Текст книги "Как становятся предателями (СИ)"

Автор книги: Изяслав Кацман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Annotation

Как следует из названия, в третьей части "Хрена с Горы" речь пойдёт в основном о предателях. Но и не только о них.

Как становятся предателями (Хрен с Горы 3)

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Эпилог

Как становятся предателями (Хрен с Горы 3)

Глава 1

Как становятся предателями

(Хрен С Горы-3)

—Я вовсе не предатель, – с достоинством произнес бывший шпион, которого носят с собой. – Я просто перешёл на сторону сильных и справедливых.

С. Ярославцев «Экспедиция в преисподнюю»

Глава первая

В которой герой узнаёт, что один из подчинённых бравого палеовийского капитана частично выполнил его угрозу, другой его подчинённый неожиданно оказался хитрее, чем можно было предположить, а господин вохейский посол упрочнил свою репутацию.

Летинату Патихики стоял предо мной навытяжку, боясь пошевелиться. Мундир, чей дизайн внаглую стырен с палеовийской формы, сидел на молодом офицере как влитой, коричневые глаза, миндалевидные, как у доброй половины папуасов, вытаращены навыкат. По щеке течёт струйка пота, затекая за воротник, однако мой подчинённый старательно игнорирует проистекающее от того неудобство. Но, несмотря на полное соответствие внешнего вида недавно введённому «Временному Уставу», лейтенант заметно нервничал. Будь его воля, выпускник Обители Сынов Достойных Отцов предпочёл бы вообще оказаться подальше от великого и ужасного Сонаваралинги-таки. Я же молчал, думая свои мысли, в которых судьба покрывающегося сейчас холодным потом начальника тинпаусской тюрьмы для пленных тюленеловов находилась далеко не на первом месте. Если честно, сейчас меня меньше всего заботил вопрос: награждать героя недавнего захвата вражеского корабля или, наоборот, обрушить на него лавину начальственного гнева.

Но поскольку порядок есть порядок, начать стоило с неприятного – для бедолаги Патихики. Вашему покорному слуге то «снимать стружку» с подчинённых дело привычное. Причём я ведь не зверь какой-то – «огребаются» у меня исключительно за реальные прегрешения. В данном случае, конечно, главный «грех» отнюдь не на юном лейтенанте. Комендант тюрьмы только способствовал ему, причём отнюдь непреднамеренно. Но вину свою чувствует, паршивец – и хорошо хоть хватило ума самому покаяться Сонаваралинге-таки в допущенной служебной халатности, приведшей к довольно неприятным последствиям. И, судя по всему, совершенно правильно понимает, что успех в одном отнюдь не снимает с него вины за другое. Потому как то, за что Патихики следует похвалить, или даже наградить – всего-навсего результат добросовестного выполнения им своих должностных обязанностей. А допущенный промах проистекает из слишком вольного понимания службы.

Признаться, обе новости, сообщённые в последнем письме летинату, привели меня в изрядное замешательство. Так что пару дней пришлось потратить на обдумывание. Благо, время на это имелось – ибо произошедшее не требовало принятия срочных мер.

Бравый до борзоты капитан «Далекоплывущего» во время моего первого с ним знакомства обещал поиметь в разных позах всё население Пеу-Даринги: от пленивших его с командой бойцов тинпаусского гарнизона до местногоправителя (пол коего тюленелов в тот момент не знал).

Но если господин Игдай Дагбу попусту сотрясал воздух, подлейтенант Ипаль Шитферу предпочёл действовать. Впрочем, сугубо гетеросексуальная ориентация, несломленная многолетним пребыванием сперва в палеовийском аналоге нахимовского училища, а затем и во «взрослом» офицерском учебном заведении, налагала ограничениям в выборе объектов, в отношении коих молодой механик мог претворить в жизнь угрозы своего командира. А нахождение в «спецзаведении для иностранных гостей» ещё больше сужало круг возможных жертв – до одной единственной.

