Текст книги "Как становятся предателями (СИ)"
Автор книги: Изяслав Кацман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)
–Хорошо – говорю – Иди к своим.
–Слушаюсь – отвечает молодой тюленелов.
Конечно, отправлять столь ценного кадра под пули идея так себе. Но с другой стороны, в Сто втором доброй половине бойцов по-хорошему стоит выписать «бронь» с категорическим запретом на участие в боевых действиях. Вот только молодые папуасы и тенхорабиты воспримут подобное как урон своей мужской чести – здесь вам не моя родная ельцинская Россия, где «откосить» от армии норма. А на государственные интересы, требующие беречь набравшихся опыта мастеровых, им всем плевать: главное, не выглядеть в глазах товарищей трусами.
Ипаль моментально, пока Сонаваралингатаки не передумал, испарился – только его и видел. А я, с трудом запихав в себя пару клубней печёного коя, вынужден был вновь предаваться тягостному ожиданию, мрачно взирая с холма на тянущиеся вглубь острова вереницы беженцев: население города было оповещено об опасности и необходимости уходить ещё с вечера, но по темноте мало кто рискнул отправиться в путь. По плану эвакуации они должны двигаться в юго-восточные селения Хона и во внутренние районы Вэя, но куда понесёт моих папуасов на самом деле, оставалось только догадываться….
«Что?» – переспрашиваю гонца, одновременно пробуя читать короткую записку. Как полагается, она от имени Кинуя, хотя и написана кем-то из ополченцев – в Сто втором грамотность практически поголовная. Даже командир цаба способен накарябать собственное имя. Но на этом, правда, его умения и заканчиваются.
–Чужаки в Вабу-Тону – повторяет посыльный, парнишка лет двенадцати – Идёт бой. Сонаваралингатаки – добавляет запоздало.
–Подробнее – приказываю.
Увы, ничего сверх того, что несколькими фразами было обрисовано в записке, подросток сказать не смог: сразу после полудня, то есть, часа полтора или два назад, на окраине лежащего в полусотне «перестрелов» от Цитадели селения появились одетые в серо-зелёную форму люди, в которых Ипаль Шитферу мгновенно опознал соплеменников. Почти сразу же началась стрельба. Юного Сонго, крутившегося возле солдат вместе с остальными воспитанниками местного Мужского дома, «послал с этой бумагой плешивый дядька со шрамом на лбу и без половины левого уха» – внешность Кинуя в описании паренька получилась узнаваемой.
–Можешь отдыхать – говорю мальчишке.
Тут же распоряжаюсь: «Тагор, перекрывайте с оставшимися «пану макаки» и «регои-макаки» переправу через Алуме». Ополченцев и вторую роту армейцев я мысленно похоронил. И, похоже, уже нужно сматываться в сторону Тенука, готовить эвакуацию таками с детьми в Сонав.
Впрочем, пока можно не торопиться: уйти окольными тропами всегда успею, а тюленеловы отнюдь не сверхчеловеки, способные неутомимо маршировать сутками напролёт, разгоняя ссаными тряпками толпы папуасов – вчера за полдня, например, прошли всего-навсего несчастных десять километров от Нового Порта до дорожной развилки. Сегодня, допустим, доберутся до северного берега Алуме, до вечера, надеюсь, провозятся с форсированием реки.
Проклятье, Ипаль утащил бинокль, и теперь в попытках разглядеть, что происходит возле Вабу-Тону, приходится довольствоваться собственными глазами. Теперь, когда было ясно, куда смотреть и чего ждать, сразу же обнаружилось несколько столбов дыма над хижинами обороняемой деревни – с дальнего конца, даже с сигнальной вышки не видимого за гребнем холма. А на обращённой в сторону Мар-Хона окраине селения идёт какое-то шевеление, мало различимое невооружённым глазом: скорее всего, уходят женщины с детьми и старики. Чисто теоретически, ещё два дня назад все старосты и вожди в возможной зоне боевых действий (то есть от Тин-Пау до северного Кесу) получили распоряжение готовить некомбатантов к эвакуации, а вчера, когда стало ясно направление движения чужаков, во все деревни вдоль дороги от Нового Порта до Мар-Хона и от Мар-Хона до Тенука разослали гонцов, передавших мою настоятельную рекомендацию уводить людей с пути тюленеловов. Но как обычно, папуасы начинают шевелиться в самый последний момент.
