Текст книги "Зверь"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Гектор посмотрел на дочь, затем в сторону фонтана, снова на дочь и наконец решительно сказал:

– Сделаем так. Внизу, у фонтана, стоит слепой. Видишь?

– Вижу, – кивнула девушка. – Симпатичный такой. И что?

– Какой? Ах, ну да. Может быть. Не знаю. – Гектор не сразу нашелся. Реплика дочери выбила его из колеи. – Короче, смотри и слушай. Вон еще двое. Высокий и лысый. Видишь?

– И что дальше?

– Сейчас мы спустимся вниз, спокойно подойдем к фонтану. Я затею свару, а когда вокруг соберется народ, хватай слепого и уходи. Ясно? Поезжайте на Павелецкий вокзал и ждите меня у касс или у вагона!

– Что происходит, пап? – нахмурилась Лидка. – Вы что, хотите выпить, а этот высокий – директор вашего ПТУ?

– Мне не до шуток, – отрубил Гектор.

– Мне тоже. Я хочу знать, что происходит?

– Пошли! У нас нет времени!

– Ах, нет времени? Тогда иди один.

Когда Лидка решала «идти на принцип», она становилась просто невыносимой.

– Черт! – воскликнул Гектор. Ему не хотелось ничего говорить дочери, однако другого выхода он не видел. Не врать же, ей-Богу. Если мы не пойдем сейчас же, этот человек может серьезно пострадать. И еще один. Он стоит рядом.

– Вызови милицию, – предложила Лидка.

– Нельзя. Это очень скользкое дело. Слушай, пошли. Давай обойдемся без ссор и споров, хорошо? – взмолился Гектор. – И не надо больше ничего говорить и ни о чем спрашивать, – добавил он, заметив, что девушка намерена что-то сказать. – Просто иди, и все. Ладно?

Лидка посмотрела на него внимательно, вздохнула и ответила, кивнув:

– Я ничего не понимаю, и мне это не нравится. Но раз уж ты так просишь… Хорошо, я не стану ни о чем спрашивать.

– Вот и молодец, – оживился Гектор. – Вот и умница. Пошли.

– Он сам мне все расскажет, – закончила Лидка, кивнув на Трубецкого.

В этот момент лысый поднял пистолет. Оружие было скрыто плащом, и в другой обстановке Гектор не обратил бы на него ровным счетом ни малейшего внимания, но сейчас, зная, кто эти двое и зачем они здесь, ему не составило труда догадаться, что в руке у лысого именно пистолет.

– Дай сумку и иди, – кивнул Гектор дочери. – Будь осторожна. Бери слепого и сразу же уходи. Сразу! Не теряй времени. Быстрее!

– Я…

– Быстрее! – рявкнул Гектор. – Беги!

Бодрой кавалерийской рысью он доскакал до угла балкончика, обернувшись, увидел, что Лидка уже сворачивает на лестницу, и удовлетворенно вздохнул. Убийцы не знали ее в лицо, значит, непосредственная опасность ей не грозит. Да и вряд ли они решатся устроить здесь, в оживленном магазине, настоящую резню. Лидка им не нужна. Эти двое пришли не за ней.

Перегнувшись через перила, Гектор примерился для броска. От лысого его отделяло метра четыре, не больше. Ствол пистолета смотрел в сторону Трубецкого. В эту секунду слепой то ли почувствовал, то ли просто услышал что-то. Он нахмурился и по-птичьи дернул головой, поворачиваясь к лысому. На ничтожную долю секунды тот стушевался, замешкался, и этого мгновения Гектору вполне хватило, чтобы примериться и запустить не очень, правда, увесистый «снаряд» в спину убийцы. Сумка прочертила в воздухе идеально ровную прямую и врезалась лысому между лопаток.

Убийцу толкнуло вперед, прямо на Трубецкого. Слепой отреагировал молниеносно. Ухватив Бателли за воротник, он извернулся и как-то очень легко, изящно, без малейшего напряжения швырнул противника через спину. Лысый грохнулся на мраморный пол, выдохнул сдавленно. Падая, убийца спазматически нажал на курок. Пуля ушла вверх и вонзилась в деревянные перила мостков. На светлой ткани плаща образовалась дымящаяся дыра с коричневатыми, обгоревшими краями. Бателли попытался подняться, но Трубецкой, придерживая шляпу, наотмашь хлестнул его белой тросточкой, попав по правому предплечью.

Торопящиеся мимо покупатели начали останавливаться, оборачиваться, стараясь понять, что происходит.

