Текст книги "Как становятся предателями (СИ)"
Автор книги: Изяслав Кацман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
«Я тоже надеюсь, что происходящее нынче просто досадное недоразумение» – отвечает господин посол.
«Передайте господину наместнику Иханары, что я очень сожалею о том, что взаимовыгодные взаимоотношения между нашими странами столь прискорбным образом прекращены» – добавляю совсем уж на грани позволенного для второго лица в государстве, находящемся в состоянии войны с державой, кою представляет почтенный Тиху Фыкту. У того даже профессионально невозмутимое выражение с лица на мгновенье сползло.
«Непременно передам» – справившись с растерянностью, отвечает тюленелов.
Глава 14
Глава четырнадцатая
В которой герой должен испытывать ностальгию, но вместо этого больше думает о завтрашнем дне.
Интересно, какие чувства должен испытывать герой, возвращающийся в места своей молодости? У меня вот лично ничего не кольнуло и не колыхнулось, когда второй гвардейский цаб втягивался в хаотичную застройку Хау-По. Равно как равнодушным я оставался за день до этого, при виде Канала имени Тонкутаки. А ведь запуск его строительства в своё время стоил мне немало нервов и сорванного в толкании речей горла, а потом уже и вокруг стройки пришлось протопать не один десяток километров, и опять орать, надсажая глотку и тратить драгоценные нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются.
За прошедшие годы основное русло удлинилось в несколько раз, появились десятки новых боковых ответвлений, не только на поля сунийских, но и бонкийских, деревень; было устроено полдюжины дополнительных прудов во всех мало-мальски пригодных местах. Причём эта оросительная система только часть сооружённого под руководством Такумала за все те годы, что «олени востока» рулил здесь в автономном режиме: ещё два канала рядом, в междуречье Боо и Туо, а также густая сеть мелиоративных и ирригационных канав, перераспределяющая воду на полях вокруг Мака-Купо. В той части Верхнего Бонко, что контролировал старина Панхи, тоже обустраивали оросительно-осушительные системы, хотя масштабы были куда скромнее – сказывалось серьёзное отставание главного конкурента вождя восточных «пану макаки» по части металлического шанцевого инструмента. Впрочем, обоим соседям-соперникам, даже вместе взятым, далеко до навороченного под моим руководством в Вэйхоне, Тинсоке и Бунсане или тенхорабитами в Северном Сонаве.
Медеплавильные мастерские бонкийского таки после металлургических заводов Кесу и Талу выглядели откровенно убого: неужели когда-то ваш покорный слуга мог гордиться такой вот «промышленностью»? Сейчас работа там встала: мастеровые с помощниками вовсю глазели на колонну солдат в светло-серой полевой униформе с палеовийскими «Тухурами» на плечах. Я со своей охраной привлёк куда меньше внимания публики, чем старающиеся держать подобие строя бравые папуасы с яркими погонами на плечах и в кепи на курчавых головах – мне, как первому министру Пеу-Даринги, приходилось щеголять в традиционной набедренной повязке, а сопровождающие мои кто был в таком же сером обмундирование, что и у гвардейцев, только попроще, а кто в облачении подражал Сонаваралинге-таки.
Тонкутаки встречал, как и полагается радушному хозяину прямо посреди площади для собраний рядом со своей резиденцией. Сотни ног в лёгких армейских башмаках на грубой подошве успели поднять тучу пыли, так что торжественность встречи правителя Бонко с Устами, Глазами, Ушами и Десницей типулу-таками была несколько смазана постоянными чихами жителей Хау-По и гостей.
А четвёрка свиней, разделываемых в честь высокого визитёра, меня, то есть, на фоне заполнившего неровный квадрат в центре селения батальона выглядела откровенно жалко. Сам таки это, кажется уже начал понимать. Потому улыбка, должная обозначать радость от появления в его владениях второго лица Пеу, получалась явно натянутой.
