Текст книги "Дело в стиле винтаж"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Возможно. У нее было очень плохое настроение – наверное, именно поэтому она решила туда отправиться. Она могла забыть лекарство или же сыграла в русскую рулетку со своим здоровьем. Знаю только, что должна была поехать к ней, когда она позвонила. – Я посмотрела в сторону.

Майлз коснулся моей руки.

– Вы понятия не имели, как тяжело она больна.

– Да, – слабым голосом ответила я. – Мне просто не пришло в голову, что она могла… Родители Эммы поняли бы, но они находились в Испании и с ними невозможно было связаться – Эмма дважды пыталась позвонить матери.

– И с этим горем они должны теперь жить.

– Да. Плюс к этому обстоятельства ее смерти… Эмма была одна… Им очень тяжело – и мне тоже. Я должна рассказать им… – Я почувствовала, как к глазам подступают слезы. – Я должна рассказать им…

Майлз сжал мою руку.

– Какое тяжелое испытание.

Горло болело от сдерживаемых рыданий.

– Да. Но ее родители до сих пор не знают, что Эмма была ужасно расстроена из-за меня. Иначе не поехала бы в Южную Африку и не заболела. – Я подумала о дневнике Эммы, и у меня сжалось сердце. – Надеюсь, они никогда не узнают… Майлз, можно мне еще бокал вина?

– Конечно. – Он махнул Пьеру. – Но в этом случае вам лучше остаться в доме, хорошо?

– Да, но я не сделаю этого.

Майлз помолчал.

– И все-таки я не понимаю, почему вы решили разорвать помолвку.

Я крутила в руке бокал.

– Гай убедил меня не ехать к Эмме, и я не смогла противостоять ему. Он считал, будто она просто ищет внимания. – При этом воспоминании я почувствовала приступ гнева. – Сказал, что у нее, наверное, всего лишь сильная простуда.

– Но… вы действительно вините его в смерти Эммы?

Я подождала, пока Пьер наполнит мой бокал.

– Прежде всего и больше всего я виню себя, поскольку могла предотвратить трагедию. Виню Эмму за то, что она не принимала таблетки. И да, я виню Гая, ведь, если бы не он… я бы сразу поехала к ней… если бы не он, я бы поняла, как тяжело она больна, вызвала «скорую помощь», и, возможно, она выжила бы. Но Гай убедил меня подождать, и я поехала к ней только утром, а к тому времени… – Я закрыла глаза.

– Вы говорили это Гаю?

Я глотнула вина.

– Сначала я была в шоке и пыталась осознать случившееся. Но в то утро, когда хоронили Эмму… – Я вспомнила гроб, а на нем ее любимую зеленую шляпу в море цветов. – …я сняла свое обручальное кольцо. По дороге домой Гай спросил, где оно, и я ответила, что не в состоянии носить его в присутствии родителей Эммы. Последовала ужасная сцена. По словам Гая, я не должна была винить себя. Эмма, мол, умерла исключительно по своей вине, и ее пренебрежение к собственному здоровью не только стоило ей жизни, но и сделало несчастными ее родителей и друзей. Я призналась Гаю, что чувствую себя виноватой и так будет всегда. Ведь пока мы с ним сидели в «Блюберд», ели и пили, Эмма умирала. А потом я сказала слова, которые не решалась произнести целых две недели: если бы он не вмешался тогда, Эмма могла бы остаться в живых. Гай посмотрел на меня так, словно я его ударила. Мое обвинение разгневало его. Я вернула ему кольцо – в тот день я видела его в последний раз. Вот почему я сегодня не выхожу замуж, – тихо закончила я.

Майлз молчал, и я первая нарушила повисшую над столом тишину:

– Вы говорили, что не знаете обо мне ничего личного, но теперь вот знаете. И возможно, куда более личное, чем вам бы хотелось.

– Ну… – Майлз опять коснулся моей руки. – Простите меня, ведь вам пришлось вернуться к таким… мучительным воспоминаниям. Но я рад, что вы мне все рассказали.

– Меня удивляет мой поступок. Ведь мы почти незнакомы.

– Да – вы не знаете меня. Во всяком случае, пока… – Он погладил мои пальцы, и меня словно ударило током.

– Майлз… – посмотрела я на него. – Думаю, мне не помешает еще один бокал вина.

Мы пробыли в ресторане не так уж долго, отчасти потому, что опять стала названивать Рокси. Майлз пообещал ей вернуться к десяти, но, когда нам принесли десерт, она снова позвонила. Мне пришлось прикусить язык. Рокси отказалась пойти в ресторан с отцом, но, похоже, была полна решимости испортить ему вечер.

