Текст книги "Пианист. Осенняя песнь (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
– А трубка?
– Это папина, он курил. Любил хороший табак. А вот это можжевельник, он еще пахнет. – Вадим понюхал кусочек дерева и дал Миле.
– Правда! Неужели так долго сохраняет запах? – Мила прикрыла глаза. – Как будто на солнце.
– Как сандал. Из него даже четки делают… А вот еще, – в коробке лежал обрывок полиэстровой тесьмы с пряжкой, – это от маминого купальника. Зачем я его подобрал? Знаешь, я тогда… я помню это… я почему-то подумал, что мы никогда больше не вернемся туда вот так, втроем. Так и вышло. Нельзя так думать ни про что, Вселенная слышит.
Мила молчала, она не утешала Вадима, ведь то время, что прошло, не вернуть. И родители не станут моложе, и жизнь не переменится, уже какая есть.
– А я бы хотела поехать с тобой туда. И посмотреть на Карадаг. Я только на картинках его и видела.
– Крымская филармония в Симферополе, и там моря нет. Я там ни разу не играл. Есть театры в Ялте и в Евпатории
– А зачем тебе филармония или театр? Нельзя так просто поехать?
– Не знаю… Когда? – Вадим собирал ракушки с дивана обратно в стакан.
– В отпуск. У тебя бывает отпуск?
– Нет, я как лев Бонифаций.
Дверь распахнулась.
– А вы что тут сидите? Мы сейчас гулять идем! – В комнату влетела девушка в черном брючном костюме. Темноволосая, с синими прядями в разлохмаченных волосах, сероглазая, востроносая, худая и высокая.
– Это Оля, моя племянница, – представил Вадим
– Здрасте, – девушка то ли неловко кивнула, то ли поклонилась. Она стеснялась своего роста.
– Здравствуйте, – сказала Мила.
– А мы гулять, там музыка во дворе, – объявила Ольга.
– С меня музыки на сегодня вот так, – Вадим провел ребром ладони по шее, – я лучше дома посижу.
– А в фанты почему не пришли играть?
– Да у нас тут свои фанты, – улыбнулся Вадим, заворачивая и укладывая на место свои сокровища.
– А что это, можно посмотреть? – Ольга уже тянулась к коробке.
– Нельзя, это личное, – Вадим закрыл крышку, – много будешь знать – скоро состаришься.
– Ладно, не больно и хотелось. А вот! Тебя тетя Надя зовет. И вас тоже, – добавила она для Милы, сконфузилась и так же быстро, как вошла, исчезла за дверью.
– Переходный возраст, – сказал Вадим. – Пойдем, посидим немного с ними, а потом домой. Ты не очень устала?
– Нет. Это ты устал. Я только боюсь мы собраться не успеем.
– Успеем, Милаша. Если что-то забудем – купим там. Концертное главное собрать.
– Фрак сушить надо. Опять в машине пролежит сколько.
– Здесь есть у мамы еще один, можно взять его на всякий случай, хотя он не первой молодости. В Канаде концертов много, каждый день и с переездами. А ты говоришь отпуск. – Вадим взял Милу за руку. – С тобой мне никакого отпуска не надо. Будет бесконечный Моцарт и ты.
Глава 7
Как ни оттягивал Лиманский этот момент, он все же наступил. И обе его жены – бывшая и нынешняя, а также дочь, отец, мать, любимый педагог, тетушка, племянница и еще несколько близких друзей оказались все вместе за новогодним столом. Было бы смешно, как в старой советской комедии, если бы не оказалось так грустно.
Вадим хотел бы оградить Милу от этого. Он уже сожалел, что, выбирая между спокойствием и душевным равновесием Милы и матери, предпочел Надежду Дмитриевну.
Хотя еще можно было предположить, что все обойдется.
Со стороны все выглядело вполне пристойно. Праздничное угощение: традиционный оливье, винегрет, фаршированная рыба, селедка под шубой и крабовый салат. И соленья, и варенья, замечательный щедрый стол! Шампанское, хорошее вино, коньяк. По телевизору веселый «Голубой огонек», или, как это теперь называлось, «Старые песни о главном».
