Текст книги "Дело в стиле винтаж"

Автор книги: Изабел Уолф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 13

На следующее утро, направляясь в «Оксфам» с ненужными сумочками, я ругала себя за то, что не осмотрела их сразу. Тогда я не упустила бы Люка Крамера. Теперь придется терпеть целую неделю.

– Привет, Фиби! – Джоан опустила экземпляр «Черного и зеленого». – Вы нам что-то принесли?

– Да. Несколько не слишком привлекательных сумочек.

– «Готовы для второй любви», – произнесла она, принимая пакеты. – Теперь мы говорим именно так, а не «секонд-хенд». «Готовы для второй любви», полагаю, лучше, чем «бросовые», верно? Вам все еще нужны «молнии» и пуговицы?

– Будьте добры.

Джоан пошарила под прилавком и достала дюжину металлических «молний» различных цветов и большую банку с самыми разными пуговицами, в том числе в форме аэропланов, плюшевых медвежат и божьих коровок – они напомнили мне о кардиганах, которые мама вязала, когда я была маленькой.

– Вы пропустили в четверг хороший фильм, – сказала Джоан. – С вас четыре с половиной фунта. – Я открыла сумочку. – «Ки-Ларго» сорок восьмого года с Богартом и Бэколлом – это черная мелодрама: вернувшийся с войны ветеран сражается с гангстерами на Флорида-Кис. А потом мы отлично поговорили, вспомнив, конечно, «Иметь и не иметь», где так хорошо передано послевоенное отчаяние. Думаю, Дэн надеялся, что вы придете, – добавила Джоан, когда я протянула ей десятифунтовую купюру.

– Приду в следующий раз. У меня… было ужасно много дел.

– У Дэна тоже. Его газета спонсирует киоск с хотдогами, который будет работать во время фейерверка в субботу, и ему нужно добыть сорок тысяч сосисок. Вы придете?

– Да, собираюсь.

Джоан положила «Черное и зеленое» на прилавок. На первой странице была статья о фейерверке, а на второй сообщалось, что тираж газеты достиг двадцати тысяч экземпляров – то есть увеличился вдвое с начала выпуска. Я была счастлива, что приложила к этому руку, хотя и косвенным образом – ведь «Черное и зеленое» оказала мне реальную помощь. Если бы не интервью Дэна, я бы не встретилась с миссис Белл, а ее дружба открыла для меня что-то… значительное. Не знаю, что именно. Я просто чувствовала какой-то постоянный настойчивый зов.

В пятницу вечером я пошла навестить ее. Она выглядела болезненно хрупкой и держала руку на раздувшемся животе, словно защищая его.

– Как прошла неделя, Фиби? – спросила миссис Белл. Ее голос стал заметно слабее. В саду с деревьев падали листья. Плакучая ива пожелтела.

– Она оказалась интересной, – ответила я, но ничего не рассказала ей о программке. Миссис Белл нуждалась в покое.

– Вы пойдете смотреть фейерверк?

– Да – с Майлзом. С нетерпением жду этого вечера. Надеюсь, шум не слишком потревожит вас, – добавила я, разливая чай.

– Нет. Я люблю фейерверки. Буду наблюдать из окна спальни. – Она вздохнула. – Наверное, в последний раз…

Миссис Белл выглядела уставшей, так что в основном говорила я. Рассказала ей об Анни, об ее актерской профессии и о том, что она хочет написать пьесу и поставить ее. Затем поведала о бале и о платье Рокси. Бледно-голубые глаза миссис Белл расширились от удивления, и она покачала головой. Услышав о Кэти, наступившей на это самое платье, Белл рассмеялась и тут же поморщилась.

– Не смейтесь, если вам больно. – Я сжала ее руку.

– Ваш рассказ того стоит, – тихо проговорила она. – Должна признаться, я не в восторге от этой девушки, судя по тому, что знаю о ней.

– Да, с Рокси нелегко, а вернее, чертовски трудно, – дала я волю своим негативным эмоциям. – Она так груба со мной, миссис Белл. Я была дома у Майлза, и каждый раз, когда обращалась к Рокси, она полностью игнорировала меня или перебивала, словно я пустое место.

Миссис Белл опять поморщилась от боли.

– Надеюсь, Майлз отругал ее за столь… невежливое обращение с вами?

– В общем-то нет… Сказал, что это приведет к ссоре, а он ненавидит конфликтовать с Рокси, потому что потом несколько дней ходит сам не свой.