Напряжённо всматриваюсь в направлении Вабу-Тону: количество пожаров быстро нарастает – в невидимой отсюда северной стороне их уже столько, что в воздухе стоит сплошная завеса дыма. Ага, теперь начинает гореть и в южной половине селения.
«Сонаваралингатаки» – отвлекает меня от созерцания картины разрушения воин-«макака» – «Корабли чужаков пошли от Нового Порта к устью Алуме и плюются дымом и огнём».
Подымаюсь на сигнальную вышку: так и есть, палеовийские «Далекоплывущие» медленно движутся вдоль береговой линии, изредка посылая снаряды куда-то в район дороги, связывающей Новый Порт с Мар-Хоном. Впрочем, проползя по зыби залива несколько километров, чужеземцы застопорили машины, продолжая, однако, обстреливать понятную только им цель. Так они простояли добрых пол-«стражи». А потом вдруг резко повернули, прекратив огонь, и быстро двинулись обратно к причалам с одиноко торчащим транспортником.
От гадания на тему «что же значат все эти телодвижения» меня отвлек гонец от Кинуя. Разворачиваю очередной лист бумаги: отставник-«макака» рапортует о блестящей победе. Подробностей немного: на окраину Вабу-Тону ворвался отряд чужеземцев, по которому сразу же открыли огонь из имеющихся в распоряжении его бойцов кремневых ружей, затем сошлись с тюленеловами в рукопашную. Ну а дальше бой перетёк в достаточно хаотичную свалку, расползшуюся практически на всё селение. Некоторое количество палеовийцев вырвалось из ставшей ловушкой деревни и разбежалось по окрестностям – их сейчас преследуют несколько групп добровольцев. На момент составления рапорта уничтожено девяносто два врага, два десятка взято в плен. Наши потери: убито тридцать шесть «регоев-макак» и сто пятнадцать ополченцев, тяжело ранено – девять и сорок семь. Также погибло около двадцати мирных жителей. Выгорело полсотни хижин, ещё десяток продолжает гореть, но новых пожаров нет, а полыхающие успешно тушатся.
Как-то даже не верится в столь убедительную викторию. Но оснований сомневаться в написанном нет – это на словах папуасы могут весьма вольно обходиться как с числом побитых и пленённых врагов, так и с собственными потерями, а вот на бумагу, заносить предпочитают информацию сугубо правдивую. Что вполне объяснимо: письмо туземцы наделяют магическими свойствами, а с колдовством шутки плохи.
«Идём в Вабу-Тону» – командую своим телохранителям. Пара «макак», исправно повторяющая за мною все перемещения по Цитадели, согласно пожимает плечами.
На переправе к нам присоединяется Тагор с десятком бойцов – известие о победе уже успело распространиться, но последний приказ никто не отменял, и почти четыре сотни папуасов по-прежнему торчат вдоль берега. Правда, многие уже расслабились: сидят кучками, жуют смолу да ведут неспешные беседы. Только «пану макаки», подчиняясь вбитой годами службы дисциплине, не поддались общему настрою – большая часть их отдыхает, конечно, но караульные исправно наблюдают за противоположным берегом. Тузтец напоследок отдаёт несколько коротких распоряжений насчёт бдительности.
Вблизи учинённый воюющими сторонами разгром не такой уж и сильный – на пути от окраины селения к Мужскому дому попалось только две сгоревших хижины. Впрочем, в центре деревни следов недавнего боя оказалось намного больше: на северный конец уходила, причудливо извиваясь, длинная выгоревшая полоса, в стенах местного центра образования и просвещения зияли огромные дыры вырванной соломы. Деревянные опорные столбы испещрены отметинами пуль.
