Текст книги "Дело в стиле винтаж"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Моя эйфория по поводу приобретения платья от Баленсиаги за столь хорошую цену быстро сменилась беспокойством насчет платья «Мадам Грес». Я заерзала на стуле.

– Лот номер сто двенадцать, – услышала я голос аукциониста. – Вечернее платье примерно тысяча девятьсот тридцать шестого года от великой Мадам Грес, знаменитой своей плиссировкой и складками. – Служащий в фартуке вынес на подиум платье, надетое на манекен. Я нервно посмотрела вокруг. – Начальная его цена – тысяча фунтов, – провозгласил аукционист. – Я слышу «тысяча»? – К моему облегчению, вместе с моей поднялась всего одна рука. – И тысяча сто. И тысяча сто пятьдесят. – Я продолжала торговаться. – И тысяча двести. Спасибо. И тысяча двести пятьдесят? – Аукционист по очереди посмотрел на нас – женщина покачала головой, – а затем обратил взгляд на меня: – Все еще тысяча двести пятьдесят. Платье ваше, мадам. – Я задержала дыхание: тысяча двести пятьдесят фунтов – прекрасная цена. – Последнее предложение, последнее предложение, – повторил аукционист. Слава тебе, Господи. Я с облегчением закрыла глаза. – Спасибо, сэр. – Сбитая с толку, я посмотрела налево. К моему раздражению, мужчина в конце ряда вступил в торги. – Я слышу тысяча триста? – спросил аукционист. Он взглянул на меня, и я кивнула. – И тысяча триста пятьдесят? Спасибо, сэр. – Я почувствовала, как бешено бьется мой пульс. – И тысяча четыреста? Спасибо, мадам. Я слышу тысяча пятьсот? – Мужчина кивнул. Черт побери! – И тысяча шестьсот? – Я подняла руку. – Вы предложите мне тысячу семьсот, сэр? Спасибо. – Я бросила еще один взгляд на своего соперника, отметив спокойное выражение лица, с которым он взвинчивал цену. – Я слышу тысяча семьсот пятьдесят? – Этот учтивый несносный тип не остановит меня. Я снова подняла руку. – Тысяча семьсот пятьдесят – предложение от леди в конце ряда. Спасибо, сэр, ваши тысяча восемьсот. А может, тысяча девятьсот? Вы продолжаете участвовать в торгах, мадам? – Я кивнула, но во мне все кипело. – И две тысячи?.. Вы с нами, сэр? – Мужчина утвердительно склонил голову. – Кто предложит две тысячи сто? – Я подняла руку. – А две тысячи двести?.. Спасибо, сэр. Две тысячи двести… – Мужчина скосил на меня глаза. Я снова подняла руку. – Две тысячи триста, – удовлетворенно сказал аукционист. – Спасибо, мадам. А две четыреста?.. – Аукционист пристально смотрел на меня, протягивая при этом руку по направлению к моему сопернику, словно объединяя нас в схватке, – знакомый трюк. – Две тысячи четыреста? – повторил он. – Джентльмен против вас, мадам. – Я кивнула, мои вены обжигал адреналин. – Две шестьсот? – спросил аукционист. Я слышала, что люди вставали с мест, по мере того как напряжение возрастало. – Спасибо, сэр. Я слышу две восемьсот? Вы даете две восемьсот, мадам? – Я кивнула, словно во сне. – А две девятьсот, сэр? Спасибо. – Сзади раздавался шепот. – Я слышу три тысячи?.. Три тысячи? – Аукционист впился в меня взглядом, и я подняла руку. – Большое спасибо, мадам, – тогда три тысячи. – Что я делаю? За три тысячи… у меня нет трех тысяч, нужно уступить. – Больше трех тысяч? – Грустно, но ничего не поделаешь. – Три тысячи сто? – услышала я голос аукциониста. – Нет, сэр? Вы выходите из игры? – Я посмотрела на соперника. К моему ужасу, он отрицательно качал головой. Аукционист повернулся ко мне: – Итак, ваша взяла, мадам, три тысячи фунтов… – О Боже. – Раз… – Аукционист поднял молоток. – Два… – Со странным чувством эйфории и отчаяния я смотрела, как молоток опускается. – Продано за три тысячи фунтов покупательнице – скажите еще раз ваш номер, пожалуйста?.. – Я трясущейся рукой подняла табличку. – Двести двадцать. Спасибо всем. Потрясающая конкуренция. А теперь переходим к сто тринадцатому лоту.

