Текст книги "Пианист. Осенняя песнь (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Глава 8
Тоня пошла на концерт не только потому, что хотела встретиться с Кириллом, ей интересно было, как он играет. Конечно, зал был не такой шикарный, как в Петербурге. И публика не та. И участники концерта ни в какое сравнение не шли с Вадимом Лиманским.
Тоня не много понимала в музыке, зато отлично разбиралась в качестве товаров, по профессии она была товаровед. Так вот то, что предлагала ей Владимирская филармония, едва тянуло на третий сорт.
Может, если бы ей не с чем было сравнить, она бы впечатлилась, а так – скучала, тихонько оглядывала полупустой зал. Наверно, половина, если не две трети публики – это родители тех деток, что выступали на торжественном концерте, посвященном какой-то юбилейной дате школы Кирилла. Он там раньше преподавал. Там же и Зиновий Павлович учительствовал. Везде он поспевает, оно и понятно, есть-то надо. Зиновий Тоне нравился, настойчивый – как взял Славика в оборот. И жестко так, прямо в шоры. Вроде и шутит, а попробуй не выполни.
Но были вещи и невыполнимые. Тоня горестно вздохнула, хлопая очередному участнику, пропилившему на скрипочке длинную и, наверно, трудную вещь. Господи, как же соседи это терпят? А Зиновий говорит надо пианино. Где же его взять? На какие деньги? Говорят, старые негодные чуть не даром отдают, лишь бы вывезли, но такое Зиновий брать не велел. А хорошее стоит столько, сколько Тоня за год не получает, если зарплаты сложить с премиями – и то не хватит. Она нахмурилась и упрямо сжала губы – вот уж нет! Если делать, то как следует. Не в таких чахлых концертах Славик будет участвовать! Раз есть у него способности, значит, есть и надежда в люди выбиться. Вон Милкин Лиманский как сумел, а тоже играет на пианино, или как его там… здоровый этот… рояль. Красиво играет, да. По всему миру ездит, страны видит, зарабатывает хорошо. Точно не в съемной квартире мыкается. Хотя кто его знает, разведен же. Но, если верить сведениям… Тоня про Лиманского гораздо больше Милы знала – интернет шерстила так, что старенький ноутбук трещал и кряхтел, зависая на поисковых запросах и чате сайта, посвященного пианисту.
Тоня и в группах общалась, она там притворилась Эльвирой Ивановой, поклонницей-меломанкой из Великого Новгорода, стесняшкой, которая не может подойти к маэстро, но издали восхищается и благоговеет. Сошлась в комментариях с такими же больными на голову дамами, вроде тех, что сидели рядом в филармонии в Петербурге на концерте Вадима. И пошла писать губерния!
Очень скоро Тоня узнала о Лиманском такое, о чем он сам даже и не подозревал.
Дурочкой она не была – отсеивала явные домыслы и фантазии фанаток от золотого песка фактов. Очень скоро появился у неё адрес родителей Вадима и его бывшей жены, узнала Тоня и про коттедж в пригороде Петербурга. Даже мейл и телефон сисадмина персонального сайта Лиманского. Но что бы она могла сказать?
“Здравствуйте, мы с маэстро встречались в Пушкине”?
Да и не для Милы Тоня старалась. Она прекрасно понимала, что одного слова Лиманского, выпускника все той же ЦМШ, хватило бы, чтобы Славика приняли в школу-интернат и определили в учение к хорошему педагогу. Никакого другого способа, если затрет дело, она не видела. И смысла размениваться на вот такое…
Тоня подавила зевоту и сморгнула сон, навеянный следующим скрипачом-пильщиком. Это все не то. В заключение концерта выступали выпускники разных лет. Вот и Кирилл. Вот он да – и вышел иначе, и сел. Он почти как Вадим, мог бы и в том большом зале в Петербурге играть. И не боится же! Тоня бы в жизни не смогла вот так, одна на сцене. Уписалась бы со страху. А он ничего, играет, пальцы шустро бегают. Красиво… Тоня заслушалась, сон как рукой сняло. Когда Кирилл закончил, она с воодушевлением захлопала, довольная, что знает его, вроде как и причастна. И еще крепче утвердилась в намерении впихнуть Славика в интернат этот московский. По-любому же сейчас сын на шестидневке, только пользы в этом мало, по необходимости он там, потому что не с кем дома оставить. А так бы учился музыке. Готовиться надо… Где же чертово пианино это взять?!
