Текст книги "Акт бунта (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
– Потому что тебе одиноко? – спрашивает она.
– Я не одинок.
– Ты все время один.
– Это потому что я всех ненавижу.
Она отметает это замечание с легким вздохом.
– Даже когда ты с Рэном и Дэшем, ты один. Я вижу это в твоих глазах. И ты их не ненавидишь.
– Вообще-то ненавижу.
– Чушь собачья.
– Просто так случилось, что я одновременно и люблю их, так что все сводится на нет. – Почему я говорю ей это? Почему удостаиваю все, что она говорит, ответом? Она не заслуживает правды, и я чертовски уверен, что не обязан ей этим.
Чейз тихо смеется, поправляя прядь волос, упавшую ей на лицо. Моя правая рука дергается, я хочу протянуть руку и убрать ее, но останавливаю себя прежде, чем успеваю сделать нечто подобное.
– Как скажешь, – бормочет она. – Но я знаю, что ты чувствуешь. И всегда чувствовала то же самое. В окружении людей. Увлеченный. Смеющийся. Причастный. – Она делает паузу. – Но всегда держишься особняком. Всегда непохожий. Всегда отстраненный.
Теперь я начинаю жалеть, что сбросил тот косяк с крыши. То, как она говорит, не терпит никаких возражений. Говорит факты и знает, что это так, и все это слишком грубо и слишком неудобно, на мой вкус. Думаю, пришло время заставить ее почувствовать себя неловко.
– Отлично. Знаешь что? Мы можем быть друзьями. Сможем стать лучшими друзьями, как только ты расскажешь мне, почему пыталась покончить с собой.
Все ее тело замирает.
У нее перехватывает дыхание.
«Да, я так и думал, идиотка».
С преувеличенной осторожностью она садится, разгибается и свешивает ноги с края крыши.
– Я не скажу тебе этого, – тихо говорит она.
– Почему нет? Я думал, ты бесстрашная. Не говори мне, что ты боишься просто объяснить, почему сделала что-то настолько чертовски…
Глядя вперед, вглядываясь в темноту, она хватается за край крыши.
– Каковы твои условия, Пакс? Ко всему этому. Скажи мне, какие они, и я скажу тебе свои.
– У тебя не должно быть никаких условий.
– Просто заткнись и скажи мне.
Я не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то говорил мне заткнуться и не заработал себе синяк под глазом за свою дерзость. Однако ее храбрость несколько забавна. Полагаю, я оставлю это нарушение без внимания.
– Во-первых, мы не встречаемся.
Лающий смех раскалывает ночной воздух надвое. Она прикрывает рот рукой, сдерживая еще один.
– Я… я не думала, что мы были бы парой, – говорит она, посмеиваясь.
Стерва.
– Во-вторых, ты не рассказываешь Кэрри или Стиллуотер ни о чем, что мы делаем вместе.
– Почему? Тебя беспокоит, что они подумают?
– Мне насрать, что они подумают. Они мне просто не нравятся. И это не их гребаное дело.
На это она корчит гримасу.
– Достаточно справедливо. Ты им тоже не нравишься. И сомневаюсь, что им нужны кровавые подробности.
– Конечно, нужны. Они обе чертовски любопытны. В-третьих, как я уже сказал в своей спальне, мы не говорим об этом. Нам не нужны глубокие и осмысленные представления о наших эмоциях или о том, о чем мы думаем. Мы даже не говорим о сексе. Встретились. Трахнулись. Разошлись. Устраивает?
– О. Еще как устраивает. – Она старается не улыбаться. Я не могу сказать, потому ли это, что она под кайфом и просто естественным образом борется с хихиканьем, или потому что думает, что я веду себя смешно. Как бы то ни было, этот акт неподчинения не является нормальным.
– Ты закончил? – спрашивает она.
– Нет, мы еще не закончили. Последнее. Когда я говорю тебе прийти в дом, ты идешь в дом.
Девушка прикусывает внутреннюю сторону щеки.
– А если мне нужно учиться?
– Ты приходишь в дом. Занимайся во второй половине дня после занятий, перед ужином. Твои вечера принадлежат мне, когда я этого хочу.
– Отлично. Если… у меня месячные? – Она говорит это так, будто хочет поставить меня в тупик. Как будто она наконец-то взяла надо мной верх.
