Текст книги "Дело в стиле винтаж"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Ну… – Я услышала, как она щелкает языком. – Давние привычки отмирают с трудом. Ведь я всегда спрашивала твое мнение о мужчинах, еще с подростковых времен.

– Да, но мы вышли из этого возраста. Ты должна полагаться на собственные впечатления, Эм.

– Я тебя поняла. Но все же хочу, чтобы ты встретилась с Гаем. На следующей неделе устрою небольшой ужин и посажу тебя рядом с ним, хорошо?

– Хорошо, – вздохнула я.

«Не хочу влезать в это дело», – думала я, помогая Эмме на кухне ее съемного дома в Мэрилбоуне вечером следующего четверга. Из гостиной доносились смех и разговоры. Эмма представляла себе «небольшой ужин» как сборище двенадцати человек и пять блюд в меню. Расставляя тарелки, я думала о мужчинах, в которых она была «безумно влюблена» за последние два года: Арни, фотограф из мира моды, который изменял ей с моделью; Финиан, садовый дизайнер, проводивший каждый уик-энд со своей шестилетней дочерью и ее мамой. Затем пришел черед Джулиана, биржевого брокера в очках, интересовавшегося философией, но ничем больше не примечательного. Последней привязанностью Эммы стал Питер, скрипач из Лондонской филармонии. Их отношения казались многообещающими – он был очень симпатичным, и Эмма могла говорить с ним о музыке, – но затем Питер отправился на трехмесячные гастроли со своим оркестром и вернулся помолвленным со второй флейтой.

«Может, этот Гай окажется лучше», – думала я, пытаясь отыскать в шкафу салфетки.

– Гай просто идеален, – заверила Эмма, открывая плиту, из которой дохнуло жаром и запахом запеченной баранины. – Фиби, он тот самый, единственный, – счастливо улыбнулась она.

– Ты всегда так говоришь. – Я принялась складывать салфетки.

– Ну, на этот раз так оно и есть. Я убью себя, если дело не выгорит, – весело добавила она.

Я застыла как вкопанная.

– Не будь глупышкой, Эм. Вы только что познакомились.

– Верно, хотя я доверяю своим чувствам. Но он опаздывает, – простонала она, доставая из духовки мясо. Она поставила на стол большое блюдо, ее лицо стало озабоченным. – Ты думаешь, он появится?

– Конечно, – сказала я. – Сейчас всего без четверти девять – он, наверное, просто задержался на работе.

Эмма захлопнула дверцу плиты.

– Тогда почему он не позвонил?

– Может, застрял в метро… – На ее лице опять отразилось беспокойство. – Эм, да не волнуйся ты так…

Она начала поливать мясо жиром.

– Ничего не могу с собой поделать. Мне бы хотелось быть спокойной и собранной, как ты, но у меня никогда не было твоей уравновешенности. – Она выпрямилась. – Как я выгляжу?

– Прекрасно!

Она с облегчением улыбнулась.

– Спасибо – хотя я тебе не очень-то верю, ведь ты всегда так говоришь.

– Я всегда говорю правду, – твердо произнесла я.

Эмма оделась в характерном для нее эклектическом стиле – цветастое шелковое платье от Бетси Джонсон с канареечно-желтым кружевом и черные ботиночки до лодыжек. Волнистые темно-рыжие волосы схватывала серебристая лента, чтобы они не падали на лицо.

– А это платье мне идет? – спросила она.

– Определенно. Мне нравится вырез, и оно выгодно подчеркивает твою фигуру, – добавила я и тут же пожалела об этом.

– Намекаешь, что я толстая? – понурилась Эмма. – Пожалуйста, не говори так, Фиби, – только не сегодня. Я знаю, мне надо сбросить несколько фунтов, но…

– Нет-нет, я вовсе не это имела в виду. Разумеется, ты не толстая, Эмма, ты прелестна, я просто хотела сказать…

– О Боже! – всплеснула она руками. – Я забыла про блины!

– Я их сделаю. – Я открыла холодильник и достала копченого лосося и сливки.

– Ты прекрасный друг, Фиби, – вздохнула Эмма. – Куда я без тебя? – Она добавила в баранину розмарин. – Знаешь, – помахала она веточкой, – мы знакомы уже четверть века.

