Текст книги "Дело в стиле винтаж"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

Близилось Рождество. В магазине было много покупателей, поэтому по субботам мне помогала Кэти. Мама вернулась на работу и чувствовала себя счастливой, предвкушая, как встретится с Луи и папой в сочельник. На десятое января она наметила вечеринку по случаю своего дня рождения и шутила, что та состоится в автобусе.

Я начала планировать показ одежды в Блэкхите – к счастью, в большом зале отменили назначенное мероприятие на этот день.

Я виделась с миссис Белл дважды. В первый раз она поняла, что я с ней, хотя была сонной от лекарств. Во второй раз, двадцать первого декабря, не осознала моего присутствия. К этому времени ей постоянно давали морфий. И потому я просто сидела, держала ее за руку и говорила, как рада, что познакомилась с ней, никогда ее не забуду и теперь чувствую себя немного сильней, когда думаю об Эмме. При этих словах мне показалось, будто миссис Белл слегка сжала мои пальцы. Затем я поцеловала ее на прощание. Я шла домой в сгущающейся темноте и думала, что сегодня самый короткий день в году и скоро темнеть станет позже.

Я пришла домой и услышала телефонный звонок. Это была Сью.

– Фиби, мне очень жаль, но я должна сказать, что миссис Белл умерла без десяти четыре – через несколько минут после вашего ухода.

– Понятно.

– Она казалась очень умиротворенной, вы сами видели. – На моих глазах выступили слезы. – Она чувствовала ваше присутствие, – добавила Сью, а я села на стул в холле. – Полагаю, вы знали ее долгое время.

– Нет. – Я полезла в карман за салфеткой. – Меньше четырех месяцев. Но кажется, всю жизнь.

Я подождала несколько минут и позвонила Анни. Она удивилась, услышав мой голос в воскресенье вечером.

– У вас все в порядке, Фиби? – спросила она.

– Да, все хорошо, – сглотнула я. – У вас есть несколько минут, Анни? Я хочу рассказать вам одну историю…

Следующие два дня в магазине было шумно, а затем, в сочельник, наступило затишье. Я наблюдала за людьми, проходившими мимо витрин, смотрела в сторону Парагона, думала о миссис Белл и радовалась, что мы с ней встретились. Помогая ей, я, возможно, частично исцелилась сама.

В пять часов, когда я на складе отбирала вещи для распродажи, складывая перчатки, шляпы и ремни в коробки, звякнул дверной колокольчик и послышались шаги. Я спустилась вниз, ожидая увидеть покупателя, желавшего в последнюю минуту найти рождественский подарок, но это оказался Майлз – он выглядел безупречно в бежевом зимнем пальто с коричневым бархатным воротником.

– Здравствуй, Фиби, – тихо произнес он.

Я смотрела на него, и мое сердце колотилось в груди.

– Я собиралась… закрывать магазин.

– Ну… я просто… хочу поговорить с тобой. – Хрипотца в его голосе всегда меня трогала. – Это не займет много времени.

Я перевернула табличку с надписью «Закрыто», затем зашла за прилавок, делая вид, будто у меня есть еще какие-то дела.

– У тебя все хорошо? – спросила я, чтобы не молчать.

– Да, – серьезно ответил он. – У меня много работы, но… – Майлз спустил руку в карман пальто. – Я просто хотел принести тебе это. – Он шагнул вперед и положил на прилавок маленькую зеленую коробочку. Я открыла ее и облегченно вздохнула. Внутри было кольцо с изумрудом, некогда принадлежавшее моей бабушке, маме и мне, которое, неожиданно пришло мне в голову, однажды может перейти к моей дочери, если мне повезет и она у меня появится. Я на мгновение сжала кольцо в пальцах, а затем надела на правую руку и посмотрела на Майлза.

– Я счастлива получить его обратно.

– Конечно. Так и должно быть. – У него на шее появилось красное пятно. – Я принес его, как только смог.

– Значит, ты только что нашел его?

– Вчера вечером, – кивнул он.

– И… где?

Я увидела, как напряглось его лицо.

– Она оставила ящик открытым, и кольцо попалось мне на глаза.

Я медленно выдохнула.

– И что ты сказал?