Я встала, чувствуя себя больной. С соответствующей наценкой общая стоимость платья составит три тысячи шестьсот фунтов. Как я, со своим-то опытом, не говоря уж о самообладании, позволила себе так увлечься?

Я смотрела на мужчину, торговавшегося вместе со мной, и чувствовала иррациональную ярость. Это был хлыщ в костюме в тонкую полоску с Сэвил-роу и ботинках ручной работы. Вне всякого сомнения, он хотел купить платье для своей жены-трофея. Я представила ее себе – блондинистое совершенство в одежде из новой коллекции «Шанель».

Я покинула зал продаж с тяжелым сердцем. Я не смогу оставить это платье себе. Придется предложить его Синди, моему голливудскому стилисту, – одна из ее клиенток пройдет в нем по красному ковру. На мгновение я представила в нем Кейт Бланшетт на церемонии вручения «Оскаров» – это будет справедливо. «Но я не хочу продавать его», – думала я, направляясь к кассе. Оно в высшей степени прекрасно, и я сражалась, чтобы его заполучить.

Стоя в очереди, я нервно гадала, не вспыхнет ли моя «Мастеркард» при контакте с аппаратом. Впрочем, кредитного лимита как раз хватит для оплаты покупки.

Тут я подняла глаза и увидела мистера Костюм-в-полоску, спускающегося по лестнице с прижатым к уху телефоном.

– Нет, не купил, – говорил он слегка хриплым голосом. – Просто не купил, и все, – повторил он устало. – Мне очень жаль, дорогая. – Было ясно, что жена-трофей – или, возможно, любовница – пребывает в ярости из-за платья «Мадам Грес». – Торги были очень напряженными, – объяснил он и посмотрел на меня. – Конкуренция очень жесткой. – И вдруг, к моему удивлению, подмигнул мне. – Да, это досадно, но будут продавать еще немало очаровательных платьев, сладенькая. – Ему, очевидно, приходилось туго. – Но я купил сумочку от Прада, которая так тебе нравится. Да, конечно, дорогая. Послушай, я должен заплатить. Позвоню тебе позже, хорошо?

Он с явным облегчением захлопнул телефон и встал позади меня. Я притворилась, что не замечаю его.

– Примите мои поздравления, – сказал он.

Я повернулась.

– Простите?

– Поздравляю вас, – повторил он и весело добавил: – Вам достался этот лот. Прекрасное белое платье… как ее там? – Он открыл каталог. – «Мадам Грес». – Я негодовала. Он даже не знал, что собирался покупать. – Вы, должно быть, довольны?

– Да. – Я подавила искушение сказать ему, что меня не слишком устраивает цена.

Он сунул каталог под мышку.

– Если честно, я мог продолжить торговаться с вами.

Я уставилась на него.

– Правда?

– Но посмотрел на вас, понял, как отчаянно вам хочется получить это платье, и решил уступить.

– О, – вежливо кивнула я. Уж не поблагодарить ли его? Если бы он выбыл из гонки раньше, то сэкономил бы мне две штуки.

– Вы собираетесь надеть его по какому-то особому случаю? – спросил он.

– Нет, – холодно ответила я. – Просто обожаю «Мадам Грес». И коллекционирую ее платья.

– Тогда я рад, что вы его купили. – Он поправил узел галстука «Гермес». – На сегодня достаточно. – Он посмотрел на часы, и я уловила отблеск антикварного «Ролекса». – Вы будете биться за что-то еще?

– Боже милостивый, нет – я и так превысила свой бюджет.

– Значит, для вас все это было ужасно?

– Да уж.

– Ну… Похоже, это моя вина. – Он одарил меня извиняющейся улыбкой, и я заметила, что глаза у него большие и темно-карие, а веки чуть прикрыты – это придавало ему немного сонный вид.

– Разумеется, вашей вины тут нет, – пожала я плечами. – Аукцион есть аукцион. Мне это было прекрасно известно.

– Да, мадам? – послышался голос кассирши.

Я повернулась и дала ей кредитную карточку. Попросила выписать счет на «Деревенский винтаж», затем села на обитую синей кожей скамейку и стала ждать, когда принесут мои лоты.