– Ты. Приходишь. В. Дом.
– Серьезно?
– Я уже стоял на коленях в луже твоей крови, Чейз. Я попробовал ее на вкус. Мне, блядь, все равно, выйдет ли это из твоих запястий или из твоей киски. Это меня ни капельки не смутит.
Девушка выглядит одновременно испуганной и возбужденной; теплое чувство наполняет мою грудь при виде выражения ее лица. О, она понятия не имеет, как чертовски грязно я собираюсь с ней поступить. Развратные, грязные вещи, которые я запланировал для нее, разрушат ее для всех других мужчин. Ее гребаные месячные меня не остановят.
– И что? Можешь ли ты справиться с этими условиями? – требую я.
Она отвечает сразу же.
– Да. Я буду придерживаться их. Но у меня есть два своих. И они не подлежат обсуждению.
– Я уже говорил тебе. Никаких условий с твоей стороны.
– Во-первых, ты перестанешь так открыто ненавидеть моих подруг.
– Абсолютно нет.
– Я не говорю, что ты должен быть милым с ними. Просто… перестань быть с ними таким разъяренным придурком. И уж точно не угрожай им, если они сделают или скажут что-то, что тебе не понравится.
– Я не даю никаких обещаний.
– Во-вторых, – говорит она, продолжая, несмотря ни на что. Легкая улыбка, которая дергала уголки ее рта, исчезает. – Во-вторых, ты никогда не спрашиваешь меня, почему я пыталась покончить с собой. И не поднимаешь этот вопрос. Не упоминаешь об этом. На публике или наедине. Никогда.
Вау. Так вот почему она вдруг захотела услышать мои условия. Потому что хотела вставить это и навсегда убрать эту тему разговора со стола. Что ж… Изначально мне было насрать, почему она пыталась покончить с собой. Однако по прошествии времени я поймал себя на том, что задаюсь вопросом. Чейз просто не похожа на человека, который пытается покончить с собой. Она слишком… упрямая. И все же, кто я такой, черт возьми, чтобы требовать от нее такую личную информацию. Мне не хочется знать, какой багаж она таскает с собой. Я хочу трахнуть ее несколько раз, пока мне не надоест. Конец истории.
– Хорошо, – говорю я ей.
– На обоих условиях. Ты должен согласиться и на то, и на другое.
– Хорошо. Я сказал «хорошо», не так ли?
– Ладно. Тогда у нас будет соглашение. – Она протягивает мне руку для пожатия.
Я смотрю на нее с легким отвращением.
– Мы не в автосалоне подержанных автомобилей. Я собираюсь трахать тебя, Чейз. Такая договоренность не подходит для гребаного рукопожатия.
– Подходит. – Не похоже, что она собирается менять свое решение.
– Ух. Неважно. – Я пожимаю ей руку, закатывая глаза. Как только в глазах Чейз сделка была официально оформлена, я говорю: – Хорошо. Я ухожу отсюда.
– Значит, ты не собираешься трахать меня сегодня вечером?
– Черт возьми, нет. Я не буду засовывать свой член в тебя, когда ты под кайфом, Чейз. Никогда. Помни об этом, когда подумаешь о том, чтобы накуриться, прежде чем придешь ко мне. Я не буду счастлив.
– Какое это имеет значение?
Мне слишком нравится, когда я беру ее за подбородок, удерживаю на месте и смотрю на нее. Ее глаза похожи на теплый мед. Радужки кристально чисты… но взгляд расфокусирован.
– Хочу, чтобы ты почувствовала это, когда я буду трахать тебя. Хочу, чтобы твои умственные способности были полностью сохранены, когда согласишься на все то дерьмо, которое я собираюсь с тобой сделать.
Ее щеки краснеют. Дыхание учащается, губы красиво приоткрываются, умоляя о поцелуе. И я хочу, черт возьми, поцеловать ее, вот почему отпускаю ее. Если начну, то, вероятно, не остановлюсь.
Вместо того чтобы залезть обратно в ее окно, я хватаюсь за край крыши и спускаюсь вниз по стене здания, зависая там на секунду, прежде чем отпустить и спрыгнуть вниз на оставшиеся пару метров, приземляясь среди розовых кустов.
