Текст книги "Дело в стиле винтаж"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– А как вы заполучили эту историю? – поинтересовалась я.

Мэтт сделал глоток вина.

– Келли Маркс обратилась прямо к нам. А я знал о Брауне еще со времен своей работы в «Гардиан». Слухи о нем ходили вот уже несколько лет. Он собирался разместить акции своей компании на бирже, старался, чтобы его лицо не сходило с газетных страниц, и вдруг эта женщина звонит мне, анонимно, мол, у нее есть «хорошая история» о Кейте Брауне, и спрашивает, не заинтересует ли она меня.

– И ты, конечно, заинтересовался, – продолжила Сильвия. Она передала мне салатник и кивнула Мэтту. – Расскажи Фиби о том, что произошло.

Он поставил свой бокал.

– Итак, дело было в понедельник, три недели назад: я пригласил эту женщину к нам. – Мэтт взял салфетку. – Она пришла на следующий день в обеденное время, и я понял, что это его подруга, поскольку видел ее вместе с Брауном на фотографиях. Когда она поведала мне свою историю, я решил дать ей ход – но не мог бы сделать этого, если бы она не подписала детальное изложение событий с заверением, что все рассказанное ею – правда. Она согласилась… – Мэтт взял вилку. – Однако мне требовалось посоветоваться с Дэном.

Я удивилась, зачем это нужно, ведь Дэн не заместитель главного редактора и даже не такой уж опытный журналист, если на то пошло. Я посмотрела на Дэна. Он разговаривал с Джоан.

– Ты не мог игнорировать Дэна, – услышала я голос Сильвии. – Ведь он совладелец газеты!

Я повернулась к ней:

– Я думала, Дэн работает на Мэтта. Что это газета Мэтта и он нанял Дэна заниматься маркетингом.

– Дэн и занимается маркетингом, – ответила она. – Но Мэтт его не нанимал. – Эта идея показалась ей забавной. – Он обратился к Дэну за финансовой помощью. Каждый из них внес по пятьдесят процентов в стартовый капитал, что составило полмиллиона фунтов.

– …Понятно.

– Мэтт должен был получить согласие Дэна на обнародование этой истории, – добавила Сильвия. «Вот почему Дэну пришлось консультироваться с юристом», – поняла я.

– Дэн тоже разволновался, – продолжил Мэтт, передавая Сильвии пармезан. – Необходимо было получить свидетельства Келли за ее подписью. «Мы не платим за информацию», – сказал я ей, но она ответила, что деньги ей не нужны. Она словно выступила в своего рода моральный крестовый поход против Брауна, хотя, как оказалось, знала о поджоге уже больше года.

– Видимо, что-то сильно ее рассердило, – заметила Сильвия.

Мэтт положил вилку.

– Именно так я и подумал. Как бы то ни было, она явилась в редакцию газеты, и мы записали ее показания. Но когда пришло время поставить свою подпись, Келли неожиданно опустила ручку, посмотрела на меня и заявила, что передумала – она хотела получить деньги.

– О.

Мэтт покачал головой.

– У меня екнуло сердце. Я думал, она потребует двадцать тысяч, и именно таков ее изначальный план. И только было собрался сказать ей, что в таком случае нам придется забыть об ее истории, как она произнесла: «Цена – двести семьдесят пять фунтов», – чем несказанно поразила меня. И повторила: «Я хочу двести семьдесят пять фунтов. Такова цена». – Я посмотрел на Дэна, он пожал плечами и кивнул. Я открыл кассу, взял двести семьдесят пять фунтов, положил их в конверт и вручил ей. Она выглядела такой счастливой, словно я действительно дал ей двадцать тысяч. И подписала свои показания.

– Конверт был розовым, – сказала я. – С изображением Принцессы Диснея.

Мэтт удивленно взглянул на меня:

– Да. Его принесла в офис дочка нашего бухгалтера днем раньше. Он первым попался мне на глаза, и я использовал его, поскольку торопился закрыть дело. Но откуда вам это известно?

Я объяснила, что Келли Маркс приобрела в моем магазине бальное платье цвета лайма, которое Браун отказался купить ей за две недели до этого.

– Я рассказывала вам, верно, Дэн? О том, что Келли отказалась от скидки?