Да и то, здесь на помощь заключённому пришёл Патихики, вздумавший привлечь, по папуасской извечной моде, в качестве тюремного персонала свою двоюродную сестру, которая с родителями обитала в Мар-Хоне. Изначально моими планами никаких женщин в обслуге пенитенциарного учреждения не полагалось. Но кто-то же должен кормить и обстирывать как заключённых, так и охрану. Вот подлейтенат и пристроил родственницу, которая, кроме обязанностей прачки и кухарки заодно ещё секретарские функции при нём выполняла – благо письму и чтению научилась в мархонской школе, а вохейский худо-бедно усвоила в общении с чужеземными торговцами и мастерами.

Обнаружившиеся среди палеовийцев тенхорабиты стали первыми, но далеко не единственными из пленных, согласившимися сотрудничать с нами: когда сидишь в тесной и вонючей камере, а твои товарищи получают свободу передвижения в обмен на согласие помочь дикарям разобраться с техникой и оружием, волей-неволей начнёшь задумываться – а не послать ли к морским чертям присягу и верность Родине. Посещать оставшихся в тюрьме сослуживцев с гостинцами с воли моим распоряжением Токиту и Утдаю не препятствовали – не больше пары раз в неделю, принося с собой чисто символическое угощение. В общем, ещё трое моряков решились перейти на сторону добра.

Остальных из рядового состава же как-то само собой стали привлекать к разного рода работам, чтобы не сидели задарма. А в качестве поощрения Патихики обеспечивал им дополнительный паёк. Причём не возбранялось пленным, к тому времени освоившим папуасский язык, подрабатывать дополнительно в частном порядке – главное, чтобы с охраной делились. В общем, атмосфера в тюрьме воцарилась довольно расслабленная. Разве что офицеров держали более-менее в строгости, по-прежнему регулярно дёргая на допросы и не выпуская лишний раз даже на прогулки.

За одним исключением: с Ипалем Шитферу свежеиспечённый лейтенант предпочитал беседовать самолично и довольно часто. Долгие годы хозяева натаскивали двух щенков на врагов своих государств, но когда те столкнулись друг с другом, любознательность взяла верх над вбиваемыми в юные головы представлениями о врагах и долге. Какое-то время ушло на обычные при знакомстве с чужаками ритуальные телодвижения и «взаимные обнюхивания», но как-то само собой общение молодых офицеров, незаметно для них самих, превратилось из вопросов-ответов по утверждённому начальством списку в непринуждённые разговоры обо всём на свете: от палеовийской техники до туземных приёмов рыбалки и от сравнения нравов, царящих в закрытых училищах Пеу и Эрехеэ, до обсуждения девиц, с коими доводилось общаться обоим собеседникам.

И также естественно, на правах присутствующей на допросах секретарши, к дружеским беседам между новоявленными приятелями подключилась кузина Патихики по имени Мигарими. Ну и в условиях послабления режима содержания от посиделок втроём оставался всего один шаг до общения палеовийца с девушкой наедине.

Вот что значит – оставить моих папуасов без присмотра. У меня дел государственных выше крыши, у Тагора с Шонеком – Обитель Сынов Достойных Отцов. В общем, «птенцы гнезда Сонаваралингова» оказались предоставлены сами себе. Просто удивительно, как при царящих в тюрьме расслабленности с благодушием пленные не ухитрились устроить массовый побег с освобождением находящихся на «строгаче» офицеров. Уж точно это не заслуга Патихики. Такое ощущение, что для рядовых тюленеловов находиться в плену, особенно когда им стали позволять шляться по Тин-Пау с окрестностями в поисках подработок, было, чуть ли не лучше, чем служить родному Палеове. А что – от хреновой кучи работ по обслуживанию изношенного корыта избавлены, от вахт, наказаний со стороны командиров тоже; под ногами – не качающаяся палуба «Далекоплывущего», а твёрдая земля; кормёжка состоит не из надоевших консервов, окаменелой солонины и потерявших вкус сухарей и каменных галет, а из свежих корнеплодов с прочими овощами да рыбы. Что до Ипаля Шитферу, то его поведение, как понимаю, определял возрастной спермотоксикоз: какая, на фиг, свобода, когда есть доступ к женскому телу….