– Очень впечатляет. – Я поднимаю взгляд, и она там, выглядывает из-за края крыши и улыбается мне.
– О, я знаю.
– Тогда, думаю, увидимся на английском.
Эта насмешка почти останавливает меня на месте.
– Подожди. Ты не в моем классе английского.
– Разве нет?
Боже. Это правда? Неужели я просто не замечал ее там все это гребаное время? В конце концов, она была в классе экономики. Возможно ли, что я так долго был слепым?
Она ничего не говорит. Просто смеется.
Я показываю ей средний палец, когда бегу через лужайку перед академией, но к тому времени как добираюсь до грунтовой дороги, которая прорезает лес – ту, которая приведет меня вниз с горы в Бунт-Хаус, – глубокое чувство удовлетворения, которое я испытал, оскорбив Чейз, исчезло.
ГЛАВА 23
ПАКС
– Так что она на самом деле сделала?
Я несколько раз ударяюсь затылком о спинку кровати Рэна, стиснув зубы. И внезапно понимаю, что это – его изголовье, бьющееся о стену его спальни, – источник ритмичного, раздражающего шума, который я недавно слышал поздно ночью. Я хватаю книгу, лежащую на его прикроватном столике, и швыряю ему в голову.
Рэн пригибается. Книга ударяется о стену, но мой друг сердито смотрит на меня, как будто снаряд попал в цель.
– Это первое издание, – кипит он.
– Хорошо. Надеюсь, что она чертовски испорчена. Ты был здесь, наверху, и трахал ту девушку, как отбойный молоток, не так ли? Фу!
– Хотя «та девушка» лучше, чем те слова, что ты использовал раньше, чтобы называть Элоди, мне нужно, чтобы с этого момента ты использовал ее имя, чувак. В противном случае, будут неприятности.
Ты сам выбираешь свои сражения с Рэном. Я очень горжусь тем, что подкалываю Дэша. Он медленно сгорает. Будет терпеть много тычков и подталкиваний, прежде чем дойдет до точки кипения, и начнет отвечать вам. И наоборот, у Рэна нет серой зоны. Никакого компромисса. У него очень чувствительный переключатель. Как только он перевернут, общеизвестно, что повернуть назад в другую сторону очень трудно. Сев как следует, я расправляю плечи и закрываю глаза.
– Отлично. Элоди. Ты был здесь, трахая Элоди день и ночь.
– Чертовски верно, я так и делал. Неужели секс теперь попал в исчерпывающий список вещей, которые Пакс ненавидит? Я не знаю ни одного другого восемнадцатилетнего парня, который трахался бы меньше, чем ты. Особенно восемнадцатилетний парень, который выглядит, как ты. Господи, чувак. Иди и намочи уже свой член и перестань так заводиться из-за девушки, о существовании которой ты даже не заботился до сих пор. Скоро все это перестанет иметь значение. Как только мы закончим школу, ты будешь в Массачусетсе, а она в..?
– Кого, черт возьми, волнует, где она будет.
– Вот именно.
– Только она, вероятно, появится в Массачусетсе. И в итоге тоже поступит в Гарвард, чувак. Запишется в те же классы. Я, вероятно, вступлю в братство, и она последует за мной, и все будут слишком напуганы, чтобы сказать ей, что вместо этого ей нужно вступить в женское общество.
Рэн бросает в мою сторону презрительный взгляд. Он пересекает комнату к своему шкафу, стягивая через голову черную футболку. Мы втроем тренируемся и бегаем каждый день, но Рэн в последнее время добавил мускулов. Должно быть, теперь, когда он трахается одиннадцать миллионов раз в день, весь тестостерон наводняет его организм. Он выходит из своей гардеробной с еще одной черной футболкой в руке. На этой есть белый печатный логотип с надписью «Дом Атрейдес» на лицевой стороне.
– Тебе не кажется, что, возможно, ты немного преувеличиваешь? – Он натягивает футболку через голову.
– А тебе не кажется, что ты, блядь, полностью изменился за последние несколько месяцев? И что раньше тебе показалось бы чертовски подозрительным, что девушка, которая, по твоим словам и всех ее подруг, была безумно влюблена в меня последние четыре года, полностью изменилась как человек и теперь находится везде, куда бы я, блядь, ни посмотрел? И не вылезает нахрен из моей головы.