Мила сидела рядом с Вадимом, с другой стороны от нее заняли места Захар и Ольга, и Мила была им благодарна, иначе оказалась бы рядом с дочкой Вадима. А так с Ольгой сидела ее мать. Старший Лиманский занимал почетное место во главе стола, рука об руку с ним Надежда Дмитриевна, Ирина с ней рядом с торца, за ней Константин и Инна. Таким образом Мила и Инна оказались почти тет-а-тет. В конце стола сидели друзья Лиманских, также незнакомые Миле. Они старались казаться веселыми, но получалось не слишком убедительно. Все понимали, что новогоднее застолье грозит превратиться в противостояние двух жен Вадима, не знали, чего можно ожидать от Милы, но с Инной были хорошо знакомы. Она отличалась прямотой, как говорится, правду-матку в глаза резала.
– Ну что же мы! – Надежда Дмитриевна пыталась разрядить обстановку и с нарочитой активностью сказала: – Вадик, мы уже и проводили, и встретили, так что давайте еще раз поздравим друг друга с наступившим.
– Давайте-давайте, – поддержал ее Травин. – А молодые у нас голодные. Дай-ка я за тобой поухаживаю, Мила, а то пока муж сообразит. – Захар как будто намеренно подчеркивал то, что лучше было бы сгладить и не выпячивать. Создавалось впечатление, что нарочно провоцировал Инну. Но та не поддалась, улыбнулась и подняла бокал с вином.
– Давайте поздравим, Захар Иосифович, с Новым годом!
– Так надо налить, не у всех налито, – засуетился один из гостей, мужчина примерно одних лет с отцом Лиманского, – сейчас мы исправим это. Ты, Вадик, что будешь?
– Минеральную воду, я же не пью. И к тому же за рулем.
– Ну-у-у, в Новый год немножко можно. И никто же не гонит за руль, – настаивал мужчина, – можно и переночевать, места много.
– Нет, мы домой, нам собираться надо в Канаду, – отказался Вадим.
– Вместе полетите? – спросил Виктор Львович, но, вероятно, тут же и пожалел об этом. Инна напряженно выпрямилась, отставила в сторону нетронутый бокал, но промолчала.
– Да, вместе, – спокойно отвечал Вадим. – Что ты будешь? – спросил он Милу. – Давай вот это попробуй, мамино коронное блюдо.
– Может быть, Людмила не любит рыбу, – обеспокоилась Надежда Дмитриевна.
– Нет, очень люблю, спасибо. И винегрет тоже.
Рядом с Вадимом и Захаром Мила почти не нервничала. В конце концов, ну что такого. Здесь Ирина с матерью, никуда от того факта, что у Вадика взрослая дочь, не денешься. Этого Лиманский не скрывал, с самого начала знакомства рассказал, что был женат, и про Ирину, даже и про ее молодого человека. Ну и собрались вместе. Опять нормально, что внучка с молодым человеком пришли поздравить бабушку с новым годом. Ничего страшного. Можно потерпеть или как-то приспособиться.
– А в Монреале ты играешь в новом зале? – продолжал расспрашивать отец. Как только возникла его любимая тема про концерты Вадима – дела семейные занимать перестали. Вадим тоже рад был, что можно уйти в сторону обсуждения гастролей.
– Да, он весь стеклянный снаружи, как аквариум, акустика превосходная, я там уже играл с их оркестром. – Вадим расслабился. Он видел, что Мила в норме, что мама рада, отец доволен. В конце концов, новый год…
– А что кошка, – вдруг вспомнила Мила, – она теперь у вас живет? – спросила у Травина.
– У меня, у меня, такая невозможная! Но вот что удивительно, вылечила меня, – оживился Травин, – у меня бывает по осени плечо болит и шея. Так она приходила каждую ночь и ложилась на это место, – он показал где, – все прошло. Ни за что бы не поверил, если бы на себе не испытал!
– А кошки лечат, – подтвердили сразу и Мила, и Ольга.
– А еще они предсказывают погоду, как барометры, – добавил похожий на Виктора Львовича приятель.
– Кошку хорошо пускать в новый дом, – сказала Ольга.
– Да, в новый дом, – повторила Инна. – Я хочу еще один тост произнести. – Она выжидательно смотрела на Лиманского, но тот не торопился наполнять ее бокал. Это сделал Захар. – Спасибо, – поблагодарила Инна. – Хочу сегодня поздравить Ирину и Костю, теперь уже можно рассказать всем. Они окончательно решили пожениться.