– Разве она не может почитать книгу? – спросила я и снисходительно подумала: «Или еще парочку журналов».

Майлз повертел бокал.

– Рокси интеллигентная девочка, но не такая… глубокая, как мне бы хотелось, – осторожно сказал он. – Вне сомнения, это получилось потому, что я чересчур заботился о ней. – Он поднял руки, словно сдаваясь. – Но если вы одиноки и у вас всего один ребенок, это почти неизбежно. К тому же я хочу компенсировать ей потерю матери.

– Но десять лет – долгий срок. А вы очень привлекательный мужчина, Майлз. – Он повертел вилку. – Меня удивляет, что вы не нашли женщину, которая стала бы Рокси матерью и удовлетворила ваши потребности и чувства.

– Ничто не сделало бы меня таким счастливым и не сделает. Несколько лет назад у меня была женщина, которую я любил, но у нас ничего не вышло. Хотя, может быть, теперь все наладится… – Он быстро улыбнулся, и морщины лучиками разбежались в уголках его глаз. – Как бы то ни было… – отодвинул он стул, – нам лучше вернуться.

Дома Паскаль сообщил Майлзу, что Рокси только что пошла спать. И это после того как вынудила отца вернуться из ресторана, отметила я. Майлз объяснил брату, что мне необходимо переночевать в доме.

– Mais bien sûr, – улыбнулся мне Паскаль. – Vous êtes bienvenue[35]35
  Ну конечно… Добро пожаловать (фр.).


[Закрыть].

– Спасибо.

– Я заправлю свободную постель, – сказал Майлз. – Вы дадите мне свою руку, Фиби?

– Конечно.

Слегка покачиваясь от выпитого, я последовала за ним по лестнице. Наверху он открыл большой, оснащенный вентиляцией гардероб, где вкусно пахло теплым хлопком, и взял с полок постельное белье.

– Моя комната в конце коридора, – объяснил он. – Комната Рокси напротив. А вы разместитесь вот здесь. – Он толкнул дверь, и мы вошли в большую спальню с темно-розовыми обоями с пасторальными картинками, на которых дети собирали яблоки.

Было странно стелить постель вместе с Майлзом; мы сражались с толстым одеялом, и я находила интимный характер этого занятия одновременно неловким и волнующим. Когда мы разглаживали простыню, наши пальцы соприкоснулись, и я ощутила волнение. Майлз надел льняную наволочку на подушку и улыбнулся.

– Ну вот… Можно одолжить вам рубашку для сна? – Я кивнула. – В полоску или без?

– Футболку, пожалуйста.

Он направился к двери и, вернувшись с серой футболкой от Калвина Клайна, вручил ее мне.

– Ну… Наверное, мне пора в постель. – Он поцеловал меня в щеку. – Завтра будет еще один долгий день работы на винограднике. – Он поцеловал меня в другую щеку и несколько секунд не отпускал. – Спокойной ночи, сладкая Фиби, – пробормотал он. Я закрыла глаза, наслаждаясь его объятиями. – Я так рад, что ты здесь… – Моему уху было тепло от его дыхания. – Но как странно, что это должна была быть твоя первая брачная ночь.

– Да, странно.

– А ты здесь, в Провансе, практически с незнакомцем. Но… у меня проблемы. – Лицо Майлза внезапно омрачилось.

– Какие?

– Я хочу поцеловать тебя.

– О.

– Действительно поцеловать.

– Понимаю. – Он провел пальцами по моей щеке. – Ну… – пробормотала я. – Можешь это сделать.

– Поцеловать тебя?

– Поцелуй меня…

Майлз взял мое лицо в руки, наклонился и коснулся верхней губой – прохладной и сухой – моих губ, и мы простояли так несколько мгновений. А потом стали целоваться гораздо крепче. С возрастающим нетерпением я почувствовала, что Майлз безуспешно пытается расстегнуть мне платье на спине.

– Прости, – рассмеялся он. – Я довольно давно не делал этого. – И еще повозился с застежкой. – А… наконец-то. – Платье упало на пол, я перешагнула через него, и Майлз повел меня к кровати. Он расстегнул рубашку, а я «молнию» на его джинсах, затем легла и смотрела, как он раздевается. Несмотря на возраст, его тело было стройным и крепким, он и в самом деле был подобен винограду, посаженному в год его рождения, – по-прежнему сильным.

