Текст книги "Пианист. Осенняя песнь (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Жалко, конечно, привык Славик уже к этому Кириллу, даже слушает его. Но лучше сразу прекратить, чем резину тянуть…
– Кирилл мне очень нравится, он учитель хороший, хоть и молодой. И у нас с ним ничего такого нет. Зря вы подумали, Ксения Николаевна. Я из-за Славика пришла.
– Конечно, из-за Славика, я понимаю. Кому же захочется со мной возиться? А Кирюша меня не бросит, вот и будет мыкаться, я ведь не старая ещё, Тонечка. Муж постарше, и Кирюша у нас поздний. Все не было и не было у меня деток. Думала и совсем уже не дождусь, а вот почти в сорок лет родила. Тогда и с глазами проблемы начались, отслоилось там что-то. Сначала не сильно мешало, а потом все хуже, хуже. А как не стало Михал Кузьмича, так словно бы обвалилось все. Здоровье ухудшилось, прямо жить не хотелось. Если бы не Кирюша, наверно, так и ушла бы следом.
– Ну что вы говорите, Ксения Николаевна, разве можно так?! – Тоня через стол схватила её за руку, как будто удержать хотела, и сама испугалась фамильярности этого порыва.
Но мать Кирилла отреагировала странно – второй рукой прикрыла сверху Тонину.
– Нельзя, я знаю. И грех, и сына не бросишь. Ты меня поймешь. Когда отца не стало, Кирюша был в шестом классе в общеобразовательной и в музыкальную ходил. Пенсию нам назначили за отца хорошую, и я работала. А он все занимался, как ни приду домой – он играет. Ему бы в Москву.
Ксения Николаевна все удерживала Тоню за руку, и это не вызывало раздражения. Только жалко было Тоне эту женщину. И понять она её могла, невольно сравнивала с собой, не понаслышке знала, как тяжело одной с ребенком. Пусть Кирилл и старше Славика был, когда отца не стало, а все равно.
– Почему все про Москву говорят? Разве здесь нельзя выучиться?
– Музыканту – нет, – убежденно ответила Ксения Николаевна. – В Москве Центральная музыкальная школа, кто туда попадает – потом и в консерваторию идут. А у нас во Владимире нет ВУЗа музыкального, только в университете факультет, да и то скорее педагогический. Кирюша его закончил. А в школе музыкальной попробовал преподавать и не стал – опять из-за меня, график там жесткий, почти дома не бывал, вот и пришлось уйти. Но и не только поэтому. Методика у него своя, он и дипом по ней защищал, чуть не провалился, хотели тройку ставить, но пожалели и в знак уважения к отцу не стали, четыре в дипломе. По всем пять, а дипломный проект – четыре. В музыкальной школе ему бы никто не дал преподавать, как он хочет, а у него и книга есть, из неё диплом и получился, сокращать пришлось. – Она все говорила о сыне, а Тоня слушала и не раздражалась.
Оказывается, ей хотелось узнать про Кирилла. В первый раз, когда она его увидала, то не подумала бы, что он музыкант, пианист. Если бы за пианино не сидел, ни за что не подумала бы. Высокий, спортивный, скорее футболист или боксер. Тоня ему по плечо была, а он-то косая сажень в плечах. Лицом простой, красивый, но не утонченный. Улыбка такая… как у Юрия Гагарина. И волосы светлые. Ни разу не пианист. Руки здоровые, как рабочие. Пальцы, конечно, длинные, как и у Лиманского – видно, это профессиональное.
– Во Дворце культуры Зиновий в наше положение вошел, – продолжала Ксения Николаевна, – Кириллу хорошее расписание сделали, часов на полторы ставки. Разряд обещали. Он у меня работящий – там на уроках отсидит и домой приходит все переделает. Готовит, убирается, теперь ему и заниматься некогда, редко играть стал. А я скучаю по музыке. Славик пусть у нас живет, готовится в музыкальную школу. Если ты не против.
– Не знаю, Ксения Николаевна! А вы бы отпустили Кирилла вот так? – Повисло молчание. – Вот видите, – вздохнула Тоня. – Не могу я решить! А еще вы про меня ничего не знаете, как же зовете в дом? Если Славик будет у вас, то я приходить стану.
– И что? – удивилась мать Кирилла.
