляющая, преследующая интимность, что была между нами на диване…
Я начинала жалеть о том, что была нежна. Я жалела, что открыла эту дверь. Я гадала, жалеет ли он тоже об этом.
– Я несколько раз приводил Джунипер; он бы ей понравился. Но он не приходил. Олень имеет множество значений в кельтской мифологии. Есть легенды о том, что они появляются в судьбоносные времена или выбирают определённые имения, чтобы… охранять и защищать. Их воспринимают как символ фертильности леса, перерождения природы, цикла сезонов. И конечно же, мужской силы.
– Теперь я понимаю твоё родство с этим животным, – мужской силы Девлину определённо хватало. Мы истратили несколько презервативов, и я подумывала попросить его надеть два разом, настолько энергично мы этим занимались. – Как олень и олениха попадают в сад со стенами?
– Ещё одна его загадка.
Когда мы прошли дальше, в это приглушённое, зелёное место, он взял мою руку в свою, переплетая наши пальцы. Я никогда прежде не держалась за руки с мужчиной. Я делала всё остальное, на что только способна женщина, но такой простой интимности никогда не было. Это казалось мне… почти пугающим, но вместе с тем успокаивало, тихо опьяняло. Чувствовать такую небрежную, но вместе с тем свободную связь. Не про секс, а про симпатию друг к другу. Я задрожала.
– Холодно, девушка? – мгновенно спросил Девлин.
– Вовсе нет.
Он помедлил и взглянул на меня.
– Скажи мне, что ты чувствуешь в этом месте.
– Словно оно заколдованное. Словно здесь в почве есть сила, которой нет за пределами этих стен.
– Да. Земля в саду была импортирована из Шотландии. Давным-давно первые Кэмероны организовали доставку камней из церквей, вместе с целой лодкой, нагруженной шотландской почвой.
– Мне кажется необычным строить церкви в городе ведьм.
– Мы практикуем свои порядки; горожане практикуют свои. Путь Кайлех не исключающий по своей природе. Приветствуются все, кто ищет свет в любой манере.
– Зачем Кэмероны уехали, если они так любили свой дом?
– Кайлех никогда не будут такими, как те, что нас преследуют, процветают от исключительности и используют её, чтобы терзать других. Бесчисленное множество мужчин, женщин и детей подвергались пыткам, осуждению и были убиты, – его взгляд сделался горьким. – Так много славных людей – прорицателей, целителей, даже сердечных ведьм, готовых умереть за своих вассалов – брутально убиты. Деревня сначала обожала их, заботилась о них, как ведьмы заботились о жителях, даже не произнося таких слов, как Кайлех, демоническое отродье или карга. А потом что-то случалось, – выплюнул он. – Зима продлилась слишком долго. Их посевы погибли. Молоко скисло. У кого-то умер ребёнок. И внезапно целительница, жившая в одиночестве или отличавшаяся по любому признаку, за который можно уцепиться, оказывалась виновной в их проблемах. И процветание могло быть восстановлено лишь уничтожением их, а зачастую всей их родословной или круга друзей в деревне.
– Отсюда и «вместе безопаснее», – пробормотала я. – Отсюда и создание места вроде Дивинити.
– Да, вдали от воспоминаний о тех, кто потерян. Место, где нет ничего, лишь возможности. Тихо, кажется, он идёт, – его голос понизился до шёпота, и он казался чрезвычайно удивлённым.
Девлин увёл меня за дерево, и мы стояли неподвижно, несколько укрывшись за огромными раскидистыми ветвями дуба Сильван, как раз в тот момент, когда рядом мягко ухнула сова. Я подняла взгляд вверх, в ветви, и увидела, что прямо на меня смотрит пара круглых глаз цвета киновари.
– Руфус, – прошептала я, будучи в восторге видеть его живым, примостившимся на развилке ветви могучего древнего дуба.