Мистер Костюм-в-полоску оплатил свои покупки и опустился рядом со мной в ожидании их. Мы сидели рядом и больше не разговаривали, поскольку он углубился в свой блэкберри – с несколько озабоченным видом, как я заметила. А я, гадая, сколько ему лет, украдкой взглянула на его профиль. На лице имелись морщины. Но каким бы ни был его возраст, он казался очень привлекательным мужчиной с короткими седыми волосами и орлиным носом. Должно быть, ему года сорок три, решила я, когда нам вручили наши покупки. Получив их, я почувствовала себя счастливой. Быстро проверив содержимое пакетов, я улыбнулась мистеру Костюм-в-полоску на прощание.

Он встал и посмотрел на часы.

– Знаете?.. От всей этой нервотрепки я проголодался. Хочу заскочить в кафе через дорогу. Но вы вряд ли присоединитесь ко мне, верно? Я так яростно сражался против вас, что могу рассчитывать только на то, что вы позволите купить вам сандвич. – Он протянул мне руку: – Меня зовут Майлз, кстати говоря. Майлз Арчант.

– О. А я Фиби. Свифт. Будем знакомы. – Я несколько смущенно пожала его руку.

– Итак? – Он вопросительно смотрел на меня. – Могу я заинтересовать вас ранним обедом?

Меня поразила наглость этого человека. Он: а) впервые меня увидел; б) явно имел жену или подругу, – и к тому же знал, что мне это известно, поскольку я слышала, как он разговаривал с ней по мобильнику.

– Хотя бы чашечку кофе?

– Нет, спасибо, – спокойно ответила я, предположив, что он имеет обыкновение знакомиться с женщинами на аукционах. – Мне нужно… возвращаться.

– На… работу? – любезно поинтересовался он.

– Да. – Не было никакой необходимости объяснять, куда именно.

– Ну, тогда радуйтесь платью. Вы будете выглядеть в нем просто потрясающе, – сказал он, когда я повернулась, чтобы уйти.

Не зная, негодовать или чувствовать себя польщенной, я неуверенно улыбнулась.

– Спасибо.

Глава 3

Вернувшись в магазин, я показала Анни два платья, пояснив, что пришлось биться за «Мадам Грес», но не вдаваясь в детали по поводу мистера Костюм-в-полоску.

– Не стоит волноваться из-за цены, – проговорила она, глядя на платье. – Подобное волшебство превыше… мелочных соображений.

– Вот только я все еще не могу поверить, сколько потратила, – уныло ответила я.

– Может, вам заявить, что это вложение денег на пенсию? – предложила Анни, подшивая подол юбки от Джорджа Реча, и поудобнее уселась на стуле. – И тогда налоговая служба даст вам налоговый вычет.

– Сомневаюсь, ведь я его не продаю, хотя мне нравится идея пенсии-а-порте. О, – добавила я, – вы выставили это на свет божий. – Пока меня не было, Анни повесила несколько вечерних сумочек с ручной вышивкой на пустую часть стены у двери.

– Надеюсь, вы не возражаете, – сказала она. – Я подумала, что они будут хорошо здесь смотреться.

– Так оно и есть. Их теперь можно разглядеть повнимательнее. – Я поместила два купленных мною платья в новые защитные чехлы. – Положу пока на склад.

– Можно мне у вас кое-что спросить? – произнесла Анни, когда я повернулась, чтобы пойти наверх.

– Да? – взглянула я на нее.

– Вы коллекционируете одежду «Мадам Грес»?

– Верно.

– Но у вас есть очаровательная вещь от мадам Грес. – Она пошла к стойке с вечерней одеждой и достала платье, которое подарил мне Гай. – Кто-то его мерил сегодня утром, и я увидела ярлык. Женщина оказалась слишком низкой для него – но на вас оно будет выглядеть потрясающе. Не хотите присоединить его к своей коллекции?

Я отрицательно покачала головой.

– Я… не схожу с ума от этого платья.

– О. – Анни посмотрела на него. – Понятно. Но…

К моему облегчению, звякнул колокольчик над дверью. Вошли девушка и молодой человек лет тридцати. Я попросила Анни заняться ими, пока поднимусь наверх. Затем я спустилась в кабинет и проверила сайт «Деревенского винтажа».