– Так долго? – пробормотала я, нарезая копченого лосося.

– Да. И наверное, предпочтем еще лет пятьдесят.

– При условии, что будем пить хороший кофе.

– Мы поселимся в одном доме для престарелых, – хихикнула Эмма.

– Где ты по-прежнему будешь просить меня оценить твоих бойфрендов. «О, Фиби! Ему девяносто три – тебе не кажется, что он для меня староват?»

Эмма фыркнула и, рассмеявшись, бросила в меня пучок розмарина.

Я начала жарить блины, стараясь не обжечь пальцы, переворачивая их. Друзья Эммы разговаривали так громко – да еще кто-то играл на пианино, – что я едва услышала звонок в дверь, зато Эмму он привел в большое возбуждение.

– Он пришел! – Она посмотрелась в маленькое зеркальце, поправила ленту в волосах и побежала к узкой лестнице. – Привет! О, спасибо! – услышала я ее возгласы. – Они великолепны. Входи, ты знаешь, куда идти. – Я отметила, что Гай уже бывал у нее дома, – это хороший знак. – Все уже здесь, – сказала Эмма, когда они шли по лестнице. – Ты застрял в метро?

К тому времени у меня была готова первая партия блинов. Я взяла перечницу и с силой открыла ее. Пусто. Черт побери! Где Эмма хранит перец? Я начала искать: распахнула пару шкафчиков и обнаружила баночку на полке со специями.

– Давай я налью тебе выпить, Гай, – услышала я голос Эммы. – Фиби! – Я сняла ярлык и попыталась открыть банку с перцем, но ничего не получилось. – Фиби! – повторила Эмма. Я повернулась. Она стояла посреди кухни и лучезарно улыбалась, сжимая в руке маленький букет белых роз; за ней в дверях стоял Гай.

Я смотрела на него в смятении. Эмма говорила, что он «великолепен», но я не приняла ее слова всерьез, поскольку она говорила так всегда, даже если мужчина был ужасен. Но Гай оказался ошеломляюще красив: высок, широкоплеч, с открытым лицом, с тонкими правильными чертами, коротко и хорошо подстриженными темными волосами и удивительным выражением синих глаз.

– Фиби, – представила Эмма, – это Гай. – Он улыбнулся мне, и мое сердце глухо стукнуло. – Гай, это моя лучшая подруга Фиби.

– Привет! – Я улыбнулась в ответ как лунатик, продолжая борьбу с банкой. Почему он так привлекателен? – Боже! – Крышка неожиданно отскочила, и перец-горошек рассыпался по всей кухне. – Прости, Эм, – выдохнула я. Схватила метлу и начала яростно подметать пол, пытаясь спрятать волнение. – Прошу прощения! Я такая идиотка!

– Ничего страшного. – Эмма поставила розы в кувшин и взяла тарелку с блинами. – Я их заберу. Спасибо, Фиби, – они выглядят очень аппетитно.

Я думала, Гай последует за ней, но он подошел к раковине, открыл шкафчик и достал совок для мусора и веник. Я с грустью отметила, что он хорошо ориентируется на кухне Эммы.

– Не беспокойтесь, – запротестовала я.

– Все в порядке – позвольте мне помочь вам. – И Гай стал подметать пол.

– Они абсолютно везде, – заметила я. – Так глупо с моей стороны.

– Вы знаете, где родина перца? – неожиданно спросил он.

– Понятия не имею, – ответила я, подбирая несколько горошин. – Южная Америка?

– Керала. До пятнадцатого века перец был столь ценен, что им пользовались вместо денег.

– Неужели? – вежливо удивилась я. И тут вдруг осознала странность происходящего – я сижу на корточках рядом с мужчиной, с которым познакомилась минуту назад, и обсуждаю отличительные особенности черного перца.

– А теперь, – Гай высыпал собранный перец в мусорную корзину с педалью, – мне, пожалуй, стоит присоединиться к гостям.

– Да… – улыбнулась я. – Эмма наверняка гадает, куда вы запропастились. – Но… спасибо.

