Текст книги "Акт бунта (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)
– Прекрати, – шепчет Пакс.
– Прекратить что?
– Ты, блядь, слишком много думаешь. Заработаешь себе мигрень.
Мне никогда не удавалось скрывать свои опасения от посторонних глаз. Я думала, что в последнее время у меня это получается лучше, но оказалось, что я ошибалась. Моя грудь сжимается, когда Пакс еще больше откидывает голову назад, притягивая меня ближе, так что я оказываюсь между его ног. Он кладет подбородок на мое солнечное сплетение, глядя на меня снизу вверх, и его вид слишком захватывающий.
Парень чертовски красив.
Необузданная мужская энергия, впервые незащищенная и открытая.
Я не знаю, что с ним делать в таком состоянии.
Я всегда шарахаюсь от него, готовая убежать или выставить щит, чтобы защитить себя. Такое чувство, что сейчас он складывает оружие, молчаливо предлагая какое-то перемирие, и я не знаю, как перестать готовиться к худшему.
– Я ничего не понимаю, – тихо говорю я. – Если ты играешь в какую-то игру…
Парень быстро встает, отпуская мои руки. Он перебрасывает мои волосы через плечи, его свирепый взгляд перемещается от моего рта к глазам, к щекам, снова к губам. Он впитывает меня, запоминает мои черты. Мои глаза странно щиплет, и у меня закрадывается подозрение, что я вот-вот расплачусь.
Ни один мальчик никогда не смотрел на меня так. И чтобы Пакс так на меня смотрел? Я плохо подготовлена к тому, чтобы справиться с волной эмоций, которая захлестывает меня. Мое тело говорит мне бежать. Такое странное, противоречивое чувство – когда тебя так тянет к чему-то и в то же время отчаянно пытаешься отстраниться. Я чувствую себя так, словно стою на пляже, а прилив отступает, отступает и отступает. Я вижу, как нарастает волна. Знаю, что она уничтожит меня, если обрушится на меня, но я не могу вытащить ноги из воды. Она притягивает меня, втягивает в себя. Спасения нет.
– Никаких игр. Никаких интриг. Никакого дерьма, – бормочет Пакс. Он медленно, размеренно выдыхает через нос. – Я устал, Чейз. Действительно чертовски устал. Это… ты – путь наименьшего сопротивления.
Вау.
Путь наименьшего сопротивления?
Эти слова словно пощечина.
Я была так очарована этой редкой мягкостью по отношению к нему, что почти позволила себе поверить, что он способен что-то чувствовать ко мне. Но… черт. Путь наименьшего сопротивления? Что за дерьмо – называть кого-то тем, что требует наименьших усилий? Легкий вариант? Гарантированный трах? Я отступаю назад, подальше от него, из его объятий, пытаясь проглотить боль в горле.
– Рада слышать, что ты такого высокого мнения обо мне, – говорю я. Эта боль никуда не делась. Стало еще хуже, и поэтому мои слова ощущаются как лезвия бритвы, когда я их произношу.
Я отвожу взгляд от Пакса, уставившись на свою колоду таро на тумбочке и на мой маленький зеленый ловец снов на стене у кровати, но Пакс берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо обратно к нему.
– О чем, черт возьми, ты говоришь?
– Честно говоря, я немного устала, Пакс. Если хочешь трахнуть меня, тогда нам следует поторопиться. Мне еще предстоит кое-что сделать, и я планирую вычитать свою главу, прежде чем отправить ее тебе. Так что.
Мягкость в его взгляде становится жестче прямо у меня на глазах. Я смотрю, как оно ползет по бледному серебру его радужек, как лед по бездонному озеру.
– Круто, – говорит он. И это слово очень подходит, потому что все в нем внезапно становится действительно очень крутым. Его руки работают быстро, разрывая мою одежду. Мышцы его челюсти напряжены, когда парень раздевает меня догола. Ровно через три секунды он прижимает меня к стене моей спальни, обхватив рукой за горло, и я извиваюсь под ним, тяжело дыша, ненавидя себя, потому что неважно, насколько сильно задел этот тупой, неуместный комментарий и насколько никчемной я себя чувствовала в тот момент, я гребаный раб этого человека.