Вдоль правой стены на голой земле лежали в несколько рядов тела убитых – палеовийцы в грязно-зелёной форме, наши солдаты-регуляры в серой, из некрашеной ткани, ополченцы в папуасских набедренных повязках и робах мануфактурных рабочих.
Кинуй нашёлся тут же: весь перевязанный, но вполне себе живой и даже бодрый. Командующий «регои-макаками» молоденький летинату, выпустившийся из Обители Сынов Достойных Отцов полгода назад, был не менее бодр, чем бывалый воин, и, в отличие от него, даже практически не ранен.
А вот Ипаль Шитферу оказался очень плох: очередь из автомата соплеменника превратила его живот в кровавое месиво. Бывший подлейтенант смотрел вверх мутными, невидящими глазами. По левой щеке, обращённой ко мне, катились не то капельки пота, не то слезинки. Помочь молодому палеовийцу я ничем не мог: ни вохейская, ни тем более папуасская медицина подобные ранения не лечили.
Пожилой ополченец-вохеец, ухаживающий за раненными, заметив, направление моего взгляда, сказал: «Не жилец. Ему сонного отвара дали, чтобы не мучался. Но всё равно видно, что больно». В голове ничего, кроме досады: жаль, конечно, молодого тюленелова, но это относится скорее к преждевременной порче полезного инструмента, а не к живому человеку.
Пленные палеовийцы сидели на корточках рядом с трупами своих менее удачливых товарищей под надзором десятка «макак». Особого интереса они не представляли, куда более занимали меня подробности столь неожиданной победы. Кинуй и летинату Ванугоку поспешили удовлетворить любопытство Сонаваралинги-таки.
Ожидая чужеземцев, командиры договорились, в нарушение всех распоряжений и наставлений, что огнестрел регуляры Ванугоку передадут ополченцам – что вполне обоснованно, учитывая намного лучшее с ним знакомство мастеровых с оружейных мануфактур в сравнении с прослужившими всего несколько месяцев солдатами. В общем, когда тюленеловы несколько неожиданно ворвались в селение, встретил их довольно меткий ружейный огонь. Ну а после пары залпов дело перешло в рукопашную, рассыпавшуюся на кучу мелких стычек. Здесь уже в основном пришлось поработать солдатам – орудовать копьями, кинжалами и боевыми топорами большинство папуасов училось в Мужских домах или у опытных родственников. Впрочем, ополченцы от них не отставали.
В ближнем бою превосходство туземцев в численности в итоге перевесило наличие огнестрела у палеовийцев: тюленеловы успевали сделать всего пару-тройку выстрелов, а потом их рубили скопом в морскую капусту. В этом кровавом веселье отличился Ипаль. Собрав под руку пару десятков ополченцев и армейцев, он принялся методично выбивать мелкие группы врагов – бойцы топорами и копьями прикончили первую кучку одетых в серо-зелёную форму чужаков, а затем экс-подлейтенант из трофейных автоматов стал выкашивать следующих одиночных противников и мелкие группы, пока тех отвлекала группа поддержки с холодным оружием.
Оставалось только гадать, почему палеовийцы действовали столь идиотским образом, в нарушение собственного армейского устава и элементарного здравого смысла впёршись в деревню: им достаточно было просто чуть задержаться, не доходя до окраины селения, выслать разведку, которая быстро установила бы наличие противника, а уже потом с расстояния в три-четыре «перестрела» методично выкашивать птенцов (на орлов ребятишки не тянут пока) Ванугоку и подопечных Кинуя. При подобной тактике наши потери возросли бы в несколько раз, а у тюленеловов упали до нуля. Увы, спросить пленных пока не представляется возможным: единственный знающий язык Северного архипелага без сознания при смерти, а среди двадцати захваченных солдат-колониалов не обнаружилось ни одного понимающего вохейский.