– Я, конечно, был зол на нее – не только потому, что она взяла его, но потому что лгала. Сказал, нам придется обратиться к психотерапевту, поскольку – и мне трудно признать это – он ей необходим. – Майлз слегка пожал плечами. – Я и раньше думал о такой возможности, но не хотел взглянуть правде в глаза. Но у Рокси, похоже, есть чувство… отсутствия…

– Чувство потери?

– Да. Именно так. – Он поджал губы. – Потери. – Я подавила желание сказать Майлзу, что, возможно, психотерапевт требуется и ему самому. – В любом случае прости, Фиби. – Он покачал головой. – Мне действительно очень и очень жаль, поскольку ты для меня так много значишь.

– Ну… спасибо, что вернул кольцо. Это было нелегко.

– Нет. Я… В любом случае… – Он вздохнул. – Так-то вот. Но надеюсь, Рождество окажется для тебя счастливым. – Он безрадостно улыбнулся.

– Спасибо, Майлз. Надеюсь, для тебя тоже. – Теперь, когда нам нечего было сказать друг другу, я открыла дверь, и Майлз ушел. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.

Несмотря на вновь обретенное кольцо, встреча с Майлзом расстроила и разволновала меня. Когда я перевешивала платья, одна вешалка зацепилась за соседнюю, и мне никак не удавалось высвободить ее; я безуспешно пыталась разъединить их, и дело кончилось тем, что я просто сняла с нее блузку от Диора – но так неловко, что порвала шелк. Тогда я села на пол, расплакалась и просидела так несколько минут, пока не услышала, что часы церкви Всех Святых бьют шесть.

Я поднялась на ноги и, понурившись, стала спускаться вниз, и тут зазвонил мой мобильный. Это был Дэн, и у меня улучшилось настроение – как обычно при звуках его голоса. Он спросил, не хочу ли я присутствовать на «частном показе» «исключительно обольстительного» классического фильма.

– Это не «Эммануэль-три»? – с улыбкой поинтересовалась я.

– Нет, но близко к тому. «Годзилла против Кинг-Конга». Я умудрился на прошлой неделе раздобыть шестнадцатимиллиметровую копию на интернетовском аукционе «Ибэй». Но у меня есть «Эммануэль-три», если вы захотите прийти еще.

– Хм, возможно, и приду.

– Приходите в любое время после семи – я приготовлю ризотто.

И я поняла, как мне хочется посидеть вместе с Дэном – большим, сильным, умиротворяющим и жизнерадостным – и посмотреть старую дрянную классику в его удивительном сарае.

Чувствуя себя гораздо лучше, я достала из коробки плакаты с надписью «Распродажа!», которые собиралась наклеить на витрину в выходной после Рождества и объявить тем самым о ее начале двадцать седьмого декабря. Анни отсутствовала до января – хотела воспользоваться затишьем, чтобы начать писать. Ее заменит Кэти, а потом, с середины января, девушка станет работать у меня каждую субботу. Я взяла пальто и сумочку и заперла магазин.

По дороге домой резкий ветер обжигал мне щеки, а я строила планы на ближайшее будущее. Сначала распродажа, потом празднование маминого дня рождения, затем показ одежды – и все это придется организовывать. А затем пережить годовщину смерти Эммы, но я старалась пока не думать об этом.

Я свернула на Беннетт-стрит, отперла входную дверь и вошла в квартиру. Подняла с коврика почту – несколько рождественских открыток, одна из которых от Дафны; затем прошла на кухню и налила себе бокал вина. Снаружи послышалось пение, потом звонок в дверь. Я открыла.

 
Тихая ночь, святая ночь…
 

На пороге стояли четверо ребятишек в сопровождении взрослого, они собирали деньги для бездомных.

 
Так спокойно, так ярко…
 

Я положила какие-то деньги в жестянку, дослушала рождественский гимн до конца и пошла наверх подготовиться к встрече с Дэном. В семь часов снова раздался звонок. Я побежала вниз, прихватив со столика в холле кошелек, полагая, что это опять распевающие гимны дети, поскольку никого не ждала.

Но, открыв дверь, я словно окунулась в ледяную воду.

– Здравствуй, Фиби, – сказал Гай. – Можно войти? – спросил он спустя мгновение.

– O-о… да. – Ноги мои подкосились. – Я… не ждала тебя.

– Понимаю. Прости – просто решил зайти по дороге в Числхерст.