Я принадлежу ему.
Одно его слово, и мое сердце бешено колотится.
Одно движение его языка, и я становлюсь податливой.
Один кивок его головы, и я на своих чертовых коленях…
Пакс целует меня, и я чувствую его гнев. Его зубы острее, чем обычно, губы жестче, неистовее. Его ярость изливается на меня, когда он заставляет мой рот открыться и углубляет поцелуй. От его горячего дыхания у меня кружится голова, и целую минуту я только и могу, что удерживаться на ногах. Он хмыкает, удовлетворенный и воинственный, когда проводит пальцами между моих ног, раздвигая складки моей киски, и обнаруживает, какая я влажная.
Его хватка на моей шее усиливается. Немного откинувшись назад, он прищуривает глаза, оценивая меня.
– Скажи мне кое-что. Это ты меня ненавидишь? Или себя? Мне чертовски трудно разобраться в этом.
Ох.
Это задевает так же сильно, как и его другой комментарий. На самом деле, даже больше. Потому что то, как Пакс смотрит на меня сейчас, сильно отличается от того, как он нежно смотрел на меня тогда, на кровати. На его лице написано отвращение. Стыд пронзает меня, когда парень подносит пальцы ко рту и посасывает их, пробуя меня на вкус. Его глаза прикованы к моим. Он не отводит взгляд…
Врррннн. Врррррррррррнннннн.
В кармане Пакса жужжит телефон. Он достает его и читает только что пришедшее сообщение со скучающим выражением на лице.
Вздохнув, кладет телефон обратно в карман и отходит от меня, ослабляя хватку на моей шее.
– Похоже, нам придется решить эту маленькую головоломку в другой раз, Чейз. Я должен быть в другом месте. Спокойной ночи.
Парень подходит к окну, открывает его и вылезает наружу, даже не оглянувшись на меня. Я смотрю, как он спускается на крышу, а затем исчезает из виду, и мой пульс колотится по всему телу. Чувствую его в ушах, на губах, в кончиках пальцев. Глубоко внутри меня, между моих ног, где я больше всего нуждаюсь в нем, черт возьми.
Что, черт возьми, только что произошло?
Мое дыхание вырывается короткими, резкими рывками, когда я смотрю в окно ему вслед, в темноту. Мне так грустно, и я чувствую облегчение, и напряжение, и возбуждение, что ложусь на кровать и ласкаю свой клитор, пока не кончаю по-настоящему сильно дрожа, когда оргазм разрывает меня на части. А потом я поворачиваюсь на бок и плачу в подушку, потому что все это было хреново.
То, как он смутил меня до чертиков.
То, как смотрел на меня.
Говорил со мной.
Жестоко обращался со мной.
То, что он заставил меня почувствовать.
Все это.
Дерьмо.
ГЛАВА 39
ПАКС
Рэн:Джона Уиттон, подтвердил посадку на рейс AAL1 в Лос-Анджелес из Нью-Йорка. Он возвращается домой.
Это все, что мне нужно было услышать. Очевидно, Чейз не хотела, чтобы я был в ее комнате. Хотя ее тело хотело. Она хотела, чтобы я трахнул ее, но не хотела брать в руки ничего из того дерьма, которое я выкладывал, и это было чертовски отстойно.
Так что я сбежал.
В тот момент когда прихожу в Бунт-Хаус, я врываюсь на кухню, выхватываю бутылку виски, которую держит Дэш прямо из его гребаной руки, а затем бросаюсь наверх и запираюсь в своей комнате.
И не выхожу в течение двадцати четырех часов.
Время от времени я слышу стук за оглушительно громким дэт-металлом, который играет, но я игнорирую тех, у кого хватает наглости стоять по другую сторону двери моей спальни.
По воскресеньям я бегаю один. Весь гребаный день. Я беру упаковку с большим количеством воды и тонну протеиновых батончиков и пробегаю в общей сложности семьдесят километров по невыносимой жаре, взбираясь и спускаясь по горам, пока меня не тошнит. Только когда поскальзываюсь на каменистом участке и скатываюсь на сотню футов вниз по крутому склону, поцарапав правый бок, я вприпрыжку возвращаюсь домой, лелея свое отвратительное настроение.