Затем самый огромный олень из всех, что я видела, с густой косматой шерстью на груди и бесчисленным количеством разветвлений в рогах, вышел из-за дерева в луч лунного света.
Грациозная, не менее царственная самка-олениха присоединилась к нему с другой стороны дерева.
Они соприкоснулись носами, затем олень повернулся и посмотрел прямо на Девлина, буквально на мгновение задержавшись на мне. Девлин кивнул ему, затем олень и олениха вместе скрылись за деревом и растворились в ночи.
– Зачем ты приходишь? – спросила я приглушённым голосом, когда они ушли. Приглушённым, потому что момент казался каким-то магическим, их встреча вызывала благоговение.
– Я не знаю, – ответил он как будто с лёгким раздражением.
Я слабо улыбнулась. Неужели Девлин Блэкстоун, под всеми этими татуировками и вампирской кожей, вопреки бесчисленным векам, что он прожил, и войнам, что он наверняка видел и, возможно, даже участвовал в них, до сих пор оставался романтиком в сердце?
– Он привлекает меня. Однажды, давным-давно, он бегал со мной. Лишь однажды. Возможно, я прихожу в надежде, что это повторится.
– Бегал с тобой?
– Я могу принимать другие формы.
– Расскажи мне, – потребовала я.
Он резко взглянул на небо.
– Бежим со мной сейчас. Приближается рассвет.
Развернувшись, мы побежали. Я понятия не имела, что может случиться с Девлином, если его коснётся свет дня, и не имела желания выяснять. Я чувствовала… желание защитить его. Ни разу я не испытывала такого ни к кому, кроме мамы.
Чёрт бы его побрал, но этот мужчина пробрался под мою кожу.
Глава 22
Алисдейр
Этой ночью она видела нас вместе.
Меня разъяряет то, что мне недостаёт языка, чтобы произнести слова, которые она может понять.
Я бы сказал ей бежать с величайшей спешкой и никогда не оборачиваться назад! Не позволять себе даже праздных раздумий об этом проклятом месте.
Молодая ведьма уже тонет, тонет, и я не в силах бросить ей канат, чтобы спасти из зыбучих песков, которые её затягивают.
Тьма вокруг неё со всех сторон.
Свет тоже, но свет всегда страдает от одного недостатка – того, что тьма не борется по-честному.
Есть правила, которых светлая ведьма не нарушит. Были нарушены правила, за что светлая ведьма будет наказана, причем сурово, о чём ей вскоре предстоит узнать.
Нет правил, которые блюла бы тёмная ведьма.
Иногда надо запачкать свои руки, ведьма… не позволять, чтобы их пачкали за тебя, пока ты слишком отвлечена на отвлекающие факторы, которые они организовали.
Во имя Дагды, я прямо здесь!
Я должен каким-то образом найти способ общаться.
Захватить страницы гримуара на долгое время оказалось мне не под силу. Его многие стремятся контролировать. Воздух в старой хижине, которая давным-давно должна быть снесена, переполнен вмешательствами гуще, чем паутиной!
Ах, как невинно всё начиналось, и как быстро стало каким угодно, только не невинным…
Ребёнку было двенадцать в ночь, когда Смерть пришёл снова.
Её папу принесли домой с войны, рана от боевого топора глубоко рассекала его грудь, слишком ужасная, чтобы кто-либо сумел её исцелить. Её мама взглянула один раз и пошла за деревенским священником, пока мужчины, которые принесли его, вернулись к своим семьям, ибо получили менее серьёзные раны.
На сей раз, когда пришёл Смерть, голос одинокой, плачущей юной девочки звенел силой и властью, ибо она однажды уже победила его, и её требования были теми же самыми.
Смерть потребовал: «Ты уверена, что желаешь этого?»
«Да, – прокричала девочка. – Оставь его в покое! Верни его мне!»
«У этого есть цена», – сказал Смерть.
«Меня это не волнует!» – закричала она.
Его взгляд значительно похолодел, и Смерть ответил: «Однажды будет волновать».