– Да. Я не мог обсуждать это с вами, но пытался разобраться в случившемся. Я думал: «О'кей, платье стоит двести семьдесят пять фунтов, она попросила у нас с Мэттом такую же сумму, и потому здесь должна быть какая-то связь…» Но я не знал, какая именно.

– Мне кажется, я понимаю, – сказала Сильвия. – Она хотела прекратить отношения с Брауном, но ей было сложно сделать это, поскольку он являлся ее боссом. – Сильвия повернулась ко мне. – Значит, Браун отказался покупать платье. Она выглядела расстроенной?

– Очень расстроенной, – ответила я. – Даже расплакалась.

– Стало быть, это оказалось последней каплей. – Сильвия пожала плечами. – И потому она решила разорвать отношения, отрезав все пути к прошлому. Отказ купить платье породил акт мести.

«Я полюбила его. И он это знал…»

Я посмотрела на Сильвию.

– Видимо, все так и было. Думаю, число «двести семьдесят пять» символично. Оно обозначало цену платья – и ее свободы, – вот почему она отказалась платить меньше…

– Вы хотите сказать, что мы заполучили эту историю благодаря одному из ваших платьев? – усомнился Мэтт.

«Когда я померила его… платье предъявило на меня свои права».

Я поняла, что Анни не ошиблась.

– Думаю, так оно и есть.

Мэтт поднял бокал:

– Тогда выпьем за винтажную одежду. – Он покачал головой и рассмеялся. – Боже, это платье, должно быть, взяло ее в оборот.

– Такие платья способны на многое, – кивнула я.

Великолепным солнечным осенним днем, направляясь к миссис Белл, я думала о Дэне. У него было немало возможностей сказать мне, что он является совладельцем «Черного и зеленого», но он этого не сделал. Вероятно, счел хвастовством. Или не придал большого значения. Но он говорил, что Мэтту требовалась его помощь при организации газеты – очевидно, финансовая. Тем не менее Дэн не производил впечатление богатого человека, а скорее наоборот – с его одеждой из «Оксфама» и слегка потрепанным видом. «Он мог занять деньги», – подумала я. Но раз он вложил столько в газету, то почему не хочет долго работать в ней? Свернув в Парагон, я стала гадать, чем он предпочитает заниматься долго.

Я оставалась на вечеринке до полуночи и, взяв сумочку, увидела, что пропустила два звонка Майлза. Вернувшись домой, я обнаружила на автоответчике еще два сообщения. Он говорил обычным тоном, но ему явно не нравилась моя недоступность.

Я поднялась по ступенькам дома под номером восемь и нажала на звонок квартиры миссис Белл. Ждать пришлось дольше, чем обычно. Наконец раздался щелчок интеркома.

– Здравствуйте, Фиби! – Я толкнула дверь и направилась к лестнице.

Прошло почти две недели с тех пор, как я видела миссис Белл в последний раз. Она очень изменилась, и я непроизвольно обняла ее. Она говорила, что в первый месяц будет чувствовать себя сносно, а затем уже не столь хорошо… Сейчас ей было явно «не столь хорошо». Она сильно похудела, бледно-голубые глаза казались больше на сморщенном лице, руки выглядели хрупкими и очень тонкими.

– Какие прелестные цветы, – сказала она, принимая принесенные мной анемоны. – Обожаю их цвета – они похожи на драгоценные камни, на витражи.

– Поставить их в вазу?

– Будьте добры. И не приготовите ли вы чай?

– Разумеется.

Мы прошли на кухню, я наполнила чайник водой, достала чашки и блюдца и поставила на поднос.

– Надеюсь, вы не провели день в одиночестве, – сказала я, ставя цветы в хрустальную вазу.

– Нет – утром приходила медсестра. Теперь она бывает здесь каждый день.

Я насыпала в чайник три ложки чая «Аассам».

– Вам понравилось в Дорсете?

– Очень. Мы так мило проводили время с Джеймсом и его женой. Из их дома видно море, и временами я просто сидела у окна и любовалась им. Вы не поставите цветы на столик в холле? Я боюсь уронить их.

Я выполнила ее просьбу и внесла поднос в гостиную – миссис Белл шла впереди меня, и мне казалось, что у нее болит спина. Сев на свое обычное место – парчовый стул, – она скрестила ноги в лодыжках и откинулась назад – ее поза выдавала слабость.

