Текст книги "Дом на Уотч-Хилл (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Я испытала внезапный холодок.
– Что ты имеешь в виду? Ты что-то знаешь про эти символы?
Эсте закрыла глаза и вздохнула. Открыв их, она произнесла:
– Найди мне что-нибудь выпить. Текила сгодится. Затем нам нужно место, чтобы поговорить. Наедине.
Тут Джесси пришёл с её вещами, Девлин следом за ним, и я сказала:
– Можешь занести их и оставить у лестницы.
– Нет! – рявкнула Эсте.
– Нет! – прорычал Девлин.
– Отзови это, Зо, – натужно произнесла Эсте. – Скажи Джесси не заходить, а оставить мои вещи на крыльце. Слово в слово.
Я переводила взгляд с Эсте на Джесси, на Девлина и обратно. Все трое смотрели на меня с интенсивностью, которую я не могла расшифровать, и я почувствовала себя точно так же, как в Криолло – будто я слепо смотрела на переплетение нитей вне моего понимания, тогда как все, кроме меня, понимали сложность этой материи. Эсте беспокоилась, Девлин пребывал в ярости, а Джесси оставался непроницаемым.
– Ладно, – сказала я наконец. – Не заходи, Джесси. Просто оставь их на крыльце.
– Как пожелаете, мэм, – сказал он. Взгляд, которым он наградил Девлина, мог бы содрать кожу с кости, и на мою лучшую подругу он посмотрел с осязаемым холодом, что немыслимо для мужчины.
– Доброй ночи, Джесси, Девлин, – сказала я с отрывистым кивком, тревожно предвкушая возможность расспросить Эсте.
– Текила. Лайм, – настаивала Эсте. – И найди мне что-нибудь южное, сладкое и греховно оседающее на боках. Мне нужно подкрепление.
– Этого полно. Иди за мной, – сказала я и повернула в сторону кухни.
***
Вскоре мы со скрещенными ногами уселись на моей кровати, расставив между нами поднос со сладостями, бутылку текилы Don Ramón из лимитированной коллекции, две стопки, соль и тарелочку с лаймом. Пусть текила за 400$, найденная нами в буфете, создавалась для размеренного питья, первые стопки мы выпили залпом. Судя по поведению Эсте, у меня складывалось впечатление, что мне тоже нужно подкрепление.
Она переоделась в домашнюю одежду, и я тоже – одинаковые пижамные штаны в розовую клетку и большие футболки – и теперь, скрепив свои длинные волосы заколкой, она выпила вторую стопку, бросила остатки дольки лайма на тарелку и сказала:
– Мне не терпелось поговорить с тобой со дня пожара, Зо. Я пообещала твоей матери, что как можно быстрее доберусь до тебя, если с ней что-то случится. Ты сводила меня с ума, избегая меня.
– Ты пообещала моей матери, – эхом повторила я.
– Она позвонила мне однажды днём, когда ты была на работе.
– В день, когда ты сказала, что заехала в гости, и она пригласила тебя на чай? – натянуто спросила я.
Она кивнула.
– Мне не хотелось говорить тебе это по телефону. Мне нужно было лично увидеться с тобой, чтобы обсудить это. Джоанна настояла, чтобы я в тот день приехала, заставила меня поклясться, что я расскажу тебе, если она внезапно умрёт до того, как ты… – Эсте умолкла и поправилась: – До того, как рак её погубит, но в противном случае не промолвлю ни слова.
– Когда? – спросила я, и даже я услышала в своём голосе обиду.
– Несколько лет назад.
– Расскажи мне всё, – потребовала я. – Не опускай ни единого слова.
– Мне нужно начать немного ранее. Помнишь день, когда мы познакомились?
– Каждую деталь, – это было самое знаменательное событие моей юности. Я почувствовала мгновенное родство с Эсте, какого никогда прежде не испытывала ни с кем, кроме мамы. Словно наконец-то ещё кто-то в мире имел для меня смысл, и я куда-то вписывалась.
– Я сказала тебе, как я рада, что ты тоже ведьма, и мне было ненавистно не иметь ведьмовских друзей.
Я хрюкнула.