Затем великий Араун растворился в тенях, возвращаясь в Потусторонний Мир, далеко не поверженный. Ибо когда Араун приходил, кто-то уходил. Ни разу Лорд Смерти не возвращался в своё королевство, Аннун, без души.
Когда её мама вернулась со священником, то нашла своего мужа сидящим за столом, едящим хлеб и мясо в озадаченном и настороженном молчании.
Почти бессвязно лепеча, её мама заверила священника, что, должно быть, в темноте перепутала мужа с одним из других раненых мужчин и поспешила выпроводить духовную особу из их хижины.
Но она знала, что это её муж лежал на пороге Смерти, с губительной раной, рассекающей его грудину.
И она знала, как много других людей тоже видели это.
Настороженным и напуганным взглядом она посмотрела на девочку, припоминая тот день, когда она сама свалилась с крыши. Она была уверена, что почувствовала, как что-то сильное и крепкое в её шее сделалось мягким и сломанным. Она не разрешала себе слишком задумываться об этом. Чудеса, благословения – всё это слишком возвышенные вопросы, чтобы кто-то вроде неё задумывался о таком.
Девчушка, непокорно выпятив подбородок, с долей того, что вскоре станет колоссальным высокомерием, выкрикнула: «Я отослала Смерть, совсем как для тебя! И прекрати говорить мне, что я воображаю вещи. Посмотри на папу – он исцелён. Я это сделала!»
Фермеры переглянулись, затем её папа кивнул. Повернувшись к девочке, он сказал: «Ты больше никогда не произнесёшь ни слова об этом. Никому!»
Приказав её матери схватить только абсолютно необходимые вещи, он быстро пошёл взять золото, ибо их точно на рассвете сожгут как ведьм, обвинив в якшании с бесами ада и повелении демонами, если они останутся в хижине до того момента, как придут сельчане.
Пока они крались сквозь лес под серебристой луной, они наткнулись на фермера-соседа, славного мужчину и друга, который сначала был поражён, а потом разъярился и ужаснулся, увидев её папу ходящим и живым, двигающимся так, будто ему и не причиняли вреда. Ибо их великий лэрд, О'Киф, умер той ночью, смертельная рана от боевого топора внезапно появилась в его груди, хотя в сражении ему не было причинено такой травмы. На глазах десятков свидетелей О'Киф начал хлестать сердечной кровью, грузно упал на пол и умер, пока ледяной ветер лихорадочно трепал гобелены на стенах. Такие дела явно были творением дьявольских рук!
Отцу пришлось использовать свой меч против мужчины, чтобы даровать им возможность сбежать. Невинная кровь фермера просачивалась глубоко в землю, пока они бежали, и кровь, пролитая в такой манере, оставляет осадок в почве. Некоторые места запятнаны навеки, и есть ведьмы, которые намеренно ищут их и используют, чтобы умножить свою силу для злобных целей.
Можно было бы подумать, что той ночью девочка научилась чему-то, и это правда.
Но научилась она неправильному.
Она научилась молчанию, она научилась скрытному, она научилась искать одиноких, незнакомых в деревнях, которые вскоре сделались бесчисленными, пока Смерть приходил снова, и снова, а её маленькой семье приходилось бежать, снова и снова.
Глава 23
Я оставалась с Девлином весь следующий день до наступления темноты и вернулась в особняк с достаточным запасом времени, чтобы принять душ и одеться к приходу мистера Бальфура в 23:45.
Мне удалось никому и ничему не навредить, благополучно приведя себя к порогу столь важного дедлайна.
Нам, женщинам, с трудом удаётся скрывать поистине ошеломляющую ночь от зорких взглядов. Она меняет то, как мы двигаемся, ходим, держимся, особенно когда это больше, чем секс, когда имеет место более глубокая, истинная связь – то, чего я никогда в жизни не позволяла себе, но это произошло независимо от моих намерений.