Если честно, не так я себе представлял занятие последней неподконтрольной центральному правительству области острова. Когда Хонокоре зачитывал мне план вторжения в Бонко, воображение моё рисовало стремительное движение батальонных колонн с запада, через Нижний Огок и молниеносную высадку с моря, в устье Боо и Береговом Сонаве, с последующим занятием ключевых пунктов, подавлением сопротивления и сортировкой местной элиты на полезных, бесполезных и опасных.
Увы, в грубой реальности вместо быстрого захвата получалось всё медленно и печально: если достроенную часть Огокского тракта промаршировали бодро, за четыре дня, на оставшиеся в виде пешеходной тропы пять или шесть километров вместе с переправой через Туо потратили ещё сутки с половиной, то дальше, на территории собственно Бонко, два цаба пехоты и выделенная им в усиление артиллерийская батарея тащились со скоростью черепахи, причём я даже не уверен, что беговой. И даже полное отсутствие сопротивления нисколько не ускоряло продвижения. Высадившийся с моря в Береговом Сонаве двадцать девятый батальон находился примерно в таком же положении – тамошний вестовой, отыскавший нашу колонну на полпути к Хау-Поу, сообщил, что два дня назад десант топтался в районе Бон-Хо.
Правитель Бонко продолжая натянуто улыбаться, открыл рот: «Приветствую достославного Сонаваралингу-таки, Уста, Глаза, Уши и Десницу Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы! Лёгок ли был твой и твоих спутников путь от Тенука до наших мест? Обилен ли урожай на полях типулу-таками и твоих полях?»
«Милостью духов-покровителей уже который год нам не приходится жаловаться» – отвечаю – «Но заботы Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками простираются на поля всех людей Пеу». Затем в ответ интересуюсь видами на урожай у местных. Тонкутаки стандартно рапортует, что и у них всё замечательно. И, как положено, переходит к обмену информацией о поголовье свиней. При этом бонкийский таки машинально косит взглядом на разделываемые туши, выдавая невольно, что с главным традиционным мерилом папуасского богатства у него дела обстоят не очень. Так что мне самому мой же ответный вопрос на эту тему кажется форменной издёвкой. Надеюсь, что для остальных все эти обороты «торжественным языком» всего лишь фигуры речи, наподобие «слава богу» в устах атеиста в оставшейся где-то далеко России.
Насчёт скудности «финансов» номинального правителя моих почти что родных краёв я в курсе как из аналитических записок, предоставляемых периодически Вторым и Пятым столами, так и из рассказов сунийцев, рекомендуемых то и дело Раноре ко мне в личную охрану. И изначально Такумал, на чью поддержку приходилось опираться местному Самому Главному Боссу, не сильно того баловал, присваивая себе большую часть дополнительных поступлений от медного производства и дани с орошаемых ганеойских полей. А когда рана, а вслед за ними и сувана, побежали массово к тенхорабитам в Ухрат-Уму, «олени востока», желая хотя бы отчасти компенсировать уменьшение прибавочного продукта от «презренных», не нашёл ничего лучше, чем посадить таки вообще на голодный паёк. Так что последние годы бедолага Тонку скатился чуть ли не до уровня деревенского старосты, уступая по числу дружинников не только Такумалу, но и Панхи, а также нижнебонкийскому предводителю Рогамую.
Потому для хозяина Хау-По у нас в обозе приготовлены ответные подарки, долженствующие с лихвой покрыть все возможные затраты, которые обязана нести принимающая гостей сторона: пара десятков стальных топоров регоям, пяток бронзовых – разных по размеру и форме для самого таки и наиболее значимых людей из его окружения, полсотни железных клинков, опять же – от «карманных» до мечей, полсотни копейных наконечников стандартной, то есть почти полуметровой, длины. Довеском шли две сотни тяпок вполне привычного мне по работе на родительском мичуринском вида – разве что чуть толще и тяжелее, чем принято было у нас, на Земле, компенсируя низкое качество стали массивностью. Ну и, конечно, чугунные котлы и эмалированная вохейская посуда – продукт одного из многих «затрофеенных» склинцами и Ко, и сбагренных Повелителю Четырёх Берегов производств.