– Пожалуйста, простите за беспорядок, – кивнула миссис Белл на заваленный бумагами стол. – Я выбрасывала старые письма и счета – осколки моей жизни, – пояснила она, принимая у меня чашку с чаем. – Здесь так много всего. – Она указала на наполненную до краев мусорную корзину рядом с ее стулом. – Но так Джеймсу будет легче разобраться с документами. Кстати говоря, когда он забирал меня отсюда на прошлой неделе, то ехал мимо Монпелье-вейл.

– Значит, вы видели магазин?

– Да – и два моих наряда на витрине! Вы дополнили габардиновый костюм меховым воротником – это так красиво.

– Моя помощница Анни решила, что он придаст вещи осенний оттенок. Надеюсь, вы не расстроились, увидев свою одежду, выставленную напоказ всему свету.

– Наоборот – я была довольна. Пыталась представить себе женщин, которые будут носить ее.

Я улыбнулась. Потом миссис Белл спросила меня о Майлзе, и я рассказала о своем посещении его дома.

– Итак, он балует свою маленькую принцессу.

– Да – причем до безумия. Потакает Рокси во всем.

– Ну… лучше так, чем если бы он не обращал на нее внимания. – И это правда. – И похоже, вы очень ему нравитесь, Фиби.

– Я стараюсь не обольщаться, миссис Белл, поскольку знаю его всего шесть недель, и он почти на пятнадцать лет старше меня.

– Понятно. Но в этом заключается ваше… преимущество.

– Полагаю, так оно и есть, хотя не уверена, что мне хочется иметь преимущество перед кем-либо.

– Но его возраст не важен – важно лишь, нравится ли он вам и хорошо ли к вам относится.

– Он мне нравится – очень сильно. Я нахожу его привлекательным, и, да, он относится ко мне хорошо, с большим вниманием. – Мы продолжили разговор, и я стала рассказывать миссис Белл о «Робинсон Рио».

– Похоже, Дэн веселый человек.

– Да. Жизнерадостный.

– Это очень симпатичная черта. А я пытаюсь обрести небольшую «joie de mourir»[55]55
  Радость угасания (фр.).


[Закрыть], – добавила она со скорбной улыбкой. – Это непросто. Но по крайней мере у меня было время привести все в порядок… повидаться с семьей и сказать adieux[56]56
  Прощайте (фр.).


[Закрыть].

– Возможно, это было только au revoirs[57]57
  До свидания (фр.).


[Закрыть], – серьезно предположила я.

– Кто знает? – сказала миссис Белл.

Повисла пауза. Решив, что настал подходящий момент, я взяла свою сумочку.

Миссис Белл упала духом:

– Вы ведь не уходите, правда, Фиби?

– Нет. Но… хочу кое о чем поговорить с вами, миссис Белл. Может, время не совсем подходящее, поскольку вы плохо себя чувствуете… – Я открыла сумочку. – А может, это обстоятельство придаст разговору еще большую важность.

Она поставила чашку на блюдце.

– Фиби, что вы пытаетесь сказать?

Я вынула из сумочки конверт, достала распечатанную форму и положила на колени, разглаживая ее на сгибах.

– Миссис Белл, я недавно заходила на сайт Красного Креста. И думаю, если вы хотите еще раз попытаться выяснить, что случилось с Моник, то, вероятно, можете это сделать.

– О, – пробормотала она. – Но… как? Ведь я уже пыталась.

– Да, но это было очень давно. А тем временем в архиве Красного Креста появилось много новой информации. На их сайте говорится об этом; особенно важно, что в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году Советский Союз предоставил им засекреченные нацистами документы, которые оказались у него в конце войны. – Я посмотрела на нее. – Миссис Белл, когда вы начали свои поиски в сорок пятом, у Красного Креста была только картотека, а теперь почти пятьдесят миллионов документов о сотнях тысяч людей, прошедших через концентрационные лагеря.

– Понятно, – прошептала миссис Белл.

– Вы можете сделать запрос. Через компьютер.

– У меня нет компьютера, – покачала она головой.