– Мне нужно вечернее платье, – услышала я голос девушки, открывая почту, – для вечеринки в честь нашей помолвки, – засмеялась она.

– Карла думает, что в таком магазине может приобрести нечто оригинальное, – объяснил ее бойфренд.

– Вы правы, – заверила Анни. – Вечерняя одежда вон там – у вас ведь двенадцатый размер?

– О Боже, нет, – фыркнула девушка. – Шестнадцатый. Придется садиться на диету.

– Не надо, – сказал ее бойфренд. – Ты и так очаровательна.

– Вы счастливая женщина, – хмыкнула Анни. – У вас идеальный будущий муж.

– Знаю, – с готовностью признала девушка. – На что ты там смотришь, Пит? О, какие симпатичные запонки!

Завидуя явному счастью парочки, я обратилась к заказам, сделанным по электронной почте. Кто-то хотел купить пять французских ночных рубашек, другой покупатель интересовался платьем с длинными рукавами и рисунком бамбука и спрашивал о размере.

«Когда я говорю, что платье двенадцатого размера, – ответила я, – то на самом деле это означает десятый, поскольку нынешние женщины крупнее, чем пятьдесят лет назад. Вот его размеры, включая ширину рукава у кисти руки. Пожалуйста, дайте мне знать, хотите ли вы, чтобы я оставила его для вас».

– Когда состоится ваша вечеринка? – спросила Анни.

– В эту субботу, – сообщила девушка. – У меня осталось не так много времени. Это не совсем то, что я ищу, – добавила она спустя несколько мгновений.

– Вы всегда можете украсить уже имеющееся у вас платье винтажными аксессуарами, – предложила Анни. – Например, добавить шелковый жакет – у нас есть несколько очаровательных жакетов вон там – или облегающий кардиган. Если хотите, я помогу придать вашему платью новый вид.

– Они удивительны! – неожиданно воскликнула девушка. – Такие… веселые. – Она явно говорила о бальных платьях.

– Какой цвет тебе больше нравится? – послышался голос ее бойфренда.

– Я думаю… бирюзовое.

– Оно пойдет к твоим глазам, – отозвался он.

– Хотите, чтобы я его сняла? – спросила Анни.

Я посмотрела на часы. Пора отправляться на встречу с миссис Белл.

– Сколько оно стоит? – спросила девушка. Анни ответила. – А, понятно. В таком случае…

– Хотя бы примерь его, – предложил бойфренд.

– Ну… хорошо, – согласилась девушка. – Но цена превышает наш бюджет.

Я накинула жакет и приготовилась уходить.

Когда минуту спустя я покидала магазин, девушка появилась из примерочной в бирюзовом платье. Она ни в коей мере не была толстой, но очаровательно чувственной. Ее жених оказался прав – зелено-голубой цвет прекрасно шел к ее глазам.

– Вы выглядите в нем просто великолепно, – одобрила Анни. – Для таких платьев нужна фигура как песочные часы, и у вас именно такая.

– Спасибо. – Девушка заправила прядь блестящих каштановых волос за ухо. – Должна сказать, оно действительно… – она вздохнула счастливо и одновременно разочарованно, – прекрасно. Мне нравятся юбки-пачки и блестки. В нем я чувствую себя… счастливой, – с удивлением призналась она. – Не то чтобы я была несчастна, – тепло улыбнулась она жениху и взглянула на Анни. – Оно стоит двести семьдесят пять фунтов?

– Да. Это шелк, – пояснила Анни, – в том числе и кружева на лифе.

– И сейчас мы предоставляем пятипроцентную скидку, – сказала я, беря сумочку. – И можем придержать вещь на неделю.

Девушка снова вздохнула.

– О'кей, спасибо. – Она посмотрела на себя в зеркало. Когда она двигалась, нижние юбки словно шептались между собой. – Оно очаровательно, но… Не знаю… Возможно… это не совсем… я… – Она вернулась в примерочную и задернула шторку. – Я еще… немного посмотрю на себя, – заявила она, а я отправилась в Парагон.

Я знаю Парагон очень хорошо – когда-то брала там уроки игры на фортепьяно. Моего учителя звали мистер Лонг, и мама смеялась, потому что мистер Лонг[3]3
  Длинный (англ.).


