Текст книги "Дело в стиле винтаж"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Поговори на улице, дорогая, – попросил ее отец.

Рокси накинула на плечо ремень сумочки от Прада, толкнула дверь и прислонилась к витрине, скрестив жеребячьи ноги. Ее разговор явно затягивался.

Майлз в шутливом отчаянии закатил глаза.

– Тинейджеры… – Снисходительно улыбнувшись, он оглядел магазин. – У вас тут совершенно очаровательные вещи.

– Спасибо. – Я опять отметила, как приятен его голос – словно слегка надломлен, и это показалось мне трогательным.

– Пожалуй, я куплю эти подтяжки.

Я открыла прилавок и достала их.

– Пятидесятые годы, – объяснила я. – Совершенно новые высококачественные английские подтяжки от Альберта Терстона. Кожа прошита вручную.

Майлз выбрал пару в зелено-белую полоску.

– Я возьму вот эти. Сколько они стоят?

– Пятнадцать фунтов.

Он посмотрел на меня.

– Я заплачу двадцать.

– Простите?

– Тогда двадцать пять.

Я рассмеялась.

– Вы о чем?

– О'кей, я готов дать за них тридцать фунтов, если вы настаиваете, но ни пенни больше.

Я улыбнулась:

– Это не аукцион – боюсь, вы должны заплатить столько, сколько я прошу.

– С вами трудно торговаться, – пробормотал Майлз. – В таком случае я возьму и темно-синие.

Укладывая подтяжки в пакет, я чувствовала, что Майлз смотрит на меня изучающе, и к моему лицу прилила кровь. Вдруг захотелось, чтобы он не был женат, и я удивилась этому своему желанию.

– Мне понравилось тогда торговаться с вами, – услышала я его голос, открывая кассу. – Хотя, думаю, вы не разделяете моего мнения.

– Верно! Я была просто в ярости. Но предположила, что вы покупаете его для жены, коль скоро собираетесь столько заплатить за платье.

Майлз покачал головой:

– У меня нет жены.

Ага. Значит, он просто с кем-то живет: неженатый отец или разведенный папочка.

– Моя жена умерла.

– О. – К моему стыду, меня снова охватила эйфория. – Простите.

Майлз пожал плечами.

– Ничего страшного – это случилось десять лет назад. У меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть.

– Десять лет? – удивленно переспросила я. – Передо мной стоял человек, не вступавший в брак целое десятилетие? А ведь многие вдовцы женятся уже через неделю после похорон. На душе у меня потеплело.

– Мы живем с Рокси. Она сейчас учится в Беллингэмском колледже в Портленд-Плейс. – Я слышала о нем – престижное место. – Можно мне кое-что у вас спросить?

Я протянула ему чек.

– Конечно.

– Я просто подумал… – Он беспокойно взглянул на Роксану, но та продолжала болтать по телефону, наматывая на палец завиток светлых волос. – Я просто подумал, не… поужинаете ли вы со мной как-нибудь…

– О…

– Уверен, вы считаете меня слишком старым, – быстро продолжил он. – Но мне так хочется снова увидеться с вами, Фиби. И… можно сделать одно признание?

– Какое? – Я была заинтригована.

– Я здесь не по чистой случайности. Если честно, то не было никакого совпадения.

– Но… как вы узнали, где я работаю?

– Когда вы оплачивали покупки в «Кристи», я услышал, как вы сказали «Деревенский винтаж». Поэтому поискал в «Гугле» и нашел ваш сайт. – Так вот чем он так увлеченно занимался на блэкберри, сидя рядом со мной! – А поскольку я живу неподалеку отсюда – в Кэмберуэлле, то подумал, что просто загляну к вам и скажу… «Привет!» – Его честность взяла верх над хитростью. Я улыбнулась. – Ну вот… – Он добродушно пожал плечами. – Вы тогда не пошли обедать со мной и даже отказались от чашечки кофе. Наверное, думали, что я женат.

– Я действительно так думала.

– Но теперь, убедившись, что это не так, вы, может, все-таки поужинаете со мной?

– Я… не знаю. – Мое лицо пылало.

Майлз взглянул на дочь, все еще разговаривавшую по мобильному.