– Поздравляем, поздравляем! – загомонили все разом. Поднялись с мест и со звоном сдвинули бокалы.
Мила заметила, что Вадим взглянул на Ирину с теплотой. И это не было обидно, никакой ревности. Зачем его делить? Дочь есть дочь. И Мила даже не сразу поняла, о чем та говорит.
– Папа так вовремя купил квартиру, я всегда мечтала жить на Васильевском. Ты же не будешь против? – Ирина смотрела на Лиманского, а он молчал. Тогда она подкрепила свой вопрос доводом. – Все равно вы уезжаете. – Было очевидно, что ожидается утвердительный ответ.
– Это было бы разумно, – поддержала дочку Инна.
Жених Константин дипломатично промолчал. Зато Захар чувств своих не скрыл и с осуждением покрутил головой.
– Как вы это удобно решили, а если отец сам там жить собирался?
– Так ведь уезжают все равно, – повторила слова дочери Инна.
– А если у них ребенок родится? – предположила Ольга. – Тогда Людмила будет тут жить, и выйдет семейное общежитие какое-то…
– Ну что ты мелешь, – одернула Ольгу мать, – молчала бы, когда взрослые разговаривают.
– А она права, бабушка Света, – голос Ирины обиженно зазвенел, видно, девушка ожидала, что отец сразу согласится. – Ребенок будет – только у нас с Костей. А что? Тут все свои, почему не сказать? – упредила она комментарии Надежды Дмитриевны. – Кто-то по Канадам разъезжает, а кто-то дома сидит. Кому-то сразу все, как Золушке из сказки все с неба падает, а кому-то…
– Ириша! – попыталась сгладить этот эпатаж Надежда Дмитриевна. Но тут уже заговорила и Инна.
– А Ирочка по сути права. Мы так и просидели с ней в ожидании. До самого развода…
– Договорились, – ответил Вадим. – Ты хоть раз изъявила желание куда-то со мной поехать? – Давняя обида Лиманского прозвучала в этих его словах.
– А ты и не приглашал, – парировала Инна. – И не о нас теперь речь, дети не могут нашу судьбу повторять и начинать жизнь по чужим углам. – Было очевидно, что она уязвлена тем, что Мила едет с Вадимом. Это противоречило здравому смыслу, казалось абсурдным. Всю совместную жизнь Инна открыто сетовала на поездки Лиманского, никогда не сопровождала его ни в одной.
– То есть с тобой они жить отказываются? – Лиманский привычно втягивался в спор с бывшей женой.
– Давайте мы обсудим это потом? – Надежда Дмитриевна не знала, чью сторону принять, умоляюще смотрела на то на мужа, то на Захара, ожидая, что те по старшинству положат конец этому диалогу. Но Виктор Львович и Травин молчали.
– Я уже свой материнский долг исполнила, дочку вырастила, – с расстановкой произнесла Инна. – К тому же Ириша просила тебя позаботиться о жилье, мы думали, что квартира будет на ее имя, но, в конце концов, какая разница, главное, что на Васильевском, как она и хотела.
Мила не знала, что делать! Сейчас она была тут лишней, чужой, мешала всем. Самым правильным было бы встать и уйти. Но Вадим… Или он просто не решается сказать?
А то, что было там, в кабинете, когда он говорил «наш дом», уже не получится. Стало обидно, горько, как будто поманили заветной мечтой, да и отобрали. Кто она такая, чтобы жить в Белой Башне? Но за несколько дней, что провела там, Мила, оказывается, душой прильнула к этим стенам, поверила, что вправду дом.
– Я хочу, чтобы дети были счастливы! – Инна была непреклонна в своем праве.
– И для полного счастья им не хватает только пентхауса? – Вадим смотрел не на бывшую жену, а на Милу. – А я думал, что нужна любовь.
– Ну да, с любовью-то рай и в шалаше, – поддержал Захар. – А без любви и пентхаус не утешит.
– Ну вот что, дорогие мои, – сказал Лиманский, – если уж этот разговор никак нельзя отложить на после праздников, давайте доведем его до конца сейчас. Я действительно не так часто бываю дома. Безусловно, виноват, что недостаточно участвовал в воспитании Ириши и не проследил за ее… – он нахмурился и после небольшой паузы подыскал слово, – …безопасностью.