Пауза, кажется, несколько затянулась….

–Давай сюда эту твою родственницу, пострадавшую от коварного соблазнителя – распоряжаюсь Патихики.

Девица как девица – молодая, смазливая. Живот ещё не выпирает. Чем-то на Таниу похожа. Так, наверное, моя бывшая любовница лет пятнадцать назад могла выглядеть. И что самое характерное – на невинную жертву совращения не сильно похожа. Ещё не известно, кто кого в этой парочке соблазнил.

«Значит, ты и есть Мигарими?» – спрашиваю, придавая голосу максимум суровости.

«Да, Сонаваралингатаки» – пищит девица совсем тихо.

«Ты понимаешь, что опозорила весь народ Пеу-Даринги?!» – повышаю голос. Кузина лейтенанта молчит недоумённо и испуганно. А я продолжаю: «Твои предки на Той Стороне сейчас плюются от отвращения! Лечь под грязного тюленелова! Они убивали наших людей! А ты!!!!» – обрываю патетическую речь на полуслове. Переведя дух, говорю: «Свободна. Ведите этого… Ипаля».

Да уж…. Одного взгляда на палеовийца достаточно понять: кто тут коварный соблазнитель, а кто – несчастная жертва…. Интересно, у него хоть женщины до молодой папуаски были? Хотя, вряд ли в момент самого соблазнения кто-то из этой парочки чувствовал себя несчастным.

Долго и пристально разглядываю чужеземца. Тот уже в курсе, кто такой Великий и Ужасный Сонаваралингатаки, потому заметно нервничает под моим взглядом. В принципе, можно понять, почему завязалась дружба между пленным лейтенантом и его тюремщиком, равно как и случившийся роман с Мигарими. Тёмно-кофейного цвета лицо палеовийца не обделено признаками интеллекта. Видно, что не по себе парню стоять перед самым жутким типом среди местных дикарей, но старается не показать страха. В общем, приятный молодой человек.

Если честно, даже какую-то жалость к тюленелову ощутил. И тут же начал гнать её прочь: прости, мальчик, ты, наверное, хороший, но у меня целая страна, которую нужно готовить к вторжению твоих соотечественников. И вообще, будешь в следующий раз думать, прежде чем кого-нибудь «ипать».

«Ты обесчестил дочь Пеу-Даринги» – мрачно начинаю речь – «За это полагается наказание. И тебе, и беспутной девке». Надо же: похоже, щенок больше боится за подружку, чем за самого себя. Значит, от этого и будем танцевать.

«Она отдалась врагу своего народа» – продолжаю – «Оскорбила предков и духов-покровителей» – эффектная пауза для нагнетания обстановки.

–Господин, Мигарими не виновата! – выпалил испуганный палеовиец – Это всё я!

–Похвально – говорю – Что ты, как настоящий мужчина, готов взять всю вину на себя. Вот только подруга твоя сама во всём призналась, что добровольно с тобой блудила. Так что наказывать придётся вас обоих.

–Я готов принять любое наказание, господин, только не трогайте Мигарими! – с горячностью говорит Ипаль.

–Любое, говоришь? – усмехаюсь уголками губ.

–Любое! – подтверждает подлейтенант с мрачной решимостью.

–Вот тебе моё наказание – и добавляю, стараясь выговаривать как можно чётче, пару фраз на вохейском.

Тюленелов смотрит на меня с ужасом. Извини, парень, понимаю, что поступаю с тобой жестоко, и виноват ты только в том, что случайно оказался втянут в политические игрища взрослых дядь. Но у меня целая страна, которую нужно защищать. А у тебя всего лишь любовь-морковь.

–Даю тебе на раздумье времени до завтрашнего рассвета. Не примешь моё предложение, твоя подружка пойдёт на корм крабам. Уведите его.

-Сонаваралингатаки – обращается ко мне Патихики, когда мы остались одни – Ты действительно готов казнить мою сестру, если тюленелов не согласится предать свою страну?