– Хочешь навестить родителей?

Гай кивнул. На нем была белая лыжная куртка, которую он купил в Валь-д'Изере: я помнила, он выбрал ее исключительно потому, что она понравилась мне.

– Значит, ты пережил банковский кризис? – спросила я, когда он прошел на кухню.

– Да. – Гай задержал дыхание. – Но… могу я присесть на минуту-другую, Фиби?

– Конечно, – нервно сказала я. Он сел за стол, и я посмотрела в его красивое открытое лицо и синие глаза; короткие темные волосы начинали седеть на висках. – Угостить тебя чем-нибудь? Хочешь выпить? Или чашечку кофе?

Он отрицательно покачал головой:

– Нет. Ничего не надо, спасибо – я не могу задерживаться.

Я прислонилась к рабочему столику, сердце мое колотилось.

– Итак… что привело тебя сюда?

– Фиби, – терпеливо произнес Гай, – ты сама знаешь.

– Правда?

– Да. Ты знаешь, что долгие месяцы я пытался поговорить с тобой, но ты игнорировала все мои письма и звонки. – Он начал теребить остролист, которым я украсила основание большой белой свечи. – Твое отношение ко всему этому совершенно… безжалостно. – Он взглянул на меня. – Я не знал, как быть. Понимал, если попрошу о встрече, ты не придешь. – Это было правдой. Я бы действительно отказалась. – Но сегодня, проходя мимо твоей двери, я подумал: «Просто посмотрю, дома ли ты… поскольку…» – Гай тяжело вздохнул. – У нас с тобой… есть нерешенная проблема, Фиби.

– Для меня все решено.

– Но для меня нет, – возразил он, – и мне хотелось бы уладить ее.

Мое дыхание участилось.

– Прости, Гай, но тут нечего улаживать.

– Есть, – устало настаивал он. – Мне нужно начать новый год спокойно.

Я сложила руки на груди.

– Гай, если тебе не нравится то, что я сказала тебе девять месяцев назад, почему ты не можешь просто… забыть об этом?

– Наша проблема слишком серьезна – ты сама все понимаешь. И поскольку я пытаюсь прожить жизнь достойно, мне невыносима мысль, что меня по-прежнему обвиняют в чем-то столь… ужасном. – Я неожиданно вспомнила, что не разгрузила посудомоечную машину. – Фиби, – услышала я голос Гая, когда отвернулась от него, – мне нужно обсудить случившееся той ночью еще раз и никогда больше к этому не возвращаться. Вот почему я здесь.

Я достала две тарелки.

– Но я не хочу ничего обсуждать. К тому же мне надо скоро выходить.

– Не будешь ли ты так добра выслушать меня – это займет пару минут. – Гай сцепил руки. Казалось, он молится, отметила я, убирая тарелки в шкафчик. Но мне не хотелось затевать этот разговор. Я чувствовала себя загнанной в ловушку и злой. – Во-первых, я хочу сказать, что мне очень жаль. – Я повернулась к нему. – Мне искренне жаль, если что-то сделанное или сказанное мной той ночью внесло свой вклад – совершенно непреднамеренно – в случившееся с Эммой. Пожалуйста, прости меня, Фиби. – Я не ожидала такого поворота, и мое сопротивление начало ослабевать. – Но ты должна признать: твои обвинения совершенно несправедливы.

Я достала из посудомойки два бокала.

– Я не стану этого признавать, потому что была права.

Гай покачал головой.

– Фиби, это не так – ты знала это тогда, знаешь и сейчас. – Я поставила бокал на полку. – Ты была страшно опечалена…

– Да. Я просто обезумела. – Я поставила на полку второй бокал с такой силой, что чуть не разбила.

– Но ты обвинила меня в смерти Эммы, и я был не в силах вынести такое обвинение. Оно преследовало меня все это время. Ты сказала, будто я убедил тебя не ехать к ней.

Теперь я смотрела ему прямо в лицо:

– Да, ты сделал это! Назвал ее, если помнишь, «сумасшедшей модисткой», которая склонна все «преувеличивать». – Я вынула из машины корзиночку с ножами и начала швырять их в ящик.

– Я действительно произнес такие слова, – согласился Гай. – К тому времени Эмма меня просто достала – не отрицаю этого, она могла устроить трагедию из чего угодно. Но я сказал только, что ты должна держать это в уме, прежде чем нестись к ней.