Он расплывается в дерьмовой ухмылке.
– Думаю, это самое большее, что я когда-либо слышал от тебя за один раз.
– Пошел ты, чувак.
Я начинаю уставать от этого. Не так давно Рэн увидел бы, насколько все это хреново. Он должен был возглавить миссию, чтобы выяснить, что происходит с Чейз и как заставить ее оставить меня в покое. Теперь, когда ему подрезали яйца, все, что он, кажется, хочет сделать, это разозлить меня.
Как будто он сам это понимает, парень, наконец, усаживает свою задницу на стул за своим столом и вздыхает.
– Ладно. Хорошо. Христос. Я помогу тебе, но только потому, что не хочу делить дом с твоей вздорной задницей. Ты ведешь себя как ребенок, когда совсем расстроен. Ты все еще не сказал мне, что она на самом деле сделала.
– Она просто… там. Каждый раз, когда я оборачиваюсь, она там.
– И?
– А когда ее там нет, она сидит у меня в голове, как какой-то коварный маленький червячок, загрязняя мои мысли.
Рэн хмурится.
– И каким образом это ее вина?
– Откуда, черт возьми, мне знать! Но это, конечно, не имеет ко мне никакого отношения!
Он смотрит вниз, листая книгу, которую я только что швырнул в него, раздражающая ухмылка кривит его рот с одной стороны.
– Что? – рычу я.
– Ничего, чувак. Совсем ничего.
– Нет, скажи мне, почему пытаешься скрыть эту дурацкую гребаную ухмылку.
Он прочищает горло, поднимая книгу немного выше.
– «Греховное прикосновение, мысль о тебе. Да, неусыпное проклятие моих дней, я терплю тебя, как солнце и дождь, и жару, и холод, ты чувствуешься также. Я ползу по разбитым стеклам, осыпавшимся из окон дома, который ты разрушила. И наслаждаюсь кровью, которая сочится из меня, как и ненавижу тебя, потому что она течет по моим жалким венам только для тебя».
Я хмуро смотрю на него с оттенком темно-лиловых синяков, которые собираюсь ему нанести.
– И что, черт возьми, это должно означать?
Он бросает книгу обратно мне.
– «Проклятие смотрителя». Прочитай еще раз.
– И ты называешь это помощью?
– Это вся помощь, которую ты получишь. Разберись с этим, чувак. Я ухожу. Опаздываю на встречу с Малышкой Эль.
ГЛАВА 24
ПАКС
– Мистер Дэвис! Очень мило, что вы присоединились к нам. Раз уж так опоздал, почему бы не сесть здесь, впереди. О, и посмотри. Прямо рядом с Пресли. Это прекрасно, поскольку ты так отчаянно хотел увидеть ее прошлой ночью.
Я редко подвергаю сомнению свой жизненный выбор. Я записался на продвинутый литературный курс, потому что мне нравится, насколько податливы и сильны слова. Вы можете создавать и разрушать империи несколькими тщательно сформулированными предложениями. Мне всегда нравился этот класс, даже несмотря на то, что Джарвис большую часть времени просто гребаная зануда. Но, глядя на Чейз, сидящую в первом ряду, с копной рыжих волос, заплетенных в косички, с накрашенными красной помадой губами и искорками смеха в глазах, я жалею, что никогда не пробовал свои силы в писательстве. Клянусь Богом, если она придет фотографироваться ко мне в следующий раз, я сделаю что-нибудь решительное и, черт возьми, не пожалею об этом.
Красно-белая рубашка. На этот раз тоньше, обтягивает шикарную, полную грудь. Рукава недостаточно длинные, чтобы прикрыть ее запястья. Повязки исчезли, но на левом запястье у нее огромные часы из розового золота, а на правом – множество браслетов, которые отлично скрывают ее порезы. Прошло уже много времени с той ночи возле больницы. К этому моменту девушка, вероятно, уже полностью исцелилась, но все еще скрывает улики. Интересно, означает ли это, что она сожалеет о том, что сделала, или это просто стыд за то, что на таком видном месте образуются такие уродливые шрамы?
Жаль, что вся тема ее попытки самоубийства снята с обсуждения. Кажется, я не могу перестать все больше и больше интересоваться тем, что она сделала и почему.