После концерта она дождалась Кирилла, сидела в коридоре, где кассы. Уже и народ весь ушел из концертного зала, даже свет погасили, только тогда Кирилл показался, сначала мимо прошел, когда Тоня навстречу ему встала – узнал, обрадовался и смутился.
– Спасибо, что пришли, я думал, наверно, не сможете.
– Почему? У меня работа заканчивается в шесть, я успевала. А Мила выходная, она со Славиком сидит. Он мне свой концерт закатил, что его не взяла с собой. Может, надо было?
Кирилл и Тоня стояли посреди пустого коридора, охранник у выхода смотрел на них укоризненно, но ждал молча.
– Надо идти, а то сейчас нас тут закроют, – сказал Кирилл.
– Так пошли, что стоим? Мне понравился концерт. Спасибо.
– Тут лучшие играли. – Кирилл пропустил Тоню вперед и вышел из здания следом. Они оказались на пустой площади перед застекленным фасадом концертного зала имени Танеева. Слева в чахлом сквере торчал его бюст на постаменте. Никакого величия, жалкое и убогое зрелище. Снег все не шел, было уныло, холодно и серо. Положения не спасали ни почти собранная искусственная ель, ни иллюминация.
– Скорей бы уже снежок. – Она без энтузиазма глянула на бюст, обернулась на здание и еще раз пробежала глазами афишу. Там были указаны номера Владимирских музыкальных школ, которые принимали участие в фестивале. Все не то… Повидав Петербург, Тоня хорошо понимала это. Наверно, и Кириллу не место тут, мог бы и получше где выступать, а он все учит, учит.
– Давайте я вас провожу? Можно? – спросил Кирилл.
– Да я и сама дорогу знаю. Вы идите домой. Спасибо, что пригласили. – Тоня передумала говорить Кириллу про Лиманского. Сначала собиралась, а сейчас решила – не надо. Пускай они с Зиновием испробуют свои способы, а не получится – тогда она включит свои.
Но Кирилл сам заговорил про Славика, тут уже Тоня не могла уйти. И она была поражена тем, что предложил этот странный молодой человек.
– Понимаете, – убеждал он, – если вы хотите серьезно Славу учить – это одно, а если так, как сейчас говорят – “для себя”, то зачем оно? Для общего развития? Так это чушь. Отнимать у детей время для общего развития того, что они через год наглухо забудут. – Сначала он смущался, потом воодушевился и уже с горячим убеждением продолжал: – Славику заниматься надо дома, каждый день. Часа по два-три. Тогда будет толк.
– Три часа? – воскликнула Тоня. – Да он столько не высидит.
– Он-то высидит, я уверен. Но надо с ним рядом сидеть.
– Зачем? Чтобы не сбежал?
– Нет, – засмеялся он, – чтобы помогать, показывать. А без этого никакого смысла нет отнимать у него время детства. Если вы точно решили, что он будет заниматься, то поймите важную вещь: заставлять все равно придется, даже если он сам хочет.
Они шли в сторону от концертного зала, но не в ту, куда надо было Тоне. За разговором она не сразу и заметила.
– Ой, мне же домой надо. Там Мила со Славиком. Спасибо вам еще раз! Будете выступать еще – позовите, я приду.
– Подождите, Антонина Васильевна, – Кирилл даже отчество её знал, откуда бы… Наверно, Славик сказал. – Мы не договорились о главном.
– О чем?
– Будет Славик заниматься, что вы решили? В ЦМШ готовиться надо.
– Будет, – решительно кивнула Тоня. – Вот я поставлю пианино…
– Поставить недостаточно. Я же сказал – надо следить за его занятиями.
