Текст книги "Как становятся предателями (СИ)"
Автор книги: Изяслав Кацман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
За Чирака отвечает Курот-Набал: «Помнишь, Сонаваралинга-таки, мы недавно доносили до ушей типулу-таками о попытке восточных соседей Ухрат-Ума поживиться за наш счёт?» Я пожимаю плечами: «Дескать, припоминаю что-то такое».
«Мы тогда старались никого не убивать – ещё кровников нам не хватало. Но в плен полдюжины захватили. Ну и заставили этих рана отработать вместо выкупа. Декаду всего, мы же не звери. Кормили как своих работников» – продолжил тенхорабитский голова – «Потом отпустили восвояси. Вот после того случая они постоянно приходят к Ухрат-Уму: поодиночке или небольшими ватажками. Мы их не трогаем, следим только, чтобы чего-нибудь не стащили и по полям не лазили. Если нужно, пользуемся их помощью, когда нужны дополнительные руки. Когда этеш убирали последний раз, десятка три пришло. Кормим рана, сколько в них влезет. И с собой дали рыбы вяленой да зерна, объяснили, как этеш выращивать и как из него кашу да лепёшки готовить. Не знаю, пойдёт ли это им впрок. Так-то земля возле озера, где большая часть рана обитает, подходит для этеша лучше, чем под эти ваши клубни. Но много ли они поняли и тем более запомнили…. Нам их даже жалко – твой наместник, Сонаваралинга-таки, не стрижёт, а скорее шкуру снимает».
Я мрачно слушаю. Увы, степень моего контроля над Бонко близка к нулю: Такумал, конечно, судя по всему, искренне полагает, что служит типулу-таками верой и правдой, но фактически его деятельность ведёт к созданию независимого от Тенука политического и экономического центра. Самое идиотское, с точки зрения государственных интересов, мне нужно всячески поддерживать старину Панхи и береговых сонаев с Нижним Бонхо, но тогда Сонаваралингу-таки не поймут собственные старые сподвижники, на которых по-прежнему держится формирующаяся армия, да и в гражданском управлении хватает «макак».
«А когда почтенный Чирак-Шудай сказал, что месторождение серебра достаточно большое и богатое, и есть смысл его разрабатывать, мы подумали про рана. Тут после жатвы две семейные пары попросились остаться. Рабочие руки лишними не бывают – то на солеварне нужна помощь, то овец стричь, да и за скотом пригляд требуется» – продолжил глава Вохе-По – «Ну, мы им и определили кусок земли у родника рядом с полями, чтобы они могли себе дома построить и коя посадить. И под этеш им с краю пару пиу распахали, когда всей деревне участки под посев готовили. Зерна дали, разумеется. Каменщики наши помогли им жилища сложить из сушёного кирпича. В Ухрат-Ум их пускаем, конечно, только, когда нужда есть в работниках – нечего высматривать здесь всё. Нет к рана доверия до конца. Те из твоих сородичей, Сонаваралинга-таки, которые с запада острова с нашими сюда иногда приходят, люди в большинстве надёжные, веру нашу приняли: Кесутону с женой на Приморской улице себе дом построил, на солеварне работает; за Толо мой двоюродный брат, Хубас-Набал, младшую дочку выдал в прошлом году, Иру и Хонеа живут у меня, по хозяйству помогают. А эти….» Курот-Набал красноречиво замолчал. После паузы вновь принялся рассказывать: «Значит, когда начали копать серебряную руду, совет старейшин и решил позвать рана. Уже прижившимся об это сказали. Туроки, тот из чужаков, что помоложе, пошёл на озеро. Дней десять тому назад с ним пришли два десятка человек – некоторые сразу с жёнами и детьми, а большинство одинокие. Мы им место для поселения выделили там же, где и первым оставшимся: земля под кой ещё найдётся, а этешем накормим. И до сих пор приходят то в одиночку, то сразу ватажками».