В общем, благодаря неосторожности нападавших, победа осталась за защитниками Вабу-Тону. Размен одного вооружённого скорострельным нарезным оружием на двух с «холодняком» или мушкетом совсем недурной результат. Ипаль, кстати, по словам сопровождавших палеовийца папуасов, словил очередь в живот уже на излёте боя, от какого-то испуганного недомерка, который после выстрела бросил автомат и поднял руки. Того, мстя за импровизированного командира, бойцы, разумеется, прибили тут же на месте.
Возле местного Мужского дома толпа немалая: оставленные в селении «регои-макаки», добрая половина ополченцев из Сто второго цаба, местные – не то не убежавшие при известии о злобных пришельцах, не то успевшие вернуться, прознав каким-то образом об исчезновении опасности. Как-то само собой мой визит перерастает в санкционированный задним числом митинг с Сонаваралингой-таки в роли главного ведущего.
«Славные сыны Пеу-Даринги!» – начинаю громко выкрикивать свою речь, тут же понимая, что среди слушателей не один десяток принадлежит отнюдь не к коренному населению острова. Но никаких звучных и более-менее коротких обозначений для тузтских наёмников и тенхорабитов самых разных национальностей на ум не приходит, потому продолжаю, как ни в чём ни бывало: «Ваша храбрость и твёрдость духа одолели ужасное оружие чужеземцев! Духи Предков взимают на вас с Той Стороны с гордостью и одобрением! Мы одержали славную победу, достойную великих мужей прежних времён!»
Разоряюсь ещё минут десять, постепенно от праздника победы переходя к суровым будням и необходимости добить проклятых тюленеловов, утопить их в море, а также к тому, что нечего расслабляться до окончательного разгрома и изгнания врага с нашей земли. Публика правильно поняла посыл: Кинуй с Ванугоку отдали несколько коротких распоряжений, и десятники-отделенные и полусотники-взводные принялись командовать. Вскоре на центральной площади Вабу-Тону остались только часовые, сторожащие пленных, да раненные и медперсонал.
Гонец от Шатвиша браво рапортовал. А чего не иметь бодрый и подтянутый вид, коль сообщаешь начальству приятные известия: противник очистил дорогу Мар-Хон – Рудники, минимум до уже знакомой по предыдущим депешам «вышки номер шесть»; в плен взяли, в дополнение к захваченным в Вабу-Тону, четыре десятка палеовийцев, убитых врагов командующий сводными силами тузтец насчитал больше сотни, а по окрестным полям и перелескам продолжают находить и уничтожать всё новых тюленеловов из числа разбежавшихся. В письме же, написанным туземным адъютантом иноземного специалиста, содержалось подробное описание прошедшего боя и некоторых предшествующих ему событий.
Ночная попытка «пощупать» агрессоров окончилась безуспешно: Гоку во главе семи десятков отобранных добровольцев и проводников из жителей селения подошёл почти вплотную к расположению пришёльцев, но те оказались предусмотрительными и соорудили примитивную охранную сигнализацию из каких-то навешанных жестянок. Я предположил про себя, что, скорее всего, в дело пошли консервные банки из походных армейских рационов – поллитровые цилиндры вполне привычного землянину двадцатого века вида мне доводилось лицезреть и среди захваченных с «Далекоплывущим» трофеев.
Поднятый неосторожными бойцами лязг перебудил палеовийцев, и те начали палить в тёмну ночь, как в копеечку. Потерь у нас, в общем-то, не было – «макаки», преобладающие среди участников ночной вылазки, неплохо натренированы на разного рода ситуации при боестолкновениях с вооружённым огнестрелом противником. Потому они попадали наземь и отползли на безопасное расстояние. Несколько задетых по касательной пулями и получивших синяки – вот и всё.
Единственный плюс в неудачном ночном нападении, пожалуй, что тюленеловам не удалось толком выспаться. Ну, по крайней мере, Шатвиш на это надеялся. Как там обстояло на самом деле, оставалось только догадываться. А вот большинству наших бойцов удалось перед грядущим боем неплохо отдохнуть – прямо на позициях, занятых по обе стороны мархонской дороги.