– Понятно. – Миссис Белл сложила руки. – Тогда, боюсь, расстраиваться придется вам.

Я поджала губы.

– Это трудно – но, уверена, Рокси исправится. Ведь ей всего шестнадцать – и все это время она была наедине с отцом, а начинать новые отношения всегда немного трудно. Верно?

– Думаю, именно так говорит Майлз.

– Да, действительно, – вздохнула я. – Он призывает меня посочувствовать Рокси.

– Ну… – тихо сказала миссис Белл. – Учитывая, как ее воспитывали…

В субботу утром в перерыве между покупателями я позвонила Майлзу, чтобы обсудить вечерний фейерверк.

– Начало в восемь, так когда ты за мной заедешь? – Сквозь витрину я видела, как устанавливают заграждения и палатки с едой и освежающими напитками; на некотором расстоянии от них складывали дрова и старую мебель для костра.

– Мы будем у тебя в четверть восьмого. – Значит, Рокси тоже поедет. – Ты не против, если Рокси возьмет с собой свою подружку Аллегру?

– Конечно, нет. – Так, пожалуй, будет даже проще. – Но ты не доберешься на машине. Дороги вокруг Хита перекроют.

– Знаю, – сказал Майлз. – Мы поедем на метро.

– Я приготовлю поесть и выпить, а затем мы пешком направимся к Хиту.

Вернувшись домой под конец дня, я обнаружила сообщение от папы, что двадцать четвертого ноября день рождения Луи. «Думаю, мы поиграем с ним в Гайд-парке, а затем где-нибудь пообедаем. Только ты, я и Луи, – тактично добавил папа. – Рут будет на съемках в Суффолке».

Я включила «Радио-4», желая послушать шестичасовые новости. Опять вещали о банковском кризисе. Неожиданно представили Гая, и я выключила радио. Слышать его – все равно что находиться с ним в одной комнате.

Я поставила в духовку канапе, купленные по дороге, и стала собираться. Десять минут восьмого позвонил Майлз. Оказалось, Аллегра не сможет пойти, и потому Рокси тоже отказывается.

– И тут возникают некоторые проблемы, – произнес он.

– Но ведь Рокси шестнадцать лет – если она не хочет идти, то просто пару часов посидит дома.

– Она говорит, что не желает оставаться в одиночестве.

– Тогда пусть едет с тобой в Блэкхит.

– Ее не так легко убедить, – вздохнул Майлз. – Я пытался, но бесполезно.

– Майлз, я так ждала сегодняшнего вечера.

– Знаю… Послушай, я заставлю ее поехать со мной. Увидимся позже.

Без двадцати восемь их все еще не было. Поэтому я позвонила Майлзу и сказала, что, если они не появятся через десять минут, я пойду к «Деревенскому винтажу» и мы встретимся там. Без пяти восемь, пребывая в весьма подавленном настроении, я надела пальто и присоединилась к припозднившимся людям, торопящимся в Хит.

Идя по Тренквил-Вейл, мы видели лазерные лучи, рассекающие небо. Когда я прислонилась к стене магазина, музыку заглушили голоса отсчитывающих секунды людей:

– Четыре… Три… Два… Один…

БУМ! ТРАХ! ТАРАРАХ!!!

В темном небе распустились гигантские красочные цветы. Почему Рокси всегда мешает, а Майлз такой слабый?

БАХ!!! БАХ-БАХ!!! БАХ!!! Вспыхивали и гасли все новые «хризантемы». Я подумала о миссис Белл, которая смотрит на них из окна.

ПЫХ… ПЫХ… ПЫХ… Огненные шары взметнулись вверх, отсвечивая розовым и зеленым.

ТРАХ-ТРАХ-ТАРАРАХ!!! БУМ!!! Серебристые фонтаны каскадами падали вниз, и отлетающие от них искры становились голубыми, зелеными и золотыми.

Почувствовав, как завибрировал мой телефон, я надела наушник и прикрыла другое ухо рукой.

– Прости, Фиби, – послышался голос Майлза.

– Полагаю, ты не придешь.

– Рокси закатила грандиозный скандал. Я пытался уговорить ее, но она категорически отказалась. А теперь говорит, что я могу отправляться в Блэкхит один, если хочу, но, думаю, уже поздно.