Я стою и молча думаю. Может, оно и к лучшему, что такумаловы данники побежали сюда: меньше рабочих рук будет под контролем слишком самостоятельного «олени востока». А ведь процесс запросто способен пойти по нарастающей – тем рана, что останутся в своих деревнях у озера Ранео, придётся отдуваться за ушедших, потому как сидящие в Мака-Купо «макаки» не станут снижать обязательные поставки корнеплодов, а поскольку никому не хочется платить больше, а дорога в Вохе-По уже протоптана, то поток переселенцев только усилится. Ну а тенхорабиты же применение понаехавшим папуасам найдут: не на разработке серебряной жилы, так в солеварнях, не в солеварнях, так на строительстве стены или расширении оросительных систем.
Последние, кстати, отдельная песня: для начала мигранты методично обустроили для своих нужд доступные родники и ручьи в радиусе доброго десятка километров, местами просто убрав потоки воды в керамические трубы или в канавы, закрытые сверху камнем, чтобы уменьшить бесполезное испарение; попутно устроили рядом с деревней три глубоких пруда, куда собиралась дождевая вода с окрестных холмов. А сейчас в полусотне перестрелов от Вохе-По, у нового поселения (в котором пока только три дома) сооружают огромные емкости на десятки тонн каждая для сбора осадков: стены из высушенной и затем по возможности обожжённой глины, выведенные арками потолки из каменных и керамических блоков, скреплённые раствором, заведённом на смеси жжёной извести и толчёной лавы.
А в планах, по словам Курот-Набала, переделать солеварни, чтобы помимо хлорида натрия с магнезией ещё и пресную воду получать – подумать только, на одну часть соли приходится тридцать частей жидкости! Пока что местных умельцев сдерживают бешеные расходы на изменение технологической схемы процесса. Сейчас черпаки, присоединённые к ветрякам, просто льют морскую воду в желоба, по которым она подаётся на тянущиеся многие «перестрелы» выварочные поля; работникам нужно только периодически переключать с помощью деревянных заслонок поток с одного участка на другой по мере их заполнения до определенного уровня, а затем, по достижении должной крепости, слить рассол через расположенное с противоположной стороны от загрузочного хода отверстие, откуда полуфабрикат идёт на окончательную очистку. После чего остаётся только выскрести осадок, состоящий в основном из смеси поваренной соли и всяких иных хлоридов да сульфатов и грязи – его также пускают в дальнейшую переработку, перекристаллизацией убирая механические примеси и разделяя хлорид натрия, сульфат магния и т.д. Несмотря на длительность и непредсказуемость процесса, занимающего, в зависимости от температуры, интенсивности солнечного света и незапланированных дождей, иной раз до десяти дней, в получении полупродуктов – рассола и «серой соли» – основные трудозатраты приходятся на выгрузку выпавшего грязесолевого осадка да ремонт ветряных установок и поддержание в порядке выварочных полей с канавами и трубами. Ну и, разумеется, нужно следить, чтобы вовремя заметить неисправности оборудования или попадание крупного мусора. А так большую часть работы делают ветер и солнце.
Если же озадачиться получением попутно с солью пресной воды, то нужно кардинально переделывать всю технологию: требуются какие-то емкости, в которых будет вывариваться рассол, и каким-то способом будут удаляться пары и где-то собираться в конденсат. Причём, как понимаю, сразу же снижается эффективность процесса – сейчас-то выпаривание идёт на открытом воздухе, а если делать это в закрытом объёме, то без дополнительного подвода энергии для нагревания не обойтись. Учитывая, что на Пеу единственно возможный источник таковой – древесина, становится весьма грустно. Курот-Набал, правда, когда я озвучил свои соображения, ответил: «Нет, дровами никто у нас котлы выпарительные греть не собирается. Всё то же солнце будет работать». И дальше пояснил, что жители Ухрат-Ума планируют заказать в казённых медеплавильнях полированные медные листы, чтобы сделать из них нечто вроде системы зеркал, концентрирующих солнечный свет на емкости, в которой будет упариваться рассол: повсюду успевающий Хчит-Дубал уже провёл серию опытов с применением полудюжины бронзовых блюд, позаимствованных из общественной трапезной, и миниатюрной установки, состоящей из нескольких керамических деталей. И эксперименты показали принципиальную осуществимость процесса. Правда, нужно будет решить проблему масштабирования технологии до промышленных объёмов. Но уж с этим-то Люди Света и Истины должны справиться. Некоторые сомнения оставались только по поводу соотношения затрат и выгоды – потому старейшины Ухрат-Ума и не торопятся.