–Да – отвечаю своему лейтенанту. И понимаю в этот момент, что готов в данный момент на всё, вплоть до убийства девчонки, всего-навсего оказавшейся слабой на передок.

И добавляю: «По-хорошему стоит тебя убрать с места начальника тюрьмы. Да заменить некем. Остальные ничем не лучше. Ты-то хоть уже прибрёл какой-никакой опыт. Ну и после своего промаха, надеюсь, будешь впредь осторожнее и ответственнее». Молодой сунуле молчит, виновато насупившись. А я продолжаю: «Скажи спасибо, что Шитферу воспользовался твоей безалаберностью всего лишь, чтобы обрюхатить твою сестру. А если бы он захотел сбежать? Да задумай он такое, не только сам бы бежал, но и всю команду бы освободил. И корабль свой вполне мог бы отбить. Так что принеси жертву духам предков в благодарность за то, что он такой же сопляк, как и ты, и думает только о девках. На будущее: строгость содержания пленных усилить, чтобы тюленеловы не шлялись почти свободно по Тин-Пау и окрестностями. А о повышении в должности можешь забыть на ближайшие пять дождей».

В принципе, лейтенанту этой нотации вкупе с перспективой казни родственницы вполне достаточно. Потому перехожу ко второму пункту: «Давайте тащите сюда Айтота Тари. При допросе разрешаю применять к нему силу, если вздумает запираться».

Старший штурман «Далекоплывущего» был доставлен буквально через пару минут в сопровождении широкоплечего бойца из «макак». Патихики занял обычное «следовательское» место за столом, тюленелова усадили тычком на табуретку напротив, охранник стал у него за спиной. Я же пристроился сбоку на лавке.

«О чём ты, Айтот Тари, говорил четыре дня назад с посланником Повелителя Четырёх Берегов Великого Вохе господином Мудаей-Хитвой, посетившим тебя?» – задаёт первый вопрос лейтенант. Палеовиец долго молчит, потом выдаёт: «Он спрашивал о том, не слишком ли стеснённые условия в тюрьме».

–Это был пятый визит вохейского посла сюда. И четвёртый разговор между вами. И всё время обсуждали только условия, в которых вы здесь содержитесь?

–Ну… не только – осторожно отвечает тюленелов.

–О чём ещё? – не повышая голоса, продолжает выпускник Обители Сынов Достойных Отцов.

Штурман молчит.

«Может быть, о том, чтобы посол передал некое письмо?» – бросает лейтенант в лицо палеовийцу, подавшись вперёд через стол – «Вы с Мудаей-Хитвой думали: дикари глупые, как дети малые. Ошиблись! Все ваши разговоры с послом внимательно слушали знающие вохейский люди. И нам прекрасно известно, о чём вы там говорили. В том числе и о содержании письма. От тебя, тюленелов, требуется, чтобы ты сейчас повторил, как можно подробнее, о чём шла речь».

Повинуясь моему сигналу, боец-конвойный резким махом руки снёс штурмана с занимаемого им стула, потом рывком поднял палеовийца на ноги и нанёс серию чувствительных, но не очень опасных ударов по корпусу.

«Это, чтобы ты понял, что никто с тобой шутить не будет» – пояснил Патихики пленному – «Ты должен понимать: ты скажешь всё, что нам нужно. И только тебе самому выбирать: начать говорить сейчас и добровольно, и сохранить в целости здоровье, или же заговорить чуть позже, когда ты превратишься в мешок из отбитого мяса и ломаных костей».

–Хорошо – после небольшого раздумья согласился Тари – Спрашивайте, что вам нужно.

–Итак – начал начальник тюрьмы – Кто из вас первым предложил передать палеовийскому представителю в Вохе сведения о «Далекоплывщем-11» и экипаже через Мудаю-Хитву?

–Я – без заминки ответил штурман – Но только после того, как убедился в том, что вохеец готов помочь….