– Не отвечайте прямо сейчас. Вот… – Он открыл бумажник и достал визитную карточку. «Майлз Арчант, бакалавр юридических наук, старший партнер фирмы «Арчант, Бреуэр и Кларк». – Просто дайте мне знать, если вас соблазнило мое предложение.

И тут я поняла, что готова согласиться. Майлз был очень привлекателен, у него такой приятный хрипловатый голос – и он по-настоящему зрелый человек, не то что многие мужчины моего возраста. Как, например, Дэн, неожиданно подумала я, с его неуправляемыми волосами, плохо подобранной одеждой, точилкой для карандашей и… сараем. Зачем мне смотреть на этот сарай? Я взглянула на Майлза. Это был настоящий мужчина, а не какой-нибудь мальчик-переросток. Но с другой стороны, мы совершенно незнакомы и он значительно старше меня – ему сорок три или сорок четыре.

– Мне сорок восемь, – сообщил он. – Не надо так пугаться!

– О, простите, я не… просто… вы не кажетесь таким…

– Старым? – криво улыбнулся он.

– Я не то имела в виду. С вашей стороны очень мило пригласить меня, но, если честно, я сейчас занята. – Я начала перекладывать шарфы. – Я должна сосредоточиться на своем деле, – путалась я в словах. Почти пятьдесят… – А кроме того… О!.. – Зазвонил телефон. – Извините. – Я взяла трубку, радуясь, что нас прервали. – «Деревенский винтаж».

– Фиби? – Мое сердце забилось. – Пожалуйста, поговори со мной, – сказал Гай. – Я должен был позвонить тебе! Ты проигнорировала все мои письма и…

– Да… – тихо произнесла я, стараясь контролировать свои эмоции в присутствии Майлза, который теперь сидел на диване и смотрел на облака за окном. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула.

– Мне нужно поговорить с тобой, – настаивал Гай. – Я не собираюсь сдаваться, пока не…

– Прости, ничем не могу тебе помочь, – промолвила я со спокойствием, которого не ощущала. – Но спасибо за звонок. – Я положила трубку, не чувствуя даже малой толики вины. Гай понимал, что сделал.

«Ты же знаешь, как Эмма все преувеличивает, Фиби».

Я переключила телефон на автоответчик и повернулась к Майлзу:

– Прошу прощения. Что вы говорили?

– Ну… – Он встал. – Я говорил, что мне сорок восемь, и если это не кажется вам препятствием, я был бы очень рад как-нибудь поужинать с вами. Но, похоже, вам не по душе мое предложение, – неловко улыбнулся он.

– Ну почему же, Майлз… я готова принять его.

Глава 5

В воскресенье днем я отправилась к папе – или, если точнее, – к Рут. Хотя мы как-то встречались с ней, и эта встреча длилась секунд десять, я первый раз входила в ее квартиру. Я спросила папу, не может ли он пересечься со мной на нейтральной территории, но он ответил, что из-за Луи удобно повидаться у него дома.

«Дома…» – думала я с удивлением, шагая по Портобелло. Всю мою жизнь домом была эдвардианская вилла, где я выросла и где по-прежнему живет моя мать. Мне было трудно примириться с тем обстоятельством, что теперь домом для папы является хорошая двухуровневая квартира в Ноттинг-Хилле, в которой он обустроился с узколицей Рут и их сыном-младенцем. Мое появление там обратит все в нагоняющую депрессию реальность.

«Просто папа не вписывается в Ноттинг-Хилл, – думала я, проходя мимо фешенебельных бутиков Уэстбурн-Гроув. Что значат для моего отца Линда Беннетт или Ральф Лорен? Он принадлежит дружелюбному старомодному Блэкхиту.

С момента расставания с мамой у папы сохранилось слегка удивленное выражение лица, словно его только что ударил прохожий. Именно так он выглядел и сейчас, открыв дверь квартиры под номером восемьдесят восемь по Ланкастер-роуд.

– Фиби! – Папа подался вперед, желая обнять меня, но это было трудно сделать с Луи на руках: ребенок оказался зажатым между нами и заверещал. – Я так рад тебя видеть! – втянул он меня в квартиру. – Ты не снимешь туфли? У нас такое правило. – «Нет сомнений, оно не единственное», – думала я, запихивая босоножки под стул. – Я скучал по тебе, Фиби, – сказал папа, когда я шла за ним через холл в кухню.