Ужин прошел как в тумане. Эмма усадила меня рядом с Гаем, и я изо всех сил сдерживала эмоции, вежливо болтая с ним. Я молилась, чтобы он поведал мне нечто обескураживающее – скажем, у него две бывших жены и пятеро детей. Я надеялась, что разговаривать с ним будет скучно, но он казался мне все более привлекательным. Гай интересно рассказывал о своей работе, о стремлении вложить деньги клиентов так, чтобы последствия не только не оказались губительными, но и положительно воздействовали бы на здоровье и благосостояние людей. Он описывал, как работает с организациями и людьми, стремящимися ликвидировать детский труд. Когда он говорил о родителях и брате, с которым раз в неделю играет в сквош в клубе «Челси-Харбор», в его словах чувствовалась искренняя привязанность к ним. «Счастливая Эмма», – думала я. Гай казался именно таким человеком, каким она его считала. Во время ужина Эмма то и дело к нему обращалась:

– Мы недавно были на открытии выставки Гойи, правда, Гай? – Он кивал в ответ. – И пытаемся достать билеты на «Тоску» – она пойдет на следующей неделе.

– Да… это так.

– Их распродали еще несколько месяцев назад, – объяснила она, – но я надеюсь, что будут возвраты.

Друзья Эммы все время пытались выяснить, каковы их отношения.

– Как давно вы знакомы? – с хитрой улыбкой спросил у Гая Чарли. Его слова отозвались во мне уколом ревности, а Эмма расцвела от удовольствия.

– О, не так уж и давно, – спокойно ответил Гай, и такая сдержанность только подчеркивала его интерес к Эмме…

– Ну и что ты думаешь? – спросила она меня по телефону на следующее утро.

Я листала свою записную книжку.

– Ты о чем?

– О Гае, конечно! Ведь правда он великолепен?

– О… да. Он… великолепен.

– Прекрасные синие глаза – особенно в сочетании с темными волосами. Это просто сногсшибательно.

Я посмотрела в окно на Нью-Бонд-стрит и повторила:

– Сногсшибательно.

– И он прекрасный собеседник, согласна?

До меня доносился шум дорожного движения.

– Согласна…

– Плюс к этому у него хорошее чувство юмора.

– Хм-м.

– Он так мил и естествен по сравнению с другими мужчинами, с которыми я встречалась.

– Истинная правда.

– Он замечательный человек. Лучший в мире, – заключила она. – Он прекрасен.

Я не смогла сказать ей, что Гай звонил мне часом раньше и пригласил на ужин.

Я не знала, как поступить. Гай выследил меня довольно легко – по коммутатору «Сотби». Я обрадовалась, а потом пришла в ужас. Поблагодарив его, я отказалась. Он звонил мне еще трижды в течение дня, но у меня не было возможности разговаривать с ним – я зашивалась с подготовкой аукциона одежды и аксессуаров двадцатого века. Когда Гай позвонил в четвертый раз, я говорила сдержанно, не забыв понизить голос, – наш офис представлял собой единое пространство.

– Вы очень настойчивы, Гай.

– Да, но это потому… вы мне нравитесь, Фиби, и я думаю – если только не льщу себе, – что нравлюсь вам. – Я привязала номер лота к зеленому шерстяному брючному костюму в крапинку середины семидесятых от Пьера Кардена. – Почему бы вам не согласиться?

– Ну… потому что… это немного нечестно, верно?

Наступило неловкое молчание.

– Послушайте, Фиби… Мы с Эммой просто друзья.

– Правда? – Я рассмотрела нечто очень похожее на дырку, проделанную молью, на одной из брючин. – Вы с ней производите несколько иное впечатление.

– Ну… это потому, что Эмма звонит мне и достает всяческие билеты, на открытие выставки Гойи, например. Мы проводили с ней время, и достаточно весело, но я никогда не давал ей понять…

– Но совершенно ясно, что вы не раз бывали в ее квартире. Вы точно знали, где у нее совок и ведро для мусора, – обвиняюще прошептала я.

– Да. Потому что на прошлой неделе она попросила меня починить подтекающий кран, и мне пришлось освободить шкафчик под раковиной.

– О. – Я почувствовала облегчение. – Понятно. Но…

Гай вздохнул.

– Послушайте, Фиби. Мне нравится Эмма – она талантливая и забавная.

– Да. Она очаровательна.