Мила не знала такого Вадима и подозревала, что и никто еще не знал. А он продолжал. – У меня тоже возникли некоторые вопросы. В первую очередь к Константину. Чем вы занимаетесь? Я имею в виду по жизни. Насколько я помню, в прошлый раз, когда вы жили с моей дочерью, определенных занятий у вас не было.
– Костя менеджер по продажам, – ответила за бойфренда Ирина.
– По продажам чего? – продолжал дознание Лиманский. – Может быть, он ответит сам? – Инна смотрела на бывшего мужа с изумлением, мать с тревогой, Виктор Львович с уважением, а Захар с довольной улыбкой. Ирина готовилась расплакаться.
– Да туры горящие он лохам втюхивает, – нарушила запрет молчания Ольга, – в Онлайн Тревел работает внештатным.
– Костя уже в штате, – тут же встала на защиту Ирина. – И вообще, молчи, папа не с тобой разговаривает!
– Но и не с тобой, а с Костиком твоим, у которого язык к заднице прилип.
– Оля! – воскликнула Светлана.
– Да ладно вам! – Ольга откинула с лица сине-зеленые пряди и потянулась за миской с салатом. – Хорошо, я буду есть. Когда я ем – я глух и нем. А ты, Вадь, спроси еще, сколько он в месяц получает. Ему на квартплату твоего пента не хватит, только прихожую сможет оплатить и жить там, как Бобик на коврике. Все, мням-мням… я молчу, – повернулась она к матери, – и не надо на меня так смотреть, дырку прожжешь.
– Господи, ну что мы в самом деле! – спохватилась Надежда Дмитриевна. – Что про нас Людмила подумает!
– А что есть, то и подумает, – Инна посмотрела на Милу в упор, – главное, что мы о ней подумаем.
– Нет, Инна, – спокойно ответил бывшей жене Вадим, – главное, что о ней думаю я. Остальным лучше думать о себе. – Он вдруг рассмеялся, закрыл глаза ладонью. Мила знала этот его жест – отгородиться от мира. И она сердцем чувствовала, что сейчас Вадиму и не до этого всего, он устал после концерта, а уже послезавтра снова играть. Когда же отдыхать… И почему смеется? А Лиманский вдруг обнял ее за талию и притянул к себе. – Извини, это крайне неприлично, говорить в третьем лице о человеке, когда он сам тут. Вот мы сидим, как в рассказе у Зощенко, помнишь, там было: «Я останусь с Николаем…», только тут другое – «я останусь в квартире…». И ведь так уже все хорошо спланировали, а я взял, да и женился. Картина маслом «Не ждали». Что же мы будем с этим делать? Но они все хорошие люди, Милаша. Это квартирный вопрос их испортил. А так-то высокие отношения.
– Наверно, пойдем мы потихоньку, – очнулись от шока гости. Они хоть и были близкими друзьями семьи, но то, что происходило сейчас, не вписывалось в понятие новогодние посиделки. И чтобы не стать свидетелями событий из частной жизни Лиманских, лучше было поскорее убраться из дома, как сделали более прозорливые.
– Я провожу, – поднялся из-за стола Виктор Львович, он и отговаривать не стал.
– С новым годом вас, с новым счастьем!
– С новым годом!
– Спасибо за угощение!
Гости произнесли необходимый и достаточный минимум вежливых прощальных фраз, Надежда Дмитриевна только молча кивала. Она ушла в какие-то свои мысли. Встрепенулась, когда Инна сказала:
– Наверно, и нам пора, Ирочке теперь надо больше отдыхать.
– Куда же вы! Сейчас еще и метро не открыли, а ты не на машине.
– Ничего, доберемся. – Инна говорила одно, а делала другое, она из-за стола вставать не собиралась, также сидели на месте и Ирина, и Костя. Ждали, что и Лиманский станет отговаривать?
– Они на такси приехали, – пояснила Вадиму мать. – Вадик, ты же можешь? Хотя бы отвези их, тут не так далеко.
– Нет, мама, извини. Я думаю, что лучше еще раз вызвать такси.
– Значит, мы не переедем на Васильевский? – со слезами в голосе воскликнула Ирина, она поняла, что решение отца окончательное, и готова была удариться в истерику. Лиманский жалел ее, но ответил сразу и определенно.
– Нет, Ириша, на Васильевский никто не переедет. Я планирую там жить с семьей и заниматься на рояле.