– Я тоже скучала, папа. – Я погладила светлую головку Луи – он сидел на папиных руках за безупречно чистым стальным столом. – Ты подрос, малыш.

Луи превратился из сморщенного красного кусочка плоти в сладкого малыша, махавшего своими согнутыми конечностями словно осьминог.

Я осмотрела сверкающие металлические поверхности. Кухня Рут показалась мне слишком стерильной для мужчины, который большую часть своей жизни копался в грязи. Помещение скорее напоминало морг. Я подумала о старом отдраенном сосновом столе в настоящем его доме и посуде в цветочек фирмы «Портмейрион». Какого черта мой отец здесь делает?

– Луи похож на тебя, – улыбнулась я ему.

– Ты так считаешь? – расцвел папа.

Я так не считала, но мне не хотелось, чтобы Луи походил на Рут. Я открыла пакет из «Хэмлис» и вручила папе большого белого медведя с синей лентой вокруг шеи.

– Спасибо. – Он повертел медведя перед Луи. – Он такой очаровательный. О, Фиби, посмотри – малыш ему улыбается.

Я погладила пухленькие ножки малыша.

– А тебе не кажется, что на нем должно быть что-то еще, кроме подгузника?

– Ну конечно! Я как раз менял ему подгузник, когда ты пришла. А куда я подевал одежду? Да вот же она. – Я с ужасом смотрела, как папа левой рукой прижал Луи к груди и начал запихивать его ножки и ручки в полосатый голубой комбинезончик. Справившись с этим, он не без труда усадил малыша в стальной высокий стульчик, и Луи оказался зажат в позиции участника соревнований по бобслею. Затем папа пошел к сияющему американскому холодильнику и вернулся с маленькими баночками.

– Давай посмотрим… – открыл он первую из них. – Луи начинает есть твердую пищу, – объяснил он мне через плечо. – Попробуем сначала вот это, хорошо, малыш? – Луи широко, как птенец, разинул рот, и отец начал кормить его с ложечки. – Какой хороший мальчик. Молодец, сынок. О… – Луи выплюнул на папу бежевую кашицу.

– Наверное, ему это не нравится. – Отец вытер свои очки, забрызганные, как я теперь знала, органическим цыпленком и запеканкой из чечевицы.

– Иногда такое случается. – Папа взял полотенчико и вытер подбородок Луи. – Он сегодня немного странный – наверное, потому, что его мама опять уехала. Теперь мы попробуем другое, хорошо, Луи?

– А разве это не нужно подогреть?

– Он не против еды прямо из холодильника. – Папа открыл следующую баночку. – Марокканский барашек с абрикосами и кускусом – ням-ням. – Луи снова открыл маленький ротик, и папа запихал в него несколько ложечек деликатеса. – О, ему это нравится! – триумфально провозгласил он. – Определенно нравится.

Неожиданно Луи высунул язык, и оранжевый марокканский барашек стал стекать по нему словно лава.

– Тебе надо было надеть на него слюнявчик, – сказала я, пока папа соскребал с Луи выплюнутое. – Нет, папа. Не надо снова запихивать в него это. – На столе лежала брошюрка под названием «Как добиться успеха».

– У меня не слишком хорошо получается кормить его, – с несчастным видом признался отец и выбросил отвергнутую баночку в хромированное мусорное ведро. – Было гораздо проще, когда он обходился бутылочкой.

– Я помогу, хотя сама не большой мастер в этом деле – по вполне понятным причинам. Но почему тебе приходится так много заботиться о нем?

– Ну… Потому что Рут снова уехала, – пояснил он устало. – Она сейчас очень занята, и, кроме того, я сам хочу заниматься этим. Во-первых, нет смысла платить няне, – папа слегка передернулся, – ведь я не работаю. Плюс к тому, когда ты была ребенком, я так часто отсутствовал, что мне приходилось выполнять отцовские обязанности очень и очень редко.

– Ты мало бывал дома, – печально согласилась я. – Все эти экспедиции и раскопки. Казалось, я постоянно машу тебе на прощание.