Вообще-то, наши «старшие братья» использовали нанесение достаточно твёрдого защитного покрытия на не очень качественное железо в первую очередь в государственных целях, штампуя «противоударные» и лёгкие (в сравнении с обычной для бронзового века керамикой) чашки и кружки для армии и массово загоняемых в «пролетарии» «сирот» и «низших». Но кое-что попадало разными путями и на свободный рынок. Нам, впрочем, пять тысяч солдатских комплектов из глубокой миски, кружки и ложки с вилкой достались совершенно легально – в рамках союзнической помощи. И предназначались, конечно, бойцам «пану макаки» и «регои-макаки». Но почему бы и не выделить некоторое количество из стратегических запасов нужным людям. А нынешний бонкийский таки центральной власти ещё точно пригодится. В отличие от троих «сильных мужей» сих мест.
Что делать с Такумалом, Панхи и Рогамуем, ещё предстоит подумать. Разрабатывая план по установлению контроля над Бонко, разумеется, я уже прикидывал, как обойтись с этой могучей троицей, но окончательное решение предстояло принять на месте – после общения с каждым из них вживую и оценки общей ситуации в стране. Незаменимых у нас нет. Это таки лучше оставить на своём месте – был сугубо формальной фигурой, которой прикрывался «олени востока», так и останется такой же точно марионеткой под контролем назначенных из столицы чиновников. А с остальными представителями «региональной элиты» – посмотрим, насколько они не будут мешать приведению территории к общепапуасскому знаменателю.
«Эй, налей ещё!» – заплетающимся языком велел Тонкутаки, накалывая ножом кусок тушёнки прямо из банки. Вохейское вино успело хорошо ударить в голову правителю Бонко, глаза его весело блестели, речь же ещё была вполне связной, хотя алкоголь уже начал делать своё дело.
Как всё же хорошо делать добро: вот узнал тутошний Самый Главный Босс, что кормить придётся не всю тысячу «гостей», а всего шесть с небольшим десятков офицеров и условно гражданских чинов, по большей частью орлов из Второго и Пятого столов, и сразу человек повеселел. А то до этого он места себе не находил, понимая: на всю эту ораву наличных припасов не хватит, даже если выгрести все имеющиеся в Бон-Хо припасы. Известие, что рядовые бойцы будут кормиться принесённым с собой, хозяин воспринял с заметным облегчением, моментально расслабился и улыбался теперь вполне искренне, а не «по-американски». При виде подарков «от типулу-таками» Тонкутаки, наверное, готов был в пляс пуститься, если бы не необходимость блюсти достоинство. Хотя какое, к чертям морским, достоинство у того, кто почти два десятилетия кормился подачками от «олени востока». Заморское спиртное же привело хозяина в самое что ни на есть благодушное расположение духа.
У меня настроение тоже вполне себе умиротворённое: сегодня, по крайней мере, не приходится мило улыбаться в лицо человеку, которого, возможно, придётся обречь на смерть только потому, что он не соответствует твоему представлению о благе страны. А ведь с Такумалом всё будет намного тяжелее….
На пиршественных циновках вперемешку стояли блюда с жареной свининой, корзины с печёным коем, валялась вяленая и копчёная рыба, а также, внося некоторый диссонанс – полулитровые жестянки с тушёнкой из баранины, если, конечно, я правильно разобрал несколько стилизованный рисунок на банке. Консервы от щедрот своих отвалили опять же вохейские союзники. Завод по их производству, «мерзнущей крысе» понятно, был тоже из числа «нарепарированного» гордыми парнями со Скилна у тюленеловов.
Вообще, просто диву даёшься, сколько всего нужно для войны: от ложек с кружками и консервов до обмундирования и транспорта. И где бы мы брали всё это, если бы не подсуетившиеся со строительством заводов «старшие братья».