– Там даже инструмента нет, – скривила губы Инна.
– Это менее серьезная проблема, чем нежелательный младенец, – спокойно отвечал Лиманский.
Он не поддавался на раздражающие факторы.
Инна встала из-за стола, за ней поднялись молчаливый Константин и плачущая Ирина.
– Папа! Тебе меня совсем не жалко?!
– Как раз очень жалко, но помочь я не могу. А воспитывать поздно. Если вы не хотите жить с матерью, переезжайте в коттедж. Места там много, а свежий воздух тебе сейчас полезней городского.
– Угу, – подтвердила Ольга, она исправно ела салат. – А ты чего сидишь, как Несмеяна на пиру? Разберутся они. Давай я тебе положу? Вку-у-у-усно! – предложила Ольга Миле. Она перешла на «ты», и это было именно то, что надо.
– Правда вкусно, – подтвердил Захар.
– Тогда положи и мне тоже, – попросил Вадим. – Или ты собираешься всю миску умять одна?
Инна раздраженно отпихнула стул и пошла из комнаты, за ней Ирина и Костя, который промямлил:
– До свидания, Надежда Дмитриевна. Спасибо.
– Вадик, проводи их хотя бы! – попыталась спасти праздник мать Лиманского.
– Там есть кому подать пальто дамам, – отвечал он, не двигаясь с места.
– Боже мой! Инна, Ириша, подождите! Я соберу вам с собой пирогов! – Надежда Дмитриевна побежала за внучкой и невесткой. За столом остались Травин, Ольга с матерью и Лиманский с Милой.
– Пусть пока в гостевом доме поживут, Захар Иосифович, там они вас не стеснят, – сказал Лиманский, – а дальше посмотрим. Вернусь с гастролей, может, ипотеку им взять?
– Извините нас! В первый раз такое! – сказал он Миле.
– Да, хорошо сидим, – пошутил Захар.
– Это ничего, может, у них еще и сладится, – Светлана подперла ладонью щеку и с тревогой смотрела на Ольгу. Мила догадалась, что думает женщина сейчас не об Ирине, а о своей дочке. Ольга тоже это поняла.
– А чего я-то? Не бойся, ма, в подоле не принесу, нам в школе про контрацептивы все рассказали.
– Оля! – ужаснулась Светлана.
– Ну поесть-то дай, – рассмеялся Лиманский.
– А что? Все естественное – прекрасно, я же не…
– Оля!!! – Светлана с притворной строгостью схватила дочку за цветные космы. – Я тебя сейчас накажу!
Хлопнула входная дверь.
– Ушли, – сказал Вадим, – сейчас я, Милаша. Посмотрю, что там мама…
Он вернулся к своей обычной манере, говорил мягко, нотки раздражения в голосе исчезли.
– А мы телевизор смотреть. Пошли! – Ольга, не дожидаясь согласия, потащила Милу за собой на диван, скинула туфли, забралась с ногами, пощелкала пультом, повысила громкость.
– Садись! Опять «Собака на сене», как надоели! Но это лучше, чем новая «Ирония судьбы». Ты смотрела?
– Да, – отвечала Мила.
– А ты правда в цветочном магазине работала?
– Правда.
Ольга оглянулась на мать и зашептала Миле на ухо:
– А ребенок?
– Какой ребенок? – Мила не понимала, о чем спрашивает Ольга, но отвечала так же тихо..
– Мальчик, который будет учиться в ЦМШа.
– Славик?! Откуда ты знаешь?
– Да все знают, группа Вконтактовская аж кипит. Сама читала.
– Ой, кошмар какой. Это сын моей подруги. – Мила поняла, что не обошлось тут без стараний тех филармонических леди. – Знаешь что, ты Вадиму не говори, пожалуйста. Мы улетим завтра, и это забудется со временем.
– Не, это напрасные надежды. Чтобы кошелки старые сплетничать перестали?! И не надейся.
– Зачем же ты их так? Они Вадима любят.
– А что? Противные, терпеть не могу их! Один раз меня Вадим позвал на концерт, я пошла! Так шипели, как змеи.
– А ты… с такой же прической ходила?
– Нет, тогда у меня красные волосы были, с фиолетовым, и ирокез.
– А музыка? Тебе понравилась тогда?