В понедельник, вторник и среду мы с Чейз обмениваемся главами друг с другом, но не разговариваем. История принимает приличные очертания. Это превращается в эпическую сагу, которой могли бы гордиться греки. Мой персонаж все еще конкурирует с персонажем Чейз. Они припираются и ссорятся, постоянно спорят, но суть истории, проблемы и физические испытания, с которыми они сталкиваются для достижения своих целей, прочны. Я все больше и больше впечатляюсь написанием Чейз, а также ее способностью соответствовать моему тону и логично продвигать историю вперед каждый раз, когда она отсылает мне следующую часть истории. Я ненавижу ее за это.
В четверг я целенаправленно сбегаю с Экономики, как только звенит звонок, чтобы избежать общения с Чейз.
В пятницу она пишет мне сообщение и прямо спрашивает, что, черт возьми, со мной не так, а я игнорирую ее, как ребенок.
В субботу я проявляю пленку в своем шкафу и чуть не пробиваю кулаком гипсокартон, когда на фотобумаге появляется изображение Чейз, свернувшейся калачиком и крепко спящей в моей постели. Ее волосы – огненная полоса на моей подушке. Она самое красивое, умиротворенное существо, которое я когда-либо видел, и я чертовски ненавижу себя за то, что не забрался на кровать позади нее и, блядь, не обнял ее. Мои руки болят от ее веса. Веса, о котором я даже не подозревал.
В воскресенье я отказываюсь вставать с постели. И совершенно доволен своим решением вариться в собственных страданиях, слушая какого-то по-настоящему мерзкого крикуна, тупо уставившись в потолок, когда происходит что-то абсолютно безумное.
Элоди, блядь, Стиллуотер вальсирует в мою комнату, как будто это чертово место принадлежит ей.
Я сажусь на кровати, сердито глядя на нее.
– Какого хрена ты делаешь? – рычу я.
Она складывает руки на груди.
– Я пришла сюда, чтобы спросить тебя о том же самом.
Она маленькая. Типа, карманного размера. Раньше у нее были светлые волосы, но сейчас они каштановые, почти черные, и заплетены в две косы до талии. На ней одна из старых футболок Рэна – потрепанная, застиранная серая штука, доходящая ей до колен, почти скрывающая тот факт, что на ней шорты.
Я откидываюсь на подушки.
– Убирайся к чертовой матери.
Она не убирается к чертовой матери. Девушка драматично вздыхает и пересекает комнату, открывая жалюзи, впуская в комнату яркий солнечный свет.
– Ай! Какого хрена, Стиллуотер? Убирайся из моей гребаной комнаты, пока я тебя не выставил.
Она корчит мне рожу, пиная кучу одежды, которую я оставил на полу, когда подходит к другому ряду окон и тоже открывает жалюзи. Затем выключает стерео, заглушая музыку, и поворачивается, чтобы сердито посмотреть на меня.
– Это не мой дом…
– Чертовски верно подмечено!
– …так что я не могу указывать тебе, что делать. Рэна и Дэша, похоже, не беспокоит твое дерьмо, но с меня, черт возьми, хватит. Что, черт возьми, с тобой не так?
Я закрываю лицо рукой, заслоняясь от солнечного света.
– Как насчет того, чтобы заняться своими делами и пойти отсосать член Джейкоби или еще что-нибудь?
Стиллуотер все еще не уходит. Зловредная маленькая язва. Она подходит ближе, встает в изножье кровати.
– Я не уйду, пока ты мне не скажешь. Пресли полностью закрыта уже несколько недель. Она не говорит мне, что случилось, но я знаю, что та рассказала причину тебе.
– Она ни хрена мне не сказала.
– Значит, с ней что-то не так? – резко спрашивает она.
К черту это. Серьезно. К черту это. Я откидываю одеяло и сажусь, свирепо глядя на нее.