– Слава! – заорал Гектор, перебираясь через перила: – Сзади!

Арбалетчик моментально пригнулся и, развернувшись, ткнул наугад кулаком, угодив высокому в грудь. Тот удивленно отступил на шаг. В кармане у него тоже был пистолет. Это Гектор понял секунду спустя, когда Корсак поднял оружие. Шансов у них практически не было, даже учитывая, что слепому удалось сбить одного из убийц с ног. Но стрелять можно и лежа. Через пару секунд лысый придет в себя – и тогда все, пиши пропало. Трубецкой отчаянно вертел головой. Он никак не мог сориентироваться. Гектор спрыгнул вниз, поскользнулся на мраморном полу и упал, довольно чувствительно ударившись плечом. В толпе засмеялись. Высокий прищурился. Взгляд его скользнул с Трубецкого на Руденко, застыл. Вероятно, убийца выбрал приоритетную жертву. Долю секунды спустя должен был прозвучать выстрел. Собирающиеся у фонтана люди откровенно веселились, глядя, как барахтаются на полу лысый и Гектор.

Решение пришло само собой.

– А вот и я! – натянув на лицо приторно-кретинское выражение, заорал Гектор, поднимаясь, и тут же, тыча пальцем в высокого, завопил еще громче: – А это – главный герой нашей телепередачи!

Тот нахмурился. Хотелось ему или нет, но пистолет пришлось опустить. Не станешь же стрелять, когда тебя разглядывает полсотни человек. В следующее мгновение высокий сделал то, чего Гектор никак не ожидал: расплылся в обаятельной кинематографической улыбке и церемонно поклонился, разведя руки широко в стороны. Послышались оживленные хлопки.

– Так это с телевидения, что ли? Снимают чего-то, да? – раздалось в толпе.

– Где телевидение? – заинтересовался проходивший мимо любопытный толстяк в пальто и шляпе. Обернувшись, он заорал на весь зал: – Клава! Клавочка! Иди сюда! Тут телевидение передачу снимает!

Полуторацентнерная Клавочка, поспешающая на зов, протискивалась сквозь толпу, озабоченно крутя тыквообразной головой.

– А камера где? – принялся допытываться толстяк у Гектора.

– На втором этаже, – охотно вступил в разговор арбалетчик. – Скрытая. Для «Сам себе режиссер» снимаем. Вот и Лысенко стоит.

– Где?

– Да вот же. – Руденко безбоязненно ткнул пальцем в грудь высокому.

Тот снова поклонился.

– Этот, что ли? – оценивающе уточнил толстяк, приглядываясь.

– Он, – подтвердил Гектор.

– Не похож.

– Ну, родной мой, на вас не угодишь, – развел руками арбалетчик. – Вам внешность важна или человек?

– Похож, – спокойно сказал Корсак. – А не узнаете потому, что с похмелья и без грима. А вообще-то я белый и пушистый.

– Вот. Он белый и пушистый, – жизнерадостно сообщил Гектор, хватая толстуху Клавочку за пухлый локоток и подтаскивая к высокому. – Гражданочка, можно вас на минуточку? Будьте любезны, встаньте-ка сюда… Нет, лучше под руку его возьмите. Нет, не под эту. Под правую. Вот так, хорошо. – Обернувшись к Руденко, сказал, словно бы между делом: – Какая телегеничная внешность!

– Да-а, – протянул тот. – Потрясающая.

– Света достаточно?

– А то!

– Хорошо. Вы пока стойте тут, – принялся объяснять Клавочке Гектор, – и никуда не отходите. По кадру вашей эпизодической сверхзадачей будет: «не отпускать актера, даже если он очень захочет уйти».

Гектор сыпал заумными терминами, подслушанными в каком-то фильме, а Клавочка внимала ему, открыв рот, сжимая запястье Корсака словно тисками.

– Постойте, какой еще «актер»? – насторожился толстяк. – Вы же говорили, что это Лысенко. А Лысенко – режиссер.

– Мало ли что я говорил, – снова развел руками арбалетчик. Он уже вошел в роль.

– Конечно, Лысенко! – убежденно вопил Гектор. – Это он у себя сам себе режиссер, а у нас он – сам себе актер.

– Еще какой, – утвердительно кивнул Руденко.

– Так вы не «Сам себе режиссер» снимаете? – Подозрения толстяка не рассеивались.

– «Очевидное – невероятное», – вампирически скалясь, буркнул высокий.