– Это была шутка. Ты также сказала мне, что у Билли Бейкера было одно яичко.
– Это тоже не шутка. Я видела его в раздевалке для мальчиков.
– Что ты делала в раздевалке для мальчиков? Тебе было девять! Подожди, вычеркни это. Думаю, я не хочу знать.
– У меня была худшая влюблённость в Саймона Филдса, так что я решила пошпионить и узнала больше, чем хотела. В том возрасте я была совершенно не готова к пенисам.
– Думаю, я была бы травмирована. Но меня оберегали от такого.
– Я тоже была такой несколько лет, пока гормоны не включились в работу. В любом случае, когда я поняла, что ты не догадываешься, что ты ведьма – я даже не знала, что такое возможно – я не стала напирать.
Я едко ответила:
– Я не ведьма, Эсте. У меня нет волшебной палочки, которой можно было бы размахивать, поверь мне.
Будь я ведьмой, мама была бы жива. Множество вещей сложилось бы иначе. Это было моей фантазией, пока я представляла, как мы заметаем наши следы ароматными ведьмовскими мётлами – что я обнаружу какую-то тайную, глубоко похороненную во мне силу и использую её, чтобы спасти нас от нашей кочевой, семенящей, напуганной жизни и прогнать бесчисленные недуги мамы. Не счесть ночей в моём детстве, когда я засыпала, воображая себе эту фантазию. Я порву нашего коварного врага-колдуна на кусочки, уведу мою мать в Постоянный Дом с двух больших букв; у нас будут славные вещи, которые мы можем оставить себе, и никто больше не будет смотреть на нас свысока.
Взгляд Эсте помрачнел до кобальта и льда.
– Да, ты ведьма, Зодекай Грей. И в том, что я тебе рассказываю, нет ничего смешного. Открой свой разум и послушай меня, и тебе нужно отнестись к этому смертельно серьёзно. Твоя мать определённо была серьёзна.
Моя улыбка померкла, и я настороженно покосилась на неё. Она никогда не называла меня полным именем – ну, по большей части полным именем.
– Я ведьма, – твёрдо сказала мне Эсте. – Урождённая в семье Кайлех, которая практикует Путь Воли.
Она сказала «Кайл-ех» и «Путь Воли»: те же слова, которыми поделился то-разговорчивый-то-молчаливый гримуар в хижине под особняком.
– Мы светлые ведьмы, которые следуют строгому кодексу. Когда ты раньше обвиняла меня в том, что я околдовываю людей, чтобы получить своё, это ужасало меня, потому что светлая ведьма никогда бы не злоупотребила своей силой вот так. Это путь тёмной ведьмы.
Я уставилась на неё.
– О мой Бог, ты реально серьёзно. Ты реально думаешь, что ты ведьма. Типа, с силой. Метла тоже есть? Ты летаешь? Быть может, лениво дрейфуешь от крыши к крыше на Хэллоуин? – насмехалась я.
– Самайн, – поправила Эсте с мрачной напористостью. – День пира имеет древнюю, богатую историю, и я ничего не «думаю». Я и есть ведьма. Это мой образ жизни, и это для меня всё. И да, у меня есть чёртова метла. Несколько.
Подавляя смех, я настаивала:
– То есть, это означает, что ты правда летаешь? Перекидываешь ноги через черенок и паришь, напевая Come Little Children?
– Не насмехайся над Путём Воли. Путь Кайлех священен, и идти по нему – честь.
– Сделай что-нибудь ведьмовское, – подстрекала я. – Докажи это.
– Мы не тратим силу впустую, – прорычала она, затем вздохнула. – Но мы знали, что тебе понадобятся доказательства. Твоя мама сказала, что настойчиво не одобряла веру в иномирное или паранормальное всякий раз, когда ты выражала какой-либо интерес к этому.
Ох. Моя мама сказала Эсте об этом? Эсте… которая встречалась с моей матерью несколько лет назад, затем хранила данную ей клятву, в ущерб мне. Чья она лучшая подруга вообще?
– Посмотри на книжный шкаф у двери, – сказала мне Эсте. – Верхняя полка с книгами.
Я обернулась через плечо.
– Какого они цвета?
Пожав плечами, я посмотрела обратно на неё.