Айтот Тари продолжал говорить, торопливо отвечая на вопросы лейтенанта Патихики, а мои мысли были уже далеко от Тин-Пау. Признаться, этот тюленелов на пару с бывшим гвардейцем сумели меня удивить: первый тем, что едва не преуспел в подаче весточки своим соплеменникам, а второй – лёгкостью, с какой пошёл на предательство в отношении и союзников, и собственной страны. Причём если пленный офицер в своей попытке сообщить домой о судьбе корабля не вызывал у вашего покорного слуги особых отрицательных эмоций, скорее даже наоборот, определённое уважение, то Мудая в моих глазах упал ещё ниже. Мало того, что дурак, так ещё и изменник. И, самое занятное, совершенно непонятно – чего этому клоуну не хватало. Ну, это, пожалуй, его личное дело. Меня же теперь интересует, как воспользоваться обнаружившимся предательством господина посла.

В первом приближении план уже сложился: задавить напыщенного вохейского индюка фактами, доказывающими его изменническую деятельность; предложить на выбор – или информация о шашнях с палеовийцами становится известной вышестоящему начальству, или гордый сын рода Хитва начинает работать на благо Великой Пеу-Даринги. Наши друзья Тушхи, конечно, сейчас отнюдь не в фаворе у Повелителя Четырёх Берегов, но уж сообщить кому надо о предателе они сумеют. И если на государственного преступника в своих рядах не прореагирует руководство МИДа, то уж Охрана Царских Печатей точно должна заинтересоваться.

–Значит, письмо должен написать сам Мудая-Хитва?– уточнил между тем Патихики.

–Так точно – ответил Айтот Тари.

–Скажешь вохейцу при следующем его визите в тюрьму, чтобы он принёс это письмо, дабы ты мог посмотреть – вмешался я, моментально очнувшись от дум – Дескать, тебе нужно убедиться, всё ли написано так, как нужно.

А что, зачем нам лишние сложности: организовывать слежку за господином послом, организовывать встречу с ним в устраивающей нас обстановке, то есть без вохейской охраны и лишних свидетелей. И, не попустите предки и духи-покровители, ещё чего доброго, он может ведь послание от имени штурмана успеть отправить адресату – из моих орлов агенты наружного наблюдения такие же, какой из бывшего цбу-шихета конспиратор-заговорщик, а случайности исключать нельзя. Тем более, в таком важном деле. А если этот амк выполнит просьбу палеовийца, то всё получится в лучшем виде: во-первых, Мудая сам принесёт железное доказательство своей изменнической деятельности; во-вторых, внутрь тюрьмы для общения с пленными офицерами его пускают без охраны, которая остаётся в караульной.

Патихики ещё долго мурыжил штурмана-тюленелова, уточняя то одно, то другое. Я меж тем слушал опять вполслуха, раздумывая – а не плюнуть ли мне на идущий допрос ради полдника. Победила ответственность: нечего молодому поколению папуасских кадров дурной пример показывать. В итоге к концу все мысли были только о жратве. Наконец даже юношеский энтузиазм вкупе с желанием реабилитироваться за конфуз с кузиной были побеждены голодом – я отчётливо же слышал урчание пустых утроб как моего орла, так и пленного. Надо на будущее озаботиться нормальным режимом питания выходящего из стен Обители Сынов Достойных Отцов молодняка – ввести на рабочих местах обязательный регламент (для спокойной обстановки, разумеется) с завтраком, обедом и ужином. А то сгорят на работе, а в их воспитание и образование столько трудов вложено. Сами-то по молодости господа кадеты насчёт здоровья не парятся. Вот приходится Сонаваралинге-таки за них думать.

Увы, сразу по окончании допроса приступить к перекусу не удалось. Караульный доложил, что заключённый «Ипалу Хититеру» просит немедленной аудиенции у начальника тюрьмы и «большого господина со светлой кожей». Это он меня так обозначил, что ли?

«Давай, веди его сюда» – несколько раздражённо распоряжаюсь. Жрать хочется, а вместо этого приходится заниматься государственными делами.