Я как-то поинтересовался у господина Кубы-Хитвы: а себе-то скинувшие палеовийское иго жители Западного архипелага что-нибудь из хапнутого в качестве компенсации за годы колониального угнетения оставили? На что тот ответил: «Пользуются скилнцы или нет полученным после победы от тюленеловов, сие мне не известно. Ирсийцы им помогают строить новые заводы – это точно. Не удивлюсь, если они действительно спихнули эту рухлядь нам с союзниками полностью».
О причинах такой щедрости обитателей Заокраиного Запада оставалось только строить догадки. Что за всем этим стоят мировые гегемоны я не сомневался: без их ведома власти Скилна вряд ли рискнули устроить распродажу трофеев. Лимпор полагал, что дело в охрененном гуманизме обитателей Икарии, заставляющем тех помогать всем с пырг-хрышем. Но подобная вера в людей, простительная очарованному «ирсийским образом жизни» недоучившемуся по причине переквалифицирования в борца национально-освободительного движения студенту провинциального училища, не подобает человеку, несущему ответственность за целую страну.
Я лично склонен думать, что ускорить прогрессирование Востока Земноморья ирсийцы, конечно, хотят. Но при этом, не прочь сэкономить, спихнув кучу морально устаревшего оборудования, к тому же награбленного у слишком усилившихся на фоне остальных государств Ихемы палеовийцев. Так что тут два в одном – и экономия, и ослабление тюленеловов. Ну а практика продажи предприятий не за звонкую монету, а на условиях ответных поставок определённых товаров со стороны Вохе и Ко, позволяли «Республике Коммун» отчасти контролировать процесс индустриализации и модернизации, заставляя развивать отрасли, продукцию которых готовы брать, в ущерб невостребованным.
Так мне по крайней видится – если исходить из того, что на Заокраином Западе живут не законченные альтруисты, помогающие исключительно по доброте душевной, и не какие-то любители поджечь чужой дом и любоваться на суетящихся жильцов, а обычные люди. Конечно, чисто теоретически, от тех, кто строит коммунизм, а уж тем более, утверждает, что уже его построил, ожидать можно чего угодно. Но ранее все действия ирсийцев были вполне логичны и рациональны. Более того, если бы Лимпор не сказал мне прямо, как они сами называют свой строй, я и дальше предполагал бы, что на Ирсе какая-то разновидность капитализма, близкая к тому «социальному государству», которое существовало у европейцев в те годы, когда меня угораздило попасть с Земли на Ихему.
Пир между тем шёл своим чередом: участники один за другим вырубались. Местных растаскивали по домам или складировали под крышей Мужского дома, моих офицеров под тёмны рученьки хватали бойцы из дежурного взвода и волокли в направлении разбитого на южной окраине Хау-По полевого лагеря. Ночь вовсю вступила в свои права, стало чуть прохладнее. Вокруг освещающих место празднования костров вились тучи кровососов – даже осушение болот вокруг столицы Бонко не сильно убавило численность комаров. Да что там говорить – и в Мар-Хоне с Тенуком, где хватало совершенно лишённых растительности пространств, на которых вроде бы и некуда спрятаться насекомым, хватало желающих полакомиться нашей кровушкой.
Наконец и Тонкутаки бессильно свесил побитую сединой голову. Регои подхватили своего предводителя под мышки и утянули его в сторону хижины, угадывающейся смутным пятном на противоположном конце площади. А может быть и не угадывающейся, а едва различимые контуры дорисовало моё воображение – просто я знал, что она там стоит.
От размышлений о действительном и воображаемом мысли вновь скакнули к предстоящей на днях встрече с Такумалом. Вроде бы и нужно поглядеть на «олени востока», и даже хочется с ним увидеться, но, с другой стороны, всё равно, боязно как-то. И страшит-то не само по себе общение с моим старым товарищем, а почти неизбежная необходимость вынесения ему после этого смертного приговора.