– Но у меня он есть. А от вас требуется всего лишь заполнить эту форму… – Я вручила ее миссис Белл. Она взяла ее обеими руками и стала читать, прикрыв один глаз. – Я отправлю им электронное письмо, и его перешлют архивариусам в Бад-Арользен в Северной Германии. Вы получите ответ в течение нескольких недель.

– Поскольку именно таким временем я располагаю, то дело того стоит, – печально прокомментировала она.

– Я знаю, время… не на вашей стороне, миссис Белл. Но подумала, что, если можно что-то узнать о Моник, вы захотите это сделать. – Вы согласны? – Я задержала дыхание.

Миссис Белл опустила форму.

– Но зачем мне это знать, Фиби? Вернее, зачем стремиться к этому сейчас? Запросив информацию о Моник, я могу прочитать в каком-то официальном письме, что ее действительно настигла ужасная смерть. Вы думаете, мне это поможет? – Миссис Белл выпрямилась на стуле, скорчившись от боли; затем лицо ее разгладилось. – Фиби, я хочу спокойно провести последние свои дни, оставив все сожаления в прошлом, а не мучить себя заново. – Она снова подняла форму и покачала головой. – Это меня встревожит. Вы должны понимать, Фиби.

– Я понимаю – и, конечно, не хочу, чтобы вы мучились или страдали. – В горле запершило. – Я только пытаюсь помочь вам.

– Вы хотите помочь мне, Фиби? Вы в этом уверены?

– Конечно, уверена. – Почему она спрашивает? – Думаю, именно поэтому я очутилась в Рошемаре – это не могло быть простым совпадением – я чувствую, что меня направила туда сама Судьба, Провидение – как ни назови. И с того самого дня я не могу прогнать из головы мысли о Моник. – Миссис Белл пристально смотрела на меня. – Я почти не сомневаюсь, не знаю почему, что она выжила, и вы верите в ее гибель, поскольку именно так все и выглядит. Но возможно, случилось чудо и ваша подруга не умерла, не умерла, не умерла, не умерла… – Мое сердце словно остановилось. Я всхлипнула.

– Фиби, – тихо сказала миссис Белл, – ведь дело не в Моник, верно? – Я смотрела на свою юбку. На ней была маленькая дырочка. – А в Эмме. – Теперь пришла моя очередь посмотреть на нее. Черты ее лица расплывались у меня перед глазами. – Вы пытаетесь возродить к жизни Моник, потому что Эммы нет в живых, – прошептала она.

– Возможно… я не знаю. – Я снова всхлипнула и отвернулась к окну. – Знаю только, что мне так… тяжело и я зашла в тупик.

– Фиби, если вы докажете, что Моник выжила, это не изменит случившегося с Эммой.

– Нет, – хрипло ответила я. – Этого ничто не изменит. Ничто и никогда. – Я закрыла лицо руками.

– Моя бедная девочка, – услышала я голос миссис Белл. – Ну что я могу сказать? Постарайтесь жить своей жизнью и не страдать из-за того, чего невозможно исправить – и что, вероятно, не было вашей виной.

Я с трудом сглотнула.

– Но это была моя вина. И я обречена казнить себя до конца своих дней. Это мой крест, и я буду нести его всю оставшуюся жизнь. – От этой мысли я почувствовала себя невероятно усталой и закрыла глаза, слушая тихое шипение огня и неумолимое тиканье часов.

– Фиби, – вздохнула миссис Белл. – У вас вся жизнь впереди; вы проживете еще лет пятьдесят, а то и больше. – Я открыла глаза. – И вам надо найти способ прожить их счастливо. Насколько это возможно для любого из нас. Возьмите… – Она протянула мне салфетку, и я прижала ее к глазам.

– Это кажется мне невероятным.

– Пока нет, – тихо сказала она. – Но вы придете к этому.

– Вы так и не смогли пережить случившееся…

– Да, не смогла. Но я научилась отводить своим страданиям определенное место, чтобы они не охватывали меня целиком. А вам это пока не удается, Фиби.

Я кивнула и снова посмотрела в окно.

– Я каждый день хожу в магазин, помогаю покупателям, болтаю со своей помощницей Анни – делаю все, что нужно. Свободное время я провожу с друзьями; встречаюсь с Майлзом. Я функционирую как положено. Но внутри я… борюсь… – Мой голос оборвался.