– Знаю, дорогая, – вздохнул он. – И мне очень жаль. Но теперь, с этим парнишкой, – он погладил Луи по голове, – мне дан шанс быть более полезным папой. – Луи посмотрел на отца так, словно призывал убрать руки.

Зазвонил телефон.

– Прости, дорогая, – сказал папа. – Это, должно быть, радио «Линкольн». Я даю им интервью по телефону.

– Радио «Линкольн»?

– Это лучше, чем радио «Молчание», – пожал он плечами.

Пока папа давал интервью, прижав трубку к уху правой рукой, а левой пытался впихнуть в Луи что-то кашеобразное, я размышляла о его профессиональном падении. Всего год назад он был известным и уважаемым профессором сравнительной археологии в колледже Королевы Мэри Лондонского университета. Затем настало время «Больших раскопок», и из-за плохих отзывов в прессе – «Дейли мейл» окрестила передачу «большой ямой» – отца отправили в преждевременную отставку, что дало немедленный отрицательный эффект. Его стаж сократился на пять лет, пенсия оказалась гораздо меньше, чем предполагалось, и хотя он в течение шести недель по воскресеньям выступал в прайм-тайме на телевидении, его начинающаяся карьера в этой области застопорилась.

– Когда мы спрашиваем, что такое археология, – говорил папа, засовывая в Луи пюре из манго и личи, – то получаем ответ: эта наука изучает артефакты и обычаи и даже открывает «потерянные» цивилизации с помощью все более изощренных средств, имеющихся теперь в нашем распоряжении, и самым главным из них является, безусловно, датирование по радиоуглероду. Но, говоря «цивилизация», мы должны понимать, что это, конечно, современное определение, применяемое по отношению к прошлому с точки зрения западной интеллектуальной перспективы… – Он схватил грязную салфетку. – Простите, могу я начать сначала? Вы сказали, это предварительная запись, верно? О, мне так жаль…

На телевидении папа справлялся неплохо, в основном потому, что имел сценариста, который переписывал его наиболее сложные фразы, делая их понятными. Если бы средства массовой информации не подняли шум вокруг беременности Рут, у него, наверное, было бы сейчас достаточно работы, но по окончании сериала ему предложили лишь дневное кулинарное шоу. Карьера Рут тем временем находилась в расцвете. Ее сделали исполнительным продюсером, и она готовила передачу о полковнике Каддафи, ради чего даже полетела в Триполи.

Неожиданно мы услышали, как распахнулась входная дверь.

– Ты можешь в это поверить?! – послышался голос Рут. – Мерзкие террористы опять спровоцировали закрытие Хитроу! Но только это были не террористы. Нет! Конечно, нет. – Она казалась разочарованной. – А просто какой-то полоумный, пытавшийся уговорить пилота полететь на Тенерифе… Третий терминал заблокировали – и у нас с командой ушло два часа, чтобы выбраться оттуда. Я попытаюсь улететь завтра. Боже, ну и беспорядок тут у тебя, дорогой! И не клади пакеты на стол, – она скинула упаковку «Хэмлис», – на них полно микробов, и никаких игрушек здесь, пожалуйста, – это кухня, а не игровая комната. И, будь добр, закрывай дверцы шкафчиков, я не могу видеть их открытыми! О! – заметила она меня, сидящую за дверью.

– Здравствуйте, Рут, – спокойно сказала я. – Я приехала навестить папу. – И посмотрела на него. Он яростно пытался навести порядок. – Надеюсь, вы не возражаете.

– Ни в малейшей степени, – беспечно ответила она. – Чувствуйте себя как дома.

«Это нелегко», – подумала я.

– Фиби принесла Луи этого очаровательного медвежонка, – пояснил папа.

– Спасибо, – кивнула Рут. – Очень мило с вашей стороны. – Она поцеловала Луи в голову, игнорируя его протянутые ручонки, и пошла наверх.

– Прости, Фиби, – мрачно улыбнулся мне отец. – Давай встретимся еще раз?

На следующее утро, по дороге к «Деревенскому винтажу», я думала о папе и о том, как он запутался в новых семейных отношениях, не имея представления, насколько все это нарушит его жизнь. Мама верила, что прежде он никогда не изменял ей, несмотря на бесчисленные возможности сделать это с привлекательными студентками, изучавшими археологию, ловившими каждое его слово, когда они вместе ползали в пыли, с увлечением выковыривая осколки финикийской или месопотамской культуры, или, скажем, культуры майя. Неумелость, с какой папа строил свои отношения с Рут, позволяла предположить, что он едва ли имел опыт в адюльтерах.