Ж-Ж-Ж!!! Ж-Ж-Ж!!! УИ-И-И-И… Петарды спиралями разлетались во все стороны. В воздухе стоял едкий запах.

– Действительно поздно, – холодно согласилась я. – Ты все пропустил. – И захлопнула телефон.

БУМ!!! ТРАХ-ТАРАРАХ!!! БУ-У-У-М!!!

Последовали финальные взрывы; яркие отблески какое-то время дрожали в небе и потухли, оставив после себя лишь легкую дымку.

Домой возвращаться не хотелось, поэтому я перешла через дорогу и влилась в толпу.

Спустя несколько секунд перезвонил Майлз.

– Мне очень жаль, что так получилось, Фиби. Я не хотел тебя расстраивать.

Я дрожала от холода.

– Но сделал это.

– Мне пришлось очень трудно.

– Правда? – До меня донесся запах жареного лука. Справа показался логотип «Черного и зеленого», украшающий залитую светом гостеприимную палатку. – Пойду-ка я пообщаюсь со своим другом Дэном. – Я закончила разговор и стала пробираться сквозь толпу. Если Майлз почувствовал, что его наказали, очень хорошо.

Мой телефон снова завибрировал. Я неохотно ответила.

– Пожалуйста, не надо так, – сказал Майлз. – Это не моя вина. Иногда Рокси ведет себя очень вызывающе.

– Вызывающе? – Я подавила желание более точно описать ее поведение.

– Подростки крайне эгоцентричны, – пояснил Майлз. – Считают, будто весь мир настроен против них.

– Они не все такие, Майлз. – Я подумала о Кэти. – Рокси сегодня должна была уступить. Бог свидетель, ты столько для нее делаешь. Неделю назад она надевала платье, которое обошлось тебе в три с половиной тысячи.

– Ну… да, – согласился он. – Это правда.

– Платье, которое я по доброте души отремонтировала!

– Послушай, я знаю, и мне очень жаль, Фиби.

– Пожалуйста, давай прекратим. – Мне не хотелось ссориться на людях. Я нажала на красную кнопку и накинула капюшон, потому что пошел дождь.

Подойдя ближе к палатке, я увидела продавцов в фартуках с надписью «Черное и зеленое», делающих хот-доги; им помогали Сильвия, Элли, Мэтт и Дэн, который поливал сосиски кетчупом. Я подумала: «Интересно, каким он ему кажется – наверное, зеленым». Он увидел меня и помахал рукой. Дэн выглядел дружелюбным и спокойным, и мне вдруг захотелось, чтобы он меня обнял. Я встала в стороне от очереди, чтобы поболтать с ним.

– У вас все хорошо, Фиби? – внимательно посмотрел на меня Дэн.

– Да… спасибо.

Он выжал еще немного кетчупа на хот-дог и вручил его покупателю.

– Вы выглядите… расстроенной.

– Да нет.

– Послушайте, давайте выпьем? – кивнул он на пивную палатку.

– Вы слишком заняты, Дэн, – запротестовала я. – У вас нет на это времени.

– Для вас есть, Фиби, – возразил он. – Эй, Элли! – Он вручил ей бутылку с кетчупом: – Теперь ты отвечаешь за кетчуп, дорогая. Пошли, Фиби.

Дэн развязал фартук, а мой телефон снова подал признаки жизни. Это опять был Майлз, его голос звучал совсем уныло:

– Послушай, я признал свою вину, Фиби, поэтому, пожалуйста, не наказывай меня.

– Я и не наказываю, – прошептала я, когда Дэн выходил из палатки. – Мне просто не хочется сейчас с тобой разговаривать, так что, будь добр, не звони больше.

Дэн взял меня за руку и потащил через толпу к пивной палатке.

– Чего вы хотите?

– Ну… «Стеллу». Послушайте, давайте я куплю пиво.

Но Дэн уже возвращался с бутылками. Каким-то чудом около нас освободился столик, и мы сели.

– Итак… что с вами происходит?

– Ничего. – Я вздохнула. Дэн смотрел на меня скептически. – Ну ладно… Мы должны были встретиться здесь с одним… другом и его дочерью. Я очень ждала этого, но она отказалась пойти, и тогда он тоже не пришел, хотя ей уже шестнадцать и она могла бы побыть дома одна.

– О Боже, и это все испортило? Но почему она отказалась пойти?

– Она любит расстраивать наши свидания, а отец уступил ей, потому что… всегда так делает.