[Закрыть] был коротышкой, к тому же слепым, и его карие глаза, увеличенные толстыми стеклами очков, постоянно бегали из стороны в сторону. Когда я играла, он ходил взад-вперед позади меня в своих поношенных туфлях «хаш паппис». Если я ошибалась, он бил меня по пальцам линейкой. Меня это не столько обижало, сколько впечатляло.

Я ходила к мистеру Лонгу каждый вторник в течение пяти лет, пока одним июньским днем его жена не сообщила маме, что у него случился удар и он умер во время поездки по Озерному краю[4]4
  Живописное место на северо-западе Англии.


[Закрыть]. Несмотря на линейку, я очень горевала.

С тех пор я не бывала в Парагоне, хотя часто проходила мимо. Есть нечто в импозантном георгианском полумесяце, состоящем из семи массивных домов с низкими колоннадами, что по-прежнему заставляет меня задерживать дыхание. В пору расцвета Парагона в каждом доме были собственные конюшни, каретники, пруды, где водилась рыба, и маслобойни, но во время войны туда попала бомба. В конце пятидесятых район восстановили, но дома разбили на квартиры.

Я шла мимо отеля «Кларендон» по Морден-роуд, огибающей Хит, с ее дорожным движением по периметру, затем миновала паб «Принцесса Уэльская» и пруд с рябью на воде от легкого ветерка и, наконец, свернула в Парагон, любуясь конскими каштанами на большой лужайке, их листья уже тронула позолота. Взойдя на ступени дома под номером восемь, я позвонила в шестую квартиру и посмотрела на часы. Без пяти три. Я пробуду здесь до четырех.

Щелкнуло переговорное устройство, и послышался голос миссис Белл:

– Я уже спускаюсь. Будьте добры, подождите немного.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем она появилась на пороге.

– Простите. – Она, запыхавшись, приложила руку к груди. – Мне всегда требуется какое-то время…

– Не беспокойтесь, пожалуйста, – сказала я, придерживая тяжелую черную дверь, – но разве вы не могли открыть мне сверху?

– Автоматический замок сломан – к моему величайшему сожалению, – ответила она с элегантной сдержанностью. – В любом случае спасибо вам огромное, что пришли, мисс Свифт…

– Пожалуйста, зовите меня Фиби. – Когда я переступила через порог, миссис Белл протянула мне худую руку – кожа казалась полупрозрачной от старости, вены выдавались как синие провода. Она улыбнулась мне, и ее все еще привлекательное лицо покрылось мириадами морщинок, в которых прятались комочки розовой пудры. Голубые глаза были подведены серыми тенями.

– Вы, должно быть, мечтаете о лифте, – заметила я, когда мы взбирались по широкой каменной лестнице на третий этаж. Мои слова подхватило эхо.

– Лифт пришелся бы очень кстати, – отозвалась миссис Белл, держась за железные перила. Она на мгновение остановилась и подтянула шерстяную юбку на талии. – Но лестница стала причинять мне неудобства только в последнее время. – Мы немного постояли на первой площадке, чтобы она могла передохнуть. – В любом случае я довольно скоро могу переселиться в другое место, и мне больше не придется взбираться по этим горам, что будет явным преимуществом, – добавила она, когда мы двинулись дальше.

– И далеко вы собрались? – Казалось, миссис Белл не услышала меня, и я решила, что она еще и туга на ухо.

Она толкнула свою дверь.

– Et voila…[5]5
  И вот (фр.).


[Закрыть]

Обстановка квартиры, как и хозяйка, была приятной, но блеклой. На стенах висели хорошие картины, в том числе написанное маслом лавандовое поле; паркетный пол покрывали обюссонские ковры, с потолка в коридоре, по которому я следовала за миссис Белл, свисали шелковые абажуры с бахромой. Она свернула на полпути и вошла в кухню, маленькую, квадратную и пострадавшую от времени; там помещался стол с красным покрытием из формайки и газовая плита, на которой стоял алюминиевый чайник и белая эмалированная кастрюля. На рабочем столике, покрытом ламинатом, лежал чайный поднос с синим фарфоровым чайничком, двумя такими же чашками с блюдцами и маленьким молочником, покрытым изысканной муслиновой накидкой, расшитой синими бусинками.

– Можно предложить вам чашечку чаю, Фиби?

– Нет, спасибо, не стоит.