– А то, что отец у меня, может быть, до сих пор в тюрьме сидит. Ни разу в жизни его не видала. Когда я родилась – точно сидел.
– А мать?
– А мать там в медчасти работала, а потом поварихой. Видно, так и познакомились в лазарете или в столовой. Она мне не рассказывала.
– И давно ты с ней не живешь?
– Давно, школу закончила и ушла. Я врачом хотела стать или медсестрой, так не вышло, пошла в торгово-экономический. Университет кооперации, стала товароведом. А работать по специальности негде.
– И где теперь?
– В цветочном магазине… Мы с подругой вместе и работаем, и квартиру снимаем. Вдвоем дешевле выходит. – Тоня сказала все, что хотела. Чтобы не было потом как с Петей. Что есть – то есть, хотят – принимают, хотят – выгоняют. Ей все равно.
Она настроилась на возмущение Ксении Николаевны, ждала его, но мама Кирилла молчала. Тоня приняла и это. Значит, так уйдет, без выяснений.
– Что же это я у вас все сижу и сижу? Спасибо вам за чай. Мне домой пора давно. – Она хотела встать, но Ксения Николаевна все не отпускала.
– Постой… Может, и ты вместе со Славиком у нас поживешь? Не все ли равно, где снимать? А у нас комната свободна. Денег я много не спрошу, а вот помощь мне нужна. Кирюша не справляется, и дома его нет подолгу.
– Так ведь и я работаю. – Тоня так удивилась, что не сразу начала отказываться.
– Но не каждый день, в смену?
– Да, в смену.
– Мы бы и выходные поделили. – Кирилл стоял в дверях, и Тоне уже никак было не уйти. Она снова села, оглядела кухню, встретилась глазами с Кириллом.
– Я не знаю…
– Что вас смущает, Антонина Васильевна? Вы беспокоились, как тут Славик один будет, но если вместе, то это беспокойство само собой отпадает. Тогда что еще?
– Баловной он!
– Так это хорошо, – усмехнулся Кирилл, – мальчик и должен быть баловным. Тихони не такие способные.
– Это правда. Кирюша в детстве такое мне устраивал! – махнула рукой Ксения Николаевна. – Я из кабинетов завучей не вылезала, учился хорошо, а дневник весь был красной ручкой замечаниями исписан. Что в простой школе, что в музыкальной…
– Так это вы с отцом меня на музыку запихали, а я, может, в спорт хотел, – отшутился Кирилл. Он стоял прислонясь к косяку, скрестив руки на груди.
“Только закончил университет, а выглядит старше своих лет. Рано ответственность за мать на его плечи легла”, – мысленно пожалела Тоня.
– Он и теперь в спортзал ходит, занимается, – похвалила сына Ксения Николаевна, – вон какой вырос…
Кирилл смутился, покраснел, и Тоня вдруг поняла, что нравится ему!
– Кирюш, покажи Антонине комнату, – подытожила Ксения Николаевна, она явно от своего отступать не собиралась, – а потом такси вызови и вместе с ней поезжай, проводишь и на той же машине возвращайся, чтобы я не волновалась. А ты, Тоня, подумай – для всех это лучший вариант. В первую очередь для Славика.
Глава 9
Мила проснулась от шума, что-то звякнуло громко, даже через наушники слышно. Мила сдвинула их, приподнялась, спросила шепотом:
– Тонь! Это ты?
– Я, я… Ой, стул задела, стол толкнула, как пьяная! – зашептала подруга в ответ. – Но я не пила.
– А времени сколько?
– Очень поздно уже. Наверно, больше часа ночи, сейчас посмотрю. Полвторого. – Тоня осторожно подобралась к кровати Славика, отодвинула ширму. – Ну как он тут, не разболелся?
– Вроде нет. Сопливился, но без температуры.
– Не кашлял?
– Нет. Нос заложен.
– Значит, опять все спустится в горло, как обычно у него осенью.
Тоня вернулась к Миле, присела на кровать, видно было, что хочет рассказать важное.
– Ну что концерт, понравилось? – спросила Мила.
– Не особо, – призналась Тоня. – Это тебе не Лиманский. Ой, прости, все забываю, что нельзя его поминать всуе.
– Почему нельзя? Можно.
– Ты не любишь… Опять его слушала?
– Да!
– Где он сейчас?
– В Монако. Там зал на улице, я беспокоюсь. Не лето же. Вдруг холодно?