Нет, всё-таки тенхорабиты при всей своей честности и благонравии, делающих их надёжными до железобетонности партнёрами, в чём-то остаются вохейцами до мозга и костей. Но если при переговорах с иноземными купцами или представителями Повелителя Четырёх Берегов эти национальные черты можно вовсю использовать в интересах Пеу, то торговаться с Людьми Света и Истины, когда находишься с оными по разные стороны стола, удовольствие ниже среднего. И даже Чирак-Шудай с Шивоем в качестве моей группы поддержки мало уравновешивают десяток урхатумских старейшин в родных стенах.
«Доставка продовольствия на присылаемых из западной части Пеу работников дело довольно затратное. И разумеется, лучше обеспечивать их провизией с полей Ухрат-Ума» – соглашаюсь я – «Но это не повод увеличивать долю жителей Вохе-По в доходах от серебра сразу до четверти. Тем более, не забывайте, на чьей земле вы живёте». Последняя фраза прозвучала неожиданно резко даже для меня самого.
–Хорошо. Мы согласны на одну пятую – с готовностью пошёл на уступку Курот-Набал, обменявшись взглядами со своими коллегами.
–Не больше пятнадцать из ста – продолжаю стоять на своём.
–Восемнадцать из ста – уступает хитрый жук.
–Шестнадцать – прибавляю один процент. В принципе, можно и ещё немного набавить: если обитатели Ухрат-Ума возьмут на себя полное продовольственное обеспечение занятых на серебряном месторождении рабочих, то увеличение их доли на пару пунктов от предлагаемых изначально оправдано.
–Сонаваралингатаки, имей совесть – укоризненно говорит глава совета старейшин – Нам кормить шесть десятков лишних едоков. И это только для начала. Когда дело пойдёт во всю, по словам почтенного Чирак-Шудая потребуется почти две сотни работников.
–Семнадцать – выдыхаю.
–Хорошо – делано удручённо соглашается Курот-Набал.
В любом случае, выторгованная местными тенхорабитами уступка в два процента от стоимости реализованного металла второй степени благородства с лихвой перекроет все их расходы по прокорму как долбящих и таскающих камень чернорабочих, так и мастеров, очищающих серебряно-свинцовую руду от пустой породы и плавящих из неё готовые продукты.
Чирак после осмотра месторождения откомандировал сюда полтора десятка своих подчинённых: и вохейцев, и папуасов. Работа, конечно, в самом начале: пока что удалось только отладить разделение кусков, содержащих нужный компонент, от балласта, плавка же идёт со скрипом. Ну, в принципе, сплав металлов получается, но, по словам нашего главного металлурга, ещё придётся повозиться с отладкой как собственно режима восстановления, так и отделения серебра от свинца.
К сегодняшнему дню накопилось несколько стопок металлических «блинов» разнообразного размера и состава, но драгметалла чище восьмидесяти процентов ещё не выплавляли. Впрочем, старина Шудай полон оптимизма и обещает через пару-тройку месяцев товарный продукт. «Ты только подумай хорошенько Сонаваралингатаки, как поступить дальше: менять серебро в слитках или же чеканить собственную монету. Я бы второе выбрал. Только по размеру и форме чтобы «чинвы» повторяли. А то «тилихи» тагирийские во внешней торговле никто не уважает» – говорил мне мастер. Причём совершенно серьёзно. Я, послушав торговцев и тенхорабитов, склонялся к тому же: монета в любом случае котируется выше куска драгоценного металла того же веса. Конечно, неизвестные ранее деньги будут вызывать подозрения у торговцев и менял, но доверие к пеусской валюте – вопрос времени; главное, держать в монетах содержание серебра на изначальном уровне, чтобы не повторить печальную судьбу имперских «тилихов».