Учитывая, что палеовийцы начали выдвигаться в сторону Мар-Хона чуть ли не через «полстражи» после рассвета, мои папуасы успели и поспать, и подготовиться к встрече «гостей».
Шли чужеземцы тремя отрядами: передовой в сотню штыков, основной больше трёх сотен и замыкающий также около сотни. И в самом удобном, по мнению Рикая Тилтака, с которым вынужден был согласиться командир-тузтец, марширующих и накрыли пулемётным огнём с холма по правую руку от дороги. Унтер-изменник пропустил головной отряд противника, а зарядил длинными очередями по главным силам своих соплеменников. Не доверяя помощникам из туземцев и вохейцев, он стрелял исключительно сам – сперва из одного пулемёта, а когда у того в ленте закончились патроны, из второго. Аккомпанировали Рикаю десятка полтора автоматов и винтовок.
Эффект превзошёл самые смелые ожидания Рикая с Шатвишем: потери палеовийцев от огня Тилтака оказались не такими уж и большими, зато паника получилась знатная. Часть солдат из основного отряда побежали по направлению движения колонны, устроив переполох среди авангарда – в конце концов, командир передового охранения, видимо, сумел восстановить в рядах подчинённых дисциплину, но, занявшись наведением порядка и видя опасность «сзади», позабыл об элементарной разведке показавшегося спасительным скопления хижин впереди. Так, по крайней мере, я объяснил себе безалаберность, с какой палеовийцы вломились в Вабу-Тону.
Некоторое количество вражеских бойцов разбежалось по кустарнику слева от дороги, где их взяли в оборот подошедшие папуасы – ополченцы из местных, разбавленные парой десятков «макак». Впрочем, большая часть тюленеловов залегла в оросительных канавах на примыкающем к грунтовке поле. И довольно быстро очухалась: по крайней мере, когда пулемёт Рикая замолчал, и более семи сотен папуасов атаковали чужаков врукопашную, среди палеовийцев нашлось не так уж и мало тех, кто оказался способен вести по ним огонь. А поскольку бежать пришлось больше двух «перестрелов» по практически открытому пространству, то атака захлебнулась: кто погиб, кто повернул назад, кто залёг, не рискуя высунуться.
Исключение составили бойцы под командованием Гоку: когда огонь тюленеловов стал совсем уж невыносимым, подчинённые неугомонного бонкийца прижались к земле, но продолжали ползти вперёд. Их примеру последовал кое-кто из лежащих поблизости «макак» и солдат. Добравшись до дороги, разведчики и примкнувшие к ним вскочили и с диким рёвом бросились на не ожидавших такого палеовийцев. Увы, слишком мало их было, и отчаянная попытка нескольких десятков дареоев не переломила хода боя. Здраво оценив ситуацию, Гоку рявкнул: «Режем, кого встречаем на пути, и уходим!» Резня в канавах длилась считанные минуты: отправив по Тропе Духов два или три десятка тюленеловов и потеряв с дюжину своих, «макаки» скрылись в зарослях на краю поля.
После провала атаки наступило непродолжительное затишье, нарушаемое редкими очередями и одиночными выстрелами с обеих сторон. Но постепенно огонь со стороны засевших по канавам палеовийских колониалов по зарослям усилился. Палили они довольно бестолково, но на папуасов, да и на заморских наёмников, и такая стрельба действовала угнетающе. Так что никто и не помышлял о наступлении.
Так продолжалось где-то с четверть «стражи», а затем чужеземцы развернули пару каких-то штуковин, которые начали посылать рвущиеся снаряды «очень далеко». Что тюленеловы применили, я мог только догадываться – но точно не пушки, моим орлам знакомые. Писарь, фиксировавший отчёт вышестоящему начальству, указал, видимо под диктовку Тилтака, слово из языка Северного архипелага, ничего мне не сказавшее. Так что это могли быть и какие-то ракетные установки, и миномёты, и гранатомёты.