– А ты погоду посмотри, что там.
– Я смотрела. – Мила отодвинула ноутбук в сторону, села рядом с Тоней. – А где ты так поздно была? – В вопросе сквозило удивление. Тоня не имела привычки болтаться по ночам. Мила, сколько жила с ней вместе, ни одного серьезного увлечения, чтобы с отношениями, припомнить не могла. Единственный свет в окне – Славик.
– Меня Кирилл в гости пригласил, – гордо сообщила Тоня. – Нет, ну ты чего? – обиделась она на изумленный взгляд Милы. – А что ты так смотришь? Думаешь, я уже и не могу с парнем? Могу. И, наверно, я нравлюсь Киру. Только не про это! Я даже не знаю, как сказать…
– Да уж скажи как есть. – Мила приготовилась услышать романтическую историю с традиционным коечным завершением. Хоть и долго держалась Тоня, а вот случилось, значит.
– Кирилл – это тот высокий, светловолосый, на спортсмена похож. Из Дома культуры он.
– Что у тебя с ним было?
– Да ничего не было! Вообще ничего. Просто чай пили. Он с мамой живет, она почти слепая, так жалко! Не старая еще, но выглядит как старушка.
– Жалко, да, он вроде парень неплохой, как же он справляется?
– Он хороший, – горячо воскликнула Тоня, забыв, что надо шепотом. – Ему тяжело, да. И вот… его мама пригласила меня идти к ним жить вместе со Славиком. У них там комната свободная, инструмент есть. Кирилл говорит, Славке заниматься надо каждый день, а то не примут в школу эту московскую. Как ее там…
– ЦМШ, – подсказала Мила.
– Точно! Славка нот не знает. А без нот этих не примут. Остальное все у него получается, так Кирилл сказал, а ноты учить надо. Он обещал натаскать Славика к весне.
Тоня так увлеклась, что и не обратила внимания на молчание Милы. А та не отвечала.
Голову опустила, разглядывала руки. Она всегда так делала, если была расстроена.
– Мил, ты чего? Я же не на Северный полюс еду. И свою часть я все равно за квартиру платить продолжу, ну что ты? – Тоня обхватила Милу за плечи. – Мы же подруги, столько вместе уже всего перемололи, перетерли. Я рядом останусь, и работа у нас общая. – И совсем другим тоном, еле слышно: – Я сама боюсь… вдруг все плохо выйдет, вдруг он приставать начнет.
– Кто?
– Да Кирилл. Он высокий, сильный, я там и не пискну, если что.
– Ну, не знаю… При маме он разве позволит себе? Там же комната отдельная, не так как у нас? Будешь запираться на ночь.
– А если замка нету?
– Попросишь врезать.
– Ну вот, дверь портить. У них, знаешь, квартира какая шикарная! Папа Кира профессором был. Физик вроде.
– А мама кто?
– Она… А я и не знаю. Она не сказала. Спрошу.
– Значит, новый год не вместе встречать будем? – погрустнела еще больше Мила, она хорошо знала Тоню и видела, что та для себя все уже решила.
– Почему это не вместе? Ты к нам в гости придешь. Ксения Николаевна только обрадуется. А я пирогов напеку, приготовлю вкуснятины. У них там кухня – как наша комната, и плита газовая, не то что тут – плитка электрическая на два диска.
– К вам в гости… хорошо. – Мила встала, пошла в кухонный уголок, включила чайник, села там за стол.
Тоня примолкла. Что она могла сказать? Да, стремно, и с подругой разъезжаться не хочется, но Славик – главнее. Все остальное побоку. Мила взрослая, ей музыке учиться не надо. Ей Вадима надо найти. Или позвать, искать-то его чего? Ткнул курсором в экран, и все в группе Лиманского расскажут с подробностями, еще и покажут, где он, с кем. Там слежка у фанаток поставлена не хуже, чем в сыскном отделе МУРа.
– Мил, ты пойми… у них рояль есть. А я же в жизни не куплю. И ставить негде. А еще я хочу Славика из интерната забрать. Не дело, что он там, не сирота же.
– А у чужих людей? Сколько ты Кирилла этого знаешь? А в интернат потом обратно не примут.
– Ладно, давай чай попьем да спать. Завтра на работу мне.
– А я собираться буду. Кирилл сказал после обеда заедет за нами.
– Вот так прямо быстро?