– Ты хочешь этого, Фиби? – прошептал он, ложась рядом со мной и гладя мое лицо. – Потому что сундук, о котором я тебе говорил, здесь, рядом. – Он поцеловал меня. – Ты можешь придвинуть его к двери.

– Чтобы выставить тебя?

– Да. – Он снова поцеловал меня. – Чтобы я остался с той стороны.

Вместо ответа я поцеловала его, на этот раз более требовательно, и, дрожа от желания, притянула к себе.

– Я хочу тебя здесь.

Глава 9

 
Mann und Weib, und Weib und Mann…
 

Меня разбудила песня, которую пела в винограднике польская девушка.

 
Reichen an die Gottheit an…
 

Майлз ушел, оставив после себя вмятину на подушке и мужской запах на простынях. Я села и обхватила руками колени, размышляя, какой неожиданный оборот приняла моя жизнь. В комнате было еще темно, лишь длинные узкие полоски света лежали на полу – солнце пробивалось сквозь жалюзи. Я слышала воркование голубей и шум пресса вдалеке.

Я открыла окна и посмотрела на бледно-красный ландшафт, на кипарисы и качающиеся на ветру сосны. Майлз ставил ведра на прицеп. Я несколько мгновений наблюдала за ним, думая, как страстно и почти благоговейно он занимался со мной любовью, какое наслаждение доставляло ему мое тело. Под окном росло фиговое дерево, сидевшие на нем голуби клевали перезревший фиолетово-коричневый плод.

Я умылась, оделась, заправила кровать и пошла вниз. В утреннем свете казалось, что чучело медведя улыбается, а не скалит зубы.

Я пересекла холл и вошла в кухню. В конце невероятно длинного стола сидели Рокси и Сесиль.

– Bonjour[36]36
  Добрый день (фр.).


[Закрыть], Фиби, – тепло сказала Сесиль.

– Bonjour, Сесиль. Привет, Роксана.

Рокси подняла выщипанную в салоне красоты бровь.

– Вы все еще здесь?

– Да, – спокойно ответила я. – Не хотелось возвращаться в Авиньон в темноте.

– Et vous avez bien dormi?[37]37
  А вы хорошо спали? (фр.).


[Закрыть] – понимающе улыбнулась Сесиль.

– Très bien. Merci[38]38
  Очень хорошо. Спасибо (фр.).


[Закрыть].

Сесиль передала мне тарелку с круассанами и печеньем.

– Хотите чашечку кофе?

– С удовольствием. – Пока Сесиль наливала кофе из кофейника с ситечком, я оглядела большую кухню, пол которой был выложен терракотовой плиткой. Повсюду висели гирлянды чеснока и горького перца, а на полках стояли старые медные сковородки. – Как тут хорошо – у вас удивительный дом, Сесиль.

– Спасибо. Надеюсь, вы приедете к нам еще.

– Значит, вы сейчас уезжаете? – спросила Роксана, намазывая на хлеб толстый слой масла. Ее голос звучал безучастно, но враждебность по отношению ко мне была очевидна.

– Уеду после завтрака. – Я повернулась к Сесиль. – Мне нужно в Иль-сюр-ла-Сорж.

– C'est pas trop loin[39]39
  Это не очень далеко (фр.).


[Закрыть], – сказала она. – Доберетесь туда за час.

Я кивнула. Я уже бывала там, но подъезжала к городу с другой стороны. Придется изучить дорогу.

Пока мы с Сесиль болтали на смеси французского и английского, на кухне появился хорошенький черный котенок. Я позвала его, и, к моему удивлению, он прыгнул мне на колени и свернулся клубочком, громко мурлыча.

– Это Мину, – пояснила Сесиль, а я тем временем гладила котенка по голове. – Кажется, вы ему понравились. – Я заметила, что она смотрит на мою правую руку. – Quelle jolie bague, – восхитилась хозяйка. – Ваше кольцо прекрасно!

– Спасибо. Оно принадлежало моей бабушке.

Роксана отодвинула стул и встала. Потом взяла персик из вазы с фруктами, подбросила его правой рукой и ловко поймала.

– Тебе хватило petit déjeuner[40]40
  Маленького завтрака (фр.).


[Закрыть]? – спросила Сесиль.

– Да, – ответила Рокси. – Увидимся позже.

– Меня здесь не будет, – сказала я. – Но надеюсь еще встретиться с тобой.