В Хау-По задержаться пришлось на два дня: пока я подтверждал права и привилегии таки Бонко от имени Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, гвардейцы и армейцы отдыхали и приводили себя в порядок. Не знаю, что ли народ стал изнеженнее, чем в прежние времена – два десятилетия назад мы прошли Нижний Огок, таща всё своё оружие со снаряжением и недельный запас продовольствия на собственных плечах, прорубаясь при этом через заросли, и не вступили в первые боестолкновения сходу только потому, что требовалось время на выяснение обстановки на Западной равнине. Сейчас же промаршировавшие по полноценной дороге бойцы, у которых почти всё имущество в обозе ехало, двое суток набираются сил.
Так что старина Панхи успел подготовиться к встрече Уст, Глаз, Ушей и Десницы типулу-таками. К величайшему разочарованию господ офицеров – воевать он желанием не горел. Ворота Такаму были гостеприимно открыты, а сам староста со своей свитой стоял на вытоптанной до красноватой земли площадке у въезда в своё селение. Контролировать свои эмоции сей достойный муж умел куда лучше Тонкутаки, так что радушного хозяина он изображал вполне органично. Время, увы, не пощадило старого пройдоху: сейчас предо мной стоял седой старик. А вот за укреплениями следят по-прежнему хорошо: частокол, судя по цвету кольев, подновляли не так давно, валы тоже периодически подсыпают.
Стандартный обмен любезностями с выяснением видов на урожай и состояния свиного поголовья – и нас приглашают внутрь. Прохожу в проём ворот в сопровождении нескольких офицеров и спецов Второго стола. Тех, кого можно посадить на пиршественные циновки в доме одного из трёх сильнейших вождей Бонко, поубавилось: кроме роты «регои-макаки» и артиллеристов в Хау-По осталась группа контрразведчиков и гражданских чиновников. Если представители двух последних категорий приступили там к своим служебным обязанностям, а пехотинцы приданы им на случай эксцессов и для солидности, то пушкарей было решено притормозить, дабы не бить колёса орудий и не мучить без лишней нужды казённых ишаков на тропах, связывающих деревни моей «малой родины».
Случись необходимость в использовании артиллерии для приведения к покорности какого-нибудь слишком упрямого «сильного мужа», её можно и позже пригнать к месту применения – лучше уж потратить пару-тройку дополнительных дней на ожидание «последнего аргумента», нежели потом клясть морских чертей над полетевшей осью или угробленным колесом. Трофейная палеовийская техника хоть и сотворена с немалым запасом прочности в ущерб эстетичности или удобству использования, но всё равно не вечная. А возвращаться опять к «ядерному оружию», то есть к стреляющим ядрами бронзовым пушкам, желающих у нас почему-то нет. Пока что наклёпанные за годы самостоятельного развития папуасского военпрома орудия распиханы по ополченческим батальонам на западе острова, но в перспективе и их планировалось заменить либо на миномёты, уже освоенные Арсеналом, либо на полученные от вохейцев 37-миллиметровки, если союзники проявят в очередной раз невиданную щедрость.
«Значит, решили за наши края взяться всерьёз?» – выдал Панхи, где-то через час после начала пиршества, решив, видно, что приличия соблюдены в достаточной мере, гости успели утолить голод, и можно переходить к серьёзным разговорам.
«Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками никогда не оставляла без внимания восточный край своих владений» – отвечаю – «Она, конечно, не сомневается в верности тех, кто волей духов и богов поставлен управлять людьми Бонко и прочих земель востока. Но ныне тревожные времена наступают. Плавающие на железных кораблях чужеземцы грозят войной. И типулу-таками вынуждена была послать меня во главе войска, дабы защитить дальние рубежи Пеу от возможного вторжения». И ещё минут десять в подобном же ключе – никого, конечно, мои речи не обманывают, но приличия-то соблюдать нужно.
Хозяин Такаму согласно пожимает плечами: дескать, ври дальше, а мы послушаем. Его свита и приглашённые на мероприятие «лучшие люди» селения же внимают посланцу правительницы острова раззявив рты.