Девлин был открытым, он очаровывал, обезоруживал меня своей откровенной честностью и шутками в неожиданные моменты. Должна признать, я была заворожена тем, как долго он жил и кем он являлся. Став тёплым вампиром, он открыл дверь для множества новых, необыкновенных сил, которыми ни одна обычная ведьма, даже Высококровная вроде меня, никогда не будет обладать. Например, способность менять форму как оборотень – тема, которую он отказался обсуждать подробнее.
Хотя я старалась стереть со своего лица чувственно удовлетворённое, неожиданно романтичное сияние последних двадцати с чем-то часов, большинство из которых прошли в постели Девлина, должно быть, я потерпела провал, потому что стоило мне войти в южную гостиную, как мистер Бальфур осмотрел меня сверху вниз и снова вверх, а затем молча встретился со мной взглядом без намёка на улыбку или теплоту.
Молчание его было многозначительным и красноречивым.
«Вы пошли к нему, – говорили его глаза с явным разочарованием. – Вы решили опереться не на меня, положиться не на меня, мужчину, который ничего не хочет от вас взамен, кроме того, чтобы вы заняли своё законное место».
Для женщины, не знавшей отца, взгляд отеческого разочарования в его голубых глазах был сокрушающим.
– Он тоже ничего у меня не просил! – запротестовала я.
– Пока что, – строго произнёс мистер Бальфур. – В этом городе нет ни одной ведьмы, которая рано или поздно не попросит от вас чего-либо.
– Почему он вам так не нравится? – рассерженно вскричала я. Я обожала мистера Бальфура, могла почувствовать его силу и истинные стремления, как и с Девлином.
– Почему этому мужчине недостаточно одной смертной жизни и силы, с которой он был рождён? Мне наплевать на всех тёплых вампиров. Это идёт вразрез с природой того, во что я верю.
Я открыла рот, чтобы резко возразить в защиту Девлина, затем закрыла обратно. Я понимала, что имеет в виду мистер Бальфур, я сама задавалась тем же вопросом и спросила у Девлина. Я не имела права принижать чьи-то убеждения о жизни и смерти, их веру, их взгляды на надлежащий порядок вещей, каким они его видели. Хотя ради мамы я бы определённо обдурила смерть любым возможным способом. Если бы я знала, что моя кровь содержит такую силу, я бы кормила ею маму каждый день, даже если бы пришлось тайком подмешивать в еду.
– Он сказал, что дело не в силе, – ответила я мистеру Бальфуру. – Ему нравится быть живым, наблюдать за тем, как течёт время. Он знает, что однажды умрёт. Просто пока он не готов.
– Вы спрашивали его?
– Об этом и о многом другом.
– Вы давали ему свою кровь?
– Нет. И он об этом не просил, – резко ответила я.
– Ах, моя дорогая мисс Грей, он попросит. Вы принесли письмо?
Я осторожно достала его из коробки из-под всякой всячины, которую я опустошила и со всех сторон обложила письмо упаковочной бумагой, боясь, что печать может каким-то образом повредиться, и я лишусь права на наследство Кэмерон.
После семи дней и ночей в этом особняке, несмотря на множество ужасающих, необъяснимых и тревожных вещей, случившихся в моей жизни, у меня ещё никогда не было более сильного чувства, что я дома.
Именно здесь я должна быть. Здесь, в Дивинити, как часть клана Кэмерон, чьим девизом было «где есть любовь (или клан), там нет закона». Вот вам и пример страсти. Такая верность и чувство общности чрезвычайно мне импонировали.
И да, будет страшно. Я буду совершать ошибки. Мне придётся опираться на людей вроде мистера Бальфура, чтобы они обучили меня, показали, как исправить те ошибки, что я уже совершила.
За очень короткое время я начала обожать это место. Оно казалось… правильным. Я была губкой, жадно впитывающей всё возможное о том, кем я была и могла стать. Я ещё не увидела большей части города и с нетерпением ждала возможности побывать в нём. Познать божественную обширность дома, что создал клан Кэмерон, чтобы уберечь своих ведьм и местных жителей от бед. Заботиться о нём, охранять его, питать, посвятить ему свою жизнь.