– Понятно. Значит, он немного заклеван этим цыпленком, верно? – Я удрученно улыбнулась. – Как давно вы встречаетесь?

– Пару месяцев. Он мне нравится – но его дочь… С ней ужасно трудно.

– А. Это проблема.

– Да. Но что есть, то есть… Неплохо вы тут все оформили, – кивнула я на фартук Дэна.

– Спасибо. Я подумал, что это повысит нашу репутацию, поскольку событие значительное, и заказал одежду с логотипами. В том числе и несколько зонтиков с надписью «Черное и зеленое». Я дам вам один.

– Дэн… – отпила я пива, – вы не говорили мне, что являетесь владельцем газеты.

Он пожал плечами.

– Я владею половиной. И зачем мне вам об этом говорить?

– Не знаю. Но… почему бы и нет? И часто вы покупаете газеты?

Он покачал головой.

– Никогда раньше этого не делал – и не думаю, что когда-нибудь куплю еще одну. Все произошло исключительно из-за нашей дружбы с Мэттом.

– Это просто фантастика! – сказала я, гадая, где он взял требуемую четверть миллиона.

Дэн потягивал пиво.

– Спасибо моей бабушке. Все стало возможным благодаря ей.

– Вашей бабушке? – эхом отозвалась я. – Той самой, что оставила вам точилку для карандашей?

– Да. Если бы не бабушка Робинсон, я бы никогда на такое не сподобился; все получилось неожиданно…

– О, простите, Дэн. – Мой телефон снова вибрировал, его рингтон едва слышался в шуме толпы. Я вставила наушник и нажала зеленую кнопку, решив, что это снова Майлз, но на экране высветился незнакомый номер с североамериканским кодом.

– Могу я поговорить с Фиби Свифт? – прозвучал мужской голос.

– Да. Это я.

– А это Люк Крамер из университета Торонто. Моя коллега Кэрол сказала, что вы хотите со мной поговорить.

– Да, – взволнованно ответила я. – Я очень хочу поговорить с вами… – Я встала. – Но я на улице… и тут слишком шумно, мистер Крамер. Вы дадите мне десять минут, чтобы добежать до дома, и тогда я вам перезвоню?

– Конечно.

– Похоже, это важный звонок, – заметил Дэн, когда я убирала телефон.

– Важный. – Меня неожиданно охватила эйфория. – Действительно важный.

– Вопрос жизни и смерти? – криво улыбнулся он.

– Можно сказать и так. – Я надела шарф. – Простите меня, я должна идти, но спасибо вам за поддержку.

Я обняла его, и Дэн совершенно растерялся.

– Всегда к вашим услугам. Я… позвоню… Хорошо?

– Да. Позвоните. – Я помахала ему рукой и ушла.

Я добежала до дома, перенесла телефон на кухонный стол и набрала номер.

– Это мистер Крамер? – спросила я, задержав дыхание.

– Здравствуйте, Фиби. Да, это Люк.

– Кстати говоря, поздравляю вас с рождением ребенка.

– Спасибо. Я все еще пребываю в некотором трансе: эта девочка – наш первенец. Из слов моей коллеги Кэрол я понял, что вы желаете связаться с Мириам Липецки.

– Да, очень хочу.

– Раз я буду обращаться к Мириам с этой просьбой, то могу полюбопытствовать почему?

Я все объяснила ему в общих чертах.

– Как вы думаете, она станет со мной разговаривать?

Повисла пауза.

– Не знаю. Но увижу ее завтра и передам ваши слова. Давайте я запишу имена. Значит, женщину зовут миссис Тереза Белл.

– Да. Ее девичья фамилия Лорен.

– Тереза… Лорен, – повторил он. – И у них была общая подруга Моник… вы сказали Ришелье?

– Да. Хотя ее настоящее имя Моника Рихтер.

– Рихтер… И все это имеет отношение к событиям времен войны?

– Да. Моник тоже была в Аушвице с августа сорок третьего. Я пытаюсь выяснить, что с ней случилось, а увидев имя Мириам в программке, подумала: она может знать хоть что-то…

– Хорошо, я поговорю с ней. Но позвольте сказать: мы знакомы с Мириам тридцать лет, и она редко говорит о военном времени, поскольку для нее это очень болезненные воспоминания; кроме того, она может не иметь ни малейшего представления о том, что случилось с… Моник.