– Слушай. Если твоя подруга, блядь, не хочет с тобой о чем-то говорить, то это твоя проблема. И ее. Не моя. А теперь, пожалуйста. Я прошу вежливо. Освободи мою спальню как можно быстрее, пока я не взбесился.
Она смотрит мне прямо в глаза и говорит:
– Нет.
– О боже мой! РЭН! ИДИ И ЗАБЕРИ СВОЮ ГРЕБАНУЮ ПОДРУЖКУ!
– Его здесь нет.
– Тогда почему ты здесь? Просто случайно слоняешься по дому? Какого хрена?
Элоди качает головой, игнорируя меня.
– Я вижу тебя. И знаю, что все это напоказ.
– О чем, черт возьми, ты говоришь? – Клянусь всем святым, если она не уберется к черту из моей комнаты в ближайшие три секунды, я выволоку ее за ее гребаные косички.
– Ты отгораживаешься от всех. Возводишь высокие стены, чтобы держать людей подальше, но меня тебе не одурачить. Ты хочешь быть ближе к людям.
– Понятия не имею, что я сделал, чтобы у тебя создалось впечатление, что мне хочется быть близким с тобой, но хотел бы уточнить прямо сейчас, что я определенно, категорически этого не хочу.
– Если бы ты не хотел быть рядом с людьми, ты бы не жил здесь, в этом доме. У тебя было бы свое собственное жилье. Или собственная комната в академии. Ты бы не выбрал жить с Дэшем и Рэном. И не стал бы возить их повсюду. Ты бы не был так расстроен из-за того, что у них есть подружки. Ты бы не был так зол из-за того, что вы не идете в один колледж…
– У них еще есть время, чтобы понять смысл и придерживаться первоначального плана, – говорю я ледяным тоном.
– Видишь. – Элоди вскидывает руки. – Моя точка зрения верна. Тебе нужна связь с людьми. Это важно для тебя. Ты просто не знаешь, как с этим справиться.
– Твои аргументы чертовски глупы. Дэш и Рэн – мои братья. Конечно, я хочу быть рядом с ними. Мне просто не хочется быть рядом с их подружками.
– Потому что ты беспокоишься, что мы с Кэрри отнимем их у тебя.
Я издаю разочарованный стон, сбрасывая простыни. На мне ничего нет, кроме пары боксеров; обычно я сплю голым, так что Стиллуотер повезло, что я вообще их ношу. Она проделывает похвальную работу, поддерживая зрительный контакт, пока я крадусь к ней вокруг кровати. Собрав остатки терпения, я поворачиваю ее так мягко, как только могу, и подталкиваю к двери.
– Знаешь, я могла бы просто снова опрокинуть тебя на задницу, – ворчит она.
Она, вероятно, смогла бы. Маленькая засранка пугающе хороша в крав-маге.
– Вперед. Но сделай мне одолжение и на этот раз выруби меня к чертовой матери. Избавь от страданий. По крайней мере, так мне не придется слушать, как ты несешь эту бессмысленную чушь.
Элоди разворачивается ко мне в дверях, тыча мне в грудь накрашенным черным ногтем.
– Мы не собираемся отнимать их у тебя, Пакс. Если бы ты не был таким упрямым тупицей, ты бы это понял. И если бы мог перестать так бояться хотя бы на пять секунд и просто поговорить со мной, то мог бы понять, что я тебе нравлюсь, и что мы тоже можем быть друзьями.
Я чувствую, как едкий смех клокочет у меня в горле. Но подавляю его, сдерживая, хотя и позволяю кислой ухмылке появиться на моем лице.
– Я устал дружить с глупыми девчонками из Вульф-Холла, Элоди. А теперь, если ты меня извинишь, я работаю над развитием тяжелого случая гула в ушах. Хорошего дня.
Я захлопываю дверь у нее перед носом. И на этот раз запираю ее.
ГЛАВА 40
ПРЕС
– Что, если никто не придет?