Роксана молча вышла из комнаты, и повисло неловкое молчание – Сесиль почувствовала ее пренебрежение ко мне.

– Roxanne est tres belle[41]41
  Роксана очень красивая (фр.).


[Закрыть], – заметила она.

– Да, она прекрасна.

– Miles l'adore[42]42
  Майлз ее обожает (фр.).


[Закрыть].

– Конечно, – согласилась я и пожала плечами: – Elle est sa fille[43]43
  Она его дочь (фр.).


[Закрыть].

– Oui, – вздохнула Сесиль. – Mais elle est aussi… comment dire? Son talon d'Achille[44]44
  Да… Но она еще и… Как бы это сказать? Его ахиллесова пята (фр.).


[Закрыть].

Я сделала вид, что занимаюсь котенком, который неожиданно перевернулся на спину, подставив мне животик. Затем допила кофе и посмотрела на часы.

– Мне пора, Сесиль. Mais merci bien pour votre hospitalité[45]45
  Большое спасибо за ваше гостеприимство (фр.).


[Закрыть]. – Я сняла с колен котенка и хотела было поставить тарелку и чашку в посудомоечную машину, но Сесиль опередила меня и проводила до входной двери.

– Au revoir[46]46
  До свидания (фр.).


[Закрыть], Фиби, – сказала она, когда мы вышли на солнечный свет. – Желаю вам хорошо провести время в Провансе. – И расцеловала в обе щеки. – И еще я желаю вам, – она посмотрела на сидящую на солнцепеке Роксану, – …счастья.

По дороге к машине я подумала, что Сесиль не стоило этого говорить. Рокси может быть строптивой, эгоистичной и требовательной, но разве не все подростки такие? В любом случае я познакомилась с Майлзом совсем недавно, и счастье тут ни при чем. Но он мне нравится. Очень нравится…

Прикрыв глаза от солнца, я смотрела на виноградник в поисках Майлза и тут увидела, как он идет ко мне, слегка встревоженный, словно я собираюсь сбежать. Мне нравилось в нем это сочетание изысканности и уязвимости.

– Ты же ведь еще не уезжаешь, правда? – спросил он, подходя ближе.

– Уезжаю. Но… спасибо тебе… за все.

Майлз улыбнулся и поднес к губам мою руку – с таким видом, что у меня сжалось сердце.

– Ты поняла, как добраться до Иль-сюр-ла-Соржа? – кивнул он на карту, лежавшую на капоте.

– Да. Это довольно просто. Так что…

Я села за руль. И тут послышалось серебристое арпеджио в исполнении черного дрозда. Я улыбнулась, вспомнив вино.

Майлз наклонился и поцеловал меня через открытое окно.

– Увидимся в Лондоне. По крайней мере я очень на это надеюсь.

Я сжала его руку и поцеловала еще раз.

– Обязательно увидимся.

* * *

Чудесная дорога на Иль-сюр-ла-Сорж, пустынная и солнечная, шла мимо вишневых садов и виноградников, а ее золотистые обочины были малиновыми от маков. Я думала о Майлзе, о его невероятной привлекательности. Мои губы чуть припухли от его поцелуев.

Я припарковалась на краю симпатичного городка, стоявшего на реке, и пошла по многолюдному рынку. Здесь продавали лавандовое мыло, бутылочки с оливковым маслом, острую салями, прованские лоскутные одеяла и пляжные корзины терракотового, желтого и зеленого цветов. Атмосфера была деловой и шумной.

– Vingt euros![47]47
  Двадцать евро (фр.).


[Закрыть]

– Merci, monsieur[48]48
  Спасибо, месье (фр.).


[Закрыть].

– Les prix sont bas, non?[49]49
  Цены невелики, да? (фр.).


[Закрыть]

– Je vous en prie[50]50
  Прошу вас (фр.).


[Закрыть].

Потом я перешла речку по маленькому деревянному мосту. В верхней части города было спокойнее, покупатели внимательно разглядывали антиквариат и безделушки. Я остановилась у лотка, на котором лежали старое седло, пара красных боксерских перчаток, бутылка с большим кораблем внутри, несколько альбомов с марками и кипа журналов сороковых годов. Я просмотрела их: на обложках кадры высадки в Нормандии, бойцы Сопротивления с союзными войсками и празднование конца оккупации Прованса. Надпись гласила: L'ENTRÉE DES TROUPES ALLIÉES. LA PROVENCE LIBÉRÉE DU JOUG ALLEMAND[51]51
  Вступление союзных войск. Прованс освобожден от немецкого ига (фр.).