– Я поняла вас, Люк. Но пожалуйста, спросите ее…

– Ну как вам фейерверк? – поинтересовалась Анни, придя на работу в понедельник. – Я была в Брайтоне и все пропустила.

– Меня постигло некоторое разочарование. – Я не собиралась объяснять, какое именно.

Анни взглянула на меня с любопытством.

– Какая жалость.

Затем я поехала в Сиденхэм за одеждой, купленной у словоохотливой миссис Прайс. Когда она снова начала болтать со мной, я заметила, что у нее неестественно «открытые» глаза и слишком натянутая кожа на челюсти, а руки кажутся на десять лет старше лица. Я подумала, что мама станет такой же, и у меня екнуло сердце.

Я возвращалась в магазин, когда зазвонил мой мобильный. Свернув на боковую дорогу, я остановилась. На экране обозначился код Торонто, и внутри у меня все сжалось.

– Здравствуйте, Фиби! – сказал Люк. Значит, он общался с ней. – Вчера я был у Мириам, но не смог ничего разузнать о вашем деле.

– Она не захотела говорить об этом?

– Я не спрашивал, потому что она плохо себя чувствовала. У нее серьезные проблемы с бронхами, особенно осенью – все это тянется из прошлого. Доктор прописал ей антибиотики и велел отдыхать, и я, к сожалению, не стал упоминать о вашем звонке.

– Да… Конечно. – Я почувствовала острое разочарование. – Спасибо, что дали мне знать. Может, когда ей станет лучше?.. – Мой голос сорвался.

– Может быть, но пока придется оставить ее в покое.

Пока… «Может, на неделю, – подумала я, глядя в зеркало заднего вида и выезжая на дорогу, – или на месяц – или же разговор так и не состоится».

Вернувшись в магазин, я, к своему удивлению, увидела там Майлза. Он сидел на диване и разговаривал с Анни, которая приветливо улыбалась ему, словно понимала, что у нас что-то разладилось.

– Фиби. – Майлз встал. – Надеюсь, у тебя найдется время выпить со мной чашку чаю?

– Да… Э… Я только отнесу эти чемоданы на склад, и мы пойдем в кафе «Мун дейзи». Анни, меня не будет примерно полчаса.

– Конечно, – улыбнулась она нам.

В кафе оказалось много народу, и мы с Майлзом сели за один из столиков на улице – на солнышке было тепло, и мы могли уединиться.

– Прошу прощения за субботу, – начал Майлз, поднимая воротник. – Я должен был нажать на Рокси: знаю, я слишком потакаю ей. Это неправильно.

Я посмотрела на него.

– Мне трудно с Рокси. Ты видел, как враждебно она относится ко мне – и всегда находит способ помешать нашим свиданиям.

Майлз вздохнул.

– Она воспринимает тебя как угрозу – и во многих отношениях это понятно. Она была центром моей вселенной десять лет. – Пиппа принесла нам чай, и Майлз на какое-то время замолчал. – Но вчера я долго разговаривал с ней. Сказал, что очень сержусь из-за ее поведения в субботу. Сказал, что она для меня целый мир, и так будет всегда, но она должна позволить и мне быть счастливым. Я сообщил ей, какое большое значение ты для меня имеешь. – Я с изумлением увидела, как глаза Майлза замерцали. – Итак… – Он сглотнул и взял меня за руку. – Я хочу поставить наши отношения на правильную основу, Фиби. Я объяснил Рокси, что ты моя девушка и иногда будешь появляться у нас дома, и ради меня она должна быть… мила с тобой.

Мое негодование испарилось.

– Спасибо тебе за эти слова, Майлз. Я… хочу ладить с Рокси.

– Знаю. Да, она может быть несносной, но в душе это хорошая, воспитанная девочка. – Майлз сжал мои пальцы. – Надеюсь, теперь тебе все видится не в таком мрачном свете – для меня это очень важно.

– Так и есть. Я чувствую себя лучше, – улыбнулась я. – Гораздо лучше.

Майлз наклонился и поцеловал меня.

– Вот и хорошо.

Разговор Майлза с Рокси изменил ситуацию. Она больше не выказывала мне откровенной враждебности, а вела себя так, будто мое присутствие ей безразлично. Если я заговаривала с ней, она отвечала, но в иных случаях продолжала меня игнорировать. Меня устраивал такой нейтралитет, означавший определенный прогресс.