В отличие от Тонкутаки, Панхи пьёт мало, не знаю уж почему – то ли здоровье не позволяет, то ли предпочитает общаться со столь значимой персоной как Сонаваралингатаки, будучи в здравом уме и трезвой памяти. А вот остальные местные надираются папуасской брагой и вохейским вином быстро: ещё не сильно поздно, а пиршественная площадка уже усеяна павшими в неравной битве с «зелёным змием». Практически, кроме моего сопровождения и нас со старостой трезвых и нет.
Старый пройдоха пристально смотрит мне в лицо. Я встаю, машинально встряхивая затёкшие от сидения на корточках ноги. Жестом останавливаю своих охранников и делаю десяток шагов в темноту. Панхи тут же оказывается рядом.
–И что ты собираешься делать со всеми нами, Сонаваралингатаки? – тихо задаёт он вопрос, висевший сегодня в воздухе.
–Если ты боишься за своё положение, то можешь не переживать – успокаиваю хозяина – Мы не собираемся никого лишать власти или богатства. И покушаться на твоё уважение со стороны соплеменников не станем. Главное, чтобы местные «сильные мужи» не мешали строить нормальные дороги между селениями Бонко, отправляли сыновей достойных родителей учиться в Тенук, собирали раз в год в пользу Тобу-Нокоре подношение в одну ракушку тонопу с каждого жителя страны старше четырнадцати лет да начали обучать в Мужских домах юных дареоев чтению, письму и счёту.
–Да, действительно, ты требуешь немногого – усмехнулся Панхи – Но это же только для начала?
–Типулу-таками, волей которой я действую, чтит старинные обычаи и уважает полагающиеся по обычаю права – отвечаю чистую правду. Потому что говорю за сидящую в Тенуке правительницу, а не за себя. Ну а моё отношение к традициям и законам сугубо прагматическое: установления седых времён допустимы только, если не мешают двигать страну по пути прогресса с просвещением да укреплять государство.
Мой собеседник скептически пожимает плечами: дураком староста Такаму не был, и прекрасно понимал смысл выражения «коготок увяз, всей птичке пропасть», даже не зная сей пословицы. Но точно так же интуитивно он понимал и то, что «плетью обуха не перешибёшь» – а лицезрение двух неполных батальонов старого интригана впечатлило, что было весьма заметно. Точно также на ус он намотал и «случайно» обронённое мною, что на западе Пеу ещё шесть таких же подразделений имеется. И это он ещё не видел «регои-макаки» и «пану макаки» Запада в действии. Ну, ничего, демонстрацию кое-каких возможностей устроим завтра.
Утром, ближе к обеду, когда проспались представители принимающей стороны, я объявил о следующем пункте программы: стрельбы из винтовок по мишеням и тренировки миномётных расчётов. На стандартный армейский цаб этих заменителей полноценной артиллерии полагалось два, а на гвардейский – целых четыре. Производство самих установок освоили наши оружейники – из импортных труб. А минами обеспечивали опять же вохейцы. Снаряды сии выпускались арсеналами Повелителя Четырёх Берегов трёх калибров – 55, 75 и 105 миллиметров. Нам доставались самые мелкие в количествах, позволяющих худо-бедно обучать миномётчиков. Дело, правда, было довольно рискованным – проклятые хреновины временами норовили срабатывать совсем не так, как полагалось. И хорошо если, просто не получался выстрел или брякнувшаяся в километре от расчёта мина не взрывалась – один раз рвануло в стволе. Но бонкийцам о проблемах с поставками боеприпасов знать не обязательно. А насчёт остального, надеюсь, сегодня нештатных ситуаций не случится.
Для начала на поляне справа от деревенских ворот, почти под самым валом, поставили с десяток ростовых мишеней в виде широких досок с грубо нарисованными контурами человеческих тел. Чуть подальше, там, где сейчас поля, много лет назад «макаки» проводили первые тренировки по строевому бою. Посадки корнеплодов начинались в те времена ближе к берегам небольшой речушки, а здесь преобладали мелкие кусты и трава – Панхи старался не облегчать жизнь врагам и следил, чтобы подступы к его цитадели сильно не зарастали.