Папа стоит перед зеркалом и хмуро смотрит на свое отражение. На нем совершенно новая черная рубашка, сшитая на заказ, и пара новых черных джинсов, которые он купил в Бостоне четыре дня назад. Белые кроссовки (тоже совершенно новые) контрастируют с его полностью черным нарядом. Я предупредила его, чтобы он их не носил – они слишком крутые для него, – посоветовав ему вместо этого надеть пару черных кожаных модельных туфель, но он сразу отверг мой непрошеный совет. И был прав. Он мой отец. Я всегда предполагаю, что тот должен носить одежду стариков, соответствующую его старческому состоянию ума, но правда в том, что папа совсем не старый.
Он все еще может носить такой наряд. Папа выглядит великолепно, и я говорю ему об этом.
– И тебе не о чем беспокоиться. Люди придут. Все уже несколько недель говорят об открытии этого заведения. Даже некоторые преподаватели спрашивали об этом. И все мои друзья придут. Это будет большой успех.
Папа с сомнением смотрит на себя в зеркало.
– Не пойми меня неправильно, милая. Я невероятно благодарен, что ты пригласила всех своих друзей прийти, но море шумных восемнадцатилетних подростков – это не совсем та публика, на которую я надеялся на открытии.
Я хмуро смотрю на него, разворачивая его так, чтобы могла расстегнуть верхнюю пуговицу его рубашки; он выглядит так, будто едва может дышать.
– Почему? Ты ненавидишь деньги или что-то в этом роде? – саркастически спрашиваю я. – У одного из тех шумных восемнадцатилетних парней, которые придут сюда сегодня вечером, вероятно, будет больше располагаемого дохода, чем у пяти местных семей. Тебе не следует так быстро воротить нос.
Он показывает мне язык.
– Хорошо, ладно. Справедливое замечание. Полагаю, что большая ночь сборов лучше, чем пустые места. И все студенты академии скоро разъедутся. Тогда я сосредоточусь на местных жителях.
Лучше бы он мне не напоминал. До конца школы осталась одна неделя. Всего одна. Ровно через семь дней выпускной, и все покинут Вульф-Холл. Все соберут вещи в своих комнатах, и вереница автомобилей перекроет дорогу, ведущую в гору, и один за другим люди, с которыми я провела последние четыре года своей жизни, медленно исчезнут в мире. Конечно, я снова увижу Элоди и Кэрри. Возможно, я не поеду с ними в Европу, но у нас будут каникулы и много других возможностей пообщаться.
Вот только Пакс…
Пакс уедет, и я, вероятно, больше никогда его не увижу. Это не должно жечь так сильно, как сейчас. Потому что почти не общалась с ним за последние две недели. Конечно, я видела его на занятиях, но никаких сообщений не было. Он больше не появлялся в моей комнате. Я не ходила к нему в дом. Мы обменивались главами, работая на удивление быстро над нашим новым проектом, но в остальном он был призраком.
Открытие ресторана проходит без сучка и задоринки. Место забито до отказа. Папа проверяет свой телефон каждые десять минут, суетясь над экраном в промежутках между приветствиями своих клиентов и объяснением меню, которое он подготовил для торжества. Я помогаю рассаживать людей, на моем лице застыла улыбка, которая не исчезает, когда я вижу, как Элоди входит под руку с Рэном Джейкоби – я должна была знать, что Рэн будет здесь сегодня вечером. Куда идет Элоди, туда идет и он. Кэрри и Дэш входят прямо за ними. Мое сердце замирает в груди, когда я жду, войдет ли Пакс вслед за ними. Но он этого не делает.
– О боже, это место выглядит потрясающе! – Кэрри осматривается, пока я провожаю их к столику на четверых.
– Пахнет потрясающе, – добавляет Элоди. Я так благодарна им за то, что они пришли и поддержали моего отца, что готова была расплакаться. Но это не мешает мне снова оглянуться на дверь и спросить как можно небрежнее: – Столика на четверых достаточно или?..
– Пакс не придет, – стонет Дэш, садясь. – Он дома, дуется. Не знаю, что происходит между вами двумя, но надеюсь, что вы скоро во всем разберетесь. Парень делает нашу жизнь невыносимой, носится по дому, как чертов ребенок.