– Так заниматься Славику надо. Ноты эти учить. Как он сможет – не знаю, ладно бы буквы, а то закорючки какие-то. Кир мне пытался объяснить, но я ничего не поняла. Пусть он сам со Славиком, я им только напорчу.
– А мама Кирилла что? Она не против?
– Нет, она сама же и предложила. – Тоня достала из холодильника сыр и колбасу, сделала двойной бутерброд. – Я когда нервничаю, есть начинаю. А ночью нельзя… ну ладно… если хочется, то можно. Все равно не усну. Мил, а Кир меня младше, это плохо? Не намного, но все-таки, года на два точно.
– Ну и что? – Мила бутерброды не ела, только чай пила.
– Ну как, а вдруг? А я старше. Знаешь… я, чтобы не вышло как с Петькой, сразу им про отца сказала. И сижу думаю: сейчас погонят меня поганой метлой. А они и внимания не обратили. Представляешь? Ксения Николаевна после этого сразу и сказала: “Не хочешь у нас пожить?” Вот люди! Кирилл такси вызвал, чтобы мне добраться. А что тут пешком идти? Всего минут сорок.
– Ну да, ночью-то.
– Так он проводил бы. А то такси, как барыня. Мил, а я ему нравлюсь. – Тоня и сама смутилась, захихикала как девочка. – Он краснеет и глаза отводит. Что у него девчонок, что ли, еще не было, как думаешь?
– Откуда же я знаю. С мамой живет, может, и не было.
– И ведь не спросишь… ха-ха…
– Тише ты, Славика разбудишь. Развеселилась. Он тебе самой, наверно, нравится.
– Нравится, а что? Я же не деревянная. Он красивый, молодой. Но я не потому, чтобы с ним. Ты же знаешь, у меня с этим строго. Главное – ноты.
С утра Мила ушла на работу, а Тоня начала складывать на кровати вещи. Стопку своих – стопку сына. У Славика вроде и мало было, а набралось. Одних игрушек целый пакет.
– Может, оставим их пока? – предложила Тоня. До этого она с сыном отъезд не обсуждала. Он сам спросил:
– Мам, а мы куда?
– К Кириллу Михайловичу, помогать его маме. У неё с глазами плохо.
– К Кириллу! – обрадовался Славик и запрыгал по комнате.
– Нельзя его так называть!
– Можно, он сам разрешил.
– А я не разрешаю.
– Почему?
– Это невежливо. – Поверх игрушек Тоня запихивала в рюкзак постельное белье, после некоторого раздумья все-таки решила, что надо взять хотя бы по одной смене. Она же не в гости, а как бы снимать будет, значит, лучше со своим. Хорошо, что Мила тут остается, все вещи тащить не придется. Незаметно, а накопилось. Сколько они уже тут? Тоня приостановилась и пыталась сосчитать. В это время раздался звонок в дверь.
– Ой, кто это? Неужели уже приехал? А у меня ничего не собрано!
Она побежала открывать. Увидела Кирилла, отчего-то смутилась. Вот уж не похоже на неё. Сама себя удивила.
– Здравствуйте. Я, наверно, рано? – спросил Кирилл.
– Да, я совершенно не готова. И не знаю, что брать… Посуду?
– Зачем? У нас все есть. Возьмите только самое необходимое. А если что-то забудете, так потом довезем. Нам со Славиком к Зиновию Павловичу на сольфеджио, пропускать нельзя. Или вы собирайтесь спокойно, а я его отведу, и потом уже мы за вами вернемся.
– Да, так лучше, если вам не трудно. А чай? Давайте я вас чаем напою!
– Некогда! Слава, ты готов? Одевайся быстрее, Зиновий Павлович опоздаев не любит.
Тоня теперь не неслась домой с работы как угорелая. Могла спокойно и в магазин зайти за продуктами, могла бы и в парикмахерскую или даже в кино, но такое ей и в голову не приходило – по кино шляться одной. Не время теперь, Кирилл Славиком занялся плотно. А так бы могли все вместе сходить на какой-нибудь хороший семейный фильм.
Сначала Тоня даже беспокоилась, что хорошего из многочасовых занятий музыкой не получится, уж очень непоседлив был Славик. И он мог сказать “я не хочу” – тогда все. Никакими силами его было не заставить. Хоть наказывай, хоть поощряй.