– Но у меня все уже готово, и хотя я француженка, но знаю, как приготовить чашку хорошего английского дарджилинга, – сказала миссис Белл.

– Ну… – улыбнулась я. – Если это вас не затруднит.

– Вовсе нет. Нужно только подогреть воду. – Она взяла с полки коробок спичек, чиркнула одной из них и трясущейся рукой поднесла к конфорке. Я обратила внимание, что пояс у нее на талии скреплен большой английской булавкой. – Пожалуйста, пройдите в гостиную, – пригласила она. – Вон туда, налево.

Комната оказалась большой, с эркером и отделкой из светло-зеленого пупырчатого шелка, который местами завернулся на стыках. Хотя день был теплым, горел небольшой газовый камин. Над ним на полке стояли серебряные дорожные часы и фигурки высокомерных стаффордширских спаниелей.

Услышав, что чайник начинает свистеть, я подошла к окну и выглянула в сад. В детстве я не могла оценить его размеры. Лужайка тянулась вдоль всего полумесяца как травяная река, окаймленная прекрасными деревьями. Здесь был огромный кедр, ветви которого каскадом спускались к земле словно зеленый кринолин, а также несколько невероятных дубов. Я увидела пунцовый лесной бук и очень красивый каштан, собирающий силы для второго цветения. Две девочки бегали под плакучими ивами, смеясь и взвизгивая. Я стояла и смотрела на них.

– Ну вот… – услышала я голос миссис Белл и пошла на кухню помочь ей.

– Нет, спасибо, – рассердилась она, когда я попыталась забрать у нее поднос. – Возможно, меня можно счесть антиквариатом, но я еще способна управиться сама. С чем вы будете чай? – Я ответила. – Без молока и без сахара? – Она взяла серебряное ситечко. – Тогда все просто…

Она подала мне чашку с чаем и опустилась на маленький парчовый стульчик у огня, а я села на диван напротив.

– Вы давно здесь живете, миссис Белл?

– Довольно давно, – вздохнула она. – Восемнадцать лет.

– И надеетесь переехать в квартиру на первом этаже? – Мне пришло в голову, что она собирается перебраться в один из домов для престарелых вниз по улице.

– Сама точно не знаю, куда еду, – помедлив, ответила она. – Это прояснится на следующей неделе. Но как бы то ни было, я… как же это сказать?..

– Перебираетесь в жилье поменьше? – предположила я.

– Поменьше? – печально улыбнулась она. – Да. – Повисло странное молчание, и я поспешила заполнить его рассказом о своих уроках музыки, хотя решила не упоминать о линейке.

– И вы были хорошей пианисткой?

Я отрицательно покачала головой.

– Дошла всего лишь до программы третьего класса. Я недостаточно практиковалась, а после смерти мистера Лонга не захотела продолжать занятия. Мама пыталась настаивать, но меня это больше не интересовало… – Снаружи донесся звонкий девичий смех. – Не то что мою подругу Эмму, – услышала я свой голос. – Она играла великолепно. – Я взяла ложечку. – Эмма окончила восьмой класс музыкальной школы, когда ей было всего четырнадцать, причем с отличием. Об этом объявили на общем собрании.

– Правда?

Я начала помешивать чай.

– Директриса попросила Эмму подняться на сцену и что-нибудь сыграть, и она исполнила совершенно очаровательный отрывок из «Детских сцен» Шумана. Он назывался «Грезы»…

– Какая одаренная девочка, – озадаченно проговорила миссис Белл. – Вы до сих пор дружите с этой… женщиной-жемчужиной? – Ее голос дрогнул.

– Нет. – Я заметила одинокий чайный листик на дне чашки. – Она умерла в этом году, пятнадцатого февраля, примерно без десяти четыре утра. По крайней мере так считается, хотя никто ни в чем не уверен, но они должны были сделать какую-то запись…

– Ужасно, – пробормотала миссис Белл спустя мгновение. – Сколько ей было лет?

– Тридцать три года. – Я продолжала помешивать чай, глядя в его топазную глубину. – Сегодня ей исполнилось бы тридцать четыре. – Ложечка тихо звякнула о чашку. Я посмотрела на миссис Белл. – У Эммы было много талантов. Она прекрасно играла в теннис… – Я поняла, что улыбаюсь. – У нее была особенная подача. Она словно переворачивала блины. И это срабатывало, ее подачи невозможно было отбить.