[Закрыть].

Я принялась за дело, ради которого приехала, и стала осматривать винтажную одежду, выбирая перкалевые рубашки, цветастые платья и вышитые блузки. Все это находилось в прекрасном состоянии. Часы на церкви пробили три. Пора было возвращаться. Я представила, как Майлз все еще работает на винограднике – помогает собирать остатки урожая. А вечером состоится вечеринка для сборщиков винограда.

Я положила пакеты в багажник и села в машину, открыв все окна, дабы выветрить духоту. Дорога до Авиньона казалась достаточно прямой, но скоро я поняла, что пропустила нужный поворот: ехала не на юг, как должна была, а на север. И развернуться было совершенно негде. Хуже того, за мной выстроилась длиннющая очередь из машин. И мне ничего не оставалось, кроме как поехать в деревушку под названием Рошемар.

Я посмотрела в зеркало заднего вида. Машина позади меня была так близко, что я различала глаза водителя и вздрагивала от его раздраженных гудков. Отчаянно пытаясь избавиться от него, я резко свернула направо, на узкую улочку, и наконец-то вздохнула с облегчением. Примерно через полмили предо мной вдруг открылась большая красивая площадь. По одну ее сторону находилось несколько маленьких магазинчиков и бар со столиками на улице, стоящими в тени платанов. На противоположной стороне возвышалась впечатляющего вида церковь. Проезжая мимо, я посмотрела на ее дверь, и меня внезапно охватила дрожь.

Я словно услышала голос миссис Белл: «Я выросла в большой деревне, расположенной в трех милях от центра города. Это было сонное местечко, где узкие улочки вели к широкой площади, обсаженной платанами, по периметру которой расположилось несколько магазинов и неплохой бар…

Я остановилась перед boulangerie, вышла из машины и направилась к церкви, а в ушах по-прежнему звучал голос миссис Белл.

– На северной стороне площади стояла церковь, над дверью которой было выведено большими буквами «Liberté, Égalité, Fraternité»…

Сердце мое колотилось. Я изучила надпись, выбитую в камне большими римскими буквами, повернулась и посмотрела на площадь. Здесь выросла миссис Белл. В этом не было никаких сомнений. Вот она, церковь. Вот бар под названием «Мистраль» – теперь я видела его вывеску, – где она была тем вечером. И неожиданно мне подумалось, что старик, сидевший там с кружкой пива, вполне может оказаться Жан-Люком Омажем. Ему явно за восемьдесят – вполне подходящий возраст. Пока я стояла и смотрела, он допил пиво, надел берет и медленно пошел по площади, тяжело опираясь на трость.

Я вернулась к машине и поехала дальше. Дома теперь стояли реже, и я видела небольшие виноградники, маленькие сады и железную дорогу.

«Деревня располагалась на краю жилого массива, рядом проходила железная дорога. У моего отца неподалеку от дома был маленький виноградник…»

Я въехала на придорожную стоянку и представила Терезу и Моник, идущих через эти поля, сады и виноградники. Я видела Моник, прячущуюся в амбаре. Темные кипарисы казались мне осуждающими перстами, указывающими в небо. Я поехала дальше. Здесь, на самом краю деревни, стояло несколько новых домов, но четыре других дома были гораздо более старыми. Я остановилась у последнего из них и вышла из машины.

Перед этим домом находился очаровательный садик с горшками розовой и белой герани. Был здесь также старый колодец, и – над дверью – овальная табличка с изображением головы льва. Я стояла и представляла себе этот дом семьдесят лет назад, когда его испуганных жителей уводили прочь.

Неожиданно я уловила за жалюзи какое-то движение – слабая тень, ничего больше, – но почему-то по коже побежали мурашки. Немного поколебавшись, я вернулась к машине, мой пульс просто зашкаливало.

Я села на водительское сиденье и стала смотреть на дом в зеркало заднего вида, а затем, вцепившись дрожащими руками в руль, уехала прочь.

В центре деревни мое сердцебиение пришло в норму. Я была рада, что судьба занесла меня в Рошемар, но время поджимало. В поисках дороги я свернула налево, на маленькую узкую улочку. В конце ее я остановилась и открыла окно. Здесь был скромный военный мемориал. «Aux Morts Glorieux»[52]52
  Геройской смертью (фр.).