Но прошла неделя и вторая, а занятия все продолжались и даже успешно.
Кирилл придумал хитрую методику, сути её Тоня не понимала, она вообще в музыке ничего не понимала, но Кирилл говорил, что у Славика получается.
Самым удивительным было, что мальчик играл. То, чего дети достигают на второй-третий год обучения, ему далось за неделю. Теперь Славик охотно и подолгу просиживал за инструментом, это он то, про которого в интернате говорили “У Васильева шило в заднице”.
В доме Кирилла и Ксении Николаевны Славик вел себя совершенно иначе. Прилипал к роялю. Перебирал клавиши, наигрывал что-то. Когда возвращался с работы Кирилл, Славик просил его играть и повторял за ним. Кирилл не запрещал это, но ставил условие: сначала ноты, а потом уже для удовольствия. Так они и занимались. Это больше походило на забаву, чем на труд, во всяком случае, Тоне со стороны казалось так. Кирилл и Славик на равных говорили, смеялись. Что-то рисовали или вырезали из бумаги, складывали как пазлы, чего только не творили. Совсем и не похоже на отношения учителя и ученика.
Но Тоня не вмешивалась. Она попросила в магазине больше работы. Не хотела жить у Кирилла на халяву, а перестать делить плату за квартиру с Милой не могла – подруга одна не справилась бы.
Тоня знакомой дорогой дошла до подъезда, по привычке заглянула на лестнице в ящик – писем нет. А кто бы стал им писать? У Милы непонятно что с семьей, а у самой Тони мать алкашкой стала, считай, что и нет её, отец сидит, а полумуж, или как Петьку назвать, даже полкопейки на ребенка не дает и от Тони прячется. Она ни адреса его нового не знает, ни телефона. Ей и не надо ничего, но адрес мог бы дать, хоть ради ребенка. Мало ли что? Да как же, есть ему дело… Несостоявшаяся свекровь напела, что ребенок у Тони не от Пети, а от заезжего молодца.
Тоня не стала своим ключом открывать, позвонила. С переселением к Кириллу она отделилась от Милы, они перестали быть как одно. Нет, доверие, сердечность – все осталось, но… не могла Тоня открыть дверь своим ключом. Может, у Милки гость. А что, в тихом омуте… Не все же ей по Лиманскому страдать.
Тоня давила кнопку звонка, но дверь не открывали. Странно, на работе Мила не была, сегодня у неё выходной. Если только вышла куда-нибудь, за продуктами или так просто, проветриться. Да нет, не пойдет она в такое время гулять. А в магазин вчера ходила – это Тоня точно знала. Она подождала еще немного и застучала в дверь кулаком. Изнутри послышалось шевеление, шаги, Мила открыла и с удивлением спросила:
– Ты чего стучишь? Звонок не работает?
– Может, и не работает, я тут полчаса звоню. Дай проверю. – Тоня нажала на звонок снова, и по квартире разнесся противный дребезжащий звук. – Работает… странно… А что ты тогда не открывала? Спала?
– Нет, но я в наушниках была.
– Все про Лиманского своего копаешь, слюни на него пускаешь. Эх, за журавлем гоняешься… Дай пройду-то. – Тоня вошла, прикрыла дверь. – Ой, чисто как у тебя. Что меня не подождала, вместе бы все убрали!
– Ничего я не копаю, – надулась Мила, – просто музыку слушала.
– Да ладно, мне баки можешь не заколачивать. Вот я не понимаю тебя, Мила! Почему ты такая инертная?
– Я не инертная, я навязываться не люблю, а раз он не ищет – значит, я ему не нужна. Чай будешь? Или, может, поужинаешь? Я наготовила, а есть некому.
– Нет, Мил, какая еда, я же на минутку зашла, взять кой-чего еще из вещей.
– Ну бери, – обреченно произнесла Мила.
– Прямо конец света! Ты чего киснешь? Все же хорошо, на работе вон хозяйка тебя нахваливает, с нового года прибавку обещала, – Тоня прошла в комнату и начала быстро перебирать вещи в шкафу. – Вот это возьму и вот это, – она кидала отобранное на кровать, – а это – не знаю… куда мне в нем ходить? Страшное такое. Мил, смотри, мое вечернее платье, – засмеялась она и выудила из платяного шкафа вешалку с платьем цвета асфальт. – Выкинуть жалко, а носить не хочу.