Летинату, командующий стрельбами, хотел установить мишени торцами к валу, ограждающему Такаму, но я вовремя сообразил, что улетающие с импровизированного стрельбища пули запросто могут прилететь в какого-нибудь совершенно левого чувака за километр от места театрализованного действия. Потому воткнули «врагов» некрашеными «затылками» к укреплениям, как раз там, где земляная насыпь была самой высокой.
Затем десять самых лучших стрелков вышли на рубеж в сотне метров от мишеней. Вообще-то, все они могли продырявить «условного противника» и с вдвое большего расстояния – пусть и не так эффективно. Но нам здесь и сейчас нужна демонстрация силы. Ну и вероятность того, что с близкого расстояния кто-нибудь ухитрится послать пулю поверх крепостного вала, внутрь деревни, намного ниже.
Стрелки делают по три выстрела стоя, потом, присев на одно колено, и в завершение – лёжа. Собравшаяся поглазеть почтенная публика нервно дёргается от грохота, кое-кто даже испуганно приседает. А по мне так издаваемые винтовками звуки по сравнению с тем тарарамом, что производят кремневые дульнозарядки, совершенно несерьёзны. Я даже немного пожалел, что в стрельбах решил задействовать импортное нарезное оружие, а не продукцию папуасско-тенхорабитского военпрома: и шума было бы больше, и дыры в мишенях солиднее выглядели бы.
Меж тем солдаты один за одним отчитываются о выполнении задания, предъявляя разряженное оружие офицеру, распоряжающемуся стрельбами. Тот обходит мишени и громко объявляет результаты: семь попаданий в контур, шесть, восемь, восемь, шесть, девять, пять, шесть, семь, шесть. После его отчёта, что, дескать, вверенные его попечению бойцы отстрелялись, я предлагаю зрителям поглядеть на расстрелянные доски вблизи.
Вопреки моим опасениям бонкийцы вполне себе впечатлились увиденным: дырки от пуль 7,62 мм, конечно, не такие большие, как от мушкетных шариков, но местным-то не с чем сравнивать.
Второй частью программы была стрельба из миномётов. Расчёты деловито, без лишней суеты, установили свои орудия, нацелив их в сторону подготовленного квадрата метров пятьдесят на пятьдесят в полукилометре от стен Такаму, где воткнули с пяток чучел из травы и веток на толстых палках. Место было указано хозяином селения, как никем неиспользуемое. На всякий случай воины Панхи в сопровождении наших солдат прошерстили близлежащие к назначенному для обстрела участку: нашлась только пара чьих-то свиней, которых безжалостными пинками отогнали подальше.
Капрал, командующий миномётным взводом, отдал последние распоряжения, солдаты закинули мины в стволы, отскочили подальше… Грохот выстрела, ещё выстрел, мелодия из двух пронзительных свистов, сливающихся в единое целое, и два разрыва – один с недолётом, в десятке шагов от участка с пугалами, второй на краю. Унтер даёт поправку, его подчинённые корректируют стрельбу. Теперь у того расчёта, который почти попал, перелёт, зато недобившие в первый раз послали мину почти в центр. Следующие шесть взрывов, ложась в разных частях очерченного квадрата или вблизи его границ, не оставляют от соломенных мишеней живого места.
В наступившей звонкой тишине капрал подбегает к командиру батальона и бодро рапортует о выполнении задачи. Тот оборачивается ко мне и оттарабанивает: «Тонбе Сонаваралингатаки, миномётные стрельбы завершены. Цели поражены». Я предлагаю стоящему рядом старосте посмотреть на разрушения вблизи. Панхи со своей свитой топает за мной. Располагались мы в добром «перестреле» от миномётчиков и чуть сбоку, потому топать на испаханный воронками кусок пустыря несколько сот метров.
Искромсанные кусты и чучела, посечённые в крошево из листвы и веток вперемешку с землёй, публику впечатлили. Но самое живое обсуждение вызвал висящий на голом суку треснутый черепаший панцирь с кровавыми ошмётками внутри – всё, что осталось от его обладателя. И если спутники старосты по большей части разглядывали учинённый разгром с поистине детским любопытством, сам хозяин Такаму, и без того пребывавший не в самом хорошем расположении духа, помрачнел ещё сильнее, хотя казалось, куда больше. Может, своих подчинённых старый пройдоха, бывший головной болью ещё для покойника Ратикуи, и мог обмануть напускной весёлостью, но только не меня.