Я разложила ложки и вилки.

– Потом ты настоял, чтобы мы пошли в «Блюберд», как планировали, поужинать, поскольку ты заказал столик и не хотел упускать такой возможности.

Гай кивнул:

– Признаю, так оно и было. Но добавил, что, если ты действительно не хочешь идти, я отменю заказ. Выбор был за тобой. – Я смотрела на Гая, и кровь шумела у меня в ушах, затем снова развернулась к посудомоечной машине и достала молочник. – Фиби, именно ты сказала, что мы должны пойти и поужинать. Сказала, что перезвонишь Эмме, когда мы вернемся.

– Нет. – Я поставила молочник на столик. – Это было твое предложение – твой компромисс.

Гай покачал головой:

– Нет, твой. – Я почувствовала знакомое чувство скольжения. – Помню, я удивился, но сказал, что Эмма твоя подруга и я соглашусь с твоим решением.

И тогда меня охватило отчаяние.

– О'кей… Я действительно сказала, что мы должны поужинать, поскольку не хотела разочаровывать тебя, и, кроме того, был День святого Валентина и ужин был праздничным.

– Ты сказала, мы пойдем туда ненадолго.

– Это правда, – отозвалась я. – Так оно и было. Затем, когда мы вернулись, я сразу же позвонила Эмме и собиралась поехать к ней немедленно… – Я посмотрела на Гая. – Но ты отговорил меня. Сказал, я слишком много выпила и не могу вести машину. Ты показывал мне все это жестами, пока я разговаривала с ней.

– Я делал это, да, поскольку знал: ты действительно превысила лимит.

– В том-то все и дело! – Я захлопнула посудомоечную машину. – Ты остановил меня, и я не поехала к Эмме.

– Нет, – покачал головой Гай. – Я сказал тогда, что ты должна поехать к ней на такси и я пойду и поймаю его. И был готов сделать это, если ты помнишь, даже открыл входную дверь… – Теперь я уже не скользила, а с грохотом падала в пропасть. – И тут ты неожиданно отказалась ехать. – Гай смотрел на меня. Я попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. – Сказала: «С Эммой все будет в порядке, и можно подождать до утра». – При этих словах мои ноги подогнулись, и я рухнула на стул. – Ты сказала, что у нее усталый голос и ей лучше всего отоспаться. – Я смотрела на стол, и в моих глазах стояли слезы. – Фиби, – услышала я тихий голос Гая, – мне не хочется пробуждать в тебе эти воспоминания. Но поскольку ты выдвигаешь против меня такие серьезные обвинения и не даешь возможности опровергнуть их, все эти месяцы я находился в ужасном состоянии. Я не мог пережить этого. И я просто хочу – нет, мне необходимо, – чтобы ты признала: твои слова – неправда.

Я взглянула на Гая: черты его лица расплывались у меня перед глазами. Мысленным взором я видела дворик кафе «Блюберд», квартиру Гая, узкую лестницу в доме Эммы и, наконец, дверь ее спальни, которую я толкнула. Я задержала дыхание.

– Ну хорошо, – прохрипела я. – Хорошо. Возможно… – Я посмотрела в окно. – Возможно, я… – И закусила губу.

– Возможно, ты не помнишь все это достаточно четко, – услышала я тихие слова Гая.

– Возможно, и не помню. Видишь ли… Я была очень расстроена.

– Да, и потому понятно, что ты… забыла, как все случилось в действительности.

Я пристально взглянула на него.

– Нет, это было нечто большее. – И перевела взгляд на стол. – Я не могла смириться с мыслью, что должна винить только себя.

Гай сжал мою руку.

– Фиби, я не думаю, будто тебя нужно в чем-то винить. Ты не могла знать, как тяжело болела Эмма. Ты делала то, что считала важным для своей подруги. И доктор сказал: Эмма вряд ли выжила бы, даже если бы ее ночью отправили в больницу…

– Но этого нельзя знать наверняка. Существовала ужасная, мучительная возможность того, что она могла выжить, если бы я поступила иначе. – Я закрыла лицо руками. – И как бы сильно, сильно, сильно мне этого хотелось.

Моя голова упала на грудь. Я услышала, как Гай отодвинул стул, подошел и сел рядом со мной.