Пресли лучезарно улыбается мне, постукивая кончиком ручки по блокноту, пока я медленно пересекаю комнату и сажусь рядом с ней за стол. В кабинете литературы нет отдельных столов. Учащиеся этого класса должны поделиться с одним из своих сокурсников. Мне всегда везло в том, что другие ботаники в этом классе находили меня ужасающим, и было достаточно мест, чтобы убедиться, что я всегда получаю целый стол в свое распоряжение. Наш класс, по-видимому, расширился на одного – она определенно перешла в этот класс – и вот, смотрите, мне приходится делиться с Пресли.
– Отчаянно хотел меня увидеть, да? – бормочет Чейз себе под нос. – Я польщена.
– Не стоит.
Джарвис хлопает в ладоши, переплетая пальцы, и улыбается, оглядывая свой класс.
– Хорошо, теперь, когда вы сдали свои сочинения – кстати, некоторые из вас проявили к ним действительно творческий подход, – мы официально подошли к концу нашей учебной программы. Вы понимаете, что это значит, верно?
– Досрочное освобождение? – предлагаю я. Человек может помечтать.
Она поджимает губы, хмуря брови.
– До выпуска осталось еще четыре недели, мистер Дэвис, и я бы не позволила вам просто так пропустить урок. А теперь достань блокнот, потому что ты застрял со мной на следующий час, и я хочу услышать от тебя несколько слов.
– У меня есть два, которые ты можешь получить прямо сейчас, – говорю ей. Поскольку мы оба знаем, что означают эти два слова, она мрачно хмурится на меня.
– Думаю, тебе действительно понравится упражнение, которое я запланировала для вас, ребята, так почему бы просто не взять ручку и бумагу и не помолчать, а?
Вооружаюсь шариковой ручкой и своим потрепанным блокнотом, с вялой, блуждающей улыбкой, приподнимающей один уголок моего рта, а Джарвис молча ждет, пока я закончу. Как только я замираю и смотрю на нее снизу вверх, как хороший маленький мальчик, она кивает.
– Не уверена, что ваш последний учитель литературы сделал бы с вами, ребята…
– Вероятно, попытался бы трахнуть или убить одного из нас, – вмешивается Дамиана. Блондинка, которая обычно раздражает меня до чертиков своими тупыми комментариями, на самом деле вызывает у меня смех. Ее заявление не было бы таким забавным, если бы оно, черт возьми, не было правдой. Я не единственный, кто смеется.
– Хорошо. Все успокойтесь. Это было глупо с моей стороны. Я должна была подумать, прежде чем сказать. Давайте, ребята. Давайте сосредоточимся.
Все успокаиваются.
– Спасибо. Так вот. Что я собиралась сказать. Это немного необычно, но я подумала, что это может быть круто для вас, ребята. Подумала, что, поскольку осталось так мало дней учебного года, у нас как раз достаточно времени, чтобы все изменить и заняться увлекательным писательским упражнением. Кто из вас когда-нибудь думал о том, чтобы написать книгу?
Несколько человек подняли руки. Моя ладонь остается приклеенной к столешнице, хотя я сделал больше, чем просто думал о написании книги. Я знаю, что однажды напишу одну из них. И уже начал это дело. Восемь глав могут показаться не такими уж большими, но это только начало. К тому же, я никуда не тороплюсь. Не планирую публиковать его в течение длительного времени. Возможно, никогда не опубликую. Упрямая часть меня подумывала о том, чтобы поработать над этим, тщательно взвешивая и измеряя каждое отдельное слово, мучаясь над структурой предложения и сюжетной линией, сокращая и перекраивая его, шлифуя до блеска… а потом засунуть рукопись куда-нибудь на дно ящика и забыть о ней.
Рядом со мной Пресли рисует круг, затем обводит его, и снова, и снова, нажимая с каждым разом все сильнее, пока не создает беспорядочный рисунок в верхнем углу своего блокнота.