Шивой бодро чиркает пером по бумаге, правя текст договора по ходу моего общения со старейшинами Ухрат-Ума. А мы от торга вокруг распределения прибыли переходим к дальнейшим спорным моментам совместного проекта. К счастью, всё остальное таким же упорным перетягиванием каната не сопровождается: количество рабочих на руднике и в плавильных мастерских, их питание, обеспечение инструментом, строительство жилья и т.д. и т.п. обсуждается довольно мирно и быстро. Ученик Шонека только успевает исправлять и дополнять «болванку» договора: местные тенхорабиты с привлечёнными рана расширяют площади под зерновые, там, где позволяет увлажнение, сажают кой; власти Пеу со своей стороны передают им десять волов для вспашки и три взрослые тёлки; за срыв продовольственного обеспечения рудничных рабочих жителями Ухрат-Ума, буде оный потребует поставок провианта с запада острова, их доля снижается с семнадцати до пятнадцати процентов….
Сонав мало изменился с того времени, когда я в компании местных подростков лазил по каменистым пустошам в поисках кусков малахита: серо-жёлтые склоны с тускло-зелёными пятнами хвойников, голубой овал озера Со в изумрудном кольце полей, в пяти местах прерывающемся вставками деревень.
Стоящий за моей спиной Хчит-Дубал, выступавший проводником в путешествии от Вохе-По до внутреннего Сонава, прокомментировал: «Сколько раз ни смотрю вот так вниз с перевала, всё равно всегда дух захватывает». Ничего не отвечаю, ограничиваясь пожатием плеч, и начинаю молча спускаться вслед за «макаками», сопровождавшими меня в нынешнем путешествии на восток Пеу: ведущая вниз тропа крутая, а я ещё не отдохнул толком после последнего отрезка подъёма, так что нужно беречь дыхание, не отвлекаясь на лишние разговоры – это молодые могут позволить себе разговоры на столь непростом маршруте, а в моем возрасте приходится, стиснув зубы, хватать ртом воздух и надеяться, что не сильно осрамишься перед спутниками.
У подножья стены кратера устраиваем привал, наскоро перекусив копчёным мясом и сушёным коем, и молодой и неугомонный тенхорабит уверенно ведёт наш отряд дальше, к берегам озера и жилым местам. А вот и первое отличие от прежних времён: то и дело встречающиеся разработки медной руды – выкопанные в случайном порядке ямы разной формы и глубины, следы костров, мусор, неизбежно сопровождающий стоянки хомо сапиенсов, в независимости от эпох. Разумеется, здесь не было консервных банок или бумаги с пластмассой – преобладали куски лубяной ткани, объедки да служившие в качестве ложек-вилок-тарелок деревянные щепки, обломки веток и крупные листья. Насчёт соблюдения порядка и чистоты местные копатели руды не заморачивались, мусоря повсюду вокруг стоянок. Чирак-Шудая на них нет. Наш главный металлург и руководитель тяжелой промышленности своих подчинённых в хвост и в гриву гоняет за подобное свинство – так что в промышленной зоне Кесу-Талу повсюду царит образцовый порядок. Хотя, с другой стороны, органика за несколько лет полностью разложится, вернувшись в природный круговорот вещества – это вам не пластмасса моего родного мира.
Кроме разработок медной руды очень быстро нахожу ещё одно отличие от прежнего Сонава – раньше приходилось постоянно обходить или перепрыгивать торчащие там и тут камни, теперь же можно более-менее сносно перемещаться по натоптанным и худо-бедно расчищенным тропам. В мой первый визит к родичам в Тено-Кане, помнится, кроме проторенного пути к южному краю кратера, ведущего в Бонко, существовал только ещё один – на юго-запад, к «Текокским воротам», которые правильнее называть было бы «Огокскими», потому как через то ущелье выходили в земли огов, а уже оттуда через Кехет шла дорога в Текок. Ну, и тропинки между деревнями и по полям.