– О чем ты говоришь? Все в порядке. – Я слегка смеюсь, пытаясь отмахнуться от комментария, но знаю, что Дэш прав. Пакс злится на меня из-за чего-то. Я просто не знаю, из-за чего именно. Он сидит неподвижно, как доска на уроках экономики и английского, тычет кончиком ручки в блокнот и смотрит в пространство. Никаких враждебных колкостей. Никаких угроз. Никаких грязных косых взглядов. Никаких скривленных губ или сердитых комментариев. Больше никаких браслетов дружбы на его запястьях.
Осознание того, что он срезал их, причиняет боль. И тот факт, что он отрезает меня, тоже причиняет боль. Быть объектом внимания Пакса было опьяняюще и пугающе. Быть игнорируемой им, черт возьми, разрушает душу.
Примерно в половине девятого папа отводит меня в сторону, потирая лоб.
– Я хотел, чтобы это было сюрпризом, но Джона должен был быть здесь сегодня вечером. Я купил ему билет на самолет. Он должен был появиться шесть часов назад, но не отвечает на звонки. Ты ничего от него не слышала?
У меня кровь стынет в жилах. Внезапно я чувствую тошноту в животе. Джона должен быть здесь. Есть шанс, что он появится и войдет в двери ресторана в любую секунду? Я была бы идиоткой, думая, что папа не хотел бы, чтобы его сын присутствовал на открытии его грандиозного ресторана, но мысль о том, что Джона появится на этом мероприятии, никогда не приходила мне в голову. Не могу смириться с тем, что Джона здесь. Я, блядь, не могу.
Я в состоянии сильного беспокойства, у меня кружится голова, когда мечусь по ресторану, пытаясь притвориться, что со мной все в порядке, но это не так. У меня не было Пакса, который отвлекал бы меня от моих монстров почти две недели. Я думала, что со мной все будет в порядке, действительно так думала. Но без Пакса, который мог бы прогнать воспоминания, в последнее время они напирают. Становится все труднее и труднее представить, что со мной все будет в порядке, когда я покину Маунтин-Лейкс. В ложь, которую я говорила себе, становится все труднее и труднее поверить.
Вечер, в конце концов, подходит к концу, последняя группа гостей покидает ресторан далеко за полночь. Папа так измучен и обеспокоен тем фактом, что Джона до сих пор не появился, что не сопротивляется, когда я говорю ему, что хочу пойти и поспать в своей кровати в академии, а не дома, как он предполагал. Завтра понедельник, и мне нужно быть на занятиях первым делом, поэтому он позволяет мне поехать обратно в гору.
Однако мое беспокойство не проходит, когда я захожу в свою спальню. Я почти не сплю. Оно все еще здесь утром, душит меня, когда я спешу на урок английского языка Джарвис, и только усиливается, когда я вижу пустое кресло Пакса за нашей общей партой.
Мне нужно его увидеть.
Нужно с ним поговорить.
Я просто… Он мне чертовски нужен. Я больше не могу этого выносить.
– Все в порядке, Пресли? – спрашивает Джарвис, когда видит мое лицо. – Ты выглядишь очень бледной. У тебя приступ паники? – С тех пор как мой отец рассказал ей о моей предполагаемой попытке самоубийства, ее постоянное пристальное внимание было невыносимым.
Я отмахиваюсь от ее вопросов, качая головой.
– Где Пакс?
– Оу. Кажется, прошлой ночью ему пришлось уехать в Нью-Йорк. Какая-то семейная чрезвычайная ситуация. – Джарвис, кажется, не очень обеспокоена тем, что она мне только что рассказала, но знает ли она о проблемах со здоровьем мамы Пакса? Нет. Я сомневаюсь, что Пакс рассказал кому-либо из преподавателей академии, что он пожертвовал костный мозг своей больной матери. Если ему пришлось срочно возвращаться домой из-за какой-то чрезвычайной ситуации, значит, что-то случилось. Его маме, должно быть, стало хуже.
Я не могу думать ни о чем другом, пока урок английского проходит невероятно медленно.