– Фиби, мы с тобой любили друг друга, – прошептал он. – Но случай все разрушил. Когда тем утром ты позвонила мне и сказала, что Эмма умерла, я понял: наши отношения на этом закончатся.

– Да. Разве мы могли быть счастливы после такого?

– Вряд ли. Это событие отбросило тень на наши жизни. Но я не мог расстаться с тобой на таких ужасных условиях. Но как же я мечтаю, чтобы все было иначе…

– Я тоже. Я желаю этого всем сердцем. – Зазвонил телефон и отвлек меня от фантазий на тему об ином исходе. Я взяла бумажное полотенце, промокнула глаза и только затем ответила.

– Эй, вы где? – спросил Дэн. – Фильм вот-вот начнется, и зрители злятся на опаздывающих.

– О. Я приду, Дэн. – Я кашлянула, пытаясь скрыть слезы. – Но позже, если можно. Нет… я чувствую себя хорошо. Наверное, просто подхватила насморк. Да, определенно приду. Но я не в том состоянии, чтобы смотреть на Годзиллу и Кинг-Конга.

– Тогда мы и не будем на них смотреть! Мы вообще не обязаны что-то смотреть. Просто послушаем музыку или сыграем в карты. Все это не важно – просто приходите, когда сможете.

Я положила трубку.

– У тебя сейчас есть кто-нибудь? – осторожно спросил Гай. – Надеюсь, что да, – добавил он. – Я желаю тебе счастья.

– Ну… – Я опять вытерла глаза. – У меня есть… друг. Просто друг, но мне нравится бывать с ним. Он хороший человек, Гай. Как и ты.

Гай глубоко вдохнул, а потом медленно выпустил воздух из легких.

– Теперь я пойду, Фиби. Я так рад, что повидался с тобой.

Я кивнула.

И проводила его до двери.

– Желаю счастливого Рождества, Фиби. Надеюсь, год окажется хорошим для тебя.

– И для тебя тоже, – прошептала я, когда он обнял меня.

Мы немного постояли так, а потом Гай ушел.

Я провела рождественский день с мамой, как я заметила, наконец-то снявшей обручальное кольцо. У нее был январский номер журнала «Женщина и дом», в котором имелась подборка фотографий винтажной одежды и упоминался мой магазин. Меня это обрадовало. Пролистав несколько страниц, я увидела снимок Риз Уизерспун на вручении «Эмми» в синем платье от Баленсиаги, приобретенном мной на аукционе «Кристи». Так вот для какой знаменитости Синди его купила! Зрелище настоящей звезды в «моем» платье меня вдохновило.

После обеда позвонил папа и сказал, что Луи чрезвычайно впечатлили ходунки, которые мама подарила ему днем раньше, и мой «паровозик Томас». Папа выразил надежду, что мы обе вскоре снова навестим малыша, и когда мы смотрели рождественскую серию «Доктора Кто», мама вязала синее пальтишко для Луи.

– Слава Богу, они нанимают няню, – сообщила мама, набирая на спицу петли.

– Да, и папа сказал, что собирается преподавать в Открытом университете. Это повысит его репутацию.

Мама одобрительно кивнула.

Двадцать седьмого числа началась распродажа, в магазине было полно народу, и я смогла рассказать всем о показе винтажной одежды и спросить некоторых покупателей, не хотят ли они выступить в роли моделей. Карла, купившая бирюзовое бальное платье, с удовольствием согласилась – показ состоится за неделю до ее свадьбы, и это очень даже кстати. Кэти сказала, что будет счастлива показать свое желтое платье. Через Дэна я связалась с Келли Маркс. Ей понравилась идея появиться в наряде «феи Динь-Динь», как она его назвала. Затем пришла женщина, купившая розовое бальное платье. Я объяснила ей, что организовываю благотворительное шоу, и спросила, не хочет ли она предстать перед публикой в своей обновке.

Ее лицо просветлело.

– С большим удовольствием – это так весело! Когда состоится показ? – Она достала ежедневник и записала дату. – Модель… счастливое… платье, – бормотала она. – Единственное… нет, все хорошо. – Видимо, она хотела что-то сказать, но передумала. – Первое февраля – это отлично.