Уйдя из дома, папа написал мне. В письме он говорил, что по-прежнему любит маму, но, поскольку Рут беременна, должен остаться с ней. А затем добавил, что ему искренне нравится Рут и я должна понять его. А я не смогла. И не могу до сих пор.

Хотя прекрасно понимаю, почему Рут увлеклась папой, несмотря на двадцатичетырехлетнюю разницу в возрасте. Отец был из тех высоких, красивых, зрелых мужчин, которых годы только красят. Кроме того, он был интеллигентен, прост в общении и добр. Но что он нашел в Рут? Она не была женственной и милой, как моя мама. Эта женщина походила на доску – и чувствительности в ней было не больше. Глядя, как отец выносит вещи из родного дома, я пережила душевную травму, и все усугублялось тем, что в машине его ждала Рут, в то время уже находящаяся на последних месяцах беременности.

Мы с мамой сидели без сна до глубокой ночи, стараясь не смотреть на пустые места, где прежде стояли его книги и безделушки. Его главная ценность – маленькая бронзовая фигурка рожающей ацтекской женщины, подаренная ему мексиканским правительством, – больше не украшала каминную полку на кухне. Мама сказала, что ей будет очень ее не хватать.

– Если бы не ребенок, – плакала она. – Не хочу быть подлой по отношению к бедному малышу, который даже еще не родился, но не могу не желать, чтобы именно этот ребенок не появлялся на свет, поскольку, если бы не он, я бы все простила и забыла – а теперь мне придется провести остаток жизни в одиночестве.

С упавшим сердцем я поняла, что мне предстоит все отпущенное ей время поддерживать и ободрять маму.

Я пыталась убедить отца не оставлять ее. Я говорила, что это несправедливо в ее-то возрасте.

– Я чувствую себя ужасно, – сказал он по телефону. – Но умудрился очутиться в такой… сложной ситуации, Фиби, и должен поступить правильно.

– Покинуть жену, с которой прожил тридцать восемь лет, это правильно?

– А оставить собственного ребенка без отцовской заботы?

– Меня ты оставил без заботы, папа.

– Знаю, и теперь это определяет мое решение. – Я услышала, как он вздохнул. – Я всю свою жизнь ориентировался на далекое прошлое, а отныне мне предлагают частичку будущего – в моем возрасте это приносит радость. Кроме того, я хочу быть с Рут. Я знаю, тебе тяжело это слышать, Фиби, но такова правда. Твоя мама получит дом и половину моей пенсии. У нее есть работа, партнеры по бриджу и друзья. Я бы тоже хотел остаться ее другом, – добавил он, – ведь мы прожили вместе столько лет.

– Как мы можем остаться друзьями, если он меня бросил? – простонала мама, когда я передала ей наш разговор. И я прекрасно ее понимала…

Я шла по Тренквил-Вейл и хотела как можно скорее успокоиться. Анни с утра отправилась на прослушивание. Отпирая дверь, я почувствовала себя виноватой – мне не хотелось, чтобы она получила эту работу, ведь тогда ей пришлось бы на два месяца отправиться в турне. Мне нравилась Анни. Она была пунктуальной и улыбчивой, прекрасно ладила с покупателями и постоянно меняла экспозицию, так что все выглядело новым и свежим. Настоящая находка для «Деревенского винтажа».

День начнется с продажи, счастливо осознала я, прочитав электронную почту. Синди написала мне из Беверли-Хиллз, что хочет приобрести платье от Баленсиаги для одной из своих лучших клиенток – та собирается надеть его на вручение «Эмми», – и перезвонит мне в конце дня насчет оплаты.

В девять часов я перевернула табличку на двери, и теперь на ней значилось «Открыто». Затем позвонила миссис Белл и спросила, когда я заберу купленные вещи.

– Вам удобно сегодня утром? – предложила она. – Скажем, в одиннадцать?

– Давайте договоримся на одиннадцать тридцать. К этому времени придет моя ассистентка. Я приеду на машине.

– Очень хорошо. Тогда я вас жду.