«Ну?!» – грозно поинтересовался я у палеовийца, за спиной которого мячит коренастый охранник. Подлейтенант на смеси папуасского, вохейского и своего родного языков медленно, тщательно проговаривая каждое слово, произносит: «Я согласен добровольно рассказать всё, что от меня потребуете, о внутреннем устройстве, экономике, армии, флоте Палеове, а также научить ваших воинов пользоваться нашим оружием в обмен на жизнь и свободу Мигарими».

«Хорошо» – отвечаю – «Список вопросов, на которые нужно ответить, тебе вручат в ближайшее время. А пока присоединишься к тем своим соплеменникам, что уже помогают нам». Немного подумав, добавляю: «С Мигарими своей можете миловаться сколько угодно. Но помни – её судьба в твоих руках».

«Макак» уводит тюленелова в камеру, Патихики собирает свои бумаги, и мы с «господином лейтенантом» идём есть. По пути в столовую, расположенную под навесом в противоположном от тюрьмы краю крепости, я высказываю всё, что думаю по поводу молодых оболтусов, которые губят свои желудки нерегулярным питанием. Подчинённый слушает с выражением покорной обречённости на лице: дескать, старческое брюзжание начальника переживём как-нибудь. Нет, точно нужно составлять для государственных служащих регламент с обязательным временем для приёма пищи. А то знаю я своих папуасов….

Расположились за основательным столом из толстых плах. Хозблок Тин-Пау, в отличие от мархонской Цитадели, находился на некотором возвышении по сравнению с внешнем валом и венчающим его частоколом, так что я мог наслаждаться видом темнеющего на глазах залива и россыпей огоньков, обозначающих прибрежные деревни. Занятый созерцанием умиротворяющего пейзажа как-то упускаю из своего внимания Патихики. А тот, оказывается, и не ест, почитай ничего. Нервничает что ли в компании с Великим и Ужасным Сонаваралингой-таки? Даже не пытаюсь выяснить причину вялого аппетита несомненно голодного летинату – а то ещё, не попустите духи-покровители, совсем запугаю парнишку. Просто быстрее заканчиваю ужин и оставляю начальника тюрьмы в одиночестве – авось без меня у того проснётся интерес к каше из коя с рыбой.

-И так, почтенный Мудая-Хитва – произнёс я, улыбаясь -Надеюсь, мы друг друга прекрасно поняли?

Настроение у меня самое благодушное. Чего не скажешь о господине после: как-то маловато поводов для расслабленности, когда сидишь в допросной комнате, на высоком и жёстком стуле, вместо низкого диванчика, как это приято у жителей Внутриморья. Это тюленеловы, нахватавшиеся от ирсийцев всякого, уже приспособились к такой мебели. Впрочем, не совсем привычное для вохейца место, на котором приютилась седалищная часть отставного гвардейца, не главная причина, отчего она у моего собеседника играла в какую-то совершенно независимую от владельца игру. Куда сильнее заботило члена древнего аристократического рода содержимое нашего с ним разговора: не каждый день тебя «припирают к стенке» в связи с твоим обнаружившимся сотрудничеством с врагом отчества. Тот факт, что разоблачили славного Мудаю не соотечественники, а всего лишь союзники-вассалы, утешал наделённого немалыми полномочьями представителя Повелителя Четырёх Берегов мало.

Это меня все эти заморочки бронзововековых аристократов насчёт чести и потери лица пустой звук: я даже трусом и рогоносцем ради Великого Пеу выставлял себя. Но для настоящего вохейского благородного в четырнадцатом поколении достойным выходом в случае разоблачения предательства будет получить от царского «доставителя последней милости для недостойного» позолоченную удавку, которой полагается самолично себе захлестнуть глотку. Сообщи мы о шашнях отставного цбу-шихета соотечественникам, так оно бы и случилось – у отпрыска семейства Хитва был бы выбор небогатый: или самоубийство, позволяющее сохранить видимость приличий и выводящее из-под удара родственников (разумеется, в случае, если никто из них непричастен к государственному преступлению сородича); или позорная казнь с весьма возможными осложнениями для клана.