– Коричневые, в кожаном переплёте, все до единой.
– Посмотри ещё раз.
Верхняя полка щеголяла примерно двумя дюжинами толстых томов в переплёте из кожи цвета насыщенно красного яблока в карамели. Я уставилась на них, моргнула, затем ещё раз моргнула. Уставилась на Эсте.
– В каком цвете ты хотела бы их видеть?
– В зелёном. Но не из гладкой кожи, – я повысила ставку. – Мне нравится замша.
Она усмехнулась.
– Легко. Готово.
На сей раз, взглянув на книги, я ахнула, вскочила с кровати и достала одну с полки. Её переплёт был из податливой, бархатисто-мягкой зелёной замши. Я изумлённо провела по ней пальцами.
Пока я держала книгу, она сделалась фиолетовой, шокировав меня так сильно, что я выронила её и резко развернулась.
– Как ты это делаешь?
Она загипнотизировала меня, убеждая, что я вижу разные цвета и текстуры? Я выпила не так уж много текилы – всего полторы стопки пока что – и я не так легко пьянела! У меня складывалось ощущение, что я могу выпить намного больше в свете странного поворота нашего разговора.
– У меня есть склонность к трансмутации. Особенно к цвету, но и к материи, а также другие способности. Каждая ведьма уникальна. Тебе нравятся серые стены этой спальни?
– Нет, – честно призналась я, прекрасно понимая, что я в меньшинстве. Серый был хитом среди дизайнеров интерьеров. Я никогда не избавилась от своего помешательства на домах, просматривала объявления о продаже в интернете, пока жадно ела на обеденном перерыве, воображала жизнь, которой могли наслаждаться их жители. За последние несколько лет всё сплошь стало серовато-бежевым, в точности вторя оттенку зимнего неба в Индиане, который я так презирала: депрессивный грязно-серый был разбросан всюду, на стенах, полах, мебели. Меня это озадачило. Я была ярой сторонницей солнца и голубого неба. Ну, по крайней мере, я всегда хотела такой быть; ещё одна причина, почему Дивинити показался мне таким манящим.
Я сказала:
– Я думаю, серый – это цвет, который не знает, чем он хочет быть, так что вместо того чтобы твёрдо быть чем-то, он робко остается ничем. Я презираю серый. Будь цветом, обзаведись уже жизнью.
Тот факт, что моя фамилия также переводилась как «серый», не ускользал от меня. Я чувствовала себя такой же пресной, как моя фамилия. Спокойная, кроткая Зо Грей. Никогда не будь драматичной, не устраивай истерики, не желай ничего, никогда не жалуйся, другим ещё хуже, тише, тише, милое моё дитя.
Подмигнув мне, Эсте подняла руки и, забормотав себе под нос, покружила ими в воздухе. Внезапно стены моей спальни сделались того же мягкого зелёного оттенка, что и книги, и это прекрасно оттеняло вид за французскими дверями. Я ошеломлённо моргнула, затем сказала:
– Они останутся зелёными?
– А ты этого хочешь?
Я кивнула. Да. Может, она заодно могла заняться и фасадом особняка… Боже, могла ли она? Изменить цвет всего дома? Верила ли я, что она обладала такой силой, что она была ведьмой? Моя лучшая подруга, которую я знала с тех пор, как мы познакомились в начальной школе?
Эсте мягко забормотала, снова жестикулируя.
– Я зафиксировала их перманентно, – сказала она, затем похлопала по кровати, показывая мне присоединиться к ней. – Я внесу компенсацию позже.
– Какую ещё компенсацию?
– Все ведьмы должны откуда-то черпать силу, чтобы контролировать и использовать свою магию. Светлые ведьмы черпают из природы и возвращают в той же манере. Сажают деревья, выращивают цветы, удобряют земли, делают неожиданные добрые поступки, помогают животным. Мы всегда возвращаем дар.
– А тёмные ведьмы? – спросила я, не в силах подавить любопытство, хотя я во всё это не верила. С другой стороны, нервно подумала я, оглядываясь по сторонам, стены обрели совершенно иной цвет. Как мне это объяснить? Такое чувство, будто мой разум трескался. Магии не существовало. Ведьм не существовало. «А тот призрак, которого ты видела в Западной Вирджинии?» – насмехался мой внутренний голос.