Благодаря проторенной тропе к закату успели добраться до лежащего на северном берегу Со селения Топу. Местные обитатели, разумеется, удивились целой ораве гостей, пришедшей с не совсем привычной стороны: Хчит со товарищи, взявший в привычку бродить по горам, уже приручил сонаев к тому, что через самую высокую стену кратера могут пожаловать визитёры, но не четыре же десятка человек сразу.
Впрочем, удивление не помешало хозяевам проявлять гостеприимство, быстро ставшее совершенно искренним, когда им было объявлено, что в подарок деревня получит несколько шерстяных безрукавок, аналогичных тем, в коих щеголяли мои «макаки» и вызвавшиеся сопровождать нас молодые тенхорабиты. Здесь уже наслышаны про «вохейское полотно из ворса овец», в котором тепло на самой большой высоте в горах. И через Кано до меня регулярно доходят намёки, что неплохо было бы моим сонайским родичам получить такой замечательный материал.
До глубокой ночи в Мужском доме Топу не стихают разговоры: парочка сонаев из нашего отряда, найдя среди принимающей стороны старых знакомых, быстро завязывает беседу, представляя остальных своих товарищей, затем местные уроженцы и сопровождающие меня «макаки» по папуасскому обычаю выясняют общих друзей-приятелей, и хозяева начинают неторопливо пересказывать ту часть их биографий, что пришлась на родные края, а гости продолжают описывать столичный период бытия персонажей сегодняшнего обсуждения.
Мы с Хчитом и парой десятников-«макак» сидим в обществе местных «уважаемых мужей», возглавляемых старостой деревни Тибурегуем. Остальные мои спутники с почтенными сонайскими отцами семейств разбились на десяток компаний. Сидим, жуём смолу, потягиваем папуасскую брагу, закусываем копчёной рыбой и печёной свининой с коем. Молодой вохеец как само собой разумеющееся воспринимает то, что его допустили в круг самых уважаемых людей из числа присутствующих. Впрочем, если уж парень к Сонаваралинге-таки вхож, чего старосте Топу нос от парня воротить.
После перемывания косточек Кано и прочим сонаям из моего окружения, разговор сворачивает на дела местные и окрестные. Тибурегуй жалуется, что мало в Бонко меди выплавляют – настолько мало, что последние два год в Топу больше металлических предметов попадает из Текока, нежели от южных соседей. И достаются они чуть ли не дешевле бонкийских. Единственная причина, по которой меновая торговля с Такумалом до сих пор жива – это то, что предложить обитателям Горы, по большому счёту, в ответ нечего, кроме малахита, так нужного внизу. Вот так всё и крутится: вниз руда – вверх готовые изделия и немного меди для переработки.
Если честно, мне было всё это даже обидно слушать…. По идее говоря, Сонав связан с Бонко только жиденьким ручейком обмена руды на металл, и местные «сильные мужи» с удовольствием променяют его на более щедрые поставки из столицы; но здешние суровые места дают очень малый избыток сельхозпродукции, который можно пускать на обмен, вдобавок, расстояние в какие-то несчастные сто с небольшим километров делают любую торговлю крайне невыгодным предприятием. Скудность берегов Со – вещь очевидная, не зря же молодёжь отсюда постоянно уходит в столицу на службу правителям Пеу. Экспорт людей – единственное более-менее доходное дело, хорошо выходящее у моих сородичей.
А как хорошо было бы: привязать сонаев к Тенуку обеспечением дешёвыми металлическими изделиями, таким образом превратить копание руды для Бонко в экономически неоправданное дело, лишить моего «олени востока» единственного источника сырья для собственной металлургии, и тем самым поставить жирный крест на перспективе превращения зоны влияния Такумала во второй центр силы на Пеу. Ну а потом уже привязывать мою «малую родину» к контролируемым центральной властью землям торговыми связями – подобно тому, как сейчас это происходит потихоньку с племенными областями Западной равнины.