– Хотя я нахожу ее немного навязчивой, – продолжал он. – И даже слегка сумасшедшей, – признался он с нервным смешком. – Но мы с ней не… встречаемся. Она не может так считать. – Я молчала. – Поэтому, пожалуйста, поужинайте со мной. – Я почувствовала, что моя решительность ослабевает. – Как насчет следующего вторника? В «Уолсели»? Я закажу столик на половину восьмого. Вы придете, Фиби?

Если бы я представляла, к чему это приведет, то сказала бы: «Нет. Не приду. Совершенно точно. Никогда».

– Да, – услышала я свой голос…

Я не хотела ничего говорить Эмме, но не смогла удержаться, понимая, что будет просто ужасно, если она узнает обо всем не от меня. Поэтому в субботу, когда мы встретились в нашей любимой кофейне «Амичи» на Мэрилбоун-Хай-стрит, я все ей рассказала.

– Гай пригласил тебя на ужин? – слабо переспросила она. Ее зрачки сузились от разочарования. – О. – Она поставила чашку на блюдце, ее рука дрожала.

– Я не… поощряла его, – тихо проговорила я. – Я не… флиртовала с ним на твоей вечеринке, и, если ты возражаешь, я никуда не пойду, но я не могла не сказать тебе о его приглашении. Эм? – Я коснулась ее руки, обратив внимание, какими красными были кончики ее пальцев – ведь она все время шила, клеила и вытягивала соломку. – Эмма, ты как? – Она помешала капуччино и посмотрела в окно. – Я не стану встречаться с ним, даже один раз, если ты этого не хочешь.

Сначала Эмма ничего не ответила. Ее большие зеленые глаза обратились на молодую парочку, которая, взявшись за руки, шла по другой стороне улицы.

– Все в порядке, – наконец сказала она. – В конце концов… я знаю его не так уж долго – хотя он не возражал, чтобы я думала… – Ее глаза неожиданно наполнились слезами. – И он принес мне розы. Я считала… – Она приложила к глазам бумажную салфетку с эмблемой «Амичи». – Ну, – ее голос стал немного хриплым, – не похоже, что мы с ним пойдем на «Тоску». Может, его сводишь туда ты, Фиби. Он так хочет послушать…

Я вздохнула.

– Знаешь, Эм, я ему откажу. Если это делает тебя такой несчастной, он мне неинтересен.

– Нет, – пробормотала Эмма спустя мгновение и покачала головой. – Ты должна пойти – при условии, что он тебе нравится, а я полагаю, так оно и есть, иначе весь этот разговор был бы ни к чему. В любом случае… – Она взяла сумочку. – Я лучше пойду. Мне нужно работать над шляпкой – для принцессы Евгении, ни больше ни меньше. – Она помахала мне рукой. – Созвонимся.

Но она не отвечала на мои звонки в течение шести недель.

– Я бы хотела, чтобы ты позвонила Гаю, – донесся до меня мамин голос. – Думаю, ты значишь для него очень много. Знаешь, Фиби, мне нужно кое-что тебе сообщить…

Я посмотрела на нее.

– Что?

– Ну… Гай звонил мне на прошлой неделе. – Мне показалось, будто я скольжу по наклонной плоскости. – Он сказал, что хочет увидеться с тобой и поговорить, – только не качай головой, дорогая. Он чувствует себя так, будто ты «несправедлива» к нему, – он произнес именно это слово, хотя не объяснил почему. Но я подозреваю, ты действительно была несправедлива, дорогая. Несправедлива, и, если откровенно, выглядела идиоткой. – Мама достала из сумочки расческу. – Не так-то легко найти хорошего мужчину. Тебе повезло, раз он продолжает держаться за тебя, после того как ты его отшила.

– Я не хочу иметь с ним ничего общего, – отрезала я. – Я просто… не испытываю к нему тех чувств, которые испытывает ко мне он. – Гай знал почему.

Мама провела расческой по вьющимся светлым волосам.

– Надеюсь, ты не пожалеешь. И об этом, и о том, что ушла из «Сотби». У тебя была престижная и стабильная работа, а проводить аукционы так интересно!

– Особенно учитывая, какой это стресс.

– Ты работала в коллективе, – добавила она, игнорируя мои слова.

– А теперь буду работать с покупателями и ассистенткой, когда найду ее. – Это было необходимо – скоро состоится аукцион одежды «Кристи», на который я хотела пойти.