Сейчас же Мудая, из предложенных альтернатив – смерти за измену от соотечественников и новой измены в пользу разоблачивших его варваров – выбрал ещё одно предательство. Легко быть героем перед лицом врага, когда всё ясно и своим, и чужим, а попробуй сохранить остатки мужества, зная, что твоя стойкость обернётся бесчестьем. И хоть сто раз тверди себе, что не собственную шкуру спасал, а честь свою и фамильную – всё равно до конца дней будешь помнить липкий страх и понимать, что ты оказался просто-напросто трусливым дерьмом.

По мне, не очень хорошая основа для вербовки – подловленный на угрозе разоблачения предатель будет сотрудничать из-под палки, думая только о том, чтобы соскочить с крючка, на котором сидит.

Так что радости особой от одержанной победы не испытываю – скорее усталость и брезгливость. Даже злорадства над втоптанным в грязь говнюком, который успел за прошедшие два года изрядно помотать мне нервы, особого нет: совсем недавно я мечтал, как скручу Мудаю в бараний рог, припомнив этому придурку всю его трепотню, выставляющую Сонаваралингу-таки в идиотском виде, а теперь эмоций вохейский посол вызывает не больше, чем пойманная крыса, долгое время портившая припасы.

Полномочный представитель Повелителя Четырёх Берегов смотрит на меня исподлобья. Ничего хорошего для меня в его взгляде не читается. Ну да и ладно – детей с ним мне не крестить. Вохеец с трудом выдавливает: «Да».

–Тогда не смею задерживать тебя, почтенный Мудая-Хитва – с улыбкой произношу фразу – Надеюсь, что мы станем хорошими друзьями. А те недоразумения, что случились в прошлом, будут преданы забвению.

На сём мы расстаёмся.

Особой надежды на плодотворное сотрудничество с послом нет. Разве что этот его дурацкий заговор против меня раскрутить в желательном направлении, чтобы в нужный момент накрыть соучастников и отправить их на оздоровительные принудработы – дорога от Мар-Хона до Тенука построена, теперь на очереди трасса в сторону Бонхо. Хотя даже такую простую роль сему прямолинейному дуболому не поручишь – ведь сто пудов резкой сменой поведения вызовет у своих приятелей-папуасов подозрения.

Да и насчёт переписки с палеовийцами доверия к Мудае нет. Как и к Айоту Тари. Потому в качестве дезинформатора выступит подлейтенант – уж в лояльности пойманного за причинное место Ипаля сомневаться не стоит. Тот теперь будет стараться не только за страх (из-за подруги), но и за совесть – точнее за карьеру в новом месте жительства. А как подкинуть письмо палеовийское посольство, придумаем. Темболее, что причин для спешки нет – смысл подбрасывать тюленеловам «дезу» имеет только тогда, когда до тех хоть какие-то известия о судьбе пропавшего корабля дойдут.

За неполные полмесяца своей работы на благо Пеу молодой тюленелов успел показать себя весьма ценным кадром. Шитферу сразу же подключился к двум рядовым-тенхорабитам, уже вовсю помогавшим собратьям-оружейникам разбираться с трофейным «железом». По ходу делового общения само собой зашёл разговор про боеприпасы: сначала подлейтенант в общих чертах описал, с какими трудностями придётся столкнуться при попытке запустить производство патронов и снарядов к доставшемуся нам оружию, честно признавшись, что многих подробностей не знает, и потому что-то наверняка упустил; потом Хураб-Цунта, главный наш спец по пороху, посетовал насчёт дефицита селитры и о том, каким неаппетитным способом её добывают, равно как и о «пещерном буме».