– В этом нет ничего удивительного, Фиби, ведь вашему горю всего несколько месяцев. Именно поэтому вы столько думаете о Моник. Причиной тому ваше собственное несчастье – вы словно верите, что, воскресив Моник, каким-то образом воскресите и Эмму.

– Но не могу сделать этого. – Я вытерла глаза. – Не могу.

– Поэтому… хватит об этом, Фиби. Пожалуйста. Ради нас обеих – не нужно ничего предпринимать. – Миссис Белл взяла форму Красного Креста, разорвала ее пополам и бросила в корзину для мусора.

Глава 12

Миссис Белл права, поняла я, сидя у себя на кухне и глядя в стол, опершись подбородком на скрещенные руки. Я была одержима Моник – и эту одержимость питали горе и вина. Но мне не следовало пробуждать столь болезненные эмоции в слабой пожилой женщине.

Прошло несколько дней, и я, почувствовав некоторое облегчение, снова пошла к миссис Белл. На этот раз мы не говорили о Моник и Эмме, а обсуждали обычные вещи: новости, местные события – приближалась ночь фейерверков – и передачи, увиденные по телевизору.

– Купили ваше пальто из шелкового фая, – сообщила я, когда мы начали играть в скрэбл.

– Правда? И кто же это?

– Очень красивая модель лет тридцати.

– Тогда оно появится на изысканных вечеринках, – заметила миссис Белл, раскладывая буквы на подставке.

– Уверена в этом. Я сказала ей, что оно танцевало с Шоном Коннери. И ее это сильно взволновало.

– Надеюсь, хотя бы одна из моих вещей останется у вас, – добавила миссис Белл.

– Мне очень нравится ваш габардиновый костюм. Он по-прежнему в витрине. Возможно, я оставлю его себе – думаю, он мне впору.

– Как будет хорошо, если вы станете носить его. О Боже! – воскликнула она. – У меня шесть согласных. И как с этим быть? А… – Она дрожащей рукой выложила на доску несколько букв. – Вот так. – У нее получилось слово «спасибо». – А ваш роман по-прежнему в расцвете?

Я подсчитала очки.

– С Майлзом?

– Да. А кого еще я могла иметь в виду? – удивилась миссис Белл.

– Тридцать девять – хорошее число. Я вижусь с Майлзом два-три раза в неделю. Посмотрите… – Я достала фотоаппарат и показала миссис Белл фото, сделанное в его саду.

– Красивый мужчина. Странно, что он так и не женился во второй раз, – задумчиво проговорила она.

– Меня это тоже удивляет, – сказала я, переставляя свои буквы. – Он говорил, что лет восемь назад у него была любимая женщина, а в прошлую пятницу за ужином в «Мишлен» объяснил, почему у них с Евой ничего не получилось: она хотела иметь детей.

Миссис Белл выглядела озадаченной.

– И это превратилось в проблему?

– Майлз не был уверен, хочет ли еще ребенка, а Рокси, по его мнению, пришлось бы тяжело.

Миссис Белл откинула с глаз серебристую прядь волос.

– Это в равной степени могло оказать на нее положительное действие – лучшее из всех возможных.

– Я сказала нечто в этом роде… Но Майлз беспокоился, что дети отвлекут его внимание от Рокси, которой оно столь необходимо, и потому эффект окажется негативным. Со времени смерти ее мамы тогда прошло всего два года.

Я посмотрела на сад и припомнила тот разговор.

– Я пребывал в совершенном отчаянии, – рассказывал Майлз, когда мы пили кофе. – Время поджимало. Еве было тридцать пять, и мы провели вместе больше года.

– Понятно, – отозвалась я. – Значит, дело достигло критической точки.

– Да. Естественно, она хотела знать… к чему все идет. А я просто не находил ответа. – Он опустил чашку. – И спросил Рокси.

– О чем же?

– Хочет ли она братика или сестричку. Она в ужасе посмотрела на меня и расплакалась. Я почувствовал, что предаю ее, и потому… – Он пожал плечами.

– И ты порвал с Евой?

– Я хотел уберечь Рокси от стресса.

– Бедная девочка, – покачала я головой.

– Да – ей пришлось столько пережить.

– Я имела в виду Еву, – тихо сказала я.