– «Пока не все дома», – поправил арбалетчик и снова повернулся к словоохотливому толстяку. – И вообще, товарищ, перестаньте вмешиваться в творческий процесс. Отойдите в сторонку.

Корсак посмотрел на поднявшегося наконец напарника, растерянно топчущегося на месте, и вздохнул:

– Не перевелись еще талантливые люди. Учись.

Почему-то именно эта фраза успокоила толстяка. Он плавно отошел в сторонку и приткнулся у витрины с парфюмерией.

– Братцы, тут телевидение чего-то снимает, – прокатилось по залу. У фонтана началось настоящее столпотворение. Народ старательно озирался, пытаясь увидеть камеру и, если повезет, оскалиться в объектив.

Гектор обернулся. Лидка уже была здесь. Подобрала сумку и стояла, хихикая в ладошку. Ее, похоже, здорово забавляло происходящее.

– Ассистентка режиссера, в смысле моя, – строго хмурясь, гаркнул на девушку Гектор, – что это вы все на съемочной площадке отираетесь? Быстренько забирайте оператора и бегом на рабочее место!

– Слушаюсь. – Лидка засмеялась и подхватила Трубецкого под руку. – Пойдемте?

Тот утвердительно кивнул и побрел рядом с девушкой, осторожно постукивая по мраморному полу белой тросточкой.

– Он же слепой, – изумленно пробормотал толстяк.

– У него творческий поиск, – отрубил Руденко. – И вообще, чтоб вы знали, слепые – самые лучшие операторы. Они слышат хорошо. Бетховен, например.

– При чем тут Бетховен? – не понял толстяк.

– При том, что среди слепых почти все – настоящие таланты.

– Ну почему же? – бормотнул Корсак, пристально глядя на арбалетчика. – И среди зрячих тоже неглупые ребята попадаются.

– Бывает. Но реже, – многозначительно поднял палец тот.

– Но Бетховен был не слепой, а глухой! – завопил толстяк, переставая что-либо соображать.

– Да? – удивился Руденко, но тут же охотно согласился: – Вот видите! Глухой, а какой талант! На пианино играл. И это с его-то зрением! С ума сойти! Исключение подтверждает правило.

– Маразм, – поник, сдавшись, толстяк.

– Так! – размахивая руками, тем временем разорялся Гектор. – Главный осветитель, – он дернул арбалетчика за рукав, – товарищ, я к вам обращаюсь. Идите, помогите оператору наладить свет.

– А вы? – спросил Руденко.

– А я тоже приду скоро. В смысле, как только еще что-нибудь не заладится.

– Хорошо, – согласился арбалетчик и кивнул: – Удачи тебе.

– Эй! – позвал «Лысенко». – Возьмите и моего «осветителя» за компанию. Пусть поучится свет налаживать. А мы тут пока с товарищем, «в смысле режиссером», разберемся.

– Обязательно возьму, но… не сегодня. Как раз сегодня-то я и не могу, – печально развел руками Руденко. – Мешать будет. Попозже, может быть, когда прожектора подключу.

– После того как ты прожектора подключишь, тебя днем с огнем не найдешь, – криво усмехнулся Бателли. – Пойдем уж лучше сейчас.

Лысый подмигнул высокому и ловко подхватил Руденко под локоть. Арбалетчик хмыкнул:

– Ну, если ты настаиваешь… – И, взглянув на Гектора, добавил: – Не волнуйся, с одним я как-нибудь справлюсь.

Они дружно зашагали в сторону выхода и через секунду затерялись в толпе. Гектор растерянно смотрел им вслед.

– У меня пальцы болят, – сообщила вдруг жалобно Клава.

– Товарищи, вы будете снимать или нет? – снова собрался с духом толстяк. – Мы с женой очень спешим.

– Обязательно, – уже без прежнего запала ответил, как отмахнулся, Гектор, глядя вслед ушедшим. – Сейчас и начнем.

Корсак, наблюдавший за ним, с усмешкой пообещал:

– Он скоро вернется.

– Спасибо, но я, пожалуй, его уже не дождусь, – ответил Гектор. Убийца дернулся, однако толстуха Клава продолжала удерживать его правую руку побелевшими от напряжения пухлыми сардельками-пальцами.

– Так, товарищи, я поднимусь к оператору, проверю, достаточно ли у нас пленки, узнаю, отлажен ли кадр, ракурс, выдержка, посмотрю, хорошо ли выстроены мизансцены, и сразу начнем снимать. Все. Никому не расходиться.