Пятого января утром я пошла на скромные похороны миссис Белл в крематорий на Вердант-лейн. Присутствовали две ее подруги из Блэкхита, помощница по дому Паола и племянник миссис Белл Джеймс с женой Ивонной – им обоим было под пятьдесят.

– Тереза была готова к смерти, – сказала Ивонна, кутаясь в темно-серую накидку, поскольку дул небольшой ветер.

– Она казалась умиротворенной, – добавил Джеймс. – Когда я видел ее в последний раз, она сказала, что чувствует себя спокойной и… счастливой. Она так и сказала – «счастливой».

Ивонна смотрела на букет ирисов.

– На карточке написано «С любовью от Лены». – Она повернулась к Джеймсу. – Я не слышала, чтобы Тереза упоминала какую-нибудь Лену, а ты, дорогой?

Он пожал плечами и отрицательно покачал головой.

– Это человек из ее давнего прошлого, – пояснила я.

– Фиби, тетя просила передать вам вот это… – Джеймс открыл свой чемоданчик, вручил мне маленькую сумочку и добавил: – На память.

– Спасибо. – Я взяла сумочку. – Хотя я ее и так не забуду. – И не могла объяснить почему.

Придя домой, я открыла сумочку. Внутри оказались серебряные дорожные часы и письмо, датированное десятым декабря, – оно было написано дрожащим почерком миссис Белл.

«Моя дорогая Фиби!

Эти часы принадлежали моим родителям. Я отдаю их вам не только потому, что это одна из вещей, которыми я больше всего дорожила, но еще и хочу напомнить: их стрелки движутся по кругу, а вместе с ними проходят часы, дни и годы вашей жизни. Фиби, заклинаю вас не тратить слишком много драгоценного времени, которое вам отпущено, на сожаления о сделанном или не сделанном, о том, что могло или не могло случиться. И тогда, почувствовав печаль, я надеюсь, вы сможете утешить себя воспоминаниями о неоценимом добре, которое принесли мне.

Ваш друг Тереза».

Я осторожно завела часы маленьким ключиком и поставила на каминную полку в гостиной.

– Я буду смотреть вперед, – пообещала я. – Буду смотреть вперед.

И постаралась сдержать данное себе слово – на очереди был день рождения мамы.

Она устроила вечеринку в баре «Чэптерс» – это был ужин на двадцать персон. В своей короткой речи мама сказала, что чувствует себя так, будто «наконец-то повзрослела». Здесь были все ее партнерши по бриджу, ее начальник Джон и пара коллег. Мама также пригласила приятного мужчину по имени Хэмиш, с которым, по ее словам, познакомилась на рождественской вечеринке у Бетти и Джима.

– Он показался мне милым, – сообщила я ей по телефону на следующий день.

– Да, он очень мил, – согласилась мама. – Ему пятьдесят восемь, он разведен, и у него два взрослых сына. Забавно, что на вечеринке у Бетти и Джима было полно народу, но Хэмиш заговорил со мной о моем наряде. Ему понравился узор из маленьких пальм. А я объяснила, что это вещь из винтажного магазина моей дочери. Это привело к разговору о тканях, поскольку его отец занимался текстилем в Пейсли. На следующий день он позвонил и предложил куда-нибудь выбраться – и мы пошли на концерт в Барбикане. А через неделю мы идем в «Колизей»[59]59
  Один из самых больших лондонских театров.


[Закрыть], – счастливо добавила она.

Тем временем Кэти, ее подруга Сара, Анни и я на полную мощь готовились к показу одежды. Дэн собирался обеспечить освещение и звук и подобрал музыку – от Скотта Джоплина до «Секс пистолс». Его друг должен был соорудить подиум.

Во вторник днем мы отправились в большой зал репетировать, и Дэн принес свежий номер «Черного и зеленого», в котором была небольшая, предваряющая шоу статья Элли.

«Остается еще несколько билетов на показ одежды «Страсть к винтажу», который состоится в Блэкхит-Холлз сегодня вечером. Стоимость билета – десять фунтов, но она будет погашена, если вы сделаете покупки в «Деревенском винтаже». Вся выручка пойдет в фонд «Нет! – малярии», благотворительной организации, распространяющей сетки от насекомых в Африке южнее Сахары, где, как это ни прискорбно, малярия убивает три тысячи детей ежегодно. Каждая такая сетка стоимостью два с половиной фунта защитит двоих детей и их мать. Организатор шоу Фиби Свифт надеется собрать достаточно денег, чтобы купить тысячу таких сеток».