– Неужели…

– Она была потрясающей пловчихой и великолепной художницей.

– Какая идеальная молодая женщина.

– О да. Но не зазнавалась – совсем наоборот, вечно сомневалась в себе.

Неожиданно до меня дошло, что мой чай, без молока и без сахара, не нужно помешивать. И я положила ложечку на блюдце.

– Она была вашей лучшей подругой?

Я кивнула.

– Но я не была лучшей подругой для нее или хотя бы хорошей, если начистоту. – Чашка потеряла четкость очертаний. – Когда для нее наступили тяжелые времена, я повела себя ужасно. – Огонь камина словно выдыхал воздух, издавая при этом легкое пыхтение. – Простите, – тихо сказала я и поставила чашку. – Я пришла сюда посмотреть вашу одежду. Думаю, пора приступить к делу, если вы не возражаете. И спасибо за чай.

Миссис Белл какое-то время словно сомневалась, затем встала, и я пошла за ней следом по коридору в спальню. Как и вся квартира, она производила такое впечатление, словно здесь долгие годы никто ничего не трогал. Комната была желто-белой, на маленькой двуспальной кровати блестящее желтое одеяло из гагачьего пуха, желтые прованские занавески на окнах, панели им в тон в дверцах белых встроенных шкафов, расположенных вдоль дальней стены. На прикроватной тумбочке стояла белая лампа из алебастра, а рядом с ней черно-белая фотография красивого темноволосого мужчины лет сорока пяти. На туалетном столике я увидела портрет миссис Белл в молодости. Она была скорее необычной, чем красивой – с высоким лбом, римским носом и большими губами.

Возле ближайшей к нам стены теснились четыре картонные коробки, наполненные перчатками, сумочками и шарфиками. Миссис Белл села на кровать, а я наклонилась и быстро просмотрела их.

– Они очаровательны! Особенно шелковые платки – мне очень нравится вот этот, с фуксиями. И это тоже очень красиво… – Я достала маленькую квадратную сумочку от Гуччи с бамбуковыми ручками. – И эти две шляпы хороши. Какая замечательная коробка, – восхитилась я, разглядывая шестиугольный футляр, в котором они лежали, расписанный весенними цветами по черному фону. – У меня есть к вам предложение, – продолжала я, пока миссис Белл с видимым усилием направлялась к гардеробу. – Я сразу назову вам цену за те вещи, которые хотела бы купить, и выпишу чек, но вещи заберу только после химчистки. Как вы на это смотрите?

– Замечательно, – ответила миссис Белл. – Итак… – Она открыла гардероб, и я уловила запах духов «Ма гриф». – Пожалуйста, приступайте. Вещи, предназначенные на продажу, вот здесь, слева, но не трогайте ничего за этим желтым вечерним платьем.

Я кивнула и стала вынимать из шкафа одежду на красивых атласных вешалках и класть ее в две стопки на кровать – «да» и «нет». Почти все было в прекрасном состоянии: приталенные костюмы пятидесятых, геометрические пальто и платья-рубашки шестидесятых, а также оранжевая бархатная туника от Tea Портер и удивительное пальто-кокон из розового шелка-сырца с рукавами по локоть от Гая Лароша. А еще романтические платья с рукавами-фонариками, сарафаны семидесятых и несколько костюмов восьмидесятых, с плечиками. Я видела ярлыки – Норманн Хартнелл, Джин Мюир, Пьер Карден, Миссони и бутик Харди Эмиса.

– У вас чудесная вечерняя одежда, – сказала я, глядя на сапфирово-синее вечернее пальто из шелкового фая середины шестидесятых от Шанель. – Оно удивительное!

– Я надевала его на премьеру «Живешь только дважды», – ответила миссис Белл. – Агентство «Алистер» рекламировало этот фильм.

– Вы видели Шона Коннери?

Лицо миссис Белл просветлело.

– Я не только его видела, но и танцевала с ним на приеме после премьеры.

– Вау… А это просто великолепно! – Я достала шифоновое платье-макси в маленький цветочек от Оззи Кларка.

– Обожаю это платье, – мечтательно произнесла миссис Белл. – У меня с ним связано много счастливых воспоминаний.

Я прощупала левый шов.