Палеовийцы обстреливали поля и заросли в радиусе десяти-двадцати «перестрелов» довольно долго. Сопровождалось всё это противным свистом летящих снарядов. К концу сего представления мои орлы не то что об атаке на врага забыли, но и вообще не думали ни о чём, кроме как выбраться живыми из передряги – хотя реальные потери среди наших бойцов от обстрела оказались в итоге невелики.
Затем тюленеловы прекратили стрельбу, свернули своё грозное оружие и потянулись на север. Рикай и те из папуасов, кто очухался после наступления относительной тишины, могли наблюдать, как одни чужаки чуть ли не тумаками выгоняют из укрытий других и заставляют их двигаться в сторону развилки, возле которой они ночевали. На саму дорогу кроме тащивших свои не то ракеты, не то миномёты мало кто рисковал выползать – так и перебегали где по канавам, где едва ли не ползком по посадкам коя.
Когда хвост вражеской колонны уполз довольно далеко от места, где их застал обстрел, со стороны моря полетели артиллерийские снаряды с «Далекоплывущих». Прочитав это место в отчёте, я понял, наконец, куда и зачем моряки стреляли. Похоже, у высадившихся палеовийцев имелась с собой минимум одна радиостанция, по которой и вызвали огонь на подмогу. Впрочем, от этого огневого прикрытия «макаки» и прочие урона понесли ещё меньше, чем от ракет-мин. Падали снаряды с весьма серьёзным разбросом – судя по всему, район, который требовалось накрыть, на кораблях представляли весьма приблизительно, а корректировать стрельбу отходящие колониалы не то не умели, не то просто о таких мелочах не думали, спеша убраться из опасной зоны.
Когда артобстрел кончился, Шатвиш послал дозоры проследить, докуда будут отступать тюленеловы. На сегодня чужеземцы ограничились Хапани, то есть, деревни возле той самой «шестой вышки». В отличие от предыдущей стоянки здесь, когда палеовийцы ограничились «сигнализацией» из консервных банок, теперь их солдаты усердно рыли окопы и вырубали все кусты, на которые хватало рук. Это мало радовало – не попустите предки, вздумают закрепиться на занятом куске нашей территории и, будут ждать подкреплений с чем-нибудь более основательным, нежели ручные пулемёты и пара каких-то переносных «пукалок».
Впрочем, следующий день успокоил меня – поредевшие батальоны колониальной пехоты покинули Хапани, напоследок предав огню хижины селения, и направились к Новому Порту. Спустя примерно четверть «стражи» после ухода основных сил туда же поспешил и палеовийский арьергард. Папуасы внимательно следили за всеми эволюциями противника, но никаких активных действий не предпринимали, выполняя моё распоряжение не атаковать отступающих тюленеловов – я решил, что незачем напрасно губить своих людей, коль проклятые чужеземцы проваливают восвояси.
В Новом Порту палеовийцы задержались ненадолго – судя по начавшимся пожарам, там они тоже решили «поиграть в Герострата». Это я уже мог наблюдать воочию с вышки Цитадели – и клубы дыма, и поток людей-мурашей с пирсов на корабли.
Транспортник отчалил от причала последним. Почти сразу же на набережной и среди складских строений принялись вспухать облака взрывов. Вот сволочи, заминировали. Оставалось только надеяться, что среди посетивших наш остров тюленеловов не найдётся слишком уж профессиональных подрывников, и ущерб будет минимальным.
Палеовийцы пошли к выходу из Мархонского залива по широкой дуге, посылая по ходу движения снаряды и пулемётные очереди в сторону берега. Зря они боеприпас старались не тратить, обстреливая видимые с моря сооружения: для начала на прощание досталось складам Нового Порта, не оставили без внимания чужеземцы и хижины Мар-Хона. Когда смертоносные прощальные «подарки» полетели в сторону Цитадели, я решил, было, от греха подальше убраться со своего наблюдательного пункта, но, вспомнив о дальности стрельбы корабельных «сорокапяток», сообразил, что опасности никакой нет: до линии прибоя отсюда добрых два десятка «перестрелов», ещё примерно столько же – протяжённость мелководья, на которое «далекоплывущие» не заплывут даже в прилив.