– Так перешей, – посоветовала практичная Мила.
– Нет, надоело оно мне… Так… А что я искала? А, вот, сапоги резиновые.
– Зачем тебе?
– Потепление обещают. Мы на выходные на реку пойдем гулять со Славиком. Кирилл обещал ему свои места показать. А я за ними увязалась, мне тоже гулять хочется!
– Как у тебя с ним? – Мила, несмотря на отказ Тони, все-таки поставила на стол две чашки.
– Со Славиком? Хорошо, он на новом месте сразу привык. Ксению Николаевну бабушкой зовет. Мне сначала даже неловко было. Но она вроде не сердится.
– Ну ладно. Тонь, я не про Славика, я про Кирилла спрашиваю.
– А что Кирилл? – Тоня смутилась. Она и самой себе не позволяла никаких мыслей в эту сторону. – Они со Славой занимаются. Представляешь, тот играет вовсю. А вот с нотами тяжело. Но он выучит, куда денется! Кирилл не то чтобы строгий, а настойчивый. Он не отступает. Если что надо, то будет давить и давить, пока не сделает по-своему.
– А с мамой его что?
– С ней хорошо. Она меня Тоняша зовет, смешно, правда? Тоняша… Мне жалко её, хорошая женщина и вот так болеет. Совсем ничего не видит, никакие очки ей не помогают, полечить бы её где-то в хорошем месте, но денег таких нет. А в поликлинике ничего не говорят толком, мы с Киром водили её. Ну и ничего нового нам врач не сказала. “Что вы хотите в её возрасте?” А что там за возраст, ей и семидесяти еще нет. Она только выглядит старой. Ладно, налей мне полчашки чаю, и я побегу. Еще в магазин хотела.
Они сидели за столом, как раньше, а разговор не клеился.
– Мил, ты где на Новый год будешь?
– Дома, где еще?
– А елку наряжать собираешься?
– Зачем? – Мила зябко куталась в старый вязаный палантин. – Мне в магазине хватает наряжать.
– Ой, а красиво получилось, кстати. Такая витрина, вот у тебя талант, честное слово! В клубе опять затеваешь что-нибудь?
– Нет, не хочу. Художники звали, а я отказалась.
– Чего это? Они же платят.
– Не хочу…
– Ну ты совсем! – Тоня сердито поставила чашку на стол. – Раскисла, как старая газета на дождике. Нельзя же так, Мил. Давай Новый год вместе отмечать, а? Приходи к нам с Киром в гости? Славка рад будет, он по тебе скучает. Послушаешь, как он играет.
– Нет, я к вам не пойду, с Кириллом я мало знакома, маму его вообще не знаю.
– Ну и что?
– Неудобно. Я лучше дома телевизор посмотрю.
– Ну как хочешь, а если передумаешь – приходи. Мне, наверно, пора бежать.
Тоня чувствовала себя виноватой, что оторвалась от проблем Милы, как будто и не сочувствовала ей. Свои проблемы в голове крутились. На самом деле Тоне очень хотелось поговорить с Милой про Кирилла, но она сдерживалась, понимая, что той сейчас это будет лишним напоминанием об одиночестве. И об этом Лиманском. Надо же было встретить его! Жили спокойно, а он все испортил.
Но думать про это ей не хотелось, собственная её жизнь складывалась странно, Тоня не привыкла, что другие люди влияют на неё, все сама решала и делала, а тут Кирилл и Ксения Николаевна. Нет, по части музыки понятно – Кириллу виднее, он в этом понимает, учился, и Тоня была уверена, что не навредит. Со Славиком он возился с безграничным терпением. И Тоня была благодарна и, наверно, счастлива. Только она боялась это слово даже мысленно произносить. Может, чтобы не спугнуть, или все-таки не верила? Но циклиться на размышлизмах не хотела, она не была в этом похожа на Милу, которая как начнет думать, так и впадет в это состояние, нет бы делать, а она все думает, думает. Просто зло берет! Так просто – взять и написать Вадиму или даже позвонить. Ну пошлет, и ладно, зато не будет розовых надежд, журавля в небе не надо будет ловить, глядишь, синиц какой-нибудь появится.
Тоня сложила в сумку вещи, попрощалась с Милой. Ничего такого не стала говорить, просто ни о чем поболтали еще, про магазин, насчет смен, Тоня хотела так подгадать, чтобы её выходные совпадали с Кириллом.