[Закрыть], – значилось черными буквами на стройной колонне из белого мрамора. На ней были также высечены имена погибших в Первую и Вторую мировые войны, которые я уже слышала: Карон, Дидье, Мариньи и Паже. Затем я вздрогнула, словно знала его лично. 1954. Indochine. J-L Aumage[53]53
  Индокитай. Ж-Л. Омаж (фр.).


[Закрыть].

«Миссис Белл, наверное, знает об этом, – думала я во вторник, забирая из дома купленную у нее одежду, чтобы отвезти в магазин. – Она, должно быть, бывала в Рошемаре, и не раз».

Я повесила на плечики ее клетчатый костюм от Пьера Кардена и, проводя по нему щеткой, гадала, что она почувствовала при этом известии.

Потом я хотела было развесить вечернюю одежду миссис Белл, но вспомнила, что большая ее часть по-прежнему у Бэл. Я прикинула, когда смогу забрать ее, но тут зазвенел дверной колокольчик, и вошли две школьницы. Они рассматривали одежду, а я тем временем надевала на манекен зеленое замшевое пальто от Джин Мюир. Застегивая его, я смотрела на последнее бальное платье, висящее на стене, и гадала, кто его купит.

– Прошу прощения. – Я повернулась. Девушки того же возраста, что и Рокси – возможно, немного моложе, – стояли у прилавка.

– Чем могу помочь?

– Ну… – Одна из них, смуглянка с темными волосами до плеч, держала в руке бумажник из змеиной кожи, взятый из корзинки с другими бумажниками и кошельками. – Меня интересует вот это.

– Это вещь конца шестидесятых, – объяснила я. – Кажется, он стоит восемь фунтов.

– Да. Здесь написано. Но…

«Собирается торговаться», – устало подумала я.

– В нем есть потайное отделение. Вот. – Девушка оттянула кожу, и обнажилась скрытая «молния». – Вы ведь не знали об этом, верно?

– Верно, не знала, – спокойно сказала я. – Я купила бумажники на аукционе и всего лишь протерла их, прежде чем положить в корзину.

Девушка расстегнула «молнию».

– Посмотрите. – Внутри лежала пачка банкнот. Она протянула мне бумажник, и я достала их.

– Восемьдесят фунтов, – удивилась я и вспомнила, как Джинни Джоунс с «Радио-Лондон» спрашивала, находила ли я деньги в выставленных на продажу вещах. Мне захотелось позвонить ей и рассказать о таком случае.

– Я подумала, что должна поставить вас в известность, – произнесла девушка.

– Это очень честно с вашей стороны. – Я взяла две двадцатифунтовые купюры и протянула ей: – Возьмите.

– Я не имела в виду… – покраснела она.

– Знаю, но будьте добры – это самое маленькое, что я могу для вас сделать.

– Ну… Спасибо, – обрадовалась девушка и, взяв деньги, протянула одну из купюр своей подруге: – Возьми, Сара…

Та отрицательно покачала головой.

– Это ты их нашла, Кэти, а не я. Но нам пора – осталось мало времени.

– Вам нужно что-то конкретное? – поинтересовалась я.

Девушки объяснили, что ищут платья для бала, организуемого в помощь Фонду борьбы с лейкемией у подростков.

– Он состоится в Музее естествознания, – объяснила Кэти. Значит, это то самое мероприятие, на которое собирается Рокси. – Там будет тысяча девушек, и нам бы очень хотелось выделиться из толпы. Но боюсь, у нас не слишком много денег, – смущенно улыбнулась она.

– Ну… просто оглядитесь вокруг. Здесь есть весьма примечательные платья пятидесятых годов – скажем, вот это. – Я сняла с крючка вешалку с сатиновым платьем без рукавов и полуабстрактным рисунком из кубов и окружностей. – Оно стоит восемьдесят фунтов.

– Очень необычное, – заметила Сара.

– Это платье от Хоррокс – они шили прекрасные хлопчатобумажные наряды в конце сороковых и в пятидесятые. А узор принадлежит Эдуардо Паолоцци. – Девушки кивнули, и взгляд Кэти устремился на желтое бальное платье.

– Сколько оно стоит? – Я назвала цену. – О, слишком дорого. В смысле для меня, – поспешно добавила она. – Но уверена, его обязательно купят, потому что оно просто… сказочное.

– Тебе придется выиграть в лотерею, – сказала Сара, глядя на него. – Или найти работу по субботам – за нее хорошо платят.

– Да уж, – ответила Кэти. – Я продаю в «Косткаттерс» товаров всего на сорок пять фунтов в день, так что мне потребуется работать… два месяца, чтобы купить это платье, а к тому времени бал останется в далеком прошлом.