– Тёмные ведьмы черпают из любого чёртова источника, из которого пожелают, чем богаче, тем лучше, и человеческие жизни тоже не под запретом, – холодно сказала Эсте. – Они злоупотребляют этим. И не утруждают себя возвращением дара. Они осушают мир. Мы его питаем.
Несколько долгих секунд я смотрела на неё, затем молча вернулась на своё место на кровати. Я представляла собой котёл такого множества эмоций, что мне сложно было их опознавать, но наиболее преимущественно на поверхности бурлила злость. Моя мать доверилась Эсте, не мне. Почему она так сделала? Пусть я ещё не была готова, даже после демонстрации Эсте, признать, что кто-либо из нас ведьма (хотя моё нутро яро не соглашалось с моим мозгом и выстраивало бесчисленные убедительные аргументы), они все верили в это и утаили данную информацию от меня. У них были тайные встречи, на которые меня не приглашали. Сколько раз моя мать пресекала мой вопрос, но доверялась другим людям? Это глубоко ранило.
– Ох, Зо! – воскликнула Эсте. – Я так жаждала побыть с тобой! Это было так тяжело!
– Ах ты бедняжка, – холодно произнесла я. – Ты могла бы в любое время сказать мне, что считала нас ведьмами. У тебя язык сломался? О, определённо нет. Ты никогда не затыкаешься. Но этого ты мне не говорила.
Её глаза потемнели, и она резко ответила:
– Во-первых, это не верование. Это факт, и я с радостью дам тебе больше доказательств. Я могу тебя убедить. Тебе может не понравиться то, как я это делаю, но я могу. Во-вторых, я не осмеливалась. Когда я после нашего знакомства рассказала моей матери о тебе, она выследила Джоанну в одном из домов, где она прибиралась, и у них состоялся разговор. Ну… не совсем разговор. В тот вечер у наших матерей состоялась полноценная битва. Мама пришла домой в полном режиме отступления, а ведь ничто не пугает Далию Хантер. Она сказала мне, что если я ещё раз упомяну при тебе ведьм, то не только она меня накажет, но и Джоанна сотворит со мной немыслимые вещи, и мама не сможет её остановить. Я никогда не видела её настолько расстроенной. Она сказала, что никогда не боялась другой ведьмы, пока не повстречала Джоанну Грей, и как только она её встретила…
– Так, вот остановись сейчас, – резко перебила я её. – Никто не боялся моей матери. Никогда. Мама была неспособна внушать страх. Она была милой, доброй и нежной…
– А ещё Высококровной королевской ведьмой, – перебила меня Эсте. – Её кровная магия старательно выведена из самых взрывных родословных. Королевские дома, даже светлые дома, одержимы своими родословными, готовы сделать что угодно, стать практически чем угодно, чтобы улучшить их. Мама сказала, что Джоанна Грей сочилась силой. Она ужасала мою мать.
Моя мать – Высококровная королевская ведьма из одного из тех девяти домов, что упоминались в книге? Я не могла вообразить, чтобы Джоанна Грей кого-то ужасала. Я пыталась представить её со свирепыми эмоциями, полыхающими в её глазах, но не могла. Я никогда такого не видела.
– Хрень собачья. Мягкие оленьи глаза, – выплюнула я. – Вот и всё, что я когда-либо видела на её лице.
И я всё сильнее и сильнее злилась из-за этого. Если моя мать правда имела огонь в крови – огонь, который видели другие – почему мне никогда не разрешалось это видеть? Я могла бы вырасти другой, будь она другой со мной. Наши жизни могли быть другими. Она могла вселить ужас в Далию Хантер, но нам всё равно нужно было бежать?
– Аналогично, детка, аналогично. Я только это и видела на твоём лице.
Уязвлённая, я спросила:
– Тогда почему я тебе приглянулась?
Её взгляд смягчился.