Хотя…. Допустим, в Сонаве не хватает продовольствия для обмена на промышленные товары. Зато здесь есть руда. Для начала направить сюда бригаду рудознатцев, чтобы хорошенько облазили всё: от деревенских околиц до стен кратера. Самого Чирак-Шудая, конечно, гонять не буду – и возраст уже у него не тот, и дел хватает в Рудничной зоне Кесу-Талу. Так что пусть главный мой металлург отберёт ребят потолковее. И если запасов сырья для выплавки меди окажется достаточно – организовать второй центр металлургии под руководством наших специалистов с поставками сюда продовольствия и угля. Ну, или везти из Сонава руду в Кехет, где её плавить. Надо считать, что выгоднее…. Совсем хорошо, коль найдут ещё и серебро – драгоценных металлов мало не бывает. Пусть и на его поиск настраиваются.
Но это все, увы, отдалённая перспектива. Для начала нужно тот же Кехет под себя подмять. А работа там только начинается: первые выпускники Обители Сынов Достойных Отцов, которых я счёл возможным отпустить к родным очагам, только в прошлом сухом сезоне появились при дворе Помонитаки, с ними же пришла группа учителей для открывающихся в главных селениях земли школ.
В Тено-Кане нас уже ждали – пока мы с утра собирались в путь, староста Тибурегуй успел послать гонца к моим родственникам, и визит Сонаваралинги-таки со свитой не стал для них неожиданностью.
Площадь возле Мужского дома заполнена до краев – добрая сотня жителей Топу решила составить компанию мне компанию, и, похоже, подтянулся народ из Хима-Кане и Тосо-Поу – если, конечно, мне память не изменяет, и я действительно в толпе встречающих засёк знакомые лица из соседних деревень.
Здесь встреча не в пример более бурная, нежели в Топу: я в Тено-Кане, можно считать, родной, а родившиеся и выросшие тут Комани, Согохи и Патумуй – тем паче. Если «у соседей» приём был на уровне «пришли чуваки, с которыми ссориться чревато, среди них знакомые, принесли много интересного, новостей три короба притащили», то «дома» выглядело как «свой парень Сонаваралингатаки явился, давненько его не было, а это братья-племянники-дядья: вон как заматерели, прибарахлились, большими людьми в Тенуке стали, жаль Гоку и Кано с ними нет, те, по слухам, и вовсе в немалых чинах ходят в столице».
А вот и дед Темануй, с трудом переставляющий ноги, ведомый под руки двумя парнишками. Правнуки, кажется. При виде старого вояки в глазах предательски защипало: сильно сдал он за прошедшие годы. Целую череду походов, битв, потерянных соратников и утраченных иллюзий назад, в Бон-Хо, ничего ещё не знающего о мире, в который попал, Ралингу-Соная, тогда ещё без намертво приклеившегося к имени дополнения «таки», украшал татуировками крепкий старикан. Теперь же передо мною стоял ветхий дед, одной ногой стоящий на Тропе Духов.
Впрочем, Темануй, при всей своей дряхлости, пребывал в здравом уме, да и зрение, хоть и потеряло прежнюю остроту, полностью старому хрычу не отказывало, в отличие от большинства его сверстников.
«Ралинга, мальчик мой» – прошамкал дед – «Как я рад вновь тебя видеть». Присутствующие деликатно сделали вид, что не заметил грубого обрезания имени Великого и Ужасного Сонаваралинги-таки до исходного подросткового. Мне же сейчас было вообще по барабану столь вопиющее нарушение папуасского этикета. Темануй, хлюпая носом, приобнял меня за плечи…. В общем, ближайшие минут десять прошли в пускании скупых мужских слёз дуэтом, коему аккомпанировало немало присутствующих. Когда мы с дедом Темануем прорыдались, я принялся украдкой оглядываться: не слишком ли нелепо всё это выглядит в глазах собравшегося народа. Но жители Тено-Кане и гости выражали полное понимание и одобрение столь бурному проявлению чувств.