– Скорпионс, Рамштайн, я по другим тусовкам хожу. Правда, меня пытались учить. Я даже ноты помню. – Ольга завалилась на диван. – Так что не думай, что ты от безумных фанаток Вадима отвяжешься. Заедят!
– Все равно не говори ему пока. Он сердится, грозит их из группы изгнать.
– И правильно. А тебе что, их жалко, что ли?
– Да… наверно…
– А вот им тебя – нет.
– Почему ты так думаешь?
– Девочки, что вы там шепчетесь? Идите чай пить, – позвала Надежда Дмитриевна. Она внесла и водрузила посреди стола большой торт на круглом блюде. – Вот сейчас мы его разрежем. – Никто бы не мог даже догадаться, что десять минут назад она, очищая тарелки и запихивая их в посудомоечную машину, рыдала по испорченному празднику. Но короткого разговора с сыном хватило, чтобы настроение ее изменилось. Следом за матерью вошел и Вадим.
– Сейчас чай! – Надежда Дмитриевна показала на огромный «Наполеон». Было еще много всего, но торт, конечно, оставался королем угощений и гордостью хозяйки. Он был невероятно вкусным! Но сама Надежда Дмитриевна, принимая восторженные благодарности, вдруг опечалилась. И даже рассердилась на «Наполеон». – Из-за него на концерт не пошла! То куры, то коржи, – вздохнула она. – А когда теперь Вадика послушаю…
– Сейчас доем и если смогу до пианино дойти – сыграю, хоть разомнусь, – пообещал Вадим, – надеюсь, соседи хоть сегодня стучать не станут. Все равно никто не спит. Музыка орет везде, и на улице петарды взрывают.
– И то верно, сыграй нам! – поддержал Захар. – Я вблизи послушаю.
– Ну это мне сейчас будет, – сказал Миле Вадим, – вблизи же все ща бемоли* заметны. Хотя Захар Иосифович и с последнего ряда большого зала филармонии ни одного не пропустит.
Перешли в кабинет, расселись. Вадим открыл пианино, но тут Надежда Дмитриевна сказала:
– Подожди минутку, я сейчас. – Ушла, но быстро вернулась. – Так вы врасплох меня застали, ничего не успела приготовить, никакого подарка свадебного… Милу поздравить хочу. Вот, возьми, Мила… это еще мамин. – И Надежда Дмитриевна раскрыла руку. На ладони лежал тоненький золотой браслет с подвеской-лепестком. – Там гравировка, буква «Л», маму Ларисой звали, и тебе подойдет. Носи на счастье.
– Спасибо! – Мила приняла подарок с благодарностью. – Красивый какой!
– Поздравляю вас с Вадимом! Дай-ка я сама застегну, смотри, вот замочек тут.
Захар удовлетворенно переглянулся с Лиманским-старшим.
– И я поздравляю, – сказал Виктор Львович.
А потом Вадим заиграл. И это был безудержно-мажорный вальс Крейслера в виртуозном переложении Рахманинова.
Захар слушал с блаженной улыбкой, а когда Лиманский закончил, первый захлопал, восклицая:
– Браво, Вадик, браво! Это в сто раз лучше всего, чему я тебя учил! Сколько счастья в музыке! Вот она – «Радость любви»*
* ща бемоли – фальшивые ноты (арго музыкантов)
* Радость Любви – Фриц Крейслер – Liebesfreud, вальс в переложении для фортепиано Сергея Рахманинова
После Крейслера вернулись в гостиную, еще пили чай, Захар рассказывал про концерт. Вадим только головой качал и смущался, но не спорил на эмоциональные отступления Травина.
– Нет, ты только вспомни, Витя, – Захар по обыкновению схватил собеседника за руку, – как мы с тобой в первый раз собрались и решали, что делать, как учить этого вундеркинда. Он же меры не знал, от рояля изолировать приходилось! Сутками бы играл. В пятнадцать лет – все прелюдии Рахманинова! И ты мне отдал мальчика, поверил. Даже если бы не было других, одного Лиманского достаточно, чтобы сказать «это мой ученик» и помереть.
– Захар Иосифович! – в один голос воскликнули Мила и Вадим, Травин отмахнулся.
– Нет, правда, нельзя так, – поддержала Надежда Дмитриевна.
– Ну ладно, ладно, тогда гордиться.