– Я знала, кто ты на самом деле, и время от времени я улавливала проблеск того огня. Ты знаешь, что каждый мужчина, которого ты приводила в свою постель, был ведьмаком? Одно лишь это давало мне надежду, что ты найдёшь способ вырваться и стать той, кем тебе суждено было стать. Очень могущественной ведьмой, – выразительно сказала Эсте и нахмурилась. – И я не уверена, что не сказала бы тебе, пока не стало слишком поздно. В последнее время я много терзалась из-за этого.
Ох, ну молодец какая. Она подумывала мне сказать. Я отложила её комментарий про «слишком поздно» на потом. Я много чего откладывала на потом.
– Откуда ты знаешь, что те мужчины были ведьмаками? Ты что, выслеживала их? – я поспешно оговорилась: – Я не говорю, что верю тебе. Но если бы верила, из какого дома была мама?
Из светлого или тёмного, вот что я хотела знать.
(Стоит пояснить, что здесь и далее в тексте книги слово «ведьмак» означает просто мужчину-ведьму, а не борца с нечистью, как это было в книгах Сапковского. В оригинале и для мужчин, и для женщин используется одно и то же слово witch, однако в переводе из-за специфики русского языка приходится подставлять термин мужского рода, – прим).
– Понятия не имею. Она не говорила, а моя мама не могла сказать; мы можем лишь чувствовать силу и её интенсивность, а не то, в какую сторону она клонится. Что касается твоих любовников, я задавала тебе достаточно вопросов, чтобы опознать их. Затем приходила в те же бары. Каждый мужчина, которого ты выбирала, имел магию в своей крови. Некоторые из них были чертовски впечатляющими. Если бы ты не нашла их первыми, я бы определённо затащила их в свою постель. У тебя изысканный вкус.
Неужели это и было тем бОльшим, за которым я всегда охотилась – магия в крови мужчины? То, что я считала какой-то не поддающейся определению резкостью, непредсказуемой и мощной. Это означало, что Келлан был ведьмаком? Он знал, что я тоже ведьма… при условии, что всё это правда? И учитывая количество присутствия, которое я ощутила тем вечером в Криолло, были ли ведьмаками все мужчины, которые пришлись мне по вкусу? И если так, почему так много их собралось в одном месте?
– Мужчины думали, что я ведьма?
– Они знали. Пусть даже ты была такой слабой, они это чувствовали. Ты тоже поначалу ощущалась для меня слабой, пока я не провела с тобой больше времени. Затем я начала чувствовать в тебе нечто… колоссальное, глубоко похороненное и посаженное на короткий поводок.
Колоссальное как грибовидное облако, нарастание которого я чувствовала в амбаре и боялась, что оно может уничтожить меня, если я не сделаю с ним что-нибудь. Посаженое на поводок как пёс. Контролируемое.
– Продолжай, – коротко сказала я.
– Мама сказала мне, что Джоанна не провела тебя через стадии пробуждения твоей кровной магии. Вместо этого она подавляла твою силу. Поэтому ты ощущалась такой слабой для других ведьм, и именно из-за этого ссорились наши мамы. Моя мама говорит, что подавление силы ведьмы – это смертный грех, хуже, чем сжечь её заживо. Твоей силе надо дышать, выходить в мир и делать что-либо. Потому что если у неё нет такой возможности, она день за днём задыхается. Тебя изнуряет постоянная внутренняя борьба, хотя ты не осознаёшь, что ведёшь её. Твоя магия отчаянно желает родиться, но что-то её блокирует. Ничто не имеет особенно приятного вкуса, ничто не злит тебя и не радует. Ты чувствуешь себя пустой, живёшь в состоянии постоянного лёгкого недовольства и не можешь даже испытать сильное недовольство. Не способна испытывать какие-либо сильные чувства в принципе.
Эсте только что описала, как я чувствовала себя всю свою жизнь. Пресной, бесстрастной, не считая моих редких ночей секса, обладающей поверхностным сердцем. Вечно чувствующей себя дискомфортно в собственном теле, будто оно не совсем мне подходило, будто на меня в гардеробе надели чужое пальто; слишком маленькое, неподходящего покроя, ограничивающее и тесное.
– Большинство подавляемых ведьм сходит с ума. Многие убивают себя. Мама сказала, что раз ты Высококровная Королевская ведьма, ты либо совершишь суицид в молодом возрасте, либо окажешься достаточно сильной, чтобы это пережить. Но она никогда не простила твою мать за такой поступок, а твоя мать так и не простила её за осуждение её решения.