– А вот маленький фирменный кармашек, который Оззи Кларк пришивал к каждой своей вещи. В него как раз помещается пятифунтовая банкнота…

– …ключ, – заключила миссис Белл. – Очаровательная идея.

Были у нее и вещи от Джегера, которые я отвергла.

– Я почти не надевала их.

– Дело не в этом, просто они недостаточно стары, чтобы считаться винтажными. У меня в магазине нет вещей, сшитых после начала восьмидесятых.

Миссис Белл погладила рукав аквамаринового шерстяного костюма.

– Тогда я не знаю, что с ними делать.

– Вещи изумительные – вы еще сами сможете их носить.

Она слегка пожала плечами:

– Сомневаюсь.

Я посмотрела на ярлык – четырнадцатый размер – и подумала, что миссис Белл сейчас гораздо тоньше, чем была, когда покупала все это, но в старости люди часто худеют.

– Если хотите перешить, я могу отнести их моей швее, – предложила я. – Она очень хорошая мастерица, и ее расценки вполне приемлемы. Я пойду к ней завтра…

– Спасибо, – перебила миссис Белл, качая головой. – Но у меня еще достаточно одежды. А мне не так много нужно. Я могу отдать эти вещи в благотворительный магазин.

Я достала шоколадного цвета шелковое платье со шнурками с медными блестками на концах.

– Оно от Теда Лапидуса, верно?

– Да. Мой муж купил его в Париже.

– Вы сами оттуда?

Она отрицательно покачала головой.

– Я выросла в Авиньоне. – И это объясняло картину с лавандовым полем и прованские занавески. – Вы говорили в своем интервью, что иногда ездите в Авиньон.

– Да. Покупаю там вещи на рынках.

– Думаю, именно поэтому я и решила позвонить вам, – сказала миссис Белл. – Меня удивило такое совпадение. Что именно вы там покупаете?

– Старый французский лен, хлопковые платья и ночные рубашки, вышитые блузки – они очень популярны здесь у молодых женщин. Мне нравится ездить в Авиньон – я скоро снова туда отправлюсь. – Я достала черно-золотое платье из шелкового муара от Дженис Уэйнрайт. – А как давно вы живете в Лондоне?

– Почти шестьдесят один год.

Я посмотрела на миссис Белл.

– Вы приехали сюда совсем молодой.

Она грустно кивнула.

– Мне было девятнадцать. А теперь семьдесят девять. Как это произошло?.. – Она посмотрела на меня, словно искренне думала, будто мне известен ответ, затем покачала головой и вздохнула.

– А что привело вас в Соединенное Королевство? – спросила я, принимаясь за туфли. У нее была аккуратная маленькая ножка, и обувь, большей частью от Райн и Джины Фратини, находилась в отличном состоянии.

– Почему я сюда приехала? – печально улыбнулась мисс Белл. – Из-за мужчины, точнее, из-за англичанина.

– А как вы с ним познакомились?

– Мы встретились в Авиньоне – не совсем sur le pont[6]6
  На боевом посту (фр.).


[Закрыть], но что-то вроде того. Я тогда окончила школу и работала официанткой в чудесном кафе на Плейс-Криллон. И этот привлекательный мужчина, на несколько лет старше, подозвал меня к своему столу и на ужасающем французском попросил приготовить ему чашку настоящего английского чая. Что я и сделала – очевидно, к его великому удовлетворению, поскольку спустя три месяца состоялась наша помолвка. – Она кивнула на фотографию на прикроватном столике. – Это Алистер. Он был прекрасным мужчиной.

– И к тому же красивым.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Действительно un bel homme[7]7
  Красавец мужчина (фр.).


[Закрыть].

– И вы согласились покинуть дом?

Повисла пауза.

– В общем-то нет, – ответила миссис Белл. – После войны там все изменилось. Авиньон был оккупирован, его бомбили – я потеряла… – Она повертела свои золотые часы. – …друзей. Мне пришлось начинать все сначала. И тут я встретила Алистера… – Она провела рукой по красновато-синей габардиновой юбке: – Обожаю эту вещь. Она напоминает мне о начале моей жизни с ним.

– Как долго вы были замужем?

– Сорок два года. Потом переехала в эту квартиру. У нас был очень милый дом на другой стороне Хита, но я не смогла оставаться там после того, как он… – Миссис Белл немного помолчала, собираясь с силами.