Он повернулся и принялся торопливо проталкиваться через живую стену. Толпа пропускала его, образуя коридор, и сразу же смыкалась за спиной.

Корсак рванулся было следом, но толстуха бульдогом висела у него на рукаве.

– Стойте уже спокойно, товарищ Лысенко, – заявила она, отдуваясь через губу. – У меня все равно не вырветесь. Я сторожем на автодормехбазе работаю. Там такие мужики, не чета вам, и тех скручиваю.

– Дура. Корова, – беззвучно промычал себе под нос Корсак и тут же улыбнулся: – Отпустите мою руку на минуту, пожалуйста. Съемка ведь еще не началась. Мне только необходимо уточнить: попадете вы в кадр или нет.

– Как это «нет»? – возмутилась зычно толстуха. – А чего ж я стою-то тут тогда, а? Вы уж скажите там, чтобы я на экран попала. Эта… Как положено. И чтобы привет передать…

– Обязательно, – все с той же безжизненно-застывшей улыбкой пообещал Корсак. – Только вы сначала все-таки отпустите рукавчик…

Толстуха со скрипом разжала пальцы, и Корсак ринулся сквозь толпу, выкрикивая на ходу:

– Никому не расходиться, сейчас будем снимать!

Он побежал через зал, оскальзываясь на мраморе, и полы изысканного редингота развевались у него за спиной на манер птичьих крыльев. На ходу Корсак опустил руку в карман, сжал пальцами рукоять пистолета. Странно, он не испытывал злости. Даже, напротив, некоторое восхищение. Ребята здорово вывернулись. Устроили настоящий спектакль. Они не были похожи на обычных пассивных овец, с которыми ему и Бателли приходилось чаще всего иметь дело. Их находчивость, сообразительность и смелость вызывали уважение.

Корсак выбежал на Никольскую и огляделся. Он не пытался отыскать лицо. Это было совершенно бесполезно. Суматоха, всегда рождающаяся вокруг бегущего человека, вот что его интересовало. Жертва не могла уйти далеко. «В смысле режиссер» должен быть совсем рядом.

Что это за суета там, у перехода? Корсак побежал вправо, крутя головой, высматривая признаки панического бегства.

Но улица жила обычной, спокойной жизнью, болтала, жевала, глазела, плыла от «Детского мира» к ГУМу и обратно. И нигде, нигде Корсак не видел Гектора. «Значит, все-таки пошел в переход, – решил он. – Куда ж еще? Конечно, в переход. Самое оживленное место». Убийца вбежал в переход, быстрым шагом дошел до «Площади Революции», остановился, озираясь. Жертвы не было и здесь. Он задумался. Насчет «осветителя» можно было не волноваться, Бателли своего не упустит, а «режиссер»… Корсак вдруг улыбнулся. Он знал, куда тот направился. Знал, где искать и его, и слепого. На вокзале. Само собой на вокзале.

Отойдя в сторонку, Корсак выудил из кармана редингота телефон, набрал номер:

– Алло, Беркович? Это Корсак. Они ушли. Да, все трое. Нет, никто не пострадал. Нужно срочно перекрыть вокзалы. Хорошо. И автобусные станции. Жду известий от Бателли. Ладно. – Он сунул телефон в карман.

Девчонка. Как же он сразу-то не сообразил? Стареем, братцы, стареем. Почему на вокзале? Да очень просто. «Режиссер» – отец-одиночка, это ясно, иначе не рискнул бы тащить дочь на встречу. А девчонка взрослая и не в курсе дел отца – он побоялся отправлять ее на вокзал одну. Они в этом возрасте сильно самостоятельные, вполне может и «сдернуть». И потом, кто же впутывает детей в такие истории? Лично он, Корсак, ни за что бы не впутал. И девчонка именно его, а не слепого. Послушалась сразу, а к «оператору» обратилась на «вы»: «Пойдемте?» В такой ситуации постоянно таскать дочь за собой, значит, подвергать смертельной опасности. Проще отослать к каким-нибудь родственникам, в другой город. Сумку, опять же, «режиссер» кидал? «Режиссер». А ушла с сумкой именно девчонка. И сумка хорошая, вместительная такая сумка, тяжелая. С вещами, надо думать. Видок у «режиссера» – так себе, прямо скажем. За билет на самолет выложить кругленькую сумму он, конечно, не в состоянии. Да дочке надо что-то с собой дать. На машине она тоже не поедет – мала еще, прав наверняка нет. Да и вряд ли у них есть машина. Руки у «режиссера» без характерных следов ПП и ТО. В смысле профилактических процедур и технического осмотра. Стало быть, остается либо поезд, либо автобус. Все просто, как яйцо вкрутую.