– Мило. Большинство из вас. Это потрясающе. – Джарвис любит использовать «крутые» выражения, такие как «мило» и «потрясающе», потому что это заставляет ее чувствовать себя более привлекательной. Я бы поставил деньги на то, что это так. Не нужно быть психологом, чтобы прочитать Джарвис. Она хочет, чтобы мы любили ее. Хочет быть нашим Джоном Китингом, а мы – ее «Обществом мертвых поэтов». Хочет повлиять на нас до такой степени, что, когда мы все станем известными писателями и романистами и у нас возьмут интервью о нашем последнем шедевре, мы оглянемся назад и припишем весь наш успех дорогой мисс Рид, особенному учителю английского языка, которая затронула и вдохновила те части нас, которые иначе никогда не были бы достигнуты. Единственная часть меня, которую Джарвис когда-либо вдохновляла – это мой член. Она может прикоснуться к этому, если захочет.
– Вам будет приятно узнать, что вы, ребята, собираетесь написать книгу. В течение следующих четырех недель вы и ваш партнер собираетесь совместно написать новеллу. Вы сами можете выбрать жанр. Можете выбрать, будет ли она основана на реальной истории или станет новой, оригинальной работой, основанной на ваших собственных идеях, которые вы придумаете вместе. В этом задании буквально нет никаких правил.
Твою. Сука. Мать.
Она ожидает, что мы напишем книгу за месяц до окончания школы? Нас так чертовски скоро выпустят, и она хочет, чтобы мы потратили усилия на написание книги сейчас, когда так близки к финишу? Эта женщина, блядь, сошла с ума. Я оглядываю класс, и, похоже, никто больше не осознает, насколько абсолютно безумна эта идея. Все мои одноклассники смотрят друг на друга, болтая со скоростью света; у них хватает наглости на самом деле казаться взволнованными.
Я окружен сумасшедшими.
Затем это поражает меня, как удар молнии в висок. Я сижу рядом с Чейз. Джарвис ожидает, что я напишу с ней гребаную книгу.
– Мисс Джарвис? Какой длины должна быть книга? – спрашивает Элисон Бойкрафт.
– Обычно все, что превышает пятьдесят тысяч слов, представляет собой роман. Для вас это может показаться огромным объемом текста, но вы будете удивлены, как быстро эти слова появятся на бумаге. Кроме того, вы разделяете работу со своим партнером, поэтому разделяете и количество слов. Двадцать пять тысяч слов каждый за четырехнедельный период – это вполне выполнимо, ребята.
– Некоторым людям требуются годы, чтобы закончить книгу, – говорит кто-то другой. Джеймс Ноубл. Мне никогда не нравился этот ублюдок – у него слишком идеальная прическа, – но теперь я чувствую к нему теплоту. Парень поднял хороший вопрос.
– Я не жду идеальную рукопись, – отвечает Джарвис. – Не нужно ее редактировать. И не нужно даже корректировать. Речь идет не о написании следующего мирового бестселлера, а о начале, середине и конце. Этот проект о том, чтобы начать что-то трудное, довести его до конца и проявить немного творчества в середине. Обещаю, если вы вложите в это свое сердце и душу и будете работать в команде, это будет очень весело.
Я знаю, что лучше не спрашивать об этом, но все равно задаю вопрос.
– А если мы захотим действовать в одиночку? Можем ли мы выполнить это дерьмовое задание самостоятельно?
Джарвис улыбается.
– Нет, Пакс, нельзя. Это совместный проект. Я ожидаю, что оба студента будут участвовать и вносить свой вклад в полной мере и в равной степени. С таким уникальным и смелым стилем письма, как у тебя, я буду знать, если ты не будешь играть по правилам. – Она прислоняется спиной к стене в передней части класса, скрещивая руки на груди. – В чем дело? Я думала, вы с Пресли лучшие друзья. Пресли, разве это не так?
Рядом со мной Чейз откладывает ручку и ерзает на стуле.
– О, нет. Пакс и я друзья. Большие друзья. – Улыбка, которой она одаривает меня, может расколоть мир надвое. Я чувствую себя так, словно меня только что пнули прямо в живот. – Он просто не любит сотрудничать. Любит, чтобы все было по его. Так ведь?
Я обхватываю руками ее горло и сжимаю. Однако даже в том мысленном образе, который я рисую в своей голове, девушка реагирует не так, как должна. Она, блядь, смеется. Я ничего не говорю в ответ. Одариваю натянутой, несчастной улыбкой, которая никого не обманет.