– Ну как я смогу, Кирилл? Я работаю, а даже если бы и ушла с работы, что невозможно, но вдруг бы смогла, то от меня какой толк? Я в музыке этой ничего не понимаю. Славик мне показывает крючки какие-то, говорит: “Вот ноты”…
– Он сам себе придумал, как их выучить! Говорит мне: “Нотки на дереве сидят – пять веток, и у каждой ноты домик свой, как скворечник. Есть на самой ветке, а есть между”. Это же надо воображение какое, он их всех оживил и запомнил. Нота до на добавочной линейке – на скамеечке под деревом сидит, а ре туда-сюда ходит, смотрит! Он их и нарисовал, все в разноцветных колпачках. До – красная, ре – желтая, ми – синяя. Поразительно совпало с цветотональностью Скрябина.
– Ничего не понимаю, – расстроилась Тоня, – кто под деревом ходит?
– Нота ре, – не менее безнадежно отвечал Кирилл. – Антонина Васильевна, а может, Славик пока у меня поживет?
– То есть как это?
– Вместо интерната. Ему даже ближе будет на занятия ходить к Зиновию, и я смогу за домашней подготовкой следить. Я не один живу, с мамой, инструмент дома есть. И комната есть свободная у нас. – Он так настойчиво и быстро говорил, что Тоня и слова вставить не могла. – Платить ничего не надо. Это все потом, когда-нибудь, когда сможете. А сейчас нам его надо до Москвы дотянуть. Он талант, понимаете?
– Это понимаю…
– А пойдемте ко мне, я вам квартиру покажу и с мамой познакомлю.
– В такое время?
– Мы поздно ложимся. Мама рада будет. Посмотрите все сами, и поговорим еще. А то холодно на улице.
– Да, а вы вон без перчаток.
– В артистической забыл, – отмахнулся Кирилл. – А я в карманы суну… Ну что, пойдем к нам? Еще и не очень поздно на самом деле, просто темно.
– Да, почти Рождество, а снега нет и нет… Хорошо, пойдем. Но я даже не знаю, как это у вас Славику жить? Он же баловной у меня.
– Мы с ним хорошо ладим.
Они шли рядом по пустынному в этот час Владимиру, и Тоня удивлялась на странного Кирилла и на еще более странное стечение обстоятельств. И как это столкнуло их? И совершенно не то, что Тоня надумала, выходит, но, может, для Славика так лучше всего?
Кирилл жил не очень далеко от концертного зала, за дорогу Тоня так и не надумала предлога решительно отказать этой странной идее. С одной стороны, как позволить ребенку жить у постороннего человека, которого Антонина едва знала? С другой – Славик в интернате шесть дней в неделю. И нельзя сказать, что воспитатели ему родные. По большей части не любит он их, как и весь интернат в целом. Скучно ему там, бывает и обижают. Вон он как охотно болеет и сидит дома. Разве ребенку объяснишь, что работа в магазине не предполагает выходных? А что в этой московской школе будет? Вдруг ему и там не понравится? Но с ЦМШ, или как там её, капризы не пройдут. Все в один голос твердят, что только там и можно получить настоящее музыкальное образование для карьеры. Тоня все в том же интернете и про школы музыкальные читала. Всего и есть две лучших – в Москве да в Петербурге. Но Зиновий про Москву говорил и Кирилл тоже… Что же это она молчит как сыч, человек в гости пригласил. О чем говорили? За своими мыслями Тоня потеряла ниточку беседы. Про Славика было…
– Я не понимаю ничего в музыке, помочь ему не смогу, даже если пианино куплю.
– Вот и я об этом. С ним надо рядом сидеть, – Кирилл обрадовался, что она не спорит, – а так у нас время есть до весны – подготовим его.
– Но как же у вас жить? Где он спать будет?
– У нас комната есть свободная. Посмотрите сами сейчас, мы почти пришли. Улица Разина, через три дома – наш, – Кирилл вынул руку из кармана пальто и указал вперед.
Они подошли к двухэтажному дому, Кирилл открыл дверь подъезда.
– Нет, я лучше за вами пойду. – В последний момент какой-то страх напал: Тоня, обычно такая смелая, подумала, а вдруг заманивает? Если что – так еще убежать можно.
Но ничего криминального не произошло. Сначала Тоня оказалась на чистой лестнице, потом в лифте и, наконец, перед дверью квартиры. Кирилл открыл, когда вошли, он с порога сказал громко:
– Мама, я с гостьей.
В прихожей было чисто, на полу лежала вязаная дорожка. Тоня первым делом начала разуваться.