– Ну, у тебя уже есть сорок фунтов, – напомнила Сара, – так что осталось заработать всего двести тридцать пять. Померяй его.

Кэти пожала плечами.

– Зачем?

– Я думаю, оно тебе подойдет.

– Я все равно не смогу его купить.

– Померяйте, – предложила я. – Просто ради забавы – кроме того, мне интересно, как смотрится одежда на покупателях.

Кэти снова взглянула на платье.

– О'кей.

Я сняла его со стены и повесила в примерочной. Кэти вошла в нее и появилась перед нами пару минут спустя.

– Ты выглядишь как… подсолнечник, – улыбнулась Сара.

– Оно вам идет, – согласилась я. Кэти тем временем смотрела на себя в зеркало. – Желтый не всем к лицу, но у вас подходящий цвет кожи.

– Только тебе придется запихать что-то в бюстгальтер, – заметила Сара, когда подруга поправляла лиф.

Кэти повернулась к ней, не скрывая разочарования.

– Ты говоришь так, словно я собираюсь его купить, но я не в состоянии сделать этого.

– А мама не может помочь? – спросила Сара.

Кэти отрицательно покачала головой.

– У нее сейчас плохо с деньгами. Может, мне поработать по вечерам? – задумчиво произнесла она и, положив руки на талию, повертелась перед зеркалом, так что нижние юбки тихо зашелестели.

– Ты можешь стать няней, – предложила Сара. – Я получаю пять фунтов в час за то, что сижу с соседскими детьми. Уложу их спать, и принимаюсь за домашнее задание.

– Неплохая идея, – пробормотала Кэти, стоя на цыпочках и оглядывая себя. – Можно повесить объявление в магазине игрушек или у входа в «Косткаттерс», если на то пошло. В любом случае было здорово посмотреть на себя в таком платье. – Она несколько мгновений глядела в зеркало, словно пытаясь запечатлеть свой очаровательный образ. Затем со вздохом сожаления задернула занавеску.

– Было бы желание, а выход всегда найдется, – убежденно сказала Сара.

– Да, – согласилась Кэти. – Но к тому времени как я накоплю денег, его, по закону подлости, кто-нибудь купит. – Спустя минуту она вышла из примерочной и скорбно посмотрела на свой серый школьный блейзер и юбку. – Я чувствую себя Золушкой после бала.

– Я буду держать за тебя кулаки в ожидании феи-крестной, – пообещала Сара. – На какое время вы можете оставлять вещи? – повернулась она ко мне.

– Обычно не больше чем на неделю. Я бы и хотела придержать его на более долгий срок, но…

– Мы понимаем. – Кэти подхватила свой рюкзак. – Ведь я могу никогда не прийти за ним. – Она посмотрела на часы. – Без четверти два. Нам придется бежать. Мисс Дойл приходит в ярость, если мы опаздываем. В любом случае, – улыбнулась она мне, – спасибо.

Когда девушки уходили, вернулась Анни.

– Какие милые, – сказала она.

– Просто очаровательные. – И я рассказала ей о честности Кэти.

– Я поражена.

– Она запала на желтое бальное платье, – объяснила я. – Я бы с удовольствием придержала его, до тех пор пока она не накопит денег, но…

– Это рискованно, – согласилась Анни. – Вы можете упустить покупательницу.

– Верно… но как прошло прослушивание? – тревожно поинтересовалась я.

Анни сняла жакет.

– Безнадежно. Там была куча народу, включая его жену.

– Ну… скрестим пальцы, – покривила я душой. – Но разве ваш агент не может обеспечить вам работу?

Анни запустила пальцы в короткие светлые волосы.

– У меня нет агента. Последний из них оказался совершенно бесполезным, я уволила его, а заполучить нового не могу – ведь я нигде не играю. Поэтому просто рассылаю свое резюме, и время от времени меня приглашают на прослушивания. – Она стала протирать прилавок. – Больше всего в актерской профессии мне не нравится невозможность контролировать ситуацию. Невыносимо сидеть и ждать, когда тебе наконец позвонит какой-нибудь режиссер. Лучше уж написать что-то самой.

– Вы говорили, что любите писать.

– Да. Мне бы хотелось найти сюжет, подходящий для моноспектакля. Я бы поставила его для себя и сама бы за все отвечала. – Я вспомнила историю миссис Белл, но проблема заключалась в том, что финал был слишком печальным, чтобы эта история могла заинтересовать Анни.