В начавшейся гулянке, увы, мой «крёстный» участия не принимал: посидел для порядку, проглотил немного растёртого в кашу коя, да и удалился в сторону своего дома, поддерживаемый с двух сторон правнуками. Проводив Темануя взглядом, Кутинумуй, самый старший из сыновей старика, сам уже весь седой, с высушенным горным солнцем до морщин лицом, промолвил философски: «Не протянет долго отец. Совсем плох стал. Последний дождь всё талдычит, что скоро к предкам уходить надо будет. Это сегодня он при тебе молодцом держался. Отец частенько про тебя, Сонаваралингатаки, вспоминал – дескать, как ты там, в Тенуке». После речи Кутинумуя повисла неловкая тишина. И сын славного Темануя добавил: «Давайте веселиться друзья! Давно наш родич Сонаваралингатаки не гостил в Тено-Кане!»
«Кумо-По…» – повторяю за Патумуем. «Говоришь, отсюда до Тенука дневной переход остался?» «Ага, пану олени» – согласился сонай.
Со вчерашнего дня наш отряд с примкнувшими по дороге попутчиками шёл по текокской земле. И уже вторые сутки под ногами был утоптанный грунт дороги, прокладываемой от столицы острова к административному центру Кехета. Вот ещё одно дело, которое я сделал в нынешнем вояже – собственными пятками проверил качество полотна. Вроде бы ничего – относительно ровная поверхность, усыпанная мелкой щебёнкой или гравием. Конечно, босым папуасским ногам второй вариант дорожного покрытия куда приятнее первого, но окатанных природой камней на всю длину трассы не хватало, потому частенько в ход шла дроблёная порода подходящих для этого кондиций. Да по большему счёту, дальше нескольких километров доставлять материал для отсыпки полотна при доступных нам технологиях было весьма накладно, так что строители обходились подручным, точнее подножным сырьём, активно выковыривая из земли в радиусе нескольких «перестрелов» все булыжники и обломки, пригодные для укрепления дорожного полотна. Добываемый на месте камень был крайне неоднородным и по составу и размеру. Да и трудящаяся на строительстве трассы публика весьма разношёрстная: тут и дорабатывающие свои срока «улагу» по политическим делам минувших дней, и приговорённые на год-полгода мелкие воришки с дебоширами, и бунса-тинса, набираемые в рамках возложенных на них обязательных работ, и местные жители. Участие последних, правда, было сугубо добровольным. И общины сами определяли на сходах: отряжать народ для работ на проходящей мимо них трассе общегосударственного значения или нет. Самое забавное, не всегда решение «за» обуславливалось тем, что они считали данное начинание центральной власти полезным для себя – обитатели иных деревень помогали в строительстве дороги ради того, чтобы быстрее избавиться от соседства с оравой чужаков не самого спокойного и благочинного нрава. Впрочем, мне всё равно, что побуждало папуасов добровольно и с песнями да плясками долбить грунт, кидать землю и таскать камни – осознание грядущих выгод от шоссе или же желание поскорее вытолкать строительный табор к соседям. Главное – результат. А он был таков: на данный момент добрая треть трассы Тенук – Кехе-Хопо была проложена силами обитателей окрестных селений.
А вашему покорному слуге только и оставалось в очередной раз размышлять над причудами человеческого сознания: суеверия помогают внедрять гигиену и охранять частную собственность, милитаризм толкает вперёд распространение грамотности, неприязнь к чужакам побуждает бесплатно работать на государственной стройке.
Тенук встретил нас лёгким дождиком – очень лёгким для переходного от сухого сезона к дождливому…. И слишком быстро закончившимся…. И сонная тишина середины дня…. Стража, впрочем, худо-бедно бдела: пара караульных на Восточной заставе наличествовала и даже не спала. Про себя отмечаю, что дрессировка папуасов начинает давать плоды: лет пять назад на посту в лучшем случае дрыхли бы без задних ног, а в худшем – при отсутствии явной угрозы нападения, вообще расползлись бы по домам.