– Зачем маме ограничивать мою силу? При условии, что это правда, – натянуто добавила я. Всё это начинало казаться мне чересчур правдивым. Но принять это означало принять, что вся моя жизнь была ложью. Я не видела, какую выгоду могла получить Эсте, рассказав мне такую замысловато продуманную ложь. И всё же, либо она лжёт, либо вся моя жизнь была ложью; выбирай меньшее из двух зол.
– Это всё правда, – настаивала она. – Как ещё ты объяснишь, что я сделала с книгами?
Я не могла это объяснить, как не могла объяснить зажигание свечи моей волей, так что я раздражённо уклонилась от ответа.
– Позволь прояснить. Ты ведьма. Я тоже. Моя мама была ведьмой. И твоя мама ведьма, и твой папа тоже?
Она кивнула.
– И все знали, кроме меня? И вы все вели уютные беседы об этом, и приняли решение не говорить мне? Прости, но у меня пи**ец какие серьёзные претензии по этому поводу на множестве уровней!
– У меня бы они тоже были. Я бы чертовски злилась на всех. Но от этого всё не становится менее правдивым. И могу я сказать, как сильно я рада видеть тебя взбешённой? Ты никогда ни из-за чего не злилась. Ты никогда практически ничего не испытывала, ни по какому поводу. Ты больше не связана, Зо. Это изумительно! Ты полностью жива! Наконец-то.
С небольшим опозданием, по моему мнению – типа, почти на двадцать пять лет, но эй, это же всего лишь моя жизнь, хотя остальные, похоже, так не считали. Они думали, что они вправе принимать решения насчёт моей жизни, руководить мной, утаивать информацию. Если Эсте говорила правду, я всю свою жизнь была тенью себя, неспособная чувствовать, включаться в момент и наслаждаться жизнью. И именно моя родная мать приговорила меня к такой судьбе. При этом обсуждая это с другими!
Возможно, самым убедительным аргументом в пользу правоты Эсте было то, как сильно я изменилась после смерти мамы. Мой мир из блёклого стал ярким; мои органы чувств эволюционировали от пресных до многогранных, подмечающих малейшие нюансы; мои эмоции превратились из поверхностных до зажигательных, мои страсти сделались взрывными, будто открылся внезапный спускной клапан… или было убрано давнее подавление. Драконица, которая пробудилась в момент смерти мамы, никогда больше не засыпала. Это была моя магия, моя сила? Я задрожала от внезапного холодка и прищурилась.
– Я так понимаю, ты говоришь, что как только мама умерла, я освободилась?
– Да? Ты ешь всё, что попадётся на глаза? Эмоции интенсивные и стремительно меняются? Сексуальное желание выходит из-под контроля?
Я уставилась на неё с разинутым ртом. Именно так.
– Но зачем маме связывать мою силу? – повторила я.
Эсте с печальным взглядом покачала головой.
– Понятия не имею. Отчасти это и доводило мою маму до белого каления. Джоанна не озвучила объяснения. И первый ведьмовской урок: твоя мама не связывала твою силу, она её подавляла. Есть разница. Связывание делается однократно. Подавление необходимо выполнять день за днём, день за днём. Джоанна отказывалась говорить хоть слово о том, кем она была и почему подавляла твою магию. Если бы она назвала моей маме причину, хоть какую-то причину, мама постаралась бы понять. Вместо этого Джоанна угрожала ей, и твоя мать умела быть ужасающей, когда хотела этого. Ты сказала, с тобой произошло что-то странное. Что именно? Что-то ведьмовское?
Я больше не намеревалась рассказывать ей о хижине, о загадочной книге, которая писала сама себя, или о свече, которую я как будто зажгла одной своей волей. Не буду говорить, пока она не даст мне больше ответов, и пока у меня не будет время это обдумать.
– Если это правда, как ты могла скрывать это от меня все эти годы? – пылко спросила я. – Как ты можешь быть моей лучшей подругой, верить, что это правда, и никогда не говорить ни слова? Ты не думала, что я имею право знать? Хотя бы простое «Эй, ты ведьма, и твоя мама не позволяет тебе иметь силу». Просто предупреждение в общих словах, чёрт возьми.