– Сейчас я тапочки дам, – засуетился Кирилл, не зная, что вперед – помочь ли ей снять пальто или подбирать обувь. В результате Тоня сняла пальто сама и осталась стоять на ковре разутая. Такой её и застала хозяйка – мама Кирилла. Она вышла из комнаты на голос. Тоне женщина показалась очень пожилой. Полностью седые волосы, худощавая, старчески “усохшая” фигура, глаза за крупными очками…
– Здравствуйте. – Тоня почувствовала себя неловко и начала сожалеть, что согласилась зайти. Мама Кирилла была странной. Смотрела как будто мимо, никак не реагируя. Может быть, недовольна, что Кирилл привел женщину? Неизвестно еще, что подумала…
– Здравствуйте, – голос у матери Кирилла оказался молодым, – Кирюша не предупредил, что у нас гости будут. Я ничего не приготовила.
– А нам ничего и не надо, спасибо, мама. Познакомься – это Антонина, мама Славика.
– Ах, вон что! – оживилась старушка. – Я про Славика все знаю, мне Кирюша все уши прожужжал. Одаренный у вас мальчик.
– Спасибо. – Тоня смутилась, она так и стояла разутая, а тапок все не предлагали. Самой, что ли, брать? Знать бы еще где.
– Ну, вы тут сами, я мешаться не буду. И приходите ко мне в комнату. А я чай поставлю и тоже приду.
– Не надо, я лучше сам все сделаю, мама. А ты иди с Антониной.
Он не сказал Тоне, как зовут маму. И это было бестактно с его стороны. И вообще, зачем в гости тащил? Про Славика можно было и во Дворце культуры поговорить.
Квартира Кирилла поразила Антонину многими вещами. Она казалась огромной: три комнаты – их Тоня прошла следом за хозяйкой; кроме этого холл без окон. Просторная кухня, большая прихожая. В одной из комнат – рояль, почти все место занимал. По стенам два дивана и еще стулья венские рядком, как в концертном зале. В остальных комнатах мебель не современная, похоже на довоенное время, еще и салфетки вышитые везде – на буфете, на спинках кресел. В буфете красивая посуда и безделушки, на подоконниках цветы. А на обеденном столе скатерть с бахромой. Люстры остальному под стать, ковры шаги глушат, словно в другое время попадаешь.
– Тапки так и не дал! – заметил Кирилл, когда Тоня села в предложенное кресло. – Извините! Сейчас принесу.
Тапки-то ладно, а вот что не сказал, как маму зовут, – беда. Сам вышел из комнаты, Тоне надо разговор поддерживать. Хорошо старушка охотно его продолжила.
– Да, Кирюша мне говорил про вашего мальчика, – повторила она, – переживает за него. Он за всех душой болеет, весь в отца. Наш Михаил Кузьмич, царство ему небесное, – мама Кирилла перекрестилась, – тоже преподавал. Профессором университета был, мы думали и Кирилл физиком станет, продолжит семейную традицию. А он вот в музыку пошел. Тогда еще не было такой моды – мальчиков учить на пианино, все удивлялись, зачем нам это, а я сказала: “Нет! Никакой физики, раз ребенок хочет быть пианистом – пусть будет”. Хотя, – она махнула рукой и засмеялась по-доброму, так, что морщинки разбежались к уголкам глаз, – что там можно было понять в его возрасте. В пять лет. Но муж меня поддержал, так и сказал: “Тебе, Ксения Николаевна, лучше знать. Музыка так музыка”. Он сам и дома почти не бывал, пропадал в институте.
То ли ненамеренно, или так деликатно она представилась Тоне. Значит, Ксения Николаевна. А у Кирилла отчество Михайлович – запомнила Антонина.
Тут и Кирилл вернулся с тапками.
– Вот, пожалуйста, – он нагнулся и положил их перед ней. – Извините. Гости у нас редко бывают.
– Да, очень редко, – подтвердила Ксения Николаевна. – Ты иди чайник поставь, а мы тут с Антониной сами.
Тоня заметила, что Кирилл как будто усомнился, не сразу пошел исполнить то, что мать просила. И смотрел на неё с тревогой. Почему? Тоня отметила его беспокойство, а чем вызвано, понять не могла.