Корсак усмехнулся и направился к метро.

* * *

Гектор вышел из ГУМа и осмотрелся. Убийц не было. Ушли? С чего бы? Это вовсе не успокаивало. Даже, наоборот, пугало. Почему не ищут? Значит, им что-то известно… Что? Надо быть предельно осторожным и осмотрительным.

Подняв воротник плаща, он направился к кишке перехода, прошел мимо воющей «хардом» палатки звукозаписи, мимо броских витрин, остановился на лестнице, готовый в любой момент сорваться с места и побежать, побежать, уводя убийц за собой, но… Их не оказалось и здесь. Ни приметно-красивого высокого, ни его комичного лысого спутника. Лысый либо повис на Славке Руденко, либо… О худшем думать не хотелось, хотя было самое время. Борька Жукут ведь так и не появился.

Повернувшись, он нарочито неторопливо спустился сквозь плотный строй бабулек-торговок по ступенькам и свернул направо, к метро…

Эта ночь…

– Да, так все и было, – утвердительно мотнул головой «гость».

– Я и не сомневался, – невесело ответил старик. Он посмотрел на часы и сказал: – Почти одиннадцать. Без пятнадцати. У нас мало времени.

– Вы куда-то торопитесь? – поинтересовался Непрезентабельный.

– Что? – Аид взглянул на монитор и вздохнул: – Да. Нам надо закончить одно дело.

– Нам?

– Именно нам. Однако пока еще рано об этом говорить. Продолжим…

– Ну… Не хотите говорить – не надо. Дальше, дальше… Ах, да! Дальше ничего и не было.

– Ничего? – переспросил старик.

– Ну да. Мы разбежались, – сообщил «гость». – Поэтому я не в курсе деталей.

– Мне это известно, – остановил его старик. – К счастью, я знаю гораздо больше вас. Намного больше. Но сейчас меня интересует ваш взгляд на произошедшее. Даже если вы и не знаете каких-то мелочей.

– Хорошо, – пожал плечами Непрезентабельный. – Я готов рассказать вам.

– Рассказывайте, – произнес, почти приказал, старик.

– Но сперва мне хотелось бы узнать о том, что делали вы после звонка Жнеца. Как говорится, долг платежом красен.

– Пожалуй. Это справедливо, – сказал Аид. – Давайте станем рассказывать по очереди. Так мы получим более полную картину событий и удовлетворим взаимное любопытство.

– Отлично, – согласился «гость». – Вы начинаете.

За день до…

Аид закончил говорить по телефону и положил трубку на консоль. Ему стало немного легче. Человек, с которым он только что разговаривал, занимал очень значительный пост в Федеральной службе безопасности, многое мог и был кое-чем обязан как организации в целом, так и Аиду в частности.

– Жнец? – спрашивал Значительный. – Нет. Никогда не слышал о таком. Кто это? Рэкетир какой-нибудь? Так вы скажите, мы его быстро к ногтю прижмем и раскрутим на всю катушку.

– Нет, – отвечал Аид. – Меня интересует только информация. Я хочу знать, известно ли что-нибудь вашему ведомству о человеке с таким прозвищем. Но мне нужны только проверенные факты. Никаких версий и домыслов. Исключительно подтвержденная информация.

– Сейчас поинтересуюсь. Но если он вам мешает, – басовито, на горле, гудел Значительный, – так вы только скажите. Мы его возьмем и все выясним. Когда родился, где крестился, женился. Всю подноготную на блюдечке принесем. Мне докладывают, что у нас на него ничего нет. А вы уверены, что этого парня называют именно Жнец? Уверены? Ну тогда я сам проверю. Но, сдается мне, вас кто-то пытается водить за нос. Хорошо, я посмотрю и перезвоню. Не беспокойтесь. Если такой человек существует в природе, через два часа вы будете знать о нем все.