Майлз задохнулся.

– Она была очень огорчена. Но я слышал, скоро встретила кого-то и родила детей, но я не мог не чувствовать…

– Что совершил ошибку?

Майлз немного помолчал.

– Я сделал то, что мне казалось правильным по отношению к своему ребенку…

– Бедная девочка, – произнесла миссис Белл, когда я завершила свой рассказ.

– Вы говорите о Еве?

– Нет, о Рокси – отец дал ей столько власти. Это плохо сказывается на характере ребенка.

Elle est son talon d'Achille… Возможно, именно это хотела сказать Сесиль. Майлз возложил на Рокси слишком многое – позволил ей принимать решения, которые должен был принять сам.

Я положила свои буквы на стол:

– Двенадцать очков.

Миссис Белл передала мне мешочек с фишками.

– Конечно, мне жаль и его подругу. А если вы захотите детей, Фиби? – Она поджала губы. – Надеюсь, Майлз не станет опять советоваться с Рокси!

Я покачала головой.

– По его словам, он рассказал мне все именно поэтому. Хотел показать, что, если я захочу иметь семью, он не станет возражать. Ведь Рокси почти взрослая. – Я взяла новые буквы. – Но пока еще рано думать об этом, тем более говорить.

– Вы должны иметь детей, Фиби. Не только потому, что они приносят счастье, – просто семейная жизнь оставляет мало времени на сожаления о прошлом.

– Думаю, вы правы. Ну… мне тридцать четыре, и время пока есть… – При условии, что я не окажусь так же несчастна, как та бедная женщина, купившая розовое бальное платье. – Ваш ход, миссис Белл.

– Я собираюсь поставить слово «мир».

– Это… десять очков.

– И скажите мне, у вас много покупателей?

– Да, ведь начинается сезон вечеринок. А там и до Рождества недалеко, – добавила я и покраснела от собственной бестактности.

Миссис Белл безрадостно улыбнулась:

– Ну, вряд ли я буду веселиться на вечеринке. Но… кто знает? – пожала она плечами: – Может, и буду.

Во вторник женщина лет сорока пяти принесла в магазин кое-какие вещи.

– Это дамское белье, – объяснила она, когда мы сели за стол в моем кабинете, и открыла маленький кожаный чемоданчик. – Его никогда не носили.

Я увидела прекрасные ночные рубашки из шелка и peignoirs[58]58
  Пеньюары (фр.).


[Закрыть], обрамленные кружевом, а также корсеты и пояса для чулок. Имелась здесь и великолепная голубая комбинация с присобранной линией бюста и кружевным подолом.

– Ее можно надеть под бальное платье, верно? – спросила женщина.

– Вполне. У вас тут очаровательные вещи. – Я провела рукой по стеганому розовому атласному жакету. – Это середина – конец сороковых, и качество изумительное. – Я достала шелковую комбинацию цвета чайной розы с кружевными вставками, два атласных бюстгальтера персикового цвета и трусики к ним. – Вот это от «Ригби и Пеллер» – они тогда только начинали. – Большинство вещей было снабжено ярлыками и находилось в прекрасном состоянии – лишь пара рыжих отметок на поясе, оставленных чуть поржавевшими зажимами. – Это было чьим-то приданым?

– Не совсем, – ответила женщина. – Потому что свадьба не состоялась. Вещи принадлежали сестре моей матери Лидии, она умерла в этом году в возрасте восьмидесяти шести лет. Она была старой девой и очень милым человеком. Учительницей в начальной школе. Ее никогда не интересовала мода – и она всегда носила простую, практичную одежду. Но пару недель назад я отправилась в Плимут прибрать в ее доме. Разобрала гардероб и отнесла большинство вещей в благотворительный магазин. А на чердаке обнаружила этот чемоданчик. Открыла его и почувствовала… изумление. Трудно поверить, что эти вещи принадлежали ей.

– Потому что они такие красивые и… сексуальные? – Женщина кивнула. – А ваша тетя была когда-нибудь помолвлена?

– Нет, к сожалению. Она пережила сильное разочарование, – вздохнула женщина. – Но я не помню деталей, кроме того что мужчина был американцем. Я позвонила маме, ей восемьдесят три, и она рассказала, как тетушка Лидия влюбилась в американского солдата по имени Уолтер, которого встретила на танцах в Тотнесе весной сорок третьего. Там было несколько тысяч солдат, они участвовали в учениях на побережье Слэптона и в Торкроссе – готовились к высадке в Нормандии.