Она догадалась потом, когда Ксения Николаевна провела рукой по стеклянной дверце буфета, нащупывая ручку, открыла и так же на ощупь достала чашку с блюдцем. Подошла к столу и поставила мимо.
– Ах ты господи, уронила! – воскликнула она, нагнулась с трудом, встала на колени и начала шарить рукой по ковру, натолкнулась на ножку стола. Тоня очнулась и кинулась помогать.
– Ну что вы, Ксения Николаевна, она не разбилась, откатилась в сторону. Вот. И блюдце цело. Давайте я вам помогу… – Тоня поставила чашку на стол и начала поднимать маму Кирилла. Он как раз вернулся в комнату, сразу понял, в чем дело.
– Ты, мам, садись, я сам все сделаю, ладно?
– Хорошо, хорошо, иди, я ничего больше трогать не буду. – Ксения Николаевна подошла к креслу и до него дотронулась, проверила.
Она все проверяла руками. Слепая? Подтверждая догадку Тони, Ксения Николаевна сказала:
– Всю посуду в доме перебила уже, ничего не вижу. А операцию делать нельзя, сказали – никак нельзя. Вот и живу… Кирюшу мучаю. Разве бы он тут сейчас был? В школе преподавателем сидел бы? Он же у меня так играет, вы не слышали?
– Сегодня в первый раз услышала! Так хорошо!
– Он и занимается хорошо, детей любит, и его все в школе уважают, хоть и молодой еще. А все-таки он мог бы выступать. В Москву надо было на конкурс… Чашку надо помыть… – Ксения Николаевна хотела встать, но Тоня упредила её.
– Я отнесу на кухню, вы не тревожьтесь.
– Вот и Кирилл все “не беспокойся, не делай, не переживай”, а я не привыкла на одном месте сложа руки сидеть. Разве это жизнь?
– А вот не скажите! Я, бывает, на работе так натопчусь, что только бы и посидеть дома. – Тоня не стала заострять разговор на отрицательном. Ксения Николаевна покивала, задумалась.
– Да, по молодости мы ничего не понимаем. А когда приходит разум, тут уже и сил нет, чтобы сделать все правильно. Разве я не понимаю, что Кирюше обуза, он бы иначе жизнь свою устроил, а так…
– Вот что вы говорите, Ксения Николаевна! – возмутилась Тоня. – Как это мать сыну обуза? Вы такими словами и его обижаете! Давайте я лучше пойду чашку мыть!
На кухне Кирилл резал хлеб и делал бутерброды. Он уже разложил часть на тарелке. Тоня поймала себя на мысли, что дома Кирилл выглядит гораздо моложе. Скромный, русоволосый, глаза задумчивые. Красивый, высокий, наверняка девушки заглядываются. Только он же ведь мать не оставит, а девицы теперь такие, что старушка в нагрузку им не нужна. Квартира, конечно, хорошая, просторная, но слепая свекровь не бонус. Вот почему Кирилл один. Тоня все удивлялась. Теперь все ясно стало, а то она думала, мало ли что.
– Ксения Николаевна просила чашку помыть.
– Да, хорошо.
– Так я и сама могу. Можно? – Тоня спросила для приличия, а уже и кран повернула, пустила воду.
– Спасибо. Мама плохо видит, но в остальном у нас тут нормально. И комната есть свободная, Славик сможет отдельно спать.
– Не знаю, Кирилл, я должна подумать. Неожиданно все это.
– Это необходимо, поверьте! Если сейчас не начать – время упустим и…
– И что? Не получится вундеркинда? – Тоня домыла чашку, поставила на стол, присела на табурет. – Я тоже про это разное думаю. С одной стороны – способности, а с другой – вдруг не повезет, не станет Славик выдающимся.
– Станет! Если вовремя начать его учить как следует, – не дал ей развить сомнения Кирилл. – Идемте в комнату, что тут на кухне? И мама забеспокоится.
– Хорошо, потом поговорим. Вон чайник уже закипел. В комнату его тоже нести?
– Да, я сам возьму.
– Тогда я бутерброды, – подхватила тарелку Тоня.