– Я столько раз хотела тебе сказать! – запротестовала Эсте.
– Но не сказала.
– Но хотела!
– Намерения. Дорога в ад. Вымощена именно ими, – ровно сказала я.
– Есть очень много способов вымостить дорогу в ад, и иногда у тебя попросту нет хороших вариантов, – рявкнула она. – Ты не понимаешь ведьмовской мир, Зо. Есть ведьмы, против которых ты никогда не идёшь, и твоя мать была одной из них. Моя мама угрожала мне, твоя мать угрожала мне, и Джоанна Грей была самой грозной из всех, с кем я сталкивалась в этом мире, до сегодняшнего дня, до Дивинити и этого дома. Ты не знаешь этого и никогда не узнаешь – потому что ты Высококровная Королевская ведьма, которой другие ведьмы боятся и которой подчиняются – но простые Высококровные вроде меня, мы не связываемся с Королевскими. Никогда.
Она встретилась со мной взглядом, затем с тихой интенсивностью произнесла:
– Зо, тебя окружают другие Кайлех. Ты живёшь в городе ведьм, который не могут найти чужаки, даже Высококровные – по крайней мере, я не могла. Дивинити – это мощный котёл бурлящей силы. Пока мы ехали по главной улице, я опьянела от магии в воздухе. Она на ветру, она в почве. Это одурманивает. Я хочу выйти на улицу и танцевать голышом в этом шторме. Я хочу вдыхать её, впитать, направить в креативность. Я никогда не бывала посреди такого количества могущественных ведьм. Водитель с немалой гордостью сообщил мне, что ты преемница наследия Кэмерон, что ты унаследовала это всё, – она сделала обширный жест. – Кэмероны – это древний Королевский светлый дом; они существуют целую вечность. Джунипер Кэмерон была их матриархом, и теперь, когда они мертва, мне явно кажется, что они привезли тебя сюда, чтобы ты заняла её место главы их ковена.
Она выждала мгновение, затем продолжила:
– Я много думала об этом в дороге, когда Эвандер сказал мне, зачем ты здесь. И как удачно сложилось, что они нашли тебя сразу после её смерти, хотя так много десятилетий бесплодно искали наследницу. И как твоя мать решительно прятала тебя, десятки лет подавляла твою силу. И это привело меня к глубинно тревожной мысли. Зо, что, если этот город и этот ковен – именно то, от чего бежала твоя мать?
Глава 14
Я закончила чистить зубы, раздражённо сплюнула и смотрела, как жидкость исчезает в сливном отверстии, мечтая, чтобы вместе с ней исчезли бесчисленные эмоции, не дающие мне спать. Час назад, когда я, симулируя измождение, настояла, что мне нужен сон, Эсте отправилась на поиски комнаты, которую она объявит своей.
После того, что она мне рассказала, сон оказался невозможной затеей. Никакое количество текилы это не изменит, и я пыталась. Я была интенсивно, болезненно бодрствующей, мой разум был безжалостно ясным, сердце – живым и бушующим. Я жаждала забвения сна, чтобы забыть, ненадолго умереть и надеяться, что завтра я почувствую себя более владычицей своих чувств и судьбы, ибо ясно, что в настоящий момент (и видимо, всю мою жизнь) я не была владычицей ни того, ни другого.
Я пошлёпала обратно в спальню, где долго стояла и смотрела на книги в зелёном замшевом переплёте на верхней полке. Должно быть, их Эсте тоже перманентно заколдовала.
– Перманентно заколдовала, – пробормотала я, пытаясь это осмыслить. Могла ли я перманентно заколдовывать вещи? Каковы мои дары? Я не спрашивала. Более того, я заставила её полностью перестать говорить о ведьмах и маме. Моя проверенная техника убирать вещи в коробки и рассылать их малыми порциями, чтобы я могла осмыслить их по удобоваримым кусочкам, включилась в работу, чтобы сохранить мой рассудок. Совсем как в старые времена.