– Хорошо. Полагаю, тебе просто нужно научиться быть командным игроком, Пакс, – говорит Джарвис. – С этого момента мы будем проводить наше время в классе, работая над этим заданием. И я ожидаю, что по крайней мере четыре часа вашего времени вне класса вы тоже посвятите написанию. Я предлагаю вам сделать это в библиотеке, если хотите. Быть вместе, чтобы строить планы и задавать друг другу вопросы, действительно поможет…
Она болтает о том, как эта ее катастрофическая идея сработает. Я не обращаю на это ни малейшего внимания. Потому что слишком занят перечислением всех способов, которыми смогу избавиться от этого дерьмового задания.
Вскоре она заставляет нас работать, предлагая провести мозговой штурм основного посыла наших историй, а также наметить сюжетную линию. Вокруг нас все начинают действовать, лихорадочно обсуждая то, что они собираются написать. Я смотрю на ручку в своих руках, прикусывая внутреннюю сторону щеки так сильно, что идет кровь. Медный привкус покрывает мой язык.
– Я голосую за загадочное убийство, – бормочет Пресли. – Модель «Кельвин Кляйн» едет в Сингапур на съемки, и ее находят жестоко убитой и изрубленной на куски в запертом гостиничном номере.
Завуалированный стеб о модели «Кельвина Кляйна». Как чертовски умно.
– По-моему, это больше похоже на фантазию, – рычу я. – Ты можешь писать все, что захочешь. Я не буду работать с тобой.
– Джарвис не предоставляла тебе большой выбор. Могу ошибаться, но не думаю, что ты ей очень нравишься.
– Я никому не нравлюсь. В этом весь смысл. Я здесь не для этого. И не для того, чтобы творчески кастрировать себя, работая с другими людьми. Наши стили письма несовместимы. – Я поворачиваюсь к ней, прищурив глаза. – Ты вообще умеешь писать, или записалась на это занятие только для того, чтобы поиздеваться надо мной? Потому что я не буду тратить время с тобой, если ты ни хрена не понимаешь, что делаешь.
– Это продвинутый класс литературного творчества. Мне пришлось представить две разные работы, прежде чем Джарвис позволила мне присоединиться к классу. Она описала мои работы как динамичные, с уникальным и зрелым голосом. Я знаю, что у меня все хорошо.
Я скривил верхнюю губу.
– Не могу дождаться, чтобы увидеть ту банальную чушь, которую ты ей скормила, чтобы заслужить такой комплимент.
– Отлично. Я отправлю их тебе по электронной почте. – Она ухмыляется. – «П» точка «Дэвис» на странице Вульф-Холл, верно? Инициал, фамилия.
– Я пошутил, – шиплю я. – Я не хочу читать твою поэму о бедной маленькой городской девочке, которая всегда мечтала иметь пони. Хочу, чтобы ты перевелась из этого класса. Это не было частью сделки.
Ее игривая улыбка немного тускнеет. Девушка качает головой.
– Вообще-то, думаю, что останусь. Я собираюсь завершить этот проект в меру своих возможностей. Всегда хотела присоединиться к этому классу, но не сделала этого, потому что боялась тебя. И теперь, когда не боюсь…
– Мы это уже обсуждали. Ты, блядь, должна свалить.
Она тихо смеется.
– Я отлично справилась со всеми заданиями по английскому языку. Меня уже приняли в Сару Лоуренс. Все, что я хочу сделать, это заработать несколько дополнительных баллов, чтобы сделать следующий год как можно более легким, а затем убраться к черту с этой горы. То, что я записалась на то немногое, что осталось от этого занятия, не имеет к тебе никакого отношения. Или ты и я…
– Нет никаких нас с тобой.
Она снова смеется, на этот раз громче, сопровождая звук пожатием левого плеча. Кажется, ее даже не волнует, что я одариваю ее своим самым лучшим взглядом «Я-спущу-шкуру-с-твоей-кошки-и-насру-в-твой-почтовый ящик».
– Я здесь только ради оценки, Пакс. Помимо нашего маленького соглашения, заключенного прошлой ночью, мне не нужно, чтобы я тебе нравилась. Не нужно, чтобы ты был добр ко мне. Мне даже не нужно, чтобы ты со мной разговаривал.
– И как, черт возьми, мы должны написать целую книгу вместе, если не будем разговаривать друг с другом?