– Хочу посмотреть, как они занимаются, должна же я знать, – лукавила она. Если честно признаться, то не занятия её интересовали.
В магазине набрала всего. И сладкого, и соленого – аванс получила, а на Новый год хозяйка премию обещала. Опять денежки будут, можно Кириллу подарок купить. Что бы ему подарить? Что он любит… Тоня шла по торговому центру, задержалась у витрины бутика с мужской одеждой. Может, перчатки ему хорошие? А то ходит в старых. Какой у него размер? Надо дома тихонько посмотреть. Она зашла в отдел, попросила у продавщицы показать кожаные, та достала из витрины, положила перед Тоней несколько пар. Антонина проводила по гладкой, хорошо выделанной коже пальцами и, наверно, в первый раз подумала о прикосновениях… только на секунду позволила эти мысли и неожиданно почувствовала такое сильное и давно забытое внутри себя. Истому, желание принять и отдаться. Аж задохнулась… Да она его хочет! Вот ужас… он же моложе. И вообще! Он учитель Славика.
Тоня отошла от витрины, вышла из торгового центра, задержалась в сквере. И без думанья стало ясно, что Кирилл вошел в их со Славиком жизнь. И мысли, и заботы о нем становились привычными. А ведь никто не говорил, что они вместе, может, выдумки все? Вот про это и хотела Тоня с Милой говорить. Ладно, в следующий раз. И перчатки еще успеет купить.
Дверь Тоне открыл Славик. Веселый, довольный, весь перепачканный в чем-то белом. И нос, и щеки… Мел, что ли?
– Мам! Ой, мам, я что расскажу. Мы с бабой Ксенией пирог испекли!
– Как же? – Антонина вошла, поставила пакеты с продуктами на пол, разулась. Прислушалась. Она не ошиблась – звучала музыка, пианино. Кирилл играет! Вот прервался на середине, а жаль, так красиво играл. Кирилл вышел навстречу.
– Привет, Тонь, что не позвонила, я бы встретил?
– Я не думала, что наберу столько, зашла за хлебом, а и то взяла, и другое. Потом перед праздником не будет. Смотри, я шампанское купила. На Новый год, по скидке взяла в полцены. Сейчас и на вещи скидки хорошие, может, ты себе что-нибудь присмотрел бы. Хочешь, вместе сходим, я выбрать помогу? В выходной. Я подменилась, к Миле зашла, мы договорились с ней. А чем это пахнет так вкусно? – блаженно принюхалась Тоня – квартиру наполнял аромат корицы и печеных яблок.
– А это пирог наш! – запрыгал около неё Славик. – Идем я покажу. На кухню идем. – Он тянул мать за руку. – Баба Ксения мне сказала давай пирог испечем, а я ей: как мы будем, я не умею, а ты не видишь. А она мне – ты будешь моими глазками, а я твоими ручками. И стали печь. Она мне все говорила, что где взять, куда насыпать и мешать давала. Крутить, крутить надо, чтобы пена стала. – Он энергично показал как надо крутить. – А потом еще муку туда.
– Про муку я сразу поняла, – засмеялась Тоня, осторожно стирая белые следы с его щек и носа. – Ну показывай пирог. А как занятия твои, ноты выучил?
– Не все, – развел руками Славик. – Басовый ключ трудный. Да я и так играю! Зачем мне эти ноты?
– Слава, ты опять! – нахмурился Кирилл. – Я тебе сказал, что только по нотам можно. В скрипичном ключе уже хорошо играешь. И басовый надо так же, тогда сразу сможешь интересные взрослые вещи играть, а не только “Жили у бабуси”.
– Аха-ха… Жили у бабуси Ксени, – запел Славик.
– Кто меня зовет? – В прихожую вышла и Ксения Николаевна. – Тоняша пришла! Вот и замечательно, прямо к пирогу. Давайте в комнате стол накроем, как при Михал Кузьмиче. Бывало, соберутся у нас друзья, так мы всегда в комнате чаевничали. А потом нам Кирюша играл.
– А теперь почему не играет? – спросила Тоня.
– Вот и я говорю ему – надо играть. Сегодня в первый раз попробовал, такая мне радость.