На устроенном ближе к закату продолжении вчерашнего банкета Панхи предпочитал молчать, думая о чём-то своём. А остальные местные оживлённо выпытывали у моих офицеров подробности по части огнестрельного оружия. Те отвечали: где преувеличивая, где говоря истинную правду. Я слушаю трепотню вполслуха, не вмешиваясь. Особой опасности, что лейтенанты и капитаны случайно выдадут какую-нибудь военную тайну, не предвидится. А если даже и выдадут, то вряд ли кто здесь поймёт, что это что-то важное. Зато фраза «у нас таких цабов больше десяти» в ответ на вопрос о том, сколько же всего вооружённых «огненными жезлами» воинов у типулу-таками, точно должна поспособствовать верноподданническим настроениям среди жителей Бонко. Разницу же между винтовками и кремневыми ружьями разъяснить никто не удосужился, равно как и то, что стреляющего быстро и далеко нарезного оружия хватает только на гвардейские батальоны, а в армейских частях им вооружены по взводу на цаб. Ну а о вечном дефиците боеприпасов, этой постоянной моей головной боли, даже комбаты имели весьма приблизительное представление. Например, если сегодняшние стрельбы из ручного оружия я санкционировал с лёгкостью, то распоряжение о десяти выстрелах из миномётов отдал, с трудом оторвав от горла персональную жабу. И только осознание того, что этот десяток потраченных на демонстрационно-учебную задачу мин может сэкономить куда большее количество снарядов и спасти кучу человеческих жизней, которых придётся загубить при силовом присоединении Бонко.
А ведь пройдохе Панхи сейчас должно быть примерно столько же лет, сколько было деду Теманую в момент нашей со старым сонаем встречи – словно в голове щёлкнуло. Считай, большая часть жизни прошла. И чего удалось ему добиться? Подмять под себя несколько деревень, с обитателей которых можно вытрясти дюжину свиней и пару сотен корзин корнеплодов? Собрать вокруг себя полсотни готовых выполнить любой приказ головорезов? Мой родственник-то был вполне доволен пройденным на этой стороне путём: и боевой дубинкой помахать довелось вдоволь, и в любви удач не меряно, и потомство оставил многочисленное, уже правнуки бегают. А что выше регойского десятника в свите типулу-таки не поднялся, так из наших многочисленных бесед следовало, что Темануй не сильно-то и стремился куда-то выбиться – как получалось, так получалось.
Такамский староста же всё рвался в великие вожди – по слухам, даже примерялся к месту бонкийского таки. Ну, или, минимум, в «серые кардиналы» при правителе страны метил. И каково ему на закате жизни увидеть, что на фоне творящихся на другом конце Пеу дел вся эта борьба с конкурентами за влияние на Бонко не более, чем возня каких-нибудь муравьёв на краю человеческого огорода. Тут поневоле впадёшь в депрессию: мало того, что до Кромки всего ничего осталось, кризис предпенсионный и так далее, так ещё вдруг приходят какие-то хрены и чуть ли не открытым текстом говорят, чтобы не путались под ногами со своей мышиной вознёй.Да, остаётся только посочувствовать бедняге Панхи. Надо будет озадачиться хотя бы достойными по местным мерками подарками для него – дабы потешить самолюбие отправляемого на пенсию «сильного мужа».. Кое-что мы ещё вчера преподнесли, но следует подготовить, по возвращении в Тенук, побольше оружия – и бронзового статусного, и практичного стального. Ну и посуды с украшениями от щедрот своих отсыпать. Теперь, когда мои загребущие руки и досюда дотянулись, можно уже не париться со столь долго сохраняемым балансом сил среди местной элиты, препятствующим объединению востока острова.