Повесив трубку, Аид почувствовал некоторый душевный подъем и даже улыбнулся. Он уже не сомневался: Жнец – один из четверых «погибших» компаньонов. Во-первых, звонивший знал номер специального телефона, во-вторых, ему были известны кодовые имена людей, входивших в ядро организации. Ну и в-третьих, Жнец сумел открыть замки сейфового хранилища, не повредив их. Кстати, смерть – самое лучшее прикрытие. Впрочем, кем бы он ни был, ему удалось невозможное. Всего за одну ночь этот безумец уничтожил организацию практически полностью. Сломал все, что строилось с таким трудом. Мысли же этого человека наталкивали на ассоциацию с изъеденным термитами бревном. Только вместо бревна был его разум, а вместо термитов – паранойя.

Аид, конечно, подозревал, что в их защите есть уязвимые места, но он и подумать не мог, что обмануть системы безопасности настолько просто.

Теперь, даже если похитителя матрицы удастся найти, о дальнейшем осуществлении проекта не могло быть и речи. «Совершив ограбление именно сейчас, Жнец, сам того не желая, оказал нам своего рода услугу, – рассуждал мысленно Аид. – По крайней мере, у нас еще есть возможность что-то предпринять. Кто знает, чем обернулось бы дело в дальнейшем? Этот маньяк мог украсть матрицу, когда „внедрение“ уже закончилось бы. „Гекатомбу“ так или иначе следовало уничтожить. Только сделать это нужно было гораздо, гораздо раньше. И абсолютно необходимо предать историю огласке».

– Надо быть начеку, – пробормотал он негромко.

Положив пистолет на консоль, Аид потянулся за телефоном.

* * *

Пока они ехали в метро, девушка постоянно оглядывалась, изучая толпу за спиной. Случившееся в ГУМе показалось ей забавным происшествием. Слова отца о грозящей им опасности не воспринимались всерьез – взрослые вообще склонны к преувеличениям, а родители – особенно. А потом она заметила пистолет. Точнее, рукоять пистолета, «выглядывающую» из кармана плаща лысого. Лидка немного разбиралась в оружии, в основном благодаря спортивным увлечениям отца, и пистолеты ей доводилось видеть не только в кино. Выстрела она не слышала, а наличие у лысого оружия само по себе не могло встревожить или напугать девушку. Ну подумаешь, «пушка». У кого их сейчас нет? Напугало другое. Сработал классический «голливудский» стереотип: в карманах пистолеты таскают только плохие. Убийцы. Люди, которым приходится стрелять много и быстро. Как ни странно, но именно этот давно набивший оскомину и не имеющий ни малейшего отношения к истине шаблон вызвал у нее настоящее чувство тревоги.

Лидка занервничала. Ей стало не по себе. Девушка думала об отце, оставшемся в магазине, и практически совсем не думала о себе и о слепом. На Трубецкого Лидке вообще было наплевать. Он ей кто? Родственник?

– Не волнуйтесь, – сказал вдруг Трубецкой. – С ним ничего не случится. В магазине много народу, а за розыгрыши у нас дают пятнадцать суток максимум.

– А я и не волнуюсь. С чего это вы взяли?

– Конечно, волнуетесь. Все время волнуетесь. Оглядываетесь. Дышите неровно. Кстати, дети, как правило, беспокоятся за родителей куда больше, чем родители за них, только в силу возраста и социального статуса не говорят об этом вслух. Вы – наглядное тому подтверждение.

– А вы что, школьный психолог? – саркастически поинтересовалась девушка.

– Ничуть не бывало, – улыбнулся Трубецкой, не обращая на сарказм ни малейшего внимания. – Я – бывший спортсмен, а теперь – настройщик. У меня, кстати, абсолютный слух. Просто люблю наблюдать.

– Вы? – изумилась Лидка.

– Да. Когда люди понимают, что их собеседник – слепой, они ведут себя гораздо естественнее. Раскрепощеннее. Им и в голову не приходит, что слух вполне может заменить зрение. И потом, настройщик для многих – предмет обстановки. Нечто среднее между шкафом и пианино, которым он занимается. Через несколько минут о его присутствии забывают напрочь. Вот тогда-то и начинается самое интересное.

– И вы думаете, с отцом все будет в порядке? – спросила Лидка.

– Конечно, – кивнул Трубецкой. – ГУМ ведь – не пустырь. Магазин здоровенный, да и народу у фонтана собралось много.

В это время объявили «Павелецкую». Они вышли из вагона и направились к эскалатору.

– А кто были эти двое? – поинтересовалась девушка, пока «движущаяся лестница» поднимала их к дневному свету.

– Какие?

– Ну этот… «Лысенко» и второй, в плаще и черных очках. Лысый.