Мой телефон звякнул, я посмотрела на экран и почувствовала, что краснею от удовольствия. Майлз приглашал меня в субботу в театр. Я ответила ему и сказала Анни, что направляюсь в Парагон.

– Вы снова встречаетесь с миссис Белл?

– Просто на чашечку чаю.

– Она ваша новая лучшая подруга, – тепло произнесла Анни. – Надеюсь, когда я состарюсь, ко мне тоже будет время от времени заходить какая-нибудь милая молодая женщина.

– Ничего, что я напросилась к вам? – улыбнулась я миссис Белл двадцатью минутами позже.

– Ну что вы! – улыбнулась она, впуская меня. – Я так рада вас видеть.

– Как ваше здоровье, миссис Белл? – Она похудела за эту неделю, лицо еще больше сморщилось.

– Я… хорошо, спасибо. Ну, не слишком уж хорошо… – Ее голос ослаб. – Но я люблю сидеть и читать или просто смотреть в окно. Меня навещают две подруги. Моя помощница Паола приходит два раза в неделю по утрам, а в четверг приедет племянница и останется у меня на три дня. Теперь я жалею, что у меня нет детей, – сказала миссис Белл, когда я шла за ней в кухню. – Но я была очень несчастлива – аист отказался прилететь ко мне. Хотя в наши времена женщинам помогают, – вздохнула она, открывая буфет. «Действительно, помогают, – подумала я, – но это не всегда срабатывает». Я вспомнила женщину, купившую розовое платье. – Печально, но мои яичники обеспечили мне только рак, – добавила миссис Белл, доставая молочник. – Ужасно подло с их стороны. Если вы будете так добры взять поднос…

– Я только что вернулась из Авиньона, – сказала я несколькими минутами позже, разливая чай.

Миссис Белл серьезно кивнула.

– Поездка была удачной?

– Поскольку я купила немало хороших вещей, то да. – Я подала ей чашку. – Я также была в Папском замке. – И рассказала ей о Майлзе.

Она пила чай, держа чашку обеими руками.

– Звучит очень романтично.

– Ну… далеко не во всех отношениях. – Я упомянула о поведении Роксаны.

– Значит, вы были в Папском замке.

Я улыбнулась.

– Да, но Роксана очень требовательна, и это еще мягко сказано.

– Вам придется нелегко, – рассудительно заметила миссис Белл.

– Да уж. – Я подумала о враждебности Рокси. – Но похоже, Майлзу… я нравлюсь.

– Еще бы – он же не сумасшедший.

– Спасибо… Но я рассказываю вам все это потому, что на обратном пути из Авиньона заблудилась и очутилась в Рошемаре.

Миссис Белл подалась вперед.

– ?..

– Вы не сказали мне, как называется ваша деревня.

– Нет. Предпочла не делать этого – а вам не было особой нужды знать.

– Понимаю. Но я узнала ее по вашему описанию. Увидела в баре на площади старика и даже подумала, что это мог быть Жан-Люк Омаж…

– Нет, – перебила меня миссис Белл, ставя чашку на стол. – Нет-нет, – покачала она головой. – Жан-Люк погиб в Индокитае.

– Я видела военный мемориал.

– Его убили в сражении под Дьенбьенфу. Он помогал спастись вьетнамской женщине. – Я удивленно посмотрела на миссис Белл. – Да, это странно, – тихо сказала она. – Иногда я думаю, что этот благородный поступок можно объяснить чувством вины, вызванным его действиями десятью годами раньше. Кто знает? – Миссис Белл посмотрела на окно и тихо повторила: – Кто знает?.. – Неожиданно она встала со стула, и лицо ее слегка дрогнуло. – Простите, Фиби. Я хочу кое-что показать вам.

Миссис Белл вышла из комнаты и направилась в спальню. Послышался скрип выдвигаемого ящика. Через пару минут она вернулась с большим коричневым конвертом в руках, его края обтрепались и пожелтели. Миссис Белл села, открыла конверт и достала большую фотографию. Она несколько минут пытливо вглядывалась в нее, а потом сделала знак, чтобы я подвинулась ближе.

На черно-белом снимке была примерно сотня девочек и мальчиков, старательно позирующих или откровенно скучающих; кто-то склонил голову набок, кто-то щурился от яркого солнечного света. Дети постарше смирно стояли позади, младшие сидели скрестив ноги. Волосы мальчиков были расчесаны на пробор, многие девочки вплели в косы ленты.