– Вот это другое дело, – согласился старший Лиманский. – Я архив собираю, дневник концертов веду. Записываю все. Рецензии, статьи сохраняю на сайт в оцифрованном виде. Вадик еще в школе учился, а о нем уж писали в «Музыкальной жизни».
– Ну все, началось, – тихо сказал Вадим Миле.
– Они все тобой восхищаются, – отвечала она.
– А ты?
– И я…
Мила постеснялась сказать «люблю», но она подумала, что это может быть важнее восхищения. Наверно, Вадим понял. Взял за руку. Надежда Дмитриевна заметила и улыбнулась почему-то грустно. Пальцы Вадима нащупали цепочку браслета на запястье Милы, потом она почувствовала нежное пожатие. Да, Вадим понял…
Не заметили, как и время прошло. Мужчины в кабинет ушли, еще что-то гастрольное обсуждать. А женщины на кухню.
В четыре пары рук быстро справились с уборкой, посуду перемыли большей частью по старинке.
– Пока машинка эта просватается, я три раза и вымою и перетру, – говорила Надежда Дмитриевна, расставляя в пенале тарелки. – Это Вадик мне подарил посудомойку на день рождения. Из Японии привез! Как принесли в дом, я обомлела, страшно подойти было сначала. Она шипит, ворчит, звенит все время, режимы там какие-то. Я испортить боялась. Потом привыкла. Он со всех гастролей что-нибудь нам привозит.
– А мне из Японии макбук привез и графический планшет Маконовский. Я так хотела! Рисовать хочу научиться.
– Рисовать она хочет! Уже хотела гимнастикой заниматься, потом по скалам лазать, теперь вот это, волосы зеленые и железки, а еще и рисовать, – беззлобно начала ворчать Светлана, она стояла рядом у мойки и перетирала чашки.
– Нет, ма, рисовать я по-настоящему хочу, но в планшете, графический дизайн. Это супер!
– Балует тебя Вадим, вот что я скажу. Он как принес подарки – я не хуже тебя, Надя, обмерла! На эти деньги можно полгода жить, а тут… как это… гаджеты. Они же поломаются.
– Нет, фирменные не поломаются. А я научусь! Я на курсы записалась.
– Это же хорошо, – одобрила Надежда Дмитриевна. – Ну, вот и управились. Спасибо, Мила. И… знаешь что, ты прости, вышло несуразно. С Инной.
– Нормально вышло! – Ольга свое мнение и тут решила отстоять.
– Уймись, не спрашивают тебя! Идем, дай людям поговорить, – утащила Ольгу из кухни Светлана.
– О чем уж тут говорить…
Надежда Дмитриевна села за стол, руки положила перед собой. Мила стояла, ждала. Она в этот вечер все молчала, молчала. Не знала, хорошо ли. Вот здесь она, есть, а как будто и нет. Надо же отвечать. И там, за столом, может, надо было Инне ответить. И то сидела, как пробка, молчала…
– Я что сказать хотела тебе… ты сядь… или нет, – Надежда Дмитриевна переставила на столе солонку, смахнула несуществующие крошки, встала, – лучше пойдем, я покажу тебе.
Они прошли в спальню. Надежда Дмитриевна раскрыла шкаф. Там в большом отделении на штанге Мила увидела несколько платьев, они висели в стороне у стены, а в центре свободно – белые рубашки и фрак.
– Я утром расстроилась и рассердилась, что Вадик не заехал, обычно он, когда играет в Петербурге, то все концертное у меня берет и сюда же возвращает. Или сам, или Сеня привозит, друг наш, который с Захаром Иосифовичем. Я в порядок привожу, и до следующего концерта все у меня висит. Вадик всегда во фраке играет, с самого первого фестиваля в Испании, мы тогда шили на заказ, Захар Иосифович сказал, что обязательно надо фрак. – Надежда Дмитриевна поправила вешалки, взялась за рукав, разгладила. – Он не новый уже, Вадик теперь другой купил, а я этот люблю… И рубашки тут его, еще пояса, манишки, бабочки, Вадик в жилете никогда не играет. А вот тут еще рубашки черные, иногда он в них, когда очень жарко. – Она аккуратно заправила рукав, сдвинула в сторону плечики с рубашками, освободила черную шелковую. – Смотри, какая красивая. Это я здесь отыскала, в Галерее на Лиговском. Натуральный шелк.