Чай пили по-семейному, и на самом-то деле Тоне у Кирилла и Ксении Николаевны нравилось. Не чувствовала она в этом доме ничего дурного. По уму сразу надо было соглашаться, подселить им Славика, пока люди не передумали, ведь помощь предлагают. Но не поворачивался язык сразу ответить “да”. Что держало – непонятно.
Тоня слушала рассказы мамы Кирилла про то, как он был маленьким и учился музыке, как совершенно случайно его способности обнаружила незнакомая женщина в автобусе.
– Мы ехали из центра, как сейчас помню, дождик шел сильный. И Кирюша давай напевать считалку детскую про дождик. Я запрещать не стала, никто из пассажиров не возмутился, значит, не помешало им. А ребенку если хочется, так пусть поет. И вдруг женщина, сзади нас которая сидела, и говорит: “У вашего мальчика хороший слух. Надо музыке учить”. Я спрашиваю: “Как же учить? У нас в семье никого нет музыкантов”. А она: ”Ведите в музыкальную школу к Зиновию Павловичу. Скажите, что от Суриковой Надежды Константиновны”. Я же не знала тогда, а она, оказывается, кем-то в отделе культуры была. Важным работником, вроде заместителем начальника.
Ксения Николаевна рассказывала увлеченно, было ясно, что дома ей поговорить не с кем: гости не часто, а Кирилл на работе. Но что заметила Антонина – Кирилл мать не затыкал, многословия её не стыдился, слушал спокойно и внимательно, хотя наверняка в стопятисотый раз все это повторялось. Есть такие “семейные истории”, которые всегда рассказывают вновь прибывшим гостям и друзьям семьи. Обычно истории эти с годами обрастают удивительными подробностями. И все этому верят, даже те, с кем истории происходили на самом деле.
– Я и повела, – продолжала Ксения Николаевна, – а там уж мне все рассказали, что необходимо сделать. Сначала на скрипке хотели, пришли к педагогу, а там в классе пианино стояло. Кирюша как увидал – и сразу, без разрешения даже, к нему. И давай клавиши нажимать, так у него выходило хорошо, как будто он уже умеет играть. Я удивилась. А Зиновий Павлович, он тогда молодой был, да, так он сказал, что у Кирюши слух абсолютный и играть можно учиться на любом инструменте. И спрашивает Кирилла: “Ты на каком бы хотел? Давай я тебе покажу, какие бывают”, а мой-то: ”Нет, не надо, я уже выбрал”, и на пианино показал. Так и пришлось нам с отцом инструмент покупать. Рояль не сразу, конечно, появился, сначала пианино было. А рояль потом, когда ясно стало, что Кирюша у нас пианист. Так и пошло. А про Славика вашего Кирилл рассказывал…
Тоне было неловко, что Ксения Николаевна с ней на “Вы”, но просить перейти на “ты” она не решалась, боялась обидеть. Да и не знала, как у них в семье принято. Бывает, что и дети с родителями на “Вы”.
– Да, про Славу, – обрадовался Кирилл, что можно вставить слово, – я уже все рассказал Антонине, что можно мальчику у нас пожить.
– У нас? – переспросила мать Кирилла, и Тоня поняла, что он еще не обсуждал это.
Ну вот, сейчас откажет, и говорить будет не о чем. А и лучше так, не надо Славику в чужих людях за ради бога приживаться. Заплатить как следует Тоне было нечем, в интернате мальчик жил почти бесплатно, по какой-то социальной программе его пристроили и из бюджета за него доплачивали. Конечно, там не сахар медовый. И со слезами Славик приходил, и с синяками. Но терпели все это, как иначе? Работать Тоне надо было, чтобы и за съемную квартиру платить, и ребенка обувать-одевать. И на выходные забирать Славика, кормить его хорошо, гулять с ним, ездить. Пусть не часто, но Тоня старалась. Вот и в Петербург также поехали в основном из-за Славика, ему для развития.
Кольнула Тоню обида. Не зависть – нет, а скорее злость на саму себя, что не может она сыночку обеспечить хорошей жизни. Как ни бьется, а, например, вот такой квартиры просторной нет у них, Славик про свою комнату и не мечтает даже. Живут они в вечном опасении, что квартирный хозяин передумает да и скажет съезжать. Нет дома. И когда появится? Никогда! Так и будут мыкаться. И кем Славик станет при такой жизни? Если бы попасть только в ту ЦМШ. Тоня бы все сделала, чтобы Славик там хорошо учился.