К тому времени как звенит звонок, сигнализирующий о конце моей пытки, я уже приняла решение.
Мне все равно, злится ли Пакс на меня. Меня не волнует, что он больше не хочет иметь со мной ничего общего.
Я еду в Нью-Йорк.
Я собираюсь поехать туда и убедиться, что с ним все в порядке.
***
– О чем ты говоришь? Я чертовски люблю поездки. – Рэн запихивает спортивную сумку в багажник машины. – К тому же, он ушел посреди ночи и ни слова не сказал. Пакс знает, как сильно я люблю посещать город. И я с нетерпением жду встречи с Мередит.
Я попросила Элоди узнать у Рэна адрес, по которому могла бы найти Пакса. Она появилась в моей комнате час спустя и сообщила мне, что Рэн собирается сам отвезти нас всех троих в город, и не собирается принимать отказ в качестве ответа. Теперь, когда я стою перед Бунт-Хаусом с сумкой у ног, я вижу, что она права; он непреклонен в том, что поедет. Парень поднимает мою сумку и тоже бросает ее в багажник.
– Только не говори ничего Дэшу или Кэрри. Я не могу справиться с тем, чтобы возить пятерых человек в одной машине. Этого, блядь, не будет.
Мы отправляемся в путь сразу после трех.
В шесть Рэн ухмыляется, быстро читая сообщение, пришедшее на его телефон.
– С ним все в порядке. С Мередит все в порядке. У него фотосессия с каким-то известным фотографом. О-о-о, Ральф Лорен? Прикольно. Он сказал, что возникла чрезвычайная ситуация, чтобы исчезнуть на пару дней.
Мое сердце немного замирает в груди. С сегодняшнего утра я отправила Паксу в общей сложности четыре текстовых сообщения, спрашивая, все ли с ним в порядке, и он не ответил ни на одно из них. Мне следовало знать, что он ответит Рэну, он одним из его лучших друзей и все такое, но это все еще немного задевает.
– Ох. Рада, что он наконец-то ответил, – бормочу я.
– Ух. Пожалуйста. Как будто этот парень когда-нибудь отвечает на сообщения, когда у него плохое настроение. Его мама только что написала мне, что с ней самой все в порядке. И я только что взломал его электронную почту. В календаре есть напоминание о съемках Ральфа Лорена сегодня днем и завтра утром.
– Ты взломал его электронную почту? – Элоди не выглядит удивленной, но я, черт возьми, удивлена. – Как?
Рэн бросает на меня быстрый взгляд в зеркало заднего вида.
– У меня есть свои способы. – Я так привыкла к тому, что Элоди сейчас встречается с ним, что, кажется, забыла, что он все еще Рэн Джейкоби, темный лорд Бунт-Хауса. Он все еще существует в морально сером мире, где взлом учетных записей электронной почты друзей – вполне приемлемый поступок.
Господи. Если он не против вторжения в личную жизнь одного из своих лучших друзей… что, если он взломал мою учетную запись электронной почты? Там есть сообщения от моих врачей. Назначения терапии. Связи со всеми видами групп поддержки по предотвращению самоубийств и…
Я пытаюсь избавиться от этих мыслей, но освободиться от них все равно, что пытаться вытащить ноги из вязкой грязи. Это требует реальных усилий. Зачем Рэну взламывать мою электронную почту? У него нет никаких причин. Но когда поднимаю глаза, я вижу, что парень снова смотрит на меня в зеркало заднего вида, его темные брови сошлись вместе. Как будто он взломал мой аккаунт, и все знает.
Я отворачиваюсь, глядя в окно. Пейзаж, пролетающий за окном, меняется с массачусетского леса на коннектикутский, когда мы проезжаем границы штатов.
– Тогда, может быть, нам стоит вернуться, – тихо говорю я. – Если он в порядке, и его мама не больна. Он явно не хочет разговаривать ни с кем из нас.
Рэн только смеется.
– О, мы не собираемся возвращаться. Мы уже на полпути. И кроме того. Этот сукин сын никогда не знал, что для него хорошо. Он поговорит с нами, нравится ему это или нет.