На лежащем в устье Алуме городе тюленеловы надолго не задержались, перейдя к обстрелу начинающихся дальше по берегу деревень. Постепенно корабли сливались с мерцающей поверхностью залива, терялись в свечении погружающегося в море светила. А мне даже не верилось, что и в этот раз всё обошлось.
До темноты поступали довольно однообразные сообщения с сигнальных вышек линии Мар-Хон – Вэй-По: чужеземцы стреляют, иногда снаряды что-то разрушают, есть раненные и убитые. Я воспринимал доклады совершенно спокойно: на фоне сотен уже убитых «макак» и мастеровых, а также учинённого палеовийцами напоследок «фейерверка» на причалах и вокруг, текущие единичные жертвы среди папуасов – просто досадная мелочь, а разносимые взрывами хижины – сущая ерунда.
Из Нового Порта предварительный отчёт о масштабах учиненных отступающим врагом разрушений пришёл уже в темноте: каменные «быки» основания пирса практически не пострадали, но бревенчатый настил сильно разрушен; склады превращены в груды битого кирпича и щепок, жилища тамошних обитателей выгорели практически полностью. В общем – всё не так уж и плохо.
Голова шла кругом: представители широких народных масс теребили – когда же начнём праздновать блестящую победу; Ванимуй, Чирак-Шудай и прочие продолжали бомбардировать перечислением разрушенного и поломанного; пятёрка знающих палеовийский воспитанников Обители Сынов Достойных Отцов, приданная в помощь Рикаю Тилтаку и прочим «нашим» тюленеловам, заваливала меня килограммами материалов допросов пленных. В общем, каждому было нужно донести до Сонаваралинги чрезвычайно нужную, по его мнению, информацию. А мне хотелось послать всех подальше и побыть хотя бы пару дней в одиночестве или в компании Рами, выпить пару чаш вохейского вина, отдохнуть и выспаться.
На душе было как-то… пусто, что ли…. Папуасы и иностранные специалисты радовались одержанной победе над столь грозным противником; настроение у публики приподнятое – можно сказать, в воздухе витало всеобщее предвкушение праздника. А мысли вашего покорного слуги блуждали где-то между желанием забить на всё, скрупулёзным подсчитыванием причинённого и гаданием на тему: «Какими силами палеовийцы явятся в следующий раз». Совершенно непраздничный настрой.
Увы, приходилось, скрепя сердце и мысленно скрипя зубами, позволить Совету Солидных и Разумных Мужей готовить предстоящее общенациональное торжество. Обошлись они, впрочем, своими силами: практически без участия Сонаваралинги-таки обсудили (вмешаться мне пришлось только один раз, дабы сбить накал начинавшей перерастать в ссору полемики между текокцами и мархонцами вокруг того, где проводить основные торжества – в столице или в главном порту страны) программу празднования, сами же распределили, кто за что отвечает.
Шатвиша, Тагора и Гоку назначили ответственными за военный парад, Ванимуй с Кинумирегуем взяли на себя организацию пиршественного угощения в Мар-Хоне и Тенуке соответственно, Чирак-Шудай и старосты городских концов отвечают за обеспечение массовки на шествии, которое пойдёт вслед за марширующими военными. Один я на этом празднике жизни выполняю функцию «свадебного генерала». Хотя мои подопечные Великого и Ужасного Сонаваралингу-таки и в «свадебные генералиссимусы» возвести готовы.
Праздник, можно сказать, прошёл мимо моего сознания: я на автомате толкал потребные моменту речи на «торжественном языке», закидывал в рот жареное мясо и печёный кой, заливая угощения вином и брагой. А в голове в это время щёлкали счёты, суммирующие урон Новому Порту, да крутились цитаты из протоколов допросов пленных палеовийских офицеров (каковых в руки орлов Шатвиша попало целых два).