– Ой, я знаю Галерею, мы там были. Вадим… сапожки мне покупал.
– Как же получилось, что вы… Он мне ничего не рассказывал. Ты прости, что спрашиваю. Я за него тревожусь очень. Вадим все один и один, в такую даль уезжает. Он и в Грузии играл, и в Сирии, и в Луганске. В стороне он никогда не стоит, со школы так и говорить про это не разрешает. Ничего не рассказывает. Я потом узнаю. В Сирии автобус, что перед ними ехал, – подорвался. Господи боже мой, а что делать, что делать? Вадик не отказывается, всегда, если приглашают, едет. И дома я его не вижу, давно уже так, иной раз допускаю мысль неправильную, дурную, что зря его в музыку отдали.
– Разве он смог бы иначе? – Мила понимала, что сейчас эта женщина, мать, как бы поручает ей сына, а что ответить не знала, слова не находились, слезы подступали. Хотелось просто обнять ее крепко-крепко и поплакать с ней вместе. О чем? Да кто же знает… Мила не решилась, смотрела, как Надежда Дмитриевна все перебирает концертные вещи на полке в соседнем отделении. Как будто хочет через них Вадиму защиту материнскую передать, благословение. Вот взяла коробочку с бабочками.
И так Миле захотелось рассказать ей все-все! Но главное, что любит Вадика навсегда, накрепко. И музыку его, и семью, а значит, и Надежду Дмитриевну, и Виктора Львовича, Захара, Олю, даже Ирину и малыша, который родится…
– Мы в Царском Селе случайно встретились и познакомились. В кафе. Я уронила сумку, а он помог собрать… так и… А потом показал мне парк. – Мила покраснела. Она вспомнила со всей ясностью тот осенний день и прогулку и все, что было потом. Единственную ночь, на другой день концерт Вадима и беспросветную тоску последующих месяцев. – А потом он приехал во Владимир и забрал меня. Мы там расписались, за три часа до отбытия поезда, – сказала она, – Вадим торопился сюда на концерт. Потому все так вышло. Вам не позвонили даже.
– Значит, судьба. – Надежда Дмитриевна прикрыла шкаф. – Вот и выходит, что ничего я о нем не знаю. Он молчаливый и в детстве такой был. Все играл, играл, от пианино не оттащишь. Квартиру ту в Пушкине мне жалко, я много лет в ней прожила, думала Ирише оставить, а ей не надо. Они не хотят там, говорят «на выселках», в городе теперь понадобилось. Не знаю даже, что делать теперь, мне Ирочку жалко, но, наверно, Вадим прав. Ему лучше знать, он отец. Мужчины решают, а мы что, только рубашки гладить…
– Надежда Дмитриевна, – Мила всплеснула руками, – я же забыла совсем, у нас в машине кофр Вадика остался. Там все сырое. Думала мы недолго тут у вас, поздравим и домой. Завтра лететь. Во сколько, я так и не поняла. Когда же теперь все сушить?
– Надо сейчас же принести сюда. Может, вы останетесь? Я вам в кабинете постелю, на диване. – Мать Вадима обрадовалась этой идее. – Нельзя же не спать совсем, тем более завтра лететь. А пока вы поспите, я все и высушу, и что там… рубашку постираю, поглажу. Идем попросим у Вадима ключи от машины. На гастролях, может, и второй фрак понадобится. Вы надолго, а где там шить в переездах? Возьмете этот.
– Я даже не знаю…
– Вот вы где! Ольга сказала большие секреты у вас.
– Да какие секреты, Вадик, я Миле показываю твою концертную одежду.
– Как в музее, что ли?
– Ну вот что ты шутишь, Вадик, лучше дай ключи от машины, Мила говорит вы там кофр оставили. Надо его принести.
– Зачем? Мы уже поедем домой сейчас, надо собираться.
– Вадим, а можно мы с мамой все-таки сейчас посмотрим? Я про кофр, принеси его, пожалуйста.
– Зачем, Милаша? Мы же поедем сейчас.
– Надежда Дмитриевна хотела показать мне, как лучше отгладить. Ну это наши дела, очень важные, ты принеси…
– Да, мы посмотрим. – Мать Лиманского с благодарностью взглянула на невестку, окончательно и бесповоротно принимая ее. – И я говорила уже Миле, может быть, вы останетесь, отдохнете? Я в кабинете постелю…