Во время репетиции я пошла в гримерную за сценой, где «модели» готовились к показу моды пятидесятых годов и потому были в костюмах в стиле «Новый вид» – сильно расклешенных юбках и обтягивающих платьях. Мама надела свое платье-пальто; Кэти, Келли Маркс и Карла нарядились в бальные платья, а Люси, владелица розового наряда, подозвала меня кивком головы.

– У меня небольшая проблема, – прошептала она, повернувшись, и я увидела, что спереди платье задралось на целых два дюйма.

– Я дам вам накидку. Но это странно: когда вы покупали его, оно сидело на вас идеально.

– Знаю, – улыбнулась Люси. – Но тогда я не была беременна.

– Вы?..

– Четыре месяца, – кивнула она.

– О! – Я обняла ее. – Это… прекрасно.

На глазах Люси блестели слезы.

– Я сама с трудом верю. Я не стала говорить вам, когда вы попросили меня стать моделью, потому что было еще рано, но теперь мне сделали сканирование и уже можно.

– И все это благодаря счастливому платью! – обрадовалась я.

Люси рассмеялась:

– Не уверена – но я скажу вам, чему приписываю это. – Она понизила голос: – В начале октября мой муж пошел в ваш магазин. Хотел купить что-нибудь и подбодрить меня и увидел очаровательное белье – прекрасные комбинации и боди сороковых годов.

– Я помню, как он покупал их, – кивнула я. – Но не знала, кто он. Значит, все это предназначалось вам?

– И вскоре после этого… – Люси похлопала себя по животу и рассмеялась.

– Ну… – сказала я. – Это… удивительно.

Значит, белье тетушки Лидии наверстало упущенное.

Кэти должна была надеть платье «Мадам Грес», которое я купила на аукционе «Кристи», когда будут представлять тридцатые годы; Анни с ее худенькой мальчиковой фигурой покажет одежду двадцатых и шестидесятых. Четыре мои постоянные покупательницы облачатся в наряды сороковых и восьмидесятых. Джоан помогала за кулисами с переодеванием и аксессуарами и развешивала одежду на вешалки.

После репетиции Анни и мама достали бокалы, чтобы мы могли выпить. Когда они открывали коробки, я услышала, как Анни рассказывает маме о своей пьесе под условным названием «Синее пальто», которую она почти закончила.

– Надеюсь, у нее счастливый конец, – озаботилась мама.

– Не волнуйтесь, – успокоила Анни. – Счастливый. Я собираюсь показать ее в Центре воспоминаний в мае.

– Звучит потрясающе, – одобрила мама. – Возможно, после этого вы представите ее на площадке побольше.

Анни открыла ящик с вином.

– Конечно, я попытаюсь сделать это. Хочу пригласить на нее менеджеров и агентов. На днях в магазин снова заглянула Хлоэ Севиньи и обещала обязательно прийти, если будет в Лондоне.

Мы с Дэном начали расставлять сиденья по обе стороны двадцатипятифутового подиума – двести красных, обитых бархатом стульев. Затем, радуясь тому, что все готово, я переоделась в красновато-синий костюм миссис Белл, который словно был сшит специально для меня. Надев его, я почувствовала слабый аромат «Ma гриф».

В половине седьмого двери отворились, а спустя час все места оказались заняты. Наступила тишина, Дэн приглушил свет и кивнул мне. Я вышла на сцену и взяла микрофон, нервно глядя на море обращенных ко мне лиц.

– Я Фиби Свифт, – начала я. – Хочу поприветствовать вас и поблагодарить за то, что вы пришли. Мы собираемся порадовать себя, посмотреть на прекрасную старую одежду и собрать деньги ради очень достойной цели. Я также хочу сказать… – Мои пальцы сжали микрофон. – Это событие посвящено памяти моей подруги Эммы Китс. Заиграла музыка, Дэн включил освещение, и на подиум вышла первая модель…

Этого дня я так долго боялась. И вот он настал. «Ни одна годовщина не была столь тяжела», – думала я, направляясь в машине к Гринвичскому кладбищу. Проходя по гравийной дорожке мимо недавних захоронений и старых могил с полустершимися именами, я увидела Дафну и Дерека. Рядом с ними стояли дядя и тетя Эммы и двое ее кузенов, а также друг Эммы, фотограф Чарли, он тихо разговаривал со своей ассистенткой Шьян, сжимавшей в руке носовой платок. И наконец, здесь был отец Бернард, который в свое время руководил похоронами Эммы.