– И… его убили?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, он выжил. Мама говорит, он был красивым мужчиной и очень милым – она помнит, как он починил ей велосипед и приносил им сладости и нейлоновые чулки. Они с Лидией часто виделись, и перед возвращением в Штаты он сказал, что позовет ее, как только «все будет готово» – так он выразился. Потом Уолтер вернулся в Мичиган, они стали переписываться, и в каждом письме он обещал приехать и забрать мою тетю «как можно скорее», но…

– Так и не сделал этого?

– Нет. Три года от него приходили письма с фотографиями его самого, родителей, двух братьев и собаки. Затем, в сорок восьмом, он написал, что женился.

Я взяла белую атласную грацию.

– И ваша тетушка все это время покупала вещи?

– Да, для медового месяца, которого у нее так и не было. Мама с бабушкой просили ее забыть об Уолтере – но Лидия верила, что он приедет. Ее сердце оказалось разбито, и она никогда больше никого не полюбила – такая жалость.

Я кивнула.

– Печально смотреть на эти прелестные вещи и думать, что ваша тетя не получила от них никакого… удовольствия. – Можно было только представить себе, какие мечты и надежды вдохновляли ее на эти покупки. – Она потратила на них кучу денег.

– Так и было. – Женщина вздохнула. – В любом случае жалко, что она их не носила, но, надеюсь, кто-нибудь еще… воспылает к ним страстью.

– С удовольствием куплю их, – сказала я и предложила цену. Женщина осталась довольна. Я выписала ей чек, отнесла вещи на склад и развесила там, чтобы выветрить появившуюся за долгие годы затхлость. Раздался звонок, и мужчина попросил Анни поставить подпись.

– Это доставка, – услышала я ее голос. – Две гигантские коробки – наверное, с бальными платьями. Точно, – добавила она, когда я спускалась по лестнице. – Отправитель… Рик Диаз, Нью-Йорк.

– Долго же они к нам шли, – сказала я, а Анни тем временем открыла первую коробку и стала по очереди доставать платья – тюлевые нижние юбки подергивались словно на пружинах.

– Они великолепны! – восхитилась Анни. – Посмотрите, какие плотные юбки – и цвета просто фантастические! Вот это красное словно охвачено огнем, а это, цвета индиго, напоминает ночное летнее небо. Мы их обязательно продадим. На вашем месте, Фиби, я бы заказала еще.

Я взяла оранжевое платье и встряхнула его.

– Мы повесим четыре из них на стену, как и прежде, а два поместим в витрину – красное и цвета какао.

Затем Анни открыла вторую коробку, в которой, как и ожидалось, лежали сумочки.

– Я была права, – сказала я, рассмотрев их. – Большинство не являются винтажными, да и выглядят неважно. Вот эта сумка «Спиди» от Луи Вюиттона – подделка.

– Откуда вы знаете?

– Сужу по подкладке – настоящая сумка от Вюиттона имеет коричневую хлопковую подкладку, а не серую, и число стежков вдоль основания ремня неверно – их должно быть ровно пять. Это мне тоже не нужно, – отвергла я темно-синюю сумку «Сэкс» середины девяностых. – А черная от Кеннет Коул старомодна, и на ней не хватает бусин… И потому – нет, нет, нет и еще раз нет, – сказала я, открывая уцененную сумочку «Беркин». – Жаль, что мне пришлось их купить. Но нельзя обижать Рика, иначе он перестанет присылать действительно хорошие вещи.

– А вот это очень мило, – достала Анни кожаную сумочку «Глэдстоун» 1940-х. – И она в прекрасном состоянии.

Я изучила приглянувшуюся ей вещицу:

– Немного потерлась, но мы ее отполируем и… О! А это мне нравится. – Я взяла белую сумочку из страусовой кожи в форме конверта. – Она очень элегантна. Возможно, оставлю ее себе. – Я сунула ее под мышку и посмотрела на себя в зеркало. – А пока отнесу все на склад.