Тут звякнул дверной колокольчик, и вошла стройная блондинка лет тридцати. Она какое-то время со слегка отсутствующим видом перебирала одежду на вешалках.

– Вы ищете что-то конкретное? – наконец поинтересовалась я.

– Да, – ответила она. – Я ищу нечто… счастливое. Счастливое платье.

– Понятно… дневное или вечернее?

Она пожала плечами.

– Не имеет значения. Просто оно должно быть очень ярким и создавать хорошее настроение.

Я показала ей открытое хлопчатобумажное платье с васильками середины пятидесятых от Хоррокс. Она пощупала юбку.

– Оно миленькое.

– Хоррокс делала великолепные вещи – они стоили недельную зарплату. А вот это вы видели? – Я кивнула на бальные платья.

– О! – Глаза женщины распахнулись. – Просто сказка. Можно, я померяю розовое? – спросила она словно ребенок. – Хочу померить розовое!

– Конечно. – Я сняла его со стены. – Это двенадцатый размер.

– Оно прекрасно! – обрадовалась она, когда я вешала платье в примерочной, и задернула льняную занавеску. Я слышала, как женщина расстегивает «молнию» на юбке, затем до меня донеслось шуршание нижних юбок. – Оно такое… радостное, – раздался ее голос. – Обожаю юбки как у балерин – чувствую себя феей цветов. – Она выглянула из примерочной. – Не поможете застегнуть мне «молнию»? У меня не получается… Спасибо.

– Вы выглядите великолепно, – одобрила я. – Оно прекрасно сидит на вас.

– Да, действительно. – Женщина посмотрела на себя в зеркало. – Это как раз то, о чем я думала, – очаровательное, счастливое платье.

– Хотите что-то отпраздновать? – спросила я.

– Ну… – Она распушила тюль. – Я пыталась забеременеть. – Я вежливо кивнула, не зная, что сказать. – Но у меня ничего не получалось, поэтому через два с половиной года мы пошли на экстракорпоральное оплодотворение – ужас какой-то, – бросила она через плечо.

– Можете мне этого не рассказывать, – запротестовала я. – На самом деле…

Женщина отступила назад и оглядела свое отражение.

– Я мерила температуру десять раз в день, нюхала все эти химикаты и колола себя, пока мои бедра не стали напоминать подушечки для булавок. Я прошла через такое лечение пять раз, но все зря, а затем, две недели назад, пришло время шестого цикла, и это была завершающая попытка – муж сказал, что не готов к дальнейшим испытаниям. – Она сделала паузу и вздохнула. – Мы бросили кости в последний раз… – Она вышла из кабинки и посмотрела на себя в боковое зеркало. – А сегодня утром мы узнали результат. Мой гинеколог позвонил и сообщил, – она похлопала себя по животу, – что ничего не получилось.

– О, – пробормотала я. – Мне так жаль. – Конечно. Зачем бы ей покупать бальное платье, будь она беременна?

– Поэтому я сказалась на работе больной и хочу как-то развеселиться, – улыбнулась она своему отражению. – А это платье – прекрасное начало. Оно удивительное, – с воодушевлением повернулась она ко мне. – Разве можно печалиться в таком-то платье? Исключено, верно? – Ее глаза блеснули. – Совершенно исключено… – Женщина села на стул в примерочной, ее лицо исказила боль.

Я побежала к двери и перевернула табличку.

– Простите… – плакала она. – Я не должна была приходить. Я чувствую себя… больной.

– Это абсолютно понятно, – тихо произнесла я и дала ей салфетки.

Она подняла на меня глаза.

– Мне тридцать семь. – По ее щеке скатилась крупная слеза. – Женщины гораздо старше рожают детей, так почему у меня не может быть хотя бы одного ребенка? Хотя бы одного, – всхлипывала она. – Я слишком многого прошу?

Я задернула занавеску, чтобы она смогла переодеться.

Спустя пару минут женщина принесла платье к прилавку. Она успокоилась, но ее глаза были красными.

– Вы не должны покупать его, – сказала я.

– Но я хочу, – тихо возразила она. – И когда я почувствую уныние, то просто надену его. Или повешу на стену, как здесь, и буду любоваться, пока не приду в хорошее настроение.