Я не ходила на кладбище с тех самых пор – просто не могла, и потому увидела камень на могиле Эммы впервые. Я испытала шок – это было ужасно, значительно и неисправимо.

Эмма Мандиса Китс, 1974–2008

Любимой дочери, которая навсегда останется в наших сердцах

У подножия могилы виднелись нежные головки подснежников, а сквозь холодную землю пробивались фиолетовые крокусы. Я купила букет тюльпанов, нарциссов и колокольчиков и, положив его на черный гранит, вспомнила о шляпной коробке миссис Белл. Я выпрямилась, и мне в глаза ударило раннее весеннее солнце.

Отец Бернард произнес несколько слов благодарности пришедшим, а затем передал слово Дереку. Дерек сказал, что они с Дафной назвали Эмму Мандисой, поскольку на языке коса это означает «добрая», а она была добрым человеком; он вспоминал о своей коллекции шляп – Эмма еще в детстве была очарована ею и в результате стала модисткой. Дафна говорила, как талантлива была Эмма, как скромна и как им ее не хватает. Шьян сдерживала рыдания, и Чарли обнял ее. Затем отец Бернард прочитал молитву, благословил всех, и на этом дело закончилось. Когда мы шли по дорожке обратно, я жалела, что годовщина пришлась на воскресенье, – иначе можно было бы отвлечься на работу. Мы дошли до кладбищенских ворот, и Дафна с Дереком пригласили всех к себе домой.

Я не была у них несколько лет. В гостиной я поговорила с Шьян и Чарли, затем с дядей и тетей Эммы; потом, извинившись, прошла через кухню, подсобку, вышла в сад и остановилась у платана.

«Я тебя действительно одурачила, верно?»

– Да, действительно, – пробормотала я.

«Ты думала, я умерла!»

– Нет. Я думала, ты спишь…

Я подняла глаза и увидела в кухонном окне Дафну. Она подняла руку, помахала мне и направилась в мою сторону. Я заметила, как сильно она поседела.

– Фиби, – мягко проговорила она. И взяла мою руку. – Надеюсь, у тебя все хорошо.

– Да… хорошо, спасибо, Дафна. Я… ну, все время занята.

– Это правильно. Твой магазин пользуется большой популярностью, и я читала в местной газете, что устроенный тобой показ мод стал выдающимся событием.

– Да. Мы собрали больше трех тысяч фунтов – этого достаточно, чтобы купить тысячу двести сеток от комаров, и потому… ну… – Я пожала плечами. – Это неплохо, верно?

– Да. Мы гордимся тобой, Фиби, – кивнула Дафна. – И Эмма тоже гордилась бы. Но я хочу сказать тебе, что мы с Дереком недавно разбирали ее вещи.

Все внутри у меня сжалось.

– Тогда вы, должно быть, нашли ее дневник, – заметила я, желая поскорее пережить этот ужасный момент.

– Да, я нашла его и знала, что должна сжечь не открывая, но не смогла лишить себя частички Эммы. И боюсь, я его прочитала. – Я смотрела на Дафну, пытаясь обнаружить на ее лице следы возмущения, которое она должна непременно испытывать. – Меня очень опечалило, что Эмма была так несчастна в последние месяцы своей жизни.

– Она была несчастна, – тихо согласилась я. – И как вы теперь знаете, по моей вине. Я влюбилась в человека, который нравился Эмме, и ее очень огорчало это, и я чувствую себя ужасно, поскольку заставила ее страдать. Я вовсе не хотела этого. – Покаявшись, я стала ждать суда Дафны.

– Фиби, – сказала она, – в своем дневнике Эмма не гневается на тебя, а, наоборот, пишет, что ты не сделала ничего плохого – хотя от этого ей было только хуже – и она не могла винить тебя. Она сердилась исключительно на себя, поскольку не сумела отнестись к этой ситуации более… по-взрослому. Она не справилась со своими негативными эмоциями, но считала, что со временем переживет их.