Тем временем от Люка не было никаких известий. Спустя неделю я оставила ему сообщение, но он не откликнулся. Я предположила, что Мириам все еще больна или же ей стало лучше, но она решила не говорить со мной. Я не упомянула об этом миссис Белл, когда пришла навестить ее. Она теперь мучилась более сильными болями и приклеивала пластырь с морфием.

Приближался день рождения Луи – а вместе с ним подтяжка лица, которую вознамерилась сделать моя мама. Меня по-прежнему беспокоило это, и я высказала ей свои соображения, когда она ужинала у меня во вторник.

– Повторяю, ты все еще очень привлекательна и тебе не нужно ничего делать с лицом. – Я налила ей вина. – Что, если все пойдет не так?

– Фредди Черч сделал тысячи таких… процедур, – деликатно сказала она, – и без единого фатального исхода.

– Не самая блестящая рекомендация.

Мама открыла сумочку и достала ежедневник.

– Я записала тебя как ближайшую родственницу, и тебе нужно знать, где я нахожусь. Лексингтонская клиника в Майда-Вейле. – Она пролистала страницы. – Вот номер телефона… Операция начнется в половине третьего, а я должна быть там утром в одиннадцать тридцать, они будут меня готовить. Я пробуду в клинике четыре дня, и, надеюсь, ты меня навестишь.

– Ты рассказала об этом кому-нибудь на работе?

Мама покачала головой.

– Джон думает, что я на две недели уезжаю во Францию. И я ни словом не обмолвилась никому из подруг. – Она убрала ежедневник в сумочку. – Это личное.

– Оно перестанет быть таковым, когда все увидят, что ты внезапно помолодела на пятнадцать лет – или, хуже того, кардинально переменилась!

– Этого не произойдет. Я собираюсь выглядеть великолепно. – Мама натянула кожу на челюсти. – Всего лишь небольшая подтяжка. Придется прибегнуть к хитрости – сделать новую прическу, она отвлечет внимание от лица.

– Может, новая прическа – это все, что тебе нужно. – «И немного новой косметики», – подумала я. Ее губы опять накрашены этой ужасной коралловой помадой. – Мама, у меня плохое предчувствие – пожалуйста, отмени все это.

– Фиби, я уже внесла задаток – четыре тысячи фунтов, половину суммы, и потому не буду ничего отменять.

В день рождения Луи я проснулась с чувством приближающейся беды. Предупредила Анни, что меня не будет на работе весь день, и поехала на встречу с папой. В метро я читала «Индепендент» и, к своему удивлению, узнала, что его владельцы, «Тринити миррор», ведут переговоры о покупке «Черного и зеленого». Шагая по ступенькам на станции «Ноттинг-Хилл Гейт», я гадала, хорошо или плохо это для Дэна и Мэтта.

Затем я пошла по Бейсуотер-роуд. Было солнечно и удивительно тепло для конца ноября. Я договорилась встретиться с папой у входа в Кенсингтонские сады. Мы пришли одновременно без пяти десять; он вез в прогулочной коляске Луи. Я думала, Луи, как всегда, начнет махать руками при виде меня, но на этот раз он лишь застенчиво улыбнулся.

– Привет, именинник! – Я наклонилась и погладила его по круглой теплой щечке. – Он уже ходит? – спросила я папу, когда мы свернули в парк.

– Пока нет. Но скоро начнет. Луи в группе «уверенно ползающих» в детском клубе «Джимбори», и я не хочу торопить события.

– Ну конечно.

– Зато у него обнаружились хорошие музыкальные способности.

– Замечательно. Я купила ему ксилофон, – показала я на свой пакет.

– О, ему понравится колотить по нему.

Послышался звон китайских колокольчиков, развешанных на детской площадке принцессы Дианы, а потом вдали замаячил пиратский корабль, казалось, плывущий по траве.

– На игровой площадке никого нет, – заметила я.

– Это потому, что она открывается в десять. Я часто прихожу сюда утром по понедельникам: здесь хорошо и спокойно. Мы уже у цели, Луи, – пропел папа. – Он обычно пытается выбраться из коляски, увидев площадку, верно, солнышко? Но сегодня ведет себя необычно.

Служитель отпер ворота, папа вынул Луи из коляски, и мы посадили его на качели. Казалось, ему доставляет большое удовольствие просто сидеть неподвижно, пока мы раскачиваем его. В какой-то момент он прижался щекой к цепи и закрыл глаза.