Взгляд мистера Бальфура смягчился.
– Да, – мягко сказал он. – Вот поэтому Джунипер выбрала вас.
– Вы только что без приглашения использовали на мне глубокое зрение? – требовательно спросила я, задохнувшись в ужасе. Я ничего не почувствовала. А после краткого инструктажа, который сегодня поздно вечером провёл для меня Девлин, я точно знала, как это ощущается. Алтея Бин правда пыталась сделать это со мной в «Тенях». А затем окрысилась на меня за то, что я сделала это с ней. Вот наглость!
Он слабо улыбнулся.
– Нет. Это сияет у вас в глазах так же, как у Джунипер. Вы полюбили нас, как она и предполагала. Вы понимаете нас, ценность нашего образа жизни, и вы готовы, желаете и более чем способны стать не просто частью этого, но быть хранительницей и защитницей Дивинити, – он выдержал тяжёлую паузу, затем нехотя добавил: – И если Девлин сыграл какую-то роль в укреплении ваших чувств, я прощаю вас за то, что вы разочаровали меня, отправившись к нему.
– Я прощаю вас за ваше разочарование, – едко произнесла я.
Он рассмеялся, глаза его плясали.
– Именно так Джунипер и отреагировала бы в схожих обстоятельствах.
Приняв протянутый мною конверт, он внимательно осмотрел печать и вернул его мне.
– Вы знаете, о чём там говорится?
Он покачал головой.
– Только вам решать, рассказывать ли мне о содержимом письма, – но глаза его выражали явную надежду на то, что я это сделаю. Он медленно поднялся и сказал: – Я верю, что вы не вскроете его до 00:01, и оставляю вас с ним. Напишите или позвоните, если вам что-нибудь от меня понадобится.
С этими словами он направился к двери и вышел в ночь.
Я взглянула на телефон: осталось шесть минут.
Внезапно мне показалось очень важным прочесть письмо в подходящем месте, но я представления не имела, где оно, это подходящее место, и у меня оставалось лишь шесть минут, чтобы его найти.
Если бы кухня в настоящий момент не вмещала то, что ощущалось как ледяной портал в ад, я бы пошла туда. Она для меня всегда была и будет (когда её восстановят) счастливым сердцем дома. Единственным другим сердцем, которое могло прийти мне на ум, была первоначальная хижина и, о чёрт, ни за что. Не только потому, что я сомневалась, что крыло позволит мне добраться туда за эти шесть минут, но и потому, что я начала чувствовать – это не драгоценность, которую нужно вытащить на поверхность, а тёмное сердце дома.
Моя спальня тоже не казалась подходящей, как и апартаменты Джунипер, или её кабинет, или… О!
Оранжерея, на которую я едва взглянула. Окружённая буйной листвой, стихийная, спокойная, восстанавливающая, символ родственности Кайлех с природой. Это идеальное место (надеюсь), чтобы наконец-то узнать правду о том, кто я такая.
Развернувшись, я бодро прошагала через дом в кухню, старательно не глядя на пропасть, за создание которой я презирала себя, смотреть на которую мне было ненавистно, затем вырвалась через заднюю дверь, поспешила к оранжерее и вошла внутрь.
Руфус поприветствовал меня мягким уханьем со своего насеста на хлебном дереве.
– Ой, прости, я всё забываю тебя выпускать! – воскликнула я, придерживая дверь приоткрытой.
Он не попытался покинуть оранжерею; напротив, лишь уютнее устроился в листве, и я рассмеялась от внезапной причудливой мысли, будто он заметил, что я сжимаю в руке, и решил остаться, вместо со мной наконец-то узнать больше о том, кто я поистине такая.