Она сидела, разговаривала с Ксенией Николаевной, потом смотрела альбом с фотками. Потом помогала на кухне Кириллу помыть и перетереть посуду. А параллельно все думала, думала… про свою жизнь.
Несуразную, несчастливую и, наверно, несостоявшуюся. Кто она есть? Продавщица. И то еще хорошо, что не алкашка подзаборная, какой её мать стала. А отец… Кто его знает, где он теперь. Может, освободился, а может, и на зоне сгинул. Между всем этим, своей той страшной детской жизнью и всем, что потом было, Тоня поставила могильный крест. Нет, она не считала себя сиротой. Мать у неё была, как могла родила и первое время, наверно, заботилась, иначе бы Тоня и не выжила там, на зоне. Дочка поварихи и зэка.
Вот такая история рождения. А кто их знает, может, и любовь была, а может, по пьяни настрогали. Но затянуть себя в этот омут Тоня не дала, вырвалась, вывернулась, пробилась. Училась хорошо, круглой отличницей была, поехала потом поступать в колледж, на медсестру хотела. На зоне врачи жили лучше всех, не считая начальства, конечно. Но с медициной не срослось, не так просто оказалось. И люди отговорили, что зарплаты маленькие, устроиться хорошо не всем удается. А вот куда-нибудь в торговлю… И Тоня пошла учиться на технолога. Колледж окончила с отличием, в институт поступила легко. Жила в общаге, блюла себя строго.
Не была она гулящей. И Славик – это не случайный плод временной связи. Тоня думала, что отец Славика на ней женится. Бывает и молодые семьи и живут и жизнь строят. Но не в её случае, у Тони так не вышло. Она яркая была, красивая, от ухажеров не отбиться, под окнами стояли, с танцев провожать – так дрались за право. И был один… Петя Темерев. Имя не важно теперь, разве что Мирослав у неё Петрович.
От сына она не скрывала, что да, отец есть, но жить вместе не получилось. Не врала она Славику про героя-летчика или пограничника, который погиб при исполнении. Ничего он не погиб. Живет где-то. Тоня его и знать не захотела после того, как родители, потенциальные свекр со свекровью, явились к ней в общежитие спасать своего бедного мальчика. Узнали, чья дочка Тоня, кто-то добрый им напел. С другой стороны, лучше так, чем потом бы вскрылось. Врать она не любила, когда Петя спросил, правда ли, что отец её сидел за убийство, она отпираться не стала. Сама историю эту знала смутно, но врать не сочла возможным, думала, что у них с Петром любовь.
Ребенка оставила, хотела она малыша. Не понимала, насколько будет тяжело, но если бы понимала – все равно бы аборт делать не стала. Считала убийством. Странная мысль в ней сидела, что если отец её убил, то ей надо человека родить – тогда и простится. И на ней отцовского греха не будет.
И как будто там наверху услышали её! И родила легко, и как-то находились и люди, кто помогал, и работа, чтобы жить. Работы она не боялась, с Милой познакомилась на прополке скверов. У Милы такая была практика студенческая, а Тоня подрабатывала почасово. И жилье они тогда вместе сняли, с тех пор так и остались вместе. Пусть временное, но не бомжевали же! У Милки тоже жизнь не заладилась, хоть и был муж, а толку-то? В каждой избушке свои погремушки…
Тоня вздохнула, прогнала воспоминания. Знал бы Кирилл, кто она да что, может, и на порог бы не пустил!
Она вытерла последнее блюдце, можно уже отнести чашки с блюдцами в буфет.
Решение, что со Славиком будет, так и не пришло. Вернее, решение само собой напрашивалось, как будто судьба вела, но Тоня боялась! Казалось ей: согласиться – это отдать ребенка в чужие незнакомые руки, а ведь кроме Славика никого у неё в жизни!
Вдруг накатили дурацкие слезы. Тоня кинулась в ванную, пустила холодную воду, умылась, справилась с собой. Вернулась на кухню, а там, оказывается, её Ксения Николаевна поджидает.