При виде Великого и Ужасного Сонаварлинги-таки дремотно-расслабленное состояние с текокских регоев как рукой сняло: стражник, что постарше, чего-то негромко шепнул молодому напарнику, и тот припустил куда-то в сторону королевской резиденции; а сам старшой принялся тарабанить: дескать так и растак, регои Кинуми и Толоху несут караульную службу, за время дежурства происшествий не было.
–Типулу-таками в столице? – спрашиваю, дождавшись завершения рапорта.
–А где ей ещё быть? – удивился регой – Ты, Сонаваралинга-таки, на восток отправился, а Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками осталась дома. Вот если бы ты в Мар-Хоне был, то она, за тобой туда последовала. Тут недалеко же. А по всему востоку Пеу странствовать, это же страну без присмотра бросить….
–Молодого послал оповестить правительницу о нашем возвращении?
–Ага – пожал плечами Кинуми.
–Вольно – командую ему – Неси службу дальше.
А наша компания топает в центр столицы.
Толоху успел поставить весь королевский квартал на уши, и меня встречал весёлый бардак: куда-то тащили визжащих свиней, женщины и дети лихорадочно убирали мусор с площади, отделяющей резиденцию типулу от хижин рядовых обитателей Тенука. И только Рами с детьми и выглядывающая из-за её спины дамская свита выглядели островком спокойствия во всём этом хаосе. При этом моя дражайшая вторая половина ухитрялась отдавать распоряжения, внося толику упорядоченности в происходящее.
Виснуть на моей шее, как бывало прежде, тэми не стала: затруднительно это сделать, когда на руках годовалая Касумаринива, а с боков к ней льнут Каноку с Комадаринивой. Так что я сам приобнимаю Рами.
«Значит, торговцы говорят, что Ирс объявил войну тюленеловам?» – переспрашиваю чисто машинально….
Новостей собравшиеся сейчас под навесом члены Совета Солидных и Разумных Мужей (те из них, что находились в столице, разумеется) на меня вывалили воз и маленькую тележку. Но все местные большие успехи и превосходящие их числом маленькие проблемы казались мелочью на фоне одного единственного известия с дальнего края Земель-И-Морей. Вполне возможно, если бы обитатели Пеу не пообщались с самоназначенными «хозяевами Океана» непосредственно со вполне осязаемыми результатами, факт объявления войны кандидату в гегемоны со стороны самого могущественного и загадочного государства Ихемы вызвал бы у меня сугубо теоретический интерес. Но осознание того, что недавний визит гостей с Тюленьих островов отнюдь не последний, заставляет обращать внимание на любое шевеление вокруг Палеове.
Информации пока негусто: месяц назад утром в Цхолтум, где загружался зерном Кушма-Чикка, прибыл курьерский корабль, доставивший наместнику Икутны секретное послание, и уже к четвёртой «страже» все заинтересованные лица в городе знали – Ирс выдвинул Совету Сильномогучих Мужей ультиматум. Содержание его до непосвящённых дошло в самом общем виде – но речь шла минимум о выводе войск тюленеловов со всех островов Западного архипелага и предоставлении тамошним народам независимости. О реакции Сильномогучих Мужей, равно как и о том, началась ли собственно война, вохейский торговец ничего сказать не мог: на следующий день он, получив разрешение таможни, отчалил в сторону Пеу. И пять суток назад пристал к берегу возле Вохе-По, где пополнил запасы воды и продолжил путь, теперь уже ввиду суши.
Учитывая черепашьи скорости распространения информации по Хшувумушще, за прошедший месяц могло произойти всё что угодно, вплоть до полного разгрома палеовийцев. Впрочем, на такой шикарный подарок я не рассчитываю: достаточно и того, что в ближайшее время тюленеловам будет не до далёкого острова, обитатели которого дважды умудрились их оскорбить.