– Надеюсь, оно окажет нужный эффект, но если вы передумаете, то просто принесите его обратно. Вы должны быть уверены, что оно вам необходимо.

– Я уверена, – настаивала она. – Но спасибо.

– Ну… – Я беспомощно улыбнулась. – Желаю вам всего самого лучшего. – И протянула ей ее «счастливое» платье в пакете.

Анни вернулась с прослушивания в одиннадцать.

– Режиссер был таким мерзким! – воскликнула она. – Попросил меня повернуться – словно я кусок мяса!

Я вспомнила отвратительного Кейта, заставившего свою девушку кружиться перед ним.

– Надеюсь, вы не стали этого делать.

– Конечно, нет – просто вышла! Надо бы пожаловаться на него в профсоюз, – сказала она, снимая жакет. – Но после такого приятно вновь оказаться в вашем магазине.

Чувствуя себя виновато-счастливой из-за того, что прослушивание Анни не удалось, я рассказала ей о девушке, купившей бальное платье.

– Бедный ребенок, – пробормотала она и спросила, нанося блеск на губы: – А вы хотите детей?

– Нет. Дети не входят в сферу моих интересов. – «За исключением ребенка моего отца», – кисло подумала я.

– А у вас есть бойфренд? – полюбопытствовала Анни, застегивая сумочку. – Хотя это, конечно, не мое дело.

– Нет, я одна – но мне предстоит свидание. – Я подумала о грядущем обеде с Майлзом. – Мой главный приоритет – работа. А как обстоят дела у вас?

– Я уже несколько месяцев встречаюсь с парнем по имени Тим, – поведала Анни. – Он художник, живет в Брайтоне. Но я по-прежнему сосредоточена на своей карьере и не хочу остепеняться, плюс к тому мне всего тридцать два – время еще есть. – Она пожала плечами. – И у вас тоже.

Я посмотрела на часы:

– Уже нет. Я опаздываю. Нужно забрать одежду, которую я купила у миссис Белл. Оставив магазин на попечение Анни, я пошла домой, взяла два чемодана и поехала в Парагон.

Замок на входной двери восьмой квартиры починили, и миссис Белл не пришлось спускаться вниз. «Что, конечно, очень хорошо», – подумала я, когда она открыла дверь. Выглядела дама еще более слабой, чем в прошлый раз.

Миссис Белл тепло поприветствовала меня, положив тонкую руку в старческих пятнышках на мою.

– Можете пойти и забрать вещи – и, я надеюсь, вы побудете у меня и выпьете чашечку кофе.

– Спасибо, с удовольствием.

Я прошла в спальню, уложила сумочки, туфли и перчатки в один из чемоданов и открыла гардероб, чтобы достать одежду. Тут мне опять попалось на глаза маленькое синее пальто, и я вновь погадала, какая же история с ним связана.

Позади меня раздались шаги миссис Белл.

– Вы управились, Фиби? – Она теребила пояс своей немного великоватой зелено-красной клетчатой юбки.

– Почти. – Я уложила две шляпы в изумительную старую коробку, которую уступила мне миссис Белл; затем сложила платье от Оззи Кларка и поместила его во второй чемодан.

– Джегер… – сказала миссис Белл, когда я стала застегивать его. – Я с радостью отдам костюм в благотворительный магазин, поскольку хочу избавиться от как можно большего количества вещей, пока в настроении сделать это. Я бы попросила об этом мою помощницу по дому Паолу, но она сейчас в отъезде. Вы можете помочь мне, Фиби?

– Конечно. – Я уложила вещи в большой пакет. – Тут неподалеку есть магазин «Оксфам» – хотите, я отвезу вещи туда?

– Будьте так добры. Спасибо вам. А теперь устраивайтесь поудобнее, пока я варю кофе.

В гостиной тихо шипел газовый камин. Солнце светило через решетчатые аркообразные окна, и они отбрасывали тени, похожие на прутья клетки.

Вошла миссис Белл с подносом и дрожащей рукой налила нам по чашке кофе из серебряного кофейника. Мы пили его, и она расспрашивала меня о магазине, о том, как я начинала свое дело. Я рассказала ей еще кое-что о себе, о своем прошлом и близких мне людях. Оказалось, что у нее есть племянник по мужу, который живет в Дорсете и иногда навещает ее, а также племянница в Лионе, которая этого не делает.