– Насчет очков ничего сказать не могу, так как не видел, а по поводу плаща… Там почти все были в плащах. Что же касается «Лысенко», так это наш приятель. Мы его просто разыгрывали.

– Неправда, – категорически сказала Лидка. Ей стало неприятно, что этот симпатичный мужчина пытается лгать. – У них в карманах было оружие. Я сама видела.

– Хм, – слепой озадаченно покачал головой. – Надо же, а я не видел. Ума не приложу, зачем это им понадобилось оружие? Наверное, муляжи для спектакля. У нас в ПТУ как раз спектакль делают. В театральном кружке.

– У вас в ПТУ? – переспросила девушка. – Вы же секунду назад говорили, что работаете настройщиком?

– Говорил, – не стал отпираться Трубецкой. – Я действительно работаю настройщиком, а по совместительству – аккомпаниатором в ПТУ.

– Только не говорите мне, что это очень опасный спектакль и поэтому отец отправляет меня в другой город.

– Но он действительно опасный, – пожал плечами слепой.

Они поднялись в здание вокзала. Здесь Трубецкой повернулся к Лидке:

– Сходи, пожалуйста, к кассе, посмотри, во сколько отходит ближайший нужный нам поезд. Я подожду тебя здесь.

– И ходить никуда не надо, – ответила девушка. – Через тридцать две минуты.

– У тебя хорошая память, – похвалил Трубецкой.

– Просто я уже ездила к бабушке этим летом, – объяснила Лидка. – Ненавижу маленькие города. Скучища смертная.

– Тебе кажется. – Слепой взял ее за руку. – Надо просто найти интересное занятие. Пошли, подождем на платформе. Там безопаснее.

– Безопаснее? – спросила девушка. – Значит, опасность все-таки есть?

Трубецкой отмолчался. Он смотрел куда-то вниз и вбок, шагал энергично и очень целеустремленно. Временами Лидке даже казалось, что не она ведет слепого, а, наоборот – он ее. Из вокзала парочка вылетела со скоростью метательного снаряда.

Дождя уже не было, но дул пронизывающе сильный, холодный ветер. Пассажиры сутулились, заворачивая озябшие тела в пальто, плащи и куртки. Мерзнущие проводницы приплясывали на месте, покачиваясь, словно матрешки, и поглядывая на отъезжающих как на личных врагов. Над крышами вагонов гудели провода и стелился клочьями седой дым. Пахло шпалами, углем и мазутом – особая, ни с чем не сравнимая вокзальная смесь. Привалившись к телегам, курили носильщики, похожие на попавших под дождь воробьев.

Трубецкой покрутил головой, втянул холодный воздух и поинтересовался:

– Ну? И где наш экипаж?

– Пойдемте, посмо… поищем, – кивнула девушка.

– Пойдемте, пойдемте, – усмехнулся слепой.

Они двинулись вдоль платформ. Лидка читала надписи на электронных указателях, а Трубецкой внимал объявлениям девушки-диспетчера, пугавшей пассажиров разными ужасами, начиная с опоздания ближайшего очень скорого поезда и заканчивая демонстрацией нового американского боевика в вокзальном видеосалоне.

Первой среагировала Лидка.

– Ага, – сказала она.

– Ага? – переспросил Трубецкой.

– Ага, – подтвердила девушка.

– Ага, – удовлетворенно кивнул слепой. – Ну, и где он?

– Вот! – Лидка мотнула головой. – На тринадцатом пути.

– Позволь тебе напомнить, что для меня понятия «вот» и «на тринадцатом пути» слишком расплывчаты. Итак, начнем сначала. Где он?

Девушка прикинула расстояние и пояснила:

– Примерно десять шагов влево и прямо.

– Отлично. Пошли. Как только увидишь симпатичную молодую проводницу, сразу дергай меня за рукав.

– Хорошо, дерну, – пообещала Лидка и тут же спросила, улыбаясь: – Вы будете ее обольщать?

– Во всяком случае, попытаюсь, – злодейски-серьезно ответил Трубецкой, зажимая трость под мышкой. – Я, конечно, не Казанова, но за неимением других вариантов… У тебя есть другие варианты?

– Нет, – честно призналась девушка. – Других вариантов у меня нет.

– Значит, за неимением других вариантов попробуем этот.