– Я все перемыла и перетерла, Ксения Николаевна, – сказала Тоня. Она решила, что мама Кирилла за этим пришла на кухню. И ошиблась, мама Кирилла тут же опровергла её предположения.
– Я давно уже не мою, Кирилл сам управляется. От меня толку мало, скорее перебью, чем по местам расставлю. А помощницу я ему нанимать не позволяю, боюсь.
– Чужого человека в доме?
– Да, всякие случаи бывают, по телевизору часто показывают. Придет такая в дом, вотрется в доверие, а потом и вынесет все. Или того хуже, отравит клофелином, а завещание подделает.
– Ну что вы? Это все телевизионщики нагнетают. – Тоня еще раз осмотрела кухню и убедилась, что все в порядке. – На самом деле агентства есть, там проверенные люди работают, кого попало не пришлют. Вам бы легче было. И дома не одна.
– Нет, ты не знаешь… Ничего что я так по-свойски? Не обижаешься?
– Ну что вы, Ксения Николаевна!
– Это хорошо, ты простая, без вывертов. Люблю таких. Теперешние девицы все строят из себя. О чем я говорила?
– Что я не знаю…
– А, да-да, ты не знаешь, а я пообщалась уже с патронажными девушками, к нам две прикреплены, а толку от них никакого. Торопятся вечно, им главное подсунуть мне тетрадки свои на подпись. Я один раз в лупу рассмотрела. Ой, там чего только не написано. Что меня и переодевают, и моют, и разогревают еду, и кормят, уборкой занимаются, даже что мусор выносят. И за это за все я расписаться должна, иначе они не получат за меня деньги. Они за каждый адрес получают.
– Как же так, – возмутилась Тоня, – ничего не делают, а деньги получают? Зачем они вам?
– Ну, как тебе сказать. А если экстренный случай? Вдруг Кирюша уедет куда? Или, не дай Бог, приболеет и не сможет, например, в магазин выйти, в аптеку? Тогда уж я позвоню им и попрошу булки принести, молока, лекарств.
– Вы лучше мой телефон запишите, если что – я приду и все сделаю.
Тоня и не подумала, что её предложение можно истолковать по-разному: и как искреннее желание помочь, и как попытку набиться в подружки к Кириллу.
Она так сосредоточена была на Славике, что об этой стороне отношений с молодым человеком и не думала. А ведь он не ребенок.
С тех пор как вся её романтическая любовь развалилась, Тоня про мужчин и не думала. Ни о близости, ни о новом браке. И кто бы взял её – бесквартирную да с ребенком?
– Я запишу, обязательно. Мне Кирюша много про тебя рассказывал.
– Про меня? – Тоня удивилась. – Что про меня говорить? Вот про Славика…
– Он и про Славика говорил. А ты садись. – Ксения Николаевна и сама, опираясь обеими руками о стол, уселась на табуретку. Из кухни мама Кирилла уходить не собиралась.
Тоня села напротив. Она не знала, насколько Ксения Николаевна осведомлена о планах Кирилла насчет Славика. Подозревала, что и сам он решение принял спонтанное, когда предложил ей поселить Славика у них. Мать, конечно, и не спрашивал. А если так, то что тогда Ксения Николаевна сейчас про неё думает? Что она девушка Кирилла? Знакомая? Ну не невеста же, с ребенком…
И снова червячок сомнения заворочался: стоило ли приходить, какой во всем этом толк? Никогда Ксения Николаевна не согласится. Ни Славика принять, ни саму Тоню…
– Мне Кирюша много рассказывал про Славика, а про тебя совсем ничего. Как вы познакомились?
– В клубе, во Дворце культуры, или, как сказать, на работе у Кирилла. Мы с подругой там выставку делали, я с собой Славика брала, он на сцене баловался, в рояль тыкал, а Кирилл услыхал. Так и познакомились. Я не очень и хотела.
– Почему же? Кирюша чем-то не понравился? Он скромный, да, мало с девушками общается.
Ну точно! Так оно и есть – Ксения Николаевна думает, что Тоня потенциальная подружка. Выспрашивает. Значит, надо раз и навсегда с этим покончить. А для подготовки Славика другие пути найти, может, учителя нанять по музыке. Не дороже денег, если поднапрячься – справиться можно. А приходить не надо было! Вот не зря же ноги не шли сюда.