– Ей приходится трудно, поскольку она присматривает за двумя внуками, но она мне звонит время от времени. Она самая близкая моя родственница – дочь моего покойного брата Марселя.

Мы беседовали еще какое-то время, потом часы пробили половину первого.

Я поставила чашку.

– Мне нужно идти. И спасибо вам за кофе, миссис Белл. Было очень приятно еще раз повидаться с вами.

На ее лице отразилось сожаление.

– Я так наслаждаюсь вашим обществом, Фиби. Надеюсь, мы будем поддерживать связь. Но вы очень занятая молодая женщина. С какой стати вам беспокоиться?..

– С удовольствием стану встречаться с вами, – перебила я. – Но сейчас мне пора в магазин – кроме того, не хочу утомлять вас.

– Я не устала, – возразила миссис Белл. – Как ни удивительно, я полна энергии.

– Ну… могу ли я что-то для вас сделать, прежде чем уйду?

– Нет, – ответила она. – Но спасибо.

– Тогда я с вами прощаюсь. – Я встала.

Миссис Белл смотрела на меня, будто что-то взвешивая в уме.

– Останьтесь еще ненадолго, – неожиданно попросила она. – Пожалуйста! – Мое сердце наполнилось жалостью. Бедная женщина одинока и нуждается в собеседниках. Я хотела было сказать, что могу остаться еще минут на двадцать, как вдруг миссис Белл вышла из кухни, пересекла коридор и вошла в спальню. Я услышала, как открывается дверца гардероба. Когда она вернулась, в руках у нее было синее пальто.

Ее глаза странно сияли.

– Вы хотели знать об этом…

– Нет, – покачала я головой. – Это… не мое дело.

– Вы проявили любопытство.

– Да, – смущенно признала я. – Но меня это не касается, миссис Белл. Я не должна была его трогать.

– Но я хочу рассказать вам о нем. Об этом маленьком пальто и о том, почему его спрятала. Мне очень нужно поведать вам, Фиби, зачем я так долго его храню.

– Вы не обязаны ничего рассказывать, – слабо запротестовала я. – Вы едва меня знаете.

Миссис Белл вздохнула.

– Это верно. Но в последнее время я чувствую потребность открыть кому-то историю, которую хранила в себе все эти годы, – здесь, именно здесь. – Она прижала руки к своей груди. – И мне кажется, что если я и должна кому-то рассказать ее, так это вам.

Я растерянно смотрела на нее.

– Почему?

– Точно не знаю, – осторожно ответила она. – Но ощущаю какое-то… притяжение к вам, Фиби, какую-то необъяснимую связь между нами.

– О. Но… почему вы хотите поговорить об этом именно сейчас? – тихо спросила я. – Ведь прошло столько лет.

– Потому что… – Миссис Белл села на диван, на ее лице отразилось волнение. – На прошлой неделе – когда вы были у меня – я получила результаты некоторых анализов. Они не предвещают мне ничего хорошего. Я догадывалась, что новости окажутся неприятными, поскольку в последнее время стала терять вес. – Теперь я поняла странную реакцию миссис Белл на мои вопросы о ее предполагаемом переселении. – Мне предложили лечение, но я отказалась. Оно будет очень неприятным, и я выгадаю совсем немного времени, а в моем возрасте… – Она подняла руки, словно сдаваясь. – Мне почти восемьдесят, Фиби. Я прожила дольше многих – вы сами хорошо это знаете. – Я подумала об Эмме. – Но теперь я остро чувствую, что жизнь уходит, и мои давние страдания усилились. – Она изучающе взглянула на меня. – Мне нужно рассказать кому-то об этом пальто, и сделать это теперь, пока я в ясном уме и твердой памяти. Пусть этот человек просто выслушает меня и, возможно, поймет мой поступок и его причину. – Она посмотрела на сад, и тени от оконной рамы легли на ее лицо. – Полагаю, мне необходимо исповедаться. Если бы я верила в Бога, то пошла бы к священнику. – Она снова обратила ко мне взгляд. – Могу я вам все рассказать, Фиби? Пожалуйста. Это займет немного времени, всего несколько минут. Обещаю.