В общем, нам в очередной раз повезло: артиллерийскую стрельбу из трофейных «сорокапяток» командиры тюленеловов отнесли на счёт скилнцев, которые кроме участия в обучении вохейских частей «нового строя» успели отметиться по всему Западному архипелагу и, по непроверенным данным, даже на Островах Пути. Потому применение чересчур совершенного для дикарей на задворках мира оружия визитёры объяснили самым простым для себя образом. А обстрел колонны из пулемётов и автоматов только укрепил «гостей» в этой мысли. В итоге, командовавший палеовийским десантом «надмайор», чьё имя наши писцы перенесли на бумагу как «Унас Тичу», приказал отступать. Причём, догадываюсь, отходить распорядился, боясь панического бегства вверенных ему солдат. И понять этого Тичу можно: колониалы с Сагоя и Чинуля доселе, самое большее, имели дело с бунтующими плантационными рабами, всё оружие которых – ножи да мотыги с лопатами. А тут равный противник….
Наконец, торжества позади, и можно просто побыть наедине с Рами.
Лежу на набитом овечьей шерстью матрасе, тэми приникла головой к моему плечу. За травяными стенами моей мархонской хижины глухая ночь, наполненная щебетанием птиц. Хорошо и спокойно. Было. Пока моя неофициальная супруга не заговорила.
–Ралинга, чужаки ведь ещё вернутся? – задала она вопрос.
–Не знаю. Я бы на их месте приплыл ещё раз с большими силами – машинально пожимаю плечами. Выходит, при навалившейся на меня Рами, плохо.
Врать нет желания, но горькой правдой потчевать моего бесёнка хочется ещё меньше. Хотя тэми всё прекрасно понимает и так.
–Значит, они придут снова – спокойно говорит она – Сколько у нас есть времени?
–Мало. Хорошо, если год или два – отвечаю честно.
–Плохо – говорит подруга – мы не увидим, как вырастут наши сыновья, Кахилуу и Каноку. И не дадим им той мудрости, кою родители обязаны дать детям….
В голосе Солнцеликой и Духами Хранимой столько тоски и обречённости…. Я обнимаю её, выдавливая из себя слова утешения – фальшивые и нелепые. Потому что мне и самому понятно: повторный визит палеовийцев – всего лишь вопрос времени.
Глава 4
Глава четвёртая
В которой текущие проблемы не дают герою слишком много думать о бедах грядущих.
«Посему Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками Раминаганива со всем почтением оповещает своего уважаемого старшего брата, Повелителя Четырёх Берегов Вохе, правителя Южной Гряды, Телмы и Буктула, покровителя Шхишшхета, Тоута и Хтилтоша…» – я ещё минут пять перечисляю острова, в той или иной мере подконтрольные Тишпшок-Шшивою. Толмач из молодых мархонских мигрантов-тенхорабитов бодро переводит.
Господин вохейский посол слушает меня с кислой миной: а чего играть в дипломатию, здесь все свои. И о сути сегодняшнего мероприятия ему уже известно.
«Милостью богов её воины отразили вторжение чужеземцев с дальнего края Морей и Земель, многих из них истребив, а иных взяв в плен» – перехожу, наконец, к содержательной части своей речи – «В знак глубокого почтения Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками посылает своему уважаемому Старшему Брату пленённых тюленеловов и чужеземное оружие».
Мудая-Хитва угрюмо кивает: ему прекрасно известно, что попавших в наши руки палеовийцев намного больше тех восьми, которых передают вохейцам, да и оружия досталось не десяток ржавых автоматов и пистолетов (это просто ужас, до какого состояния колониалы доводят вверенное им армейское имущество – ну, словно какие-то дикари).
Впрочем, мрачное настроение чужеземного аристократа объясняется не ничтожным количеством передаваемых для вышестоящего начальства трофеев. Всё дело во второй части моей речи. К которой я сейчас и перехожу: «Что до попытки чужеземцев ввести в заблуждение Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками, будто бы её уважаемый и почитаемый Старший Брат Тишпшок-Шшивой отказывается от своих обязательств по защите Пеу перед лицом врагов, то наша повелительница нисколько не сомневается, что это подлая клевета, на которую тюленеловы пошли, дабы смутить народ Пеу».