Она барабанит пальцами по обложке учебника, слегка прищурившись, глядя на меня.
– Я выберу жанр и напишу первую главу. Отдам ее тебе в конце урока, и ты сможешь просто продолжить.
– Это будет катастрофа.
– Если ты хоть наполовину такой писатель, каким себя считаешь, это должно быть легко, не так ли?
Иисус прослезился. Как она может быть такой… такой… невыносимой?
– Ты действительно думаешь, что я позволил бы тебе выбрать жанр и написать первую главу? Ты не в своем уме. Первая глава – самая важная глава в книге…
– Спорно.
– Неважно. – Я отмахиваюсь от ее небрежной маленькой ухмылки. – Я не собираюсь писать чертов любовный роман, Чейз. Ни за что, черт возьми.
– Ну хорошо. – Она сияет. – Ты выбираешь жанр и пишешь первую главу. Я возьму и буду работать с тем, что ты придумаешь, без жалоб.
– Ты серьезно? Ты действительно хочешь это сделать?
Девушка наклоняет голову набок, улыбаясь и глядя в окно.
– Что ж, я уверена, что приключение Элисон Бойкрафт из «Мира Варкрафт» будет захватывающим, но у меня такое чувство, что совместное написание проекта с тобой может оказаться более подходящим для меня, – говорит она.
Она, конечно, делает много предположений. Но понятия не имеет, на что было бы похоже писать со мной. Девушка явно нарисовала в своей голове какую-то картину, которая, гарантированно, не будет даже отдаленно близка к реальности. Я позабочусь об этом.
– Тогда ты не можешь жаловаться ни на что из этого.
– Не буду.
– И я не дам тебе никаких описаний персонажей. Мы ничего не будем планировать.
– Идеально. В любом случае, я так не работаю.
Ух. Она такая покладистая. И ведет себя так, будто уже написала пятнадцать романов и имеет хоть какое-то гребаное представление о том, каким будет этот процесс. Ворча, я открываю свой ноутбук.
– Отлично. Тогда я напишу первую главу прямо сейчас. По крайней мере, так мне не придется разговаривать с тобой до конца урока.
– По-моему, звучит неплохо.
– По два дня на каждую главу. Мне насрать, что говорит Джарвис. Если ты не будешь придерживаться этого, я напишу все сам, и на этом все закончится. Ты поняла?
– Громко и ясно.
– И еще. Если ты попытаешься превратить мою работу в какой-то отстойный, дерьмовый роман, я перепишу каждое слово и вычеркну тебя из проекта.
– Не волнуйся, Дэвис. Я не фанат романтики. – Она серьезна как могила.
Я сразу же начинаю стучать по клавишам своего ноутбука. Следующие сорок минут я пишу со скоростью ветра. Время от времени бросаю на Чейз косой взгляд; сначала она просто сидит, читая книгу, которую достала из сумки, но через некоторое время роется и достает из сумки что-то еще – маленький пакет, наполненный… что это, черт возьми, такое? Мне приходится как следует повернуть голову, чтобы посмотреть, что у нее в руках. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что пакет с застежкой-молнией полон разноцветных нитей. Сначала девушка достает красную, затем оранжевую, затем желтую. Мои пальцы замедляются, отсутствие ритмичного постукивания по клавиатуре выдает тот факт, что я наблюдаю за ней. Пресли замечает это и улыбается. Черт возьми, улыбается.
Я не позволю ей сидеть там, чертовски самодовольной, зная, что отвлекает меня. Ни. Хрена. Подобного. Поэтому вновь сосредотачиваюсь, фокусируясь на словах, вырывающихся из меня и появляющихся на экране, решив не доставлять ей такого удовольствия.
За пять минут до звонка Чейз начинает собирать свои вещи. Она засовывает книгу, которую читала, учебники, моток цветных ниток – все это обратно в сумку, которая при дальнейшем, очень кратком осмотре оказывается потрепанной военной сумкой. И она явно не из магазина. Эта сумка чрезмерно использовалась. Я вижу нашивку с именем, пришитую сверху: УИТТОН, РОБЕРТ, Ч. Она принадлежала ее отцу. Должно быть, так и было. Значит, она ребенок военнослужащих, как и Стиллуотер.