Затем эта мысль уже не показалась такой причудливой, когда я пошла по мягко освещённым джунглям тропических деревьев и цветов, наконец, найдя водопад с его маленьким бассейном, окружённым замшелыми камнями, а Руфус полетел следом и примостился на ветке надо мной, когда я села на булыжник в этом очаровательном уголке.
Не лучшее освещение, но его хватало для чтения. Я проверила время на телефоне: ровно 00:01!
Слегка дрожащими руками я перевернула конверт и сломала восковую печать.
Внутри лежали два листа толстой веленевой бумаги. Развернув их и разгладив на коленях, неосознанно задержав дыхание, я начала читать.
Мои дражайшие душеньки, Зо и Джоанна!
Я никогда не испытывала такой радости, какую почувствовала в день, когда было подтверждено, что вы обе действительно исходите от линии Кэмерон, и наша Королевская родословная продолжается.
Добро пожаловать домой, дражайшие!
Моё дыхание шумно вырвалось из меня, и я прикрыла глаза, смаргивая горячее жжение слёз. Моя мать никогда не услышит тёплого приветствия Джунипер.
Мистер Бальфур говорил мне, что Джунипер погрузилась в кому и скончалась через шесть дней после смерти моей матери. И всё же это письмо приветствовало нас обеих, а значит, было написано до смерти мамы.
Тогда почему надпись на конверте обращалась лишь ко мне?
Потянувшись к телефону, я написала быстрое сообщение мистеру Бальфуру: «Джунипер погрузилась в кому до смерти моей матери?»
Он ответил: «Да. Она написала эти письма на случай, если не выживет. Её сердце было бы разбито новостями о кончине вашей матери. Она написала письмо и для Джоанны тоже, но приказала мне не давать его никому, кроме неё. Оно хранится у меня в безопасном месте».
Мне едва не пришлось прикусить собственный кулак, чтобы сдержать крик. Если бы только Джунипер нашла нас раньше! Если бы только она никому не говорила, что нашла наследников, потому что я уверена, что именно её обнаружение нашего существования отправило поджигателя в Индиану и спровоцировало такое большое собрание ведьм в мой первый вечер в луизианском Криолло. Кто-то так сильно не хотел видеть нас здесь, что предпринял меры по предотвращению нашего прибытия. Но меня не оказалось дома с моей матерью, так что вторая попытка покушения на мою жизнь действительно была предпринята в амбаре. И это наверняка продолжится. Вполне возможно, что я ускользнула от ещё одного покушения в ресторане отеля Монтелеон, не приведя в свою постель не того ведьмака.
«Могу я увидеть и мамино письмо тоже?»
На сей раз последовала пауза, затем: «Мне придётся некоторое время обдумать этот вопрос, – написал он, явно разрываясь между верностью прошлой и нынешней наследнице. – Её инструкции были недвусмысленными. Всё хорошо?»
«Да. Я просто опешила, что она упомянула нас обеих. Я прочла лишь первые несколько строк».
«Хорошо. Я здесь».
Я вернула взгляд к толстой веленевой бумаге и очаровательному, хотя и немного подрагивающему почерку Джунипер – некоторые буквы были аккуратными и хорошо прописанными, другие же корявыми.
Я искала очень долго и едва не утратила надежду. Но ваша ДНК совпала, что наполнило меня восторгом вплоть до мозга моих усталых костей. Генетическое доказательство неоспоримо: я, моя дорогая – и моя рука дрожит от столь сильных эмоций, пока я пишу это, что ты должна простить мой почерк, который когда-то был таким красивым – твоя двоюродная прабабка!
Я задрожала. У меня есть корни, истинные корни Кэмерон!
Ты происходишь от моего брата Маркуса, который пропал на войне. Отыскав тебя и твою мать, я вновь нашла частицу моего обожаемого брата. Признаюсь, когда пришли эти новости, я большую часть дня проплакала, ибо я старая женщина, тоскующая по давно минувшим дням, и мне наконец-то удалось в некотором роде вернуть Маркуса домой, спустя столько времени.