Они бодро зашагали по платформе к голове состава. Трубецкой шел с крайне независимым видом, гордо и высоко задрав подбородок. Лидка, державшая его под руку, улыбалась. На соседний путь прибыл тот самый очень «скорый», и началась толчея. Народ, словно очнувшись от спячки, отогревался, наминая друг другу бока. Над платформой висел монолитный носильщицкий крик: «Па-аберегись!» Однако даже сейчас слепой умудрялся сохранять прежний, чертовски бравый вид. Время от времени он поворачивался к девушке и недоуменно спрашивал: «Что, до сих пор ни одной симпатичной проводницы?» – и, услышав в ответ: «Нет», сокрушенно качал головой: «Что же такое случилось с МПСом, а? Ну, на ремонт путей у них денег не хватает, это еще можно как-то понять, но куда подевались симпатичные проводницы, скажите на милость? Вымерли, как доисторические рептилии? Да в жизни не поверю. Знать, что-то не так с этим министерством. Что-то очень и очень не так».

Наконец Лидка выбрала подходящую кандидатуру и дернула Трубецкого за рукав. Тот от неожиданности покачнулся и заговорщицки, разжимая только уголки губ, пробормотал:

– Я понимаю, ты предвкушаешь большое веселье, но постарайся хотя бы не выражать свою радость так открыто. Где она?

– У вось… Три шага направо и прямо.

– А номер вагона? – по-прежнему в нос прогундосил слепой.

– Восьмой.

– Брюнетка или блондинка?

– Блондинка. На вид лет двадцать пять.

– Хорошо. А то я брюнеток недолюбливаю. – Трубецкой откашлялся и пробормотал: – Ну-ка прорепетируем… – Он снова кашлянул и заблажил противным козлиным голосом: – Луды добжы, памажитэ, мы самы нэ мэсьные… – Лидка засмеялась. Слепой повернулся к ней: – Вроде бы неплохо получается, а?

– Отлично, – ответила девушка.

– Значит, стой тут, а я пошел.

Трубецкой ровным, неестественно прямым шагом направился к проводнице. Та поглядывала на приближавшегося мужчину с явным недоверием. А Лидка вдруг посерьезнела. Неожиданно она подумала о том, насколько, должно быть, тяжело этому человеку. Он оказался на вокзале, с чужим ребенком – ну уж и ребенок! – на руках. Теперь вот пытается устроить ее на поезд, всю дорогу развлекал, поднимая ей настроение, хотя у него и своей головной боли, наверное, выше крыши… Смешно, но девушке стало очень неловко за то, что она доставляет слепому столько неудобств.

Трубецкой тем временем нашептывал что-то проводнице, а та хохотала, совсем как давеча Лидка. Чего-чего, а уж обаяния слепому было не занимать. Он продолжал говорить и говорить, опутывая проводницу кружевами слов, заставляя ее размягчиться и почувствовать симпатию… Время от времени Трубецкой слегка поворачивал голову, словно пытался услышать, что делает его спутница, хотя не мог он слышать ее в таком-то гомоне.

Лидка вздохнула, обернулась и… почувствовала, как сердце проваливается в пятки, а тело наливается чугунной тяжестью.

Метрах в двадцати, у входа в подземный тоннель, стоял высокий парень в щеголеватом темно-зеленом рединготе. Тот самый, которого она видела в магазине. «Лысенко». Высокий озирался, явно выискивая кого-то в толпе. В левой руке он держал телефонную трубку, правая покоилась в кармане пальто.

Лидка торопливо отвернулась. Инстинкт жертвы – не смотреть в глаза. Глядя в глаза, привлекаешь внимание. Необъяснимо, но факт. Понимается исключительно подкоркой. Девушка посмотрела на слепого. Тот не мог видеть парня и продолжал спокойно любезничать с проводницей, щедро расточая комплименты и сияя, словно новенький двугривенный. Утешало лишь то, что между ними и высоким все еще сновали люди. И много. Но это не могло продолжаться вечно. Рано или поздно поток пассажиров спадет, и, если к этому моменту они со слепым не войдут в вагон, высокий их обнаружит. «Скорее всего, – подумала девушка, – он здесь не один, есть еще кто-то. В одиночку вокзал не обыскивают. Наверняка на соседней платформе стоит такой же парень с пистолетом в кармане. И на третьей. И на четвертой тоже. Они перетряхнут все, пройдут по составам, готовящимся к отправлению. И в результате найдут тех, кого ищут». Лидка начала проталкиваться к Трубецкому, изредка оглядываясь на высокого. Она все еще надеялась, что высокий уйдет. Но тот и не думал уходить. Стоял и смотрел в толпу, поверх голов, выискивая, высматривая, выбирая.