Когда Тоня съехала с квартиры, Мила по-настоящему поняла, что такое одиночество. Не топотал в выходные Славик, не гремели посудой на кухне. Себе Мила ничего и не готовила, только чай грела. Она и есть не хотела, была бы её воля – и на работу не шла бы. Сидела бы целыми днями в своей одеяльной норе в обнимку с ноутбуком. В доме поселилась унылая тишина, без всякой надежды на ожидание. Разогнать её могла только музыка Вадима.
Мила купила хорошие наушники, дорогие. Чтобы они полностью отделяли её от внешних звуков. Она не хотела слышать мир вокруг себя, а только игру или голос Лиманского.
Он не так часто давал интервью, и то немногое, что было в интернете, Мила переслушивала по многу раз. Наизусть выучила. Она все искала в его словах хотя бы намек на воспоминания или какие-то мысли о том дне, что они провели вместе. Но он ничего не говорил ни о Царском селе, ни о Павловске. Зато часто о Рахманинове и стремлении на родину. А еще вот то, в день концерта, на который они с Тоней пошли. Тогда он сказал о неожиданной встрече… Мила уже не хотела ни надеяться, ни ждать.
Перед самым Новым годом выпал снег. Лег на крыши и на зубцы древних стен кремля, припорошил схваченную тонким льдом Клязьму.
Мила все-таки решила нарядить елку и пошла за ней. До елочного базара было недалеко. Город преобразился, как это и всегда бывает в Рождество и Новый год. Иллюминация, витрины с елками и шарами, венки, гирлянды, какие-то плакаты и призывные объявления о скидках. Больше света, больше суеты.
Но главное – снег. Он выбелил скверы и улицы. Насыпало его много, убрать весь не успевали. Между тем сильного мороза не было, и лепка снеговиков и игра в снежки увлекала и взрослых, и детей.
Мила шла и думала: ”Как странно – люди радуются первому снегу в начале зимы. А потом, в феврале, уже не хотят её и ворчат, что снег им надоел”.
Еще она думала о том, что в Павловском парке он укрыл сосны в Старой Сильвии, и шустрые белки с блестящими глазками-бусинками и пушистыми хвостами оставляют на снегу дорожки маленьких следов.
Мила купила елку. Большую, живую, разлапистую. Нести дерево до дома было тяжело. Ничего не стоило взять искусственную в магазине – там оставались даже несколько, они не понадобились для оформления зала, а на улице директор ставить не велела. Но Мила хотела аромата хвои, колючих веток, смолистого ствола и того неповторимого кратковременного волшебства, что дарило дому живое дерево.
Еще раньше она взяла в магазине самую большую устойчивую крестовину и теперь смогла закрепить ель, даже не подвязывая к стене.
Мила поставила дерево посреди комнаты и не торопилась наряжать, только гирлянду накинула на ветки и включила. А свет погасила. Засмотрелась на разноцветные огоньки – синие, красные зеленые. Они мерцали, бежали, тускнели и разгорались, отбрасывая блики на стену. Отражались в зеркале и в темном незанавешенном окне, как будто там тоже стояла елка. А потом огоньки расплылись, потому что на глаза Милы навернулись слезы.
Нет! Она не станет плакать и сидеть в тишине не будет. Сейчас включит ноут и найдет свою любимую запись. А может быть, уже есть новые, с последних концертов кто-нибудь выложил в группе. Они же ездят за Вадимом, эти странные женщины – его поклонницы. И потихоньку снимают, хоть это и запрещено. Или телевидение снимает, музыкальные и новостные каналы.
Она с нетерпением ждала, пока на ноуте загрузится страница. Свет так и не зажгла, только настенную лампу у кровати. Вот и группа вконтакте, вот вкладка с видео. Да! Есть новые с концерта, и даже фрагмент пресс-конференции. Вадим говорил по-английски, Мила ничего не понимала: во-первых, не так хорошо знала язык, но главное – волновалась. Это всегда происходило, когда она слышала его голос.
Мила жадно всматривалась в экран, ловила интонацию и выражение лица. Она сразу заметила, что выглядит он усталым. Лицо осунулось, и взгляд странный, как неживой. Смотрит и не видит. Но когда Лиманский заиграл – это снова стал прежний Вадим! Неукротимо страстный и нежный, томительно чувственный и… беспросветно печальный. Он играл с оркестром, потом, как всегда, несколько вещей на бис. Овации в зале, и мгновенная тишина, стоило ему после поклона сесть за инструмент.