Я неохотно признавала, что моё настаивание на абсолютном неверии – это защитный механизм. Вещи, которые она мне рассказывала, несли в себе неоспоримый звон правды, зловеще отдающийся в моих костях. «Это, – утверждали они, – то, что ты всегда чувствовала, но никогда не знала. Это объясняет всё».
Девлин прощупывал это тем вечером, когда спросил, не чувствовала ли я всегда, где-то глубоко внутри, что есть нечто большее. Что мне не хватало жизненно важной информации, и возможно, меня даже намеренно вводили в заблуждение. Я годами говорила себе, что моё впечатление, будто я пребываю во тьме, а другие нет, исходило попросту от того, что меня много раз внезапно перевозили с места на место без объяснения.
Но это имело намного, намного более глубокие корни.
Всю свою жизнь я существовала в разладе с собой. Была дневная Зо, которая делала всё необходимое: работала без устали, заботилась о маме, никогда не жаловалась, никогда не позволяла себе хотеть что-либо. Деловитая пчёлка, снующая от задачи к задаче, слишком занятая, чтобы подумать о своих чувствах… или о том, как ей подозрительно недоставало всего в этом отношении.
А ещё была полночная Зо, которая лежала без сна, обдумывая бесконечное, пустое ноющее ощущение внутри неё, огромную пустошь каньона, который не должен был причинять боль, но причинял, как будто из неё вырезали нечто необходимое для жизни. Полночная Зо чувствовала себя так, будто стояла лицом к непроницаемому туману, который лишь чрезвычайно изредка расступался совсем ненадолго, позволяя увидеть мучительный проблеск чего-то яркого, чудесного и величественного, что наполняло её столь полно, что на краткий момент, в те исключительные ночи полночная Зо чувствовала себя… целой, живой и реальной. Я каждой унцией своей сущности жаждала того полного состояния, даже не зная, что это такое.
Затем туман сгущался, снова затмевая моё зрение, и я не имела возможности вновь ухватить то, что я чувствовала. Вообще. Мне оставалось лишь воспоминание о далёком впечатлении чего-то, что на мгновение ощущалось великолепно, и уверенное понимание, что по какой-то причине я никогда не могла это заполучить.
Факт: моя мама верила, что она была ведьмой. Факт: Эсте и её семья верила, что они тоже ведьмы. Факт: Эсте и Далия верили, что моя мать была Высококровной Королевской ведьмой и ужасала.
Факт: они все говорили об этом и скрывали это от меня.
Двадцать четыре года я бродила, глупая и слепая, и никто не только не сказал мне, но и все они добровольно и намеренно ослепляли меня.
Всё моё существование сдвинулось на своей оси, оставляя меня совершенно взрывоопасной. У меня имелся миллион вопросов к Эсте. И я не могла принять ни один из них.
Верила ли я, что я ведьма?
Да.
Было ли мне любопытно, даже не терпелось изучить это?
Совершенно точно.
Имело ли это значение для меня в данный момент?
Нет.
Я слишком разозлилась. Одно дело – расти и чувствовать эмоции. Ты в процессе, с помощью наставников и родителей, учишься контролировать их и обуздывать.
У меня не было учителей, потому что у меня не было сильных эмоций.
А теперь они появились.
И у меня нет инструкций.
Злость душила меня, топила, задавливала. Единственный способ, каким я умела выпустить её в тех редких случаях, когда всё же испытывала это – неназванное и нестабильное внутри меня – это через секс.
Моя лучшая подруга. Моя мать. Сговорились с Далией, чтобы держать меня во тьме, сделать меня кротким роботом.
Если я ведьма, у меня есть сила. И мне в ней было отказано. У меня была магия. И мне никогда не разрешали её узнать. Мне не дали выбора.
Я любила Эсте. Всегда любила.
Но я совершенно точно, чёрт возьми, не узнавала её, и видимо, никогда не знала.
И я также не знала собственную мать.
Одна из книг вылетела с полки и упала на пол, приземлившись у моих ног и раскрывшись.
– Что теперь-то? – раздражённо пробормотала я. Очевидно, все книги в этом доме имели склонность к коммуникации, если и когда им вздумается. Совсем как моя лучшая подруга и мать.