– Ты хорошо зарабатывала, – продолжала мама, убирая расческу и доставая компактную пудру. – А теперь открываешь… магазин. – Она умудрилась произнести это слово как «бордель». – Что, если из твоей затеи ничего не выйдет? Ты взяла в долг небольшое состояние, дорогая…

– Спасибо, что напомнила.

Она припудрила нос.

– У тебя будет трудная работа.

– Трудная работа прекрасно меня устраивает, – спокойно ответила я. – Останется меньше времени, чтобы думать.

– В любом случае я высказала тебе свое мнение, – вкрадчиво заключила мама, захлопнула пудреницу и убрала в сумочку.

– А как у тебя на работе?

Мама скорчила гримасу:

– Не слишком хорошо. У меня были проблемы с тем большим домом в Лэдброук-Гроув – а Джон совсем потерял голову, и мне приходится тяжело. – Мама работает личным секретарем успешного архитектора Джона Крэнфилда вот уже двадцать два года. – Все не так просто, – сказала она, – но мне еще повезло, что в моем возрасте у меня есть работа. – Она посмотрелась в зеркало и простонала: – Только погляди на мое лицо!

– Очень милое лицо.

Она вздохнула.

– У меня больше морщин, чем у Гордона Рамзи, когда он в ярости. Похоже, все эти новые кремы одинаковы.

Я подумала о мамином туалетном столике. Прежде на нем стояло только масло фирмы «Олэй», а теперь он напоминает прилавок универмага: столько на нем тюбиков с витаминами А и С, баночек с «Дерма генезис» и увлажнителей «Буст», сомнительных с научной точки зрения капсул замедленного действия с керамидами и гиалуроновой кислотой для питания клеток кожи, восстановления эластичности и так далее и тому подобное.

– Это просто несбывшиеся мечты в баночках, мама.

Она пощупала свои щеки.

– Возможно, мне поможет ботокс… Я подумываю над этим. – Она подтянула вверх бровь указательным пальцем. – Но по закону подлости все пойдет не так, и в результате мои веки окажутся на уровне ноздрей. Как я ненавижу эти морщины!

– А ты научись любить их. Морщины – это нормально, когда тебе пятьдесят девять.

Мама вздрогнула, словно я ее ударила.

– Не надо. Я боюсь получать льготный билет на автобус. Почему бы им не давать проездные на такси, когда нам исполняется шестьдесят? Тогда бы я так не расстраивалась.

– Морщины не делают прекрасных женщин менее прекрасными, – заверила я, помещая пакеты с надписью «Деревенский винтаж» за кассой. – Наоборот, они становятся более интересными.

– Но не для твоего отца. – Я промолчала. – Знаешь, я думала, он любит руины, – сухо добавила мама. – Ведь он археолог. Но теперь он с девушкой, которая чуть старше тебя. Это просто гротеск, – горестно пробормотала она.

– Это действительно оказалось сюрпризом.

Мама сняла с юбки воображаемую ниточку.

– Ты не пригласила его на сегодняшнюю вечеринку? Или пригласила? – В ее глазах я прочитала одновременно и панику, и надежду.

– Нет, не пригласила, – спокойно ответила я. Ведь в противном случае без Рут бы не обошлось.

– Тридцать шесть, – горько сказала мама.

– Ей сейчас должно быть тридцать восемь, – уточнила я.

– Да. А ему шестьдесят два! Я бы хотела, чтобы он никогда не имел отношения к этому жалкому телевидению, – простонала она.

Я достала из пакета зеленую сумку «Келли» от Гермес и поместила ее в стеклянную витрину в форме куба.

– Ты не могла предвидеть будущее, мама.

– И подумать только, я сама убедила его – по ее просьбе! – Она взяла бокал с шампанским, и ее обручальное кольцо, которое она продолжала носить в отрицание папиного ухода, сверкнуло в луче солнца. – Я думала, это поможет его карьере, – с несчастным видом продолжала мама. – Считала, это повысит его репутацию и он заработает деньги, которые пригодятся, когда мы уйдем на пенсию. И вот он уезжает на съемки «Больших раскопок», но главное, что ему удалось раскопать, – мамино лицо исказила гримаса, – так это ее. – Она отпила шампанского. – Это было просто…

Мне пришлось согласиться. Едва мой отец завел интрижку на стороне впервые за тридцать лет семейной жизни, как мама тут же прочитала о ней в дневнике событий «Дейли экспресс». Меня передернуло, когда я вспомнила подпись под фотографией папочки и Рут у входа в ее квартиру в Ноттинг-Хилле:

ТЕЛЕВИЗИОНЩИК БРОСАЕТ ЖЕНУ. ХОДЯТ СЛУХИ О БУДУЩЕМ РЕБЕНКЕ.