– Он выглядит усталым, папа.

– У нас была тяжелая ночь, он много плакал – может, потому что Рут далеко. Она на съемках в Суффолке, но к обеду приедет. А теперь давай посмотрим, можешь ли ты стоять, Луи. – Папа снял малыша с качелей и поставил на землю, но недовольный Луи тут же протянул ручонки вверх, прося, чтобы его взяли. И я носила его по площадке, заходила в деревянные домики и спускала с горки, а папа ловил его внизу. Но у меня не выходила из головы мама. Вдруг она плохо отреагирует на наркоз? Я посмотрела на башенные часы – без двадцати одиннадцать. Значит, она на полпути к клинике. Она собиралась взять такси.

Папа снова поймал скатившегося с горки Луи.

– Сегодня он кажется сонным – верно, дорогой? – Папа прижал его к себе. – Ты не хотел выбираться из своей кроватки. – Неожиданно Луи заплакал. – Не плачь, сладенький, – погладил он его по лицу. – Не надо.

– Ты думаешь, с ним все нормально?

Папа пощупал его лоб.

– Похоже, у него небольшая температура.

– Мне тоже так показалось, когда я целовала его.

– Пожалуй, на полградуса выше обычной, но, думаю, он чувствует себя хорошо. Давай снова посадим его на качели – он любит качаться.

Мы так и сделали. Луи перестал плакать, но сидел как-то равнодушно, потом снова закрыл глаза.

– Я дам ему немного калпола, – сказал папа. – Забери его с качелей, Фиби.

Зеленое пальтишко Луи задралось, и у меня екнуло сердце: его животик покрывала красная сыпь.

– Папа, ты видел?

– Да – у него раздражение.

– Это не похоже на раздражение. – Я погладила кожу Луи. – Пятнышки плоские, и руки у него ледяные. – Я посмотрела на Луи. Его щеки горели, но губы имели синюшный оттенок. – Папа, он нездоров.

Отец посмотрел на животик Луи, взял из коляски сумку с детскими вещами и достал калпол.

– Это снизит температуру. Можешь подержать его, Фиби? – Мы сели за столик для пикников, папа налил в ложку розовое лекарство, и я наклонила головку Луи. – Какой хороший мальчик, – сказал папа, вливая ему в рот калпол. – Обычно он возражает против этого, но сегодня такой послушный. Молодец, малыш… – Луи неожиданно скорчил гримаску, и его вырвало. Он пронзительно заплакал.

– Папа, а вдруг это что-то серьезное?

– Нам нужен стакан. Принеси мне стакан, Фиби.

Я побежала в кафе, но официантка заявила, что приносить стаканы на игровую площадку запрещено. Я запаниковала.

– Папа, у тебя есть какая-нибудь стеклянная баночка?

– В сумке лежит емкость с черничным пудингом. Давай используем ее.

Я достала стеклянный стаканчик, побежала в туалет, выбросила фиолетовое пюре и помыла его, дрожащими пальцами пытаясь содрать этикетку. Вернувшись на площадку, я огляделась в поисках человека, способного нам помочь, но вокруг было пусто – лишь в дальнем ее конце виднелись какие-то люди.

Отец держал Луи, а я приложила стаканчик к его животику. Луи вздрогнул от холодного прикосновения и закричал, из глаз его катились слезы.

– Что я должна сделать, папа?

– Просто нажми на него и посмотри, становятся ли пятнышки бледнее.

Я сделала новую попытку.

– Трудно сказать, бледнеют они или нет. – Папа набирал какой-то номер на своем мобильном. – Кому ты звонишь? Рут?

– Нет. Нашему врачу. Черт побери, занято.

– Существует горячая линия Национальной службы здоровья. Можно узнать номер в справочной. – Луи прикрыл глаза и повернул голову, словно ему мешал солнечный свет. Отец тем временем пытался дозвониться врачу.

– Почему они не отвечают? – простонал он. – Ну же…

Неожиданно зазвонил мой мобильный. Я нажала зеленую кнопку и выдохнула:

– Мама…

– Дорогая, решила тебе позвонить, – быстро заговорила она. – Я очень нервничаю…

– Мама…

– Я скоро приеду в клинику, и, должна сказать, меня немного лихорадит…

– Мама! Я с папой и с Луи на игровой площадке Дианы. Луи плохо себя чувствует. У него сыпь на животе, он плачет, и у него высокая температура. Он не переносит солнечного света и выглядит сонным, а еще его вырвало, и я пытаюсь проделать тест со стаканом, но у меня не получается.