И тут палеовиец с ходу выдал целую программу по производству окислителя из вполне доступного сырья: из морской воды выпариваем и очищаем поваренную соль, попутно получаем ряд других соединений, которые могут найти применение в химической промышленности; раствор хлорида натрия подвергаем электролизу при повышенной температуре и получаем хлорат, который затем переводим в перхлорат. Хурап-Цунта задал резонный вопрос: «Откуда взять в таких масштабах электричество?» С самим явлением и теорией тенхорабиты знакомы, в хонских мастерских даже балуются медно-железными батареями с электролитом из смеси уксуса и морской соли, но это же сущий мизер. В учебниках, конечно, и о переменном токе написано, но как его превратить в постоянный, уже непонятно.

Ипаль в ответ принялся набрасывать схему генератора с турбиной, а затем – выпрямителя. Тенхорабиты почесали репы… и загорелись идеей. Хурап-Цутна всё подробно изложил в очередном отчёте, не поленившись подсчитать примерные масштабы производства перхлората. Вот ведь, взрослые вроде люди, а в военные игрушки играть готовы наравне с моими папуасами – разница только в том, что туземцам хочется пострелять, а подчинённым Турвака-Шутмы нравится клепать эти стрелялки.

Вдумчиво прочитав прожект, Великий и Ужасный Сонаваралингатаки оставил от него только рожки да ножки: идея насчёт электроэнергии мне понравилась, а вот милитаристский уклон на фиг. Теперь же генератор идеи про генераторы сидел передо мною и выслушивал генеральную линию, которой ему следовало придерживаться в своём дальнейшем внедренчестве.

«Получать это ваше эле-ке-ти-ри-кесо-то» – коверкая слово на папуасский манер, произношу – «Дело интересное, особенно, если твои рассказы про его мощь правдивы. Но тратить его на оружие глупо. Кто этим оружием пользоваться будет, когда даже в столице или Мар-Хоне читать и писать умеет едва ли один из десяти молодых людей? Да и как ваши турубини и генаратори делать?»

–На «Далекоплывущем есть несколько станков – отвечает палеовиец.

–Это хорошо – говорю – А большой ли генератори на них можно сделать?

–Не очень – честно признаётся подлейтенант – Хотя главная проблема даже не в станках, а в качестве местного железа.

–Вот видишь – киваю головой. И добавляю – Само предложение хорошее. Но стоит много обдумать. С Чирак-Шудаем обсудите насчёт металлов. Как понимаю, будет нужно много «скилнского железа»? И медь очень чистая понадобится?

–Верно.

–А с Турваком-Шутмой придумайте, как с помощью имеющихся на вашем корабле станков сделать новые станки. Ты говорил вроде бы, что на тех, что есть, слишком большие вещи изготовить нельзя?

–Да, на токарном можно обрабатывать детали не длиннее метра и не шире двадцати сантиметров – моё ухо привычно выхватывает в речи Ипаля знакомые слова, заимствованные обитателями Северного архипелага из ирсийского.

То, что тюленеловы применяют знакомую мне метрическую систему измерений, особого удивления, в свете ранее полученной информации, у меня не вызвало. Но немного напрягало: приходилось постоянно следить за речью, дабы в общении с мастеровыми, быстро освоившими «палеовийские» меры длины, веса и прочего, не проколоться относительно своего хорошего знакомства с терминами.

–Тогда займитесь с Чираком и Турваком созданием таких машщини, которые будут делать де-та-ли в рост человека или даже больше – распоряжаюсь.

–Может, лучше всё же пока делать на наших станках оружие, чтобы было с чем встретить моих соплеменников? – предложил подлейтенант – Ты уже говорил, Сонаваралингатаки, что нужно выиграть не одну битву, а всю войну. Но если Палеове придёт сюда, первая битва может стать и последней в этой войне.

Совершенно нет желания объяснять сопляку, что та война, к которой я готовлю свой остров, не закончится с завоеванием Пеу: если дареои разных племён станут единым народом с более-менее приличным культурным уровнем, чужеземное господство не продержится долго. А чтобы сделать пеуссцев из вэев, тинса, текокцев, сонаев и прочих, оружие почти бесполезно. Тут школы и дороги подойдут. Примером тому Скилн, люди которого восстали против Палеове – насчёт последнего, конечно, просто моё предположение.