– Ты часто его видишь? – спросила мама нарочито спокойно. – Конечно, я не могу тебе этого запретить. И не хочу – ведь он твой отец, – но, если честно, мысль, что ты проводишь с ним время, и с ней… и… и… – Мама не могла заставить себя упомянуть о ребенке.

– Я не видела его целую вечность, – правдиво ответила я.

Мама одним глотком допила шампанское и отнесла бокал на кухню.

– Не буду больше пить. Мне от него хочется плакать. Ну ладно, – оживленно произнесла она, вернувшись. – Давай сменим тему.

– О'кей. Скажи мне, что ты думаешь о магазине. Ты не была здесь несколько недель.

Мама обошла «Деревенский винтаж», и ее маленькие элегантные каблучки стучали по деревянному полу.

– Мне нравится. Он совсем не напоминает секонд-хэнд – больше похож на что-то изысканное, скажем, «Фейз эйт».

– Рада слышать. – Я подровняла линию бокалов с нежно искрившимся шампанским.

– Мне нравятся стильные серебристые манекены, и здесь просторно.

– Винтажные магазины могут создавать впечатление хаоса – в них столько всего понапихано, что приходится с трудом пробираться между стойками. А здесь достаточно света и воздуха, и поиски подходящей одежды окажутся приятными. Если вещь не будет продаваться, я просто заменю ее другой. Но разве все это не прелестно?

– Да-а, – отозвалась мама. – В определенном смысле. – Она кивнула на бальные платья: – Они забавные.

– Знаю. Я их обожаю. – Интересно, кто их купит. – А посмотри на кимоно. Оно двенадцатого года. Ты видела вышивку?

– Очень мило…

– Мило? Да это произведение искусства! А манто от Баленсиаги? Взгляни на покрой – оно состоит всего из двух частей, включая рукава. Просто удивительно.

– Хм-м…

– А это платье-пальто? Оно от Жака Фэта. Посмотри на парчу с изображением маленьких пальм. Где ты в наше время отыщешь такое?

– Все это очень хорошо, но…

– А этот костюм от Живанши будет великолепно смотреться на тебе, мама. Ты можешь носить юбки по колено, потому что у тебя прекрасные ноги.

Она покачала головой.

– Я не люблю винтажную одежду.

– Почему?

Она пожала плечами.

– Предпочитаю новые вещи.

– Не понимаю этого.

– Я уже объясняла, дорогая. Я выросла в иную эпоху. У меня ничего не было, кроме ужасных низкокачественных вещей – колючих шотландских джемперов, серых юбок из сержа и грубых шерстяных сарафанов, которые во время дождя пахли мокрыми собаками. И я продолжаю носить все это – ничего не могу с собой поделать. Кроме того, мне не нравится надевать вещи, которые до меня носили другие люди.

– Но ведь все выстирано и вычищено. Это не благотворительный магазин, мама, – добавила я, быстро протирая прилавок. – Здесь продаются совершенно чистые вещи.

– Знаю. И все дышит свежестью – никакой затхлости. – Она потянула носом. – Ни малейшего намека на нафталин.

Я взбила подушки, лежащие на диване, на котором сидел Дэн.

– И в чем тогда проблема?

– Просто мысль об одежде, принадлежавшей кому-то, кто, возможно, уже умер… – Ее слегка передернуло. – У меня насчет этого пунктик. Мы с тобой в этом смысле отличаемся друг от друга. Ты похожа на отца. Вы оба любите воссоздавать старые вещи… Думаю, твое занятие – тоже своего рода археология. Портновская археология. О, посмотри, кто-то приехал!

Я подхватила два бокала с шампанским, а затем, ощущая прилив адреналина, с радостной улыбкой выступила вперед, чтобы приветствовать первых гостей. «Деревенский винтаж» открылся для посетителей…