– Прижми стакан к коже, – сказала она. – Ты сделала это?

– Да, но по-прежнему ничего не вижу.

– Попробуй еще раз. Но только боком, а не дном.

– Он слишком маленький, и мне не удалось полностью оторвать этикетку – поэтому непонятно, становятся пятнышки бледнее или нет, а Луи очень страдает. – Теперь он запрокинул голову и снова громко заплакал. – Все это продолжается почти час.

– И как справляется твой папа?

– Не слишком хорошо, если честно.

Отец по-прежнему безуспешно пытался связаться с доктором.

– Почему они не отвечают? – бормотал он.

– Он не может дозвониться врачу…

– Стоп! – воскликнула мама. – Вы можете свернуть направо – вон на ту стоянку? – Я услышала, как открывается дверца такси и затем мамины шаги по бетонной дорожке. – Я иду, Фиби! – прокричала она.

– А где ты?

– Посадите ребенка в коляску и идите по Бейсуотер-роуд. Я вас встречу.

Я пристроила Луи в коляску, мы с папой быстро пошли к воротам парка и вскоре увидели маму – она бежала нам навстречу. Не обращая внимания на отца, мама устремилась к Луи.

– Дай мне эту банку, Фиби.

Она задрала пальтишко Луи и приложила стаканчик к его животику.

– Трудно сказать… К тому же иногда пятнышки бледнеют, но все равно это оказывается менингит. – Она пощупала лоб Луи. – Какой горячий! – Сняла с него шапочку и расстегнула пальто. – Бедный малыш.

– Мы поедем к моему врачу, – сказал папа. – Это на Колвилл-сквер.

– Нет, – возразила мама. – Мы отправимся прямо в больницу. Мое такси неподалеку. – Мы добежали до него и погрузили коляску. – Наши планы изменились – к Святой Мэри, пожалуйста, – бросила мама таксисту, забираясь на сиденье. – К приемному отделению, и как можно быстрее.

Мы оказались там через пятнадцать минут, мама заплатила таксисту, и мы устремились внутрь. Она поговорила с сестрой, и мы стали ждать в приемной педиатрического отделения в окружении детей со сломанными руками и порезанными пальцами. Папа, как мог, старался успокоить Луи, но тот продолжал безутешно плакать. Затем пришла медсестра, быстро осмотрела Луи, измерила температуру и велела нам следовать за ней. Я обратила внимание, что она идет очень быстро. Доктор не разрешил нам войти в отделение всем вместе. Он принял меня за мать Луи, но я объяснила, что только сестра, а папа попросил маму пойти вместе с ним. Мама отдала мне свою большую сумку, и я отнесла ее в приемное отделение вместе с коляской Луи и ксилофоном и стала ждать…

Казалось, я ждала целую вечность, сидя на синем пластиковом стуле и прислушиваясь к жужжанию автомата с холодными напитками, тихим разговорам людей и беспрерывному бормотанию телевизора на стене. Я посмотрела на экран и увидела, что начинаются «Новости». Луи унесли полтора часа назад. Наверное, у него менингит. Я попыталась сглотнуть, но в горле словно застрял нож. Я посмотрела на его пустую коляску, и на глаза набежали слезы. Я так расстроилась, когда он родился, и даже не видела в первые восемь недель жизни, а теперь полюбила его, а он мог умереть.

Где-то заплакал ребенок. Я подошла к окошку регистратуры и спросила сестру, не знает ли она, как там Луи. Сестра ушла, а вернувшись, сказала, что врачи продолжают его обследовать и пытаются выяснить, нужна ли поясничная пункция. Я представила малыша под капельницей, опутанного проводами. Потом взяла журнал и попыталась читать, но слова и фотографии расплывались у меня перед глазами. Наконец я увидела идущую ко мне маму, вид у нее был расстроенный. О Боже.

Мама слабо улыбнулась:

– С ним все хорошо. – Я почувствовала большое облегчение. – У него вирусная инфекция. Такие инфекции развиваются очень быстро. Луи оставят здесь на ночь. Все в порядке, Фиби. – Она вынула из кармана упаковку салфеток и протянула мне одну. – А теперь я отправлюсь домой.

– А Рут знает?

– Да. Она скоро будет здесь.