– А как насчет желтого бального платья? – спросила Анни, развешивая наряды на мягкие вешалки. – Оно по-прежнему у нас в резерве – интересно, что там у Кэти?

– Я не видела ее больше двух недель.

– Когда состоится бал?

– Через десять дней, так что время пока есть…

Но прошла еще неделя, а Кэти так и не объявилась – не пришла и не позвонила. В среду перед балом я решила связаться с ней, но, размещая в витрине большую тыкву – мою единственную уступку Хэллоуину, сообразила, что не знаю ее телефона и даже фамилии. Я оставила сообщение на автоответчике «Косткаттерс» и попросила позвонить ей от моего имени, но к пятнице по-прежнему ничего не было слышно, поэтому после обеда я снова повесила платье на стену рядом с оранжевым, фиолетовым и синим – платье цвета индиго было уже продано.

Взбивая его юбки, я гадала, а не нашла ли Кэти наряд подешевле или же просто не пойдет на бал. Потом я подумала о Рокси – вечернее «витражное» платье от Кристиана Лакруа из коллекции этого сезона стоило три тысячи шестьсот фунтов, как было написано в «Вог».

– Это несуразные деньги, – сказала я Майлзу, когда мы сидели у меня на кухне на следующий день после его покупки. Он впервые пришел ко мне домой. Я приготовила пару стейков, а он принес бутылку «Песни дрозда». Я выпила два бокала и расслабилась. – Три тысячи шестьсот фунтов!

Майлз спокойно потягивал вино.

– Деньги большие, но что было делать?

– А ты не мог сказать: «Это слишком дорого»? – весело предложила я.

– Не так-то это просто.

– Неужели? – Я неожиданно подумала, а слышала ли когда-нибудь Рокси слово «нет».

– Рокси очаровало это платье – а у нее, по сути, первый благотворительный бал. О нем напишут в прессе, и она надеется, что ее сфотографируют. Плюс к этому там будут вручать приз самому нарядному гостю – она хочет переиграть соперниц, и потому… – он вздохнул, – я не устоял.

– А она должна сделать что-то в ответ?

– Что именно – помыть машину или выдернуть сорняки?

– Что-то в этом роде – или просто поусерднее учиться в школе.

– Я так не поступаю, – сказал Майлз. – Рокси знает, сколько стоит платье, и благодарна мне за то, что я его купил, – этого достаточно. А плата за обучение существенно снизилась, поскольку она больше не находится в пансионе, так что у меня не было причин скупиться. Если помнишь, я собирался потратить не меньшую сумму на аукционе «Кристи».

– Разве можно забыть такое? – Накладывая Майлзу салат, я подумала, а доведется ли мне когда-нибудь надеть удивительное белое платье из шелкового джерси с шифоновым шлейфом. – А тебе не хочется дать Рокси почувствовать, что она заработала это платье – или по крайней мере вложила в него хоть каплю труда?

– Да нет, – пожал плечами Майлз. – А в чем дело?

– Ну… Полагаю, в том… – Я глотнула вина. – На Рокси все падает с неба, и она не привыкла прилагать к этому никаких усилий. Словно само собой разумеется, что все принадлежит ей.

Майлз пристально смотрел на меня.

– Какого черта? Что ты хочешь этим сказать?

Я вздрогнула от его тона.

– Просто… детей надо поощрять. Вот и все.

– О. – Лицо Майлза разгладилось. – Да. Конечно…

А затем я рассказала ему о Кэти и желтом бальном платье.

Он откинулся на спинку стула.

– Так вот что побудило тебя прочитать мне эту лекцию, верно?

– Возможно. По-моему, поведение Кэти достойно восхищения.

– Так оно и есть. Но Рокси находится в иной ситуации. Я не чувствую себя виноватым, тратя на нее столько денег, поскольку… могу делать это и много даю на благотворительность, так что не считаю себя эгоистом. Имею право распоряжаться оставшимися после уплаты налогов средствами так, как мне заблагорассудится. И предпочитаю тратить деньги в основном на семью – то есть на Рокси.

– Ну… – пожала я плечами. – Она твой ребенок.

Майлз повертел в руке бокал.

– Да. Я воспитывал ее в одиночку в течение десяти лет – а это непросто, и ненавижу, когда посторонние говорят мне, будто я все делал неправильно.